6. НЕКОТОРЫЕ ОГОВОРКИ НАСЧЕТ КЭЛЛАГЕНА

Кэллаген покинул Скотланд Ярд в 18.40. У памятника Неизвестному Солдату взял такси и попросил отвезти на Пикадилли Сиркус. Там спустился в метро и позвонил Дарки.

— Слушай, Дарки! Сразу после нашего разговора я отправляюсь на почту и отсылаю тебе сто фунтов. Понял? Отлично. Ты связался с тем парнем — Рибенхольтом, или как там его?

— Да, шеф. Его зовут Ривенхольт. Он сейчас прохлаждается дома и ждет указаний. Если желаешь с ним поговорить — Мейфер 53463.

— Отлично, — Кэллаген записал номер на полях телефонной книги. — Ладно, позвоню. Хочу поручить ему кое-что разузнать. Нужно раздобыть сведения о Поле Мероултоне, который работает в «Уолкер Флит Компани». Тот тип, который зарабатывает 6 фунтов в неделю, а тратит 60. Эту работу я поручаю Ривенхольту, а мне ты нужен для другого. Когда с ним встретишься, дай двадцатку. И скажи, что остальные 80 он получит, когда соберет нужную мне информацию. Покажи деньги, чтобы он знал, что сможет заработать. Понял?

— Уловил. Как продвигаются дела, Слим?

— Неплохо, — туманно ответил Кэллаген. — До скорого, Дарки. Увидимся.

Он повесил трубку, немного подождал и набрал номер Ривенхольта.

Родерик Юстас Манинвей Ривенхольт соскользнул с кушетки, на которой перед этим возлежала его изящная фигура, и склонился над телефоном. Возраст — 31 год. Рост — пять футов одиннадцать дюймов. Великолепная фигура. Волнистые каштановые волосы. Большие привлекательные голубые глаза. И ни гроша за душой. Несмотря на то, что у него не было денег, его всегда можно было встретить в дорогих ресторанах. Одевался он в лучшие вещи, пошитые с хорошим вкусом. У него был обширный круг знакомств среди дам в основном много старше его. Когда дела шли хорошо, он не работал. Когда нет — снисходил до разнюхивания информации для частных детективных агентств. И те ему платили.

Он не был аморален. У него вообще не было никаких моральных принципов, и этот факт не особенно его тяготил. Рамки морали никогда его не ограничивали.

Сейчас он был в тяжелейшем финансовом кризисе, и рад был заработать честным путем хотя бы пенни. Но был бы рад заработать тот же пени и нечестным путем, если понадобится.

Он затушил сигарету в пепельнице венецианского стекла и взял трубку.

Голос Кэллагена был холоден и спокоен.

— Алло, Ривенхольт! Дарки связывался с тобой, верно? Хорошо. Завтра утром он навестит тебя и передаст 20 фунтов . Когда выполнишь работу — получишь ещё 80. Теперь слушай.

Меня очень интересует некий тип по имени Пол Мероултон. Холостяк сорока четырех лет, работает на "Уолкер Флит Компани "за комиссионные. Зарабатывает шесть или семь фунтов в неделю, а тратит много больше. Кажется, проводит много времени в «Сомерсет Хаус». Мне нужно знать, почему. Это вопервых. Во — вторых, я хочу, чтобы ты поразузнал о четырех Мероултонах — Беллами, Поле, Персивале и Джереми. Пятый — Вилли — меня не интересует.

Я хочу, чтобы ты выяснил, что все или кто-то из них имеют интересы в любого вида зарегистрированных компаниях — публичных или частных, каких-либо фондах и так далее. Если так и есть, я хочу получить перечень, из которого было бы ясно: что это за компании, что за интересы и размер их вкладов, Понял? Отлично. Теперь повтори.

Кэллаген выслушал, затем сказал:

— Отлично, Ривенхольт. Я с тобой увижусь. Теперь берись за дело, и поскорее.

Он повесил трубку и зашагал через Сиркус в сторону почты на Шафтсбери Авеню, там разменял деньги и отослал их Дарки.

Кэллаген чувствовал, что здорово устал. Это его раздражало. Не то, чтобы он беспокоился по поводу физической состояния, но ему предстояло многое обдумать и проанализировать. И причем очень быстро.

Он закурил и поспешил обратно через Сиркус к магазину готового платья на Риджент Стрит, где купил пальто, туфли, смокинг и прочие аксессуары, и переоделся в новое.

Следующим мероприятием стала парикмахерская. Его побрили, сделали массаж и вымыли голову. Он откинулся в кресле и расслабился, пока вокруг священнодействовал парикмахер. Кэллаген размышлял, и уже начал проглядывать первый лучик, но только лучик, а не свет. Как долго его не покинет удача?

Пока делали маникюр, он заказал чашку черного кофе и выкурил пару сигарет. Затем снова поднялся по лестнице и купил ещё костюм, велел уложить в новый чемодан свою одежду и другие покупки, оплатил счет и приказал доставить чемодан в «Оксфорд Прайт Отель» на Орган Стрит к моменту своего прибытия туда вечером. Когда он вышел на Риджент Стрит, его было не узнать: худое аскетичное лицо под мягкой черной шляпой и над белым шелковым шарфом выглядело отдохнувшим и энергичным.

Остановив такси, Кэллаген направился в «Делфин Корт Апартментс».

Цинтия открыла, едва он позвонил. Некоторое время она его рассматривала, и он понял, что понадобилось несколько секунд, чтобы его узнать. Ему это польстило. Цинтия отступила и придержала дверь, пропуская его. Кэллаген вошел и закрыл за собой дверь. Девушка уже шла впереди, направляясь в гостиную.

Уютную комнату украшал превосходный угольный камин. В топке пылал огонь. Из первоклассного приемника лилась мягкая мелодия фокстрота.

Как она хороша! Кэллаген даже затаил дыхание. Глаза его сверкнули голодным блеском.

На ней был черный бархатный костюм, золотистые чулки, маленькие шелковые туфельки с крошечными брильянтовыми пряжками подчеркивали красоту изящных стройных ножек. Шейку украшало кружевное жабо. Это женщина знала, как выбирать наряды и как их носить.

Когда она повернулась к нему, он заметил усталость в её глазах, и сквозь усталость проступала определенная враждебность. Он понял, что должен быть предельно внимателен и осторожен. Любой неверный шаг — и она может потерять самообладание. И тогда погубит все дело… И его тоже.

— Может быть, сядете? — предложила она. — «Плейерс» в той шкатулке на столе.

Цинтия устроилась в большом кресле около камина, наблюдая за ним, ожидая, когда он заговорит.

Кэллаген взял сигарету, предложил ей, и когда она отрицательно покачала головой, прикурил свою от новой зажигалки и неторопливо заговорил:

— Я вам очень не нравлюсь. Не так ли, мисс Мероултон? Ладно, я не слишком удивлен. Я многим не по душе. Но даже прежде чем мы встретились, я уже был вам неприятен — в принципе. Это я тоже могу понять. Когда клиенты приходят к подобным мне людям, обычно это происходит потому, что они попали в весьма затруднительное положение. В большинстве случаев это неприятные и грязные истории. Возясь с их дрязгами, как правило, я по ассоциации начинаю вызывать у них же неприязнь. Я объясняю это для того, чтобы вы поняли меня, когда я испытываю к ним (по тем же самым причинам ) чувство неприязни. В тоже время я готов верить самым худшим из них. Вам понятно, что я имею в виду?

Мисс Мероултон колебалась какое-то время, затем сказала:

— Думаю, понятно. Но необязательно быть частным детективом, не правда ли? Для мужчины есть множество других занятий. Дела не обязательно такие… — она сделала паузу, подыскивая нужные слова.

— Грязные и мерзкие? Вы ищете именно эти слова, верно? Так вот, мисс Мероултон, кто-то должен быть частным детективом. Мы — неизбежное зло. И некоторые из нас иногда приносят некоторую пользу.

Он глубоко вздохнул.

— Вот что я вам пытаюсь втолковать: когда вы пришли ко мне прошлой ночью, мне представлялось, что вся связка событий указывает на определенные вещи. И я сделал некоторые поспешные заключения. Я привык заставлять себя очень быстро размышлять и делать выводы, и зачастую оказываюсь прав. Но ясно осознаю, что могу и ошибаться. Так прошлой ночью я ошибся. Крупно ошибся.

Она скривила губы.

— Вы подразумеваете, что изменили свое мнение насчет некоторых вещей?

— Я заподозрил, что вы убили Августа Мероултона. Теперь я знаю, что был на абсолютно на ложном пути. Но я утверждаю, что у меня были все основания прийти к такому выводу по имевшимся на тот момент фактам. Как вы догадываетесь, не в первый раз кто-то является в «Сыскное агентство Кэллагена», чтобы обеспечить себе первоклассное фиктивное алиби.

— Ну, это очень мило с вашей стороны — быть столь откровенным, мистер Кэллаген, — холодно бросила она, — и исключительно обязана за допущение, что я убийца!

Он усмехнулся. Несмотря на гнев, она ничего не могла поделать с мыслью о том, что он похож на озорного школьника.

— Все абсолютно нормально, — заявил он . — Я думаю, что если нам немного повезет, у нас с вами все образуется и будет замечательно.

Затушив сигарету, он закурил следующую.

— Я полагаю, вы связались с Вилли Мероултоном, после того как я звонил сегодня утром, и выложили все, что обо мне думаете. Как я догадываюсь, вы заявили, что никогда бы больше не хотели меня видеть.

Она твердо взглянула на него, обеспокоенная мыслью, что этот странный человек обладает более чем неординарным интеллектом. И поймала себя на ощущении, что в нем есть что-то интригующее, туманное и неуловимое.

— Я собиралась поступить именно так. Но не смогла связаться с ним ни в офисе, ни где-нибудь еще. И это показалось мне довольно странным. Полагаю, вы должны об этом что-то знать.

В её глазах светилось недоверие. И он решил говорить правду.

— Да, тут я руку приложил. Это дело ведет детектив-инспектор Грингол. Я с большим уважением отношусь к его способностям. Грингол не дурак, но у него на руках весьма дохлое дело. Как вы знаете, в этой стране убийство нужно доказать. Обвиняемый может просто держать рот на замке и ничего не говорить. Даже если он откажется от показаний на процессе, обвинению придется доказывать все до последней запятой. И если оно строится на косвенных уликах, эти улики должны быть чертовски основательными.

Я знаю, Грингол будет рыскать вокруг всего, за что можно зацепиться. Понимаете, что я имею ввиду? Я уверен — первое что он сделает, это организует прослушивание всех телефонов, принадлежащих Мероултонам, посадив на каждую точку своих ребят.

Уверен, больше всего он хочет знать, где вы находитесь, поэтому прослушивает линию, ожидая, что вы позвоните Вилли. Поэтому я устроил так, чтобы Вилли просто не было на месте. И продолжаю думать, что был прав.

— Понятно… — она протянула руки к огню. — Но все же не вижу, как это поможет. Детектив-инспектор Грингол может разыскать Вилли, так? Может задать ему вопросы обо мне…

Кэллаген покачал головой и улыбнулся.

— Нет, он не станет этого делать. Гринголу предстоит слишком большая работа, чтобы суетиться и расспрашивать Вилли о вас.

Его улыбка стала ещё шире.

— Вы знаете, мисс Мероултон, до того, как мы окончательно не разберемся с этим делом, вам следует все таки поблагодарить меня за предотвращения усиленного ковыряния газетчиков в грязном белье Мероултонов, даже несмотря на то, что я подозревал вас в убийстве, и хотя я вам безусловно неприятен.

— Это не правда, — возразила она. — Я не испытываю к вам особой неприязни. По крайней мере, не сейчас. Но может быть вы мне расскажете, почему мистер Грингол будет так занят, что не сможет переговорить с Вилли обо мне? Он что, нашел убийцу?

Кэллаген скромно потупился.

— Я нашел его и приподнес Гринголу на блюдечке. Вы догадываетесь, кого?

Он подался вперед и взглянул ей в глаза.

— Этому человеку вы даже сочувствуете. Но я думаю, что жалость тут неуместна. Этого субъекта ожидают немалые неприятности, если в ближайшем будущем он не сумеет откупиться. У Беллами отличные мозги!

Она вздрогнула.

— Беллами! Так это он!?

Кэллаген мрачно кивнул.

— Мисс Мероултон, я хочу уберечь вас от множества неприятностей, от множества дотошных допросов в Скотланд Ярде и прочих радостей. Думаю, я с этим справлюсь. Если я смогу дать Гринголу все ниточки, в которых он нуждается, наведу его на них, позволю проверить их ему самому, и он убедится, что все верно, то станет вести со мной честную игру. Я догадываюсь, что одно из ваших желаний — чтобы дело прошло без излишнего шума. Полагаю, мы сможем это сделать, не нанося никому особого ущерба и не препятствуя закону.

По поводу последнего заявления Кэллаген в душе ухмыльнулся и немного помолчал, позволяя последней мысли глубоко внедриться в её сознание.

— Я хочу, чтобы вы мне подробно рассказали все, что произошло вчера. Подробно и точно, что вы делали, скажем, с 15.00 до того момента когда пришли ко мне. Или вы все ещё мне не доверяете?

— Какое это теперь имеет значение? Если вы сказали правду, я не вижу причин продолжать прятаться здесь и чувствую, что вообще было глупостью послушаться вас, заботясь о такой чрезвычайной секретности. Не так ли?

Прежде чем ответить, Кэллаген долго смотрел на огонь в камине.

— Вы совершенно правы — причин нет, — наконец отозвался он. — Если только пренебречь одним обстоятельством. И это обстоятельство — я!

Он снова взглянул на неё с той же озорной улыбкой. Непроизвольно она тоже улыбнулась. Было почти невозможно не улыбнуться этому странному человеку с аскетическим лицом, который может быть таким невыносимым и в то же время таким интересным, который с уважением относится к убийцам и считает фальшивое алиби само собой разумеющимся.

— Понимаете, — стал пояснять Кэллаген, — я не слишком популярен в Ярде. Это нетрудно понять. Разок — другой мне доводилось таскать каштаны из огня прямо у них под носом. И там есть парочка людей, которые меня вообще не переносят. Итак, я заставил вас прибыть сюда ещё до того, как у Грингола появились соображения по поводу участия Беллами в убийстве Августа. Он уверен, что вы были в моем офисе с 23.00 до полуночи, обсуждая некое предполагаемое дело.

К несчастью, моя секретарша — Эффи Перкинс — подслушала наш первый разговор, а наутро прочла газеты. Она поняла, что я намереваюсь создать вам алиби, и попыталась отомстить кое за что, сообщив Гринголу точное время вашего прихода и ухода.

Итак, если бы вы не скрылись, Грингол немедленно достал бы вас, просто ради ясности. А я бы не осмелился просить вас говорить не правду.

Он остановился и принялся за следующую сигарету.

— Думаю, Грингол весьма успешно и беспощадно использовал бы это против меня, — добавил он. — Меня могли упрятать за решетку.

Внимательно взглянув на девушку, Кэллаген заметил, как смягчился её взгляд, и с облегчением вздохнул: все получилось отлично.

— Я не хочу, чтобы у вас были неприятности. Полагаю, все, что вы говорите или делаете — ради моего благополучия, и я не вижу, почему вы должны из-за этого пострадать. Даже если вашим поступкам совершенно нет оправданий.

Теперь она стояла у огня. Он видел, что она на что-то решилась.

— Я собираюсь рассказать вам, что случилось вчера. Мне нужно с кем-то поделиться. Все это так ужасно… Если это что-то даст, я не возражаю задержаться здесь на пару дней, пока у вас не наладятся дела с Ярдом; и если вы решите рассказать об этом мистеру Гринголу, то лучше это сделать. Я, разумеется, все подтвержу. Не дадите сигарету?

Кэллаген передал ей шкатулку и щелкнул зажигалкой. Она вернулась в кресло.

— Мы с Вилли планировали прошлым вечером пойти в театр. Но к вечеру у меня заболела голова. Я позвонила и через секретаршу передала ему, что скорее всего не пойду.

Двадцать минут спустя позвонил отчим — Август Мероултон. Я была поражена, как изменился его голос, обычно бесцеремонный, почти грубый. Но в тот раз это был голос настоящей старой развалины. Казалось, в нем звучали ярость и одновременно мольба.

Он заявил, что должен обязательно повидаться со мной. Что это чрезвычайно важно, и что бы ни случилось, я должна с ним встретиться. Потребовал ничего никому не говорить и прийти в его офис на Линкольн Инн Филдс в 23.00.

Я спросила, может ли Вилли меня подвезти. Он сказал — нет. Заявил, что уже связывался с Вилли, и что тот будет занят весь день до поздней ночи. И ещё раз потребовал ни единой душе не проронить ни слова. Даже по телефону.

Все это меня ужасно беспокоило, я ломала голову, что же случилось. Вскоре позвонил Вилли, поинтересовался моим самочувствием и планами насчет театра. Я отказалась и намекнула, что, как он знает, у меня на 23.00 назначена встреча.

Вилли заверил меня, что понимает. Затем спросил, видела ли я вас. Говорил очень взволнованно и дал мне нагоняй, что я к вам не пошла. Вы помните, ведь он хотел, чтобы я это сделала несколько дней назад, после разговора с мистером Фингейлом.

Она швырнула сигарету в камин.

— Естественно, я стала волноваться и взвинтила себе нервы. В четверть одиннадцатого я позвонила в гараж, чтобы приготовили автомобиль, и поехала на Линкольн Инн. Я не была уверена, где именно находится офис Августа, да прежде никогда и не слышала, что у него он есть. Видимо, это хранилось в большом секрете. Машину я оставила на середине сквера и пошла пешком, разыскивая нужный дом.

Ночь выдалась отвратительная — холодная и дождливая. Взглянув вдоль сквера, я страшно удивилась. В конце сквера есть маленький переулочек, ведущий, как я полагаю, на Холборн. Там на углу под фонарем расхаживал взад — вперед Беллами с поднятым воротником. Меня он не заметил. Пока я соображала и собиралась его окликнуть, он повернулся и пропал в переулке.

Я нашла нужный дом. В подъезде было очень темно. Я взбиралась по лестнице, светя зажигалкой. В конце концов после бесконечного подъема я добралась до площадки четвертого этажа и обнаружила дубовую дверь с табличкой — «Август Мероултон». Я постучала, но ответа не последовало. Сквозь щели пробивался свет. Поколебавшись, я толкнула дверь, и она открылась.

Офис оказался просторной комнатой со встроенными полками и выдвижными ящиками. На огромном письменном столе в беспорядке валялись документы. На полу между дверью и столом валялось перевернутое кресло.

Не знаю почему, но я ужасно испугалась. Мне захотелось убежать, но я заставила себя остаться. Я убеждала себя, что Августа куда-то вызвали и он скоро вернется. Я прождала до 23.20, потом решила все-таки уйти.

Я спустилась по лестнице, заперла за собой дверь на улицу, прошла к машине… И тут я вспомнила про встречу с вами. Теперь она казалась очень важной. Происходило, что-то непонятное, и я вспомнила слова Вилли, что мне грозит опасность.

Проехав по Карт Стрит, я остановилась у телефонной будки, позвонила в Челси и спросила дворецкого, не знает ли он, где Август. Тот заявил, что даже не знал, что Август куда-то ушел, так как его единственная шляпа висит на месте в холле.

Затем мне пришло в голову, что Август мог отложить встречу из-за дождя и холода, хотя обычно он не обращал внимания на погоду. Пообещав позвонить позже, я оставила машину и пешком направилась к вам. Что было дальше — сами знаете. После встречи я вернулась домой, сразу позвонила Вилли и рассказала, что и как. Он сказал, что всему может быть объяснение, но казалось, сам ужасно встревожен.

Он позвонил Беллами, там не отвечали. Пытался переговорить с Джереми и Полом, но их тоже не было. Пришлось оставить все хлопоты до утра. Утром он первым делом предполагал выяснить, где Август и что случилось.

Следующим был ваш телефонный звонок и сообщение, что произошло убийство и мне нужно прийти к вам. Я снова позвонила к Вилли. Он просто ужаснулся. Сказал, что тут же свяжется с Беллами, если сможет того найти, и постарается выяснить, что к чему. Все остальное вам известно.

Кэллаген кивнул и ничего не сказал.

Она встала.

— Беллами арестуют?

Кэллаген усмехнулся.

— Его арестуют не за убийство. Но держу пари, арестуют, чтобы иметь в своем распоряжении. Грингол своего шанса не упустит.

Он встал и очень серьезно обратился к ней.

— Мисс Мероултон, не сделаете вы кое-что для меня? Боюсь, что прошу в основном ради собственной пользы.

Она бросила на него взгляд, и ему показалось, что в глазах у неё уже не было такой жесткости и, видимо, она не чувствовала к нему прежней острой неприязни.

— В чем дело?

— Побудьте здесь ещё три дня. Это самый крайний срок. Скорее всего, я вас увижу или позвоню завтра. Или позвонит Вилли. Но сначала я хочу уладить отношения с Гринголом. Иначе мне не поздоровится.

Голос его звучал совсем просительно.

Она улыбнулась, и Кэллагену показалось, что это солнышко проглянуло через тучи.

— Отлично. Я так и сделаю. Но помните, у вас всего три дня. И я должна иметь возможность общаться с Вилли.

Кэллагена принял угрюмый и удрученный вид.

— Боюсь, вам это не удастся, — соврал он. — Он в Эдинбурге. Какие-то дела по собственности Мероултонов, видимо, в связи со смертью Августа. Его не будет до субботы. Правда, он собирался связаться со мной завтра вечером. Я возьму у него адрес и номер телефона и сообщу вам.

Судя по лицу, она была разочарована.

Кэллаген пошел к выходу и уже взял шляпу, когда она заговорила снова.

— Все это удивительно и странно. Или вы снова взялись за свои штучки? — Она постаралась смягчила свои слова улыбкой. — И препятствуете моим контактам с Вилли, потому что я все ещё под подозрением?

Кэллаген хмыкнул.

— Нет, в мои планы это не входит.

Он открыл дверь и снова обернулся.

— Я кое-что скажу, мисс Мероултон, — слова стремительно срывались с языка. — Поверьте, я на все готов, чтобы вы не пострадали, — он снова улыбнулся озорной мальчишеской улыбкой. — Даже будь вы убийцей…

И с этими словами Кэллаген удалился, оставив её в дверях.

7. РАССТРОЕННАЯ ПИРУШКА

В 22.00 Кэллаген сидел в «Лайонс Корнер Хаус» на Шафтсберри Авеню, глядел в окно и наблюдал, как люди встречаются, заходят в «Монико», беседуют, смеются.

В Лондоне народ делится в основном на две части: очень тонкий верхний слой и могучий — нижний. Верхний — с внешней оболочкой респектабельности, изысканности, чистоплотности и благопристойности, что и демонстрировалось миру. Нижний (абсолютное большинство) — сплошь низость, дешевое жульничество, всеобщая вшивость, которая царила в джунглях душной громады сердца Метрополии, и границы этого вертепа известны были известны каждому смышленому полицейскому.

Кэллаген улыбнулся про себя, когда подумал, как мало горожан знали что-то о Лондоне. Несомненно, некоторые туманно сознавали, что существует невидимый подпольный мир: такого рода места (например, метро), где порой сталкиваешься с отборными жуликами. Но большинство несказанно удивится, столкнувшись с действительно жуткими криминальными событиями, которые никогда не попадают на первые полосы газет, но в жизни время от времени случаются. Они пребывают в непоколебимой уверенности: может, такое и случается в Америке, но в Лондоне — никогда!

Он усмехнулся этой мысли. Ой ли!

В Лондоне случается все! Любая безумная чертовщина. Каждый день и каждую ночь. Вот почему на этих улицах размещены подразделения полиции под командой первоклассных офицеров, знающих, что за жизнь там бурлит, как вести дела и обращаться с этой своеобразной публикой, которая обидится, если вы намекнете, что они жулье. Но их порочность, низость и подлость в конечном счете приносят гораздо больше зла, чем дела профессиональных криминальных структур, которые в сравнении с этим болотом мерзости можно было бы даже назвать благородным мошенничеством.

Искорени эту публику — и большинство потенциальных злодеяний и потенциальных преступников никогда бы не материализовались.

Кэллаген потягивал кофе, позволив себе посочувствовать полиции, чьи источники информации со временем все убывали, раз доносчики стали осознавать, что держать рот на замке — зачастую лучший выход, чем выбитые зубы и сломанные ребра.

Он ещё шире улыбнулся, представив себе, что может случиться, если вдруг редакторы лондонских газет предоставят в виде исключения дюжине своих репортеров свободу действий и возможность послать к черту закон о клевете! Как будут выглядеть первые страницы утренних воскресных газет и какое множество милейших людей принялись бы упаковывать чемоданы и поскорее сматываться, пока обстоятельства ещё позволяют.

И не окажется ли он одним из них?

Кэллаген расплатился, спустился по лестнице, прошел до телефонной будки, позвонил в «Утреннее Эхо» и несколько секунд спустя говорил с Джанглом.

— Майкл, для тебя кое-что есть. И если хочешь, можешь сохранить это в тайне исключительно для себя. Это касается блистательных, но совершенно необоснованных действий, которые сегодня вечером Грингол собирается предпринять по делу Мероултонов. Я предполагаю, где-то между 23.30 и 1.00. Мой совет тебе послоняться в это время на углу Лайли Стрит и Паллардс. Следи, когда появится полицейский автомобиль и следуй за ним, а дальше соображай сам.

— Спасибо, Слим, — протянул Джангл. — Как твои дела? Все ещё примерный мальчик?

Кэллаген повесил трубку, остановил такси, приказал отвезти его на Гордон Сквер, вышел на углу и пошел через площадь к «Кларендон Апартментс».

Оставшись на противоположной стороне напротив «Кларендона», он наблюдал за входом, пока не увидел, что швейцар поднялся на лифте наверх. Тогда он быстро проскользнул в холл, мельком взглянул на указатель номеров и зашагал по лестнице, размышляя по пути про Олали Голи.

Олали Голи выглядела на свои тридцать. На высоченных каблуках — пяти футов и восьми дюймов роста. Прекрасно сложенная брюнетка прекрасно знала, как носить наряды.

Она была француженкой, и действительно в ней был заметен тот специфический шик, который, как считается, присущ француженкам, но редко удается обнаружить.

Олали была очень умна. Она начала свою карьеру после войны в кордебалете одного из крохотных французских стриптиз-ревю. Она знала о жизни исключительно много, практически все, что следовало знать насчет мужчин. Услышав, что Англия — чудное место, где неплохо живется, она составила план, как туда добраться. В Марселе ей посодействовал некий делец, который занимался финансами подобных девиц.

Олали точно знала, как ей вести себя с Кэллагеном, так как получила указания «эксперта» по этой части.

Кэллаген положил шляпу на столик и расстегнул пальто: в комнате было слишком жарко. Миленько обставленная, она была перегружена бесчисленными столиками и всяческими безделушками. Красные обои, обилие красного бархата и шелка просто подавляли.

Он задержал долгий взгляд на Олали. Темно-синий, переливающийся муаром, шелковый халат с искусными глубокими разрезами подчеркивал стройность фигуры изящную форму ног. На лице Кэллагена читалось восхищение, правда, слишком уж открытое, чтобы быть искренним.

— Послушайте, мисс Голи… или миссис Голи?

Он подождал, но после того, как она улыбнулась и оставила вопрос без ответа, приступил прямо к делу.

— Очень сожалею, что я вас потревожил, но нам стоит переговорить, прежде чем полиция начнет задавать вам кучу вопросов.

Она кивнула и мило улыбнулась, затем грациозно поднялась и принесла шкатулку с сигаретами. Он взял одну себе, предложил ей, подал огня и оставался на ногах, пока она опять не села. Кэллаген хорошо знал этот тип женщин, которые очень ценили хорошие манеры.

Он начал говорить, лицо его было спокойным и открытым, фразы звучали ровно и дружелюбно: он считал такой стиль весьма полезным, когда приходилось лгать женщинам вроде Олали.

— Не хочется попусту тратить ваше время, мисс Голи, так что я постараюсь быть кратким — насколько это возможно. Я частный детектив, меня наняли адвокаты Мероултонов. У них есть основания считать, что один из членов семьи может иметь неприятности с полицией из-за убийства, о котором вы уже читали.

К несчастью, есть свидетельства, что ваш ближайший друг Беллами Мероултон находился в районе Линкольн Инн Филдс в то время, когда произошло убийство. Я уверен, примерно в это же время он зашел к вам. Не затруднит вас сообщить, когда он пришел?