— Прыгнуть на меня, — сказал он, едва сдержав улыбку.

Лицо у Мирабель вспыхнуло, и она перешла в нападение, как обычно, когда ее загоняли в угол и приходилось защищаться.

— Кто такая Зора?

Его веселье как рукой сняло. Атмосфера накалилась. Она знала, что нельзя его расстраивать, но была слишком зла на обстоятельства, на судьбу, чтобы вести себя разумно.

— Вы несколько раз произносили это имя, — продолжала она. — Хотели отыскать ее. Видимо, это было очень важно для вас.

Он приподнялся на подушках и даже не поморщился, хотя она знала, что ему больно. Она поняла это, заметив, как застыли черты его лица, и прокляла свой дурной характер, жалость к себе и болтливый язык.

— Впрочем, — сказала она, — это меня не касается. Я просто запаниковала и поступила глупо. Надо было позволить Кру остаться. Уж он-то знал бы, что надо делать.

Мистер Карсингтон обвел взглядом слабо освещенную комнату.

— Где он?

— Я отправила его спать, — ответила Мирабель. — Он выглядел очень усталым и встревоженным.

— Вы когда-нибудь спите, мисс Олдридж?

— Нет, я всегда брожу по дому среди ночи в поисках ничего не подозревающих джентльменов, на которых можно было бы прыгнуть. — Она заметила, что полы ее халата распахнулись, но видно ничего не было. Фланелевая ночная сорочка оставляла простор для воображения.

Тем не менее она плотно запахнула халат и принялась завязывать ленточки.

— Вообще-то я не припомню, чтобы у нас здесь когда-нибудь прежде бывали ничего не подозревающие джентльмены, — продолжала она, чтобы прервать тягостное молчание. — Но если бы бывали, я и на них непременно прыгнула бы. Так что не удивляйтесь.

— Вы завязываете эти ленты на узлы, — заметил он. Она взглянула на свои пальцы.

— Да уж, ни к чему это.

— Извините, что напугал вас, — произнес он.

— Напугали? Да, пожалуй. — Ей вдруг захотелось рассмеяться, расплакаться и выскочить вон из комнаты. Но вместо этого она тяжело опустилась в кресло и закрыла лицо руками. — Подождите минутку, — пробормотала она, и глаза ее наполнились слезами. Что это с ней? Она никогда не плакала. Может, у нее истерика?

— У вас и без меня хватает забот, — проговорил Алистер. — Удивительно, что вы не рухнули под грузом своих обязанностей.

— От вас никакого беспокойства, — сказала она, отмахнувшись, но не решаясь поднять голову.

— Не смешите, меня. Я сын герцога Харгейта и при этом прославленный — пропади все пропадом! — герой, и вам теперь приходится заботиться обо мне. Если я по чистой случайности причиню себе смертельную травму, вас обвинят в том, что вы не ухаживали за мной должным образом или даже способствовали моей гибели. Неудивительно, что вы лишились сна. Не захотел бы я оказаться на вашем месте.

На его лице была написана тревога.

— Я никогда ни о ком не заботился. От меня никто не зависел. Поэтому само мое существование кажется бессмысленным. Правда, не совсем. Некоторые полагаются на меня как на эталон в искусстве завязывания галстуков.

Она рассмеялась.

— Не только галстуков, — возразила она. — Образцом для подражания являются и ваши жилеты — красивые, но не броские. Вы знаете меру, что в общем-то не свойственно денди.

Этим даром обладал также Бо Браммел. Один из немногих. Это налагает большую ответственность.

— Пожалуй, вы правы. Моя основная обязанность выглядеть красивым и элегантным.

Он великолепно справляется с этой обязанностью, подумала Мирабель. Даже сейчас, с растрепанными волосами, в измятой ночной сорочке он казался ей произведением искусства. Ей потребовалось огромное усилие, чтобы не опустить взгляд ниже его шеи, туда, где открывался ворот сорочки.

Она отвернулась и уставилась в огонь, превратившийся теперь в тлеющие угли.

— Вы спрашивали о Зоре, — сказал он низким голосом.

— Это не имеет значения, — быстро проговорила Мирабель. — Меня это не касается. Наверное, она одна из семи или восьми.

— Нет, она маркитантка. — Он нахмурился. — Она была при Ватерлоо, когда меня нашли. Я… я не мог вспомнить…

Алистер впервые заговорил о Зоре и пожалел об этом.

Он вернулся из кошмара в теплые объятия женщины. Он пришел в себя, вдыхая ее аромат, ее волосы щекотали его щеку.

Он сразу же попал в водоворот противоречивых эмоций.

Увы, Мирабель не та женщина, на которую он может претендовать. Видимо, это очередное дьявольское испытание, через которое он должен пройти, чтобы расплатиться за грехи юности.

Заметив, что Мирабель с трудом сдерживает слезы — несомненно, от усталости, — Алистер подумал, что это он для нее испытание, еще одно бремя, которое легло ей на плечи.

Он не мог притворяться — во всяком случае, перед ней.

— Я не могу… не мог… вспомнить, — повторил он. — Это сводило меня с ума. Ведь с тех пор и трех лет не прошло. Битва, наверное, самая великая со времен Трафальгара — я в ней участвовал, но не могу… не мог ничего вспомнить.

— Силы небесные, — пробормотала она. — Похоже, у вас амнезия. — Так вот почему отец… — Она умолкла на полуслове и взглянула на него. — Это вполне понятно. Ведь вас чуть не убили. А вчера, когда вы упали в ручей Брайар-Бук…

— И ушиб голову, — с кривой усмешкой добавил он.

— …к вам, должно быть, частично вернулась память.

— Это всего лишь отдельные крошечные эпизоды, — произнес он. — Сама битва остается в тумане — адский грохот в облаках дыма. Наверное, так оно и было. Время от времени дым рассеивается и у меня возникает момент прозрения. Однако это момент, не имеющий большого значения. — Он помедлил. — Не героические подвиги, о которых вы читали. Я их не помню до сих пор. Только то, что было потом, когда грохот прекратился, дым рассеялся и стало невероятно тихо и темно. А я не мог пошевелиться. И еще помню этот мерзкий запах.

Алистер замолчал и закрыл глаза. Не надо было рассказывать ей об этом. Что с ним произошло?

Он рассказал ей слишком много и был на грани того, чтобы рассказать еще больше: о сне, таком реальном и знакомом. О тех бесконечных часах, когда он лежал заваленный трупами, задыхаясь от зловония.

— Столько раненых, — тихо произнесла она, — и столько убитых. Два солдата умерли, лежа поверх вас. Раненые и мертвые были повсюду. Я сидела у постелей умирающих, но мне трудно представить, как выглядит поле боя.

Покойницкая. Адская трясина. Он думал, что его никогда не найдут. Не знал, сколько времени пролежал там и сколько еще пролежит. Быть может, так и сгниет.

— Даже не пытайтесь представить себе это, — проговорил он.

Она встретилась с ним взглядом.

— Войну обычно изображают как нечто великое и славное. Но мне она кажется такой грязной и ужасной, что и вообразить трудно.

Должно быть, на войне погиб дорогой ей человек, подумал он. Поэтому она и похоронила себя в этой глухомани.

— Вы потеряли любимого? — спросил он. — Он погиб при Ватерлоо?

— Любимого? — Она покачала головой. — Мне горько потому, что загублено столько молодых жизней.

— Да, погибшие в бою — горькая цена победы, — произнес он. — Но сражаться и погибнуть в бою — дело чести. Для мужчины это хороший шанс совершить в жизни что-то действительно заслуживающее уважения. И битва по-своему великолепна. Тем более в войне против такого чудовища, как Наполеон. Тех, кто сражался с ним, можно сравнить с легендарными рыцарями, поражающими драконов, чудовищ и злых колдунов.

Он тут же пожалел о сказанном. Разболтался, словно мальчишка.

Мисс Олдридж как-то странно смотрела на него.

Слишком уж он разоткровенничался. Он решил сказать что-нибудь остроумное и ироническое, но не успел, потому что она заговорила:

— Вы очень сложная натура. Только было я решила, что разобралась в вашем характере, как вы делаете или говорите нечто такое, что опровергает мои умозаключения.

— Умозаключения? — удивился он. — Неужели вы, при вашей занятости, находите время думать обо мне?

— Нахожу, — ответила она, — находил же Веллингтон время подумать о Наполеоне.

Алистера словно окатили ушатом холодной воды. И поделом ему. Хорошо, что он не успел открыть ей свое сердце.

Ведь она считала его врагом из-за канала, который собирался строить Горди. Он должен об этом помнить.

От строительства этого канала зависело будущее не только его лучшего друга, но и его, Алистера, братьев, и это был его последний шанс оправдать себя в глазах отца.

— Я приехал сюда не для того, чтобы завоевывать Скалистый край и подчинить себе его население, — заявил он. — Я вам не враг. Так что напрасно вы сравниваете меня с Бонапартом. Вы хоть знаете, что надел на себя этот человек для церемонии коронации? Тогу!

Она улыбнулась и покачала головой:

— Уж лучше бы вы напоминали чудовище. Были бы противным или хотя бы нудным.

Ему хотелось спросить, насколько не похожим на чудовище и не противным она его считает. Понять, что нужно сделать, чтобы она не возненавидела его. Но он уже сказал так много, и столько чувств его одолевало. Он зашел гораздо дальше, чем позволяли эти проклятые обстоятельства.

Если бы только…

Нет. Все эти бесполезные мысли надо выбросить из головы.

— Будь у меня выбор, я бы предпочел, чтобы меня считали отвратительным, — произнес он. — Это лучше, чем быть нудным. Хуже этого может быть разве что плохо накрахмаленный галстук. Ботфорты, которые носят с бриджами. Расстегнутый жилет с простой сорочкой.

Она тихо рассмеялась и поднялась.

— Разве можно ненавидеть человека, который не воспринимает себя всерьез?

Она не испытывает к нему ненависти. У него отлегло от сердца, но он доиграл до конца свою роль. Ошеломленно взглянув на нее, он произнес:

— Мисс Олдридж, поверьте, никогда еще я не был так серьезен, тем более что речь идет о расстегнутом жилете, надетом на простую сорочку, или о застегнутом на все пуговицы жилете, надетом поверх сорочки, отделанной рюшем.

Но только не в том случае, если бы эти пуговицы расстегнула она, хотелось ему добавить. Тогда бы ему было безразлично, какая на нем надета сорочка.

Он вспомнил учащенное биение ее сердца возле его груди и тяжелые удары собственного сердца.

Вспомнил тепло и аромат ее кожи.

Он должен забыть об этом. Иначе наделает еще ошибок, совершит что-нибудь непоправимо глупое.

«Вспомни лучше о Горди, — сказал он себе. — Не в пример остальным он не поверил, что тебя нет в живых, и разыскал на грязном, зловонном поле боя».

Алистер вспомнил о своих младших братьях, которых оберут, чтобы поддержать существование их безответственного братца.

Вспомнил об отце, которого постоянно разочаровывал.

Прервав эти мучительные размышления, он обнаружил, что его искусительница пристально вглядывается в его лицо. Интересно, сколько времени он молчал, борясь с собой?

— Я заставила вас слишком долго разговаривать, — сказала она. — И если вы заболеете, виновата в этом буду я, и Кру перестанет мне доверять. Я торжественно поклялась ему не причинять вам зла.

— Вы не причинили мне зла, — возразил Алистер. — Скорее, наоборот. Я благодарен вам за то, что спасли меня от этого кошмара. — И, не удержавшись, добавил: — А также за то, что прыгнули на меня.

— Не стоит благодарности, — сказала она, направляясь к двери. — Я сделала это с удовольствием, мистер Карсингтон,

Всего лишь несколько недоброжелателей поверили тому, что Мирабель столкнула в ручей Брайар-Бук сына лорда Харгейта. Однако это не означало, что остальные не обменивались другими домыслами, то есть все происходило именно так, как предсказывал капитан Хьюз, когда говорил, что людей хлебом не корми, дай посплетничать.

Супруга викария, миссис Даннет, в понедельник нанесла визит Мирабель и за чаем с пирожными очень деликатно сообщила ей и миссис Энтуисл о местных настроениях, о которых ей удалось узнать из вчерашних разговоров в церкви, а также во время визитов, которые она нанесла нынче утром.

— Мистер Даннет не раз упоминал в своих проповедях о празднословии и лжесвидетельстве, — промолвила супруга викария. — Но прихожане пропустили его слова мимо ушей.

— Мне кажется, что болтовня отражает скорее досаду и раздражение, чем настоящую злобу, — предположила миссис Энтуисл. — Не следует также забывать о дружках Калеба Финча. Они не простили Мирабель его увольнения.

При упоминании о бывшем управляющем Мирабель подошла к застекленной двери. День выдался пасмурный, небо заволокло тучами. Они, как Калеб Финч, нависли над ней. Их дороги много лет не пересекались.

Она сама виновата.

Надо было предъявить ему обвинения в судебном порядке. Но в то время ей было всего двадцать с небольшим, и она опасалась, что улик недостаточно, к тому же не имела опыта в таких вопросах.

А тут как назло приехал Уильям, и она стала ему объяснять, что следует отложить свадьбу, потому что она не может уехать с ним в тот момент, когда поместье близко к полному разорению.

— Дорогая?

Обернувшись на звук голоса своей бывшей гувернантки, Мирабель заставила себя улыбнуться.

— Как бы мне хотелось забыть о Калебе Финче. Говорят, он снова вернулся?

Жаль, что несколько лет назад у нее не хватило смелости привлечь его к суду. Возможно, его выслали бы из страны вместе с дружками, помогавшими ему обворовывать ее отца.

— В Лонгледж-Хилле его нет, — сообщила миссис Энтуисл.

— Едва ли ему захочется показать здесь свою физиономию, — заметила миссис Даннет. — Даже его дружки избегают упоминать о нем публично.

— Сторонники Калеба Финча меня мало интересуют, — произнесла миссис Энтуисл. — Чего не скажешь о респектабельных жителях Лонгледж-Хилла. Если не урезонить их, твоя репутация сильно пострадает.

Мирабель не могла допустить, чтобы было опорочено ее доброе имя. Ведь тогда она потеряет свое влияние, приобретенное с таким трудом, и никто не обратит и внимания на ее возражения против строительства канала.

— Не знаю, каким образом прекратить эти слухи. Опровергая их, только подольешь масла в огонь, — проговорила она.

— Необходимо выяснить, почему они появились, — сказала миссис Энтуисл. — Думаю, все дело в зависти.

— Зависти? — удивилась Мирабель, зная, что миссис Энтуисл прекрасно разбирается в человеческой природе.

— Под твоей крышей находится прославленная личность, — объяснила миссис Энтуисл. — Но в настоящее время твоим соседям запрещено навестить его. Естественно, каждому хочется стать исключением из правил. Они видят, что для капитана Хьюза и для меня сделано исключение, и не понимают, почему такое исключение не сделано для них.

— Не стану же я прогонять капитана Хьюза или тебя только для того, чтобы никого не обидеть, — заявила Мирабель. — Они все равно найдут к чему придраться.

— Не надо никого прогонять, — сказала миссис Энтуисл. — Прекратить такие разговоры совсем нетрудно.

Миссис Даннет рассмеялась:

— Но и не легко. Чего только я не делала, все тщетно.

— Люди просто изголодались по чему-то волнующему, — предположила миссис Энтуисл. — Хотят узнать, не появляются ли у мистера Карсингтона ежедневно новые травмы загадочного происхождения, нет ли у него симптомов отравления и вообще жив ли он. — Глаза вдовы поблескивали. — Оно и понятно: сейчас февраль, община здесь маленькая, единственное развлечение — почесать языки. На твоем месте, Мирабель, я бы их развлекла.

— Надеюсь, ты не предлагаешь мне отравить гостя, чтобы позабавить соседей? — спросила Мирабель.

— Я предлагаю тебе изменить твой распорядок дня на сегодня, — ответила ее бывшая гувернантка. — Отложи дела и потрать время на визиты к соседям. Не забудь рассказать им в мельчайших подробностях все о своем благородном госте. А также — и это главное, Мирабель, — попроси у них совета относительно его лечения.

Супруга викария бросила восхищенный взгляд на полненькую вдову, одетую в платье, украшенное воланчиками и рюшечками.

— До чего же вы проницательны! — воскликнула миссис Даннет. — Это заменит сотню проповедей, только ничего не говорите мистеру Даннету.

Пятнадцать лет назад леди Клотильда, тетушка Мирабель, прислала миссис Энтуисл в Олдридж-Холл. Предполагалось, что она станет скорее компаньонкой, чем учительницей, для оставшейся без матери девочки, поскольку к тому времени образование Мирабель было в основном завершено. Хозяйство тогда пришло в упадок, а обитатели поместья были деморализованы смертью обожаемой хозяйки. Гувернантка взялась за дело и, по выражению капитана Хьюза, очень быстро привела все в полный боевой порядок.

При этом она обучала Мирабель тому, чему могла бы научить только мать и что намного превосходило школьную программу. Мирабель с успехом воспользовалась полученными знаниями несколько лет спустя, когда, оставив романтические мечты, вернулась из Лондона домой, чтобы предотвратить еще одно крушение.

Именно поэтому Мирабель не раздумывая тотчас последовала совету миссис Энтуисл.

В результате весь день и значительную часть вечера понедельника она выслушивала от разных леди советы, как облегчить страдания мистера Карсингтона. Не моргнув и глазом, она с глубочайшей благодарностью запоминала рецепты снадобий, с помощью которых можно излечить буквально все — от потрескавшихся губ до глухоты.

Ей надавали кучу советов, как предупредить воспаление легких. Затем ей пришлось выслушать воспоминания о страшной эпидемии гриппа 1803 года, которая унесла жизнь ее матери. Она ждала, пока они писали записки больному, и обещала передать их, как только доктор Вудфри сочтет, что мозг его достаточно окреп для чтения. Она вернулась домой в экипаже, нагруженном вареньями, домашними консервами, сиропами и целебным бальзамом Джайлида в таком количестве, что им можно было бы намазать всю Пруссию.

Мирабель приехала вскоре после ужина и нашла миссис Энтуисл в библиотеке, где та беседовала с капитаном Хьюзом. Отец, как ей сообщили, поднялся наверх, чтобы составить компанию мистеру Карсингтону.

— Я намеревалась попить чай в компании нашего больного, — сообщила миссис Энтуисл, — но капитан Хьюз сказал во время ужина, что мистер Карсингтон в плохом настроении, и твой отец изъявил желание его навестить.

Мирабель вспомнила, что отец утверждал, будто средством для решения загадочных проблем мистера Кареингтона является лауданум.

Мирабель не знала, что это за средство, принесет оно пользу или вред, тем более не имела понятия о том, знает ли отец, какую дозу этого лекарства следует принимать.

Выбежав из библиотеки, Мирабель помчалась вверх по лестнице.