Потому что Паттон знал, и комитет знал, что в этом районе острова имеются обитатели, не особенно развитые в техническом смысле, - идеальный вариант для первого контакта: никому не хотелось сразу же сталкиваться с самыми искушенными политиками и с самым высоким техническим уровнем планеты... но Бретано ни в коем случае не хотел, чтобы главным действующим лицом этого события оказался Иан.
      Пардино беспокойно говорил о подозрительных тресках на канале Б, и Паттон никак не мог отвязаться от мысли, что Гильдия будет подслушивать все переговоры с того самого момента, как поймет, что происходят серьезные события. Каждое слово Пардино и каждое слово Иана дойдет до Гильдии в ту же секунду, что и до него, можно биться об заклад.
      - Пат, - говорил Пардино, заглушая то, что на самом деле хотелось слышать Паттону, - голос Иана, - Пат, у парня есть голова на плечах, он сообразительный, ведет себя правильно, он никак не пострадал, они ему не угрожают. Он с нами говорит, но они не подозревают, что мы слушаем, у них нет радио. Он сказал, что выключил громкость, чтобы местные не услышали, если мы заговорим, но мы его слышим, он не очень далеко. Батарей ему хватит минимум на четыре дня, он говорит, чтобы мы не преследовали этого парня, ему ничто не угрожает. Ты меня слышишь, Пат?
      - Да-да. Да, я все понял. Включи же мне передачу, черт побери!
      - Ты сейчас услышишь все, что мы слышим.
      На том Пардино отключился, как будто все проблемы решились сразу и разом; но Паттон ухватился за слова Пардино "он сообразительный" и держался за эту мысль - и вот голос Пардино исчез, а в трубке осталось только негромкое дыхание, перемежаемое тресками фона.
      Наконец послышался запыхавшийся голос Иана:
      - По-прежнему все нормально, не беспокойтесь, он просто боится, что кто-нибудь погонится за нами. Мы в пещерке между скал. Он все время держит меня за руку, но очень мягко, как будто пытается меня успокоить, он мне что-то говорит, а я притворяюсь, что отвечаю ему.
      Донесся другой голос, негромкий и низкий, словно бы гортанный.
      - Он выше меня по крайней мере на голову, - продолжал Иан, - выглядит в основном как мы, но неимоверно сильный. Кожа черная как космос, глаза узкие, нос вроде бы с горбинкой и довольно приплюснутый, он умеет хмуриться, я бы так сказал...
      Снова другой голос. Пауза, потом:
      - Он мне что-то говорит. Думаю, вам слышно; совсем спокойно говорит, как будто пытается убедить меня, что все в порядке.
      У самого Иана голос дрожал. Паттон слышал в нем страх, ощущал напряжение, дыхание было коротким и тяжелым. Он сцепил пальцы и стиснул руки - понимал, что сейчас Гильдия все записывает, каждую минуту, чтобы воспроизвести потом на Совете и перед всей станцией.
      Паттон знал своего сына - Иан не повредится в уме. Он прекрасно справляется с эмоциями. И эта дрожь в голосе вызвана физическим напряжением или физическими неудобствами - но другие слушатели могут предположить что угодно...
      Он набрал номер кабинета жены - лучше сообщить самому, пока новости не разошлись. Изложил очень коротко, как ему самому рассказывал Пардино:
      - Джой, Иан попал в небольшую переделку, только не паникуй - у них там внизу состоялся контакт, и именно Иан встретился с местным.
      - Контакт? - отозвался голос Джой. - Что значит - у них состоялся контакт? С ним все в порядке? Пат, ты меня слышишь? С мальчиком все в порядке?
      - Пока все отлично, - ответил Паттон. - Мы его слышим, у него включена рация, я его слушаю по другому каналу. Включи у себя канал Б.
      - Включила, - сказала Джой. - Да, я слышу!
      - ...слегка запыхался, - сказал Иан и откашлялся. - И ноги подкашиваются. Я тут внизу ещё не акклиматизировался. Я бы сказал, мы от базы в паре километров, точнее оценить не могу. Вокруг - что-то вроде деревьев, по-моему, с мягким стволом, листья большие и плоские, и как будто мох везде, я думаю, где-то рядом должна быть вода, потому что вся эта лиственная растительность...
      "Боже, - думал Паттон, - мальчик продолжает вести наблюдения, передает свои несчастные ботанические сведения - лучше бы о туземце говорил!"
      Он снова услышал, как заговорило то существо, Джой тут же спросила: "Это один из них?", а он буркнул: "Пока что там всего один и есть. Прошел прямо через сигнализацию периметра и прицепился к Иану. Иан приказал вернуть назад спасательную партию. Он явно не чувствует угрозы для себя".
      - Простите, сэр, - вмешался голос его секретаря. - Звонит Вордикт, говорит, это срочно, по поводу вашего сына, сэр.
      Итак, Гильдия действительно слушала. Гильдия собирается раздуть вокруг этой истории жуткий скандал и поиграть с избирателями в суровую политику. А я к такому не готов. У меня сын попал в беду там, внизу, а Вордикт, будь он проклят, хочет устроить цирк из этого события - все ведь отлично понимали, что оно неизбежно случится, с того самого часа, как добрались до этой звезды, - хочет мне мораль читать на тему "а знаете, что теперь будет?".
      - Ему не сидится на месте, - сообщил слабый голос Иана. - Он хочет, чтобы мы шли дальше. Мне холодно и дышать трудно, вы уж простите, что я трясусь...
      - Соедините его, - сказал он секретарю, имея в виду Вордикта, и объяснил жене: - Это Вордикт. Мне придется поговорить с ним. Иан нас не слышит. Но то, с чем он там столкнулся, не враждебное, там все нормально...
      Иан словно задохнулся - резкий короткий вдох, и у Паттона застыло сердце.
      Но тут далекий голос Иана проговорил:
      - Это я на минутку потерял равновесие, вот и все. Все в порядке, со мной все в порядке, пусть никто не делает никаких глупостей.
      Паттону захотелось, чтобы Гильдия отнеслась к этим словам со вниманием.
      - Паттон! - донесся голос по другому каналу, - Паттон, это твоих рук дело, эта история на твоей совести, это твой сын там подвергается опасности, ты чертовски хорошо знал, что недалеко от базы находится селение. У меня есть документы. У меня есть свидетели. Ты все это задумал ещё до того, как сделал сброс туда, попробуй только возразить! И будь уверен, я это дело вытащу на совет!
      VI
      Не было ни попыток сопротивления, ни угроз, ни оружия, и пока все шло удачно без особенных усилий. Может быть, лунный человек рассудил, что так лучше, и потому не сопротивлялся похищению. А может быть, на самом деле действует неблагоприятный случай, в нежелательном направлении, и вся это легкость только кажущаяся.
      Манадги не считал себя ни суеверным, ни легковерным - по крайней мере, старался не быть таким. И если дело пошло так легко, когда другая сторона могла пустить в ход огромные силы, это его очень беспокоило.
      Но лунный человек, маленький, на целую голову ниже его самого, казался очень хрупким созданием, легко запыхивался, быстро выдыхался даже на пологом подъеме. Бледная кожа этого существа стала ещё бледнее, оно часто спотыкалось - но упорно старалось не отставать от Манадги.
      Может быть, оно боится, как никогда и ничего в жизни не боялось. Может быть, просто у лунных людей такой характер, что они терпеливо на все соглашаются - по причинам, которые только им и понятны, - но Манадги никак не мог поверить в такой вариант, точно так же, как не мог полностью себя убедить, что заводные машины безопасны для посторонних.
      Он шел и шел, и лунный человек брел спотыкаясь рядом и непрерывно что-то бормотал - Манадги даже начал гадать, это существо всегда такое странное или просто повредилось в уме. Да ведь когда он нашел его, оно сидело перед квадратом травы, дергало стебельки и тоже разговаривало само с собой, и тыкало пальцем в черную коробку со множеством пуговиц, что, наверное, имело какой-то смысл, но для какого дела - Манадги представить не мог.
      Может, оно просто сумасшедшее. Может, все лунные люди такие - в том числе и те свирепые преследователи, которые сперва бросились в погоню, а потом отстали.
      А может, все-таки, это и в самом деле слабый и вялый народ, который даже не в силах оказать сопротивление, когда одного из них похищают...
      Но тогда кто выпустил заводные машины разорять долину?
      Лунный человек отставал все сильнее - не выдерживал скорости, спотыкался на каждом шагу, а потом упал на колени и схватился за бок.
      - Встань! - строго сказал Манадги и показал рукой.
      Лунный человек вытер лицо - и на нем оказалась кровь, да, бесспорно кровь, красная, как у любого человека, она текла из носа - поток жизни, разорванный из-за того, что Манадги заставил это слабое существо бежать и подниматься в гору.
      Манадги расстроился - он ведь совсем не хотел причинять существу вред, а оно все время старалось делать то, о чем он просил, даже сейчас, когда у него кровь течет по лицу.
      Он, слегка тронув существо за руку, предложил ему сесть снова, и оно, похоже, обрадовалось и почувствовало облегчение; согнулось, прищемило пальцами ноздри, но тут же начало кашлять - а он забеспокоился, как бы оно не задохнулось от этого кашля и кровотечения.
      Манадги присел, зажав руки между коленями, и подождал - он надеялся, что существо знает, как себе помочь. Да, в эту минуту оно вряд ли кого-нибудь напугало бы, оно, похоже, задыхается, словно жизни его угрожает неотвратимая опасность... Он вытащил свою флягу с водой и протянул существу, надеясь, что вода поможет.
      Лунный человек глянул на него страдающим взглядом, потом открыл флягу и вылил немного воды себе в ладонь - наверное, хочет убедиться, что это действительно вода, подумал Манадги, - а потом обтер себе лицо мокрой рукой. Затем налил ещё немного в окровавленную ладонь и выпил глоток. Кажется, это помогло ему унять кашель.
      Но тут же, едва пришло в норму дыхание, лунный человек снова забормотал - вот странное создание!
      Не уродливое, не страшное существо, решил Манадги, вот только эта кровь, размазанная по бледному лицу. Не страшное - но настолько странное, что его мутило при одной мысли, что надо прикоснуться к нему - или когда-нибудь снова воспользоваться своей флягой... но все равно ему было очень совестно, что он причинил вред этому созданию - только кто же мог знать, какое оно слабое...
      Тем не менее, насколько он понимал, ассоциаты * лунного человека пустили по следу одно из заводных чудовищ.
      _________________
      * См. дополнение переводчика к словарю в конце книги.
      - Встань, - сказал Манадги, используя точно то же слово, что и раньше. - Встань!
      Лунный человек немедленно попытался сделать то, о чем его просили, и показывать жестом не потребовалось, значит, существо действительно поняло это слово. Он поднялся на ноги, сунув флягу под мышку, словно хотел оставить её себе, и снова все время говорил на ходу - только теперь тонким, неуверенным голосом, без всякой твердости.
      Они миновали поваленный камень праматери. Оставили позади ободранную догола землю и пошли по участку, заросшему густой травой с мелкими колючками, которая цеплялась за штаны и заплетала ноги. Дальше, у подножия холма, есть ручей, вспомнил Манадги, по другую сторону крутого откоса, за густыми папоротниками, тот самый ручей со сброшенным в воду плоским камнем. Вот это ему и нужно было - холодный, чистый ручей и возможность передохнуть немного в хорошо укрытом месте, куда заводная машина так просто не доберется.
      - Осторожно! - предупредил он существо, потянув за синий рукав, и оно оглянулось на него, бледное, с окровавленным и испуганным лицом - и тут же лунный человек поскользнулся и свалился вниз под грохот камней и треск папоротника.
      Свалился - но даже не вскрикнул. Шлепнулся задом наполовину в воду, наполовину на берег, опрокинулся на спину и остался лежать без движения, пока Манадги в страхе и ужасе торопливо съезжал вниз.
      Он подумал, уж не переломало это хилое существо кости. Оно лежало тихо и неподвижно, а он мог думать только о том, что если злая судьба нашла способ вмешаться в их встречу, то он, возможно, только что погубил и себя, и айчжи - ему жутко было даже коснуться этого существа, но что другое оставалось делать, кто ему тут поможет?
      Манадги за руку и плечо вытащил лунного человека из воды - а тот посмотрел на него странными затуманенными глазами, и все продолжал смотреть, словно испытывал такое же замешательство, как он сам, словно его восприятие своей вселенной было опустошено и разрушено точно так же, как у Манадги.
      Тогда он отпустил существо, а оно присело у воды и начало мыть лицо и шею, и кровь стекала в чистую воду, будто предзнаменование событий, которых он так опасался.
      Но теперь Манадги ясно понимал, что тащил и гнал это существо с безрассудной и безумной скоростью, оно совершенно лишилось сил, чувствовало себя отчаянно плохо - и все-таки не протестовало.
      В целом оно представлялось ему достаточно смелым созданием, и совсем не агрессивным, и проявляло искреннее желание выполнить все, о чем просил Манадги. Он обрадовался, когда увидел, что оно восстановило дыхание и как будто не пострадало слишком сильно от падения. Затем оно посмотрело на него, словно бы ожидая, что сейчас опять придется продолжить эту безумную гонку. Только глазами могло оно спросить, кто он такой, чего хочет и куда они идут, задать все вопросы, которые задал бы любой нормальный человек, так почему бы и ему это не спросить? Разве не спросил бы любой человек, чего от него хотят и почему он должен куда-то идти?
      И в самом деле, зачем лунный человек пошел с ним, когда намного безопаснее было бы остаться в этих страшных зданиях, и что он делал один на холме, и зачем ему было убегать от своих, этому странному существу, которое сидело и пересчитывало стебельки травы?
      Может быть, Фортуна так велела, а лунный человек чувствовал это и не стал противиться.
      А если это так, если это так, то осмелится ли он, Манадги, потерять то, что послал ему в руки благоприятный случай, или рискнуть безопасностью этого существа, заставляя его напрягаться сверх сил?
      Он заговорил спокойно, вполголоса, даже осмелился мягко тронуть лунного человека за колено, опустившись рядом с ним на берегу ручья, он старался, чтобы голос звучал тихо и успокаивал:
      - Отдохни, отдохни тут, отдышись. Все хорошо. Пей.
      Можно предположить, что обычно это существо пьет нормальную воду, а не какую-то эфирную субстанцию. Он согнул ладонь ковшиком, зачерпнул воды из ручья и напился сам, и снова сказал: "Пей", чтобы оно поняло и запомнило это слово - и лунный человек повторил его, пусть нечетко и слабо.
      Мало того, глаза человека на мгновение стали ясными, из них исчез испуг (если Манадги правильно оценивал выражение этого лица), они красноречиво говорили об интересе к нему - и даже благодарности.
      - Иан, - сказал лунный человек, показывая на себя, и повторил ещё раз.
      Манадги был почти уверен, что это имя. И назвал собственное имя, повторив жест существа:
      - Манадги.
      - Иан, - сказал лунный человек и протянул руку, словно ожидая, что тот сделает точно так же.
      - Манадги.
      Он протянул руку в ответ, готовый показаться дураком, а существо схватило её и начало энергично трясти.
      - Иан, Манадги, - сказало существо, словно испытывало восторг от своего открытия. Они сидели, тряся друг другу руки, как два дурака, одинаково напуганные, одинаково испытывающие облегчение, одинаково смущенные своими различиями.
      Манадги не имел представления, каковы у них обычаи и чего они могут ждать. А это существо не имело никакого представления о его обычаях и ожиданиях. Но все равно можно было держать себя цивилизованно, и он считал, что вполне правильно быть любезным с таким существом, сколь ни странно оно, - может быть даже, пришла ему в голову поразительная мысль, установить отношения ассоциации с их определенно могущественным сообществом, обладающим неизвестной силой, с существами, искусными в самых удивительных делах.
      - Мы пойдем, - медленно проговорил он, показывая пальцами. - Мы пойдем в деревню, Иан и Манадги, вместе.
      КНИГА ТРЕТЬЯ
      I
      Через открытую решетку выходящей в сад двери лениво вползал воздух, напоенный ароматом цветущего по ночам вьющегося растения вроде винограда, которое оплетало наружную стену спальни. Пробежала - клац-клац - о'ой-ана, снова крикнула, предсказывая дождь, а Брен лежал без сна и думал, что, будь он поумнее, поднялся бы и закрыл решетку и дверь, прежде чем заснуть. Ветер скоро переменится с восточного на западный, нахлынет воздух с моря и выстудит комнату. Для свежести вполне хватит вентиляционной системы. Однако ночь была душная, нагоняла вялость, он лежал и дожидался перемены ветра, дожидался без сна, а первые отблески молний отбрасывали тень решетки на шевелящуюся кисею гардины.
      Фигуры на панелях решетки представляли Фортуну и Случай - бачжи и начжи. Тень от лоз снаружи шевелилась под легким бризом, который наконец наконец-то! - надул гардину, обещая прогнать жару и духоту.
      Следующая вспышка осветила тень атеви, словно на террасу снаружи была внезапно трансплантирована статуя. Сердце Брена остановилось на миг, когда он увидел эту тень на блеклом пузыре вздувшейся кисеи, на террасе, где никто не мог оказаться в нормальных обстоятельствах. Брен застыл на мгновение, а потом соскользнул с кровати.
      Следующая вспышка высветила решетку, уже сдвинутую дальше назад, и незваного гостя, входящего в комнату.
      Брен сунул руку под матрас и выхватил спрятанный там пистолет - сцепил руки, вытянутые на матрасе, как учил его айчжи, и нажал на спусковой крючок. Отдача ударила по рукам, вспышка пламени ослепила, скрыв и ночь, и неизвестного. Он выстрелил ещё раз, просто для устрашения, в слепую тьму, в звенящую тишину.
      А потом не мог даже шевельнуться. Не мог перевести дух. Он не слышал, чтобы кто-то упал. Подумал, что промахнулся. Белые прозрачные гардины вдували внутрь прохладный ветер, очищающий спальню.
      Руки, стискивающие пистолет, онемели. Уши заложило, он не услышал бы сейчас никакого звука слабее грома, слабее, чем скрежет замка в дверях спальни - охранники открывают своим ключом, подумал он.
      А может, и не охранники... Он перевернулся, оперся спиной на боковину кровати и, зажав вытянутые руки между коленями, нацелил ствол на середину дверного проема - но тут внутренняя дверь с грохотом распахнулась, в лицо ударили свет и тень.
      Охранники айчжи не тратили времени на расспросы. Один бросился бегом к решетчатой двери и выскочил наружу, во двор, под струи начинающегося дождя. Другой - безликая, посверкивающая металлом тьма - завис башней, выворачивая у него из рук пистолет.
      Появились другие охранники; а тем временем Банитчи - это его голос звучал над головой - забрал пистолет.
      - Обыскать территорию! - приказал Банитчи. - Позаботьтесь об айчжи!
      - Табини невредим? - спросил Брен, ошеломленный и дрожащий. - С ним все нормально, Банитчи?
      Но Банитчи говорил по карманной рации, раздавая дальнейшие приказы, и был глух к его вопросам. С айчжи наверняка все в порядке, убеждал себя Брен, иначе Банитчи не стоял бы здесь, разговаривая с наружной охраной так спокойно, так уверенно. Он слышал, как Банитчи отдает приказания, слышал, как чей-то голос ответил, что на крышу никто не забирался.
      Брен боялся. Он знал, что пистолет у него находится незаконно. Банитчи тоже это знал, и Банитчи мог его арестовать - Брен боялся, что тот так и сделает; но вот Банитчи спрятал рацию, вот Банитчи подхватил его под голые руки и усадил на край кровати.
      Через садовую дверь вошел другой охранник - это оказалась Чжейго. Она всегда работала в паре с Банитчи.
      - Там кровь. Я предупредила охрану у ворот.
      Выходит, я кого-то подстрелил... Чжейго выскользнула обратно в сад - а его начало трясти. Банитчи включил свет и вернулся к нему - атева, черный, гладкокожий; желтые глаза сузились, тяжелая челюсть хмуро и грозно выдвинута вперед.
      - Это айчжи дал мне пистолет, - сказал Брен, прежде чем Банитчи успел обвинить его.
      Банитчи постоял, пристально глядя на него, наконец проговорил:
      - Это мой пистолет.
      Брен был смущен. Он сидел голый, покрытый гусиной кожей, в конце концов шевельнулся и натянул на колени одеяло. Он слышал суету во дворе, Чжейго кричала на других охранников.
      - Это мой пистолет, - с ударением повторил Банитчи. - Разве могут у кого-то появиться сомнения, что это мой пистолет? Вас разбудил шум. Я лежал, подстерегая убийцу. Я выстрелил. Что вы видели?
      - Тень. Какую-то тень, проходящую через гардины.
      Его снова передернуло и затрясло. Он вдруг понял, какой был дурак, когда стрелял прямо по открытой двери. Пуля могла пролететь через весь сад, до самой кухни. Могла отлететь рикошетом от стены и попасть в кого-нибудь, спящего в другом помещении. Перенесенное потрясение до сих пор отдавалось в руках и ушах, сильное, как запах порохового дыма в воздухе, совершенно не место этому запаху возле меня, в моей комнате...
      Дождь припустил с мстительной яростью. Банитчи снова вытащил рацию, поговорил с теми, кто обыскивал здание и территорию, со штабом охраны, солгал им - заявил, что это он стрелял, увидев неизвестного, который направлялся в комнату пайдхи, нет-нет, пайдхи не пострадал, только напуган, не нужно будить айчжи, если он не слышал выстрелов. Но стражу надо удвоить и обыскать все до южных ворот, пока, сказал Банитчи, дождь не смыл следы.
      Наконец Банитчи выключил рацию.
      - Зачем они пришли сюда? - спросил Брен.
      Он понимал, что это были убийцы; но чтобы какой-то обыкновенный убийца решился войти в дворцовый комплекс, где повсюду были охранники, где сон айчжи охраняли сотни усердных защитников? Такого не сделал бы никто в здравом уме.
      А убивать меня, Брена Камерона, когда айчжи на вершине полной власти, когда все най'айчжиин утвердились в своих домах и поддерживают Табини, какой в этом смысл? Где тут выгода для человека в здравом уме?
      - Нади Брен! - Над ним стоял Банитчи, сложив большие руки, глядя на него сверху вниз - словно разговаривал с беспомощным ребенком. - Подробно: что вы видели?
      - Я уже сказал вам. Просто тень, входящую через гардины.
      Его встревожил настойчивый тон этого вопроса. Это ведь все могло мне просто присниться. Может быть, я поднял на ноги весь дворец и переполошил охрану всего-навсего из-за страшного сна. Собственно, я ведь и был уже на грани сна, я теперь сам уже не знаю наверняка, что именно видел.
      Но там была кровь. Так сказала Чжейго. Я действительно подстрелил кого-то.
      - Это я стрелял, - сказал Банитчи. - Нади, встаньте и вымойте руки. Дважды вымойте, лучше даже трижды. И держите двери в сад на замке.
      - Да ведь они стеклянные!
      До этой ночи он чувствовал себя в полной безопасности. Айчжи подарил ему пистолет две недели назад. Айчжи учил его пользоваться этим оружием, сам, в своем деревенском доме в Тайбене, и никто об этом не знал, даже Банитчи, а уж меньше всех, конечно, убийца - если мне не приснилось, что кто-то входит в комнату, раздвигая гардины, если я не подстрелил незадачливого, ни в чем не повинного соседа, который душной ночью вышел в сад глотнуть свежего воздуха.
      - Нади, - снова сказал Банитчи, - пойдите вымойте руки.
      Брен не мог шевельнуться, не мог он думать в эту минуту об обычных повседневных делах, не мог сообразить, что случилось, - или почему, Господи, почему вдруг айчжи сделал мне такой беспрецедентный и настораживающий подарок, несмотря на всеобщий запрет и на то, что охрана строго учитывает разрешения и правила?..
      А Табини-айчжи только сказал: "Держите его под рукой". И Брен все боялся, что слуги найдут пистолет у него в комнате.
      - Нади!
      Банитчи на него сердился.
      Брен встал - голый, дрожащий - и пошел в ванную, шлепая босыми ногами по ковру. Его все сильнее и сильнее мутило.
      Последние шаги он уже не прошел, а пронесся, отчаянно ворвался в туалет - и едва успел; его вывернуло, он вырвал все, что было в желудке, он чувствовал жуткое унижение, но ничего не мог с собой поделать - трижды его скручивали болезненные спазмы, пока он смог наконец перевести дух и слить воду.
      Ему было стыдно, он сам себе был противен. Он набрал воды в раковину и принялся отмывать и скрести руки, снова и снова, пока не исчез запах порохового дыма и остался только свежий аромат мыла и вяжущего вещества. Он надеялся, что Банитчи уже ушел совсем или, может быть, вышел позвать ночных слуг, чтобы убрали ванную.
      Но когда он выпрямился и протянул руку за полотенцем, он обнаружил в зеркале отражение Банитчи.
      - Нади Брен, - сказал Банитчи траурным тоном. - Сегодня мы вас подвели.
      Эти слова его поразили и обеспокоили, действительно обеспокоили, потому что исходили от Банитчи, который никогда ещё прежде так не унижался. Брен вытер лицо, голову, с которой текла вода, но в конце концов вынужден был посмотреть в лицо Банитчи, черное, желтоглазое лицо, бесстрастное и сильное, как у каменного божества.
      - Вы вели себя отважно, - снова заговорил Банитчи, и Брен Камерон, потомок космоплавателей, представитель шести поколений, вынужденно прикованных к земле в мире атеви, воспринял эти слова, как пощечину.
      - Я его не достал. И кто-то там ходит на свободе, с пистолетом или...
      - Мы не достали его, нади. Это не ваша работа - "доставать его". Не сталкивались ли вы с кем-нибудь необычным? Не видели чего-нибудь ненормального до сегодняшней ночи?
      - Нет.
      - Откуда вы достали этот пистолет, нади-чжи?
      "Он что, думает, я вру?"
      - Мне его дал Табини...
      - Из какого места вы достали пистолет? И что, этот человек двигался очень медленно?
      Теперь он понял, о чем спрашивает Банитчи. Он набросил полотенце на плечи, завернулся - холодно, на дворе гроза, ветер задувает в комнату. Над городом ударил гром.
      - Из-под матраса. Табини велел держать его под рукой. И я не знаю, насколько быстро он двигался - в смысле, убийца. Я просто увидел тень, соскользнул с кровати и схватил пистолет.
      Брови Банитчи слегка приподнялись.
      - Слишком много телевидения, - проговорил Банитчи с ничего не выражающим лицом и положил руку ему на плечо. - Отправляйтесь обратно в постель, нади.
      - Банитчи, что происходит? Почему Табини дал мне пистолет? Почему он сказал...
      Пальцы на плече сжались сильнее.
      - Ложитесь в постель, нади. Больше вас никто не побеспокоит. Вы увидели тень. Вы позвали меня. Я выстрелил два раза.
      - Но я мог попасть в кухню!
      - Весьма вероятно, что одна пуля попала. Будьте добры припомнить направление выстрела, нади-чжи. Разве это не вы сами учили нас?.. Держите.
      К полному изумлению Брена, Банитчи вытащил из кобуры свой пистолет и протянул ему.
      - Положите к себе под матрас, - сказал Банитчи и покинул его - вышел из спальни в коридор и прикрыл за собой дверь.
      Замок щелкнул - а он остался стоять посреди спальни в чем мать родила, с пистолетом Банитчи в руке; мокрые волосы липли к плечам, с них капало на пол.
      Он засунул пистолет под матрас, на то же место, где прятал прежний, потом, понадеявшись, что Чжейго придет с другой стороны, захлопнул решетку, а за ней и стеклянную дверь, преградив путь холодному ветру; да и брызги дождя перестали попадать на гардины и ковер.
      Вновь раскатился гром. Брен насквозь промерз. Он неловко попытался поправить постель, потом вытащил из гардероба толстый халат, надел на себя, выключил свет в комнате и, кутаясь в просторное одеяние, забрался под спутанные простыни. Свернулся клубочком, но дрожь не унималась.
      "Ну при чем тут я? - спрашивал он себя снова и снова. - Мыслимое ли дело, чтобы я вдруг представил собой для кого-то настолько серьезную помеху, что этот неизвестный согласился рискнуть собственной жизнью, лишь бы избавиться от меня?"
      Он не мог поверить, что поставил себя в подобное положение, он ни разу не уловил и намека на такой полный профессиональный провал со своей стороны.
      Возможно, убийца подумал, что я - самый беззащитный обитатель садовых апартаментов, и потому моя открытая дверь представилась злоумышленнику простой и удобной дорогой к кому-то другому, может быть, во внутренние коридоры и дальше, к самому Табини-айчжи.
      Но там ведь столько охраны! Это совершенно безумный план, а убийцы, по крайней мере профессиональные наемные убийцы, отнюдь не безумцы и вовсе не склонны идти на такой риск.
      Убийца мог просто перепутать комнату. Возможно, кого-то важного поместили в гостевых покоях на верхней террасе сада. Брен о таком событии ничего не слышал, но иначе в садовом дворе вообще не нашлось бы никого подходящего - охранники, секретари, шеф-повар, старший счетовод, ну и он сам - пешки, которые не могли никому встать поперек дороги.
      Но Банитчи оставил свой пистолет вместо подаренного айчжи, того, из которого Брен стрелял. Теперь-то, с прояснившимися мозгами, он понимал, почему Банитчи забрал тот пистолет с собой и почему Банитчи заставил его вымыть руки - на случай, если шеф службы безопасности не поверит представленному Банитчи докладу, на случай, если шеф безопасности пожелает допросить пайдхи и пропустить его через соответствующие процедуры в полицейской лаборатории.
      Он от души надеялся, что будет от этого избавлен.
      Шеф безопасности не имеет материалов против меня - насколько я знаю и не имеет повода обследовать меня, если я сам был предполагаемой жертвой преступления, и не имеет (опять же, насколько я знаю) причин подвергать сомнению доклад Банитчи, ведь в некоторых отношениях Банитчи по рангу выше, чем шеф службы безопасности.
      Но тогда... кому понадобилось вламываться ко мне в комнату? Размышления вновь и вновь возвращались по кругу к этому вопросу - и к леденящему тело сквозь матрас пистолету, который оставил Банитчи. Это был опасный поступок. Кто-нибудь может решить все-таки допросить меня. Кто-нибудь может обыскать комнату - и найдет пистолет, который наверняка удастся проследить до Банитчи, тут уж вся общественность крик подымет, все кому не лень. Благоразумно ли было со стороны Банитчи так поступать? Мог ли Банитчи сознательно принести себя в жертву, чего я никак не хочу, причем из-за какой-то неприятности, которую, может быть, я сам и вызвал?
      Брену даже пришло в голову усомниться в честности Банитчи - но Банитчи и его молодая напарница Чжейго нравились ему больше всех остальных телохранителей Табини, именно они охраняли его персонально, когда каждый день стояли рядом с Табини, и если бы что задумали, то имели все возможности совершить любое злодейство против самого айчжи - а тем более против земного человека, отнюдь не такой важной и незаменимой персоны...