— Король Берто умрет от зависти, узнав о том, что нам удалось сделать в вашем королевстве, — сказали они.

— Отцу короля Берто удалось немало сделать в нашем королевстве, — сухо заметил Ланиус.

С удивлением он заметил, что оба священника были явно смущены.

— Мне очень жаль, ваше величество, — сказал Берич. — Многие из нас сожалели о том, что война никак не может закончиться. Мы, священнослужители, считали войну против Аворниса войной против богов.

— Король Дагиперт так не думал.

— Дагиперт был очень сильным королем, — сказал Грасулф. — Мы всегда подчинялись его требованиям. Но в Фервингии нет ни одного священника, который не был бы рад заключению мира с Аворнисом. Так же думают наши солдаты. Мы воевали против вашего королевства год за годом, а что получили в результате? Ничего, и всем это очевидно. Так говорит король Берто, и мы все согласны с его словами.

«Конечно согласны или, по крайней мере, говорите, что согласны, — подумал Ланиус — Он — ваш новый король, и вы обязаны подчиняться ему и верить в его правоту».

— Я рад услышать от вас эти слова. Пока вы так думаете, у Низвергнутого нет шансов найти приверженцев в Фервингии.

Он сделал жест, который должен был защитить его от Низвергнутого (однако кто знал, насколько хорошей была такая защита, и мог ли являться такой жест защитой вообще). Оба священника в желтых мантиях повторили жест.

— Да пребудет наша земля защищенной от нашествия его приспешников, — сказал Берич.

— Пусть будет так, — согласился Ланиус.

Грасулф оглянулся, словно опасался, что король Дагиперт может услышать его слова.

— Говорят, — произнес он едва слышно, — что Низвергнутый подсылал своих ставленников тому, кто был нашим королем. Не знаю, верно ли это.

— Я слышал об этом, — сказал Ланиус. — Хотя тоже не знаю, соответствуют ли эти слухи истине.

— А я верю в это! — воскликнул Берич. — И пусть боги проклянут меня, если это не так. Дагиперт всегда полагался только на собственную силу. Он осмелился бы выслушать посланников Низвергнутого. Он постарался бы использовать Низвергнутого для достижения собственных целей, а не наоборот.

Подобные слухи о Дагиперте ходили на протяжении многих лет, хотя король всегда опровергал их. Ланиус надеялся узнать правду после смерти короля Фервингии. Впрочем, существовала возможность, что только сам король Дагиперт знал правду и унес ее с собой в погребальный костер.

Король покачал головой. «Низвергнутый знает, — напомнил он себе. — Низвергнутый знает, и он не умер». Не вызовут ли такие мысли о злейшем враге Аворниса появления его в снах? «Вряд ли, я слишком много думаю о нем, и у него нет необходимости приходить ко мне в кошмарах, я и так сделал всю работу за него».

Король Грас наслаждался редким для Аворниса теплым и, главное, спокойным летом. Фервинги и ментеше не досаждали ему. Интересно, чем ему придется расплачиваться за эти мирные месяцы?

Эстрилда просто рассмеялась, когда он поделился с ней своими тревогами в тишине спальни.

— Ты считаешь, что не заслужил такой передышки?

— Нет! — Такой горячий ответ удивил даже его самого, не говоря уже о жене. — Когда у меня была передышка? Разве у меня был хоть малейший намек на нее, начиная с того момента, когда я впервые поднялся на палубу галеры? Почему она должна была появиться сейчас?

— Ты всегда работал изо всех сил, — согласилась жена. — Всегда старался добиться большего. Но, любимый. — Она взяла его руки в свои. — Ты — король Аворниса. Ты достиг вершины. Может быть, настало время немного успокоиться и расслабиться.

Грас задумался над ее словами. Неужели столько усилий потрачено лишь для того, чтобы вырваться вперед? Возможно. Он трудился, не щадя сил, потому что ему это нравилось, потому что так он добивался поставленных целей. Было бы ложью заявлять о чем-то еще.

Разумеется, будучи королем Аворниса, он мог вознестись или пасть. Он также мог быть хорошим или плохим монархом, о котором вспоминали с улыбкой или с содроганием — или совсем не вспоминали. Последнее особенно пугало его. Женщины, по крайней мере, рожали детей, которые были воплощением их бессмертия. А что оставалось от мужчин? Только имена — в головах и на устах людей.

«Если бы меня запомнили как короля, отобравшего Скипетр милосердия у Низвергнутого… я остался бы навечно в людской памяти, и аворнийцы постоянно повторяли бы мое имя». Грас улыбнулся своим мыслям. Когда он думал о возвращении скипетра, то невольно сравнивал себя с каждым правителем Аворниса, восседавшим на троне в течение последних четырехсот лет. Кроме того, он пытался помериться силой с самим Низвергнутым. Неужели это не было проявлением чрезмерной гордыни?

Он не пытался рассказать о своих целях жене, так как догадывался, какой услышит ответ, и знал, что она права.

— Я был не самым лучшим королем, — как-то сказал он.

— Конечно, — согласилась Эстрилда. — Не спеши впереди телеги. Ты в прошлом году обрушился на Пандиона, как падающее дерево. И почему нужно волноваться и размахивать руками, когда не происходит ничего, заслуживающего внимания?

— Потому что нечто странное может происходить не обязательно рядом с нами, — ответил Грас. — Если уделять внимание каким-то мелочам сейчас, они не смогут стать крупными неприятностями.

— Если ты будешь беспокоиться по пустякам, то не заметишь крупных неприятностей, — сказала жена, разумности которой Грас всегда завидовал. — Кроме того, ты сам сказал, что сейчас все вокруг спокойно.

— Нет неприятностей, очевидных для меня, — возразил Грас. — Но это не значит, что они отсутствуют.

— Почему ты так считаешь? Мне кажется, что беспокоиться не о чем. — Судя по тону, она нисколько не сомневалась в своей правоте.

Иногда, а точнее довольно часто, человек, высказывавший недовольство по поводу того, как протекали дела, был вынужден довольствоваться сложившейся ситуацией. А когда она изменялась, очень часто жалел, что это происходило. Грасу никогда не удавалось довольствоваться тем, что он имел.

Всего через пару недель после того, как он высказал Эстрилде недовольство по поводу слишком спокойного лета, прискакал гонец с юга, с берегов реки Стура, по которой проходила граница между Аворнисом и землями ментеше.

— Происходит нечто странное, ваше величество, — сообщил он.

— На границе всегда происходит нечто странное, — сказал Грас. — Я это точно знаю, потому что слишком много времени провел там, когда был молодым. Что случилось?

— Ваше величество, я могу точно сказать, что происходит, — ответил гонец. — Начали кочевать рабы. Они переходят через Стуру сотнями, и с каждым днем их становится все больше.

— Что? — Грас задумчиво почесал затылок. — Сотнями? Разве такое возможно?

Рабы так поступать не могли: они были довольны своей судьбой и, может быть, не представляли, что может существовать другая жизнь. С другой стороны, нельзя быть уверенным, «пробудился» ли действительно раб, или ментеше и Низвергнутый сделали из него своего шпиона.

— Я говорю правду, — сказал гонец. — А если их станет еще больше? Разве мы сможем их прокормить?

— Почему они так поступают?

— Никто не знает, ваше величество. Некоторые из них даже не помнят, кто они и почему перешли границу.

— Как интересно… — задумчиво произнес Грас.

Он задал гонцу еще несколько вопросов и затем отослал его в казарму, откуда при необходимости его можно было быстро вызвать.

Погруженный в размышления о происходящем, он направился в покои Ланиуса.

— Очень странно, — пробормотал молодой король, когда Грас рассказал ему о странном событии.

— Значит, ты впервые слышишь о таких вещах? Грас не скрывал своего разочарования, так как надеялся, что зять знает хоть что-нибудь.

Но Ланиус покачал головой.

— Никогда, — ответил он низким взволнованным голосом. — Нам следует все выяснить, ты так не думаешь?

— Люди превращались в рабов по воле Низвергнутого, и его колдовство может заставить некоторых из них отправляться в Аворнис, чтобы шпионить за нами.

— Мне кажется, что сейчас происходит нечто другое.

— Что еще может заставить рабов изменить образ жизни? Не случайно же они так поступают.

— По крайней мере, раньше так не поступали.

— Я позову колдунью Алсу, — сказал Грас. — Она встречалась с Низвергнутым лицом к лицу в своих снах, как и мы. Если кто-нибудь и может докопаться до сути, то это она. — Ланиус удивленно поднял бровь. Старший король посмотрел на него, ожидая ответа, но тот молчал. — Думаю, мне самому следует отправиться на юг, чтобы собственными глазами увидеть, что происходит. Все это слишком необычно, и я не могу полагаться на чужие слова.

На этот раз Ланиус поднял обе брови.

— Не принято, чтобы король Аворниса покидал столицу, если не идет война.

— Возможно.

Грас внимательно смотрел на своего зятя. Ланиус попытается устроить переворот, когда он покинет город? Это было достаточным основанием отказаться от поездки. Он покачал головой. Конечно, он не нравился Ланиусу. Но у молодого короля нет достаточной поддержки среди солдат, чтобы свергнуть его с престола. Он еще раз посмотрел на зятя, и по его глазам понял, что юноша занимался теми же расчетами и, к своему неудовольствию, пришел к такому же выводу.

— Возможно, ты прав, — сказал наконец Ланиус. — Иногда следует доверять только себе, своему слуху и зрению. Кстати, вернешься ты уже дважды дедушкой.

— Да. — Грас кивнул. — Не хочу, чтобы существовала хотя бы малейшая возможность того, что мои внуки станут рабами. Поэтому я отправляюсь на юг.

Он подождал, как на это отреагирует Ланиус — возможно, его поступок со стороны кажется глупым. Молодой король молчал, и это еще больше укрепило бывшего командора в верности избранного курса.

«Что ж, — подумал он, — очень скоро я это выясню».

Король Ланиус провожал Алсу и Граса, отправлявшихся на юг страны на речной галере. Свита и слуги заняли не только галеру, на которой находился король, но и следовавшее за ней судно. Что поделать, монарх никуда не мог отправиться без соответствующего сопровождения. Ланиус воспринимал свиту как должное, но знал, что Граса она иногда раздражает.

Галера скользила по речной глади, а Грас стоял рядом с рулевым на корме. Любой, кто посмотрел бы на него сейчас, понял, что, прежде чем взойти на трон, правитель был моряком. Алса находилась на носу; взявшись рукой за форштевень, она смотрела в сторону полного тайн юга. На галере было тесно, но никто не смел приблизиться к колдунье, и она могла расположиться достаточно свободно.

— Я так волнуюсь за отца! — сказала стоявшая рядом с Ланиусом Сосия. — Надеюсь, это не западня, в которую пытаются его заманить.

— Он взял с собой столько людей, что сможет вырваться из любой западни, — успокоил ее супруг.

— Да, ты прав.

Однако Ланиус понимал, что сказал жене не все. Солдаты во главе с Грасом, вне всякого сомнения, смогут вырваться из засады ментеше, но получится ли у Граса и Алсы отразить нападение Низвергнутого? Король и колдунья вели себя как-то странно, почти не замечая друг друга. Ланиус задумчиво почесал затылок: что-то здесь кроется, и неизвестность лишь разжигала его любопытство.

— Я хочу вернуться во дворец, — сообщила Сосия, положив обе ладони на огромный живот.

— Хорошо. — Ланиусу уже надоело постоянно провожать Граса, правда, сам он предпочитал оставаться дома.

Вернувшись во дворец, они застали в тронном зале оживленно о чем-то споривших Ансера и Орталиса. Внебрачный сын Граса качал головой:

— Нет, мы не можем так поступать. Это совсем не охота, клянусь богами!

— А что же еще? — Орталис был явно удивлен, как его единокровный брат относился к столь замечательному, с его точки зрения, развлечению.

— Сразу же приходит в голову слово «убийство», — ответил молодой архипастырь Аворниса.

Этой фразы было достаточно, чтобы привлечь внимание Ланиуса. Охота совершенно его не интересовала. Но нечто связанное с убийством не могло остаться незамеченным.

— Что случилось? — спросил он как можно более равнодушным тоном.

— Ничего, — быстро ответил Орталис — Совсем ничего.

— А мне так не кажется, — заметил Ланиус.

— И мне тоже, — кивнул Ансер.

Сосия присоединилась к ним:

— Давай, Орталис, выкладывай.

Принц Орталис посмотрел на сестру, уничтожающим взглядом.

— Хорошо, — пробормотал он. — Обычная охота — хорошее занятие, но проходит время, и она начинает… надоедать, понимаете, что я имею в виду? Я хотел придать ей остроту, больше ничего. Клянусь бородой Олора, не слишком ли много внимания к моим ничего не значащим словам?

— А что именно ты сказал? — спросил Ланиус.

Орталис, сжав губы, хранил молчание.

— Если ты не скажешь, отвечу я, — произнес Ансер. Он тоже удостоился гневного взгляда законного сына Граса.

— Хорошо, — повторил Орталис — Мне надоело гоняться за кабанами, оленями и кроликами, и я подумал: интересно ли было бы поохотиться на какого-нибудь никудышного человека?

— И убить его? — с ужасом спросил Ланиус.

Охота лишь на время утолила жажду крови Орталиса.

Очевидно, он не смог до конца избавиться от тяги к жестокости.

— Да, если он этого заслуживает. Скажем, если он — приговоренный к смерти преступник. Ему же все равно умирать.

— Не думаю, что кто-то заслуживает того, чтобы на него охотились, — покачал головой Ланиус.

— Я тоже, — согласилась с ним жена. — Уверена, что отец поддержал бы нас. Тебе это хорошо известно, так?

Судя по свирепому выражению лица, Орталис это знал.

— Никто не дает мне веселиться! — воскликнул он.

— Речь шла не только об этом, — заметил Ансер.

— Я просто пошутил! Неужели непонятно, когда я шучу?

— Ты говорил не только об охоте на мужчин, — продолжил Ансер, — но и об охоте на женщин…

— Я просто пошутил! — завопил Орталис.

Слуги уставились на него. Вероятно, по всему дворцу головы повернулись на этот крик, Ланиус не сомневался в этом. Кое-что ему было известно об Орталисе и служанках. Но следовало ли верить этим слухам? Он не хотел верить, в этом не было сомнения.

— Если отец узнает об этом… — сказала Сосия.

— Не узнает, если ты не раскроешь свой большой рот, — прошептал ее брат. — И не открывай, потому что я лишь шутил.

— Мы заключим с тобой сделку, — сказал Ланиус. Стоявшая рядом Сосия вздрогнула, но промолчала. Ансер лишь кивнул, желая услышать предложение короля. — Вот такую. Мы ничего не скажем Грасу, если ты пообещаешь никогда не пытаться говорить об охоте на людей, мужчин или женщин, в шутку или всерьез. Обещаешь?

Орталис выглядел так, словно его сильно поколотили.

— Почему всех так взволновали ничего не стоящие глупые слова? — пробормотал он.

— Договорились? — настаивал Ланиус.

— Хорошо. — Его шурин по-прежнему выглядел так, словно ему был ненавистен весь мир.

— Клянись священными именами короля Олора и королевы Квилы и всех других богов на небесах, — добавил Ансер.

К удивлению Ланиуса, внебрачный сын короля Граса иногда умел говорить как настоящий архипастырь Аворниса.

Орталис замигал. Очевидно, он не подозревал, что Ансер знал такие слова и к месту мог их использовать. Он откашлялся, но, наконец, произнес:

— Клянусь Олором, Квилой и другими богами.

— Призываю богов в свидетели, — продолжал Ансер. — Ответ держать перед ними, если ты нарушишь клятву. Может быть, это произойдет не скоро, совсем не так, как ты ожидаешь, но их кара настигнет тебя.

Он кивнул Орталису, потом — Сосии и Ланиусу и покинул тронный зал, красная мантия развевалась за его спиной, как знамя.

— Не понимаю, почему он поднял такой шум, я только пошутил, — пробормотал Орталис, но не услышал ничего из уст сестры и ее мужа.

Он сказал вполголоса какую-то язвительную фразу и, сгорбившись, поспешил уйти, на лице его застыло выражение злобы, которую на этот раз ему не удалось выплеснуть.

— А у тебя хорошо получилось, — едва слышно произнесла Сосия.

— Правда? — Ланиус пожал плечами. — Не знаю. Знаю только, что нельзя допускать, чтобы он причинял боль людям. А остальное? — Он снова пожал плечами. — Может быть, мы должны рассказать обо всем твоему отцу. Может быть, Орталис действительно шутил. Кто знает?

Жена тяжело вздохнула.

— Он не шутил, ты знаешь это не хуже меня. Мой брат готов сделать что угодно, если уверен, что это сойдет с рук. Если бы он решил, что ему позволят охотиться на людей ради удовольствия или хотя бы не придадут этому значения, он занялся бы ею. Надеюсь, небеса не допустят этого.

— По крайней мере, он не будет заниматься этим вместе с Ансером, — сказал Ланиус. — Рад, что твой сводный брат оказался достойным человеком. — В свое время он был оскорблен, когда Грас назначил архипастырем своего внебрачного сына. Но если Ансер мог говорить как настоящий архипастырь, не исключено, что он мог и поступать как настоящий архипастырь. Молодой король очень надеялся на это.

Судя по словам Сосии, она разделяла надежду мужа.

— Я думала, что буду презирать Ансера, в конце концов, мне не нравилось то, что отец изменял матери, как не понравилось бы, если б ты изменял мне. Но я не могу презирать его. Чем лучше я его узнаю, тем больше он мне нравится.

— Мне тоже, — согласился Ланиус.

Он не изменял ей — пока, но время от времени замечал особенные, заинтересованные взгляды некоторых служанок. Кто или что остановило бы его? Даже если бы во дворце появился еще один незаконнорожденный ребенок короля, Грас вряд ли посмел бы порицать его.

Ланиус рассмеялся, хотя смешно ему не было. На самом деле Грас посмел бы порицать его, если не поступить еще хуже. Такое мог позволить себе человек, который был королем Аворниса, правителем, обладавшим реальной властью. Грасу не понадобилась бы для этого причина или право так поступать, только сила. А сила, несомненно, у него имелась. Если кто-нибудь в королевстве мог оценить разницу между титулом и реальной силой, то лучше Ланиуса трудно было найти.

— Мне не очень нравится эта местность, — сказала Алса, прогулявшись по пристани Кумануса, после того как к ней причалила королевская галера. — Погода слишком теплая для этого времени года и земля странного цвета. Люди говорят со смешным акцентом и ведут себя слишком суетливо.

Король Грас лишь улыбнулся в ответ.

— Я много лет жил на юге. Здесь я чувствую себя почти как дома, по крайней мере, не хуже, чем в столице Аворниса. Красная земля ничем не отличается от коричневой. Следует только хорошо ее удобрить, и она принесет богатый урожай. Я могу говорить так же как… — Он прогнусавил: — Местные жители.

Алса поморщилась.

— Ну да, можете — только зачем?

— А если с другого берега постоянно угрожают ментеше, разве нет причин постоянно волноваться?

Колдунья не стала ему возражать.

— На другом берегу Стуры происходит что-то странное, — сказала она. — Если начали волноваться рабы, — она поежилась, — это не может не пугать.

— Может быть, — сказал Грас.

— А разве может быть иначе?

— Именно это ты и должна выяснить.

— Разве может быть что-нибудь другое, кроме бунта?

— Не знаю. — Грас пожал плечами. — Самое главное, что ты тоже не знаешь.

Рабы работали на полях, спаривались — язык не поворачивался сказать, что они заключали брак, — и питались тем, что швыряли им ментеше… и так год за годом, до самой смерти. Они носили одежду и разговаривали — изредка. В остальном рабы мало чем отличались от животных, за которыми ухаживали. Все человеческое из них было словно вытравлено. Так происходило на протяжении многих веков на землях, которыми правили ментеше. А Низвергнутый хотел, чтобы так было и в Аворнисе.

Почему пытается переплыть Стуру околдованный раб? Почему сотни таких рабов устремились в Аворнис? Грас надеялся, что Алса найдет ответы на эти вопросы. Любой приходивший ему в голову ответ не мог его удовлетворить.

— Мне приведут рабов, которых я смогу осмотреть? — спросила колдунья.

— Конечно, — кивнул король. — Если их не будет, кому-то очень не поздоровится.

Он посмотрел через Стуру на занятую ментеше землю. Она ничем не отличалась от земли Аворниса на этом берегу реки. До нашествия с юга ментеше они принадлежали Аворнису, а рабы были аворнийскими крестьянами.

На галеру уже поднимались местные чиновники.

— Ваше величество, — низко кланяясь, пробормотали они. — Большая честь видеть вас здесь.

— Я рад вернуться на юг, — сказал Грас. — Жаль, что повод для этого нашелся не самый лучший. Это Алса, колдунья, причем одна из лучших в столице Аворниса.

— Спасибо, ваше величество. — Женщина поклонилась.

— За что? За правду? Пожалуйста. — Король повернулся к сановникам Кумануса. — Где она может посмотреть на перебежавших сюда рабов? Я тоже хотел бы взглянуть на них. Неужели пришлось проделать такой долгий путь, чтобы бездельничать?

— Да, конечно, ваше величество, — сказал командир гарнизона, полковник по имени Тетракс — Мы поместили их в амфитеатр. Там может находиться много рабов и охранять их проще.

— Отлично. — Грас хорошо знал амфитеатр Кумануса. Он представлял собой огромную полукруглую яму со сценой на самом дне и рядами скамеек, поднимающимися до уровня окружающих улиц. Тетракс был прав, горстка охранников могла предотвратить побег целой толпы. — Проводите нас туда. Чем быстрее мы поймем, что здесь происходит или начинает происходить, тем лучше будет всем.

Солдаты, сошедшие на берег с другой галеры; окружили плотным кольцом шедших по городским улицам короля и колдунью. Собравшаяся толпа провожала процессию удивленными взглядами. Несколько человек что-то приветственно прокричали.

Заметив короля, стражники вокруг амфитеатра вытянулись по стойке «смирно», продолжая внимательно наблюдать за рабами. Грас подошел к краю, Алса — следом за ним, и оба посмотрели вниз.

Бывший командор никогда не видел столько рабов на этом берегу Стуры и надеялся никогда больше не увидеть. Мужчины и женщины в грязной одежде со спутанными волосами бродили по дну ямы, не обращая ни малейшего внимания на стражников и наблюдавшего за ними короля Аворниса. Столы, находившиеся в центре сцены, были заставлены корзинами с хлебом и кувшинами с водой или с пивом. Происходившее напоминало спектакль, и такое впечатление усилилось, когда двое мужчин схватили одну буханку. Они тянули ее, каждый на себя, что-то кричали, но слов понять было невозможно. Наконец буханку удалось разломить пополам. Оба раба, довольные таким результатом, мгновенно успокоились и принялись жадно есть.

Алса внимательно наблюдала за ними.

— Приведите ко мне обоих, — велела она. — Они говорят на аворнийском или языке ментеше?

— На аворнийском, госпожа, — ответил Тетракс и кивнул одному из стражников: — Тащите их сюда, ребята. Эта дама — колдунья. Она попытается выяснить, зачем эти грязные рабы переплывают Стуру. Надеюсь, ей удастся понять, как можно отослать их обратно.

Стражники бросились выполнять приказ. Они взяли рабов под руки, но постарались особо не напугать их и подвели к Грасу и Алее.

— Я никогда не видела их так близко.

Судя по голосу, волшебница не испытывала от этого зрелища особое удовольствие. Да и запах, исходивший от рабов, мог у любого человека вызвать рвоту.

— Что скажешь о них? — спросил Грас.

— Они голодные и грязные. Вижу ли я какое-нибудь колдовство? Нет, не вижу. Заклинание, сделавшее их рабами, лежит у самого основания разума и духа. Если бы оно находилось ближе — там, где его может почувствовать волшебник, — тогда от него удалось бы избавиться. — Она заговорила с одним из рабов. — Ты! Как ты оказался в Аворнисе?

Он молча смотрел на нее. Затем почесался, поймал какое-то насекомое и сунул его в рот. Алса едва не подавилась. Раб осмотрел ее с головы до ног.

— Красивая.

Судя по появившемуся под грязными штанами бугру, Алса показалась ему не просто красивой.

Колдунья никак не отреагировала на это и повернулась к другому рабу.

— Почему ты пришел в Аворнис?

— Испугался, — ответил раб и сжался, словно ожидая получить удар.

— Испугался чего? — спросила она. Раб не ответил. — Испугался чего? — повторила Алса, на этот раз скорее Грасу, чем тщедушному грязному человечку с другого берега Стуры. — Он испугался меня? Он это имел в виду? Или пришел в Аворнис, потому что испугался того, что происходит на другом берегу реки?

— Я не знаю, — ответил Грас. — Как ты собираешься это выяснить?

— Вопросы ни к чему не приведут, это ясно. Мне придется использовать колдовство. — Алса заметно нервничала. — Мне не нравится использовать колдовство, чтобы изучить заклинания Низвергнутого. Вы сами видели почему — тогда в Аворнисе.

— Да, конечно, — согласился король. — Но иногда очень важно поступить именно так. Неужели ты думаешь по-другому?

Волшебница вздохнула.

— Жаль, что я не могу ответить вам отказом. Но вы правы, ваше величество. Это — важно. Я сделаю все, что смогу.

— Спасибо.

— Не уверена, что могу так же отблагодарить вас.

По ее приказу стражники оттащили одного из рабов на несколько шагов от амфитеатра. Он стоял и осматривался по сторонам с любопытством быка. «Неужели колдунья надеется что-нибудь выяснить у него? — подумал Грас. — Или даже исцелить?» Вряд ли она способна на это: возвращать рабов к нормальной жизни было очень трудно.

Колдунья достала из сумки со своими принадлежностями кристалл.

— Это тот, что испускает радуги? — спросил Грас. — Тот же самый, что ты использовала на чашках со снегом в столице?

— Именно так. Может быть, мы увидим что-нибудь интересное. Но… ничего не обещаю, ваше величество.

Она высоко подняла кристалл, чтобы на него попал солнечный луч, и его грани заискрились радугой. Как ей это удавалось? Алса стала поворачивать кристалл, и радуга следовала за ее движениями. Наконец разноцветные полосы появились на лице раба. Его глаза широко открылись, и раб забормотал какие-то слова.

— Ты понимаешь меня? — спросила Алса.

— Понимаю, — ответил раб.

Волшебница кивнула, и Грас невольно повторил ее движение. Он уловил новые интонации в голосе раба. Даже если судить по одному слову, его сказал нормальный человек, а не вьючное животное, почему-то ходившее на двух ногах.

— Почему ты пришел сюда? — спросила Алса, держа кристалл так, чтобы радуга падала на лицо раба.

— Я должен.

Казалось, он решил, что другого ответа не требуется.

— Я могу задать ему вопрос? — еле слышно спросил Грас. Колдунья кивнула, и король повернулся к рабу. — Почему ты должен был прийти сюда? Почему не мог остаться там, где жил?

На этот раз ответ пришлось ждать долго. Какое усилие требовалось, чтобы даже с помощью Алсы говорить так, как обычный человек?

— Должен был, — повторил раб. — Должен был уйти. Должен был… уйти. — Пот побежал по его лицу, смывая полосками грязь. — Должен был уйти. По приказу.

— По чьему приказу? — одновременно вырвалось у Граса и Алсы.

— По приказу. — Только так, повторяя по нескольку раз ответы, ему удавалось уловить смысл слов. Пот уже ручьем тек по его лицу. — По его приказу.

— По чьему приказу? — повторила колдунья, и в этот момент радуга на лице раба вдруг начала краснеть. Мужчина застонал и схватился за лоб. Алса опустила кристалл. Радуга исчезла, раб, пошатнувшись, упал на землю. Стражник схватил его за запястье и покачал головой. Раб умер, так и не дав ответа, который был известен всем.