— Победить их, — ответил Грас. — Другого выхода я не вижу. Если мы не победим их, они победят нас. И тогда настанут совсем плохие времена.

Последние несколько месяцев король занимался только тем, что сражался с ментеше или пытался понять, почему рабы бегут в Аворнис. Он представил всадников, несущих смерть и разрушения всему королевству. А еще — колдунов (или это будут какие-нибудь священники, поклоняющиеся темным силам?), следующих за кочевниками. Грас представил крестьян и горожан, превращенных в рабов. И над всем этим — Низвергнутый, смотрящий на мир, полный рабов, и считающий этот мир замечательным.

— Что нам делать? — прошептал он. — Боги, подскажите, как нам следует поступить?

Он посмотрел на Алсу, словно у нее был ответ, но та лишь развела руками. Лучше бы он не смотрел на нее.

Сосия не сводила с Ланиуса глаз.

— Что-то не так…

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

Он пожал плечами, понимая, что врать не умеет.

Жена тоже знала об этом.

— Я не верю тебе, не верю ни секунды. Что-то не так. Когда впервые мне это пришло в голову, я решила, что ты мне изменяешь.

— Нет, — ответил Ланиус, сказав на этот раз правду.

Во дворце было много хорошеньких женщин. Ему нравилось смотреть на них, но он ни разу не изменил Сосии. Он часто думал, что неплохо было бы затащить себе в постель какую-нибудь женщину, знал, что некоторые из них мечтают о преимуществах, которые получат, переспав с ним, но дальше мыслей дело не заходило.

— Я знаю, — сказала Сосия. — Иногда я почти сожалею об этом. Почти. Тогда бы я поняла, что случилось. А сейчас… — Женщина покачала головой. — Я теряюсь в догадках, что еще хуже.

— Мне очень жаль, но ты совершенно ни при чем. В этих словах не было ничего, кроме правды. Сосию, не подозревавшую, какие сведения ему стали известны, такой ответ не устраивал.

— Клянусь слезами Квилы, как я могу в это поверить, если даже не знаю, что произошло?

Взывание к богам ничего не улучшило, скорее ухудшило.

— Извини.

— Ты должен не извиняться, а сказать, что случилось. Если это не женщина…

— Нет.

— Я знаю, и уже говорила тебе об этом, — нетерпеливо произнесла Сосия. — Если это не женщина, к чему такая таинственность?

«К чему такая таинственность?» — задумался Ланиус.

Он знал ответ на этот вопрос. Он не показал свою находку даже Иксореусу. Может быть, священник в зеленой мантии не видел этот клочок пергамента. Или если видел, то не понял, что он означает.

А что, если он видел, понял его значение, но не хотел обсуждать его именно с ним. Может быть, Иксореуса долгие годы мучило это странное знание, которое стало достоянием Ланиуса всего несколько недель назад.

К счастью, Ланиусу не пришлось долго мучиться по поводу своей находки. Вошел слуга.

— Ваше величество, — сказал он, — прибыли послы городов-государств Черногории. Через четверть часа они будут в тронном зале.

— Отлично! — воскликнул Ланиус.

У него было достаточно времени, чтобы надеть корону и расшитую жемчугом мантию и занять место на троне, прежде чем в зал вошли черногорцы. Это были крупные крепкие мужчины с орлиными носами, черными бородами, свои густые темные волосы они собирали на затылках в аккуратные пучки. Что касается одежды, то они носили вышитые рубашки и юбки чуть выше колен. Ланиус где-то читал, что по вышивке и узору на килте можно отличить один город-государство от другого. Он готов был в это поверить, просто не видел достаточно много черногорцев, чтобы научиться определять отличительные знаки городов. «Вероятно, документы об этом есть в архивах», — подумал он и стал размышлять, в каком именно месте они могли находиться.

— Приветствуем вас, ваше величество, — произнес возглавлявший группу седобородый купец.

Его указательный палец правой руки украшал крупный перстень, а уши — еще более крупные серьги. Некоторые фервинги тоже носили серьги, правда, Ланиус не знал, кто у кого перенял обычай. Придется спросить в другой раз, если такой случай представится. В данный момент он был стеснен жесткими правилами этикета.

— Приветствую вас, — ответил он.

— Меня зовут Ляшко, ваше величество. — Посол говорил на аворнийском бегло, даже лучше, чем Ярополк. — Я принес не только мои приветствия, но и приветствия моего владыки — принца Болюша Дурдевацкого, а также приветствия других принцев Черногории.

— Я с радостью принимаю приветствия принца Болюша, а также ваши приветствия, — ответил Ланиус.

Остальные принцы Черногории понятия не имели о существовании Ляшко. Черногорцы всегда добавляли фразы, подобные последней, как повара добавляют веточку петрушки для украшения блюда.

— Очень рад, очень рад.

Ляшко улыбнулся и кивнул. Серьги в его ушах сверкнули в свете факелов.

— Я с радостью передам вам и вашим товарищам свои дары, — сказал Ланиус.

Вышли слуги с мешками монет, сосчитанных до последнего гроша. Сумма в этих мешках строго соответствовала рангам послов, и порядок вручения никогда не менялся.

Взвесив в руке свой мешок, более тяжелый и большой, чем другие, Ляшко еще раз кивнул.

— А я рад передать вам наши дары, ваше величество.

Ланиус подался вперед в предвкушении сюрприза. Дары черногорцев королю Аворнису всегда отличались необычностью. Это правило тоже соблюдалось неукоснительно.

Ляшко быстро переговорил со своими людьми на родном языке. Для аворнийцев он звучал так, словно человек задыхался от кашля. Один из черноволосых мужчин вышел вперед и положил у подножия трона Ланиуса брусок отличного красного дерева.

— Оно легко режется, — сообщил Ляшко. — И обладает прекрасным запахом.

Брусок действительно источал пряный аромат, более приятный, чем у кедра.

— Спасибо, — поблагодарил Ланиус. — Где растут такие деревья?

— На острове, далеко в Северном море, — ответил Ляшко.

Его народ редко выдавал тайны, если мог этого не делать. Ляшко снова заговорил на черногорском. Вперед выступил коренастый мужчина, который положил на брусок ожерелье из черного жемчуга.

— Для ее величества королевы.

— Благодарю от имени ее величества, — сказал Ланиус. Сосия не участвовала в приеме черногорцев, так как это являлось прямым нарушением традиций. Невольно залюбовавшись тусклым блеском жемчужин, он почувствовал нечто большее, чем обычную благодарность. — Они прекрасны, — похвалил он Ляшко. — Очень щедрый подарок.

— Мы здесь только для того, чтобы сделать вас счастливым. — Ляшко поклонился.

Мешок монет предполагал другую причину, по которой он прибыл в Аворнис. Как и многие другие люди, черногорцы сначала делали то, что было им выгодно, а об остальном волновались гораздо меньше. А еще они гордились своей щедростью.

— Черный жемчуг очень редок, — сказал Ланиус. Ляшко быстро закивал головой, соглашаясь, и что-то сказал на своем языке. Через мгновение кивали все черногорцы. — Где вы нашли так много черного жемчуга?

— В Северном море есть остров, жители которого ныряют глубоко, чтобы найти раковины, в которых рождается жемчуг, — ответил Ляшко. — Очень тяжелая и опасная работа, лишь в немногих раковинах есть жемчужины, тем более черные.

— А где в Северном море находится этот остров?

Ляшко укоризненно посмотрел на короля. Он не должен был задавать такие прямые вопросы, а лишь восхищаться.

— Очень трудно сказать, ваше величество, так как он находится далеко от суши.

Ланиус едва не спросил название острова, но вовремя остановился. Какой смысл задавать вопрос? Ляшко все равно не даст прямого ответа, а уклончивые ему были не нужны. Лучше оставить все как есть.

Ляшко внимательно наблюдал за королем, и, когда увидел, что тот открыл рот, но тут же закрыл, ничего не сказав, его мощные плечи поднялись и опустились от вздоха облегчения. Посол снова что-то произнес на родном языке. Двое черногорцев внесли коробку или ящик, накрытый блестящим синим шелком, откуда донеслись пронзительные крики. Черногорец слабо улыбнулся.

— Зная вашу любовь к диковинным животным, мы привезли вам их.

Он сдернул шелковое покрывало. В клетке, а именно она находилась под шелком, сидела пара обезьян. Они были почти черные, с белыми брюшками, белыми бровями и длинными густыми усами, делавшими их похожими на угрюмых стариков. К удивлению Ланиуса, они оказались значительно меньше котозьянов. Обезьяны уставились на него круглыми черными глазами.

Он тоже смотрел на них и думал, достаточно ли будет подаренного Ляшко жемчужного ожерелья, чтобы Сосия смирилась с обезьянами. Во всяком случае, хотелось на это надеяться.

— Большое спасибо, — кивнул он. — Уже давно никто в Аворнисе не видел подобных животных.

— Этому есть объяснение, ваше величество, — сказал Ляшко. — Они очень нежные создания. Следует содержать их в тепле всю зиму. В противном случае они простужаются, заболевают и умирают.

— Понятно. Скажите, что еще я должен о них знать. Это самец и самка?

— Именно так, правда, я не знаю, имеет ли это значение, — ответил черногорец. — Не слышал, чтобы они размножались в неволе.

— Посмотрим. — Ланиус улыбнулся, уже предвкушая успех. — Чем они питаются?

— На воле они питаются листьями, плодами, яйцами, насекомыми, то есть всем, что смогут найти. Мы кормили их тем, что ели сами, и их это вполне устраивало. Особенно они любят капусту, считают ее лучшей пищей в мире.

— Капуста, — повторил Ланиус. — Я это запомню. — Он принял официальный вид. — Еще раз благодарю вас, Ляшко, и еще раз благодарю в вашем лице принца Болюша.

— Всегда рад служить, ваше величество, — ответил Ляшко. — Как только я услышал о вашем интересе к обезьянам… — Он заметил, как изменилось выражение лица короля. — О, я не должен был говорить об этом громко? Простите. Прошу вас.

Да, Сосия обязательно выскажет свое мнение об этом. А может быть, не ограничится словами.

Алса барабанила пальцами по столу. Они ужинали в королевской резиденции в Куманусе.

— Ваше величество, все, что мы можем узнать о рабах здесь, мы так же хорошо узнаем в Аворнисе.

Колдунья была права, с этим нельзя было не согласиться. Тем не менее он вздохнул.

— У меня есть причины не возвращаться в столицу немедленно.

— Я знаю, — кивнула женщина. — Но имеют ли эти причины отношение к рабам или к ментеше?

— Нет, — признался Грас.

Ответь король по-другому, она поняла бы, что он лжет. Всадники принца Эврена вернулись на южный берег Стуры — те, которым удалось улизнуть от аворнийских солдат и речных галер. Грас считал, что даже приказ Низвергнутого не заставит их выступить против Аворниса в ближайшее время. Что касается рабов, то они почти перестали перебегать, как только началась война с Эвреном. Странное совпадение, что ни говори.

— Итак, — Алса склонила голову к плечу и искоса посмотрела на него, — что нас здесь удерживает?

— Ты знаешь не хуже меня.

Взяв со стола бокал вина, она сделала глоток, затем слизнула каплю с губы узким, похожим на кошачий, язычком. Грас не мог оторвать от нее зачарованного взгляда. Алса старалась не замечать, что он за ней наблюдает.

— Этому следует положить конец. Когда мы вернемся домой, то будем вести себя как люди, которые какое-то время были связаны общим делом, ничего больше. Вы понимаете это, не так ли?

— Понимаю, — неохотно ответил Грас.

Дело было не в том, что любовь к Эстрилде угасла. Он даже предвкушал, как ляжет с ней в постель. Вероятно, Алса думала то же самое о своем муже.

— Я не хочу, чтобы это закончилось, — просто сказал он.

— Я знаю. Но другого выхода нет, неужели вы не понимаете? Чем дольше это будет продолжаться, тем большие беды ждут нас, когда люди узнают об этом в столице.

— Почему люди должны узнать?

Алса посмотрела на него, и это не был взгляд предсказывающей будущее волшебницы. Так могла смотреть женщина, хорошо знающая жизнь, поэтому душевная боль только усилилась.

— Даже простым людям редко удается сохранить в тайне их любовные дела. Вы — король Аворниса. Как вы думаете, у нас есть такая возможность?

Он хотел, чтобы она спросила об этом как-то иначе.

— От меня об этом никто не узнает.

— От меня тоже. Но это не имеет значения. Люди любят сплетничать, особенно о проделках короля.

— У нас было общее дело, об этом всем известно. — Грас воодушевился. — Мы были друзьями, прежде чем отправились в Куманус. Об этом тоже все знают. Все будет хорошо. Никто не удивится нашим встречам. — Он видел ее всю под одеждой. Маленькая родинка на внутренней стороне бедра и…

Колдунья беспокойно взглянула на него.

— Либо все будет хорошо, либо очень плохо. Я знаю, на какой исход готова поставить. Но в любом случае мы должны возвращаться в столицу. Иначе… — Она замолчала.

— Иначе что? — спросил Грас.

Он не думал, что Алса ответит, но ошибся.

— Иначе, — произнесла она очень тихо, — мне совсем не захочется возвращаться, а мы должны. Вы знаете, что должны.

Грас задумался о том, что будет, если он позволит роману продолжиться, если он откажется от Эстрилды и возьмет в жены Алсу или сделает ее второй женой, если та бросит своего мужа. Он думал примерно полминуты, потом покачал головой.

Женщина внимательно наблюдала за ним.

— Вот видите, ваше величество, — так же тихо произнесла она.

Почему она обращалась к нему, не забывая о титуле, — это только увеличивало бремя забот. Грас вздохнул. Он был королем, но даже королям не все сходило с рук.

— Мы возвращаемся в Аворнис, — сказал он. — Возьми столько рабов, сколько сочтешь нужным. Сделай все, чтобы проверить их. Нельзя допустить, чтобы мы привезли беду в столицу.

— Мы и так привезем с собой беду. — Алса покачала головой. — Но вы, конечно, правы. Достаточно будет одной беды.

— Я поговорю с капитанами галер и скажу, чтобы они были готовы, — с очередным вздохом сказал Грас, заметив ее довольную улыбку.

Когда он вызвал к себе капитанов, они явно удивились, что он покидает Куманус. И это тоже задело короля. Состояние реки не могло вызвать их удивление — осенью Стура была значительно выше, чем летом. Они не могли подумать, что есть надежда выяснить что-либо еще у рабов — в последнее время волшебнице не удавалось узнать ничего нового. Вряд ли капитаны могли предположить, что он ждет вторжения ментеше в это время года. Значит, их удивление вызвало то, что он прерывает свой роман с Алсой. Они не удивились бы, если бы ничего не знали об этом. А если знали, то могли рассказать кому угодно, когда вернутся в Аворнис.

Он решил ничего не сообщать Алсе, не желая слышать: «Я же вам говорила». Даже если она ничего не скажет, то наверняка так подумает.

На одну из галер под охраной солдат погрузили с полдюжины рабов. Обычные крестьяне не удержались бы от удивленных взглядов и восклицаний. Рабы же отнеслись к погрузке на галеру спокойно, как ко всему в жизни. Это было лишь одной непонятностью среди череды непонятностей, из которых состояла их жизнь.

Алса поднялась на борт галеры со вздохом облегчения.

— Как чудесно, наконец, вернуться домой, правда?

— Чудесно, — поддакнул ей Грас и подумал: «Какой же я лжец».

Никто не требовал, чтобы Ланиус пришел на пристань встретить вернувшегося с юга Граса. Может быть, Грас не считал, что одержал заслуживающую празднования победу. Может быть, он просто забыл послать кого-нибудь вперед с надлежащим поручением. В любом случае это мало волновало Ланиуса. У него были дети, а еще — архивы и котозьяны. Теперь у него появились и обезьяны со смешными усами.

Он как раз занимался ими, когда вошел Грас. Для обезьян потребовалась отдельная комната, не только потому, что их следовало содержать в тепле. Более крупные и злые котозьяны немедленно сожрали бы их, если бы животные жили вместе.

Когда дверь открылась, Ланиус раздраженно обернулся. Слуги отлично знали, что его нельзя беспокоить, когда он занимается животными. На старшего короля, конечно, это правило не распространялось, он поступал так, как хотел. Грас с некоторым любопытством стал рассматривать обезьян. Они уставились на него круглыми черными глазами с не меньшим любопытством. Одна из обезьян покручивала усы, совсем как человек.

— Неплохой устроил зверинец, — заметил Грас. — Кажется, обезьян мне доводилось видеть.

— Мне тоже. Их привезли черногорцы, — ответил Ланиус и добавил, чуть медленнее, чем следовало: — С возвращением домой.

— Спасибо, ваше величество, — сухо поблагодарил Грас и снова посмотрел на обезьян. — Эти черногорцы — такие ловкачи. Можешь говорить что угодно, но их не проведешь. Каким-то образом они догадались, что тебя интересуют диковинные животные.

— Да… я полагаю.

Ланиусу не хотелось признаваться в том, что он несколько раз намекал аворнийским купцам, что именно его интересует, в надежде, что те сообщат своим черногорским друзьям. Если бы он сказал об этом Грасу, Сосия, несомненно, узнала бы тоже. Впрочем, она должна была узнать, рано или поздно, из-за того, что сказал Ляшко в тронном зале. Если тебя интересуют странные твари, могу показать тех, что привез с юга, — сказал Грас.

— Правда? Что это за твари?

Он знал, что на юге обитают животные и птицы, которые никогда не появляются в столице. Знал также, каких из них он увидел бы с особым удовольствием. Неужели Грас, наконец, понял, что путь к его признательности лежит через любопытство? Возможно, так оно и есть.

Но услышав, что он привез рабов, Ланиус едва не упал.

— А это не опасно?

— Возможно. Однако мы решили, что опаснее будет не привозить их сюда.

Грас не выглядел слишком уверенным в принятом решении.

Ланиус же, в свою очередь, подумал, что не имеет права спорить, не узнав больше.

— Да, мне хотелось бы взглянуть на них.

— Отлично! Тебе следует знать, с каким врагом приходится сражаться Аворнису, — задумчиво произнес Грас.

— О! — От последней фразы у Ланиуса почти пропало желание поближе познакомиться с рабами. — Кстати, тебе тоже, ваше величество.

У Граса глаза полезли на лоб от удивления. Ланиус редко использовал его титул. И тут одна обезьяна дернула другую за хвост. Жертва завизжала и полезла вверх по специальной решетке из палок и досок. Завизжав на другой ноте, обидчица бросилась в погоню. Прямо над головой Граса одна из обезьян — Ланиус не видел, какая именно, — сделала то, что иногда делают обезьяны, и не только они. Людям тоже свойственно подобное, но, достигнув возраста двух лет, они с большим вниманием относятся к тому, где именно это происходит.

Грас разразился ужасной руганью, а потом, к удивлению Ланиуса, расхохотался.

— Я думаю, ты их этому научил! — воскликнул он, грозя зятю пальцем.

— Нет, — попытался оправдаться Ланиус. — Мне тоже достается. Они не похожи на котозьянов, гадят там, где захотят. Дать тебе полотенце?

— Конечно, — ответил тесть. — Не помешало бы принять ванну. Кстати, если не удастся вычистить мантию, портные скажут пару нелестных фраз обо мне и о твоих драгоценных питомцах.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже. — Грас энергично вытирал волосы. — Ну почему я не надел корону? — Он покачал головой. — Нет, тогда вся эта гадость стекла бы мне на лицо. — Он бросил полотенце на пол. — Покорнейше тебя благодарю, ваше величество. Это помогло… немного. А сейчас, если позволишь, я пойду помоюсь. — Он аккуратно закрыл за собой дверь.

Итак, у Ланиуса не было времени рассказать свои новости. На самом деле он просто забыл о них, впервые за последние недели.

— Как нехорошо с вашей стороны, — сказал он, грозя пальцем. — Просто омерзительно.

А потом молодой человек расхохотался, как Грас, но совсем по другой причине. Вот если бы он был маленьким, совсем маленьким, тогда ничто не помешало бы ему подняться по решетке, расположиться над головой короля и поступить так же, как маленькая усатая обезьянка.

Король Грас шагал по коридорам дворца со странной смесью удовольствия и дурного предчувствия в голове. Он и мечтать не мог, впервые много лет назад поднявшись на палубу галеры, что окажется в середине своей жизни на троне и сумеет крепко удержать его. Ни Ланиус, ни тем более дворяне не пытались отобрать корону после того, что случилось с несчастным Пандионом. Понимая это, любой человек испытывал бы удовольствие.

Что касалось дурного предчувствия… Подобно большинству мужей, Грас боялся, что жена узнает о его измене. Подобно многим из таких мужей, он боялся, что жена узнает о еще одной измене. Разве можно было убедительно отрицать первую измену, если ее доказательство — человек, ставший архипастырем Аворниса? Но разница между «однажды» и «дважды» была больше, чем между «никогда» и «однажды». Однажды могло быть, почти могло быть случайностью, помрачением ума. Дважды — нет, никогда.

Возможно, лишь немногие люди знали, о чем думала Алса. Не исключено, что те, которые знали, будут молчать. В конце концов, он — король Аворниса. Если он узнает, кто распространяет о нем сплетни, то может сделать такого человека несчастным до конца его дней.

Однако у сплетен имелось одно мерзкое свойство — с точки зрения того, о ком они распространяются: разносились они очень быстро и очень просто. Один передал другому, этот — третьему, тот — следующему… Кто сможет определить, с кого началась цепочка?

Иногда ему казалось, что он с радостью услышал бы весть о вторжении фервингов. Это позволило бы забыть о собственных заботах и заняться судьбой королевства. Но Ланиус знал, о чем говорил. Короля Берто в отличие от Дагиперта больше интересовали молитвы, а не войны. Олор, Квила и другие боги были очень довольны. Раньше Грас тоже был бы доволен. Сейчас? Это зависело от того, насколько его беспокоили собственные беды.

Даже играя с внуками, он не мог успокоиться. Когда он пытался не позволить Питте вырвать свою бороду, его не оставляли мысли о том, изменяет ли Сосии Ланиус. «Если изменяет, я…» Что он мог сказать зятю, учитывая то, как вел себя сам? «Могу сказать все, что захочу, клянусь богами, если сам не попадусь».

Потом он стал подозревать, что именно эта богохульная мысль явилась причиной того, что произошло дальше…

Вернувшись в Аворнис, он перестал наблюдать, как Алса воздействует на рабов. Если бы он проводил много времени с колдуньей, один из них мог сказать или сделать что-нибудь и тем самым выдать себя. Грас очень ясно представлял себе это и предпочитал держаться подальше, чтобы не накликать беду.

Иногда невозможно понять, когда поступаешь неправильно.

— Почему ты не обращаешь внимания на бедных людей, которых привез с юга? — спросила Эстрилда. — Почему не хочешь посетить их и попытаться помочь?

Грас пил вино, когда жена задала эти вопросы, и едва не подавился.

— Я был занят, — ответил он, с трудом переводя дыхание. — Столько дел накопилось.

— Ну и что, — настаивала Эстрилда. — Чем больше узнает колдунья, тем лучше будет всем нам. И рабам тоже. Ты должен следить за тем, чем занимается Алса.

Он даже не мог ответить ей отказом, иначе жена начнет интересоваться почему. Это нельзя было допустить. Допив вино одним глотком, он сказал самым небрежным тоном, на какой был способен:

— Ну, может быть, займусь этим.

— Надеюсь, — кивнула Эстрилда. — Думаю, рабы — ключ ко всему.

Это, как полагал Грас, могло оказаться правдой, но не в том смысле, в каком ожидала Эстрилда. Тем не менее, он отправился искать Алсу, испытывая некоторое нетерпение.

Он нашел ее быстрее, чем надеялся, и не в комнатах, в которых она колдовала над рабами, а в одном из коридоров. Грас улыбнулся и поспешил навстречу, но резко остановился. Ее лицо было почти таким же отсутствующим, как у раба. Женщина выглядела так, словно только что пережила ужасное несчастье и не понимала, почему осталась живой.

— Милосердная королева Квила! — воскликнул он. — Что случилось?

Выражение ее лица не изменилось, голос был таким же пустым.

— Он знает.

— Кто знает? — машинально спросил Грас, хотя даже идиот догадался бы, о ком может идти речь. Может быть, он просто не хотел услышать ответ на свой вопрос.

Хотел или не хотел, уже не имело значения.

— Мой муж. Он… недоволен мной. — Алса изо всех сил пыталась не сказать больше.

— Как он узнал? Колдунья пожала плечами.

— Узнал, вот и все. Узнал достаточно, чтобы я не могла назвать это ложью, тем более что это — не ложь. — Она помолчала. — Он собирается бросить меня. Полагаю, я не могу винить его за это. — Женщина принялась изучать мозаичный пол у себя под ногами.

Грас знал, что она любит или любила мужа.

— Хочешь, чтобы я приказал ему жить с тобой? Алса не подняла взгляда — просто покачала головой.

— Что это изменит, ваше величество? Все разрушено. И никакая магия не сможет это восстановить, как бы я ни сожалела об этом. Я даже не могу винить его. У него есть все основания поступить так, как он хочет.

— Я позабочусь о тебе, — сказал Грас, кладя руку ей на плечо.

Она вывернулась.

— Мы уже достаточно хорошо обо всем позаботились, не так ли?

У него не было ответа, но он не мог не пообещать;

— Ты ни в чем не будешь нуждаться.

— Вы имеете в виду деньги? — спросила она, и Грас кивнул. Ее смех был горьким как полынь. — А в любви, ваше величество? Ее мне выдаст из казны Петросус? — Она подняла руку. — Не волнуйтесь. В том, что произошло, виноваты не только вы, вы меня не принуждали. Впрочем, сейчас от этого не легче. Прошу меня простить… — Она пошла по коридору.

Грас хотел догнать ее, но знал, что будет только хуже — если могло быть хуже.