Записки дунайского разведчика

Чхеидзе Алексей Александрович
Записки дунайского разведчика

      Чхеидзе Алексей Александрович
      Записки дунайского разведчика
      Литературная запись капитана 1-го ранга Ю. Чернова
      Аннотация издательства: Молодой разведчик Дунайской флотилии прошел путь от Одессы до Вены. После Победы случайным взрывом мины он был тяжело ранен и контужен - потерял обе руки, зрение, а потом и слух. Но моряк не сдался. Находясь в интернате для тяжелобольных, он организовал из школьников соседней школы отряд "Поиск", собрал материалы о своих однополчанах и написал книгу о них. Первое издание книги отмечено поощрительным дипломом на конкурсе имени Н. Островского.
      С о д е р ж а н и е
      Триста фронтовых дней, а потом - вся жизнь (Об авторе и его книге)
      Глава I. "Желаю счастья, сынки!"
      Глава II. Боевое крещение
      Глава III. Страна Болгария
      Глава IV. Нас ждет югославская земля
      Глава V. В боях за Будапешт
      Глава VI. Десант на Имперский мост
      Глава VII. Отряд "Поиск"
      Необходимое послесловие
      Триста фронтовых дней, а потом - вся жизнь
      (Об авторе и его книге)
      Бывают встречи, которые врезаются в память на всю жизнь.
      Обычная редакционная командировка и в то же время не совсем обычная. Много ли у нас найдется участников Великой Отечественной войны, чье имя носят пионерские отряды не только в Советском Союзе, но и в Болгарии, Венгрии, Югославии?
      От Серпухова до Данков, где расположен интернат, я добрался на рейсовом автобусе. Дорога то рассекала березовые перелески, то сбегала с холмов к еловым рощам в лощинах. Вокруг неброская красота Центральной России. А я думал о человеке, который, хотя и живет здесь более тридцати лет, ничего этого уже не видит.
      Наше заочное знакомство началось еще в 1980 году, когда в издательстве мне дали прочесть рукопись "Записки разведчика".
      Лечебный интернат найти не составляло большого труда. Его каменные корпуса были видны издалека.
      Няня провела меня в небольшую палату, где столько лет находится дунайский разведчик Алексей Александрович Чхеидзе. Он сидел за круглым столом, худощавый, облысевший, с седыми висками. Рукава больничного халата были завернуты, и первое, что бросилось в глаза, у него не было кистей рук. Нож фронтового хирурги когда-то не очень аккуратно расщепил правую руку и из лучевой и локтевой костей образовал как бы два толстых пальца.
      Время не стерло с кожи красных заусениц швов. Какой-то металлический прибор размером со спичечный коробок с проводами лежал на столе.
      Няня со стуком закрыла дверь. Но человек не повернулся. Она дотронулась до его плеча:
      - Алексей Александрович, к вам товарищ!
      Чхеидзе пошарил по столу, сведя руки вместе, поднял прибор к лицу, губами что-то поправил в нем и, помогая себе головой, вставил прибор в ухо.
      - Здравствуйте, - обратился он куда-то в сторону. Потом, поняв, где я нахожусь, продолжал: - Садитесь. Сейчас придет Галя Рязанцева. Она поможет нам беседовать. А пока я расскажу, как работал над своей рукописью. Вы можете задавать мне вопросы. Только говорите в микрофон медленно. Иначе я не все разберу.
      У моего собеседника было бледное лицо, с синими, как бы сли-нялыми от времени следами порохового ожога. Он пристально смотрел на меня, но я уже знал, что он ничего не видит.
      Давно закончилась война. И все-таки она ежедневно напоминает о себе памятниками павшим, костылями инвалидов, болью старых ран. Война унесла миллионы человеческих жизней. Но мне не попадалась цифра, сколько же оставшихся в живых она искалечила?! Их значительно больше, чем погибших. И радует только то, что искалечить искалечила, а вот сломить не смогла.
      Именно к таким людям, потерявшим руки, зрение, слух, принадлежал мой новый знакомый, моряк Дунайской Краснознаменной орденов Нахимова и Кутузова флотилии, старший матрос Алексей Александрович Чхеидзе, автор этой книги. Тбилисский комсомолец, он в семнадцать лет добровольцем ушел на фронт, служил на Черном море, стал разведчиком.
      "Триста фронтовых дней, а потом - вся жизнь" - так можно было бы назвать эту книгу. Десять месяцев - это время пребывания молодого моряка на фронте, а потом госпитали, лечение, интернат для инвалидов Великой Отечественной войны.
      Возможно, некоторые читатели, увидев название книги "Записки дунайского разведчика", захотят познакомиться с организацией разведки на Дунайской флотилии, с ее приемами и методами. Спешу предупредить - это тема другой книги. Перед вами бесхитростные воспоминания матроса-комсомольца, рядового разведчика о том, что он сам видел, пережил, и только о тех боевых действиях, в которых он непосредственно участвовал.
      Но эта книга не о подвигах автора. Эта книга о подвиге дунайских разведчиков.
      На войне бывает всякое. Мины, бомбы, снаряды и другие взрывоопасные предметы подстерегали воинов на каждом шагу. А для тех, кто прокладывал безопасные фарватеры или проводил по ним корабли в минированных водах Дуная, опасность подрыва увеличивалась еще больше. Именно этим и занимались бойцы и командиры Дунайской флотилии в первые летние дни 1945 года. Грохот взрывов, больших и поменьше, все еще раздавался над освобожденной от фашистов землей. Произошел такой взрыв и в группе Алексея Чхеидзе.
      Подробности этого дня в памяти Алексея Александровича не сохранились. Просто вдруг навалилась темнота, и все исчезло. Очнулся он через несколько дней в госпитале. У него не было кистей рук. Он плохо слышал и ничего не видел.
      Попробуйте хоть на минуту представить себя на месте этого юноши. Без рук, в кромешной тьме. Единственная связь с внешним миром - слух, но и она вот-вот прервется.
      Человеку надо одеться, умыться, поесть. А если ты сам не в состоянии проделать все эти и другие элементарные вещи, если тебе, как младенцу, во всем требуется нянька, долго ты выдержишь такое испытание?
      Он выдержал. С трудом, но все-таки преодолел эти преграды. Полусапожки с короткими голенищами. Сунул в них ноги - и нет хлопот со шнурками. Брюки, в поясе которых, как в трусиках, резинки. Не надо возиться с пуговицами. Наконец, обрубком руки можно приловчиться держать ложку.
      Но ведь это только первая половина дела и притом не самая главная. Как жить дальше? Как примириться со своим положением и найти свое новое место в жизни?
      Раньше Алексею Чхеидзе вечно не хватало времени. А теперь 24 часа растянулись в длиннейшие 1440 минут. Чем занять их? Как найти дело по душе, которое бы захватило целиком, как в довоенной юности заняли все свободное от школы время футбол и мотоцикл, драмкружок и изостудия?
      Сколько бессонных ночей провел восемнадцатилетний моряк, чтобы найти то единственное, что отныне станет его целью жизни! Трудные были эти дни и часы, и все-таки Алексей Чхеидзе нашел такое дело.
      Еще во время войны Алексей Александрович со своим другом Виталием Запсельским мечтал написать книгу о боевых действиях дунайских разведчиков. Виталий погиб. Значит, он, Алексей, должен во что бы то ни стало осуществить этот замысел и за себя и за погибшего друга. Но как это сделать, не имея кистей рук и потеряв зрение? Вдобавок он узнал, что все его старые записи погибли при взрыве.
      Алексей Чхеидзе не отступил. Начался длительный поиск боевых товарищей-дунайцев, поиск побратимов из Болгарии, Венгрии, Югославии, тех, с кем военная судьба свела молодого разведчика на фронтовых дорогах. Все это делалось ради того, чтобы написать книгу воспоминаний о них, и, пожалуй, этот поиск был не менее труден, чем боевые действия на фронте.
      Шли годы, сдавало здоровье, а он не останавливался перед трудностями, не бросал начатой работы. Это был многолетний упорный труд, труд, который под силу только очень целеустремленному и сильному духом человеку.
      Розыски шли медленно. Многие товарищи переменили довоенные адреса. Кого-то уже не было в живых. Конечно, одному Алексею Александровичу не удалось бы проделать столь объемную работу, если б у него не нашлось многих добровольных помощников. Школьники Данков охотно откликнулись на его призыв. Ежедневно по нескольку человек приходили к нему в интернат. Под диктовку Алексея Александровича они писали многочисленные запросы, в адресные столы, военкоматы, архивы и даже в загсы.
      Да, пухлая рукопись, с которой я познакомился в издательстве, напечатанная на разной бумаге и разных машинках, подкупала детским простодушием, несколько наивными рассказами о виденном и пережитом на войне. Казалось, писал ее не убеленный сединами человек, а восемнадцатилетний комсомолец.
      Теперь мне стало ясно, почему по рукописи автор производил впечатление очень молодого человека. Такими были его юные помощники.
      Эта работа нужна была не только дунайскому разведчику. Она необходима была в первую очередь им, молодым, не видевшим войны и здесь, в палате, приобщавшимся к подвигу старших. Ученики заканчивали школу, разлетались но. всей стране, а на их место приходили новые ребята. И все больше и больше находилось дунайцев, которые тоже включались в поиск, писали письма, приезжали к нему в Данки.
      Отряд "Поиск" и клуб интернациональной дружбы "Красная гвоздика" Данковской средней школы становились все известней. Их признали, о них заговорили газеты. Сперва местные - районная "Коммунист" и областная "Ленинское знамя", потом и центральные - "Московский комсомолец", "Советский спорт", "Комсомольская правда".
      В журналах "Советский моряк", "Советский воин", "Пограничник", "Смена", "Огонек" появились очерки о дунайцах, отрывки из воспоминаний Алексея Александровича.
      Центральное телевидение организовало большую передачу в разведчиках, в которой участвовал и Чхеидзе. За плодотворную деятельность по военно-патриотическому воспитанию школьников дунайский разведчик был награжден Почетной грамотой Советского комитета ветеранов войны.
      Популярность данковского отряда "Поиск" и клуба интернациональном дружбы выросла еще больше, когда Всесоюзное радио дало возможность Алексею Александровичу участвовать в нескольких передачах.
      И пошли в Данки письма от участников боев за Дунай, от пионеров и школьников, и из Советского Союза, и из-за границы.
      Отряд "Поиск" Данковской школы занимался не только розыском дунайцев. Были у него и другие темы. Так, около пяти лет разведчики собирали материал о кораблях, ставших памятниками. Когда-то эти боевые корабли отважно сражались с врагом, но подошло время, и их в память о мужестве советских моряков поставили на пьедесталы в различных городах нашей страны. Вместе с данковскими ребятами собирали материал по этой теме школьники Измаила, Пинска, Таллина, Перми, Ейска. И этим поиском руководил Алексей Александрович. Собранные данные были обобщены и отправлены в Музей Краснознаменного Черноморского флота.
      Работа шла, а судьба словно бы испытывала на прочность раненого моряка. Сперва пропала надежда на восстановление зрения. А потом отказал слух. И шумный мир, звучавший по радио концертами, спортивными репортажами, последними известиями, вдруг онемел.
      На долю Алексея Александровича выпали такие испытания, которых с лихвой хватило бы на несколько человек. Вот об этом он и рассказывает в своей книге. И многие ее страницы нельзя читать без волнения. Запомнит читатель и то, как впервые, очнувшись, он изучал свои израненные руки и ноги, и то, как встретился в госпитале с фронтовым другом Ваней Бойчаком, и тот не узнал его. Запомнится и день внезапной глухоты. Как всегда, для работы к нему пришли школьники, а он их не слышал. И тогда кто-то из наиболее догадливых ребят, водя пальцем по лбу разведчика, стал писать буквы. Моряк прочел: "Не волнуйтесь, вас отвезут в Москву и там вылечат".
      К сожалению, и слух восстановить не удалось. (Кстати сказать, сейчас только так и можно передавать что-либо Алексею Александровичу. Слуховой аппарат больше не помогает ему.)
      И еще одна деталь. Несколько лет назад менялся профиль их интерната. Алексею Александровичу предложили переехать в новый, более благоустроенный. Но для этого надо было покинуть Данки. А это значило оставить своих верных помощников - красных следопытов ("юных разведчиков", как любовно называет их Алексей Александрович), расстаться с обслуживающим персоналом, к которому он за эти годы привык, с которым подружился, который относится к нему как к родному.
      Вот Анастасия Андреевна Оленина. В интернате она работает с 1955 года. Она - "главный переводчик" Алексея Александровича, понимает его лучше других. Такими же близкими стали медицинские сестры Валентина Кондратьевна Авилова и Мария Филипповна Потапова, санитарка Аня Зотова. Внимательно относятся к бывшему моряку и директор интерната фронтовиков Николай Алексеевич Куликов и молодой главный врач Константин Васильевич Давыдов.
      Алексей Александрович подумал-подумал да и отказался уезжать.
      Здесь, в Данках, он и закончил работу над своей книгой, которую читатель держит в своих руках.
      Ю. ЧЕРНОВ
      Глава I.
      "Желаю счастья, сынки!"
      Не знаю, кто как, а я в седьмом классе еще не решил, буду ли после окончания школы железнодорожником, как мой отец Александр Бегларович, или стану журналистом и начну писать фельетоны, подписывая их как-нибудь по-морскому, вроде "Краб". (Отец моего друга Тенгиза, журналист Давид Гелашвили, выступал под псевдонимом Медуза.) А может, поступлю в строительный институт и буду у нас в Тбилиси строить людям дома.
      Чтобы сделать выбор, надо сперва закончить школу. А для этого предстояло еще три года сидеть за партой. В пятнадцать лет такой срок кажется чуть ли не вечностью.
      В одном я был твердо уверен: какую бы профессию ни выбрал, футбол и мотоцикл останутся моими главными увлечениями.
      Седьмой класс закончен. В городе меня держали только спортивные тренировки. Теперь свой день я делил между стадионом и мотоклубом. Лето 1941 года на Кавказе выдалось жаркое. Особенно хорошо было, когда на стадион надо было идти с утра. Мы занимались с футбольным мячом, пока не наступала жара. Нашим тренером был известный полузащитник футбольной тбилисской команды "Динамо" Михаил Челидзе.
      А когда кончались занятия на стадионе, я отправлялся на мотодром. И драил до блеска старенький побитый мотоцикл, слушал, как ровно рокочет его мотор. Поверите, казалось, что его выхлопные газы и те пахнут как-то особенно, не так, как у других машин.
      Дела в мотоклубе у меня шли успешно. Мы много ездили. Иногда нам разрешали в сопровождении тренера выезжать на горные дороги. Вот где вырабатывается настоящее мастерство, проверяется реакция, глазомер, знание материальной части.
      И все-таки в том году на первом месте для всех нас был футбол. Дело в том, что весной в нашем городе проходили соревнования среди юношеских команд города.
      Четыре месяца наша команда "Сокол" с Глданской улицы боролась со своими соперниками. Трудно приходилось, но пока спортивное счастье было на нашей стороне. И вот предстояла еще одна, решающая встреча.
      Футбольное поле, где назначили матч, находилось за парком культуры имени Серго Орджоникидзе. На трибунах уже собрались нетерпеливые зрители. Пришли Друзья поболеть за нас, были, конечно, здесь и болельщики наших соперников футболистов "Ласточки" с Потийской улицы.
      Нам очень хотелось выиграть и завоевать Почетную грамоту. Но, если сказать правду, не только грамота привлекала каждого. Усиленно поговаривали, что в случае успеха нашей команды лучшие ее игроки будут взяты в юношескую команду прославленного на весь Союз коллектива - тбилисского "Динамо".
      Ребята из "Ласточки" были сильными и рослыми. Или, может, их форма - синие майки и желтые трусы - придавала им такой солидный вид? А наши вышли на поле в белых майках и черных трусах - традиционной форме тбилисских динамовцев.
      Все мы с надеждой поглядывали на нашего "сухого" вратаря Гиви Вашакидзе. Пока никто из соперников не мог "распечатать" его ворот. Отлично играл и наш центральный нападающий Миша Замтарадзе. Правда, на этот раз у нас был особенно серьезный противник. Он тоже жаждал победы. Я видел, что наши ребята нервничали. Но так бывало всегда до начала игры.
      Раздался долгожданный свисток судьи. Команда "Ласточка" перехватила мяч и сразу же пошла в атаку. Наши соперники хотели с первых минут взять инициативу в свои руки. Чувствовалось, что противник у нас сильный и отдавать нам победу без боя он не собирался. Форварды "Ласточки" играли на больших скоростях и легко обрабатывали мяч. Часто они били по воротам с дальних дистанций. Удары были сильные и точные. Но все мячи уверенно брал Гиви Вашакидзе.
      Особенно много хлопот доставлял нам левый крайний. Он дважды выходил один на один с Гиви. Но первый удар пришелся в перекладину, а во второй раз Гиви отважно бросился в ноги нападающего и перехватил мяч.
      Наши соперники наступали широким фронтом. В атаку включались полузащитники и даже защитники. Мы, полузащитники - я и Сосо Коршиа, оттянулись к своим воротам, потом к нам на помощь пришли и полусредние.
      Наш "Сокол" контратаковал редко. Несколько голевых моментов возникло у ворот "Ласточки", но их рослый вратарь вовремя выходил из ворот и ликвидировал угрозу. Казалось, первый тайм так и закончится с нулевым счетом. Но за две минуты до перерыва правый крайний противника послал низом мяч в штрафную площадку. Попав в нашего защитника, мяч изменил направление и влетел в сетку ворот. "Ласточка" вышла вперед.
      Больше всего был расстроен наш вратарь Гиви. Он не видел мяча. Но вся команда не винила его. Мы настроены были по-боевому и хотели отыграться.
      - Во втором тайме возьмите такой же темп, как ваш противник. "Ласточка" не выдержит его два тайма. Почаще бейте по воротам, - учил нас тренер.
      Быстро пролетели пятнадцать минут перерыва. Со свистком арбитра наши ребята устремились в атаку. Но защита противника действовала очень точно. "Сокол", как и учил тренер, прибавил скорости. Мы стали использовать длинный пас, это получалось. И все чаще у ворот противника возникали острые ситуации.
      Оставалось всего шесть минут, когда наш вратарь Гиви Вашакидзе передал мне мяч. Удалось обойти моего подопечного, сделать рывок вперед. Я успел заметить, что оттянул на себя двух защитников. Замтарадзе оказался неприкрытым. Я передал мяч нашему центральному нападающему, и он спокойно головой направил его в ворота.
      На трибунах раздались аплодисменты. Корреспонденты щелкали аппаратами.
      "Ласточка" всей командой перешла в наступление. Но атаки ее были атаками отчаяния. Мы легко разрушили их и выстояли. А Миша Замтарадзе ухитрился забить еще один гол. Раздался финальный свисток судьи. На поле выскочил маленький мальчик с букетом. Он подарил цветы Мише - герою матча.
      С грамотой наша команда совершила круг почета. Потом мы подошли к тренеру. Он не скрывал радости.
      - Молодцы, ребята! Оправдали мои надежды. Я доволен игрой. Из вашей команды двоих - вратаря Гиви Вашакидзе и нападающего Мишу Замтарадзе - возьмем в юношескую команду "Динамо". Пусть как следует потренируются с опытными игроками, а потом посмотрим - может быть, переведем и в команду мастеров.
      - Ура! - закричали наши ребята. Я тоже кричал и прыгал от радости, но было немного жаль, что не меня тренер отобрал в команду "Динамо". Впрочем, в толе-то мне шел только пятнадцатый год, я перешел в восьмой класс, а мои товарищи были на два года старше.
      Зрители с трибун давно разошлись, а мы все еще переживали недавний поединок. Шли через парк, обсуждая каждый эпизод. Шли радостные и возбужденные и не сразу заметили, что вокруг нет привычной праздничной обстановки. Карусель остановилась, а на качелях, перед которыми всегда стояла длинная очередь, качался в одиночестве лишь один парнишка. Люди большой толпой собрались у темного рупора репродуктора.
      - Немецко-фашистские войска без объявления войны вторглись на территорию нашей Родины, - разносился голос над парком.
      Мы ничего не понимали. После одержанной победы было слишком трудно переключиться на что-то другое.
      - Что случилось? - не выдержал Гиви.
      - Война! - ответил кто-то из толпы.
      По радио передавали выступление народного комиссара иностранных дел Молотова.
      Тут только до нас стало доходить, что произошло что-то страшное, но, конечно, никто еще не мог представить всех масштабов случившегося.
      Первым нарушил молчание Миша Замтарадзе. Он сказал:
      - Скоро начнется мобилизация. Но я не буду ждать, когда пришлют повестку. Я пойду добровольцем на фронт.
      Его поддержал Гиви Вашакидзе. Им было по семнадцать лет. А мне на три года меньше. Мы шли по своей улице. Она уже не была похожей на ту утреннюю мирную улицу. Перед каждым домом стояли люди. Они говорили о войне.
      Я вошел во двор и поднялся в нашу комнату. В ней было тихо. Мама дежурила в заводском медпункте. А отец после очередного рейса спал. Даже радио у нас было выключено.
      Мой отец до первой мировой войны работал матросом на рыболовном судне на Каспии. Он был связан с большевистской организацией Баку, вел агитацию против царского самодержавия среди матросов торгового флота, рыбаков, рабочих Баку и Дербента. С началом первой мировой войны он оказался на фронте, был тяжело ранен. После Октябрьской революции служил в конном отряде Серго Орджоникидзе, участвовал в освобождении Дербента и Баку. А когда этот отряд освободил Тифлис, отец остался в столице Грузии. Он работал машинистом на железной дороге. Часто рейсы были ночными. Именно после такой работы мой отец отдыхал в тот памятный день. Жалко было будить его, но пришлось. От слова "война" он сразу проснулся.
      На следующий день в школе провожали выпускников десятого класса. Всего несколько дней назад они закончили учиться, а теперь выразили желание добровольцами идти на фронт. Их было человек сто. Мы с моим другом Тенгизом Гелашвили пристроились к десятиклассникам. У военкомата Сталинского района пришлось долго ждать. Там уже собралось много ребят из нашего района.
      Проскочили с Тенгизом за десятиклассниками последними. В большой комнате за столом сидели трое командиров.
      - А вы зачем здесь? - строго спросил нас старший лейтенант.
      - Просим направить на фронт добровольцами. Командиры переглянулись. Старший лейтенант устало сказал:
      - Вот что, ребята. Идите домой. Тут серьезное дело, а вы...
      Не помогли доказательства, что мы комсомольцы, что хорошо подготовлены к фронту. Командир поднялся из-за стола, не очень вежливо сгреб нас за шиворот и выставил за дверь. А дежурному сержанту еще сказал:
      - Больше этих пацанов сюда не пускай!
      Так неудачно кончилась наша попытка летом 1941 года попасть на фронт.
      Из нашей футбольной команды добровольцами в том году ушли четверо. В мае 1942 года в Севастополе погиб наш центральный нападающий лейтенант Михаил Замтарадзе. Вскоре после его гибели в боях под Новороссийском пал смертью храбрых морской пехотинец Саша Когуа. Его товарищ по команде Рачик Игезарян воевал в Белоруссии и погиб там. Наш вратарь Гиви Ваша-кидзе стал военным моряком Черноморского флота. При налете вражеской авиации на его катер он был серьезно контужен. После длительного лечения Гиви признали негодным к военной службе, и он вернулся домой.
      В Тбилиси многие надели траурные платья. Только в нашем маленьком дворе на фронте в первые два года войны погибли двенадцать человек.
      Первым извещение о гибели сына получил старый рабочий-железнодорожник Николай Авалиани. Его сын Дмитрий служил начальником погранзаставы в районе Бреста. Четверо суток держалась пограничная застава, пока не погибли все пятьдесят ее защитников.
      Запомнился хмурый октябрьский день. В класс пришла наша учительница Кето Давидовна Кордзая. Она вела наш класс уже несколько лет, была нашей классной руководительницей. Она села за стол и долго молчала. В тот день от нее мы узнали о тяжелых боях под Москвой. А потом пришли первые радостные вести о победах под Ростовом, Тихвином, у стен столицы.
      Так прошел первый военный год. С лета 1942 года война в Тбилиси стала чувствоваться еще больше. Часто гремели над головой зенитные орудия. Значительно реже земля вздрагивала от взрывов вражеских бомб: воздушные налеты большей частью успешно отбивали зенитчики и наша авиация.
      В городе появилось большое количество эвакуированных. Первый этаж нашей школы был отдан под общежитие жителям Новороссийска. Говорили, что около двух миллионов эвакуированных нашли приют в Грузии.
      Стало хуже с продуктами. Даже апельсинов и мандаринов, которые росли у нас и к которым мы привыкли, в годы войны не было в магазинах. Все шло на фронт, в госпитали для раненых.
      Однажды на набережной я познакомился с тремя ранеными краснофлотцами с крейсера "Червона Украина". Они рассказали о защите Севастополя, о той тяжелой доле, которая легла на плечи защитников этого города. После их рассказов мне захотелось больше помогать фронту. Разносить мобилизационные повестки военкомата - дело, конечно, нужное, но...
      Случай скоро представился. На станкостроительном заводе имени Кирова в медпункте работала моя мама Ольга Александровна. Я довольно часто забегал к ней. А рядом находился цех, где делали снаряды. Однажды, возвращаюсь от матери, у горы снарядов я увидел нашего соседа Левана Татришвили. Металлическим циркулем он проверял качество работы. Леван работал контролером ОТК. Рядом с ним несколько рабочих грузили снаряды в специальные ящики. И с разрешения Левана я стал помогать грузчикам. Так мы погрузили три машины. А когда грузовики уехали, я сказал Левану, что летом мог бы каждый день приходить на завод на погрузку. Леван одобрил мое решение и отвел к главному инженеру. Высокий пожилой мужчина был в слесарном цехе. Подождав, когда он освободился, я подошел к нему и попросил:
      - Товарищ главный инженер, можно мне грузить снаряды на машину?
      - Как ты попал на территорию завода? - вопросом на вопрос ответил главный инженер. Но, узнав, что здесь работает мать и что сегодня я уже участвовал в погрузке, Владислав Владиславович Колосовский сменил гнев на милость. Мне выписали временный пропуск. До первого сентября я аккуратно ходил на завод и грузил снаряды.
      Завод для меня был хорошей школой. Многому я научился у рабочих.
      После летних каникул я и мои школьные товарищи собрались 1 сентября в нашем классе. Теперь это был уже 9-й "Б" класс.
      Шла осень грозного 1942 года. Фронт смещался на восток. Он приближался к Сталинграду, к предгорьям Кавказа. Все чаще над городом пролетали вражеские самолеты. По ним вели ураганный огонь зенитные орудия. От разрывов дрожали стекла в окнах. Но мы успели привыкнуть к этому. Некоторым уже исполнилось шестнадцать. В классе рядом со мной, как и раньше, сидела Нина Мукерия. Хотя этим летом она никуда не уезжала из Тбилиси, я редко ее встречал. Поэтому так приятно было видеть рядом ее лицо. Мы оба занимались в драмкружке. Стали подыскивать пьесу о подвигах советских людей на фронте, чтобы показать ее раненым в госпитале. Мы часто ходили в палаты к раненым, читали им газеты, выступали со стихами. Уроки живописи я сменял на более нужные для войны - на занятия на курсах инструкторов рукопашного боя.
      Весной 1943 года мы с Тенгизом Гелашвили еще раз предприняли попытку отправиться добровольцами на фронт. Предварительно узнали, что военного комиссара нашего районного военкомата зовут Михаил Леванович Гахокидзе, что человек он очень строгий, за отличия на фронте получил звание Героя Советского Союза. Все это не остановило нас, и в конце апреля мы отправились в военкомат Сталинского района. Военный комиссар оказался свободным. Он принял нас в своем кабинете.
      - Я вас слушаю. Какое у вас дело ко мне?
      Тенгиз подтолкнул меня. Еще по дороге мы спорили, кому обращаться к военкому, да так и не договорились. Значит, надо вести речь мне.
      - Товарищ капитан, мы оба спортсмены, комсомольцы. Нам уже идет семнадцатый год. Мы можем выдержать все трудности. Отправьте нас на фронт.
      Военком внимательно осмотрел нас.
      - Это похвально, что вы стремитесь быть защитниками Родины. Но, ребята, пока на фронт вам рано. Потерпите еще немного.
      Мы с Тенгизом переглянулись. Военком понял наше состояние.
      - В октябре будет призыв молодежи в армию. Придут те, кто родился в 1926 году. Вот тогда и загляните ко мне. Может быть, что-то и придумаем вместе.
      Мы поблагодарили военкома и окрыленные вылетели на улицу. Казалось, после такого ответа и солнце светило веселее.
      - А помнишь, как нас отсюда выставили в сорок первом? - смеясь, спросил Тенгиз.
      Еще бы не помнить. Но это было без малого два года назад.
      Весной у наших мальчишек нагрузка прибавилась. Почти все ходили на курсы мастеров рукопашного боя. К июню занятия на курсах закончились. Подошли школьные экзамены. Надо сказать, что во время войны все учились особенно старательно. В нашем классе было семь круглых отличников. Забегая вперед, скажу, что из 36 учеников нашего класса 25 получили высшее образование.
      Летом 1943 года тбилисские школьники 9-10-х классов на каникулы не разъехались. Мы проходили специальную военную подготовку. Изучали оружие, военное снаряжение, тактику - бой в наступлении и т. д. Нашими преподавателями были фронтовики. Особенно запомнился старший лейтенант Василий Татришвили. Он воевал на Севере, был награжден орденом. После тяжелого ранения старшего лейтенанта направили обучать военному делу молодежь.
      Мы каждый день участвовали в тактических занятиях, совершали многокилометровые марши. А вечером ко мне хоть на десять минут обязательно забегала Нина.
      До Тбилиси доходили вести о боях на Курской дуге. Потом по радио мы услышали первый победный салют. Трудно описать, какой радостью наполнились наши сердца. После салюта мы с Тенгизом снова встретились и обсудили положение. Победа под Курском, конечно, радостное событие, но это означало, что война скоро кончится нашей победой и мы не попадем на фронт. Мы решили снова идти к капитану Гахокидзе в военкомат. По нашим понятиям, война без нас никак не могла обойтись, но получили опять "от ворот поворот". Но далее события развернулись совсем иначе, и мы с Тенгизом попали на флот даже раньше, чем предполагали.
      1 сентября начались занятия в 10-м классе. Прошли первые уроки. Еще не улеглось волнение от встречи с друзьями, а школу уже облетела новая весть: приехал представитель Центрального Комитета комсомола Грузии и с ним моряк-черноморец. Комсомольцам разрешили подавать заявления и идти служить на флот.