Избавление от зенитных ракет

Действительно, обстоятельства требовали кардинальных решений по проблемам зенитных управляемых ракет. Я и весь коллектив отдела «У» были кровно заинтересованы в этом не только из общепатриотических, но и из эгоистических интересов. Мы ждали чуда. И спасение пришло сразу с двух уровней — с самого верха и самого низа.

Начну в хронологическом порядке. Вначале появились признаки «спасения сверху».

Осенью 1947 года я был вызван Ветошкиным в министерство. Он был сильно взволнован и предупредил меня, что мы с ним сейчас пойдем к министру, там будет обсуждаться новое интересное предложение по системе управляемой ракеты. Я приглашен как эксперт и должен дать заключение, может ли этот проект быть реализован на базе НИИ-88 и в какой мере я со своим коллективом способен участвовать в его реализации. «Вопросов мне, Борис Евсеевич, не задавайте, там на месте ориентируйтесь сами, но имейте в виду, что опрометчивые поспешные ответы могут иметь для вас серьезные последствия».

Когда вошли в кабинет Устинова, я увидел главного инженера нашего радиолокационного института НИИ-20 Михаила Слиозберга и знакомых мне еще по работе в авиации разработчиков оптических прицелов.

Устинов усадил нас всех по одну сторону длинного стола совещаний и предупредил: «Эту сторону оставим свободной. Сейчас приедут товарищи, которые доложат нам существо своих предложений. Ваше дело — высказаться только по вопросу о научно-исследовательской и производственной базе, которая нужна для реализации».

Вошли двое: инженер-полковник ВВС и майор войск связи. Устинов представил: «Сергей Лаврентьевич Берия, — и далее, без имени, отчества, просто, — полковник Куксенко». Ба! Как же я его не узнал? Знаменитый Куксенко — радиоинженер, кумир моей радиолюбительской юности. Когда я только приобщался в школьные годы к радиотехнике, Куксенко уже учил нас уму-разуму в клубе радиолюбителей на Никольской и часто публиковался в радиожурналах, а я читал все, какие только были. Но вместо стройного молодого радиоинженера, на которого мы, школьники, смотрели, как на радиополубога,теперь я увидел седого грузного полковника, которому, видимо, трудно было стоять. Он сделал общий поклон и поспешил сесть.

Молодой Берия начал развешивать плакаты. Все сразу сообразили, что перед нами сын Лаврентия Павловича, и замолчали.

Плакаты были уровня дипломного проекта. Потом выяснилось, что так оно и есть. Сергей Берия в кабинете министра вооружения Советского Союза второй раз защищал свой дипломный проект. Делал он это не по своей воле, а по указанию отца, который позвонил Устинову и «попросил» его собрать специалистов, пусть послушают. Но не для оценки проекта, а для решения вопроса о том, где его реализовать! О том, что проект должен быть подвергнут какой-либо экспертизе, в смысле стоит ли его реализовывать, и речи не было.

Докладывал Сергей вполне прилично. Речь шла о морской управляемой ракете. Проект содержал две части. В первой описывалась сама ракета, которая почему-то была снабжена авиационным турбореактивным двигателем. Во второй части, судя по плакатам и докладу, предлагалась радиолокационная система обнаружения корабля противника и одновременно радиоуправление ракетой по лучу того же локатора. Здесь было много общего с принципами «Вассерфаля», но в целом, оценивая диплом на пять, искушенный эксперт сразу обнаруживал массу наивно-детских предложений и ранее отвергнутых методов.

Последовало несколько вопросов, на которые Сергей попросил ответить Куксенко, представив его как научного руководителя. Куксенко отвечал за Сергея, но всем было уже ясно, что дело не в этом конкретном и примитивном проекте.

Устинов предложил высказаться по вопросу, реально ли предложение и где его лучше осуществлять.

Я взял слово первым. Очень, так мне казалось, аргументированно говорил, что ракета с турбореактивным двигателем — это совсем не по тематике НИИ-88. Кроме того, специалистов по радиолокации у нас практически нет, поэтому реализация такого проекта требует создания специальной организации, возможно на базе предприятия авиационной промышленности. Слиозберг, в отличие от меня, доказывал, что в его институте есть все условия для реализации радиотехнической части проекта.

Устинов всех поблагодарил и отпустил. Когда я зашел к Ветошкину, он был очень доволен моим выступлением: «А вот Слиозбергу конец, помяните мое слово».

Прошло два года, и, действительно, НИИ-20 и его главного инженера Слиозберга выселили из прекрасных апартаментов у метро «Сокол». Сергей Берия и Павел Куксенко были назначены главными конструкторами новой организации. Сразу началась работа с широким размахом, с привлечением к проблеме лучших радиотехнических и радиолокационных сил страны.

Создание подобной организации требовало сильного и волевого руководителя. Вскоре директором был поставлен прославившийся во время войны, почти легендарный директор «Кружилихи» — Елян. Так же, как и Гонор, он был одним из первых Героев Социалистического Труда.

Что касается «спасения снизу», то оно явилось в лице Георгия Бабакина и его коллектива.

В конце 1948 года под председательством Гонора был собран НТС НИИ-88, на котором слушали тридцатипятилетнего самозванного, как многие считали, главного конструктора еще одного проекта зенитной управляемой ракеты. В те годы для всех, кто имел касательство к ракетной тематике, было привычным, что такие работы ведутся в закрытых организациях, подведомственных союзным оборонным министерствам. Бабакин же явился из НИИ автоматики, подведомственного Всесоюзному совету инженерных обществ, или из какой-то общественной организации. Тем не менее эта организация умудрилась получить по договору деньги от Министерства обороны и под руководством весьма одаренного инженерной интуицией, здравым смыслом и организаторским талантом Бабакина смогла разработать вполне конкурентоспособный проект зенитной управляемой ракеты и системы ее управления, включая наземную радиолокационную часть.

Как в любом комплексном проекте, новые идеи вызвали массу вопросов и критических замечаний. Это был отнюдь не дипломный проект. Коллектив Бабакина состоял из вполне компетентных специалистов.

Бабакин мне сразу понравился. Когда я послушал содоклады и ответы на всякого рода вопросы его сотрудников, то тут же созрела идея. Бабакина со всем коллективом надо забирать в НИИ-88. Он способен снять с отдела «У» бремя долгов по управлению ЗУРами и, как знать, может быть, вообще возглавить это направление.

Первый зондаж Бабакина оказался неудачным: он боялся потерять самостоятельность. Зная нашу структуру, категорически отказался быть под Тритко и тем более под Синильщиковым.

Тогда я приступил к обработке Победоносцева, Гонора и Ветошкина. В конце концов после долгих согласований в министерстве и Госкомитете № 2 появилось постановление, коим в декабре 1949 года Бабакин был переведен со своим коллективом в НИИ-88. Здесь он возглавил отдел управления зенитных ракет, сняв таким образом значительный груз с отдела «У».

Центр по ракетам ПВО под руководством Третьего Главного Управления к 1950 году по мощности, идеям, кадрам и производству был вне конкуренции. Бабакину тягаться с этой компанией было бессмысленно. В то же время Лавочкин, которому была поручена задача создания собственно ракеты, понял наконец, что без хороших управленцев ему не обойтись.

Деятельность Синильщикова по «Вассерфалю» в НИИ-88 теряла смысл. Вскоре в НИИ-88 работы по зенитным ракетам постановили вообще прикрыть. Одновременно их прикрыли и в НИИ-885.

Бабакин, проработав у нас всего полтора года, в 1950 году перешел со всем своим коллективом к Лавочкину.

В 1960 году буквально у него на руках на полигоне в районе Балхаша умирает Лавочкин. После смерти Семена Алексеевича Лавочкина Бабакин возглавил его организацию, ставшую ведущей в стране по автоматическим межпланетным космическим аппаратам. Здесь его талант развернулся в полную силу. В 1970 году Бабакина избирают в члены-корреспонденты Академии наук. А 3 августа 1971 года так же внезапно, как и Лавочкин, Бабакин в возрасте 57 лет умирает от инфаркта.

Теперь и об этом можно рассказать

С 30 марта по 3 апреля 1992 года в Москве проходила научная конференция, посвященная Международному году космоса. Инициатива проведения этой конференции принадлежала Отделению проблем машиностроения, механики и процессов управления Российской Академии наук, многим академическим институтам, Гагаринскому комитету, Совету «Интеркосмос», Центру подготовки космонавтов имени Гагарина, Центральному НИИ машиностроения (бывший НИИ-88), нашему НПО «Энергия» и еще ряду общественных и научных организаций.

Сопредседателями оргкомитета этой весьма представительной конференции по решению президиума Академии наук были назначены академики B.C. Авдуевский и Б.В. Раушенбах. Многоопытный в таких делах Борис Викторович назначил меня и недавнего директора ЦНИИМаш Юрия Александровича Мозжорина заместителями сопредседателей оргкомитета.

Основные организационные хлопоты по проведению пятидневной конференции, как обычно, легли на службы Института истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН. Несмотря на бедственное экономическое положение этого академического института, его немногочисленный научный аппарат справился с тяжелой работой, включая самую трудную — обслуживание иностранных гостей при минимальных затратах валюты, недостатке автомобилей и бензина.

Для меня эта конференция поначалу представлялась неизбежной потерей времени, отрывающей от работы и писания этих мемуаров. Но по мере разработки программы стало очевидным, что она будет необычной.

В программу двух пленарных заседаний и секции «История ракетно-космической техники» были заявлены доклады, содержание которых показалось бы совершено немыслимым еще два-три года назад. Сенсационность докладов, в частности, представленных на исторической секции, состояла в том, что содержание некоторых из них до последних лет имело гриф «совершенно секретно», и любой из них, конечно же, не мог быть доложен аудитории, в которой присутствовали американские ученые и корреспонденты зарубежной прессы.

Первый доклад на исторической секции принадлежал трем соавторам: И.М. Лисовичу, академику А.Ю.Ишлинскому и мне. Доклад содержал историю создания и описание первых систем астронавигации, испытанных в СССР на межконтинентальных крылатых ракетах «Буря». Всему миру было известно, что в СССР еще в 1957 году появилась первая межконтинентальная баллистическая ракета — королевская Р-7. Эта ракета стала первым фактором реальной ядерной угрозы для США. Р-7 после ряда модификаций стала известна миру как носитель космических аппаратов. С 1957 по 1969 годы, т.е. до высадки американских астронавтов на Луну, Р-7 оставалась по многим показателям самой надежной в мире ракетой для пилотируемых полетов.

Именно эта еще находившаяся в 1962 году на вооружении наша единственная межконтинентальная ракета чуть было не полетела на США во время Карибского кризиса. Об этом стоит вспомнить особо, я был тому невольным свидетелем. Ракета Р-7, оказавшаяся чемпионом по числу официально зарегистрированных мировых космических рекордов, оказалась и рекордсменом по долголетию. 37 лет эксплуатации в различных модификациях! По прогнозам, ей работать еще лет десять. В наш век технических революций это безусловно выдающийся рекорд.

Однако не только за рубежом, но даже среди наших, допущенных к совершенно секретным работам ракетных специалистов очень узкий круг знает о том, что у знаменитой «семерки» был сильный конкурент по доставке ядерного заряда — составная крылатая межконтинентальная ракета «Буря». Летные испытания «Бури» начались раньше, чем полетела Р-7, но были прекращены в 1959 году.

Почти никто из наших ракетно-космических специалистов не знает и того, что у современного, всем известного крылатого корабля «Буран» был совершенно секретный, тоже крылатый тезка. Он, не успев сделать и одного полета, был остановлен в производстве после первого успешного полета баллистической «семерки».

В биографиях знаменитых ныне создателей авиационной и ракетной техники Королева, Келдыша, Лавочкина и Мясищева нет упоминаний о «Буре» и «Буране». Представляется, что в какой-то мере необходимо восполнить этот пробел.

Если сообщение о «Буре» и «Буране» есть «неизвестное о неизвестном», то рассказы о сериях спутников «Космос» следует озаглавить «неизвестное об известном».

Назначение космических аппаратов знаменитой серии «Космос» до самого последнего времени оставалось для широкой общественности далеко не ясным. То есть в принципе каждый, кто интересовался космической техникой, понимал, что существуют средства всяческой космической разведки. Мы клеймили американцев, объявляя, что они («ах, какие нехорошие!») запустили очередной «спутник-шпион» для наблюдения за территорией Советского Союза, стран Варшавского договора, наблюдения за «горячими» точками.

О своих спутниках аналогичного назначения мы молчали. Ну не так, чтобы совсем: начиная с 1962 года регулярно появлялись сообщения ТАСС, что запущен ИСЗ «Космос №…». Так, например, если взять на выбор 1986 год, по официальным сообщениям, запущены спутники серии «Космос» с № 1715 по № 1810! 95 спутников, которые, согласно сообщениям ТАСС, за некоторыми исключениями, предназначены «для продолжения исследования космического пространства». А всего мы к марту 1992 года довели число таинственных «Космосов» до 2182!

В докладах на конференции со значительной части «Космосов» было снято плотное покрывало секретности. Часть «Космосов», в особенности относившиеся к первой тысяче, имели самое непосредственное отношение к деятельности нашего коллектива.

Мне представляется необходимым попытаться показать читателям, какая же огромная работа проводилась ракетно-космической отраслью и пресловутым военно-промышленным комплексом в целом. Она была невидима и неизвестна.

В одной из песен полигонного фольклора есть такие слова: «Ракета улетела, налей еще стакан, и пусть теперь охрипнет товарищ Левитан…». Имелся в виду самый знаменитый диктор московского радио времен войны и двух послевоенных десятилетий. Ему ни разу не грозила хрипота по поводу запуска очередного спутника серии «Космос». О них сообщалось межу прочим, петитом, в газетах.

Команда Королева выигрывает межконтинентальную гонку

С проблемой астронавигации я впервые столкнулся в 1937 году при подготовке перелета через Северный полюс в Америку на нашем новом четырехмоторном бомбардировщике ДБ-А, получившем полярный индекс «Н-209». Командира самолета Сигизмунда Леваневского этот вопрос не волновал, но штурман Виктор Левченко требовал от меня, а я был ведущим инженером наземного экипажа по электрорадиооборудованию, в том числе навигационному, чтобы самолет имел астрокупол и солнечный указатель курса.

Солнечный указатель курса (СУК) мы дорабатывали по указанию Левченко и с ним вместе выбирали в носовой части фюзеляжа — в кабине штурмана — место для астрокупола. Когда дело дошло до звездного секстанта, Левченко согласился его включить в состав оборудования, но заметил, что вряд ли им придется пользоваться. Пока над полюсом полярный день, звезды практически не видны, а через купол (если он помутнеет, запотеет или обледенеет) их и вовсе не разглядеть, даже ночью до полярного круга.

Эти события вспомнились через десять лет — в конце 1947 года — в связи с проблемой управления пока довольно абстрактной крылатой ракетой. В 1949 году ракета Р-1 на дальность всего 270 км еще не была принята на вооружение. Ракета Р-2 на дальность 600 км еще только проектировалась. Но Королев уже выпустил эскизный проект ракеты Р-3 с дальностью полета 3000 км. Уже в этой работе он писал: «Одним из перспективных направлений в развитии ракет дальнего действия является разработка крылатой ракеты. Осуществление крылатой ракеты находится в некоторой связи с успешным развитием баллистических ракет дальнего действия…»

Ракеты такой дальности еще не могли бы достичь США с нашей территории, но все американские авиационные базы «Боингов-29»— летающих «сверхкрепостей» в Европе и Азии были бы достижимы.

Какой быть ракете: баллистической или крылатой? Необходимо было проанализировать оба варианта. Соответственно должны были рассматриваться и альтернативы систем управления полетом. При обсуждении этих проблем Рязанский и Пилюгин заявили, что за разработку управления баллистической ракетой они берутся вместе с Кузнецовым или с новой морской гироскопической фирмой НИИ-49 в Ленинграде. Управлять крылатой ракетой необходимо по всей траектории до самой цели. Это задача очень трудная, и пока они в НИИ-885 не готовы ею заниматься. Принципы, которые предлагали немцы в проекте А9/А10, не серьезны. Радиоуправление в зоне над территорией противника будет выведено из строя организованными помехами, а автономные средства управления дают пока еще совершенно неприемлемые ошибки.