Но на пути у него возник Банитчи и пошел рядом, провожая через Шепчущую дверь и по открытым для публики коридорам.
      - Табини объявил Намерение, - сказал Брен, гадая, знал ли Банитчи заранее, что задумал Табини.
      - Не удивляюсь, - сказал Банитчи.
      - Я должен ближайшим самолетом улететь на Мосфейру.
      - В высшей степени глупо.
      - У нас другие законы. И на Мосфейре атева резко выделяется. А попробуйте найти убийцу в этой толпе.
      - Вы ведь даже не знаете точно, что это был кто-то из нас.
      - Тогда это был такой чертовски широкоплечий землянин, каких я в жизни не видел... прошу прощения.
      Если ты пайдхи-айчжи, то не должен произносить бранных слов, по крайней мере в открытом для публики коридоре.
      - Это был не землянин, я знаю точно.
      - Вы знаете, кто входил в вашу комнату. Однако вы не знаете, кто его нанял. И Мосфейра не свободна от контрабанды, как известно пайдхи. Связи, о существовании которых мы не знаем, создают весьма опасные возможности.
      Спряжение глаголов в языке атеви не указывает на грамматический род. "Входил, нанял" могло означать и "входила, наняла". Имелись, в отличие от земного языка, и "бесполые" личные местоимения, общие для мужского и женского рода. Политики и персонал айчжи пользовались такими грамматическими формами традиционно и привычно.
      - Я знаю, где мне будет безопаснее.
      - Табини вы понадобитесь здесь.
      - Зачем?!
      Значит, айчжи собирается предпринять что-то кроме рутинных дел? Это новость. Он ничего не слышал. Банитчи имел в виду какое-то дело, о котором Брену никто не говорил.
      А ведь пару недель назад Табини проявил беспрецедентный каприз: вооружил Брена и целых два часа лично тренировал у себя в охотничьем домике. Они шутили, стреляли по дыням, насаженным на колья, а потом поужинали вместе, так что у Табини было предостаточно времени предупредить его, если надвигалось что-то особенное, кроме обычных заседаний совета и собраний комиссий, в которых положено участвовать пайдхи.
      Они свернули за угол. Банитчи, как не преминул отметить Брен, словно не слышал его вопроса. Вышли в колоннаду. За колоннами поднимались светлые и ровные стены древнего Бу-чжавида, поток людей на ступенях теперь лился в обратную сторону, вниз. Атеви, которые записались на аудиенцию, получали номера, и айчжи будет принимать их в порядке очереди.
      Но когда они свернули в пустой коридор, ведущий к садовым апартаментам, Банитчи дал Брену два ключа.
      - Пользоваться надо только этими ключами, - сказал он. - Будьте любезны, не перепутайте их со старыми. Старые тоже действуют. Только они не отключают проволок.
      Брен встревоженно глянул на него - но и этого Банитчи, кажется, не заметил.
      - А вы не можете просто отбить охоту этому ублюдку? Нагнать на него страху. Он не профессионал. Извещения не было...
      - Я действую в пределах моей лицензии, - ответил Банитчи. - Намерение объявлено. Разве не вы сами это сказали? Дурак он будет, если попробует снова.
      У Брена замутило в желудке.
      - Банитчи, черт побери...
      - Я предупредил слуг. Честные и разумные слуги, пригодные для работы в этом доме, отныне будут спрашивать разрешения войти. Ваши апартаменты теперь не отличаются от моего жилища. Или квартиры Чжейго. Я себе сам меняю простыни.
      Как ни хорошо он знал Чжейго и Банитчи, но понятия не имел, что они у себя дома подвергаются такому риску. Впрочем, если говорить о них или о Табини, это имело смысл. Но стеречь так пайдхи?
      - Я полагаю, - говорил дальше Банитчи, - что дубликаты ваших ключей не ходят по рукам. Никаких дам. Никаких... гм... прочих связей. Вы ведь не стали бы рисковать?
      - Нет!
      Банитчи тоже его знал, знал, что у него есть связи с женщинами на Мосфейре, во-первых, а во-вторых, что Брен не склонен к тому, что Банитчи назвал бы "ночь на одну свечку". А на более основательное общение здесь у пайдхи-айчжи не было времени. Ни на долгие романтические маневры, нежные или оскорбленные чувства, долгие разговоры при встрече и прощании - а самое главное, он избегал риска: не хотел, чтобы кто-то торговал его влиянием и пытался подтолкнуть его в том или ином деле. Даже на Мосфейре его подруги не задавали вопросов. И не ждали от него большего, чем букет цветов, телефонный звонок или вечер в театре.
      - Просто подумайте, не давали ли вы кому-то ключей.
      - Не такой я дурак.
      - В Бу-чжавиде таких дураков полно. Я уже поговорил с айчжи достаточно строго.
      Дайте атеви одну-другую техническую новинку, и они порой соединят их так, как не пробовали земляне за всю свою историю - изобретатели, выходя за рамки своего социального окружения, комбинировали идеи таким образом, какого вы никогда не ожидали и уж никак не желали, ни по социальным последствиям, ни по техническим. "Проволока" была одним из таких примеров. Вспомните, что атеви имеют пристрастие к изобретениям, относящимся к личной защите, вспомните, что атевийские законы не запрещают использования смертоносных устройств, - и спросите себя, как далеко они продвинули другие новинки и какие виды их использования не особенно афишируют.
      Пайдхи старался предвидеть такие вещи. Пайдхи старался идти голова в голову с каждой технической новинкой и каждой новой статьей словаря в известной вселенной, но разные мелочи постоянно ускользали от его внимания, и процесс этот все ускорялся - утечка знаний, рекомбинация известных предметов в вещи, совершенно не поддающиеся контролю землян.
      А самое главное, атеви вовсе не были лишены способности делать технические открытия и изобретения чисто своими силами - и без особых усилий благоразумно сохраняли их в тайне. Это не очень болтливый народ.
      Остановились у двери. Брен воспользовался ключом, который дал ему Банитчи. Дверь открылась. Ни защитный мат, ни проволока не были видны.
      - На высоте лодыжки и черная, - сказал Банитчи. - Но сейчас она опущена и деактивирована. А вы и в самом деле воспользовались нужным ключом!
      - Вашим ключом. - Брену не нравились шуточки Банитчи. - Но я не вижу мата.
      - Он под ковром. Не вздумайте ходить босиком. Поранитесь до крови. На проволоку легко наступить. Пока она отключена, по ней можно ходить. Но только не босиком, даже когда отключена.
      Брен едва разглядел проволоку. Прошел по мату. Банитчи остался на другой его стороне.
      - Эта штука пробивает через изоляцию, - сказал Банитчи. - И через кожу обуви, когда включена. Не трогайте её, пайдхи-чжи, даже когда она отключена. Заприте дверь и не бродите по коридорам.
      - У меня сегодня во второй половине дня совет по энергетике.
      - Вы захотите сменить пальто, нади. Подождите здесь Чжейго. Она вас проводит.
      - Зачем это? Меня что, будут провожать, куда я ни пойду? На меня нападет министр общественных работ? Или застрелит начальник Водного управления?
      - Благоразумие, благоразумие, нади Брен. Чжейго - остроумная спутница. И она в восторге от ваших коричневых волос.
      Он был возмущен.
      - Вам все эти гадости доставляют удовольствие! Это не смешно, Банитчи.
      - Простите меня. - Банитчи тут же стал безукоризненно серьезен. - Но все же развлекайте её. Сопровождение - страшно скучное занятие.
      II
      Это был давний спор - шоссейный транспорт или рельсовый, он вызывал серьезное давление со стороны лобби автодорожников: они хотели протянуть асфальтированные дороги в горные города и вовсю интриговали против железнодорожной индустрии, которой нужны были деньги на исследования по повышению скоростей, а в дальнейшем - на прокладку веток в горные районы. И те, и другие боролись против коммерческой авиации и против рядовых налогоплательщиков, которые не хотели повышения налогов. Губернатор провинции отдавал предпочтение шоссе, а не железнодорожной ветке, и подогревал споры, привлекая самые влиятельные силы, чтобы подействовать на министра общественных работ.
      Брен, у локтя которого стоял компьютер с давным-давно выключенным экраном, выслушивал аргументы, которые слышал уже много раз под разными личинами, - сейчас звучала перекрашенная и подштукатуренная в очередной раз версия - и рисовал в блокноте переплетенные кольца, которые психологи сочли бы многозначительными.
      Куда более интересное времяпрепровождение, чем выслушивать речи министра. Чжейго осталась снаружи, наверное, наслаждается прохладительными напитками, а у пайдхи-айчжи уже кончается вода со льдом.
      Речь министра общественных работ отличалась певучим убаюкивающим ритмом. Но пайдхи-айчжи обязан слушать - не исключено, что с его стороны понадобятся какие-то действия по этому предложению. Пайдхи-айчжи, конечно, не имеет права голоса (хотя мало похоже, что вопрос о шоссе сегодня дойдет до голосования). Он не имеет даже права выступить без приглашения, если только не решит воспользоваться своей единственной реальной властью: наложить прямое вето на рекомендации комитета высшей палате, ташриду вето, которое будет в силе до тех пор, пока ташрид не соберется для рассмотрения вопроса. Он дважды использовал свое право вето в совете по исследованиям и развитию, но не при этом министре общественных работ, хотя его предшественник делал это рекордное число раз - восемнадцать, по поводу так и не достроенного Горного шоссе через хребет, которое теперь, после стыковки железнодорожной линии, стало предметом бесконечных споров.
      Человек всегда надеется.
      В библиотеке на Мосфейре имелось полное описание всей человеческой истории, все записи и отчеты их предшественников и все, до чего им ещё предстоит добраться, - все эти записи показывали, с глубокой мудростью взгляда из настоящего в прошлое, что неуемное потребление нефтехимических ресурсов планеты в не знающей удержу оргии личного транспорта - не самый лучший долгосрочный выбор, если думать об окружающей среде или уровне жизни. Советы пайдхи могли противоречить местническим амбициям. В случае с системой шоссейных дорог эти советы действительно противоречили, ещё как. Но атеви сумели совершить небывалый прогресс, а воздух над горами Бергид все ещё чистый и искристый. Пайдхи испытывал от этого определенную гордость - от имени всех пайдхиин *, своих предшественников на протяжении почти двухсот лет.
      ____________________
      * - ин - окончание множественного числа существительных, заканчивающихся на - и (см. авторское приложение в конце книги).
      Когда на планете появились люди, незваные и непрошеные, атеви ещё не овладели как следует энергией пара.
      Атеви видели технику, атеви, как и люди, жаждали выгод и прогресса но, в отличие от людей, они были склонны видеть выгоды преимущественно в мерках власти, нарастающей в их сложных и переплетенных взаимоотношениях. Это как-то связано с устройством их мозгов, говорили человеческие теоретики, поскольку склонности эти, кажется, выходят за пределы сугубо культурных традиций; схоластические рассуждения, имеющие какую-то ценность для теоретиков, уютно отсиживающихся на Мосфейре, но не для пайдхи-айчжи, который должен давать практически осмысленные советы властителю атеви Ассоциации Раги, в городе Шечидан, центральном городе ближайшей к Мосфейре Ассоциации, её давнего союзника...
      А без верных и своевременных советов может наступить второе неприглядное испытание человеческой техники в борьбе против атевийского харониин - понятия, для которого в человеческом языке нет соответствующего слова или даже полного перевода. Если сказать, что терпение атеви имеет свои границы, что кровная месть и легальные убийства необходимы для того способа, каким атеви поддерживают свое социальное равновесие, тогда можно считать, что харониин означает что-то вроде: "накопленное перенапряжение в системе, которое оправдывает вмешательство с целью урегулирования". Очень приблизительно - как и все прочие приблизительные аналоги: "айчжи" был не совсем "герцог", хотя никак уж не "король", а понятия атеви о странах, границах и пределах власти имели много общего с их представлением о плане полета *.
      ____________________
      * План полета, или флайтплан - формализованные сведения о предстоящем полете.
      Нет, это была не самая удачная мысль - развивать шоссейные дороги и независимый транспорт, децентрализуя тем самым эффективную систему общественных работ, финансируемых из налоговых поступлений, систему, которая помогала различным айчжиин по всему континенту удерживаться на своих постах, - а они, в свою очередь, поддерживали Табини-айчжи и систему в Шечидане.
      Нет, это была не самая удачная мысль - поощрять развитие системы, при которой предприниматели начнут делать большие деньги, рассеивая вдоль дорог новые коммерческие поселения и формируя корпорации в человеческом стиле.
      Где угодно - но не в общественной системе, где убийство является обычным и легальным способом урегулирования межличностных отношений...
      Черт побери, противная история с этим покушением... вторжением... вроде бы все страхи уже позади, а беспокойство не уменьшается, а увеличивается. На этой работе поневоле приобретаешь сложный и запутанный ход мысли - многие годы учишься и прорываешься через конкуренцию, чтобы стать пайдхи, после чего начинаешь бегло говорить на языке, который в принципе не позволяет точно перевести человеческие слова и человеческие мысли... И когда он осознал свое беспокойство, обрывки и мелочные детали связей начали всплывать на поверхность очень темных вод атевийской ментальности. Эти обрывки и мелочи повели себя так с прошлой ночи случайные крохи тревожной мысли, стекающие с водораздела между атевийскими и человеческими идеями.
      Очень тревожные мысли, которые говорили, что нападение на пайдхи-айчжи, по всем понятиям безобидного, нейтрального и скромно-молчаливого пайдхи-айчжи, было (если не делом безумца) предумышленной атакой на некую систему, причем в слово было можно вкладывать любой смысл.
      Он пытался сделаться по возможности самой аполитичной и тихой фигурой при дворе Табини. Он не добивался участия ни в каких политических процессах, только сидел молча при дворе или в уголочке на какой-нибудь технической или социологической конференции - и изредка, очень редко, представлял какой-нибудь доклад. И вот так привлечь к его персоне публичное внимание, как только что сделал Табини... это противоречило давно установившейся политике его должности.
      Он предпочел бы, чтобы Табини не регистрировал Намерение - но Табини явно был вынужден самым суровым образом отреагировать на вторжение в Бу-чжавид, тем более, когда наниматель убийцы не объявил кровную месть заранее.
      Неважно, что заказное убийство было делом легальным и общепринятым, нельзя, по мнению атеви, действовать без регистрации, нельзя действовать без лицензии и нельзя заказать оптовую кровавую баню. Вы устраняете одного-единственного индивидуума, что и должно решить проблему. Атеви называют этот принцип биитчи-ги, люди это слово переводят как тонкость, искусность или точность.
      Вот тонкости-то как раз и не хватало в этом покушении, даже если учесть - или особенно если учесть, что потенциальный убийца не ожидал, что у пайдхи окажется оружие, которого по эту сторону Мосфейрского пролива землянину иметь не полагается.
      Оружие, которое Табини дал ему совсем недавно.
      А Банитчи и Чжейго твердят, что не могут найти улик.
      Чертовски настораживает.
      Атака на какую-то систему? Пайдхи-айчжи мог обнаружить, что его причисляют к очень многим системам... например, он не атева, а человек; например, он просто пайдхи-айчжи; например, он убеждал айчжи, что по долговременным экологическим соображениям железнодорожная система лучше, чем автомобильный транспорт... но кто и когда с абсолютной уверенностью знал конкретную причину или обиду, кроме стороны, которая решила "тонко" устранить проблему?
      За всю историю пайдхи-айчжи никогда не становился мишенью. Сам Брен лично все время пребывания на этой должности собирал слова, обновлял словари, наблюдал за общественными изменениями и докладывал о них. Совет, который он дал Табини, был вовсе не его персональной идеей, далеко нет: все, что он делал и говорил, исходило от сотен экспертов и советников на Мосфейре, которые подробнейшим образом объясняли ему, что сказать, что предложить, что признать - поэтому "тонкое" устранение его со сцены могло вызвать демарш, изъявление в письменном виде неудовольствия со стороны землян, но вряд ли приблизило бы к существованию шоссейные дороги.
      Табини почуял что-то нехорошее в атмосфере и вооружил меня.
      А я не доложил об этом на Мосфейру, вот второй пункт, который надо хорошо обдумать: Табини просил меня никому не говорить о пистолете, я всегда ценил и уважал некоторые - и редкие - частные разговоры с айчжи и распространил свою сдержанность до такой степени, что не включил этот факт в официальный доклад...
      Брен из-за этого тревожился, но доверие Табини ему льстило, и персонально, и профессионально - там, в охотничьем домике в Тайбене, где на время забывались придворный этикет и правила и все оказывались на каникулах. Стрельба в цель была любимым видом спорта атеви, их страстью - и Табини, настоящий чемпион в стрельбе из пистолета, по-видимому, из чистого каприза нарушил недвусмысленное запрещение Договора, чтобы представить своему пайдхи, как тогда казалось, редкую неделю личной близости к нему, сделал редкостный жест - если не дружбы, то по крайней мере чего-то настолько близкого к ней, насколько под силу атеви, - отменив на время все формальности, которые окружали и ограничивали и Брена, и самого Табини.
      Это чрезвычайно повысило статус Брена в глазах определенной части персонала. Табини, казалось, был доволен, что пайдхи усваивает уроки, и, вручая ему пистолет в качестве подарка, похоже, проявил на мгновение сумасбродную мятежную натуру. Табини настаивал: "Держите его под рукой", а в голове у Брена бешено стучало - он разрывался между абсолютно беспрецедентной, возможно, меняющей всю политику, теплотой дружеского жеста Табини по отношению к землянину и незамедлительно нахлынувшим паническим чувством вины, вызванным его официальным положением и обязанностью докладывать своим начальникам.
      Тут же добавились переживания, что делать с этой штукой во время полета домой, нужно ли от пистолета избавиться и если да, то как - или доложить о нем... а ведь это может быть испытанием, которому подвергает меня Табини, чтобы понять, есть ли у меня личное отношение к правилам, которые навязало мне человеческое начальство.
      И вот тогда, после того как он благополучно сел в летящий домой (в Шечидан...) самолет, а пистолет и патроны устроились пугающим секретом в сумке у его ног, когда он уже сидел, глядя на проползающий внизу ландшафт, ему впервые пришло в голову, что за последние несколько недель кольцо охраны вокруг Табини стало намного плотнее.
      Вот тогда-то его охватил страх. Только тут он понял, что сам попал в какую-то историю и не знает, как из неё выбраться, - должен был доложить, но не доложил, потому что никто на Мосфейре не мог прочитать в реальном масштабе времени ситуацию при дворе Табини так, как он здесь, на месте. Он знал, что надвигается какая-то опасность, но в его оценке ситуации могло не хватать критически важных сведений, а ему не хотелось получать приказы от своих руководителей, пока он сам не разберется, что за глубинные течения действуют в столице.
      Вот потому-то он засунул пистолет под матрас, которого его слуги обычно не трогали, а не спрятал в каком-то из ящиков стола - там они изредка наводили порядок.
      Вот потому-то, когда через дверь его спальни проникла тень, он не потратил лишней секунды, доставая пистолет, и ни секунды лишней на выстрел. Он прожил в Бу-чжавиде достаточно долго, он знал на самом фундаментальном уровне, что атеви не входят в чужие двери без приглашения, - нет, так не поступают в обществе, где каждый вооружен, а убийство разрешено законом. Да, этот убийца наверняка был уверен, что у пайдхи нет оружия, - но его ждал самый большой сюрприз в жизни.
      Если все это не было ловушкой, подстроенной, чтобы поймать меня с оружием в руках. Но даже такая версия не говорит, почему...
      Он отвлекся. А тем временем было внесено предложение провести голосование на следующем заседании. Брен прозевал последние фразы министра. Если пайдхи позволит чему-нибудь пройти в совете без своего самого пристального внимания, то в конце концов потеряет позицию, которую в течение двухсот лет завоевывали его предшественники. Были такие критические пункты, после которых даже Табини не смог бы отменить рекомендацию совета пункты, после которых Табини не захотел бы затевать драку, ибо из-за неё могут пострадать интересы Табини, особенно если пайдхи поставит Табини в такое положение, когда тому будет удобнее отвергнуть его совет, - ведь Табини, вполне понятно, останется на стороне атеви в любом сомнительном вопросе.
      - Мне понадобится расшифровка стенограммы, - сказал он, когда заседание окончилось, и тут же на него со всех сторон обратились шокированные взоры.
      Вероятно, этими словами он без надобности растревожил всех - они могли принять его угрюмое настроение за гнев, а отсрочку и требование стенограммы за предупреждение, что пайдхи намерен наложить вето - но на какое из двух предложений? Против чьих интересов?
      Брен видел, как на лице министра собираются хмурые морщины: министр гадал, не занимает ли пайдхи позицию, непонятную совету, - а в атеви лучше не пробуждать недоумение и замешательство. Действие порождает противодействие. И без того хватает неприятностей, незачем зря пугать... никого.
      Министр общественных работ может даже прийти к выводу, что пайдхи косвенно обвиняет кого-то из его министерства в нападении, о котором сейчас наверняка шумят по всему континенту от берега до берега, а в этом случае министр и другие заинтересованные лица могут подумать, что им надо защитить себя или заручиться поддержкой таких союзников, которых, по их мнению, он будет опасаться.
      Так что, сказать прямо: "Я не слушал вашего выступления"? Оскорбить мягкого и многоречивого министра, ударить в самую чувствительную точку его тщеславия? Оскорбить весь совет, создав впечатление, что их дела нагоняют на него скуку?
      Черт, черт побери, малейшая оплошность в отношениях с атеви ведет к самым серьезным последствиям. Тут ведь любой шаг требует такой проклятой щепетильности... А они просто не понимают землян, которые позволяют всякой мимолетной эмоции отразиться на лице.
      Брен взял свой компьютер. Вышел в коридор, не забывая кланяться и проявлять вежливость к атеви, которых мог расстроить.
      Рядом немедленно оказалась Чжейго, строгая и официальная Чжейго, не такая высокая, как окружающие мужчины-атеви, но целеустремленная, собранная и опасная до той степени, которая заставляет каждого ещё раз внимательно оценить занимаемую Бреном позицию и его возможности.
      Строго говоря, не его возможности, а возможности айчжи, если минуту назад они показали какое-то недовольство Бреном.
      Еще одна особенность мышления атеви - они полагают, что если некое лицо имеет подобную власть и не воспользовалось ею, то оно и не станет ею пользоваться, пока сохраняется ненарушенным статус кво...
      - Нашли что-нибудь? - спросил он у Чжейго, когда они выбрались в свободную часть коридора.
      - Мы наблюдаем, - ответила Чжейго. - И это все. След остыл.
      - На Мосфейре мне было бы безопаснее.
      - Но вы понадобитесь Табини.
      - Банитчи тоже так сказал. Но зачем? У меня для него нет никаких рекомендаций. Насколько я знаю, ко мне никто не обращался ни с какими запросами - если не вылезет что-нибудь в стенограмме по транспорту. Тут я виноват. Голова не была настроена на дела.
      - Поспите сегодня ночью.
      Со смертельными ловушками под каждой дверью? На такой совет ему нечего было ответить. Он повернул к почтовой конторе забрать свою почту - в надежде получить что-нибудь приятное. Письмо из дому. Журналы с картинками (поглядеть на человеческие лица), статьи, написанные на человеческом языке и основанные на человеческой логике, - хоть на несколько часов после ужина отогнать мысли, которые не дадут спать вторую ночь подряд. Вот в такие дни ему хотелось позвонить Барб, сказать, чтобы села на самолет и прилетела сюда, просто на двадцать четыре человеческих часа...
      Со смертоносной проволокой на дверях спальни?
      Он вытащил ключик от своего абонентского ящика, он потянулся к дверце, но Чжейго перехватила его руку.
      - Пусть почту вытащит служащий.
      С обратной стороны стены, она имела в виду - потому что кто-то покушался его убить, и Чжейго не хотела, чтобы он своей рукой лез в ящик.
      - Это уж вы ударяетесь в крайности, - сказал он.
      - Именно так могут поступать ваши враги.
      - Мне казалось, у вас говорят "тонкость". Заминировать абонентский ящик - это тонкость?
      - Или вставить иголку в пакет. - Она отобрала у него ключ и сунула в карман. Обратилась к служащему: - Нади-чжи, принесите почту пайдхи.
      Тот ушел - и вернулся обратно.
      - Ничего нет, - сообщил он.
      - Всегда что-то есть, - сказал Брен. - Простите мою настойчивость, нади, но мой почтовый ящик никогда не бывает пуст. Ни разу за всю мою работу здесь он не был пуст. Проверьте ещё раз, пожалуйста.
      - Я вас не мог ни с кем перепутать, нанд' пайдхи. Ни вас, ни ваш ящик. - Служащий развел руками. - Я тоже никогда не видел вашего ящика пустым. Может, там праздники.
      - В последние дни не было никаких праздников.
      - Может, кто-то уже забрал почту для вас.
      - Я никому не поручал.
      - Простите меня, нанд' пайдхи. Но там просто ничего нет.
      - Благодарю вас. - Он поклонился - говорить было больше нечего и искать больше негде. - Извините за беспокойство.
      Он повернулся к Чжейго, сказал с недоумением и тревогой:
      - Кому-то понадобилась моя почта.
      - Наверное, это Банитчи забрал.
      - Очень любезно с его стороны проявить такую заботу, Чжейго, но я вполне способен сам забирать свою почту.
      - Может, он хотел избавить вас от беспокойства.
      Брен вздохнул, покачал головой и пошел прочь. Чжейго оказалась рядом, как только он шагнул в коридор.
      - Он её унес к себе в кабинет?
      - Думаю, там его нет. Он говорил о каком-то совещании.
      - Он понес мою почту на совещание?
      - Возможно, нади Брен.
      Наверное, Банитчи принесет почту прямо в комнату. Тогда можно будет читать, пока не заснешь, или сесть писать письма, пока не забыл совсем человеческий язык. А если почты не будет, может, по телевизору покажут какую-нибудь пьесу матчими. Немножко мести, немножко юмора - легкое развлечение.
      Они прошли через задние залы, чтобы выйти к главному нижнему коридору, добрались до его комнаты. Он воспользовался своим ключом - отпер дверь - и тут увидел, что кровать переставили на другой конец комнаты. На том месте, где стояла раньше кровать, теперь оказался телевизор. Все не с той руки.
      Он постарался не наступить на опущенную проволоку, хоть она и должна быть сейчас обесточена. Чжейго тоже через неё переступила и прошла в его ванную без всяких даже "позвольте" или "можно мне?". Потом вытащила прибор для поиска жучков и обошла всю комнату.
      Брен взял пульт дистанционного управления и включил телевизор. Прошелся по каналам. Канала новостей в эфире не было. Вообще никаких общих каналов в эфире не было. Работал канал погоды. И один развлекательный канал.
      - Половина каналов отключена.
      Чжейго взглянула на него, наклонилась, осматривая коробку, в которую входил один конец проволоки.
      - Наверно, из-за вчерашней грозы.
      - Сегодня утром все работало.
      - Я не знаю, нади Брен. Может быть, ремонтируют.
      Он бросил пульт на кровать.
      - У нас есть выражение "тот ещё день".
      - Что значит "тот ещё день"?
      - Когда ничего не работает.
      - День сейчас или день потом?
      Тут Чжейго была права. В языке атеви глаголы спрягаются по временам. Банитчи немного говорил на "мосфейском". Чжейго в языке была более скована.
      - Нади Чжейго! Что вы ищете?
      - Счетчик входов.
      - Он считает, сколько раз сюда входили?
      - Очень специфическим способом, нади Брен. Даже если работают профессионалы, то не надо думать, что не существует контрмер.
      - Это не профессионалы. Они должны были зарегистрировать намерение. Разве не так?
      - Люди должны хорошо себя вести. Разве они это делают всегда? Мы обязаны предполагать наихудшее.
      Несложно догадаться, что работающие на айчжи убийцы должны быть очень бдительны и принимать такие меры предосторожности, о которых никто другой и не подумает, - просто потому, что они знают возможности своего ремесла от первой до последней. Надо только радоваться, твердил он себе, что они тут рядом и присматривают за мной.
      Господи, хоть бы сегодня никто не вломился! Никакого желания проснуться среди ночи и обнаружить на ковре чье-то обугленное тело...
      Но и самому оказаться застреленным или зарезанным в собственной постели тоже как-то не хочется. Ладно, будем надеяться, что атева, который совершил одну попытку, получил пулю, но унес ноги, может на вторую попытку не решиться. А если это был профессионал, то его наниматель мог пасть духом и отозвать его.
      Мог.
      Но рассчитывать именно на такой исход не приходится. Разумный человек не верит, что даст Бог, пронесет - просто можно почувствовать себя немного легче через несколько дней и надеяться, что этот ублюдок бросил свою затею, а не дожидается более удобной возможности.
      - Профессионалу следовало бы сделать это получше, - сказал он Чжейго.
      - Мы редко кого упускаем, когда ищем, - сказала Чжейго.
      - Дождь был.
      - Все равно, - сказала она.
      Лучше бы она этого не говорила.
      * * *
      Банитчи вернулся к ужину, появился с двумя новыми слугами и тележкой с едой на троих.
      - Алгини и Тано, - представил новую пару Банитчи.
      Алгини и Тано поклонились с той степенью холодности, которая говорила, что это слуги из высших покоев, благодарю вас, привыкшие к более изысканным апартаментам.
      - Я не сомневаюсь в Тайги и Мони, - пробормотал Брен, когда слуги вышли, оставив тележку.
      - Алгини и Тано имеют допуск, - сказал Банитчи.