Лемми Кошен - Дамам на все наплевать

Помню я одну красотку из Ноугейлс на границе Аризоны и Мексики. Сущая конфетка. Лицо, как у святой, и речь соответствующая. Была она мексиканка, но решила повысить свой культурный уровень и в порядке самообразования выучила английский язык. Для этого каждый вечер читала вслух своему мужу «Историю Гражданской войны» на английском языке. Муж был значительно старше ее, к тому же неуживчивого характера и сомнительного здоровья.

В один из вечеров красотка одной рукой держала книгу, а другой размешивала мышьяк в кофе для мужа. Старик простонал и отдал Богу душу. Какой-то недальновидный следователь решил арестовать бабенку по обвинению в убийстве, хотя она уверяла, что это «История Гражданской войны» вызвала у ее мужа рези в желудке.

Она наняла себе первоклассного адвоката, который мог ответить на любой вопрос. И он посоветовал ей: надеть черную вуаль, когда она пойдет в суд, и во время всего заседания плакать. Присяжные так и не смогли вынести единодушного решения. Был назначен повторный суд. На сей раз она наняла другого адвоката. Он ничего не понимал в законах, но зато отлично разбирался в психологии присяжных. Он посоветовал ей явиться на заседание суда в плотно облегающем ее фигуру черном кружевном платье и шелковых чулках телесного цвета. Он усадил ее на скамью в изящной позе, так сказать, показал товар во всей красе тщательно подобранным присяжным. Это были в основном старички за 70 лет. Они только взглянули на нее и единогласно, даже не выходя из зала, вынесли решение: «невиновна».

Судья — довольно древний старикашка — тоже только взглянул на нее и немедленно согласился с решением присяжных. Ее освободили, а старик судья до того расчувствовался, что устроил ее на работу в местную прачечную. И видели бы вы, с каким рвением старикашка стал следить за чистотой. Он регулярно, каждую неделю лично относил белье в стирку.

Так что никогда нельзя заранее знать, как повернется дело, если в нем замешана женщина. Тем более если она к тому же выглядит сексуальной. Чем больше в женщине сексуальности, тем больше хлопот и неприятностей может причинить она окружающим.

А у Генриетты его с избытком. Да, хороша бабенка! Когда мы с ней пили кофе, я все время смотрел на нее и думал: может быть, она такая же, как та дама в Ноугейлсе?

Ну что ж, даже в этом случае я не возражал бы против того, чтобы быть ее парнем. Я просто никогда не стал бы только пить с ней кофе. Только и всего.

Глава 5

ТАИНСТВЕННОЕ УБИЙСТВО ГРЭНВОРТА ЭЙМСА

Может быть, вы считаете меня чудаком, что я придаю такое большое значение обстоятельствам смерти Эймса? Но дело-то это не такое простое.

Конечно, мне не составляет никакого труда арестовать Генриетту по подозрению в убийстве. Я могу попросить Нью-йоркскую полицию возобновить следствие по делу о смерти Эймса, и письма Генриетты к Эймсу подтвердят мое обвинение. А что в этом толку, если она действительно ничего не знает о фальшивомонетчиках? Ну, допустим, это она убила Эймса. Вы, ребята, понимаете сами, я — федеральный агент, занимающийся расследованием дела о фальшивых облигациях. Я ведь приехал в Нью-Йорк, чтобы учить здешних парней, как им надо работать.

Кроме того, у меня в голове целый рой разных идей. В том числе есть и одна идейка относительно Лэнгтона Бэрдля, который, по-моему, считает меня простофилей.

В Нью-Йорке я остановился в своем обычном месте, принял душ, переоделся и, выпив небольшой бокальчик, сел в такси. Я отправился прямиком в контору Бэрдля.

Он ведет теперь дела Грэнворта Эймса.

Поднявшись на лифте, я вошел в его контору. В приемной очаровательная дамочка яростно настукивала на пишущей машинке. На ней туфельки с каблучками не менее четырех дюймов, и до того у нее был напыщенный вид, что по сравнению с ней Мария-Антуанетта выглядела бы обыкновенной прачкой.

В ушах у нее торчали огромные нефритовые серьги, а выражение лица было таким, как будто кто-то все время держал у нее под носом горящую пробку. И когда она встала из-за стола мне навстречу, она так виляла боками, что непременно . выиграла бы на любом конкурсе красоты, если, конечно, в это время поблизости не оказалось бы жен членов жюри.

Судя по ее физиономии, она часто посещала косметические кабинеты, а губы были накрашены помадой, по крайней мере на четыре полутона ярче, чем полагалось.

Чертовски забавная вещь, но я заметил, что только одна из шестидесяти четырех женщин употребляет правильный цвет губной помады. И как только я встречаю эту редкую женщину, обязательно что-нибудь случается: или она выходит замуж, или меня усылают на работу на другой конец света.

Я сказал секретарше, что хочу видеть Бэрдля, на что она ответила, что, хотя он здесь, принять меня не может, так как у него совещание. Тогда я ответил ей, что если я унижусь до такой степени, что мне придется ожидать приема у мистера Бэрдля, то я немедленно сделаю себе харакири консервным ножом. С этими словами я прошел приемную и открыл тяжелую резную дубовую дверь. Бэрдль сидел за столом и наливал себе из фляги виски.

Он взглянул на меня и широко улыбнулся.

— Рад вас видеть, мистер Кошен, — сказал он. — Входите, входите. Я не занят.

Я бросил свою шляпу на бронзовую статуэтку боксера, стоявшую у него на столе, и сел в удобное кресло как раз напротив него. Он угостил меня сигаретой из серебряной коробочки.

— Слушай, Бэрдль, — начал я. — Мне надо поговорить с тобой, и ты послушай меня внимательно и не вздумай увиливать, а то я на тебя сильно рассержусь.

Услышав такое вступление, Бэрдль страшно удивился. Этот Бэрдль — парень примерно 5 футов 4 дюйма роста, блондин с худым лицом, как у ласки, явно страдающий несварением желудка. Глаза у него красные, подбородок заостренный. Это один из тех парней, которые могут оказаться и хорошими, и плохими, и вообще ни тем, ни другим, просто ничем. С первого взгляда трудно определить, что это за человек.

— Слушайте, — сказал он, — у вас нет никаких оснований разговаривать со мной таким тоном, мистер Кошен. Я всегда рассказывал вам обо всем, что вы хотели узнать. Не так ли?

— Конечно, рассказывал. Но мне этого мало. Я хочу, чтобы ты рассказал мне побольше. Вот и все. А пока что сиди спокойно и слушай, что я тебе скажу.

Две недели тому назад мне поручили расследование дела о фальшивых облигациях. Я приходил к тебе, чтобы выяснить некоторые вещи. Ты мне тогда сказал, что ты и все слуги Эймса дали на следствии показания в отношении Генриетты Эймс. Вы, в частности, заявили, что в ночь самоубийства Грэнворта Эймса Генриетты Эймс в Нью-Йорке не было.

О'кей! На следующее утро я беседовал с ночным сторожем на пристани Коттон Уорф, с тем парнем, который видел, как перевернулась машина. Я допросил его как полагается, и в конце концов он мне признался, что на другой день после того, как Эймс угодил с машиной в реку, ты приходил к нему в сторожку. Он тебе сказал тогда, что видел, как из машины выскочила какая-то женщина. И он признался мне, что ты дал ему тысячу долларов, чтобы он помалкивал относительно этой детали.

О'кей! Через три дня после этого я получаю анонимное письмо, в котором мне советуют поехать в Палм Спрингс и поискать там три письма, написанные Генриеттой. Я так и сделал и нашел эти письма.

И теперь меня интересует, кто же послал мне эту анонимку. Между прочим, я пришел к заключению, что этот парень не кто иной, как ты. Это ты мне ее послал, Бэрдль, и ты сейчас расскажешь мне, зачем ты это сделал, потому что, как я понимаю, ты довольно-таки нечистоплотный тип. Сначала ты подкупил сторожа, чтобы он ничего не рассказывал о женщине. Во время следствия ты и все слуги заявили, что Генриетты Эймс в тот вечер и ночь в Нью-Йорке не было. Наконец, ты посылаешь эту анонимку, чтобы услать меня в Палм Спрингс, где я могу найти письма Генриетты, зная, что эти письма могут оказаться веревкой, на которой в конце концов ее повесят. Вот ты мне сейчас все это и объяснишь. Я внимательно слушаю тебя и хочу знать все подробности. Ты написал эту анонимку?

— Да, — ответил он серьезно. — Я написал. И скажу вам почему. Тогда, может быть, вы поймете, почему именно так я поступил.

Я хочу, чтобы вы правильно поняли всю ситуацию, — продолжал он. — Я знал, что миссис Эймс должна была в тот вечер приехать в Нью-Йорк, поскольку я видел ее письма. Я знал, что она приезжала сюда, но на следствии я ничего об этом не сказал и предупредил слуг, чтобы они также молчали об этом. И вот почему.

Грэнворт Эймс — подлая собака, никто из нас не любил его, но ее мы все уважали. Мы знали, что у него было много женщин и что он грубо обращался с миссис Эймс. Но когда он вдруг заработал круглую сумму и сказал, что собирается 200 000 долларов в государственных бумагах передать жене, я подумал, что он решил исправиться и начать новую жизнь. Я поверил ему, потому что он говорил это довольно искренне. А тут он еще увеличил и сумму страховки. Я решил, что он действительно хочет стать нормальным семьянином.

Когда вечером в день своей смерти он ушел из конторы, я знал, что у него должно быть свидание с миссис Эймс и что у них будет разговор о какой-то женщине, из-за которой миссис Эймс была страшно обозлена на него. А на следующее утро раздался звонок из полиции и мне сообщили, что труп Грэнворта Эймса в машине выловили из реки, и просили меня приехать для опознания. Я поехал туда и подтвердил, что это действительно Грэнворт Эймс.

Я знал также, что миссис Эймс уже вернулась в Коннектикут, так как Грэнворт говорил мне, что она сразу же после свидания с ним поедет туда.

И я представлял себе все это дело так. Они встретились, и она высказала ему все, что думает о нем. Она сказала ему, что он паршивый пес и что она уйдет от него и будет жить в Коннектикуте. Но я хорошо знал Грэнворта. Он легко приходил в возбуждение. Вероятно, он сильно расстроился из-за того, что ему сказала Генриетта, и с горя выпил как следует. И я подумал тогда, что в результате этой ссоры он покончил жизнь самоубийством. Хорошо его зная, я решил, что он пил в компании какой-нибудь своей знакомой и именно эту женщину и видел сторож.

Но я подумал, что, если я скажу, что он в тот вечер виделся с миссис Эймс, полиция подумает, что это была Генриетта Эймс. Мне стало ясно, что они ее вызовут, начнут допрашивать и, может быть, будут плохо обращаться с ней. Поэтому я поехал на квартиру к Эймсам, поговорил со слугами, и мы решили никому не говорить, что она в тот вечер была в городе. Тысячу долларов для ночного сторожа я взял из ящика письменного стола Грэнворта. Тогда я думал, что Эймс покончил жизнь самоубийством, и было совершенно незачем впутывать в это дело Генриетту Эймс. Он и так причинил ей довольно много неприятностей.

Все прошло прекрасно. Следствие закончилось. Все в порядке. Но вдруг через несколько месяцев приезжаете вы и заявляете, что миссис Эймс пыталась обменять в банке фальшивые облигации. Вы задали мне кучу вопросов, не дав возможности все как следует обдумать, и поэтому я рассказал вам то же, что и на допросе у следователя. После вашего ухода я тщательно все продумал. Я отлично знал, что Грэнворт Эймс передал миссис Эймс самые настоящие облигации. И я подумал, что, если она пыталась подсунуть в банке фальшивые облигации, значит, она получила их где-то в другом месте и знала, что облигации фальшивые.

И еще одна вещь. Я заглянул в ящик стола Грэнворта, где он хранил эти письма. Писем там не оказалось, и я вспомнил, что, когда она приезжала на следствие из

Коннектикута, я как-то застал ее около его письменного стола. И тогда мне в голову пришла мысль: может быть, это Генриетта Эймс убила Грэнворта. Может быть, это ее видел ночной сторож на пристани Коттон Уорф, и именно поэтому она и забрала эти письма.

Я могу, конечно, с симпатией относиться к этой женщине, но я не собираюсь покрывать убийцу. Особенно когда на сцене появились вы, а мне отлично известна ваша репутация, мистер Кошен. Я подумал: а что случится со мной, когда вы узнаете правду? И я был прав. Первое, что вы сделали, — это пошли к ночному сторожу и выведали у него, как все это произошло на самом деле.

Тогда я сел за машинку и напечатал для вас письмо без подписи, потому что тогда я подумал так: если вы поедете в Палм Спрингс и найдете эти письма, вы сможете сделать с ними все, что хотите. Если вы решите, что это Генриетта убила Грэнворта, вы можете поступить как вам угодно: арестовать ее или оставить в покое. И я подумал, что вас не должно волновать, кто именно написал эту анонимку. Я считал, что вы не придадите этому никакого значения. А если бы я подписался своим именем, то снова бы ввязался в это дело. Вот как все было. И мне очень жаль, что я причинил вам излишние хлопоты тем, что оказался таким дураком и не сказал вам всю правду сразу.

Я встал и протянул ему руку.

— Отлично, Бэрдль, — сказал я ему. — Ты очень умно поступил, рассказав мне все начистоту. Я все больше прихожу к убеждению, что Грэнворта Эймса убила Генриетта. И если это подтвердится, я с удовольствием выведу ее на чистую воду.

Мы пожали друг другу руки.

Чопорной секретарше на высоких каблуках я сказал «пока, детка» и спустился вниз. Внизу я быстро прошел в контору управляющего домом, показал ему свою бляху и кинулся к телефону.

Я назвал себя дежурному на телефонной станции и сказал, что я только что вышел из кабинета Бэрдля и у меня создалось впечатление, что он собирается заказать междугородный разговор с Палм Спрингсом. Я попросил их прослушать весь разговор и точно все записать, а также постараться узнать, что будут говорить на другом конце провода. Я сказал, что за стенограммой я пришлю кого-нибудь потом, а пока они для собственного спокойствия пусть наведут обо мне справки.

Дежурный ответил «о'кей».

Я вернулся в отель и позволил себе выкурить роскошную сигару. И прежде всего я должен вам сказать, что я и на сей раз не поверил Бэрдлю. И вот почему.

Предположим, он действительно видел, как Генриетта забирала из письменного' стола свои письма, потому что эти письма могли служить доказательством того, что она виделась с Грэнвортом в день его смерти. Но разве не логичнее было бы подумать, что она забрала их для того, чтобы уничтожить, а не увезти с собой? Откуда Бэрдлю известно, что они в Палм Спрингсе? Ему могло быть это известно только в том случае, если кто-то из Палм Спрингса сообщил ему, что письма все еще целы и находятся у нее на ранчо.

Поэтому я и подумал, что, как только я выйду из его кабинета, он немедленно позвонит в Палм Спрингс и сообщит, что я был у него и что все в порядке: я клюнул на его удочку, поверил всему, что он говорил, все о'кей, а дальше события будут развертываться согласно плану Бэрдля.

И эти рассуждения натолкнули меня еще на одну мысль: насчет моей фотографии, вырезанной из «Чикаго Таймс» и посланной кому-то на гасиенду Алтмира. Как вы думаете, не мог это проделать Бэрдль? И цель посылки этой фотографии совершенно ясна. После того как он послал мне анонимку, он знал, что я обязательно поеду в Палм Спрингс, и захотел предупредить там своих дружков. Поэтому он вырезал из старой газеты мою фотографию и написал «Вот этот парень» и послал ее в гасиенду…

И сейчас этот тип Бэрдль не подозревает, что он споткнулся, творя свои махинации, и здорово споткнулся! Парень он, конечно, неглупый, вы и сами понимаете. Он знал, что я догадываюсь о том, что анонимку послал он, и поэтому уже заранее приготовил для меня отличную историю. Но чего он не знает, так это то, что мне известно о моей фотографии, и вот именно на этой фотографии он и споткнулся.

Вы согласны со мной, что дело становится все более, и более занятным?

Так я сидел до шести часов, когда мне в голову пришла еще одна мысль: позвоню-ка я в нашу контору в Нью-Йорке. Может быть, они еще не отослали в Палм Спрингс фотографии слуг Эймса: его дворецкого, шофера и горничной.

Мне повезло: они уже отослали их, но один экземпляр фотографий у них остался. Они обещали незамедлительно выслать их мне в отель, а я попросил их также заехать по пути на телефонную станцию и узнать, нет ли для меня стенограммы телефонного разговора Бэрдля с Палм Спрингсом.

После этого я еще раз принял душ, просто так, чтобы провести время, затем надел смокинг и почувствовал себя цивилизованным человеком.

События начались в семь часов вечера. Прежде всего пришел агент из конторы ФБР в Нью-Йорке и принес стенограмму разговора Бэрдля с Палм Спрингсом. Вместе со стенограммой он передал мне второй комплект фотографий слуг Эймса. Мы выпили с посыльным по стаканчику виски, и он ушел.

Я начал читать стенограмму и получил от этого огромное удовольствие. Вот послушайте, что там было:

«Нью-Йорк, Центральная междугородная станция. Время: 5.25.

Доклад о междугородном телефонном разговоре между конторой Лэнгтона Бэрдля (Централь 174 325) и гасиендой Алтмира, Палм Спрингс, Калифорния.

Вызов из конторы Бэрдля: 5.24.

Контора Бэрдля: Алло, пожалуйста, междугородную. Это Централь 174 325, контора Лэнгтона Бэрдля. Палм Спрингс 674 356.

Дежурный телефонист: Вы Централь 174 325. Соединяю с Палм Спрингсом, Калифорния, 674 356. Повесьте трубку. Я позвоню. Время: 5.32.

Телефонист: Алло, Централь 174 325. Соединяю с вашим номером в Палм Спрингсе.

Контора Бэрдля: Алло, алло. Гасиенда Алтмира?

Гасиенда: Да, кто говорит? Что вам угодно?

Контора Бэрдля: Говорит Лэнгтон Бэрдль. Что Фернандес, там?

Гасиенда: Конечно, здесь. Сейчас я его позову. Как поживаете, Лэнгтон? Не кладите трубку, я сейчас позову Фернандеса.

Гасиенда: Привет, Лэнгтон.

Контора Бэрдля: Это ты, Фернандес?

Гасиенда: Он самый. Ну, что нового?

Контора Бэрдля: Привет, мальчик, слушай меня внимательно, чтобы потом не наделать ошибок. Ты слу-таешь? О'кей. Сегодня днем ко мне приходил этот Кошен и задавал кучу вопросов. Он спрашивал, не я ли написал эту анонимку, из-за которой он поехал в Палм Спрингс. Я наплел ему с три короба. Рассказал, что сначала я хотел прикрыть эту даму, но, как только на сцене появились фальшивые облигации, я подумал, что, быть может, это она убила Грэнворта, а так как я не хочу быть соучастником в убийстве, то я решил рассказать ему всю правду. Этот осел развесил уши, поверил всему, что я ему наплел, и на прощание даже крепко пожал мне руку Между прочим, я сказал ему, что Генриетта получила от мужа настоящие облигации, а фальшивые она потом подцепила где-то в другом месте. Теперь слушай внимательно, Фернандес. Вероятно, он очень скоро вернется в Палм Спрингс и как только соберет достаточно материала, тут же арестует Генриетту. Если ему удастся пришить ей обвинение в убийстве и ее приговорят к электрическому стулу, то из нее постараются выжать все, что ей известно о фальшивых облигациях. Ты понял меня?

Гасиенда: Отлично понял, Лэнгтон. О'кей, дружище. А я держусь той линии, как мы с тобой договорились.

Контора Бэрдля: Молодец. Тебе сейчас нужно всячески постараться сблизиться с этой дамой. Заставь ее выйти за тебя замуж. Это очень легко сделать. Когда этот осел Кошен появится у вас и начнет там все вынюхивать, она перепугается. Тогда ты ей скажешь, что спасти ее от веревки можно только одним путем: если мы подтвердим наши первые показания о том, что в тот вечер, когда Грэнворт нырнул в Ист Ривер, ее в Нью-Йорке не было. После этого все будет очень легко. Ты меня понял, Фернандес?

Гасиенда: Конечно, понял. Все в порядке.

Контора Бэрдля: Передай Перейре от меня дружеский пинок под зад и скажи, что, как только дело закончится, мы с ним увидимся и сделаем то, о чем договорились. Постарайся ничем себя не скомпрометировать. Если это будет возможно, не прибегай к помощи оружия.

Гасиенда: До свидания, Лэнгтон. Ты тоже смотри не замарай лапки. Ну, до скорого свидания.

Дежурный оператор Тарнет. Стенографист О'Лари.

Ну, как вам нравится эта роскошная новелла? Я оказался абсолютно прав в отношении этого типа Бэрдля и надеюсь, что до того, как с ним покончат соответствующие органы, я еще успею рассчитаться с ним за то, что он посмел назвать Лемми Кошена ослом, развесившим уши. Удивительная вещь: почему все эти ребята, замешанные в разных грязных делишках, всегда считают полицейских ослами? Это как закон. Но время от времени им приходится убеждаться, что ослами-то в конце концов оказываются они сами. Поверьте мне, насчет Бэрдля я еще скажу свое последнее слово.

После того как я прочитал стенограмму, я распечатал конверт с фотографиями. Там оказалось три фотографии: Дубинэ — горничной, Паланцы — дворецкого и шофера Термигло, и, когда я взглянул на фотографию этого последнего, я даже подпрыгнул, потому что шофер Термигло оказался не кем иным, как Фернандесом, этим верзилой с гасиенды Алтмира, которого я тогда избил как следует и сбросил с лестницы. Ну, ребята, действительно дело становится все более и более интересным!

Итак, Фернандес, оказывается, под именем Хуана Термигло работал шофером у Эймсов, а теперь этот Фернандес — крупный банкомет на гасиенде Алтмира. Теперь я понимаю, почему моя фотография оказалась там. Ее послал Бэрдль Фернандесу, чтобы тот знал, кто я такой. И этот Фернандес сообщил Бэрдлю, где находятся письма Генриетты.

Но подождите, ребята. Давайте-ка подумаем как следует об этих письмах. Откуда Фернандесу могло быть известно, где Генриетта спрятала эти письма?

Я думаю, что это было ему известно потому, что он сам их туда и спрятал. Я ведь говорил вам, что без особого труда нашел их. Спрятанные в вырезанной книге стихов, они как бы взывали, чтобы их нашли, причем это мог сделать любой человек, обладающий хоть немного здравым смыслом.

И если я прав, — а я, безусловно, прав, — значит, Бэрдль — дважды лгун. Значит, все, что он наплел мне о том, что Генриетта нашла эти письма в ящике письменного стола Грэнворта и забрала их с собой, — сплошные выдумки.

О'кей. Что ж, кажется, мы с вами кое-что выяснили! И в связи с этим заключением у меня в голове родилось несколько весьма интересных идей.

Я схватил листок бумаги и карандаш и все записал, чтобы, так сказать, в письменном виде проанализировать свои мысли.

Вот что у меня получилось:

1. Бэрдль подговаривает слуг заявить на следствии, что в день смерти Эймса Генриетты Эймс в городе не было. Он дает ночному сторожу с пристани Коттон Уорф тысячу долларов, чтобы тот ничего не говорил относительно женщины, выскочившей из машины Грэнворта Эймса.

2. Когда в связи с предъявлением Генриеттой Эймс фальшивых облигаций возникло дело о них, Кошен, назначенный для расследования этого дела, побывал у Бэрдля, тот рассказал ему то же, что говорил и на следствии. После этого он взял из письменного стола Грэнворта три письма Генриетты к мужу и послал их Фернандесу, находящемуся на гасиенде, и велел ему спрятать эти письма на ранчо Генриетты так, чтобы их легко мог найти любой человек. Потом послал анонимное письмо Кошену, в котором советовал ему поехать в Палм Спрингс и найти там эти письма.

3. Кошен едет в Палм Спрингс, находит письма и свою фотографию. И тут он заподозрил что-то неладное. Он возвращается в Нью-Йорк. Видится с Бэрдлем. Бэрдль рассказывает ему великолепную сказку, объясняющую столь резкую перемену в его поведении. Кошен делает вид, что поверил Бэрдлю, но приказал записать его телефонный разговор с Палм Спрингсом.

Итак, что же все-таки нам известно? По крайней мере одно нам известно совершенно точно: банда Бэрдль — Фернандес всеми силами старается пришить Генриетте обвинение в убийстве. О'кей! Если это так, то, может быть, вы сможете объяснить мне следующее обстоятельство: если эти парни так стараются пришить Генриетте обвинение в убийстве своего мужа, Грэнворта Эймса, тогда почему же Бэрдль так настойчиво требует, чтобы Фернандес женился на ней?

Довольно любопытный вопрос! Как вы думаете? И именно это целиком заполняет сейчас мою голову, и я не буду я, если не узнаю ответ на него.

Но вы можете быть уверены в одном: ответ на этот вопрос окажется самым простым. Так всегда бывает, когда ответ уже найден, а до этого все кажется чертовски сложным и непонятным.

Помню, был я когда-то в Оклахоме, и мне там понравилась одна женщина, в общем, мы с ней крутили любовь. И вдруг однажды она ни с того ни с сего огрела меня молотком по голове. После того как я пришел в себя и спросил, зачем она это сделала, она заявила, что очень сильно в меня влюбилась и, если так все будет продолжаться, дело может окончиться печально. Она бросит дом, семью и убежит со мной. И после долгих размышлений она пришла к заключению: единственный выход для нее — огреть меня по башке молотком, и тогда все встанет на свои места, все будет в порядке. И она была права. Я немедленно смылся из Оклахомы.

И сейчас я собираюсь применить ту же технику: поеду в Палм Спрингс, огрею там кое-кого молотком по башке, чтобы кто-нибудь в конце концов заговорил и рассказал мне всю правду.

Итак, едем в Палм Спрингс!

Глава 6

ПОКУШЕНИЕ НА КОШЕНА

В самолете по дороге в Палм Спрингс я обдумывал, как мне дальше вести дела. Прежде всего ясно, как дважды два четыре, что нет никакого смысла выдавать себя за мистера Селби Т. Фрэйма из Магдалены, потому что все ребята, от которых я хотел скрыть, что являюсь федеральным агентом, все давным-давно знают, кто я такой. Следовательно, мне надо теперь действовать в открытую.

Что касается Генриетты, по-моему, у меня теперь достаточно данных, чтобы заставить ее заговорить. Вы сами понимаете, что, хотя мне и очень нравится эта дама, я не позволю личным чувствам вмешиваться в мои служебные дела. В конце концов внешняя красота еще ничего не значит, так как именно благодаря таким красоткам мужчины часто идут на преступления, совершают необдуманные поступки.

Я уверен, что если на какой-нибудь остров высадить женщину безобразной внешности и вместе с ней направить туда пару сотен самых отъявленных разбойников, то на острове все будет спокойно. Но если вы запустите очаровательную леди, у которой есть и то и се, в самую гущу джунглей, вы можете побиться об заклад собственной головой, что обязательно найдется какой— нибудь парень, который затеет смертельную охоту на тигров просто так, чтобы повыставляться перед ней, показать, какой он отважный человек.

Скажу больше. Как-то раз один коммивояжер в Миссури сказал мне, что если бы на свете не было женщин, не было бы и никаких преступлений. Мы откровенно побеседовали с ним на эту тему, и после того как он выпил больше чем полбутылки виски, он вдруг рассентиментальничался и заявил, что, пожалуй, лично он не остановился бы даже перед преступлением, лишь бы была хорошая бабенка.

И что же вы думаете? Так оно и вышло. Потому что года через полтора какая-то леди так огрела его по голове гаечным ключом, что в результате парню пришлось покупать билет в один конец — на местное кладбище.

А вот каким образом Генриетта связана со всеми этими парнями на гасиенде Алтмира, убейте меня, не знаю. И я непременно должен это выяснить, потому что мне кажется очень странным, что она разыгрывает из себя хозяйку гасиенды, в то время как всеми делами распоряжается Перейра. И почему она позволяет этому верзиле, который раньше работал у нее шофером, целовать себя? Может быть, у Фернандеса есть какие-то улики против Генриетты? Почему она мне тогда сказала, что, может быть, должна будет выйти за него замуж?

К отелю «Миранда» в Палм Спрингсе я подъехал уже около восьми часов вечера. Я чертовски устал, но решил, что сразу приступлю к действиям, причем действовать надо было в темпе.

После того как я принял душ и поужинал, я позвонил на гасиенду и поинтересовался, не там ли Генриетта. Какой-то парень на другом конце провода — по-моему, это был Перейра — спросил, что мне от нее нужно. Я ответил, что это мое личное дело, но, если он сейчас же не позовет ее к телефону, то я немедленно приеду туда сам и угощу его дубинкой. Этот аргумент убедил его сразу в необходимости позвать к телефону миссис Генриетту Эймс.

Через минуту в трубке послышалось нежное воркование Генриетты. Я спросил у нее, где сейчас Мэлони. Она сказала, что он здесь. Я назвал себя Сэлби Фрэймом, но объявил, что на самом деле меня зовут Лемми Кошен и я являюсь федеральным агентом. Мне нужно срочно увидеться с Мэлони, так что пусть он немедленно же приедет ко мне в отель «Миранда».

Она сказала «о'кей», и примерно в 9 часов ко мне прибыл Мэлони.

Я встретил его внизу, провел в свою комнату и угостил виски.

— Послушай-ка, Мэлони, — сказал я ему. — По-моему, ты по уши влюблен в Генриетту, и тебе будет очень больно, если у нее начнутся большие неприятности. Сейчас все идет к тому, что неприятности у нее появятся очень скоро. Наверно, Генриетта уже объяснила тебе, кто я такой и чем я здесь занимаюсь. Поэтому мне нечего вдаваться в подробности. Я хочу сказать тебе только одну вещь. Когда я в первый раз приехал сюда, меня совершенно не интересовало, как умер Грэнворт Эймс: совершил ли он самоубийство, или его укусил ядовитый паук. Мне это было безразлично. Я приезжал сюда для расследования дела о фальшивых облигациях. А вот теперь смерть Эймса стала меня интересовать очень сильно, потому что, мне кажется, эти дела связаны между собой.

В результате моей поездки в Нью-Йорк я узнал много вещей, причем таких вещей, которые не сулят Генриетте ничего хорошего. Окажется ли то, что я узнал, правдой или нет, я пока не знаю. Но я знаю одно: ей нужно быть максимально осторожной и бдительной, иначе… ну, ты сам понимаешь, обвинение в убийстве не очень-то приятная вещь. Возможно, мой долг заключается в том, чтобы сообщить в Нью-Йорк, что я предполагаю, что Грэнворта убила Генриетта, но я пока этого не собираюсь делать. И у меня есть на это свои причины. Я считаю, что это нисколько не поможет мне в расследовании дела о фальшивых облигациях, а именно это и является основной целью моего приезда сюда. Если Генриетта действительно убила Грэнворта, придет время, и она ответит за это. А может быть, она и не убивала его. В этом случае я бы посоветовал ей как можно скорее откровенно мне все рассказать, а то как бы ей не оказаться на электрическом стуле. Говорят, что женщины на нем поджариваются так же быстро, как и мужчины.

О'кей. Так вот, я хочу, чтобы ты прежде всего сделал следующее. Возвращайся на гасиенду, поговори с Генриеттой и скажи ей, что я сегодня приеду туда около полуночи.