Да где же, черт побери, находится это поместье, если городской автобус не может отвезти нас туда?
      Под шинами заскрежетал гравий, и фургончик запрыгал по дороге, с одной стороны которой была серая пустота, а с другой - гора. Теперь дорогу никак нельзя было отнести к категории "усовершенствованных", и Брен припомнил вето одного из своих предшественников, наложенное на законопроект о прокладке шоссе до высокогорных деревень, - и свое собственное заявление перед айчжи, довольно шаткое, что такая мера "подорвет приоритет железных дорог", что прошения из горных деревень всего лишь дымовая завеса (айчжи с восторгом подхватил это выражение, когда разобрался в его смысле), прикрывающая амбиции провинций и подталкивающая провинциальных айчжи к неповиновению и бунту.
      Точно такие же аргументы использовал его предшественник - Брена самого тошнило от той параноидальной логики, которую эти аргументы навязывали Табини, тошнило, так сказать, с этической точки зрения - но Табини как будто счел их абсолютно разумными с позиций атевийской логики, а пайдхи не отклонялся от аргументов своего предшественника по чисто человеческим причинам: пайдхи придерживался того, что сработало при прошлых администрациях, что было аргументировано логикой атеви - кроме тех случаев, когда он очень осторожно и тщательно подготовил изменение и провел его через совет.
      И эта дорога была, очевидно, побочным продуктом той самой логики, базирующейся на вето его предшественника против системы шоссейных дорог и подпертой его собственными аргументами.
      Никаких автобусов. Никакого покрытия.
      Во время отпусков он катался на лыжах. Он был заядлым лыжником. На Мосфейре, на горе Аллана Томаса, ему приходилось повидать интересные дороги.
      Мощеные дороги, прошу прощения. Спуск с горы на лыжах - это одно дело.
      Но это...
      ...машина не рассчитана на горные восхождения. Она скользит на поворотах.
      Он стиснул покрепче свой компьютер, чтобы не сполз в задок салона. И подумал, что мог бы, пожалуй, изменить свои рекомендации относительно предложения по негородским дорогам.
      * * *
      Как показалось Брену, фургончик прогрызал себе дорогу по размытому дождем гравию больше часа, завывал, оскальзывался и карабкался в гору по серпантине, плевался гравием из-под колес на поворотах. Серая мгла и бесконечный дождь залепляли окна со всех сторон, кроме одной. Фургончик лез в гору, пошатываясь и кренясь, и Брен цеплялся за сиденье свободной рукой, стискивая побелевшие пальцы, и Чжейго качалась напротив - к нему, от него, - а сбоку, и внизу, и впереди было то ли озеро Майдинги, то ли пустой воздух - он не хотел смотреть. Не хотел давать волю воображению.
      Сколько времени пройдет, пока поисковые партии найдут нас, если шина соскользнет с размытой дождем обочины и мы плюхнемся в озеро?
      Очередной толчок - занос.
      - Господи!
      Водитель испуганно глянул на него, покосившись в зеркало заднего вида, - на миг отвлекся от управления. После этого Брен намертво закрыл рот. Но тут Банитчи завел разговор с водителем - и водитель все время оглядывался на заднее сиденье, излагая свою точку зрения.
      - Пожалуйста, нади! - не выдержал Брен.
      Гравий сыпался за бровку дороги. Правые шины по очереди перепрыгнули промоину и чуть не соскользнули с обреза насыпи - он был в этом уверен.
      И вот наконец за поворотом, на сером обрыве, за занавесью дождя открылась уходящая вверх серая массивная тень. Там поднимались каменные башни и шпили, едва различимые сквозь россыпь дождевых кристаллов на стекле, - Брен уже не мог понять, где дорога, только скрежещущий рокот гравия под колесами заставлял его верить, что машина все ещё едет где положено.
      - Мальгури, - произнес низкий голос Банитчи.
      - Крепость сорок третьего столетия, - немедленно подхватил водитель, архитектурная жемчужина этой провинции, содержащаяся на средства из провинциальной казны, осенняя резиденция Табини-айчжи, в настоящее время вдовствующей айчжи...
      Брен сидел, обхватив футляр компьютера, и смотрел, как башни в переднем окне становятся все больше и больше, как прорезаются на них детали сквозь всеобщую серость тумана, среди серости озера внизу и облаков вверху... как набирают цвет, как проступает более темная серость старого камня, а на самых верхних ярусах - поникшие, вымокшие под дождем геральдические флаги.
      Он привык к атевийской архитектуре, был знаком с древностями Города, находил старину в обычаях двора айчжи, но это сооружение, ощетинившееся башенками и зубцами стен, не соответствовало стилю времен Высадки, как столь многое в Шечидане. Названная водителем дата была куда древнее, она относилась ко временам, ушедшим задолго до того, как земляне прибыли в эту солнечную систему, задолго до того, как появился здесь заблудившийся космический корабль и космическая станция, даже раньше - он быстро прикинул, - чем люди вообще вышли в космос.
      Щетки, мелькая по очереди, очищали картину, мир восставал вновь и вновь из первобытного потопа - и вот перед машиной распахнулись в зевке деревянные ворота и впустили её внутрь, на вымощенную камнем дорогу, которая выгибалась плавным поворотом под широким нависающим портиком, куда дождь доставал лишь время от времени.
      Фургончик остановился. Банитчи поднялся и открыл дверцу - за ней оказалось темное крыльцо и открытые деревянные двери. Изнутри, из теплой, освещенной золотистым светом темноты, высыпала навстречу приехавшим горсточка атеви - все в обычной одежде, что соответствовало представлениям Брена о деревенской жизни. Если не считать обуви, их одежды вполне подходили для охотничьего домика вроде Тайбена, каким, по мнению Брена, и был фактически Мальгури, учитывая, что его окружают дикие земли... наверное, тут и в самом деле начинается отличная охота, когда в резиденции появляется кто-то из более энергичных членов семейства айчжи.
      Он вышел вслед за Банитчи из автомобиля, все так же сжимая в руках компьютер; теперь, когда он разглядел стиль этого места, ему пришло в голову, что тут за время их пребывания может состояться и охота по всей форме, если персонал посвятит себя развлечению гостей. Банитчи и Чжейго, конечно, будут от этого в восторге. Сам он - нет: продираться сквозь пыльный бурьян, жариться на солнце и смотреть на свой ужин через прицел ружья - не самая его любимая забава. Он беспокоился за компьютер - вокруг клубился холодный туман, засасываемый под портик сквозняком; и ему не терпелось поскорее завершить ритуал приветствий и убраться с этой сырости.
      - Это пайдхи, - проговорил Банитчи, положив тяжелую ладонь ему на плечо. - Брен Камерон, близкий ассоциат Табини-айчжи, важная персона, окажите ему наилучший прием...
      Это была стандартная формальность. Брен поклонился, пробормотал: "Честь и благодарность" в ответ на вежливые приветствия персонала, а Чжейго тем временем захлопнула дверцу фургончика и отпустила водителя. Автомобиль с нарастающим воем исчез в тумане, а прибывшие и встречающие постепенно, шаг за шагом, под расспросы о здоровье и благополучии айчжи последовали к главным дверям - слава Богу, подумал Брен. Взгляд, брошенный назад в ответ на какой-то вопрос, выловил за вуалью дождя древнюю пушку посреди мощеного двора; взгляд вперед встретился с приглушенным золотистым светом, льющимся через дверь с волной более теплого воздуха.
      Пол в холле был вымощен каменными плитами, стены частью обшиты деревом, частью оштукатурены. С почерневших от времени потолочных балок свисали знамена, по виду и сами насчитывающие не одно столетие, с потускневшими красками и сложным змеистым рисунком старинного письма, которого пайдхи не знал, действительно не знал. Он узнал цвета Табини, а центральное знамя имело личную эмблему Табини, бачжи - Фортуна - в красном кругу на голубом поле. По всем стенам было развешано оружие - мечи и другое, названий которого он не знал, но уже видел в охотничьем домике в Тайбене - вперемежку с такими же как и там шкурами, пятнистыми и полосатыми, распяленными на колышках по стенам, наброшенными на кресла, которые не имели ничего общего с человеческим стилем мебели.
      Банитчи снова взял его за плечо и снова представил, на этот раз двум слугам-мужчинам, это знакомство потребовало очередной серии поклонов.
      - Они проводят вас в ваши комнаты, - сказал Банитчи. - Они назначены прислуживать вам.
      А Брен пропустил мимо внимания их имена... На языке вертелся вопрос: а как же Алгини и Тано, которые едут сюда из аэропорта? Зачем ещё кто-то?
      - Простите меня, - сказал он и смущенно поклонился. - Я не расслышал ваших имен.
      Пайдхи был дипломатом, пайдхи не позволял именам проскальзывать вот так мимо внимания, даже именам слуг, - он просто оказался не собран, даже сейчас, потому что спрашивал себя, знают ли этих слуг Банитчи и Чжейго, доверяют ли они этим людям.
      Но они поклонились и вежливо, терпеливо повторили свои имена: Майги и Джинана, гордимся быть к вашим услугам.
      Устрашающее начало, когда эти атеви пытаются быть вежливыми с тобой. После того, как тебя тычками и толчками загнали в места, которых ты не знаешь, в мире, культура которого и без того полна чуждого и неизвестного, - а это место вообще ошеломляет...
      - Идите с ними, - мягко сказал Банитчи и добавил что-то на каком-то местном диалекте, на что слуги кивнули и поклонились, глядя на Брена с такими же бесстрастными лицами, как у Банитчи и Чжейго.
      - Нанд' пайдхи, - проговорил один из них.
      Майги. Надо запомнить, кто из них кто.
      Майги и Джинана, снова и снова повторял он про себя, следуя за ними через холл, через сводчатый проход, к каменной лестнице с бронзовыми перилами. Внезапно до него дошло, что они только что скрылись с глаз Банитчи и Чжейго, но Банитчи сказал идти с ними, Банитчи, видимо, считает, что им можно доверять. Не хотелось бы оскорблять слуг второй раз, показав недоверие к их надежности.
      Итак, вверх по лестнице, на второй этаж странного дома, управляемого ещё более странной старухой. Идущие впереди слуги говорили между собой на языке, которого пайдхи не знал, дом пахнул камнем и древностью. В этих верхних коридорах с деревянными полами стены не были оштукатурены - видимо, предположил Брен, они предназначены для гостей рангом помельче. По потолкам проходили открытые, откровенно старые трубы и провода, голые лампочки с вольфрамовой нитью накаливания висели на кронштейнах, к которым свободными фестонами подходили старые изолированные провода (очевидно, с медными жилами), покрытые слоем пыли.
      "Вот это - гостеприимство Табини? - недоумевал Брен. - Вот так живет его бабушка?"
      Он не мог поверить. Он был оскорблен, глубоко оскорблен и даже задет, что Табини отправил его в этот грязный, гнетущий дом, наверняка с давно устаревшей сантехникой и Бог знает какими кроватями.
      Коридор кончался. Его замыкали две большие двери. "Еще куда-то брести, - думал Брен угрюмо, - в какую-нибудь мрачную клетушку, подальше от вдовы и её персонала".
      Наверное, тут нет вины Табини. Скорее всего, это вдова отменила распоряжения Табини. Бабушке могло не понравиться присутствие человека в её доме, она могла велеть разместить его где-нибудь под лестницей или в чулане. Банитчи и Чжейго, когда узнают, будут возражать. Бабушка обидится, Табини обидится...
      Слуги открыли двери - и за ними оказался ковер, просторная гостиная, а мебель... Боже, позолота, каждая поверхность - резная, а ковры - Брен внезапно сообразил, что ковры отнюдь не фабричного производства. Мягкий желтоватый свет шел из большого стрельчатого окна со множеством мелких прямоугольных стекол, окаймленных другими, янтарно-желтыми и голубыми стеклами, - великолепная рама для серой, обрызганной дождем пустоты.
      - Это - приемная комната пайдхи, - сказал Майги, а Джинана тем временем открыл другую, расположенную сбоку дверь и пригласил его в столь же богато украшенную комнату с пылающим камином - запретный источник тепла, взял на заметку какой-то дальний участок его мозга; но внимание уже обратилось к другим деталям: к оружию, звериным шкурам и головам на стенах, к резной деревянной мебели, старинному ковру с бесконечно повторяющимися медальонами бачжи-начжи; окна - такие же, как в первой комнате, правда, чуть меньше по размеру, но не менее изукрашенные.
      - Это ваша личная гостиная, - сказал Майги, затем распахнул двери в боковую комнату без окон, украшенную в том же стиле, с длинным, от стены до стены, столом полированного дерева. - Столовая, - сказал Майги и вошел внутрь, чтобы показать сонетку - цепочку колокольчика, который будет призывать слуг. - Точно как в гостиной, - сказал Майги и отвел Брена обратно, чтобы убедиться, что он увидел.
      Брен глубоко вздохнул. Повсюду были каменные стены, натертые деревянные полы, и приглушенный свет, и позолота... Это начинало превращаться в экскурсию по музею: Майги и Джинана показывали на какую-нибудь совершенно рекордную звериную голову, обращали внимание на разные виды животных, три из которых, как они признались, уже полностью вымерли, и рассказывали о некоторых украшениях, имеющих историческую ценность.
      - Вот это подарено властителем провинции Дейнали к бракосочетанию наследника айчжи четвертой династии с наследницей Дейнали, которое, однако, так и не состоялось ввиду смерти наследника айчжи, упавшего с садовой дорожки...
      "Какой именно садовой дорожки?" - подумал Брен и твердо решил, что при сложившихся обстоятельствах ему лучше избегать рокового места.
      Это действует на нервы мания преследования, вызванная бегством сюда. Да, не иначе.
      А может, это стеклянные глаза мертвых животных, которые смотрят на него беспомощно и немо.
      Майги открыл ещё одну дверь - в спальню, намного, намного большую, чем должна быть нормальная спальня, с каким-то сооружением на возвышении - Брен предположил, что это все же кровать, а не катафалк, - украшенным шпилями, поддерживающими балдахин, занавеси которого почти полностью скрывали это ложе, заваленное звериными шкурами и стоящее на каменном пьедестале. Майги показал ему очередную сонетку и торопливо повел - о Господи! - в следующий коридор.
      Брен покорно пошел следом, начиная чувствовать, что все это дело с устройством пайдхи понемногу выходит за рамки разумного. Просто смех. Майги открыл боковую дверь в комнату с дыркой в каменном полу, с серебряным тазом и стопкой холщовых полотенец.
      - Удобства, - иносказательно объяснил Майги. - Пожалуйста, пользуйтесь полотенцами. Бумага забивает канализацию.
      Брен подозревал, что его негодование слишком явно. Майги ковшиком зачерпнул воды из полированного серебряного котла (ковшик был украшен рельефом) и слил в дырку.
      - Фактически, - сказал Джинана, - тут действует система с проточной водой. Ее установил айчжи Падиги в 4879 году. А ковшик остался, для полотенец, конечно.
      Это благородно, это элегантно, это... ужасно - вот что чувствовал Брен. Атеви - не животные. И я тоже. Этим пользоваться невозможно. Должно же тут быть какое-то другое место, может, где-то внизу; надо разузнать и ходить туда, хоть и далеко окажется.
      Джинана открыл двойную дверь за "удобствами", которая вела в ванную комнату с огромной каменной ванной и проложенными прямо по полу трубами.
      - Смотрите себе под ноги, пайдхи, - сказал Джинана.
      Очевидно, водопровод здесь тоже был позднейшим нововведением, а количество воды, расходуемой на одно купание, должно быть, просто чудовищно.
      - Ваши собственные слуги будут разжигать огонь для вас каждый вечер, сообщил Джинана и продемонстрировал, что здесь есть водопровод, а Брен тем временем переваривал оброненное между делом известие, что Алгини и Тано не пропали, что его багаж ещё может появиться и он все-таки не будет тут один с Майги и Джинаной.
      Тем временем Майги открыл нагреватель, который был смонтирован на каменной стене и снабжен двумя спускающимися сверху трубами, проложенными по стене: большая, должно быть, служила для подвода к нагревателю холодной воды (а труба для горячей воды выходила книзу и тянулась к ванне); но Брена озадачила вторая труба, потоньше - пока он не понял, что маленький голубой огонек в топке нагревателя, по-видимому, питается от этой меньшей трубы. Газообразный метан! Так и жди взрыва. Или асфиксии, если маленький огонек погаснет и позволит газу накопиться в ванной.
      "Боже мой!" - думал он, терзаясь этими бесчисленными нарушениями правил безопасности, часть из которых определенно таила смертельную угрозу, пока шагал вслед за двумя слугами обратно через "удобства" в коридор.
      И Табини отправил меня сюда, как в безопасное место? Теперь, когда стало понятно, что из себя представляют некоторые из этих трубопроводов и электрических линий, он внимательно изучал прочие более поздние добавления на каменных стенах: отдельные трубы, как он сейчас понимал, подводили метан - через жилые помещения и все остальные, а кабели представляли собой старинную электропроводку, потенциальный источник искр.
      Но здание ещё стоит. Провода очень старые. Трубы тоже. По-видимому, персонал был очень аккуратен и осторожен... до сего времени.
      - Мы, конечно, к вашим услугам, - говорил Майги на ходу. - Ваш собственный персонал должен вскоре прибыть. Они будут размещены в помещениях для слуг, как и мы. Один звонок - это к ним, по личным делам; два - это нам: принести пищу, навести порядок в удобствах. Мы обслуживаем сам Мальгури и, конечно, распространяем его гостеприимство на все особые требования, которые могут возникнуть у пайдхи.
      Джинана привел их обратно в гостиную - тоже целая экспедиция - и, взяв со стола небольшую книжечку в кожаном переплете, протянул Брену вместе с пером.
      - Пожалуйста, включите свое имя в список наших выдающихся гостей, попросил он, а когда Брен приготовился писать, добавил: - Для нас будет ещё большей честью, нади, если вы запишетесь на своем языке. Такого у нас ещё никогда не было.
      - Благодарю вас, - отозвался Брен, действительно тронутый проявлением искреннего гостеприимства в этом мавзолее, и по всей форме записался сначала по-атевийски, а потом, куда менее уверенным почерком (ирония жизни!) - на мосфейском языке.
      Из коридора донесся топот ног. Он поднял глаза.
      - Несомненно, это ваши слуги, - сказал Майги.
      Через секунду в наружных дверях показался Тано с двумя большими коробками и, едва не опрокинув старинный столик, двинулся через приемную комнату.
      - Нанд' пайдхи, - сказал Тано, тяжело переводя дыхание. Он был весь мокрый, как и коробки.
      Джинана поторопился провести Тано в спальню - чтобы уберечь мебель, подумал Брен; и ещё он понадеялся, что в этих коробках его одежда, особенно свитеры и пальто потеплее.
      - Не желает ли пайдхи чаю? - спросил Майги.
      Тут снова хлопнула наружная дверь, возвещая, что прибыл ещё кто-то, скорее всего Алгини. От сквозняка затрепетал огонь в камине, и сразу же, подтверждая догадку Брена, через гостиную прошел Алгини, тоже весь мокрый, и исхитрился поклониться на ходу, несмотря на две большие коробки в руках.
      "Все мое имущество, - подумал Брен, припомнив штабель коробок, который они загрузили в поезд. - Господи, сколько же времени они собираются продержать меня здесь?"
      - Чай... - повторил он рассеянно. - Да.
      Ему было холодно, несмотря на огонь в камине, - ведь всего несколько часов назад он находился намного южнее, в более теплом морском климате, а потом перенес выматывающую поездку по нелегкой дороге. Горячий чай будет очень кстати - и тут Брену пришло в голову, что за всей этой суматохой он не позавтракал и не пообедал, если не считать нескольких вафель в самолете.
      - Как вы думаете, не найдется ли здесь пирога с сыром?
      Обычно это вполне безопасное блюдо, независимо от сезона.
      - Конечно, нади. Хотя я должен напомнить пайдхи, что до ужина всего час...
      Разные часовые пояса, сообразил Брен. Он никогда не уезжал настолько далеко от Мосфейры, чтобы оказаться в другом поясе. Значит, тут не только другой климат, тут и время должно быть часа на два впереди. Он не знал, с одной стороны, как отреагирует его желудок на это неожиданное известие, с другой - сумеет ли продержаться этот час до ужина, раз уж вспомнил о еде.
      Раскатился гром - вслед за вспышкой молнии, которая выбелила окна.
      - Тогда не надо пирога, - сказал Брен и решил, что здесь жизнь вправе идти более медлительным шагом; неспешный, на деревенский лад ужин может его отвлечь и развлечь. - Просто чай, пожалуйста.
      Но, услышав, как очередной свирепый шквал сыпанул дождем по стеклам, он подумал: "Господи, можно понять, откуда тут взялось озеро".
      * * *
      Через некоторое время после чая подоспел и ужин, элегантно сервированный в столовой. Местная кухня оказалась определенно в деревенском стиле, даже точнее - в стиле охотничьего домика, и он никак не мог пожаловаться на меню - сезонная дичь, слава Богу, здесь, в горах, оказалась другой.
      Но это был скучный ужин - он сидел в одиночестве за длинным и тихим столом, на самом крайнем месте, откуда мог поглядывать в окно гостиной; поначалу он думал, это будет приятно, но комнаты находились высоко, на втором этаже, и видеть было нечего, кроме угрюмого серого неба, которое постепенно темнело - близились сумерки. Тано и Алгини ели у себя в комнатах, Майги и Джинана подавали ему, а он не успел настолько познакомиться ни с одной парой слуг, ни с другой, чтобы завести беседу. Все попытки упирались в глухую стену. Да, нанд' пайдхи, благодарю вас, нанд' пайдхи, повар будет рад это слышать, нанд' пайдхи...
      Однако в конце концов, уже во время второго супа, после блюда из дичи, пришла Чжейго, оперлась локтями на спинку стула - самого близкого к нему из десяти, но по другую сторону стола - и завела ленивый разговор: как ему нравится обстановка, как ему нравится персонал?
      - Чудесно, - сказал он. - Хоть я не видел здесь телефона. Даже телефонных проводов. Найдется тут переносной аппарат, который я мог бы одолжить на время?
      - По-моему, есть телефон в отделении службы безопасности. Но на дворе дождь.
      Все ещё дождь.
      - Вы хотите сказать, что отделение службы безопасности находится снаружи, где-то в другом месте?..
      - Боюсь, что да. А кроме того, я не думаю, что звонить отсюда разумно, нади Брен.
      - Почему? - Вопрос прозвучал сердито против его воли.
      Чжейго немедленно оторвала локти от спинки стула и выпрямилась.
      - Извините меня, нади, - проговорил Брен более мирным тоном. - Но мне необходимо иметь регулярную связь с моим управлением. Мне срочно необходима моя почта. Надеюсь, она будет попадать сюда, несмотря на трудную дорогу.
      Чжейго испустила вздох и снова оперлась локтями на спинку стула.
      - Нади Брен, - терпеливо начала она, - хоть я и не думаю, что мы, убрав вас из столицы, сумели обмануть кого-то, вряд ли разумно вам звонить отсюда. Они будут ожидать какого-то обманного хода. Вот пусть и думают, что наш полет в Мальгури был именно таким ходом.
      - Выходит, вы что-то знаете о них.
      - Нет. Вовсе нет.
      Брен устал, да еще, пока ехали сюда, натерпелся таких страхов, которые выгнали из него всю сдержанность и самообладание, и плевать, что атеви так любят все свои политесы и показную вежливость, - он чувствовал, как на протяжении этих двух дней ситуация все больше и больше уходит у него из рук. Он хотел ясности хоть в чем-нибудь. Он был готов начисто потерять терпение.
      Тем не менее он сказал миролюбивым тоном:
      - Я знаю, вы делаете все, что можете. Вероятно, вы охотнее находились бы сейчас в каком-нибудь другом месте.
      У Чжейго сдвинулись брови:
      - Разве я создала у вас такое впечатление?
      "Помоги Господи", - подумал он.
      - Нет, конечно нет. Но, полагаю, у вас есть и другие обязанности, а не только я.
      - Нет.
      Была у Чжейго привычка вот так обрубить разговор - как только спросишь о чем-нибудь важном, о том, что тебе действительно хочется знать. Он глотнул ложку супа, надеясь, что Чжейго найдет тему для разговора.
      Не нашла. Опирается на спинку стула, явно отдыхает.
      Он зачерпнул вторую ложку супа, потом третью, а Чжейго все ещё стояла, облокотившись на стул и, судя по виду, была вполне довольна, что следит за ним, или охраняет его - или ещё чем-то, Бог её знает. Снаружи по-прежнему гремело.
      - Вы собираетесь остаться в Мальгури? - спросил он.
      - Весьма вероятно.
      - Вы думаете, тот, кто вломился ко мне в комнату, доберется и сюда тоже?
      - Маловероятно.
      Вот так и шел разговор - слово, два, но уж никак не больше; всегда у неё одно и тоже, как только начнешь задавать вопросы.
      - Когда, по-вашему, кончится дождь? - спросил он наконец, лишь бы заставить Чжейго поддерживать беседу дольше, чем три такта.
      - Завтра, - сказала она. И замолчала.
      - Чжейго, вы благожелательно относитесь ко мне? Или я чем-то заслужил ваше нерасположение?
      - Конечно нет, нади Брен.
      - Я сделал Табини что-то такое, что он решил меня отправить подальше?
      - Нет, насколько я знаю.
      - Мне будут пересылать почту?
      - Банитчи спрашивал об этом. Требуется разрешение.
      - Чье?
      - Мы этим занимаемся.
      Над крепостью прокатился гром. Брен доел ужин, изредка перемежаемый его вопросами и ответами Чжейго, выпил бокал-другой (Чжейго отказалась поддержать компанию). Ему даже захотелось, чтобы она - раз уже Банитчи говорит, что она находит его хоть в какой-то степени привлекательным, осталась у него в гостиной и хотя бы немного полюбезничала с ним, пусть в самой вежливой форме, - если понимать под этим, что она по собственной инициативе скажет четыре фразы подряд. Просто очень хотелось поговорить с кем-нибудь.
      Но Чжейго удалилась, насквозь деловая и с виду весьма озабоченная. Слуги молча убрали со стола.
      Он прикинул, чем бы заняться, подумал, не восстановить ли свои привычки, например, регулярно смотреть вечерние новости... хотя тут же сообразил, что телевизора нигде не видел.
      Не стал расспрашивать слуг. Пошел раскрывать подряд шкафы и серванты, в конце концов обошел полностью свои апартаменты - только теперь не искал ничего серьезнее, чем электрическая розетка.
      Ни одной. Ни намека на какое-нибудь приспособление для телевизора или телефона.
      Или для перезарядки аккумуляторов компьютера.
      Он подумал было позвонить в колокольчик, поднять слуг и потребовать хотя бы шнур-удлинитель, чтобы иметь возможность поработать на почти разряженном компьютере, пусть протянут шнур из кухни или через переходник (ну должен же найтись обыкновенный переходник в каком-нибудь электромагазине даже в этом Богом забытом захолустье!), чтобы можно было запитаться от осветительной сети.
      Но Банитчи не показывался на глаза с того момента, как они расстались внизу, Чжейго уже отказала в просьбе насчет телефона - короче, он погулял туда-сюда по коврам, скрывающим деревянные полы, исследовал маленькую библиотеку, надеясь найти себе занятие, и в конце концов отправился спать в премерзком настроении - залез в кровать под балдахином, под шкуры убитых животных, и тут обнаружил, что, во-первых, у изголовья нет лампы для чтения, во-вторых, все лампы выключаются одним выключателем у двери; и, наконец, в-третьих, что какой-то мертвый зверь со злобной мордой пялится прямо на него с противоположной стены.
      "Но это же не я! - сказал он зверю мысленно. - Моей вины тут нет. Я, наверное, на свет ещё не родился, когда ты умер.
      Существа моей породы, наверное, тогда ещё не покинули свой родной мир.
      Нет тут моей вины, зверь. Оба мы тут с тобой влипли".
      IV
      Утро засветилось сквозь залитое дождем стекло, но завтрак не появился автоматически. Брен потянул за цепочку звонка, сообщил свои пожелания Майги, который, в отличие от завтрака, появился незамедлительно, и велел Джинане разжечь нагреватель, чтобы можно было искупаться после еды.
      Затем всплыл вопрос с "удобствами"; и, столкнувшись лицом к лицу с необходимостью ещё до завтрака трусить вниз в поисках современного туалета, Брен предпочел не выставлять напоказ свою личную нужду; лучше воспользоваться тем, что, по-видимому, работает, пусть на свой лад, не требует смущенных расспросов и позволяет не создать впечатления (дипломатическим языком говоря), что ты презираешь это (признаем с некоторым усилием) элегантное, историческое гостеприимство. Он справился. И решил, что, раз нет другого выхода, сумеет привыкнуть.
      Работа пайдхи, подумал он, состоит в том, чтобы приспосабливаться. Как угодно.
      Завтрак, о Боже, состоял из четырех блюд. Мысленным взором Брен уже видел, как его талия становится вдвое шире, и потому на ленч заказал просто вареную рыбу и фрукты, после чего выгнал слуг и неспешно принял ванну, потакая собственной лени. Жизнь в Мальгури вынуждала - по необходимости заранее планировать все наперед, тут нельзя просто повернуть кран. Но все-таки вода была горячая.
      Он не вызывал Тано и Алгини ни во время купания, ни для одевания - уж очень они были неразговорчивы ("Да, нади", "Нет, нади"). Он не видел нужды одеваться как-то особо: никакого обычного списка встреч на день, и пойти некуда до самого обеда - по крайней мере, так сообщили ему Банитчи и Чжейго.
      А потому он завернулся поплотнее в халат и застыл перед окном кабинета, глядя на бесконечную серость, единственными красками в которой были янтарь и голубизна окаймляющих стекол. Озеро - серебристо-серое, окруженное темно-серыми обрывистыми берегами, окутанное туманом. Небо, молочно-серое, предвещало новый дождь. Последние редкие капли вчерашнего ещё хрустально сверкали на стекле.
      Экзотика. Да, это уж никак не Шечидан, черта с два. Это не Мосфейра, ничего здесь человеческого и, насколько можно судить, здесь ничуть не безопаснее, чем при дворе Табини, только меньше удобств. Даже розетки для компьютера не найдешь.
      Может быть, убийца не пожелает тратиться на авиабилет ради меня.
      Может быть, здешняя скука прогонит мерзавца обратно в более веселые края.
      Может быть, через неделю этой великолепной роскоши я и сам кинусь на железнодорожную станцию, хоть пешком, хоть на попутных, и буду удирать отсюда вместе с убийцей.