Глава 8

А кто не вьет? Нет, ты скажи!

Тулип важно восседал в новеньком черном «шевроле-субурбане».

— А куда тебе, Сережа, такой танк? — Денис похлопал ладонью по полутораметровому капоту.

— Нормально, классная тачка. На дороге — улет...

— Ты бы наклейку сзади сделал «Мы ни перед кем не тормозим» и звезды на капоте, как у истребителя по числу побед. Или лучше «Хаммера» возьми...

— Не, я катался на «Хаммере», не то. Прием слабый, скорость... комфорт не очень... багажника нет.

Сергей Александров был товарищем домовитым и рассудительным. Кличку Тулип он получил за эпохальную бойню со всем составом участковых инспекторов своего участка.

Возвращался он как-то домой на свою Малую Ладожскую улицу, проходил по двору мимо мусорных баков, и тут вдруг два каких-то придурка — прыг да хвать за рукава! Сережа воспринял это как наглый гоп-стоп и меланхолично забросил тела за бачки. Оттуда внезапно вывалились еще человек десять и стали кидаться на мирного жителя. Александров разозлился и начал громить силы противника. Волны нападавших то накатывали, то откатывали, унося раненых. На гоп-стоп по массовости исполнения это явно не походило, что и неудивительно — двенадцать участковых в штатском, собравшихся в одном месте, думали, что проводят задержание матерого уголовника.

К счастью, пистолеты были сданы на какую-то очередную проверку состояния оружия и биться приходилось вручную. Не привыкшие к таким «махаловкам» участковые чувствовали себя неуютно. К приезду патруля на ногах оставалось трое, включая Александрова. На него наставили автоматы и приказали сдаться.

— Ни за что! — закричал гордый Тулип.

— Матвеев! — предупредил старший наряда. — Мы будем стрелять!

— Я не Матвеев, — ответствовал Сергей и добавил: — А вы — не стрелки!

— Точно, это Сережа Александров из пятой квартиры, — радостно сообщила бабулька со второго этажа, с удовольствием наблюдавшая за ходом сражения.

— Сереженька, что они хотят? — спросила другая старушка. — Может, на телевидение позвонить? Чай, не тридцать седьмой год на дворе!

Тулипа любили за то, что он за два дня вывел в округе всех хулиганов и постоянно помогал многочисленным пожилым обитательницам дома — то продукты поднесет, то денежек подбросит, гвоздь где забить — Сережа никогда не отказывал. Где живешь, надо со всеми дружить.

Автоматы опустились. Ситуация была идиотская. Если приедут телевизионщики, то сегодня же вечером будет объявлено, что дюжина тупорылых ментов и два экипажа ППС нападают на граждан на улицах, естественно, по пьяни и, естественно, по скудоумию. Старший наряда стиснул зубы.

Скудоумие действительно присутствовало — ведущий «диверсионной группы» участковых перепутал Малую Ладожскую с Большой и вывел «ударное подразделение» в чужой двор. Хотя все были трезвые. Старший патруля прислонился к машине.

— Вызывай скорую, кретин. Коммандос хреновы! Как объяснять будем?

Тулип величественно удалился в свой подъезд.

— Группа хулиганов успела скрыться, — вздохнул околоточный Сусанин.

Ортопед с Пыхом увязались за Денисом на ревизию заводика Циолковского. Они были свободны — только поздно вечером надо было заехать «обкашлять» одну проблему с сибиряками. Ортопед накануне разжился очередной патриотической книжкой, и ему не терпелось блеснуть эрудицией. Тулип бросал «Субурбан» из ряда в ряд, сверхмощная машина со свистом рассекала теплый осенний воздух, окружающие автомобили разлетались, как вальдшнепы из кустов после выстрела.

Тулип довольно скалился.

— В России всегда было сильно развито национальное самосознание, — многозначительно начал Ортопед, — идеи соборности превалируют над индивидуализмом, насаждаемым Западом...

От обилия умных слов сидящему рядом с Ортопедом Пыху стало плохо.

— Мишель, ты язык не сломаешь? — протянул Денис. — Ты еще скажи «споспешествование»...

Ортопед сбился с мысли.

— Какая соборность? Кончилась она, Мишель, с приходом Петра, и все...

— Как это кончилась?

— А так, совсем. Сначала истории с Лжедмитриями, потом Петр и — капец соборности.

— А русское сознание?

— Какое? — Денис был несколько зол, но не на братков, а на дурацкую историю с часами Абрамовича.

— Русское, ну, российское...

— Миша, да нет никаких русских. Мы даже название своей страны правильно произнести не можем — все базарим: Россия, Россия, а надо — Русия, с ударением на первый слог. Опять в луже — польские бояре на свой манер слово переделали при Иване Грозном и нам подсунули.

— А народа русского тоже нет? — Ортопед навис сзади.

— Нет, конечно. Их и было-то на реке Рось не так много. Ну, тысяч восемь. Новгородцы их в двенадцатом веке выгнали, больно гадостный народец попался, потом они в районе нынешнего Гамбурга обосновались, но их тоже скоро попросили оттуда за сволочной характер. А последних росичей в устье Гвадалквивира вырезали, в начале четырнадцатого века.

— А мы кто?

— А черт нас знает. Метисы какие-то. Намешали племен, кочевников всяких, вот мы и получились. Со своей дурной наследственностью и физической выносливостью — Тупиковая ветка, типа кроманьонцев. Лет через пятьсот генофонд стабилизируется, там и посмотрим.

— А культура?

— Какая культура?! Жуткая смесь совершенно разных стилей! Исконно русскую культуру, считай, давно на какие-то жалкие подделки заменили, черт-те что копируем, сами разобраться не можем! — Денис сегодня был настроен высказывать парадоксальные теории. Его за это часто называли «поперечиной». — Хотя и у нас свои задвиги! Особенно в литературе. Ни в одной стране мира писателя «совестью нации» не назовут. Какая, к черту, совесть? Пишут из денег, все к кормушке лезут, поближе к правителям. А у нас с Пушкина понеслось... Достоевского, стопроцентного маньяка, выразителем русской души назвали! Да его квадратно-гнездовым надо было, чтоб ручонки к бумаге не тянул! А так, если это буквально воспринимать, получается, что наша нация склонна к коллективной шизофрении. Что, в общем, вполне вероятно, если по истории судить... Банду психов сделали, а не нацию! Вот, Мишель, в чем корень зла, не в евреях и не в кавказцах! В том, что из народа ненормальных делают, управлять так удобнее. Со школы вбивают — Достоевский гений, Толстой — зеркало русской души, Есенин — певец деревни, Маяковского, ах, затравили! А надо, если по-честному — Достоевский, увы, маниакально-депрессивным психозом страдал. Толстой — развратник был еще тот, от него девки прятались, когда он деревни свои обходил, Есенин — наркуша, Маяк вообще выдал! Знаете, как он умер? Перед смертью штаны снял, в зад записку пихнул — «Жил грешно и умер смешно!» — голову в печку засунул и застрелился. Вот так-то! Но об этом никто никогда не расскажет... Как же, образ поэта! Но ведь я не говорю о том, что всех забыть надо — совсем нет, просто человек — существо многоплановое, нельзя из одних гениев делать, а других забывать. Все мы люди, и все имеем право на самые разные поступки. Вот и все.

— Я чо-то не понял, — заявил Пых. — А что, действительно со стороны мы как психи смотримся?

— А то! Границы открыли, теперь весь мир не знает, куда от нас деваться. Вас взять, к примеру... Вы как из тура возвращаетесь, так вслед пачка ориентировок из Интерпола летит. Мне вообще непонятно, на фиг вы за границу ездите? Нажраться и помахаться и у нас можно. Вон, поехали за город, то же самое, и дешевле, стволы через таможню переть не надо. Благодать!

Ортопед с Пыхом задумались.

Приходилось признать, что Денис был прав — действительно, поездки за границу так и проходили, многие страны уже в визах отказывали. Правда, особо отличившимся.

Подъехали к месту.

Как и предполагал Денис, разговора не вышло. Циолковский был невменяем, мог только гукать, радостно указывать на штабеля ящиков с пустыми бутылками из-под фирменной водки и все норовил упасть. Ориентированность предприятия была видна невооруженным глазом — бочки с левым спиртом перегораживали проходы и безмолвно свидетельствовали о том, что дружба с Вартаном все так же нерушима. Циолковский крепил интернациональные связи.

Пых ошалело побродил по территории и сообщил, что, видимо, Королев решил «на живца» поймать здесь ОБЭП [67] в полном составе и, судя по здоровенному котловану за ангаром, их замочить и закопать. Рядом с ямой стоял экскаватор.

— Примитивно мыслишь, Коля, — сказал Денис. — Может, он космодром строил?

На обратном пути неутомимый Ортопед вновь пристал к Рыбакову.

— А вот Петр, что-то я не соображу. Он ведь Россию реформировал, промышленность поднимал...

— Видишь ли, Мишель, — Денис отвлекся от сервисной книжки «субурбэна», которую увлеченно листал, — Петр Первый — это самая крупная победа западной дипломатии. До него наших пробить было сложно. Петр получил образование в Европе. В самом этом факте ничего плохого нет, если бы не одно «т» — Петра мягко сориентировали отказаться от движения на Юг и переключили на Запад и Север, в болота и тундру. Вбили в башку всякую дрянь. Тогда Персия и прочие страны были зоной интересов Европы, русских туда ну никак нельзя было пускать. Иначе, если б Петр не послушался, ты бы сейчас в Индию ездил, как на дачу, она бы нашей триста лет уже была бы. Более того, у нас до Петра какое-то подобие парламента стало образовываться, но пришла эта оглобля — и все, боярским собраниям хана... Петра короновали — тут и понеслось. Ввел палочную дисциплину, ужесточил крепостное право и привязал рабочих к фабрикам, как рабов. До него было значительно разумнее и свободнее. А этот пресловутый рост производства — фикция чистой воды, очковтирательство. Вначале действительно работали лучше, ну, за счет телесных наказаний за опоздания или брак, а потом — швах! Рост производства в сравнении считать надо, а эти данные в учебниках не приводятся. На самом деле, через пять лет после смерти Петра каждая страна в Европе уже производила в десятки раз больше стали, чем мы. Вся эта Петрова система ни к чему хорошему не привела, нам до сих пор икается. Наши помещики, которые стали «типа фабрикантами», вместо вложения денег в производство начали театры открывать, произведения искусства закупать за границей, библиотеки безумные создавать, придурки. Из любовниц своих актрисулек сделали. Ну и получается — вместо развития капитализма и роста занятости — все деньги из России на Запад уходили, а наши ублюдки и рады — европейских архитекторов приглашают, даже мрамор в Италии для дворцов закупали. Прям как сейчас — то же самое, толпа идиотов полстраны за бесценок продала, там на аукционах сидят, дерьмо всякое покупают. А людям все это зачем, если жрать нечего? Ну на фиг нам эти безумные музеи? Сотни миллиардов долларов вбуханы, а толку? Девяносто процентов населения говорить правильно не умеет, несвязуха сплошная, книг не читают, пишут с ошибками... Какая культура? Оно им надо? А ты их в музей. Да он лучше стакан засадит, клеем занюхает и с соседями о Люське из вендиспансера потреплется... Культура, блин! Вот до чего Петр и остальные довели.

— Может, его жидомасоиы запутали? — не унимался Ортопед.

— Нет никаких жидомасонов! Бредни это, Миш, ты у Гостинки патриотов переслушал, вредно тебе это. Такого понятия, кроме нас, вообще никто в мире не знает, а у них есть и свои масоны, и свои евреи. В принципе, в силу характера своего евреи не могут масонскую ложу организовать, перегрызутся. У них же нация индивидуалистов, сплошные дрязги...

— А Христос? Вроде всех жидов объединил.

— Да с Христом уже две тысячи лет никто разобраться не может. Был, не был, еврей или араб. Первое упоминание о Христе у Флавия встречается, это философ римский, в восьмидесятых годах нашей эры написал, типа, был мужик какой-то, который повсюду вопил, что он царь Иудеи. И все. Что вопил, зачем — никто не знает, такой независимый кандидат в президенты. Потом исследовали — ба! А о Христе-то вставка поздняя, где-то тысячный год нашей эры. Кто-то подчистил и нацарапал. Потом метеорологи с текстом Библии разобрались, получается по погоде того времени, а это очень легко высчитывается, что Иисус не в нулевом году родился, а в тысяча пятьдесят шестом, уже нашей эры. У так называемых римлян, кстати, списки, прокураторов сохранились, всех областей — и товарища Понтия Пилата там нет. А с этим строго было, чиновник крупный. Вот и выходит — тут подчистили, там напутали, такого вообще не было — и что? Клинописные таблицы, где куски текста Библии, исследовали — возраст четыре тысячи лет. Так когда Библия написана? Получается, первоисточник на древнеарамейском. Значит, предки нынешних персов и арабов писали о каких-то своих проблемах, о евреях и не слышали тогда вовсе...

— А зачем все это? — спросил Пых.

— Я-то откуда знаю. Политическая или религиозная целесообразность, наверное. Религии-то разделились, иначе христианство, ислам и иудаизм одно и то же были бы...

— Да-а, — протянул Ортопед, — а зачем римляне евреев давили?

— А они всех давили. С евреями все просто — поначалу, когда они из Египта пришли, им земли дали, никто не трогал. Ну, конечно, римляне с египтянами зря не связались — что, мол, за народец из вашей страны ушел? Там такая история была... Ого!

А это что?

«Субурбан» медленно проехал участок дороги, где столкнулись здоровенный панелевоз и гаишные «Жигули». Видимо, водитель панелевоза не пожелал остановиться, вильнул, стукнул легковую машину, и в тот момент лопнули крепления плиты. Шеститонный кусок бетона расплющил крышку патрульного автомобиля.

— Все! — сказал Пых, разглядывая искореженную машину. — Отсвистались, соловушки асфальтовые!

— Между прочим, — заявил Тулип, — таких водил, как этот, не в тюрьму надо, а вешать на столбе возле дороги. На месте гаишников кто угодно мог быть...

— Без базаров, — поддержал — Ортопед.

— Может, остановимся да линчуем? Время есть, — съязвил Денис.

— Не, — Тулип, прищурившись, посмотрел в зеркало, — там ментов куча, не дадут...

— Жаль.

— Так что там с евреями? — Ортопед вернулся к теме.

— А-а, там, — Денис вспомнил, на чем остановился, — так вот, евреи храмы свои построили, работают, все путем, ремесла развивают. В Риме лавки открыли золотые — все довольны. И Сенат римский им налоги снизил, льготы разные — в империи, если ты производство развивал, мог как сыр в масле кататься. Так нет, раввины их, идиоты, на Зевса и его друзей замахнулись — стали проповедовать, мол, наш Бог — самый главный, а ваши все — полная туфта, не боги. У них, в раннем иудаизме, прикол особенный был — верещали, что за занавеской в их храмах Бог настоящий живет. Собственной персоной. Народ простой тогда был, все буквально воспринимал... Ну, римские солдаты и решили проверить — занавесочку дерг, а там — камень... Сильно они обиделись. На объяснения разные — аллегория это, Бог, мол, незримо присутствует — внимания уже не обращали. Ну и началось... В то время как раз Рим с Египтом сцепились, начальников египетских в плен позахватывали, те и рассказали, что и как. У римлян — волосы дыбом, они ж не знали предыстории исхода евреев, хрен бы к себе пустили, транзитом бы к туркам отправили... Но поздно, вот и крутится эта лабуда уже сколько времени...

— Значит, верно, — Ортопед сделал вывод, — жидов надо гасить.

— Совсем неверно, — Денис помахал сигаретой. — Между прочим, пять минут назад мы обсудили, что дело не в национальности, а в человеке. А ты опять. Ни ты, ни я, ни евреи современные к тому, что в Риме произошло, никакого отношения не имеем. У них даже генофонд полностью сменился — две тыщи лет назад иудеи были высокие, голубоглазые и светловолосые, это сейчас — маленькие и кучерявые. Ассимилировались они, Миша, совсем другой нацией стали. Сейчас на Ближнем Востоке и не разберешь, кто есть кто. Другое дело, непонятки эти с арабами — хотя те тоже виноваты. Когда Израиль образовывался, шейхи часть земель евреям продали, так что те все права имеют. И менталитет у них, как в осажденной крепости, шутка ли — всю историю государства воюют, тут и свихнуться недолго. А они еще наших миллион с лишним приютили — вообще труба, хорошо еще, с оглоблями по Голанским высотам не бегают, как ты. Но это ненадолго... В еврейской армии дивизия одна есть, типа нашего десанта. «Летающий верблюд» называется, там сплошь наши, все команды по-русски. Так этой дивизии арабы, как огня, боятся. Две тыщи отморозков на бронетехнике. Есть от чего впасть в нирвану. Их еще Моше Даян организовал, между прочим, герой Советского Союза. Там вообще всюду наши сидят, и в Правительстве, и в армии, филиал Союза, Еврейская Республика на берегу Мертвого моря... Спокойно, Мишель, евреи море не трогали. Скоро там русских больше иудеев будет...

— Не понимаю, — сказал Пых, — а чо тогда нам Ближний Восток не захватить?

«Шевроле» летел по шоссе, мощью и статью символизируя непробиваемый экстремизм перевозимых им «однозначных» братков.

Следователь Яичко закончил писать заключение, квалифицировав действия обвиняемого как «разбойное нападение, перешедшее в мелкое хулиганство», и, открыв тем самым новый подход к оценке преступных деяний, довольный откинулся на спинку стула.

Покопавшись в бумагах, он неожиданно наткнулся на пачку заявлений, в разное время вытащенные им из уголовных дел — мешали. Если с каждым разбираться, то и рюмку пропустить времени не будет. Сверху лежало заявление гражданина Огнева с требованием встречи с прокурором. Огнев изрядно помотал душу следователю. «Глухаридзе» вздохнул и сунул пачку бумаг в дипломат, чтобы вечером их сжечь на помойке.

Зарядили осенние дожди.

Денис сидел дома, перебирал старые бумаги и скучал. С наступлением мокрой погоды Адольф неожиданно обрел привычку бросаться на всех прохожих, туго натягивая поводок и препротивнейше лая. К слову сказать, лай питбулей гнусен до невозможности и представляет собой нечто среднее между скрипом пенопласта по стеклу и воплем одинокого дорожного инспектора, которому пьяный водитель вместо полновесной стодолларовой купюры всучил в темноте «деньгу» из детского казино. Этот скрежещущий хрипящий звук и лаем-то назвать сложно.

В «органайзере» Денис обнаружил визитку Ковалевского и улыбнулся, вспомнив придурковатого коммерсанта. На обратной стороне было написано «Михайлов Мих. Иван.».

«Все верно, — хмыкнул Денис, — не спрашивать же его, как меня зовут».

Конкретно ничего от Ковалевского Рыбаков не хотел, он и думать забыл о нем — прошло уже больше двух месяцев.

«Ну, не пропадать же добру, да и делать нечего, хоть развеюсь», — подумал он и решил съездить на снятую по чужому паспорту квартиру. Оттуда можно позвонить Николаю. Через тот номер на Дениса никак не выйти, хозяйка квартиры при заключении договора видела его в парике, а деньги получает через банковский перевод. Она и забыла давно, как квартиросъемщик выглядит, платит вовремя и нормально. Наличие подобных запасных «точек» всегда было нелишним и широко использовалось в Антоновской бригаде.

Ковалевский звонку обрадовался. Он, оказывается, «Михайлова» не забыл и был настроен на продолжение знакомства. Денис поговорил с ним минут сорок, посетовал, что уезжает на месяц-два в Москву по делам фирмы, оставил бизнесмену номер телефона и обещал связаться по возвращении.

Абрамович пообщался с Рыбаковым-старшим по телефону. Поговорили о политике, пожаловались друг другу на маленькие зарплаты. Григорий Мульевич осторожно намекнул, что хотел бы побыстрее увидеть результат продажи часов, Александр Николаевич наивно посоветовал ему позвонить в магазин и узнать. О механизме выставления антиквариата на продажу и о том, кто по квитанции должен получить деньги, Абрамович предпочел умолчать.

Денис еле отбился от настойчивых предложений самообразовывающегося Ортопеда подъехать в гости для «перетирания роли личности в истории», сослался на договорку о встрече и решил сам навестить своего давнего приятеля-компьютерщика Егора Ванготгова, более известного в кругах продвинутой интернет-интеллигенции под чатовым [68] именем «Слюнявый Папа». Егор был большой юморист. Ксения отправилась проведать маму с бабушкой.

Антон, совместно со своим коллегой и дружбаном Игорем Берцовым, решил организовать новый банк и послал в Москву Паниковского с Горынычем для получения необходимых документов. В столице те встретились с неутомимыми Лысым и Комбижириком, и получение бумаг затянулось на три дня по причине неуемной пьянки, начавшейся в баре Третьяковской галереи, куда по неизвестной причине занесло «великолепный квартет». Видимо, в мозгу у кого-то щелкнула идея о том, что государство больно уж жирует и надо бы поделиться.

Этот безумный по своим масштабам план пытался втолковать друзьям «почти никакой» Горыныч. Друзья согласно кивали, но начинать срывать картины со стен не спешили.

По дороге к Ванготгову Денис купил ярко-зеленый водяной пистолет и вручил его на входе в квартиру сынишке друга. Мелкий Ванготгов, которому исполнилось два года, умчался в комнату пугать кошку. Денис пожалел, что ему не попались по пути барабан или пронзительная дудка — во бы повеселились жители дома ближайшую неделю. В квартире Егора звукоизоляция отсутствовала напрочь.

Приятель обрадовался визиту, засуетился и стал пилить ветчину огромным тупым ножом, намереваясь соорудить бутерброды. Весело кипел чайник, Денис в комнате обучал мелкого тонкостям прицеливания.

— Нормально, если с ветчиной и сыром? — крикнул из кухни хозяин.

— Годидзе! — ответствовал гость. Егор нарезал сыр и принес поднос в комнату. Сынок наставил на него дуло и сказал:

— Ба'ыга!

— Молоток! — обрадовался Денис. — Так держать!

С первого взгляда было видно, что стволик не игрушечный.

Егор моргнул.

— Не боись, — цинично усмехнулся Денис, — я обойму вынул.

Общение с братвой сказывалось. Шутки были на грани.

— Ща, Никитой, следующую фразу учить будем!

— Может, не надо? — слабо запротестовал хозяин. — Ему еще в детский садик идти...

— Ну, не надо так не надо, — подозрительно легко согласился Рыбаков. Счастливый отец еще не слышал высказывания развитого сыночка — «Всем лежать, это ограбление!». — Давай пушку, Никитой!

Отпрыск отправился строить железную дорогу. Егор сервировал журнальный столик.

— Тебе чай?

— Ну вот я и в «Хопре»! — завопил Денис. Егор с сомнением глянул на приятеля. Рыбаков сотворил огромный бутерброд и впился в него зубами, будто изголодавшийся вампир в девственницу ночью на кладбище.

— Сильная вещь! — Гость потряс бутербродом. — Покруче «Фауста» Гете! А скажи мне, друг Диванчик, не надоело еще барыжничать? Мужик здоровый, может, быком в команду пойдешь? У меня есть знакомства, словечко замолвлю... Солидно, с ментами махаться будешь, раненый в больничке лежать... А из больнички все бегут! Мужчина, везде почет и уважение! Если повезет, целых три года проживешь! Зато как! Будет что с апостолом Петром обсудить... Там же все наши!

— Где наши? — обалдел Егор, не ожидавший столь напористого начала общения с другом. Он даже не обратил внимания на прозвище «Диванчик», которое очень не любил. Так его прозвал Рыбаков после двухнедельных поисков комплекта мягкой мебели, закончившихся тем, что привезенный диван развалился и его пришлось склеивать эпоксидной смолой. А потом три дня отдраивать от смолы уже самих Ванготговых и его любимую кошку.

— Ну, наверху. Петр, Павел, Марк и все остальные...

— В смысле, все евреи? — съязвил Егор, но оказалось — неудачно.

— Нет такой буквы, Егорчик! Облажался, я с тебя за прокол имею! Не евреи, а бандюганы, братва небесная...

— Это еще почему?

— По Библии. Там так написано.

— Я такого чего-то не увидел, — засомневался Егор.

— Смотреть надо лучше, не засыпать над текстом, а думать! Апостолы, по сути своей, гоп-стопниками были, а совсем не такими скромнягами, как их представить пытаются. Ну, центровые, конечно, Петя с Пашей, остальные — на подхвате. Как ты думаешь, на какие это шиши они банкеты закатывали, типа Тайной Вечери? Сейчас скажешь — верующие давали! Да, давали... Но перед этим с ними беседовали Петр с Матфеем, — Денис принял обличительную позу, — типа того, что Иисус, кореш наш и бригадир, поиздержался и помочь братве надо.