Анна Черникова
      ГОРОД КОЛОКОЛЬЧИКОВ
      ГЛАВА ПЕРВАЯ, в которой ничего не ясно и не понятно
      ... Ночь тяжело ворочалась за окном. Она явно не могла уснуть. Так же, как и Маринка. Но Маринке было тепло и уютно под любимым клетчатым пледом, а ночь маялась, цеплялась за ветви деревьев, облокачиваясь на острые заборы, путаясь в проводах. Ей давно уже следовало подняться над городом и устроиться на мягких облаках. Но она не могла. Ночь ждала Маринку. Иногда она, поскрипывая приоткрытой створкой окна, осторожно заглядывала в комнату. Но девочка натягивала одеяло на нос и делала вид, что крепко спит. Тогда ночь тяжело вздыхала. А один раз даже закапала от огорчения мелким дождиком.
      Маринке стало стыдно. И она постаралась рассердиться на себя, чтобы прогнать чувство вины. Нет, в самом деле, в 13 лет можно быть и посерьезнее! Надо же - ночь у нее вздыхает и ворочается под окном! Чушь какая! Не-е-ет, все! Сегодня - никаких глупостей, никаких фантазий и сказок. Все спят - и она будет спать. Без снов! В крайнем случае - с черно-белыми. Или - с неинтересными. Как у всех!!! Приняв такое героическое решение Маринка повернулась на бок, для пущей уверенности пробормотав вслух любимую присказку из мультика:
      - Все это чушь! Ни коты, ни рыбы не разговаривают!
      Ох, лучше бы она этого не говорила! Потому что на шкафу мигом завозились.
      Девочка тихонько вздохнула. Быть "как все" опять не получалось. "Ну, хорошо, - обречено подумала она, - может же это быть кот? Правда, Ефим сейчас наверняка в саду шныряет... Но все равно. Я буду думать, что это кот. Вернулся из сада, запрыгнул на шкаф и шуршит себе там потихоньку... Шкаф, конечно, высокий... Не во всякую квартиру войдет... Так просто на него не запрыгнешь... Но кому какое дело! Может, у меня кот - рекордсмен по прыжкам. Специальный такой кот. Да. Буду думать, что это кот!"
      Такого издевательства шуршащий на шкафу не выдержал:
      - Кто кот?! Это я кот?!! Сама ты... Надо же: "Ни коты ни рыбы не разговаривают..." - очень похоже и очень смешно передразнил этот кто-то девочку. - Ты еще скажи что домовых не бывает!
      "Такой голос, - вспомнилась Маринке цитата из какой-то книги, - мог бы принадлежать плюшевому медвежонку, если бы он умел говорить". Но существо, которому он на самом деле принадлежал, совсем-вовсе не было похоже на игрушечного медвежонка. Ехидная острая мордочка, жесткий хохолок не то шерсти, не то иголок, неизменный красный колпачок и теплые коричневые ладошки - словно незадачливый художник хотел нарисовать сказочного ежика, а получилось что-то среднее между гномиком и ехидной игольчатой.
      Первый раз услышав этот голос со шкафа Маринка завизжала так, что пятилетний кот Ефим, забыв про свою неторопливую солидность, свечкой взвился с кровати и выскочил в окно. Благо жили Ефремцовы на первом этаже... А сейчас девочка лишь глубоко вздохнула, и крепко зажмурила глаза - сплю мол, не видишь что ли?!
      - Ну-ну, - все так же ехидно продолжал голос, - спи, спи себе... А сегодня, между прочим... (многозначительная пауза) ...Заметь: только сегодня... (снова пауза, еще более многозначительная) Раз в семь лет...
      - Да говори же! - Маринка рывком села на кровати. - Что за привычка тянуть кота ("Тфу, - подумала она, - дался же мне этот кот!") за хвост!
      - Ты же спишь! - хмыкнул домовой. И едва увернулся от подушки.
      - Ладно, ладно, скажу, скажу, - затараторил он, выставляя вперед растопыренные ладошки, потому что Маринка туго сворачивала вторую подушку, и промахиваться больше, по всей вероятности, не собиралась. - Да ты же и так догадалась...
      Маринка замерла. Прикусив нижнюю губу расширившимися глазами посмотрела на домового:
      - Неужели сегодня... - и замолчала, боясь поверить своей догадке.
      - Откроется Город Колокольчиков, - очень будничным тоном закончил за нее домовой. И почему-то вздохнул.
      - Ой-й, Тимка, что же мне делать... - Маринка уперлась лбом в стиснутые кулачки.
      - А что, собственно, случилось? - встревожился домовой по имени Тимка, - Ты же чуть ли не год об только об этом и мечтала! Я думал, ты от радости до потолка скакать будешь, а ты... Э, да ты никак ревешь?
      Тимка медленно (но все равно неловко, по мультяшному как-то) спланировал со шкафа на кровать. Подошел к девочке. Осторожно провел пальцем по коленке, размазывая теплую соленую каплю.
      - Да ты что, из-за сегодняшнего разговора, что ли?..
      ГЛАВА ВТОРАЯ, в которой кое-что проясняется
      А ведь начиналось все так хорошо! Маринка всхлипнула, вспоминая утренние события, и словно бы снова услышала веселый мамин голос...
      - Маринка! А ну-ка вставай, лежебока! - мама бесцеремонно стащила с дочери одеяло и защекотала маленькие пятки в разводах грязи. - Опять ноги не мыла, чучело ты мое!
      - Ну ма-а-а... Я мыла! Чест-слово! - Маринка попыталась вырваться из маминых теплых пальцев и ускользнуть назад, под одеяло. Уточнять, что после того, как она их вымыла, была еще ночная прогулка под дождем, девочка не стала.
      - Да-а-а, я вижу, как ты мыла! Только грязь развезла! Ну почему у всех дети, как дети, а у меня поросенок какой-то! А с поросятами мы знаешь как поступаем?..
      Так они возились и смеялись еще минут 15, пока Маринка окончательно не проснулась. Потом еще немного посидели обнявшись. Маринка размякла от маминой (такой редкой последнее время!) ласки, от маминого тепла и потеряла осторожность. Всеми мыслями, всей душой она была еще в своем сне. Все еще ощущала упругость воздушных струй и немыслимую, невозможную легкость своего тела.
      - Мама, я летать научилась!!! - восторженно начала она, и словно споткнулась о мамино затвердевшее, в миг ставшее чужим лицо.
      - Да во сне, во сне, не беспокойся... - поспешила внести ясность Маринка. Это просто удивительно, какой чужой, неприятно-строгой и не желающей ничего понимать становилась мама, когда разговор касался чего-нибудь ЭТАКОГО. Каких- нибудь "Маринкиных глупостей", как называли это все в семье. Все, кроме бабушки. Но бабушка, по мнению домочадцев и соседей, сама была "с фантазиями"...
      - Ох, чадушко ты мое, ну когда же ты станешь серьезнее? - у мамы явно отлегло от сердца.
      - А зачем? Так интереснее! - вновь потеряла бдительность Маринка.
      - А затем. Ну-ка, сядь нормально, давай поговорим, как два взрослых человека...
      Маринка недовольно засопела. Ей не хотелось чувствовать себя взрослой в такое прекрасное летнее утро. Кроме того, если уж было сказано "сядь как следует", разговор будет явно неприятный.
      - Ну скажи мне, долго это будет продолжаться? - разговор начинался, точно следуя извечному сценарию, который кто-то написал много-много лет назад специально для педагогических бесед. Маринка вздохнула, но решила пока от сценария не отклоняться:
      - А что я сделала?
      - А то. Вечно у тебя все не как у людей. Ты словно не в реальном мире живешь, а в книжках своих. Вон, три полки сказками забиты. У Валерки с третьего этажа, например, сказок не найдешь. У него вместо них все, что можно достать по компьютеру. А у Верки - по психологии. Люди уже сейчас к институту готовятся. А ты? До сих пор, как дошкольник, во сне летаешь, да сказки читаешь. Да дошколята и те знают, кем стать хотят! А ваша светлость?
      Маринка угрюмо молчала. Вообще-то, она знала, кем хочет стать. Но говорить об этом не стоило, потому что в этом, реальном, мире такой профессии просто не может существовать.
      - У тебя вечно какие-то фантазии, - продолжала обличать мама, - вот, полюбуйся на свой дневник!
      Марина нехотя скосила глаза. Уж свой-то дневник она знала до последнего пятнышка. И отлично помнила так возмутившую маму запись: "Вчера ваша дочь принесла в класс домового. Примите меры!"
      - Ма-а, - осторожно начала она, - ну что тут такого? Еленушка сама много раз жаловалась, что в классе "хронический беспорядок". Тошка убираться будет, парты мыть... Его дом снесли, а ты второго домового ни за что бы не разрешила...
      - О-о-о! - мама закатила глаза, - Марина, ты не маленькая! НИКАКИХ ДОМОВЫХ НЕТ!!! Нет, и быть не может. Не должно!
      - Угу. А на шкафу кто сидит? - Маринка показала на Тимку, который, болтая ногами, с интересом прислушивался к беседе, но предпочитал молчать. Он вчера, убираясь на кухне, грохнул любимую мамину чашку. Поэтому сегодня старался держаться скромно и незаметно.
      - Нахал и хулиган! - отрезала мама, - Тоже мне, нашли домового... тут она немного притормозила.
      Тимку мама любила и ценила: он хорошо умел печь пироги, жарить картошку, вышил все полотенца и скатерти в доме. Только вот убираться у Тимки не получалось. Всегда он что-нибудь разбивал при этом. Любить-то мама его любила, но вот понять, что он домовой, не могла. То есть, понимала, конечно (как спорить с очевидным?), но не признавалась в этом даже самой себе. Поэтому, когда речь заходила о том "кто есть кто?" мама эту тему быстренько заминала, переводя разговор. Вот и сейчас:
      - В общем так! Ты должна, наконец, спуститься с неба и стать такой, как все нормальные люди. Я не хочу, что бы ты выросла неудачницей. Чудачкой, как твоя бабушка. Пора начать серьезно смотреть на вещи. Я понимаю, что у тебя еще 4 года до окончания школы, но время летит незаметно. С этого года начнешь готовиться в медицинский институт!
      - Но мама!!! Я же...
      - Никаких мам! Ты сама не способна решить, что тебе нужно! Вот станешь серьезным человеком, тогда поговорим... А пока обещай мне, что больше не будет ни каких глупостей. Ты слышишь? НИКАКИХ!
      - Мама, ну послушай...
      - Ничего не хочу слушать!!! Немедленно дай слово, что отныне перестанешь заниматься всякими глупостями! Ну!?
      Это "Ну!?" прозвучало резко, как удар. И тогда Маринка не выдержала. Зарываясь в подушку, обозлившись на всех вокруг, и на маму, такую непонимающую и чужую, и на молчащего, не пришедшего на помощь Тимку, и на тех, кто были "все нормальные люди", и на кого ее заставляли быть похожей, она закричала:
      - Даю! Даю слово! Только отстань!!! - и разрыдалась бурно, так, как можно плакать только в детстве, да и то, только тогда, когда рушится твой мир.
      Правда, через полчаса, отревевшись в подушку, Маринка обнаружила, что мир ее никуда не делся. Домовой так же сидел на шкафу, любимые сказки стояли на полке, и сходить к бабушке, которая работала уборщицей в театре и всегда позволяла внучке полазать за кулисами и поболтать с тамошним домовым - Кулиской, хотелось больше, чем идти в школу.
      Но идти пришлось, однако, именно в школу. И по дороге туда, мысленно болтая о том о сем со знакомыми деревьями, Маринка и поняла, какую глупость совершила, дав слово... Но - сделанного не воротишь. Маринка, тяжело вздохнув, начала пытаться жить как все. И тут же получила двойку по математике, так как вынуждена была отказаться от подсказок скворца, который уже 10 лет жил под окном класса, и все задачки знал наизусть. Что поделаешь? Ведь птицы не разговаривают. Этого просто не может быть. Даже если это есть.
      ГЛАВА ТРЕТЬЯ, в которой становиться ясно, что такое Город Колокольчиков
      И вот теперь Маринка снова ревела. Потому что все оказалось еще хуже, чем она думала. Как она могла забыть?! Ведь столько ждала этой ночи... Почти год! Ну да, с прошлого дня рождения. Маринка всхлипнула, и привычно сжала в кулаке ключик, который всегда носила на шее.
      Этот ключик ей подарила бабушка. Каждое день рождения Маринка с нетерпением ждет того момента, когда наконец будет съеден торт и выпит чай, когда будут проиграны все игры и послушаны все кассеты. Проще говоря, она ждет, когда официальная и неофициальная часть праздника закончится, и можно будет бежать к бабушке. Вы только не подумайте, что дни рождения у Маринки проходят скучно. Совсем нет! С пяти лет ей позволяю приглашать в гости кого угодно и творить что душа пожелает. Просто девочке нравится ночевать у бабушки. Она любит маленькую однокомнатную квартирку, до отказа забитую самыми разнообразными вещами, и от этого похожую на музей. Только в музеях всегда царит строгий порядок, а у бабушки вечный кавардак. И, странное дело, вещи от этого кажутся более живыми. К тому же у Маринки больное любопытство, и ей не терпится узнать, что же бабушка подарит ей на этот раз. Бабушкины подарки - самые интересные. И с ними почти всегда связана какая-либо история. Можно до полуночи сидеть на уютном диване, пить чай с домашними плюшками (они куда вкуснее, чем покупной роскошный торт), рассматривать какую-нибудь вещь, настолько старую, что к ней страшно прикоснуться, и слушать захватывающую историю этой самой вещи. У Маринки, благодаря бабушкиным подаркам, тоже уже скопился маленький музей старины: небольшая картина - портрет колдуньи, который меняется время от времени девушка на нем становится то задумчивой, то веселой, а то вообще начинает читать книжку, лежащую у нее на коленях и обычно закрытую. Пыльная пузатая бутылка темного стекла с Джинном (если присмотреться, то видно, как он там шевелится, а пыльная она потому, что Маринка забывает ее протирать), игрушечная фарфоровая собачка, которая помогала Пастушке и Трубочисту в их приключениях, только Андерсен забыл об этом написать... Ну, и многое другое. Маму эти вещи приводят в состояние тихого ужаса: "Опять этот мусор!" - стонет она, и предрекает, что "Бабушка скоро перетащит сюда весь свой чердак и совсем задурит ребенку голову". Вещи строго воспрещается вносить в комнату до тех пор, пока они не буду несколько раз тщательно вымыты с "Доместосом", который, как утверждает телереклама, "убивает все известные виды микробов"...
      Последний раз бабушка подарила Маринке небольшой медный ключик с хитро вырезанной двойной бородкой, витым столбиком и колечком в виде дракона с длинным, узорно переплетающимся хвостом.
      - Этим ключиком я когда-то открыла дверь в Город Колокольчиков, тихо улыбаясь сказала бабушка. Глаза ее смотрели куда-то вдаль, поверх очков и мимо Маринки. И девочка поняла, что ее ждет новая удивительная история...
      - Сегодня я хочу рассказать тебе о моем самом любимом городе. О городе, в котором исполняются волшебные, фантастические мечты. Это Город Колокольчиков.
      Город Колокольчиков... Я впервые узнала о нем от своей бабушки, а та - от своей. Видишь, как тебе повезло. Твоя мама не знает о Городе Колокольчиков. Потому что, пока она была маленькая и верила в сказки, я была слишком взрослой, чтобы вспоминать о нем. А когда я снова вспомнила про то, что сказки существуют, она уже выросла...
      Этого города нет на Земле... И все-таки он есть. И попасть в него можно. Хотя и очень трудно. Только раз в семь лет, ночью, может быть открыта волшебная дверь. Открывающий ее должен верить в сказку, иметь заветную, но в нашем мире не осуществимую мечту, и... собрать связку ключей. Ключей в связке должно быть столько же, сколько лет тому кто открывает дверь. Чем ты старше, тем труднее будет тебе туда попасть. Ведь дверь можно открыть, лишь пока бьют часы. За это время тебе нужно найти среди всех ключей единственный, который одним прикосновением заставит старый замок заиграть нехитрую мелодию, словно это и не замок вовсе, а музыкальная шкатулка, единственный, который повернется сам, без твоей помощи. И если ключ успеет сделать три оборота, дверь откроется. Войти туда можно только одному. Ведь каждый человек имеет свою дверь в этот Город. Это может быть калитка в стене, парковые ворота, дверь в старый, заколоченный дом... В общем, любая дверь с замком один раз в своей жизни может стать Дверью в Город Колокольчиков. Но даже если ты нашла эту дверь в нужный момент, даже если у тебя есть ключи, ты необязательно войдешь. Свободно проходят лишь дети до 14 лет. Так что я не зря подарила тебе этот ключик именно сейчас. Во-первых, ты начала четырнадцатый год своей жизни, а во-вторых именно следующим летом минет семь лет с того момента, как дверь открывали в последний раз. Я очень хочу, чтобы ты там побывала, а после 14-ти каждому, поворачивающему ключ, будет задан вопрос. Никто не знает, какой и кем. И от ответа будет зависеть, повернется ключ в замке или рассыплется в мелкую, серебристую пыль...
      Ну, а если тебе все же удалось открыть дверь, ты увидишь дорожку, вымощенную серыми плитами или коричневым ноздреватым булыжником. В щелях между плит и камней растет очень тонкая и словно бы отточенная трава. Синяя, голубая, нежно фиолетовая. Под лунными лучами она блестит слегка металлически. Хотя на самом деле эта трава мягкая, шелковистая. Порыв легкого ветерка принесет соленый запах моря, нежный аромат неизвестных цветов и терпкий - синей травы. Сделай несколько шагов по тропинке, и почувствуешь, что запахи эти наполнили тебя до краев, а лунный свет разбежался по всем жилкам, сделав тело невесомым, легким. Подпрыгни ветер понесет тебя над городом, словно крылатое семечко. Но не спеши пускаться в полет. После него ты проснешься в своей кровати, и будешь вспоминать все произошедшее лишь как сказочный, прекрасный сон. И никогда не вспомнишь о Городе. Лучше постой совсем тихо, тогда услышишь нежный еле слышный звон. Он идет со всех сторон, и поэтому сначала кажется, что это звенит под ветром трава. И лишь потом замечаешь колокольчики. Они везде: висят на ветках деревьев, на многочисленных флюгерах, на завитушках граненых фонарей. Тут и там виднеются арки разной величины. В них - тоже колокольчики. Самые разнообразные. От бубенчиков до больших колоколов. Колокола висят по одному, а маленькие колокольчики - по три, по пять, по семь. Они всевозможных форм и размеров. Над городом всегда дуют ветры. Они прилетают сюда специально, чтобы сыграть на колокольчиках свои нехитрые мелодии. Если ветер дует тихо, ему отзываются лишь самые маленькие, самые легкие колокольчики. Те, что сделаны из лунной жести. Они почти круглые и их язычки похожи на легкие местные монетки. Звенят такие колокольчики тихо и нежно, как бы с легким пришептыванием, и звон их скоро становится частью тишины. Но вот ветер дунул покрепче и зазвенели колокольчики из лунной бронзы. Они самые многообразные по форме и размеру. А, значит, и по звуку. Одни звучат чисто и ясно, другие приглушенно рокочут. Одни громче, другие тише. Одни вызванивают печально (тинь-тань, тинь-тань, тань, тань...), другие, наоборот, бойко и радостно (дзынь-дзынь, динь... дзынь-дзынь, динь...). Но настоящая музыка начинается, когда вступают колокольчики из лунного серебра. Они очень вытянутые, с гранеными длинными язычками, часто похожи на здешние цветы. Звук у них высокий и чистый, он долго дрожит в воздухе. Словно стеклянные шарики падают на серебряное блюдо.
      Часто ветры собираются по трое и делают музыку вместе. Один играет на тех колокольчиках, что висят очень высоко - на флюгерах кирпичных, причудливой архитектуры, домов. Другой - на тех, что висят на фонарях и в самых высоких арках. Ну, а третий на тех, что висят на нижних ветвях деревьев и в маленьких арках. Дуют ветры с разной силой и сказочная музыка плывет над городом...
      Большие колокола почти всегда молчат. Их густой, печальный звон раздается только во время сильного ненастья, предупреждая людей - "сидите дома!" В них, в случае опасности, может позвонить любой, и ему обязательно помогут. Да еще, говорят, они начинают звонить сами собой, если в Городе появилось преднамеренное Зло... Но такого не было уже много сотен лет...
      Бабушка ненадолго замолчала, всматриваясь куда-то в даль. Маринке на миг показалось, что стены маленькой комнатки стали прозрачными, а за ними встают в утренней дымке флюгера и шпили сказочного города...
      - Вообще, я хочу тебе сказать, - продолжала бабушка, - что вся жизнь в Городе подчинена колоколам. Широкий и мягкий, низкий звон, похожий на аромат хлеба, извещает о том, что открылись пекарни, и каждый может купить себе круглый душистый каравай или круторогий, посыпанный сахарной пудрой рожок. Мерное глуховатое позвякивание колокольчика предупредит тебя о появлении молочника, а веселый перезвон множества мелких бубенчиков - о приходе точильщика ножей. Колокольчики и колокола звонят все время. Но не думай, что получается шум, раздражающий или мешающий. Совсем нет! Складывается единая мелодия, которая создает бодрое, веселое настроение. И кажется, что в городе всегда праздник. Слушая эту дневную музыку жители Города всегда точно знают, где и что происходит. Но есть один Колокол, который слышат далеко не все. Он собирает магов этого Города, и слышен только им. Вкрадчивый, стелющийся звон звучит очень необычно. Словно на музыку положили цокот лошадиных копыт в неудержимом беге. Позванивают бубенцы на сбруях, звякают о камни мостовой подковы... Ну, а ночная мелодия складывается из звучания Лунных колокольчиков. И, как бы отсчитывая ритм, вкрапляется в нее успокаивающий звук колокольчика ночного сторожа. Слыша его, люди знают - в городе все спокойно.
      Бабушка легко поднялась со своего любимого широкого кресла и, обойдя круглый стол, подошла к внучке. Сухая, морщинистая и очень теплая рука легко легла на Маринкин лоб. Девочка послушно закрыла глаза, стараясь увидеть то, о чем говорила бабушка.
      - Но все это ты узнаешь, если тебе удастся немного пожить в Городе. - голос бабушки звучит напевно, негромко, - А пока ты стоишь на дорожке и с любопытством смотришь по сторонам. Понемногу оглядевшись, ты поймешь, что попала в парк. Одни деревья здесь имеют крону правильной, округлой формы (хотя их никто не подстригает), другие похожи на живой зеленый водопад, у третьих очень мало листьев, зато есть нежно пахнущие цветы с длинной бахромой тычинок. Если пройти под низко нависающими ветками этих деревьев на волосах и щеках останется чуть светящаяся пыльца с таким же, как у цветов, запахом. Тихо журчат фонтаны. Все они разные, и все чудесные. Вот мраморная девочка ловит в ладошки стекающую с камня струйку воды. Девочку зовут Анютка. Это нигде не указано, но все дети в Городе знают, что она - Анютка. Прозрачная вода этого фонтана в пять минут заживляет царапины, снимает боль от крапивных ожогов. Анютку любят. Поэтому возле нее всегда лежат игрушки, а на дерево, что склонило свои ветки над фонтаном, девочки привязывают свои ленточки и самодельные бусы. Игрушки можно брать. Но только в том случае, если принес что-то взамен. И никто не жульничает, никто даже не меняет понравившуюся игрушку на плохую или сломанную. Фонтанов в парке очень много. Тут над мраморной чашей склонилась девушка с кувшином, из которого постоянно течет самая вкусная в городе вода. Там бронзовый мальчишка целится вверх из лука, бьет из стрелы тонкая струйка, выпей из нее воды - и мигом пройдет усталость. А здесь вода по капельке собирается в верхний шар больших водяных часов и так же медленно стекает в нижний. Часы, обхватив обеими руками и откинувшись назад, держит мраморный мальчишка. Какого вкуса эта вода никто не знает. Потому что кажется: набери воду в ладошки - и на несколько секунд прервешь ход Времени... Что-то тогда случится? У этого фонтана любят сидеть те, кому надо срочно решить какую-то проблему, что-то понять. А вообще, у каждого человека в Городе есть свой любимый фонтан.
      Ты попадешь туда глубокой ночью, но в парке не будет темно. Хотя фонарей совсем мало - только вокруг центральной площадки горят три штуки. И все-таки не темно. Потому что тихо светятся висящие на деревьях колокольчики. Дрожат на листьях и на дорожках желтоватые или серебристые блики.
      На центральной площадке висит под узорной аркой самый большой колокол. От него струится серебристое сияние. Узоры на нем кажутся живыми, движущимися, переливающимися. Он висит высоко, и под него легко зайти. Встань в центре, пол самым языком, и замри. Впитай в себя весь этот мир с его запахами и звуками. Вслушайся в себя. И постепенно утихнет звон множества колокольчиков. Останется лишь один звук - Звук Зовущего Колокола. ТВОЕГО колокола. Это значит, тебя ждут. Иди на этот звон, ищи свой колокол. И без сомнения входи в дверь, над которой он висит. Будь готова ко всему - мечты не исполняются без испытания. Не пройдешь его - проснешься утром в своей кровати и никогда больше не вспомнишь про Город Колокольчиков. Пройдешь - исполнится твоя мечта.
      Ну, а если ты не услышал звона, не переживай. Просто ты еще сама не поняла, о чем мечтаешь, чего хочешь. Посиди около фонтана - часов, подумай. Время у тебя есть - до рассвета. С первыми лучами солнца исчезнет сияние вокруг Большого колокола до следующей ночи. Придется ждать. Конечно, хорошо провести день в этом чудесном городе, но время здесь идет не как у нас. И если ты не уложишься с поисками в одну ночь, неизвестно, когда вернешься домой - через минуту, через день или через год... А если найдешь Зовущий Колокол до рассвета, можешь быть в Городе столько, сколько нужно для Испытания. Хоть год, хоть час. В этом, нашем, мире пройдет не больше минуты...
      ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ в которой, по крайней мере, становится понятно, что "глупости" у всех разные
      - Конечно из-за разговора! Ой, что же теперь делать! - тихонько всхлипывала Маринка.
      - Ничего не понимаю! - рассердился домовой. - Чего тут реветь? Ты что, еще не привыкла, что ли? Вроде давно уже пора... Меня твоя мама вообще считает не существующим, что, в прочем, не мешает ей ругаться... А я и то не обижаюсь! Не реву, во всяком случае!
      - Ой, Тимка, какой же ты!.. Я ведь слово дала, забыл, что ли?! Как же теперь быть? Я ведь должна "быть как все" и не делать глупостей! А значит, я не могу пойти в Город!
      - Н-да-а... - растерялся домовой. - А ведь правда... Хотя... Слушай-ка! Ты какое слово давала? Дословно помнишь? Повтори!
      Маринка шмыгнула носом и с надеждой посмотрела на домового мокрыми глазами:
      - Сейчас... А! Вот! Мама сказала: "Дай слово, что перестанешь заниматься всякими глупостями!"
      - Ну? А ты?
      - Что я? Я дала... - Маринка опять зашмыгала носом, явно собираясь продолжить рев.
      - Прекрати реветь! Время в обрез - уже четверть 12-го. Лучше скажи, только хорошо подумай, что для тебя является "глупостями"?
      Маринка крепко задумалась. Ну и вопрос! Действительно, что? Ну, там, дискотеки всякие (кто это придумал - дергаться в духоте под дурацкую музыку и мигание лампочек?!), косметика опять же (как можно такую гадость на лице терпеть?!), шмотки разные, "отпадные", как говорят ее одноклассники (в них же ни на землю сесть, ни в лес пойти - или помнутся, или порвутся, и вообще лазить неудобно, они движения сковывают), ну и... Тут Маринка забуксовала.
      - Хватит! -решил домовой.
      - Опять мысли подслушиваешь? - безнадежно спросила девочка.
      - Не придирайся! Время мало. Лучше скажи, ты что, сейчас собираешься накрасится, одеть "отпадные" шмотки и пойти на дискотеку?
      - Ты офонарел? - оторопела девочка.
      - Ах, нет? - притворно удивился домовой, - тогда чего ж ты ревешь? Собирайся по быстрому и беги к парку! Времени впритык!
      - Но слово...
      - О, Господи! До чего туго соображает этот ребенок! Ты слово давала, что глупостей делать не будешь? Насколько я тебя знаю, в ближайшие пять лет ты их и так делать не станешь. Ни красится, ни ходить на дискотеку тебя силой не заставишь. Ну, а открыть Дорогу в незнакомый Город - разве это для тебя глупости?
      - Для меня - нет. Но для мамы...
      - А разве мама слово давала? Или она уточняла, что подразумевает под понятием "глупости"?
      - Нет... Но все равно! Это как-то нечестно... Я же понимала, о чем она...
      - Ну, ладно... Вот тебе еще аргумент: разве добиваться исполнения мечты - глупость? Даже твоя мама, я уверен, так не думает.
      - А ведь правда! - возликовала Маринка, - Тимка, что бы я без тебя делала?
      И она спрыгнула с кровати. Натянуть шорты и футболку было делом пяти минут.
      - Ключи не забыла? - забеспокоился домовой.
      В ответ Маринка позвенела в кармане тяжелой связкой.
      - Ну, тогда ни пуха, ни пера!
      - К черту! - отозвалась девочка, спрыгивая с подоконника во двор. Обрадованная ночь мягко подхватила ее, окутала теплым, подсвеченным желтыми фонарями, воздухом, который пах разогретыми за день камнями и асфальтом, разнотравьем и липовым цветом... Дыхнувший на девочку прохладный ветерок принес смолистый запах близкого соснового бора и горький (вот чудо!) невообразимо далекого моря. Маринка на миг зажмурилась. Она очень любила такой "коктейль" из запахов летней ночи. Могла стоять вот так, зажмурившись, хоть час. И дышать, пытаясь понять по запахам, что происходит сейчас в мире... Но надо было спешить. За спорами-разговорами время пробежало незаметно - стрелки на Маринкиных часах показывали половину двенадцатого. Девочка неслышно скользнула за калитку, успев порадоваться, что не стала обуваться - звонкое щелканье подошв новеньких босоножек наверняка перебудило бы все окрестные дома и, все так же неслышно, побежала по ночным улицам. Ее хватило минуты на три. Потом пришлось перейти на быстрый шаг. А парк был так далеко... Ну, честно говоря, не особенно далеко. Обычно Маринка добиралась до него минут за двадцать и совершенно не замечала расстояния. Но это - днем. А ночью девочка дальше своего двора, отгороженного от внешнего мира дощатым забором не бывала. А поскольку никто, кроме жильцов ее дома, не знал, что за обычной на вид калиткой скрываются не "частные владения" со злой собакой, а просто заброшенный яблоневый сад, единственная тропинка которого ведет к обычной старенькой двухэтажке на три подъезда, то было там всегда спокойно и безопасно. И сейчас девочка как-то очень четко почувствовала, какие длинные и пустые улицы ей придется пройти, прежде чем она окажется около городского парка...
      А надо было ей именно туда. Потому что с самого малышового возраста Маринка была уверена, что парковые ворота ведут в сказку... Они были небольшие, эти ворота. Но очень сказочные. Узорные, кованные... Точь-в-точь такие, как на обложке одной из любимых Маринкиных книжек, про королевство Кривых зеркал. Ворота всегда были закрыты, и посетители попадали в парк через небольшую калитку, расположенную с боку от них. И когда бабушка рассказывала про город Колокольчиков, Маринка сразу поняла, через какую дверь она попадет туда. На дверях ворот всегда висел один и тот же старый навесной замок, покрытый зачем-то синей краской. Поэтому, собирая потихоньку свою коллекцию ключей, Маринка совершенно свинским образом свистнула у соседки ключ от точно такого же замка. Впрочем, угрызения совести ее не очень терзали. Соседка Яна Львовна была пожилая, и не то что бы уж очень вредная, однако, как говорила мама, "строгих правил". И у нее тоже скопилась небольшая коллекция - штук пять Маринкиных мячиков. По какому-то необъяснимому закону природы те залетали исключительно в ее окна... К тому же замок этот все равно до зимы никто открывать не собирался - он висел на сарае, в котором Яна Львовна хранила какую-то рухлядь и роскошные старинные санки - большие, с изогнутыми полозьями. С этими санками она раз в неделю ходила на рынок, утверждая, что покупать продукты в нынешних магазинах просто невозможно. Летом для этого дела использовалась тележка. Ну, а до зимы Маринка надеялась вернуть ключ на место... Занятая размышлениями о ключах Маринка и не заметила, как добралась до парка. Вот они, узорные ворота. Вот и замок... Маринка в ужасе замерла. Замок был не тот! Вместо старого знакомого на воротах красовался блестящий новенький замочек. Тоже навесной, но последней модели. И ключ к нему нужен был плоский, с двойной бородкой. Маринка села на бордюр. Она чувствовала себя настолько усталой, что даже заплакать в очередной раз не смогла... Все зря! Не было среди ее ключей такого! Она подбирала только старые ключи, красивые, с узорными ушками. "Сказочные"... А тут нужен был совершенно обычный ключ, как от квартиры. От квартиры?! Маринка вскочила. Отчаянно зашарила по карманам. Наконец вытянула за хвост пластмассового крокодильчика, ее любимый брелок. В неярком желтоватом свете фонаря тускло блеснул ключ. Тот самый, который она брала в руки каждый день. И от которого меньше всего ожидала сказки. Который был просто "ключом от квартиры"...
      Теперь оставалось только ждать. Маринка закрыла глаза. И вновь вдохнула в себя ночные запахи. На этот раз "коктейля" не получилось - сад был липовый, и сладковатый медовый запах цветов заглушал все остальные. Девочка не боялась пропустить полночь. Неподалеку от парка стоял Троицкий собор со знаменитыми городскими курантами. Маринка ждала первого их удара. Она ни о чем уже не думала и не беспокоилась. Ей только очень хотелось опять ощутить сквозь аромат липовых цветов горьковатый запах страшно далекого моря...
      ГЛАВА ПЯТАЯ, в которой становится ясно, что за профессию выбрала себе Маринка. И понятно, почему
      ...До этого момента все было нормально. Именно так, как рассказывала бабушка. И парк, и колокольчики, и фонтаны, и Большой колокол... Маринка встала под него, и, так же, как незадолго до этого в ожидании полночи, закрыла глаза. С радостью вдохнула в себя запах теперь уже близкого моря. И почти сразу услышала свой Зовущий колокол. Странный это был звук... Было в нем что-то стремительное. Словно бы звон подков о мостовую слышался в нем... Или это звенели бубенчики на сбруях? Маринка наморщила лоб. Вроде бы бабушка что-то говорила об этом колоколе... Но вот что, Маринка не помнила. А колокол звал, он звучал настойчиво и тревожно. И Маринка поспешила на его зов. Она думала, что придется долго петлять по запутанным городским улочкам, пробираться сквозь кусты и лазить через овраги. Короче говоря, она готовилась к трудностям. Без них какая ж сказка? Но узкая чистенькая улочка неожиданно быстро привела ее к небольшому одноэтажному домику, окна которого закрывали вполне современные пластиковые жалюзи. Около его двери звук колокола смолк. Маринка удивленно постояла возле домика, потянулась было рукой к звонку, но потом представила, как его привычно-электрический звук разорвет утреннюю тишину, напрочь уничтожая последние остатки сказки, передумала и сердито толкнула дверь.
      Вот с этого-то момента все пошло совсем не так. За дверью оказалась маленькая офисная прихожая, из-за приоткрытой двери слышалось уютное жужжание компьютера и бойкий стук клавиш. Маринка неуверенно заглянула в комнату. Она сильно сомневалась, что ей сюда.
      - Заходи-заходи! - раздался веселый голос. И от компьютера вместе с креслом к ней повернулся молодой сильно бородатый человек, одетый почему-то в толстый теплый вязаный свитер. Он смотрелся так же нелепо в этой ультрасовременной комнате, теплым летним утром, как сама эта комната и вообще этот дом в сказочном городе. Совершенно сбитая с толку Маринка почувствовала, что мысли ее перепутались, как размотанный клубок ниток.
      Как-то машинально прошла она в комнату и опять на миг закрыла глаза. Запах моря, ставший как будто даже сильнее, помог ей поверить, что она все же в Городе Колокольчиков.
      - Скажите, - тихо сказала девочка, - а кто вы?
      - Мы-то? - весело удивился молодой человек, с недоумением оглядывая комнату. - Мы... (он заглянул под стол) мы... Точнее - я. Я - работник бюро по трудоустройству. Отдел сказочной нечисти. Трудоустраиваю ведьм, леших, лесовиков, ну, и, конечно же, домовых...
      Сначала Маринку удивило, что сказочная нечисть, оказывается, нуждается в трудоустройстве. А потом... Потом у нее сильно и не в такт стукнуло сердце. Потому что вот уже две недели девочка отчаянно хотела именно этого - работать домовым.
      ...Все началось светлым и теплым вечером, во время игры в казакиразбойники. Маринка совсем не знала, куда спрятаться. За углом уже слышен был приближающийся топот "казаков", а перед ней - только пустой тротуар, да жалкие чахлые кустики. Что же делать? Буквально в последний момент Маринку осенило... ...Неосторожно прилипнув носом к окну, она проводила взглядом "вражескую армию". Потом оглядела совершенно чужую квартиру, в которую залезла через балкон, его растяпы-хозяева оставили открытым. И тихо ахнула. Нет, она никого не увидела. Квартира, на Маринкино счастье, оказалась пустой. Дело не в этом. Просто она никогда никогда в жизни не видела комнат, в которых на потолке наклеены карты. Маринка задрала голову. Над нею нависали синие моря, зеленые леса и желтые песчаные пустыни... На миг Маринке показалось, что это она висит в пустоте и рассматривает Землю. Потом, когда это ощущение прошло, она опустила голову и медленно осмотрела комнату. Здесь было как-то очень хорошо. Почти как у бабушки. На кресле-качалке лежал скомканный клетчатый плед. А на низеньком полированном столике стояла изрядно запылившаяся модель парусника. Маринка, вздохнув, взяла его в руки. Тихонько покачала. Ей всегда хотелось иметь такую... Пыль свисала с рей кораблика, словно грязные ледяные сосульки. Маринке показалось, что маленький парусник терпит бедствие среди вечных льдов. Ей стало жаль его. Совершенно машинально, не думая о том, что делает, она взяла с того же столика какую-то тряпку (при ближайшем рассмотрении оказалось, что это совершенно чистый, даже отглаженный, хотя и тоже слегка запылившийся, носовой платок) и осторожно стерла пыль. А потом протерла столик... Телевизор... Взялась за шкаф. Здесь дело пошло медленнее. Потому что на полках, перед книгами, стояло и лежало множество предметов. Девочка осторожно брала в руки морские раковины, значки с парусниками и видами Петербурга, медные маленькие якоря, камни... На полках было много камней. Совсем простых камней. Осколков гранита, морских камушков, прозрачных кусочков кварца и обломков белого слоистого известняка. Маринка опять вздохнула. Ей было почему-то очень грустно в этой уютной и в чем-то мальчишечьей комнатке. И она не могла понять, откуда взялась эта грусть, чем-то похожая на не сильную, постоянную боль... Неожиданная "уборка" подходила к концу, когда в замке повернулся ключ. Маринка выронила тряпку и, не помня себя от страха, шарахнулась на балкон. Присела там на корточки, осторожно, буквально одним глазом, заглядывая в неплотно зашторенное окно. Приоткрытый балкон позволял слышать, что происходит в квартире. В прихожей зашаркали чьи-то шаги. И в комнату вошел... Старый Капитан. Конечно, скорее всего, он не был капитаном. Очень даже может быть, что он ни разу в жизни не видел моря, а просто любил его, как и Маринка, по книжкам Крапивина, которые (потрепанные и зачитанные) во множестве стояли у него на полках. Но Маринка именно так подумала о нем: "Старый Капитан". Потому что было в этом седом сухопаром старике что-то такое... Он держался очень прямо, белая летняя куртка была похожа на китель, обветренное лицо покрывал густой загар. На его фоне резко выделялись (и казались очень светлыми) серые глаза. Капитан бросил куртку на тахту (тоже покрытую клетчатым пледом) и, плюхнувшись в кресло, на минуту расслабился, закрыл глаза. Стало заметно, что он сильно устал. Вдруг брови его сошлись, он резко выпрямился. Посидел так несколько секунд с закрытыми глазами, потом распахнул их и медленно оглядел комнату. Закрыл лицо ладонями (коричневыми, с длинными пальцам очень сильно выступающими венами). Маринка с удивлением увидела, что он сильно прикусил губу. Она не понимала, что происходит. Может быть, ему стало плохо? А Капитан тем временем бросился в кухню, лихорадочно зашуршал там пакетами. Девочка недоумевала. Еще больше ее удивление усилилось, когда он вбежал обратно в комнату с пиалой, наполненной молоком или сливками. "Странно, - подумала девочка, - кота я, вроде, не видела..." Старик поставил чашку на пол и отошел в противоположный от нее угол, сел на тахту.
      - Это тебе... - тихо сказал он. - Спасибо за уборку... Ну, выйди, выйди, не бойся меня! Я так давно хотел, я так хотел, что бы в моем доме жил домовой...
      Маринка тихо ахнула про себя. Ой, что же она наделала! А лицо Старого Капитана становилось все более напряженным.
      - Ну, не бойся, не бойся! - продолжал шептать он. И, уже совсем тихо, почти не слышно, - Я ведь совсем один...
      Маринка оторвалась от окна. Теперь она сидела, прижавшись спиной к теплому кирпичу, сжав голову руками. Вот откуда взялась эта грусть, похожая на боль. В комнате жило Одиночество. Оно заполняло ее собой, как зеленая вода. "Войти бы сейчас к нему... - беспомощно подумала Маринка, Нам было бы интересно вместе. Мы любим одно и тоже. Можно было бы пить чай вечерами и читать вместе книги. Или смотреть фильмы. Или просто болтать. Наверняка каждый камень на его шкафу имеет свою историю. Войти бы... Но - нельзя. Я - не домовой. Я просто маленькая девочка. Он не доверит мне свое Одиночество. Побоится, того, что не пойму, посмеюсь. Или того, что придя пару раз, забуду про него, и одиночество станет еще плотнее... Ах, почему я не домовой!"
      Она потом еще несколько раз залезала на этот балкон. Старик всегда оказывался дома. Он или читал, сидя в кресле качалке, или быстро писал за своим огромным, почти старинным столом со множеством ящиков, или слушал что-то, надев наушники и закрыв глаза. И очень часто он замирал, прислушиваясь. Маринка знала, чего ждет Старый Капитан. Он ждал, не скрипнет ли половица, не грохнет ли крышка на кастрюле, не раздадутся ли в коридоре осторожные шаги или шорох... Он ждал, что случится Чудо и кто-то разобьет его Одиночество...
      Маринка не знала, что делать. Конечно, можно было подкинуть Капитану настоящего домового. Но где его взять? Тошка прижился-таки в классе, а с Тимкой девочка не рассталась бы ни за что в жизни. Больше же домовых она не знала. Очень мало их осталось в нашем современном мире. Потому что трудно жить, когда в тебя никто не верит. "Как жаль, - беспомощно думала девочка, - что нельзя работать домовым. Стать для кого-то Сказкой - это ведь трудная работа... Но у меня бы получилось... Я бы становилась невидимкой, находила бы одиноких людей, и приходила к ним. Я бы просто приносила бы им цветы, убиралась в комнатах, шуршала по углам и вздыхала в темном коридоре. Это смешно, но люди бы чувствовали, что они не одни. Я угадывала бы их мечты, исполняла их маленькие желания. С ними рядом жило бы Чудо. И оно помогало бы им вылечится от одиночества... Потому что одиночество - это болезнь. Заболев им, человек начинает верить, что он никому не нужен, и, что еще хуже, он начинает считать, что ни кому не будет нужен уже никогда... Одиночество окутывает его, как панцирь, он замыкается в себе, тускнеет, гаснет, и действительно перестает быть нужным. Если уж человеку неинтересно с самим собой, кому ж будет интересно с ним..."
      Если быть уж совсем честным, что мечта стать домовым родилась у Маринке еще и потому, что ей самой было слегка одиноко. А, может, и не слегка. Мама и папа были вечно заняты. Современные люди, они отдавали своему ребенку ровно столько времени, сколько оставалось от работы, друзей, поездок и хобби. То есть, почти ничего. Маринка с детства пользовалась практически полной свободой. Одноклассники завидовали ей, а она иногда мечта о том, что бы ее отругали за поздний приход домой... Ну, или хотя бы, чтобы ее просто ждали. Волновались. Но такого ни разу не случилось. Если Маринка приходила слишком поздно, то дома или (как обычно) никого не было, либо все уже спали (кроме Тимки, конечно. Он-то как раз всегда волновался, но он же не мама...). Родителей же волновали только две вещи - чтобы ребенок вовремя ел и не забивал себе голову пустыми фантазиями. Оставалась еще бабушка. Но она была тоже вечно занята. К тому же она была совершенно самодостаточна. А Маринке так хотелось быть кому-то необходимой! Часто, возвращаясь поздно вечером домой, девочка заглядывала в окна домов, пытаясь рассмотреть кусочек чужой жизни. И почти всегда ей казалось, что за тонким стеклом теплее и уютнее, чем в ее очень чистом и очень пустом доме. Наверно как раз это желание - желание поближе увидеть чужую жизнь и, может быть, стать ее частичкой, согреться чужим теплом - и привело ее в квартиру Старого Капитана.
      О своей мечте девочка никому не говорила. Потому что нет и не может быть в нашем мире такой профессии - домовой...
      И вот, оказывается, что такая профессия есть! Что здесь, в Городе Колокольчиков, на нее можно устроится (ох, до чего же не сказочное слово!)... Маринка ошеломленно посмотрела на бородача. Тот даже удивился:
      - А разве ты не за этим сюда пришла?
      Девочка молча покачала головой. Нет, не за этим. Она хотела научиться летать. Не во сне, наяву...
      Бородач подошел к Маринке, присел перед ней на корточки, взял девочку за ладони...
      - Ну, это само собой. Как иначе ты сможешь попадать к людям, которые живут выше первого этажа... И шапку невидимку выдадим. Все, как положено.
      Маринка беспомощно и устало улыбнулась: надо же, и здесь мысли читают! Хоть значок заказывай: "Читать мысли без спроса строго воспрещено!" Хотя это вряд ли поможет... "Ведь так?" - взглянула она на бородача.
      Тот слегка усмехнулся:
      - Кстати, меня зовут Игорь Петрович, - он поймал еще один ее взгляд.
      - Ну... или просто Игорь.
      ГЛАВА ШЕСТАЯ, и без которой понятно, что в сказках исполнение желаний всегда связано с выполнением условий. А также ясно, что и учителя иногда бывают правы
      Проснувшись, Маринка еще долго валялась в кровати, не открывая глаз (суббота, однако - куда спешить?). Сон про Город Колокольчиков помнился необычно ярко и четко... Улыбаясь, Маринка вспоминала, как холодили кожу мелкие брызги фонтанов в парке, какими легкими и буквально ледяными оказались почти круглые колокольчики, висящие на ветке дерева, как лучились морщинки в углах глаз у Игоря Петровича, когда он смеялся над первыми неуклюжими Маринкиными попытками взлететь, как она потом пыталась перед зеркалом примерить шапку-невидимку (связанную из белой, очень пушистой шерсти, с большим помпоном на макушке), но ни как не успевала увидеть свое отражение в зеркале...
      Повалявшись так минут пятнадцать, Маринка решила, что пора все же вставать. Сладко потянулась и... руки, коснувшись спинки кровати, наткнулись на что-то мягкое, шелковисто-пушистое. Маринка рывком села. Взяла в руки вязанную пушистую шапочку с большим помпоном. "Значит, это все же был не сон..." - толкнулось в голове. Осторожно-осторожно девочка надела шапку на голову. Ничего не изменилось. Для того, что бы проверить, "сработала" ли шапка-невидимка, требовалось добраться до зеркала. А попробуйте это сделать, если ближайшее - в маминой комнате. Совершенно немыслимо было сунуться туда в шортах, футболке и вязанной зимней шапке... На улице - жара, не смотря на то, что сентябрь идет к концу. К тому же шапка неизвестна маме "в лицо", так что, если Маринка осталась видимой, вопросов будет море... Девочка поднесла руки к глазам. Руки как руки... Загорелые, в мелких царапинах (дразнила Ефима). Должны ли они быть видны, ели она - невидимка? Видела ли она сама себя вчера? Маринка не помнила. Ее размышления прервал легкий скрип открываемой двери:
      - Маринка, вставай! - мама возникла на пороге. Девочка замерла на своей кровати, боясь пошевелиться, двинуть одеяло. Мама постояла с минуту, оглядывая комнату. С неудовольствием остановила взгляд на раскрытом окне. Громко сказала в пространство:
      - Ну вот! Полюбуйся на свою внучку! Опять сбежала с утра пораньше! В окно, естественно! Дверей, видите ли, у нас в квартире не существует! А ведь знала, что сегодня утром ее ждет репетитор по английскому! Потому-то и сбежала, вся в тебя! А полюбуйся-ка на ее оценки... - фраза, вне всякого сомнения, предназначалась бабушке. Маринка обрадовалась. Она любила, когда бабушка заходила в гости. Когда мама отвернулась от кровати, что бы изучить стол дочери (а занятие это было не простое, но мама в юности увлекалась археологией, и потому дневник извлекла из завалов с третей попытки) Маринка осторожно освободилась от одеяла, напружинила в себе какие-то струнки и... вылетела мимо мамы в прихожую... За дневник она не волновалась - двойку за контрольную еще не выставили, а тройка по трудам не считалась. Мама знала, что Маринка не в ладах с учительницей. "Ой, а я совсем не удивляюсь тому, что происходит!" весело отметила она. Действительно, удивление не было. Была только радость. Она росла, щекотала Маринку миллионом пузырьков - "Во мне словно открыли бутылку с газировкой" - хихикнула Маринка. Опустилась на пол в самом темном углу прихожей. Здесь стоял массивный старинный комод. Он только чуть-чуть не доходил до стены. Ровно на столько, что бы Маринке боком протиснуться. Эта узкая щель была совершенно не видна - ее закрывали собой висевшие на прибитой рядом вешалке пальто и куртки. А если протиснуться по ней до конца и умудриться завернуть за угол комода, то можно попасть в небольшую "комнатку". Ведь он стоял в нише, и сильно (на два Маринкиных шага) не доставал до ее стенки. Здесь был Маринкин тайник. Девочка нащупала в темноте фонарик, щелкнула им. Осветила стену. Где-то тут должен быть вбит гвоздик, Маринка это точно помнила, потому что не раз царапала о него плечо. А, вот он. Лучшее место для шапки-невидимки! Ни кто не найдет! Девочка повесила шапку. Привычно села на пол, привалилась спиной к стене. Радость в ней поутихла. Она задумалась над условиями, которые поставил ей Игорь Петрович. Их было, естественно, три. Во-первых, никто не должен был знать или догадываться о том, что Маринка пользуется шапкой-невидимкой. При нарушении этого условия шапка отбиралась. Простое и понятное условие. Во-вторых, надо было внимательно следить, чтобы не оторвался помпон - именно он помогал Маринке летать. Это тоже просто и понятно. Что-то вроде техники безопасности. В-третьих, после 12 ночи работать домовым ей, как несовершеннолетней, запрещалось. Что, в общем-то, тоже было понятно. Но именно это условие заставляло Маринку вздрагивать. Уж слишком страшной была кара за нарушение... Не снял шапку до того, как часы пробили полночь - останешься невидимкой навсегда. Однако, поразмыслив хорошенько, Маринка решила, что и третье условие - не страшное. Ну, в крайнем случае, она нарушит первое... Останется без сказочной работы, но - "видимкой", самой собой, Маринкой. Решив так, она тряхнула головой, и присушилась к разговору в комнате. Мама и бабушка, оказывается, опять спорили...
      - Ты знаешь, что мне недавно заявила Маришина учительница по литературе? - мамин голос был громким и неприятным, она явно была "на взводе". - "Ваша дочь, - говорит, - вообще какая-то странная. Не от мира сего. Ни друзей у нее, ни увлечений нормальных..." И ведь права!
      Что ответила бабушка, Маринка слушать не стала. Потому что подступили слезы, защипало в горле, зашумело в ушах. Плакать Маринка не стала. Сколько уж плакала по этому поводу... Права была учительница, ой, как права... Не было у нее друзей. Маринке иногда казалось, что в момент рождения на ней кто-то поставил штамп: "Не такая". И с тех пор слова эти, в разных правда, вариациях, преследовали ее повсюду. "Девочка со странностями" - самое мягкое определение, которое ей давали. Даже мама... Стоило Маринке, как аргумент в споре, произнести "ну я же... (слышу, вижу, делаю, не делаю)" как сразу звучала знакомая фраза: "Ну так это ТЫ! Ты же у меня - вечное исключение из всех правил!" Иногда Маринке казалось, что вокруг нее провели круг. И она обречена быть внутри этого круга одна. Не с кем поговорить о том, что происходит в этом круге. Даже старший брат Мишка, который хоть и жил теперь в другом городе, но часто приезжал и Маринку очень любил, никогда не разговаривал с ней о чем-то "таком", необычном с точки зрения НОРМАЛЬНОГО человека. Стоило Маринке заикнуться ему о том, что она "слышит" и понимает деревья и камни, чувствует руками чужую боль, умеет разгонять облака, как он тут же бросал сухое: "Извини, я в это не верю. Давай о чем-нибудь другом поговорим". А ее разрывало на части! Откуда-то в голове брались знания, но не с кем, не с кем, не с кем было о них поговорить. А самой ей было не понять, откуда они берутся, что с ними делать?.. Хорошо это, что она такая, или дурно?.. Иногда казалось - ну, правда, стать бы такой, как все! Перестать быть "исключением" (откуда?)... А потом вспоминалось, как же это здорово уметь строить во снах свои миры... Взять в руки камень, и увидеть здание, которого уже давно нет, но частью которого он был когда-то... Или тихонько гладить мамин лоб, чувствуя, как сквозь пальцы уходит головная боль, мучившая ту весь день... Не видеть, не чувствовать, не мочь всего этого было равносильно предложению добровольно оглохнуть или ослепнуть. Зачем?! И Маринка научилась жить одна. Друзей для нее заменили знакомые деревья, камни, кошки и собаки. И все-таки... Все-таки порой очень хотелось иметь Друга. Просто до слез хотелось. Маринка шмыгнула носом. Потом опять прислушалась к разговору и крикнула:
      - Мама! Бабушка! Я здесь! Ну, прекратите спорить... - и, уже вылезая, - Мам! Только я на английский не пойду... И ничего я не вредничаю... Просто не пойду. Должны у меня быть выходные?! И так столько дел...
      ГЛАВА СЕДЬМАЯ, из которой становится совершенно ясно, что маленькая девочка иногда может сделать то, что не может сделать ни один домовой.
      Дел и правда было немало. Первый рабочий день, все-таки. Маринка готовилась вовсю: сбегала в близлежащую рощу и набрала цветов, отыскала маленький глиняный колокольчик (тоже бабушкин подарок) и несколько гуделок- пищалок-подвывалок. Потом задумалась - во что же одеться? Понятно, что ее все равно видно не будет, но одежда должна быть удобной, что бы ничего случайно не свалилось, что бы нельзя было случайно что-то задеть рукавом или чем-то еще. А еще карманы должны быть глубокими и удобными - чтобы, с одной стороны, из них ничего не выпадало, а с другой - чтобы просто было доставать всякие "пугательные" штучки. Маринка решила, что лучше всего остаться, как есть - в футболке и шортах. Только вместо ремня продеть в их петли пояс кармана- "кенгуру", и сунуть все пугалки туда. А на ноги - кеды. Или лучше чешки - у них подошвы замечательно шуршат. Вот, кажется и все. Маринка глубоко вздохнула. Опять незаметно пробралась в свой тайник, надела шапку-неведимку и, с букетом в руках, на цыпочках вышла из дома.
      Знакомый балкон был опять гостеприимно открыт. Маринка осторожно скользнула в квартиру с картой на потолке. Оглянулась... Кажется, Капитана нет дома... Ура! Не известно, сколько продлится такая удача, поэтому Маринка быстро принялась за работу: как и в прошлый раз навела порядок, поставила цветы в вазочку на столе. Пыли в квартире было несколько больше, чем в первый раз. И Маринкино сердце холодной ладонью сжало какое-то неприятное предчувствие. Но нет, все в порядке! Вот щелкнул ключ в замке, вот раздались шаги... Неровные они были, шаркающие. Как и в первый раз, Капитан сразу пошел к своему креслу- качалке, сел, откинулся на спинку. Вокруг глаз - синеватые круги, правая рука - на сердце. Дышал он осторожно, и Маринка почти физически почувствовала, какую боль доставляет ему каждый вдох. Зажмурилась. Ей мучительно хотелось подойти к нему, положить руку на рубашку, с лева. Почувствовать, как не впопад, вне ритма, толкается в руку сердце, как втекает в ладошку боль. Ощутить ее тоже в груди, но справа (так всегда почему-то бывает - у Маринки, когда она снимает мамину боль, начинает тоже болеть голова. Не сильно, и с другой стороны. Зеркально). Потом - несколько секунд непонятного, почти невыносимого нервного раздражения - хочется отдернуть руку, запрыгать по комнате, закричать... Но если это перетерпеть, если не убрать руку, ритм сердца под ладошкой восстановится, боль уйдет. И это будет, как награда. Маринка так ясно представила себе все, о чем думала, что даже почувствовала под ладошкой прохладную гладкость голубой рубашки, неровные толчки сердца. Она бы ни чуть не удивилась, если бы сейчас Капитан убрал руку, стал дышать ровнее. Но нет. Он сидел все так же, и, видимо, было ему совсем плохо. Даже губы побелели. А Маринка все стояла, замерев в своем углу. Она не могла ни прикоснуться к нему, ни принести лекарство - ему бы только хуже стало от неожиданности. Потом девочка встряхнулась. Осторожно, стараясь не шуметь и не шуршать, пробралась к балкону. Выскочила на улицу. На углу дома - телефон- автомат. Маринка нервно толкнула в щель жесткую карточку, забыв, что "скорая" вызывается бесплатно... Три ленивых гудка, как ей показалось, звучали целую вечность. Или это время застыло? Но вот наконец:
      - Скорая слушает...
      - Кирпичная улица, дом два! Приезжайте скорее!!! Дедушке очень плохо с сердцем!
      Детям редко верят, когда они вызывают "скорую". Бояться, что это очередная шутка. Но, видимо, в Маринкином голосе было столько отчаянья, что ей поверили. Несколько секунд (долгих-долгих секунд!) трубка сомневалась, потом деловито спросила:
      - Квартира?
      - Я... Не знаю... Там нет таблички с номером... Я вас во дворе встречу!
      - Выезжаем.
      Разговор занял не больше минуты. Маринка успела снова залезть в квартиру, тихо отпереть дверной замок. И еще пять долгих минут маялась во дворе, удивляясь тому, что ее никто не гоняет с лавочки у подъезда. Обычно местные старушки относятся к таким лавочкам очень ревниво... Но вот, наконец-то, раздался долгожданный шум мотора, и "скорая" сразу заполнила собой зеленый маленький дворик. Хлопнула дверь. Немолодой усатый врач растерянно заоглядывался. Маринка стремительно шагнула ему на встречу:
      - Я здесь! Он обернулся на голос, но явно не видел ее. "Я же забыла снять шапку! Надо скорее стать видимой, иначе он просто уедет!" - охнула про себя девочка. И, не успев даже подумать, потянула "невидимку" с головы...
      ГЛАВА ВОСЬМАЯ, из которой понятно, что испытания каждый выбирает для себя сам.
      "Э, да я кажется становлюсь плаксой... Надо бы немедленно прекратить реветь" - Маринка всхлипнула в последний раз и, разлепив мокрые ресницы, посмотрела на Игоря Петровича.
      Тот виновато сопел. Только что он толково объяснил удивленной Маринке (а кто бы не удивился? Только что она стояла во дворе около "скорой", и вдруг какие-то полосы перед глазами и оказывается, что она все еще сидит в кабинете Игоря Петровича, тело непонятно затекло, как после долгого сна...) что все это было лишь испытанием. Что он просто незаметно усыпил ее, поставив во сне в ситуацию, в которой она неизбежно должна была нарушить одно из условий... И он очень сильно удивился, когда Маринка, узнав, что все это было просто испытание, вдруг согнулась в мягком кресле, в которое он перенес ее, что бы ей удобнее было спать, и зарыдала навзрыд... Сейчас она, кажется, успокаивалась.
      - А Старый Капитан? - вдруг спросила девочка.
      - Кто? А... Тот старик... Но он вовсе не капитан. Сейчас он на пенсии, а раньше работал продавцом в книжном магазине, потом библиотекарем в детской библиотеке. Ты должна его помнить, он тебе не раз книги выдавал.
      - Что с ним?
      - С ним? Ты поэтому ревела? Испугалась за него? Извини... Но я не виноват. Я не выбирал ситуацию для сна... Только условия задал. Дальше уж ты сама... Не бойся, это был только сон. ТВОЙ сон. - Игорь Петрович говорил виновато и чуть суетливо. Словно оправдываясь.
      - ЧТО С НИМ?! - это Маринка почти крикнула, не в силах выдержать прикосновения холодной руки, которая опять давила на сердце. Ах, как часто ее сны оборачивались явью...
      Игорь Петрович внимательно заглянул ей в глаза, и бросился к компьютеру. Застучал клавишами. Пауза. Снова стук клавиш. И опять долгая пауза...
      - Что? - это Маринка сказала уже осипшим шепотом, уже понимая.
      - В больнице. Уже два дня. Состояние тяжелое.
      - Но не безнадежное? - Маринка вспомнила побелевшие плотно сжатые губы. Игорь Петрович молчал. Несколько минут они сидели, почти не шевелясь. Маринка, сама того не замечая, слушала обрывочные мысли Игоря: "Вот тебе и сказка... Жаль, что девочка так рано поймет, что домовой не все может, что сказка не всесильна... Она даже не спросила, прошла ли испытание... А ведь прошла... И с блеском... Жаль вот только работать она не будет... Ей помешает этот случай, помешает осознание того, что домовой часто беспомощен... Он не все может..."
      - Домовой не все может... - потерянно повторила Маринка. - А человек?
      Игорь Петрович удивленно посмотрел на нее.
      - Я пойду. Спасибо. - Маринка так и не заметила, что тоже научилась читать чужие мысли. И тоже сделала это без спроса.
      - Подожди. Возьми... шапку.
      Маринка покачала головой.
      - Все равно верну скоро. У вас не условия, а издевательство. Их нельзя не нарушить.
      - Все равно. Возьми. Возьми без условий. Спишу я ее как-нибудь! Возьмешь?
      - Ага... - девочка тихонько улыбнулась.
      - И еще. Вот твое расписание занятий и список необходимых предметов. Школа магов - за углом, в трехэтажном здании с колоннами.
      Школа магов. Так вот что за колокол ее звал! А она ни как не могла вспомнить. Но даже этому приглашению не могла Маринка сейчас радоваться. Просто кивнула головой, осторожно пряча расписание под рубашку. Она уже знала, что будет сейчас делать. Но не знала, получится ли. И поэтому нетерпение звенело в Маринке, как натянутая струна. Она еще раз повторила:
      - Пойду я.
      - Да подожди! Сейчас я тебя прямо домой отправлю!
      - Не надо. Я хочу еще по парку погулять.
      Парк Маринка нашла сразу. А вот нужный фонтан искала долго. Бродила по каменистым дорожкам, пробиралась через густые кусты, лазила, обдирая колени, по скользким большим валунам. Но все же нашла. Небольшой, лет восьми, мраморный мальчик держал перед собой большущие, с него ростом, песочные часы. Вода медленно капала со скалы в верхнюю их часть, полную до половины, и так же медленно перетекала в нижнюю. "Какого вкуса эта вода никто не знает. - вспомнился Маринке глуховатый, загадочный бабушкин голос, - Потому что кажется: набери воду в ладошки - и на несколько секунд прервешь ход Времени... Что-то тогда случится?" Маринка принялась считать, то и дело поглядывая на свои часики. Словно не капли она считала, а пульс больного. За одну минуту падало ровно 24 капли. Одна минута - один день. Одна капля - один час. Девочка что-то прикинула в уме, и подставила под капли сложенные лодочкой ладошки...
      ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, очень короткая. Но все же из нее понятно, что сказка не так уж беспомощна. Особенно, если ее делают люди.
      Алексей Викторович неторопливо убирался в своей комнате. Он уже протер пыль с маленькой модели парусника, впервые заметив, что она действительно свисает с мачт, как серые грязные сосульки. Теперь он протирал полки. Занятие это было не простое, потому что на полках, перед книгами, чего только не лежало. Убираясь, Алексей Викторович невольно вспоминал Маринку. Потому что именно с уборки и началось их знакомство. Он тогда только пришел домой после двухдневного скитания по лесам, и удивился царящей в квартире чистоте. Помнится, даже решил, что это постарался домовой. И не удивился этому, потому что уже несколько месяцев мечтал, чтобы в доме появился хоть кто-то, с кем можно поговорить. Хоть собака, хоть домовой... Но собаку бывший библиотекарь боялся себе заводить - последнее время все чаще схватывало сердце. А домовые существа самостоятельные. Поэтому он только обрадовался и поспешил на кухню за молоком. Надо же было угостить неожиданного гостя за уборку? Но, когда он вошел с полной пиалой молока в комнату, вдруг шевельнулась балконная дверь, и в комнату шагнула девочка. Очень смущенная, лет тринадцати. Он ее помнил, раньше она часто приходила в библиотеку. И он старался подобрать ей книги поинтересней, потому что чувствовал - ей нравится то же, что и ему. Хотел даже пригласить к себе в гости, но побоялся - что родители подумают? И вот теперь она, стоя в его комнате, ковыряла пол носком пыльного кеда. Потом нерешительно подняла глаза. И выдавила из себя:
      - Это я убралась у вас... Залезла через балкон. Я не домовой, но... Можно я иногда буду приходить?..
      Алексей Викторович счастливо улыбнулся, вспомнив, что и сегодня Маринка обещала забежать. С ее появлением ему стало казаться, что его северную комнату каким-то образом перенесли на южную сторону. Солнечней стало. Исчезла привычная зеленоватая, как холодная вода, тоска. Даже сердце теперь почти не болит. Врачи только удивленно качают головой, когда он приходит на очередной осмотр.
      Алексей Викторович взял в руки прозрачный слоистый камешек. Он нашел его давным-давно в карстовых пещерах, о которых ходило множество легенд. Как же здорово, что сегодня он сможет пересказать эти легенды Маринке! А она будет вертеть камушек в руках, пугаться, удивляться и засыпать его вопросами...И это будет совсем скоро, может, прямо сейчас. И, словно отзываясь на его мысли, в прихожей нерешительно и коротко звякнул звонок.