— Славно поработал! — проскрипел Зембус, погнулся направо, налево, от избыточного энтузиазма ажно назад отклонился, словно мастер китонского фунг-ку, чуть не коснувшись затылком пола, сам еле выправился. — Эх, а я-то доселе полагал себя парнем, не чуждым дара целительства! Долго ли учиться твоему умению, уважаемый?

— Я двадцать лет положил, — выдохнул священник замучено. — Только какой же бог тебе пошлёт свою благодать? Ты рожу-то свою видел в зеркале?

— Рожа для джигита не главное, — вдохновенно срезал Хастред. — Ибо нет ничего горячей, чем огонь в твоём сердце! Валяй, шаман, обучайся! Только уточни сперва, сколько будешь оклёмываться после каждого исцеления.

Жрец стрельнул в его сторону взором, в коем странным образом сочетались хмурость и одобрение.

— В корень зришь, хотя и волосатый! Мне теперь неделю сил набираться, лежать в келье, питаться бульонами, не поднимать ничего тяжелее святого символа, единственно чем себя утруждать, так это молениями Далзиму Исцелителю, а нашим юным послушникам приспела великая задача на смирение и жертвенность — выносить судно, дабы не утруждать истинного ветерана походами к отхожему месту!

— Пошли-ка быстрее гномов перебьём, — передёрнулся Чумп. — Пока наш ветеран от нас такой же жертвенности не востребовал.

— Бульонами, говоришь? — уточнил Вово в великой задумчивости.

Генерал на секунду прервал свои черпания из сумки.

— А почём будет стоить излечить этого от прожрушничества?

Казначей озадаченно почесал нос, подошёл поближе, потыкал Вово кулаком в живот. Кобольд перенёс такой подход стоически, хотя и округлил глаза в полном ужасе. Сам-то он не испытывал ни малейшего желания распрощаться со своей единственной хорошей привычкой! Даже если всесторонне авторитетный генерал объявляет её вредной.

— Монет, пожалуй, тридцать, без гарантии, — объявил казначей. — Надёжнее будет за пару сотен. Намного надёжнее.

— Сам возьмёшься?

— Нет, это не по нашей части. Это тебе к Ликвидаторам. Они его сразу от всех проблем вылечат. От обжорства, винопития, а уж сколько воздуха сберегут, который он бы иначе мог перепортить!

— И вовсе я не винопью! — обиделся Вово. — В смысле не винопийствую А что до воздуха, так скажи ещё, что вы, лысые, никаким конфузам не подвержены…

— Где ж тех Ликвидаторов добыть, — пригорюнился генерал. — В Нейтральную Зону, что ли, за ними переться? А местная шпана ему на ползуба.

— Считай, что тебе повезло. Как раз сегодня с утра прибыл отряд Ликвидаторов.

Панк неопредёленно хмыкнул. Шутки шутками, а вот усилить свой немногочисленный отряд отрядом высококлассных наёмных убийц на первый взгляд казалось идеей неплохой. Правда, он бы с большим энтузиазмом отнёсся к отряду кадровых военных, будучи воином до мозга костей сам. С другой же стороны, Ликвидаторы, в отличие от представителей многих конкурирующих кланов, всегда славились железной дисциплиной, а также умением не только бить из-за угла в спину, но и сходиться лицом к лицу даже с сильными бойцами, если именно это было оговорено контрактом. Среди них можно было встретить как именитых воинов, так и бывших бойцов воровских гильдий, как аристократов, вынужденных забросить светскую жизнь, так и разочаровавшихся в жизни философов. То немногое, что их объединяло — общий тщательный подход к делу, верность контракту до последней буквы и отсутствие какой бы то ни было щепетильности в заказах, — давно сделало сей клан одним из самых популярных на своём поприще. Как следствие популярности — выросли и цены. Зачастую Ликвидатор просил и получал за свои услуги такие деньги, что бывалые рубаки вроде генерала долго завистливо сопели и лупили себя кулаками по коленкам — и сам бы не отказался, за такие-то деньжищи всего-то на мечах выйти против какого-то олуха, каких в своих воинских кампаниях всё равно валишь без счёта. Однако же ему не предлагают, вот пойти за триста миль вшей кормить да гибнуть под стрелами организованного враждебного элемента, и всё за скромное денежное довольствие — это сколько угодно. Ну, как бы не больно-то и хотелось, ага. Интересно, почем будет заказать этой братии гномскую бороду?

Тем временем обессилевшего жреца двое послушников увели под руки куда-то в низкую дверь в глубине храма. Вместо него явились трое других, двое помоложе, третий, напротив, явно матерый, длинный как жердь. Этот сразу отхватил себе Чумпа, заставил вертеть лицом так и эдак, безжалостно потыкал пальцем в пузырившееся месиво, покривился, долго щурил то один, то другой глаз.

— Что, помру? — не выдержал наконец ущельник.

— Непременно, — отозвался невозмутимый священник. — В истории случаев гоблинского бессмертия пока не отмечено.

— А как насчёт бессмертных далзимитов?

— Был один показательный случай. Преуспевший в искусстве целительства далзимит во время нападения на храм был смертельно ранен стрелой в сердце, однако сумел заживить свою рану.

— И чего, жив и по сей день? Канонизирован и гребёт золото лопатой, чего и вам желает?

— Не совсем. От перенапряжения при исцелении два дня ещё помыкался и преставился. Но случай реально показательный.

— А рожу чего изучаешь? Поможет, если опишу ту сволочь, что так плюётся, или какие ощущения в месте ожога?

— Да на кой мне? И так исцелю. Это я вспоминаю, где мог тебя видеть.

— У тебя личная сокровищница есть?

— Нет. Не за деньги работаю — служу Далзиму в воздаяние за спасение в детстве от оспы.

— Тогда мы однозначно незнакомы. Нету, так сказать, точек пересечения интересов. А на круизах по Китонскому морю я никому не мог запомниться, потому что всю дорогу провёл в трюме, печально поглощая сушёную тараньку.

Долговязый мастер покачал головой с сомнением, наконец наложил длань, под ней ярко полыхнуло синим, даже глазом схватить не удалось момента, когда с гоблинской физиономии слезла пузырчатая масса — только еле заметный красноватый отпечаток ладони остался на щеке. Жрец довольно хмыкнул.

— Это сойдёт через денек. Тараньку, говоришь? А не ты ли уволок целую охапку штанов братии, вывешенных для просушки, года эдак два тому?

— А они с кружевами были? — немедленно отвлёкся от своих размышлений генерал. — А почём будет, к слову о птичках, вылечить кой-кого от тяги к кружевам? Или с этим тоже к Ликвидаторам?

— С этим в лес, — наставил его казначей.

— За гзурами?

— Ну зачем так сразу. Просто за хворостиной.

— Можно эксперимент провести. — Чумп ощупал физиономию, радостно заулыбался. — Уф, я-то уж боялся, до кости проест, зубы наружу выпадут, только бульоном потом питаться, хоть в жрецы подавайся. Так вот, эксперимент — вы все мне отдаете свои штаны и смотрите, буду ли я с таким грузом похож на коварного похитителя.

— Да ты и так похож, — возразил жрец резонно. — Если штаны сгребёшь — попросту именно он и будешь.

— Умён, — признал ущельник, поскрёб в затылке, внезапно озарился широкой ухмылкой. — И сколько ж штанов прохлопал, пока обрёл такую умность?

— Четыре комплекта, — признался священник покаянно. — Теперь видишь, в каких тряпках ходим… Верховный жрец посчитал, что на штанах разоримся, какие деньги ни ломи за труд.

Молодые жрецы на балабольство не разменивались — нахмурили лица, нарочито нагоняя серьёзный вид, и принялись за работу над рукой Хастреда и плечом Зембуса. У этих пламень тёк едва ли не реками, но с куда меньшей эффективностью. Правда, Хастредова лапища сразу перестала ныть, словно бы погруженная в прохладную жидкость, а в плече друида, напротив, проснулась оглушённая дровийским ядом чувствительность. Жрецы старались, усердно сопя и морща носы.

— Зачёт, что ли, отрабатываете? — догадался опытный книжник. — Чего ж шпаргалок загодя не наварганили?

Лечивший его бритоголовый покраснел до самого ворота туники, и Хастред тяпнул себя за язык, сообразив, что выдает собрата-студиозуса, тот явно шпаргалками не пренебрегает, а что ему они не видны, так на то и дисциплина незнакомая, эти вот лысые тоже хрен бы что прочли на его рукаве, покрытом на экзамене по логике убористой феаноровой скорописью. А уж какие шпаргалки используют на проводимых генералом тестах по владению оружием, так и вовсе страшно подумать.

Студенты напряглись, и дела у них помаленьку пошли на лад. Осыпалась хрупкой бурой крошкой запёкшаяся на руке Хастреда кровь, на месте раны остался грубый толстый зудящий шрам — его убрать юный священник уже не осилил, отдуваясь, осел на скамью. Зембусов жрец оказался, видимо, поспособнее, остался стоять, с гордостью соскрёб выступившую на месте раны зелёную плёнку и с пальца показывал её длинному, не иначе как преподавателю.

— Вижу, вижу, — кисло отозвался тот. — Мог бы и поаккуратнее, вот ведь молодежь пошла, молодые да ранние, ни шиша прилежания. Закончили, что ли? Этого… — Он прицельно обвёл взглядом негабаритного Вово. — Гм, да он сам нас всех вылечит, а потом догонит и сызнова заставит скорбеть всеми фибрами… Чему там болеть-то?

— Меня ещё, — генерал вдруг нахально и даже, пожалуй, грубо подал жрецу под нос свой массивный кулак. Священник, нимало не смутясь, накрыл его ладонью, под пальцами коротко вспыхнуло. Панк с любопытством уставился на исцелённую конечность.

— Пользительно! Вот, помню, по молодости с орком сцепился, потом две недели рядом в лазарете отлёживались, так у тамошнего лекаря самолучшее лекарство было — возьми топор, остуди в холодной воде да прижми к опухшей местности… Так и проживали жизнь, лежучи напротив друг друга кажинный с двумя топорами в руках, народ зайти в лазарет боялся, всё толпились у входа и ставки делали, кто первый топор метнёт! Эх, было время…

Жрец снисходительно фыркнул, оглядел последовательно каждого, на мгновение взялся за Хастредову голову и пропустил промеж рук синюю искру, отчего шевелюра книжника немедленно встала дыбом. Вернулся к генералу, упёр ладонь ему в грудь, скривился, жестом велел снять кольчугу. Генерал, хоть и горазд был задраться с любым без разбору, про себя всегда робел перед технической интеллигенцией, так что послушно начал стаскивать ремни перевязи, запутался сперва в них, потом в кольчуге, подопечные шумной гурьбой бросились на выручку, тянули и дёргали, мешая друг другу, ежели так Хундертауэр брать, мелькнула паническая мыслишка, то никаких защитников не надо — сами друг друга подавим насмерть на дальних же подступах, один Вово и выживет, вон как ногу отдавил, словно крайдерский мамонт, да и он долго не протянет, ибо жратва скоро кончится, сколько ни возьми… Генерала раскачивали, кантовали, пихали, где-то рядом (с казначеем) раз за разом извинялся за свою невообразимую неловкость Чумп, Вово отдавил для комплекта и вторую ногу, дальше на нём и поеду, постановил Панк находчиво. Где это видано — начальству ноги топтать? Небось не на танцах у Наместника.

Кольчугу совместными усилиями стащили — как ещё не порвали в клочья, с таких бугаев станется. Чумп топтался с настолько честной рожей, что генерал машинально проверил свою цепь. Вроде на месте, но на будущее надо бы по традиции позорных хумансов перевесить на шею, оттуда стащить сложнее. Зато можно при известном навыке придушить той же цепью и уволочь не только её, но и кошелек с сапогами. В такой компании никакие предосторожности лишними не назовёшь. Лучше вовсе за голенище затолкнуть, намотав на ногу вроде портянки. Кому важно, и там разглядит.

Жрец вновь упёр ладонь в бочкообразную гоблинскую грудь, прикрыл глаза и выпустил короткий всплеск синего огня. Панк осторожно крякнул — лёгкое покалывание на мгновение заполнило весь его обширный организм, растеклось по сосудам и мышцам, вроде бы растаяло без следа, но с собой прихватило и нытьё в подреберье, и колотьё в боку, и общее утомление, зато вызвало желудочный спазм и краткий прилив интеллектуальной активности. Генерал как раз успел подумать: «Ну а, по большому-то счёту, чего к гномам привязался? Давно же пора на покой, всё равно ж не вернусь в Хундертауэр на постоянное проживание, вот ведь собака на сене, ни себе ни гномам…» — и даже, наверное, высказал это вслух, потому что Зембус рядом испуганно гаркнул:

— Эй, что сотворил? А ну сделай как было!

Священник, видимо, и сам понял, что перестарался, провёл по генеральскому лбу другой рукой, и Панку немедленно полегчало.

— Вот теперь можно и гному дать в сани! — сообщил он в пространство.

— Теперь похоже, — признал бдительный друид. — Ну, спасибо, что уважили. Пойдём-ка мы отсюда, пока вы переделывать не начали. По своему опыту знаю — опосля переделывания обычно костей не соберёшь.

— Верно! — подхватил генерал, распираемый свежими силами. — Были в моем отряде как-то раз два костоправа — на дух друг друга не переносили! Вот одному бедолаге взялись лубки на сломанную руку накладывать, так шесть раз ломали граблю, ибо каждый уверял, что, мол, второй кость сложил неправильно. Эх, невезуха выпала тому кренделю, а как ему это надоело — так и всем остальным её хлебнуть довелось, поскольку взял он второй, целой, рукой булаву да так обоих отпендюрил, что пришлось их на постой в попутной деревеньке оставить, а без костоправа вообще воинству на марше ох как тяжко…

Гоблины похватали свои гобиссоны и доспехи, Чумп устремился к выходу впереди всех, обеими руками поддерживая внезапно потяжелевшие штаны. Генерал какое-то время глядел ему вслед, мучительно соображая, как это так ущельник ухитряется прибавить весу в штанах не где все нормальные… ну хорошо, пусть очень несдержанные… гоблины, а где-то сбоку, в области карманов. Потом сопоставил Чумповы затруднения с казначеевой сумкой, внезапно утратившей солидную припухлость, и сам не заметил как выскочил следом за ворюгой, вновь ушибив макушку дверную притолоку. Неловкость его обуяла превеликая — как ни крути, а за всю свою сознательную жизнь кражами промышлять не доводилось. Вот отобрать чего бы то ни было — это да, это было, всегда знал что возразить, буде упрекнут варварстве и общем поведенческом цинизме; а как можно оправдаться, будучи пойманным за руку на низменном воровстве, и помыслить не мог, сам за такие проделки в подведомственных ему воинствах рубил сразу голову, потому что руку, как принято в просвещённых королевствах, в походных условиях совершенно нерентабельно.

— Ах ты ж! — укорил он Чумпа уже на улице. — И не совестно? За доброе дело?

— Это тоже скидка, — насупился ущельник. — У них своя работа, у меня своя. Я же не ною, что ты всё, что движется, принимаешь за личное оскорбление и ну мечом тыкать?

— Как раз ноешь. Но и сам, кстати, мечом норовишь то и дело… Что ж, мне тоже теперь по карманам шмонать?

— Ну, согласись, на старости лет не помешает заиметь хоть один полезный навык среди воинских умений.

Генерал свирепо плюнул под сапог демагогу, сунулся было натягивать кольчугу, но спохватился: посреди города, да ещё рядом с этим окаянцем вовсе бы не хотелось запутаться, да и ветерок приятный, тёплый, свежий, не век же от него под пудовой железной рубашкой хорониться. Затолкал в седельную сумку — чудное изделие словно пролилось в неё между пальцами, еле слышно звеня тысячами мелких колечек. Меч тоже нацепил на седло, сам расправил плечи, постарался затереть пальцем пятно от мясного сока на подкольчужной рубахе, только размазал, но счёл миссию выполненной.

— Ныне отправимся на постой, — объявил затем генерал своей компании, вывалившейся следом за ним. Вово напялил своё пончо, Зембус обошёлся фуфайкой, а Хастред примерял на свою косматую персону амплуа дикого варвара, небрежно повязав гобиссон на талию поверх штанов. В Копошилке подобные полуголые не особенно приветствовались, могли, пожалуй, и замечание сделать, и даже не пустить в иную ресторацию, чтоб гостей не распугивал, но ныне книжнику было на это наплевать полнейшим образом. Всё равно отягощать себя без нужды тяжеленной бронёй ему не хватило бы силы воли, а ещё вчера бывшую новой фуфайку во множестве мест испещрили кровавые и масляные потёки.

— А кушать? — тоскливо возлюбопытствовал Вово, переминаясь с лапы на лапу. Меч свой он, расслабившись, волок по земле, оставляя за собой длинный змеистый след, прочерченный в пыли ножнами. Или, если посмотреть с иной стороны, достаточно успешно заметал свои собственные следы.

— Кушать там же, — успокоил его заботливый генерал. — Ежели сквалыжный хозяин вдруг не станет кормить, ознакомлю с древней воинской практикой децимации, что значит — десять сапог против одного хуманса. На крайний хрен — там рядом таверна, дорогая, как сволочь, но о воинстве я завсегда позабочусь… да и Чумпу вон скидку дают все без разбору. После надо арсенал пополнить, эвон как поиздержались. Ещё идеи будут?

— Будут, — ответствовал Хастред поспешно. — Глубоко, я бы сказал, личного плана.

Зембус потряс свою фляжку, опустошённую ещё в подземелье, скривился и показал её генералу.

— Надо бы запас пополнить. Так что — за травками… Хотя какие тут травки, в городе-то.

— Из самых дальних стран привозят, ежели торговцы не врут, — заверил Хастред.

— Врут, — печально доложил Чумп. — Иначе какие ж они на фиг торговцы?

— Из самых дальних мне не надо, я ж только по своим краям… Поглядим, однако.

Хастреда опять отрядили прокладывать курс, он вскарабкался на лошадь и как раз успел углубиться в один из многочисленных переулков, когда со стороны покинутого храма ветер донёс совсем какой-то несвященнослужительский вопль:

— Ах, Стремгодовы гоблюки! ОБОКРАЛИ!!!

«Вот заразы, — сумрачно подумал книжник, который исповедовал схожие с генералом взгляды на перераспределение собственности, в соответствии с коими взять чужое, не дав взамен по голове, выглядело крайне скверным поступком. — И ведь не будет теперь жизни! Им чего, они свой Хундертауэр отобьют, и скатертью дорожка, а тутошний гоблин — я, кого песочить пошлют судебных приставов? Меня же…» Но, как ни странно, угрожающая эта мысль не вызвала в душе грамотного гоблина особых терзаний. Всему, видимо, есть предел, в том числе и гоблинской усидчивости. Не хотелось себе признаваться, но, пожалуй, круги по поверхности этого болота пустил камень, пущенный злобной эльфийкой. Совершенно для приключений не приспособленная, ни поговорить толком не способна, не получив по рогам, ни ответно доходчиво в тыкву врезать, от собственной магии и то обвисает жалобной тушкой, а вот пожалте же — в путь, презревши грошовый уют и даже предоставляемое папой изобилие. В глубокие подземелья, в погоне за знаниями, за новым, непонятным, неизведанным! А ты сидишь дуб дубом, здоровущий бугай, хотя в мире ещё столько нового, захватывающего и интересного, и столько гадостей, по которым топор горючими слезами плачет!

Оно конечно, тут и теплее, и на башку не каплет, и не приходится выбирать между зряшным тасканием на плечах неподъёмного доспеха и дырками в собственной незащищённой шкуре… а всё-таки волочет что-то. Вот на генерала посмотреть — не дает ему покоя какое-то немалое шило, хотя мог бы уже почивать на лаврах… Вроде и тот ещё раздолбай, но какой целеустремлённый! Поневоле проникаешься уважением и задаёшься вопросом — а сам-то в его годы кем будешь? Сменишь того старичка-библиотекаря? Будешь за кружку пива доносы в корчме писать? Нет, по всему, не предусмотрел Занги для своих детей достойной судьбы иначе как на поприще искателей приключений… Да и чему удивляться, тот ещё был обустроитель. Или правильно — обустраиватель?

Генерал догнал, надо же, тоже взгромоздился верхом.

— Обнаружили, — признал тоскливо. — Оборвать Чумпу лапы. Или выдать премию, надо бы глянуть, сколько натибрил. Это как при борьбе за трон. Кто бучу поднял — мятежник, кто большую бучу — еретик, кто наибольшую — новый король. Чем чревато?

— Корольство?

— Кража денег у духовенства.

— Бить, пожалуй, будут. И отымут искомое. И на работы по обустройству города месяца, пожалуй, на два.

— Обустройство — с битьём гномов связано?

— Едва ли, но можешь на стройке кирпич уронить гному на маковку.

— Небогато. Лучше смыться, пока не ущучили.

— Тогда к Вонифатию лучше не ходить. Там нас запомнили, ты уж постарался со своими гзурами. Пошли-ка, пока бодрые и коней не вернули, пожрём наскоро, знаю тут одну едальню по соседству, а там предстоит подумать, как из города выбраться. Интересно, они догадались тот подземный пролом заделать?

Генерал пожал плечами. За него стратегическим планированием всегда занимался кто-то другой. Вот куда в бою направить главный удар, а где лишь подразнить противника задницей — это он видел безошибочно, не теряя головы ни в какой горячке. А заранее прикидывать на карте преимущества той или иной боевой позиции или маневра — упаси Занги от таких дел! Драться надобно там и тогда, где и когда припёрла нужда, а будешь выискивать возможность размахнуться пошире или разбежаться подольше — так и эльфом стать недолго.

— Дырку-то мы хоть и в стене прошибём. Стены тут — я рассмотрел — не ахти, такие, как ты, похоже, складывали на принудительных работах по обустройству… Вово только разбег взять, вот и выход образуется. А к тому дядьке я и вовсе не собирался. Кормит из рук вон, а то вдруг ещё за постой спросить вспомнит? В тот раз, как уходили, ему недосуг было, да они, хумансы, злопамятные.

— Тогда сюда. — Книжник указал в особо узкий и кривой проулок. — Первое правило жизни в этом прекрасном городе, скажу уж по большой дружбе, — это знать скрытые тропы, ага. Если туда добираться маршрутами, так сказать, официальными, с триумфом и помпою, то придётся полгорода проехать и со всеми патрулями раскланяться. А так мы живо на месте будем… Эй, осторожнее!

Предупреждение запоздало — генерал въехал многострадальной своей головой в бельё, висевшее на натянутой промеж двух домов веревкё, дёрнулся, немалого размера кальсоны с верёвки улетели на землю. Из оконца немедленно высунулся мордастый хуманс, обложил, не разглядев, крушилу по матушке, генерал не остался в долгу и пнул его сапогом прямо в рожу, сам чуть не свалился с седла, но поток брани пресёк надёжно и надолго.

«Надо побыстрее доехать, а то снесет город почище землетрясения», — смекнул Хастред и больше уже не оборачивался.

…В харчевне «Пенная шапка», куда книжник приволок генеральский отряд, огромные пивные кружки и впрямь венчала пышнейшая шапка плотной пены. Какие препараты в пиво для этого клались — было величайшим секретом содержателя харчевни, толстощёкого вислоусого хуманса по имени Вильям. За счёт этих знаменитых шапок клиентура у Вильяма была достаточно стабильная — к нему сходились те, кто придавал внешней атрибутике больше значения, чем собственно содержанию. Так что самое горячее время в харчевне наступало с сумерками, когда после трудов, не всегда праведных, в харчевню стекались солидные люди, усаживались за столы и, умиротворяя взоры пенными холмами, вели неспешные разговоры о ценах на зерно и гвозди. В остальное же время харчевня практически пустовала, потому как те, кто ходит по пиву днём, как правило, придают значение его вкусовым качествам. А вкус у Вильямова пива был, скажем откровенно, чем-то средним между дегтём, уксусом и навозом.

В иное время Хастред непременно выбрал бы заведение с пивом поприличнее, но на сей раз прикинул, что отсутствие лишнего внимания перевесит мелкие неудобства. Кроме того, приличного пива всегда можно было взять в погребке через дорогу. Конечно, пришлось бы выслушать возражения Вильяма, но убедительно возразить генералу у хумансов никогда не получалось. Вот и сейчас, стоило ему появиться в дверях и гаркнуть:

«Эй, гарсон! Ну-ка быстренько нам на стол чего ни на есть, да мяса, мяса, главное!» — как Вильям вздохнул, малозаметным жестом снял со стены табличку, гласившую, что «Сиводня постный ден, то исть жрити копусту», и рявкнул на сына, невыразительного рябого юнца, в том плане что, мол, иди-ка ты к мяснику за кабанчиком.

Панк торжественно плюхнулся на лавку, установил меч к стене и блаженно потянулся.

— Прямо забываешь порой, зачем города нужны, — обратился он к ввалившейся следом шайке. — Иной раз, под стенами копаясь, альбо долбясь тараном в ворота, такие мысли в голову приходят! Насчёт посносить на фиг все эти гнездилища разврата, а жить уйти в горные выси, в пещеры — вона, пеоры посейчас в них живут, так какие здоровые вымахали, даже завидно. И лишь только усевшись в таком вот заведении, где за шиворот не каплет, в глаза не светит, не гуляют сквозняки и пиво притаскивают в любых желаемых количествах… да ещё с такой пеной!!!

Вильям как раз подтащил поднос с кружками. Хастред снова запоздал с приступом предупредительного кашля, и генерал, к созерцательству не склонный, энергично сдул пену и выкатил в глотку половину кружки. Книжник замер в ожидании нехорошего. Рядом столь же обалдело застыл с открытым ртом Вильям. На его памяти с его продуктом так неадекватно ещё никто не поступал.

— Та-а-ак, — изрёк генерал после краткой паузы. — А вот зайдёшь в иную харчевню, светлую и опрятную, и понимаешь, почему мы, гоблины, спокон веков предпочитаем сырые мрачные казематы. Скажи, любезный хозяин, как ты насчёт накатить с гостем по кружечке?

Вильям содрогнулся. Он-то знал, в отличие от всех остальных, какой именно продукт даёт пышную пену без усадки!

— Благодарствую, — ответствовал он как мог степенно, только природный бас его отчего-то сбился на звенящий фальцет. — Не пью я… на работе… и вообще не пью… ибо печень… да и, маги говорят, пить вредно…

— Та-а-ак! — повторился генерал с неубывающей мажорностью. — Что ж это ты, вроде такой солидный мужчина, а законов гостеприимства не разумеешь! Тут уж пропадай печень, а гость не должон себя ощущать покинутым! Зайдёшь ко мне в гости, так неужто ж я тебя заставлю в одиночку моё пиво дуть? Скорее уж выгоню на пинках, вот ещё, переводить мое самоварное пивцо на всякого! Садись, говорю!

Вильям покорно опустился на краешек лавки, тщетно пытаясь вспомнить, какая такая нелёгкая погнала его в пивно-закусочный бизнес, отвратив от радостной и беспроблемной судьбы горняка или лесоруба.

— Угощайся, — предложил генерал с каменным лицом, указывая на кружки. — Вон сколько натащил! Вово у нас не пьёт, верно, Вово?

— Как есть верно, — согласился Вово с охоткой. — Разве что молочка малость сыщется, а то я даже от кваса зарёкся, в больших городах всё не так, и квас не тот, что у нас в деревне, с него пучит!

— С пива как бы и похуже чего не случилось, — утешил его генерал. — Видишь, он не пьёт, бери его кружку!

— Печень…

— Слушай, толстомясый, ты мне тут не пой про печень! От пива ей то ли ещё урон будет, то ли нет, а вот коли не выпьешь, так ей уж точно здоровой не бывать! — Генерал легонечко пристукнул по столу кулаком.

Зембус осторожно понюхал пену, торопливо чихнул в сторону.

— Я бы предпочёл чисто в печень, нежели это вовнутрь, — заметил он тоскливо.

— На целебных травах! — жалобно проныл Вильям, но, не видя сочувствия на бандитских рожах, уныло взялся за кружку и сделал скупой глоточек.

Хастред с уважением к генеральскому дару убеждения покачал головой, вытащил из навьюченной на Вово сумы монету и отправился в погребок напротив, где пиво продавали на вынос, и покупали его, по слухам, даже для весьма фешенебельных заведений.

Когда книжник вернулся, неся в каждой руке по большому кувшину грубой лепки, дела в «Пенной шапке» пошли на лад. Вильям кхекал и тайком отплёвывался за стойкой, генерал меланхолично кушал резаную капусту из большой миски, юный Вильямов отпрыск с натугой проворачивал над очагом насаженную на вертел кабанью тушку. Зембус правил лезвие меча, но, судя по тому, как кривился, меч предстояло покупать новый. Вово подсел к стойке, на его зубах похрустывали толстые ломти холодной ветчины, кобольд веселел на глазах. Чумпу тут воровать было нечего, кроме секрета пивной шапки, а на такую гнусность не простиралась даже его неумолимая клептомания, так что он откровенно маялся, крутился возле очага и руководил жаркой.

— Занятное дело, генерал. — Хастред поставил кувшины на стол, опёрся на кулаки. — Про давешних Ликвидаторов услышал. Приехали не абы как, а с делом. И, по слухам, спросили дорогу к резиденции Наместника.

— Хо, — озадачился Панк. — Мыслишь, по его душу? Вот никогда не разумел политики! На кой его, объясни ты мне с точки зрения книгочейства, упупливать, ежели на его место мигом другого назначат?

— Да едва ли — по его. Когда с такими делами являются, небось не будут на каждом углу спрашивать. Ему, поди, полгорода за монетку доносит о всякой грядущей неприятности, так что уже и караулы усилены… А вот насчёт папаши эльфийского, это может статься.

Генерал вдумчиво хрустнул кочерыжкой.

— А вот уж до этого мне, братец, никакого дела. Единственно, что как зритель я бы этот махач пропустить не хотел, но вишь ты — дела уводят. А так, что хумансы эльфа, что эльф их сам — мне как-то однохренственно, лишь бы никто на отмашке меня не задел.

— А рыжая? Для того ли спасали?

— Не-а. Спасали для того. — Генерал указал кочерыжкой на сумки, которые Вово сгрузил на пол и для верности подпирал ногами. — И, собственно, спасли, не находишь? По второму разу я задёшево не возьмусь, а дурня, который в иной раз отвалит такие деньжищи за эту грубость во плоти — чего ты думаешь, я всё заметил! — искать придётся ясным днем при свете факела. А коли тебе так уж ейная судьба любопытна, то можем поспорить на долю добычи от захвата Хундертауэра, что она и сама от любого Ликвидатора при желании оставит одни дымящиеся ботфорты. Понял, нет?

— Ну-у-у, — разочарованно ответствовал на это Хастред и огорчённо сел мимо лавки. — Тьфу ты, пропасть! Разве ж в том истинная воинская доблесть, чтобы бросить на поругание магичку, существо интеллектуального труда, которое таким, как ты, носящим меч, всякими уставами предписано защищать?

— В каких, гришь, уставах такое прописано? — уточнил Зембус, даже от лезвия взор отвёл в приступе любознательности. — Я всегда полагал, что там наоборот значится — кого лупошить в хвост и гриву, а по части защищать — это в гильдию телохранителей… неужели попутал? Ох и понарушал же я, выходит, уставов!

— А высшая воинская доблесть не в защите магичек от насилия, а в учинении оного над ними, — подсказал Чумп от очага. — Куда ты крутишь, дубина рябая? Ты видишь — подгорело, а с той стороны ещё сырое, как твои мозги! Держи этим краем, и челюсть подбери, рано тебе ещё про наши воинские порядки…