Через десять минут вздохов, охов и пыльной возни стало очевидным очевидное: нашла коса на камень.
— Эх, туалета поблизости нет, — раздался озабоченный голос Мастака-Битгнера, отбивающегося от голубого беретчика, не уступающего ему ни габаритами, ни умением драться. — Уконтропупю его, а в чувство привести негде будет.
— Макнёшь его в мусорный бачок, — деловито отозвался Путейкин, едва успевая уворачиваться от атак невысокого, но зверски подвижного противника.
— А лучше, в канализацию… — посоветовал Шнуропет, изящно и сильно блокируя правую ногу своего противника, у которого на груди зло поблёскивал орден «За боевые заслуги», — такой вот облом от тёти Доры!
Демьяну достался десантник с ещё большим количеством наград, тот самый длинный, что подал команду: «Вперёд!» Длинный уже и так изрядно помотал Пятаку нервы, оказавшись инструктором по рукопашному бою. Он очень профессионально «киякал»[2] при каждом ударе и пару раз едва не достал Демьяна то кулаком, то ногой. Будь инструктор потрезвей, свой заносчивый «пятачок», наверное, пришлось бы впервые в жизни чистить самому Пятаку.
Длинный достал-таки Демьяна, проведя быстрый удар ногой в плечо. Пятак, крякнув от боли, мгновенно вышел на дистанцию и припечатал десантника некаратэшным, по-боксерски классическим, левым хуком в челюсть. Десантник совсем уж пьяно закачался, но Демьян не стал добивать противника, давая тому время, чтобы придти в себя.
— Нокдаун! — провозгласил Пятак, выжидая, пока длинный примет боевую стойку. — А сейчас будет нокаут… Сдаёшься?
— Обломись, парень! Десант не сдаётся! — жёстко и зло сказал длинный.
— Ладно, — вздохнул Пятак, который вспомнил своего покойного деда, у которого тоже были медали за разные боевые заслуги. — Пусть будет нокаут.
Но послать длинного в нокаут он не успел.
— Милиция! Всем оставаться на местах! Двор окружён! Сопротивление бесполезно! — гулким эхом отозвался усиленный мегафоном самодовольный голос картавого капитана.
За дракой ни береты, ни братки не заметили, как двор оказался заперт отрядом, человек в тридцать.
Отряд был вызван местной бабулей и состоял из курсантов областной школы милиции, призванных защищать мирных граждан от отдыхающих в свой праздничный день ВДВ-ешников.
Командовал отрядом начальник кафедры идеологического воспитания школы подполковник Свистовский. Свистовский слыл натурой тонкой. Особенно он прославился ещё лейтенантом, когда при задержании пьяницы, убившего выстрелом в голову свою соседку, написал в протоколе, в графе «глаза»: «Пылающие страстью, чёрные и выразительвые. С оттенком отчаянья и мольбы. Одного не хватает».
Будущие блюстители порядка, сознавая своё численное, но отнюдь не умственное, превосходство, ухмыляясь, стояли в два ряда у выхода со двора, привычно поигрывая своими резиновыми «демократизаторами».
Курсанты были не только одинаково стрижены, но и одинаково сообразительны. На лифте курсанты поднимались только вчетвером, потому что на лифте висела табличка, гласящая о том, что он рассчитан на четырех человек. А на одного всегда предпочитали нападать втроём.
Дерущиеся остановились, переглянулись друг с другом, и вдруг рванули на самоуверенных мусоров, прорубать себе дорогу к горячо любимой и одинаково дорогой им всем свободе. Они на ходу выстроились клином, на острие которого как-то сам собой оказался Путейкин. Демьян и длинный десантник оказались в последнем ряду, плечом к плечу прикрывая тыл.
Будущие мусора разлетелись по сторонам, так и не успев никого ударить своим резиновым орудием мусориата. При этом кое-кто из курсантов оказался там, где и предназначено им было быть по-жизни — в бачках для бытовых отходов…
— А ты молоток! — послышался рядом с Демьяном голос длинного, как только они отбежали подальше. — Грамотно работал, как учили. Сразу видна школа!.. Как зовут-то?
— Пятак… Демьян Пятак.
— Василий… Орлов. Продолжим или как?
— Или как, — весело сказал Адидас, протягивая десантнику руку, — Саня Шнуропет, а ребята Адидасом кличут.
Через час, отметив знакомство в небольшом ресторанчике, братки и береты расстались друзьями, исполненными уважения друг к другу.
— Интересно, — сказал Саня Биттнер, — как там наши машины, менты их, случаем, не прихватили?
— Брось, — успокоил его Путейкин. — Они, наверняка подумали, что мы с «десантом» за подкреплением побежали.
— Братва! Классно звучит: Адидас, Простак, Мастак и Пятак. Нам в общак — все ништяк! — сказал Шнуропет, после того, как, простившись с десантниками, четвёрка братков решила отметить их собственное знакомство и выпить за своего нового друга Демьяна Пятака.
— Да мне, пацаны, вообще-то по делу… в ресторан надо, — замялся Дёма. — «У Василия» называется…
— Зачем тебе туда? — удивлённо спросил Адидас.
— Человека одного повидать.
— Ты, Пятак, не темни, — вступил в разговор Путейкин, — потому что это точка нашего Папы. Я там на воротах стою. И мы как раз туда и собирались.
— Значит, ваш Папа — Эдуард…
— .. .Аркадьевич, — весело закончил фразу Биттнер, почувствовавший, что катит ему сегодня клёвая попойка с друзьями.
Машины оказались на месте, а юных мусорят, во главе с трусливым идеологом Свистовским, и след простыл.
Глава третья
ДЕВОЧКИ БЫВАЮТ С РАЗНЫМИ С ЧЁРНЫМИ, С БЕЛЫМИ, С КЛАССНЫМИ…
Бывают в жизни совпадения! Тесен мир! Узок круг профессионалов! Например, приезжает старичок-профессор на какой-нибудь симпозиум по разведению тушканчиков в Заполярье. Кого он там встречает? Своих же братьев-тушкановедов. Залезет какой-нибудь бомж в подвал, клея «Момент» понюхать. Знакомые лица уже ждут его там. А братки? Все они под одной статьёй ходят. Как же им не встретиться, не пересечься? Браток братка видит издалека!
Пятак, который оказался единственным изо всей четвёрки, кто был без машины, поехал с Адидасом в его джипе.
По дороге они умудрились попасть в пробку, искусно созданную гаишником на ровном месте. «Мастер машинного доения» — «бляха номер 137», сержант милиции Василий Пырьяныч Пьянчуков, возвращавшийся с большого бодуна по случаю отъезда из города очередного представителя президента, решил помочь водителям города.
Пьянчук встал на перекрёстке двух самых оживлённых улиц города, достал неразлучные орудия труда всех бездельников-гаишников: свистульку и палочку-полосульку, свистнул, пукнул, сыто отрыгнул, и, пошло дело, поехало.
Через минуту, при исправно работающем светофоре, Пырьяныч умудрился столкнуть пару машин и сам едва не стал жертвой наезда третьей.
Водилам повезло, что именно в этот момент к перекрёстку подъехала братва во главе с Адидасом. Петруха не стал ждать, пока протрезвеет гаишник. Он деловито вылез из машины. Подошёл к сержанту, машущему своей бесполезной палкой во все стороны, и резко сказал волшебные слова, всосанные сознанием всех гаишников страны с первым их свистком:
— А ну, дыхни!
Замерший, как по команде, сержант вытянулся по стойке «смирно» и браво дыхнул Шнуропету в лицо одеколонно-самогонным перегаром.
Адидас поморщился, потом ткнул, аккуратненько, зарвавшемуся блюстителю правопорядка пальцем в солнечное сплетение.
Тело блюстителя оттащили на тротуар к ближайшему подъезду. Документы, бляху и свисток Шнуропет заботливо положил в урну рядом с телом. Дальнейшие приключения сержанта Пьянчука, впрочем, на этом не закончились. Его пьяное и бесчувственное благородие было найдено и обобрано проходившим мимо местным участковым. После чего вызванный наряд милиции доставил Пьянчука в медвытрезвитель.
Адидас вернулся в машину героем. На перекрёстке осталась пара пострадавших машин. Пробка тут же сама собой рассосалась, не хуже, чем нарисованный шов после сеанса Кашпировского, а братва продолжила свой путь на базу Папы Эдуарда Аркадьевича в ресторан «У Василия». По дороге Адидас, большой любитель анекдотов, рассказал Демьяну историю про то, как он с ребятами решили перекусить пару дней назад в «Авроре»: «Заходим в ресторан. Ты сам видел, места там немного. Посторонние по таким кабакам не шляются. Ну, заказали мы закусить, выпить. Сидим, ждём, о делах базарим. И скучно что-то стало вдруг. А тут Санёк Биттнер возьми да и скажи:
— А слабо тебе, Андрюха, вон тому бугаю, разодетому под фраера, что у столика возле окна свою кашу лопает, сказать, что он петух недорезанный?
Смотрим, а парень здоров. Не меньше самого Путейкина будет. Только прикид у него, действительно, фраерский был: манишка какая-то, костюмчик «а ля фрак с народа» и самое смешное, галстук бабочкой. Ну, надо знать Путейкина. Тот на спор, сам не свой: ни фига не слабо, блин…
Мне бы, дураку, вспомнить, что шеф в таком случае советует: не трожь простого человека ради пустой потехи.
Подозвал Андрюха официанта, дал ему сто рублей и через него бумажку мужику на тот столик передал. В бумажке он написал про петуха недорезанного.
А через пять минут вместе с заказанным обедом принесли нам от того столика нашему столику ответ: „Завтра в шесть на этом месте. Придём с братвой на ваш курятник посмотреть". Прикинь! Оказалось, это браток из кабачковских ребят, с какого-то важного мероприятия домой возвращался. Прикид поменять не успел, ну и на „петуха" нарвался. Еле уладили дело миром…»
Совершенными друзьями завалились в ресторан «У Василия» Адидас, Простак, Мастак и Демьян Пятак. Путейкину пора было заступать на ворота. Биттнер пошёл за любимый столик, чтобы заморить червячка парочкой-другой бифштексов, пока друзья к нему не присоединятся. А Петруха Шнуропет, как старший, повёл Демьяна к Папе.
— Стой здесь, — велел Шнуропет, а сам пошёл в глубь административного коридора.
Ждать пришлось недолго.
Вместе с Адидасом в коридоре появилась пронзительно красивая женщина лет двадцати пяти, на высоких каблуках, в строгой белой блузке с длинным рукавом и классической чёрной мини-юбке. На груди у красавицы висел бэйдж, табличка с надписью «Администратор». «Это для совсем тупых, наверное», — подумал Демьян, потому как то, что эта женщина именно администратор, видно и понятно было даже последнему идиоту.
— Слушаю вас, — вежливо-церемонно проговорила администраторша.
— Мне к Эдуарду Аркадьевичу, — как можно твёрже, почти басом ответил Демьян Пятак.
— Я за Эдуарда Аркадьевича, — холодно отозвалась красавица.
— Поль, — вставил слово Адидас, — я же тебе говорил, что это наш пацан.
Но та даже ухом не повела.
— Мне, вообще-то, к самому, — пробубнил Пятак.
— По какому вопросу?
Ну, что за дуру держат на такой должности?
— Я из Степногорска, от Лома ему малявочку притаранил…
Администраторша переглянулась с Адидасом и, удостоив Демьяна прикосновением холёной своей ручки, сказала:
— Стойте здесь и ждите, я сейчас вернусь.
Шнуропет дружески подмигнул Дёме: мол, всё будет нормально, братишка!
А, чтобы не скучать, рассказал Петруха анекдот про двух курей:
— Прикинь, Пятак, лежат две курицы в магазине. Одна пухленькая такая розовая, а другая, задохлик сизый, тонгоногий, одна кожа да кости. Первая и говорит:
— Гляди, какая я красивая. Прикид у меня целлофановый яркий, и сама я родом с Аргентины, всю жизнь за границей прожила. А ты — деревня недощипанная, скелет и кожа. И не ела толком, и жизни заграничной не видела.
А наша ей конкретно так отвечает:
— Об чём базар, яичница! Я, зато, своей смертью, от старости померла, а тебя цыплёнком забили…»
Пятак не успел посмеяться над шуткой, как их окликнули:
— Петя, пусть этот новенький пройдёт, — крикнула откуда-то из глубины администраторша Поля.
— Иди, не тушуйся, — приободрил его Шнуропет и подтолкнул Дёму вперёд.
В комнате, предназначенной, видимо, не только для административной работы, но и для иных целей, о чём говорили большой мягкий диван и бар, заставленный хрусталём и красивыми бутылками, сидел приятный седой мужчина в очках с золотой оправой. На пальце у мужчины благородным светом переливался огромный бриллиант.
«Папа!» — определился Демьян…
— Ну, что у тебя? — спросил мужчина, строго посмотрев на Пятака сквозь стекла очков.
— Я от Лома Барнаулова, Папы степногорского, Демьян Круглов, по кличке Пятак, — сказал Демьян, протягивая Папе сложенный в несколько раз тетрадный листок…
Эдуард Аркадьевич взял бумажку, развернул и принялся читать…
Губы его сперва безмолвно шевелились, но в процессе чтения лицо оживилось, и он принялся бормотать:
— Да уж!.. Да уж… Мы с Ломтём, бывало…
Дочитав, Папа чиркнул зажигалкой и сжёг послание в хрустальной пепельнице.
— Мы с Ломом Барнауловым дали стране угля, — мечтательно протянул Папа и вдруг, махнув все той же красивой администраторше, что маячила в проёме дверей, проговорил:
— А накрой-ка нам с парнишкой столик, Поленька…
— Шашлык будешь? — уже совсем по-свойски спросил Демьяна Эдуард Аркадьевич. — У нас в ресторане отличный шашлык из осетринки делают…
Демьян хотел есть, как сто китайцев, а если бы и не хотел, то понимал, что от такого приглашения отказываться просто неприлично. И он с достоинством кивнул, незаметно сглатывая слюну.
Они перешли в общий зал. Посетителей почти не было. Так, две парочки на заднем плане. Время такое, — ни обед, ни ужин, — час дня!
Посидели, помолчали.
— А ты хоть знаешь, кто такой полковник Сушёный? — усмехнувшись, спросил, наконец, Папа.
— Нет, — беззаботно ответил Демьян.
— Ясно. Будешь работать пока здесь, в ресторане гардеробщиком, — задумчиво сказал Эдуард Аркадьевич, вытирая губы белоснежной крахмальной салфеткой. — Тебе Поля все объяснит. С жильём поможем. А вот что касается Сушёного, эт-то человек серьёзный и злопамятный, он тебе яйца оторвёт, если найдёт, и кабы не Лом, кабы не тот срок, что мы с Папой твоим степногорским вместе мотали, я бы фиг согласился тебя принять, потому что уж больно Геракл мент невыносимый. Да… Лома благодари, что я тебя беру, понял?
На том аудиенция и закончилась. Демьян это без лишних объяснений понял…
Когда администратор Поля в сопровождении Путейкина проводила Папу до самого «Мерседеса», Пятак вдруг осознал, что вот так просто и незаметно здесь и началась его новая жизнь…
2
Демьяна долго водили по ресторану, и Поля все объяснила Пятаку: что работает он четыре дня и потом четыре дня выходной. Что отдых — это дело условное. Как дежурный боец, он всегда должен быть готов ко всему, и в дни, свободные от службы в ресторане, все равно находится как бы на работе, только подчиняется не Полине, а Путейкину-Простаку…
— Это большая честь — отобедать с Эдуардом Аркадьевичем, — многозначительно проговорила красивая Полина, неожиданно улыбнувшись… И улыбка эта вдруг вызвала у Дёмы неожиданные и неуместные здесь воспоминания о Люське-маникюрше…
«Отличную от других рекламную акцию проводит в дни празднования дня дней нашего города фирма „Дависьсимо“, — возопил вдруг где-то над головами у Демьяна и Полины голос диктора радиостанции „Азия-минус“. — Теперь любой житель города может купить то же самое количество йогурта в упаковке, которая на двадцать пять процентов больше прежней. При этом, новая цена выше старой всего лишь на десять процентов….»
Всё, что забыла объяснить Полина, в общих чертах объяснил уже Андрюха Путейкин. Демьянино дело простое — быть всегда готовым солдатом. Сидя в ресторане на воротах, он должен охранять ресторан, выполняя все команды администратора Полины Константиновны Родниной.
Кроме того, нужно было быть готовым к тому, что тебя вызовут на подмогу к таким же, как ты, браткам, если у тех будет проблема большего масштаба, или возникнет какой-нибудь массовый беспредел. В этом случае Дёме необходимо было на всех газах лететь братков выручать. В выходной самая работа для гардеробщиков и начиналась.
Во-первых, это обязательные для всех братков тренировки по рукопашному бою. Пропускать тренировки никак нельзя было, иначе штраф, потом наказание, а потом и ещё хуже. Демьян не стал уточнять, что ещё хуже, потому как система была в принципе такой же, что и в Степногорске.
В Степногорске пейджеров для связи не требовалось, городок маленький, по тревоге в случае чего пацанов громким свистом собирали. Областной центр — другое дело, потому выдал Андрюха Путейкин Демьяну пейджер. Штука нехитрая. Позвони, как на связной телефон, попке-оператору, так, мол, и так, — передай такому-то, чтоб то-то и то сделал. И попка-оператор сообщение пересылает, читай радиомаляву на экране пейджера.
— Ты только не посылай сообщений прямым текстом, типа того, что, мол, я в ресторане замочил одного лоха, надо приехать помочь прибраться. Так передавать не надо, — назидательно сказал Путейкин, — потому что милиция эфир контролирует, понял?
— Чего тут не понять? — ответил Демьян, — надо просто передавать, типа, приезжайте, есть дело.
— Молодец, хватаешь на лету. Но, вообще, охрана рестораций — это дело уже уходящее. Все в городе постепенно передают это занятие ментам, потому что дешевле и хлопот меньше. Ментам разрешили халтурить с волынами[3], пусть они теперь и стоят на воротах. Это же не работа, а сплошной геморрой. Но есть места, куда Папа ментов на ворота ставить не хочет, где им не надо стоять по той причине, что слишком много знать будут.
Демьян понятливо хохотнул.
В этот момент к ним подошёл браток из команды Адидаса, по кличке Шухер. Вежливо поздоровавшись с Андрюхой и Демьяном, он деловито осведомился:
— Новенький?.. Дёма?.. Понятно… Меня Костей зовут Шешулевым… Слушай, братва, какие всё-таки люди сволочи… Я тут у Петровича стошку баков на казино попросил одолжить. И что вы думаете, он их мне не дал… А ведь, я могу и выиграть тысячу…
— Извини, Шухер, но я сегодня тоже сволочь, — развёл руками Простак. — Мы сегодня у «Авроры» друзей повстречали…
— Вот видишь, — горестно махнул на них рукой Шухер. — Реальному пацану не на что девчонку в приличное место сводить.
Когда огорчённый жизнью, точнее, отсутствием денег в жизни, браток скрылся из виду, Путейкин продолжил:
— Есть много дел, Пятак, какие ментам не поручишь: например, охрану кому обеспечить. Только не так, чтоб все знали, кому ты эту охрану обеспечиваешь, а реально, понимаешь?
— Понимаю, не первый год замужем. Ты думаешь, если я из Степногорска, то в деле не бывал?
— Когда бабок заработаешь — хату снимешь, а пока Папа сказал, чтоб ты у меня пожил. Машину твою мы завтра тебе в город сами перегоним. На первое время и такая сгодится.
Так и стал Демьян жить-поживать у друга своего нового, Андрюхи Путейкина, у Простака то есть.
Хата у Путейкина была классная. Две комнаты, прихожая и кухня. Мебели — боксёрская груша в прихожей для работы рук, да мешок с песком для отработки ударов ногами… В одной комнате на полу пара матрасов и маленький телевизор «Самсунг» на табуретке. А в другой — какие-то картонные коробки и больше — ничего…
— Спать можем в одной комнате, а если ко мне девица придёт, ты тогда уж извини — пойдёшь в другую…
— А если ко мне придёт? — спросил Демьян.
— Ну, тогда ты с ней на коробках устраивайся, как сможешь…
И пошла-побежала новая для Демьяна жизнь.
Андрюха часто уезжал куда-то, когда ему звонили на мобильник. Демьян, понятное дело, этикет соблюдал — не расспрашивал. Кто много знает, тот плохо спит и мало живёт. Эту истину Демьян ещё у дяди Лома Федосеевича Барнаулова в Степногорске усвоил.
Но пришло и Демьяново время. Однажды и на его пейджере радиомалява нарисовалась.
Глава четвёртая
Я ЛЮБЛЮ СВОЮ ЛОШАДКУ, НО БЕЗ КАРТЫ ЕЗДИТЬ ГАДКО…
1
Если для Демьяна хозяин двухкомнатной квартирки, где висели боксёрские груши, был своего рода начальством, то в иерархии Эдуарда Аркадьевича Простак-Путейкин занимал весьма скромное место. На понт кого-нибудь взять, рога поотшибать, копыта поотрывать… Короче, только самое простое, незамысловатое. А так, — никакой инициативы.
Другое дело Адидас-Шнуропет, отвечающий перед Эдуардом Аркадьевичем за безопасность бизнеса. На днях он получил от шефа совершенно конкретное задание: перетереть с Тофиком насчёт овощных рядов, у метро. Сам Папа на стрелку, естественно, не поехал, не его уровень такие вопросы решать. Папа базары тёр в кабинетах городской мэрии, а с «тофиками» вопросы о месте под новую точку решать посылал таких, как Петя Шнуропет.
Адидасу это было не впервой.
Много стрелок было на счёту у Адидаса. Иногда приходилось и пистолет из-под малинового спортивного костюма доставать для положительного решения вопроса.
Но, в этот раз сомнения одолевали Петю Шнуропета. Вообще, вопрос был предельно простой, ничего особо хитрого. Папа в мэрии получил разрешение открыть возле метро новую точку, ресторанчик быстрого питания. Водочка, шашлычок… Место людное, проходное. Прибыля обещали быть атомные. Недаром, Папа в мэрии денег кому надо сдал немерено. Адидас про все это знал. Однако возникла проблема с «тофиками», у которых на этом самом месте находились овощные ряды: картошка, лук, арбузы. Чиновник из мэрии, которому Папа денег дал, конечно, бумагу официальную оформил: мол, закрыть эти торговые ряды: антисанитария, зараза, туалетов нет, арбузы гниют. Все по-взрослому. Все как надо. Закрыть рынок, и баста!
Но Тофик в мэрии свои ходы тоже имел. И по другим кабинетам пробил для себя какие-то резолюции, что рынок нужен, что бабулям и дедулям, ветеранам войны негде картошечки да лучку купить, как только на рынке возле метро. Обещал Тофик решить вопросы относительно туалетов, архитектурно-эстетического оформления рынка, холодильников. И все это Тофик обещал сделать за свои «бабульки».
Таким образом, идея Папы Эдуарда с ресторанчиком повисла в воздухе. Некуда стало ставить ресторанчик! Дядя из мэрии так Папе и сказал — решай, мол, вопрос с Тофиком сам. Вот его Адидасу и поручили.
С «тофиками» стрелку забили на два часа во вторник, на пустыре между двумя железнодорожными насыпями рядом с метро, где уже десять лет какую-то фабрику все строили. Адидас предложил, в случае чего, Тофика с его братвой там же на стройплощадке в бетон и укатать, прибраться, так сказать, за собой.
Но и Тофик тоже был не лыком шит, наверное, о том же думал, забиваясь на печально известный пустырь, где, если внимательно поискать, много стреляных гильз от популярного ТТ найти можно было.
Тем не менее, ещё до вечера понедельника Адидас особо не сомневался, что всё пройдёт как надо. Однако уже накануне вечером сомнения одолели его, потому, что на тот же вторник, и на те же два часа дня ему забили стрелку менты из Речного порта…
Там была особая тема. Потому что у Пети Шнуропета существовал свой тайный от Папы Эдуарда бизнес. Была у него одна страстишка: снимать денежки с путан, что работали в гостинице у Речного вокзала. И денежки эти были достаточно хорошими, чтобы просто так бросить бизнес. А если заявить о нём Папе Эдуарду, тогда делиться пришлось бы. А делиться этим доходом Шнуропет ни с кем не хотел. Считал, что эта его статья дохода никого не касается, и, что крышевание путан в Речном порту — его законное хобби, приносящее ему личную пользу и скупые мужские радости. Впрочем, не только ему, но и его приятелям, так как девчонки часто привлекались на субботники в баньки и сауны. На деньги братва не скупилась, а обижать девчонок, хоть и проституток, Адидас не позволял ни своим, ни чужим.
Всё шло хорошо, покуда не стали на девчонок наезжать местные менты. Причём, наезжали они не по службе, под видом борьбы с проституцией, а чисто по-ментовски быкуя, заставляя девчонок отрабатывать субботники в отделе милиции и отдавать дневную выручку.
Пас этих ментов какой-то младший лейтенант из отделения транспортной милиции вместе с несколькими сержантами. Всего ментов пять или семь, особого значения это не имело. Главное было в том, что менты сами скрывали от своего начальства это шефство.
Вот и настал момент, когда девчонки отказались платить Адидасу и ехать на субботник в сауну, потому что, мол, вчера отдали все деньги ментам, заодно весь вечер обслуживая их бесплатно.
Адидас, как только узнал у одной из своих путан с красивым именем Анджела о новой крыше, тут же спросил, как зовут этого младшего лейтенанта. На что Анджела, скривив ротик, сказала:
— Как, как… Да никак его не зовут… Сам, сволочь, приходит…
Несмотря на столь скудные данные, Адидас нашёл искомого лейтенанта и забил ему стрелку на завтра на два часа дня.
Теперь получалось так, что нужно было Шнуропету раздвоиться и ехать в два места одновременно. Папе Эдуарду послужить и бизнес свой в Речном порту спасти.
Да и бойцов для двух стрелок было в обрез. С Тофиком на пустырь не меньше шести орлов с ножами да со стволами придут. Тофик вообще никогда меньше чем на двух машинах по городу не ездил, и в каждой по стволу как минимум.
Значит, на стрелку с тофиками надо было выдвигать не менее шести пацанов на двух машинах. А в Речной порт кому ехать? Оставались три пацана и одна машина. Надо было что-то решать, где-то искать резервы.
И вот именно тогда на пейджере у Демьяна Пятака запиликал биппер и пришло сообщение, из которого следовало, что Демьяну надо взять инструмент, он же пистолет газовый, и сломя голову, бросив все, мчаться на своей «пятёрке» без глушителя по адресу: Большая Висельная улица, дом семь, дробь девять, ждать пацанов во дворе…
Во дворе, на Большой Висельной, должны были произойти интересные дела. Главным режиссёром этого спектакля замыслил себя младший лейтенант милиции Генка Сухозад.
Сухозад не имел высшего режиссёрского образования. Он даже низшего юридического не имел. Звание младшего лейтенанта Сухозад получил после курсов, которые окончил, демобилизовавшись из армии и подавшись в большой город ради халявной прописки и бесплатного жилья. Гена считал себя очень умным и удачливым человеком. Это именно он решил взять под опеку девочек, что работали на его участке. И именно он, Гена Сухозад, придумал, как избавиться от крыши в лице Пети Шнуропета и его боевиков.
Гена решил действовать в высшей степени просто. Зачем мудрствовать, если имеешь дело с обычной братвой вроде Адидаса?
Сухозад имел корешка Петьку Дурноструева в городском ОМОНе. Вместе с ним тот служил в армии, и, как и Гена, тоже приехал в город за пропиской и комнатой в общежитии… Но однополчанин, по своим физическим данным, попал не в транспортную милицию, а в ОМОН, став командиром взвода. Гена решил этим воспользоваться, по дружбе попросив своего дружка подъехать при полной амуниции, на машине, с десятком бойцов, ровно в два на улицу Б, Висельную.
2
Получив сообщение, Демьян не стал мешкать.
Крикнул только Полине, что уезжает на стрелку, и в машину…
Техника его и подвела. Крутил он стартер, крутил… Не заводится «пятёрка»! Хоть тресни!!
В пять минут посадил и без того дохлый аккумулятор.
Делать нечего. Выскочил на проезжую часть брата-водителя ловить. Ещё пять минут потерял.
Наконец поймал кого-то на старой «Волге». Зацепили тросом, метров через сто закашляла его «пятёрка», схватила, зарычала, заревела.
Дал Демьян по газам в сторону Речного вокзала… Тут-то и выяснилось, что города Пятак не знает!
Сунулся по Речному проспекту, там все перекопано. В объезд по Большой Ипатьевской — там трубу прорвало, траншеи роют. От непрухи такой он чуть с ума не сошёл! Рванул на набережную речки Судаковки, там, слава богу, проскочил, но потерял ещё минут пятнадцать.
От нервного напряжения у Дёмы пот по лбу заструился, как на тренировке, все глаза залил. Где эта Большая Висельная, дом семь, чтоб ей провалиться?
Демьян беспомощно смотрел по сторонам на обшарпанные стены домов в поисках табличек-указателей…
— Ну что за город! У нас в Степногорске, хоть и не столица, а и то номера домов везде надписаны!
Наконец он увидел дом девятнадцать. Значит, проехал, надо было разворачиваться…
А на часах уже половина третьего! Опоздал… Тут ещё беда: разворачиваясь, наехал на поребрик и оторвал-таки ржавую среднюю часть глушителя!
Без глушителя «пятера» взревела наподобие залпа «Катюши», и Демьян Пятак помчался к дому номер семь под звуки оглушительно громкой канонады, распугивая робких частников: конкретный пацан надело едет!..
А во дворе номер семь, дробь девять уже приближался к развязке спектакль по сценарию младшего лейтенанта Сухозада.
Приехавших на стрелку Адидаса с парой его пацанов припасённые «режиссёром» ОМОНовцы уже уложили мордами в асфальт и готовились торжествовать победу. Уже лежали на земле три ножа немецкой фирмы Золинген, а младший лейтенант Сухозад держал в руках путейкинский ТТ и, победно улыбаясь, смотрел, как его кореш, лейтенант Петька Дурноструев, готовится заковать хозяина пистолета в наручники…
Но тут пьеса поехала-пошла явно не по сценарию «режиссёра» Сухозада…
Из глубин двора, из этих импровизированных театральных кулис, послышалась адская канонада. Будто сотня пистолетов, нацеленных в храбрые, давно ушедшие в пятки, сердца милиционеров, разом начала палить, изрыгая неимоверный грохот…
Изумлённые омоновцы, разинув варежки, застыли в немой сцене, пялясь на источник канонады — вылетевший из-под арки автомобиль Пятака.
На младшего лейтенанта Гешу Сухозада уставился вполне реальный ствол газового пистолета, а высунувшаяся голова, во весь рот перекрикивая ужасный грохот мотора, заорала что-то недоброе и устрашающее…
Путейкин, пока омоновец рассуждал, следует ли ему надевать на лежащего Простака наручники, или надо уже доставать из кобуры свой табельный «Макаров», вскочил на ноги и, на ходу открыв дверь спасительной «пятёрки», ласточкой прыгнул на заднее сиденье.
Демьян вдарил по газам, отчего грохот стал просто невыносимым, — и был таков. А пока менты суетились, бестолково бегая туда-сюда, пацаны, что лежали брюхом на асфальте, тоже вскочили и в разные стороны бросились, да так быстро, будто на стадионе стометровку с препятствиями бежали.