— Ну и запах! — скривилась Антонина.

— А как же! — бодро заявил Песков, помахивая детским пластмассовым совочком. — Селитра! Она и должна вонять.

— Именно так? — недоверчиво спросил Григорий, в чью душу закрались какие-то смутные подозрения.

Но истерзанный клеем «Момент» и дешевым алкоголем мозг отказывался переводить неясные страхи во что-нибудь более конкретное.

— Да, — отрезал Альберт, отступил от мешка на шаг и чувствительно приложился коленом о потертый баллон с пропаном. — Твою мать!

— Рванет — так рванет! — размечталась Стульчак. — Мало не покажется!

— Сейчас это важно, — Старовойтов поддержал подругу. — Мы должны показать этой тоталитарной сволочи, что и демократы не чураются силовых методов борьбы. Думаю, после нашей акции либеральное движение всколыхнется, — Григорий очень любил порассуждать в духе своих кумиров — Яблонского и Пенькова, уснащая собственные речи малопонятными и логически бессвязными сентенциями и аналогиями. — На нашем примере все увидят, что... Ну, что... Это... И белорусы тоже! Давно пора покончить с Лукашенкой! Вот...

Антонина зашелестела страницами «Масонских новостей» и продемонстрировала товарищам по борьбе маленькую статейку на предпоследней полосе.

— К нам приехали лидеры их оппозиции...

— Кто? — заинтересовались Старовойтов и Песков, редко знакомившиеся с прессой и использовавшие газетные страницы в основном по сортирному назначению.

— Фядуто-Немогай и Козлевич, — прочла Стульчак.

Григорий и Альберт насупились, изобразив на пропитых лицах напряженную работу мысли. Названные Антониной фамилии им ни о чем не говорили, но признавать сей факт не хотелось.

— Я общалась с Фядутой год назад, — Стульчак небрежно отложила газету. — На съезде Союза Правых Сил. Настоящий демократ... Мне потом говорили, что я ему очень понравилась, — кокетливо закончила начинающая террористка.

— А он тебе? — ревниво спросил Старовойтов, имевший определенные виды на Антонину и иногда, когда та находилась в отключке из-за сверхдозы горячительного, поглаживавший ее недоразвитый бюст. Правда, на большее Григория не хватало. Подорванный токсикоманией и алкоголизмом организм «либерала-монетариста» не мог обеспечить достаточное кровяное давление для наполнения пещеристых тел, и в связи с этим девичья честь Стульчак оставалась непоруганной.

— Он тоже ничего, — мечтательно заявила Антонина.

Внешность Александра Фядуты оставляла желать много лучшего. Бывший министр печати республики Беларусь, происходивший из бедного и никому, кроме профессиональных историков не известного шляхетского рода Немогай, представлял собой жирного коротышку на бройлерных ножках, туповатого и трусливого. Как, в общем, и подавляющее число белорусских оппозиционеров. Фядуто-Немогай подвизался на ниве «независимой» журналистики, кропал потрясающие по своей безграмотности статьи в псевдолиберальную прессу, возглавлял минский корпункт «Масонских новостей» и регулярно бегал к американскому послу Спекхарду за благословением и денежным содержанием. Заодно он возглавлял белорусское отделение «фруктовой» партии и мнил себя равноправным соратником Гриши Яблонского. Даже хотел по примеру москвича сделать себе подтяжку лица. Но врачи из немецкого госпиталя отказали Фядуте в операции, сославшись на то, что сначала ему надо сбросить килограммов пятьдесят жиру, иначе не выдержит сердце. Оппозиционер творчески подошел к проблеме диетологии, месяц жрал протеиновые коктейли для культуристов, перепутав их с гербалайфом, и набрал еще пуд.

— А кто второй? — осведомился пропахший гнилостными испарениями Песков.

— Козлевич? Бывший министр обороны. Принципиальный человек, — значительно произнесла Стульчак. — Не побоялся выступить против тирана.

Альберт и Григорий синхронно закивали, тем самым выражая свое уважение к человеку, самоотверженно пошедшему поперек мнения белорусского Батьки.

Хотя в реальности экс-министр и не собирался становиться оппозиционером. Жизнь заставила. Когда опухшего от переходящего все разумные границы пьянства Павла Козлевича наконец выгнали со своего поста, он первое время ни о чем таком оппозиционном и не думал. Тихо бухал в своей малогабаритной квартире, сдавал стеклотару и периодически ночевал в вытрезвителе. Поворот в его судьбе произошел с появлением в республике засланцев от «Яблока» и СПС, рыскавших в поисках какой-нибудь более-менее известной фигуры и случайно наткнувшихся на невменяемого Козлевича, отдыхавшего в сенях поселкового клуба, где происходило очередное собрание апологетов монетаризма.

— Надо Резвану рассказать, — промычал Песков.

— Зачем? — не понял Старовойтов.

— Он интересуется белорусской темой...

— А-а! — Григорий состроил задумчивую мину. — Надо, надо... Тоня, а когда они уезжают?

— Я почем знаю?

— Стоит узнать, — Старовойтов хлюпнул носом. — Хорошо бы подорвать Ульянова до их отъезда.

— Точно! — Песков восхитился стратегическому расчету командира боевой ячейки. — Тогда они успеют дать информацию в прессу!

Григорий принял картинную позу и выдержал паузу.

— Но для этого, — внесла свою лепту Антонина, — нам надо поторопиться. И заложить заряд в ближайшие два-три дня.

— У меня почти все готово, — отрапортовал Альберт. — Осталось только наполнить корпус и закрепить баллон.

— Отлично! — Старовойтов хлопнул в ладоши. — Тогда, не откладывая, за работу. Тоня, иди позвони Резвану, пусть сегодня вечером подтягивается. Будем электрику налаживать...

Оставив Артема Талакина проводить последний инструктаж с бойцами внешнего кольца охранения, должными в случае чего отловить сбежавших от справедливого возмездия сатанистов и перекрыть посторонним вход на кладбище, Рыбаков прошел вдоль низенькой, облупившейся от времени ограды, пересек улицу и залез на заднее сиденье джипа Гугуцэ, припаркованного у входа в шиноремонтную мастерскую. Из окон «доджа дуранго» территория погоста была как на ладони, а присутствие нескольких дорогих внедорожников возле станции автосервиса не вызывало ничьих подозрений.

У передней левой дверцы джипа стоял молодой человек с понуро опущенной головой и выслушивал гневные тирады Гугуцэ.

— Это, блин, ни в какие ворота не лезет! — Борис Евгеньев потряс рулончиком глянцевой бумаги с каким-то текстом, набранным мелким шрифтом. — Вы меня за идиота держите?

— Но, Борис Аркадьевич... — молодой человек с внешностью администратора среднего звена поднял голову.

— Я еще не закончил! — отрубил Гугуцэ. — Какое было поручение? Подготовить все для организации машинного зала. А вы чего, блин, натворили?

— Кого это Борька распекает? — поинтересовался Денис у сидящего на пассажирском месте Паниковского.

— Менеджера, — браток развернулся вполоборота назад. — Не обращай внимания...

— Что это такое?! — Гугуцэ повысил голос, Рыбаков пригляделся и прочел первую строчку распечатки — «Счет-фактура».

— Но вы же сами хотели качественный сервер, — разнылся молодой человек.

— Сервер — да, но не фигню всякую! — Евгеньев раздраженно засопел. — Читаю: «Мыши — двадцать штук». По три доллара за штуку. Ладно, пусть будут... Дальше — «Коврики для мышей — сорок штук». По полтора доллара! Шестьдесят баксов на ветер! Вот ты мне объясни — на кой черт мышам коврики?! Они, чо, просто так бегать не могут?! Вы, блин, скоро тапочки для тараканов покупать будете!

Денис тихонько хрюкнул.

— Все! — далекий от реалий современной техники Гугуцэ подвел черту в разговоре. — Эти позиции, блин, вычеркиваем!

— Но коврики в комплекте с мышами идут! — молодой менеджер в отчаянии заломил руки.

— У кого в комплекте?! — рыкнул браток.

— У фирмы-поставщика!

— Понял, — со значением кивнул Гугуцэ. — Сегодня я занят, а завтра, блин, съезжу и разберусь! Они у меня этих мышек надолго запомнят...

— Это точно! — не выдержал Рыбаков.

— Ехай на работу и начинай все налаживать, — приказал «олигарх» Евгеньев и поднял боковое стекло, отгородившись от внешнего мира и криков своего менеджера. — Задолбали... С этим сервером одна головная боль, — пожаловался Гугуцэ. — Денег уходит прорва, а дело стоит.

— Зачем тебе сервер? — спросил Денис.

— Пусть будет, — буркнул «бизнесмен». — Говорят, на этом хорошие бабки делают.

— А назовешь как?

— Что ты имеешь в виду? — насупился Гугуцэ.

— У сервера свое название быть должно, — удивленно сказал Рыбаков. — Типа «яхо-собака-ру», «яндекс-точка-ру» или какой-нибудь «хот-мэйл». И ссылки на твой сервер по всей сети.

— Мне, блин, еще название придумывать надо? — возмутился будущий владелец сектора международной, электронной сети.

— Обязательно. Но ты не переживай, — Денис успокоил приятеля. — Давай назовем просто — «братан-точка-ру». Коротко и всем понятно.

— Хорошее название, — одобрил Паниковский.

Гугуцэ посреб пятерней бритый затылок.

— А, чо, нормально...

— И платные сайты открой, — посоветовал фонтанирующий идеями Рыбаков. — «Обзор оружейного рынка», «Как грамотно развести барыгу», «Ходки по пятому номеру» [32], «Методы работы паяльником», «Утюг как средство производства», «Шперц и абакумыч»... [33] От посетителей отбоя не будет.

— У меня знакомый был по кличке Шперц, — вспомнил Паниковский. — Редкого ума человек. По чукчам, блин, специализировался...

— Это как? — Денис пересел в центр заднего дивана и склонился вперед между креслами.

— Любил он их, — мечтательно произнес Алексей. — Еще с девяносто первого года. Ну, помните, тогда еще обмен денег был... Шперц как раз дворником работал, у него на участке три сберкассы было. Взял, короче, пачки невыигравших лотерейных билетов, чо люди выбрасывали, и поперся на север. Там собрал аборигенов и задвинул им речугу. Так, мол, и так, граждане чукчи, вот свежие бабки... Те, блин, со всех стойбищ ему лавэ [34] свезли, мешки в вертолет погрузили, даже охапку песцовых шкур подарили. Типа, в благодарность за оперативное обслуживание... По тем деньгам Шперц круто поднялся. Дворницкую, блин, забросил, стал соображать, как бы еще на чукчах заработать.

— И что? — Гугуцэ поерзал в кресле.

— Додумался, блин! — заржал Паниковский. — Сначала он им негашеную известь вместо дрожжей продал, пять вагонов по шестьдесят тонн. Сотня пекарен — в щепки! Дальше — больше... То снегоходы без моторов отправит, то партию секаторов, чтоб, типа, оленям легче было рога обрубать. Каждый год, считай, такие подлянки устраивал.

— Северный завоз, однако, — высказался Рыбаков.

— А последний раз Шперц сам себя превзошел, — браток закатил глаза. — Решил, блин, Роме Абрамсону подсобить, когда тот в губернаторы Чукотки собрался. Вошел в предвыборный штаб, определил потребности населения. Главным дефицитом, как это ни странно, оказались тампаксы... Но Шперц же не может нормально сработать! Шнобелем поводил и обнаружил, чо китайские петарды ну точь в точь тампаксы, продолговатые и с веревочкой, а стоят дешевле раза в четыре. Закупил два вагона петард и сдал перекупщикам. Те, естественно, за веревочки-то не дергали, не проверяли, а спихнули в розницу. И началось! По всей тундре фейрверк! На Абрамсона ходоки от оленеводов накатили — ты чо, типа, геноцид тут устраиваешь? Абрамсон во всем Индюшанского обвинил, мол, его люди тампаксы заменили, чтоб Рому на выборах провалить. Шперц вместе со всеми носится, орет, полуподорванных чукотских дам в больницах навещает... Цирк, короче.

— Петарду в тампакс — это мысль, — Гугуцэ, которого истеричная бывшая супруга уже достала своими претензиями, подвигал густыми бровями.

— Лучше не надо, — посоветовал Денис. — Нанесение тяжких телесных. Статья. К тому же как ты ей тампаксы подсунешь?

— Легко, блин. Квартира, в которой эта мымра обитает, — мрачно сказал Евгеньев, — имеет окошечко из ванной на черную лестницу. Можно, блин, легко руку просунуть. А шкафчик с ее причиндалами — рядом с проемом.

— Ага! — улыбнулся Рыбаков. — У нее сейчас мужик есть?

— Такой же, как и она. Ни хрена работать не хочет. А зачем тебе?

— Отбить башку — и все дела! — Паниковский предложил кардинальное решение проблемы.

— Она заяву в ментовку накатала, — грустно выдохнул Гугуцэ. — Типа, если с ней чо случится...

— Погодите, дайте сказать! — Денис похлопал по спинке переднего кресла. — Если есть доступ в ванную, можно пошутить иначе.

— Как? — полюбопытствовал Борис.

— Элементарно. Совершим сразу два деяния. У меня подобное с Кривулькиной происходило, она меня тоже все не могла в покое оставить... И что я сделал? Обратился к приятелям из травмы, и те мне собрали целую пробирку лобковых вшей. Ну, им бомжей часто привозят, вот и побрили для меня парочку. Волосы физраствором спрыснули, чтобы вши раньше времени не передохли. Параллельно я с химиками пообщался, они мне спецдобавочку сделали, для инициации поноса у избранной персоны. И как-то темной ночью, — Рыбаков понизил голос, — я проник на черную лестницу и осуществил свой мерзкий план. Впрыснул шприцем поносную гадость в тюбик зубной пасты, а вошек вытряс на банное полотенце. Кривулькина была счастлива! Мало того, что завшивели и не слезали с толчка она сама, ее мамаша и недоразвитый сынок, так она еще и наградила нашими маленькими шестиногими друзьями парочку своих любовников. А те передали их женам! Алину за неделю поколошматили раз пять, не считая скандалов по телефону и выбитых окон... В конце концов один из любовников сдал адрес Кривулькиной лечащему врачу из КВД. Тот тоже приехал разбираться. Алина саданула в него утиной дробью из ружья, думая, что это очередная жена явилась чистить ей рожу. Врач озверел и побежал в ментовку. Мусора вынесли дверь, спеленали Алину и отправили на принудиловку в местный диспансер. С тех пор я о ней ничего не слышал...

Братки восхищенно покачали головами.

— Класс! — изрек Гугуцэ. — Я именно так и сделаю! Диня, у тебя каналы среди врачей остались?

— Терять таких людей нельзя. Конечно, остались,

— Дашь телефончик?

— Непременно, — пообещал Рыбаков, никогда не отказывающий друзьям ни в какой помощи.

Лысый сам вызвался прыгнуть первым. Изначально предполагалось, что выдирать Глюка из рук спецназа ГУИН [35] будет Мизинчик, но владелец тарзанки, обеспечивший братков необходимым оборудованием, выразил некоторые сомнения в том, что резиновый трос выдержит суммарный вес в двести шестьдесят с лишним килограммов. А Лысый, как ни крути, весил всего сто десять против ста сорока у Мизинчика.

При подготовке спецоперации каждый грамм на счету.

План, родившийся в голове Пыха при взгляде на заснеженную вышку для прыжков, был прост и изящен. По его задумке, активно поддержанной Лысым, Мизинчиком и присоединившимся позже Ортопедом, один из братков должен был свалиться сверху на конвой, зацепить Клюгенштейна за плечи и взлететь вверх. Безопасные падение и подъем обеспечивал трос тарзанки, примотаный к ногам «супермена». Рядом со зданием суда удачно расположилось шестиэтажное строение, на углу которого парковались автозаки, привозившие арестованных на процесс. Внутренний дворик был закрыт со всех сторон мощной чугунной оградой, тюремные машины останавливались примерно в сорока метрах от дверей суда, конвой шел неторопливо, так что времени на освобождение Глюка хватало с избытком.

Пых предусмотрел даже то, что резиновый канат не сможет поднять двойной груз обратно на крышу, и потому на третьем этаже взлетающих вверх братков должен был перехватить один из участников операции по спасению, оснащенный гигантским сачком. Прыгун и освобожденный Глюк попадали в сачок, мгновенно затаскивались внутрь и убегали по заранее запланированному безопасному маршруту через подвал, соединенный сквозным проходом с бомбоубежищем на соседней улице.

Братаны исповедовали принцип «Тяжело в учении — легко в бою» и потому отыскали на окраине города аналогичный пустующий дом, где и собрались на первую тренировку. Аркадия Клюгенштейна изображал мешок с песком, поставленный на жестяную крышу вросшей в землю пристройки. Для лучшей ориентации при первом прыжке Мизинчик даже нарисовал белой краской на ржавой крыше три круга с уменьшающимся диаметром.

Лысый переступил с ноги на ногу и приготовился.

Пых разложил на коробе вентиляции накрахмаленную салфетку, выставил бутылку шампанского и четыре фужера, чтобы отпраздновать удачный полет, ссыпал из кулечка мандарины и удовлетворенно икнул. Затем немного увеличил громкость магнитолы «Aiwa», стоящей на бетонном уступе и настроенной на любимую всеми братанами радиостанцию «Азия-минус».

«В окрестностях Санкт-Петербурга, — радостно сказал диктор, — группа энтузиастов-биологов из Национал-большевистской партии обнаружила два новых вида выхухолей. По праву первооткрывателей национал-большевики назвали их “нахухоли” и “похухоли”. Внешне зверьки абсолютно одинаковы, их можно отличить друг от друга лишь по отношению к жизни...»

Мизинчик проверил крепления троса и показал Лысому большой палец.

Ортопед выставил из окна третьего этажа сачок.

— Ну, с Богом! — сказал Мизинчик.

Пых встал рядом с испытателем. Лысый принял позу прыгуна в воду.

— После того, как захватишь мешок, расслабься, — в последний раз проинструктировал Пых. — Миша все сам сделает. Главное, блин, не трепыхайся, чтоб не изменить эту... как ее...

— Траекторию, — подсказал начитанный Мизинчик.

— Именно! — кивнул Пых. — Траекторию. Хвать мешок и обвис.

— Понял, — прогудел Лысый.

— Давай, брателло...

Лысый набрал в грудь воздух и присел.

— Карабины надежные? — озаботился Пых.

— Без базара. — Мизинчик поставил ногу на край крыши и посмотрел на собственноручно нарисованную мишень.

Лысый оттолкнулся обеими ногами и вылетел вперед метра на три.

— Алмазно [36]! — восхитился Мизинчик.

Лысый достиг точки изменения траектории горизонтального полета и пошел вниз по пологой дуге.

— Сколько ты троса отмерил? — вдруг спросил Пых.

Лысый пролетел мимо пятого этажа.

— Шестнадцать метров...

Лысый преодолел еще пару саженей.

— А растяжку троса учел? — ужаснулся Пых.

Лысый достиг уровня второго этажа.

— Нет, — побледнел Мизинчик.

Лысый вытянул вперед руки и прищурился, готовый схватить мешок.

— Ах, блин! — вскрикнул Пых.

Лысый удивился, что не чувствует торможение резиновой ленты, и пробил головой жестяную крышу пристройки, промахнувшись мимо мешка буквально на десять сантиметров...

Пых ударил ногой по рычагу лебедки, к которой был принайтован страховочный трос, шедший параллельно с витым канатом тарзанки.

Бывший редактор популярного еженедельника «Авто-экстрим», а ныне — бомж Андрей Пентюхов выбрал пустующую пристройку давно расселенного дома не случайно. Здесь было сухо, рядом проходила магистраль парового отопления, так что даже в самые лютые морозы бездомному было где отогреться. Пентюхов притащил в свое жилище несколько старых матрацев с помойки и чувствовал себя королем. Ему не надо было прятаться по чердакам, дрожать в ожидании милицейской облавы или вступать в перепалки с жильцами, норовившими выселить несчастных бомжей с насиженных мест.

Блаженное существование Пентюхова нарушали лишь опасения, что кто-нибудь из конкурентов вычислит-таки его убежище и в полуподвальное помещение набьется десяток-полтора опустившихся личностей с близлежащего вокзала, а вместе с ними исчезнет и какое-то подобие нормальной жизни.

Поэтому бездомный тщательно проверялся, когда возвращался домой, и всегда блокировал дверь изнутри, вгоняя в пазы железных створок короткий погнутый лом.

Но несчастье свалилось оттуда, откуда Пентюхов его меньше всего ожидал.

За секунду до соприкосновения лба Лысого с прогнившими жестяными листами экс-журналист ощутил неясную тревогу и открыл глаза. Такое с ним уже было. Безотчетный страх возник за несколько мгновений до события, перевернувшего бытие Пентюхова и превратившего его в бомжа. Тогда он подлетал на скорости в сто километров в час к перекрестку Невского и Литейного проспектов и надеялся проскочить на желтый сигнал светофора. Но немного не успел и протаранил своей «девяткой» роскошный «ауди А8» с тремя злыми грузинами. Дети гор сначала долго били Пентюхова на глазах прохожих и инспектора ГИБДД, делавшего вид, что его совершенно не касается происходящее, потом отвезли к нотариусу, где Андрей переоформил на одного из джигитов свою трехкомнатную квартиру и оказался выброшен на улицу. Первое время он ночевал в редакции, но затем грянул очередной экономический кризис, и еженедельник тихо скончался, лишив редактора всех средств к существованию.

Прямо над Пентюховым разверзлась крыша, мелькнуло что-то огромное, схватило бывшего «авто-экстремала» за грудки и неведомая сила подняла бездомного в воздух...

Лебедка взревела и мгновенно выбрала добрые десять метров страховочного троса.

Из пролома в крыше пристройки, образовавшегося от тарана бритой головой храброго братана, взмыл Лысый, вцепившийся руками в какой-то бесформенный лохматый куль.

Куль пронзительно вопил.

Ошарашенный Ортопед широко взмахнул сачком и промахнулся.

Лысый и его верещащий груз тяжело стукнулись о стену и проехали по бетонным плитам наверх, остановившись аккурат под обрезом крыши. Мизинчик и Пых перегнулись через край и в два рывка втащили обоих пострадавших на горизонтальную поверхность.

— Рома! Рома! — Пых потряс Лысого за плечо. — Ты живой?

Прыгун что-то невнятно промычал.

— Надо ему руки разжать, — Мизинчик присел на корточки и принялся отгибать сведенные судорогой пальцы Лысого. — Вцепился, блин, как в пачку бакинских...

— Я б на тебя посмотрел в такой ситуации, — проворчал Пых. — Хорошо еще, что не в землю...

— Было такое дело, — неожиданно внятно произнес Лысый. — Я из вертолета выпал, в армии. С сорока восьми метров, потом, блин, специально замеряли... Попал на грядку с капустой.

— И что потом? — поинтересовался Мизинчик.

— Картины стал писать, — тихо сказал Лысый.

Из люка появился Ортопед, отшвырнул в сторону сачок и подскочил к друзьям.

— Ну?!

— Нормально, — выдохнул Пых.

— А это что за чучело? — Михаил ткнул носком ботинка безвольно лежащего Пентюхова.

— Сам удивляюсь, — Лысый потряс головой. — Вроде его не должно было быть.

— Ты его изнутри прихватил, — пояснил Мизинчик. — Когда насквозь прошел...

— Может, шахтер? — предположил Пых.

— Не похож, — возразил Ортопед. — Бомжеватый больно. И каски с фонарем не видно.

— Шахтеры мало получают, — встрял Мизинчик.

— Ты кто? — Грызлов приподнял Пентюхова, усадил спиной к коробу вентиляции.

— А-а-андрей, — Бездомный заморгал, приходя в себя после стремительного взлета.

— Шахтер? — уточнил Мизинчик.

— Не-е-ет...

— Погодите! — Ортопед взял Пентюхова за подбородок и пригляделся. — Рожа, блин, знакомая... Слышь, мужик, а ты никогда в газете не работал?

— Работал, — подтвердил экс-редактор «Авто-экстрима». — А до этого пожарником был.

— Ты меня не путай, — насупился Михаил. — Гоблина знаешь?

— Кого?

— Тьфу, ты ж не в курсе... Ну, Димона Чернова!

— З-знаю...

— Ага! — обрадовался Ортопед и повернулся к братанам. — Он в редакции «Калейдоскопа» ошивался. Вот где я его видел!

Мизинчик, Пых и Лысый внимательно посмотрели на Пентюхова.

— И чо с ним, блин, теперь делать? — спросил Пых.

— Придется на время спрятать, — решил Ортопед. — Он, блин, видел тарзанку. А рисковать мы не можем...

— Без базара, — согласился чудом выживший Лысый.

— Выпить хочешь? — Грызлов весело подмигнул Пентюхову.

— Не откажусь, — бывший журналист сглотнул.

— Наливай, — распорядился Ортопед.

Пых с хлопком открыл шампанское и огляделся в поисках недостающей емкости для пития.

— Вот, — Пентюхов покопался в складках своего тряпья и извлек раздвижной стограммовый стаканчик из зеленой пластмассы.

— За удачу! — предложил Мизинчик.

Лысый, которому тост был особенно близок, активно поддержал друга.

После третьего стакана Пентюхова развезло, и он закемарил, положив голову на свернутый бушлат Лысого.

— Вот, блин, жизнь! — Ортопед покрутил башкой. — Был редактором, а теперь — михрютка... [37]

Братаны молча покивали, соглашаясь со столь ценным житейским наблюдением.

— Он еще с Менделеевым и Павиайненом начинал работать, — Михаил углубился в воспоминания. — Когда те «Хэ-фаллос» [38] организовывали. Хотел у них рубрику «Автокатастрофы» вести... Но Менделеев больше на эротику с порнухой западал, так что, блин, не вышло.

— Это тот Вадик Менделеев, что «Секс-шоу» редактирует? — осведомился Мизинчик, регулярно общающийся с Гоблином и потому разбирающийся в тонкостях и персоналиях медиарынка Санкт-Петербурга.

— Он, — улыбнулся Ортопед, — Ты последнюю кликуху Менделеева слышал?

— Не...

— Дед Онаний, — громко сказал Грызлов.

Хохот братков спугнул ворону, присевшую на погнутую телевизионную антенну и косившую глазом на переливающиеся в солнечных лучах ярко-оранжевые мандарины.

Юра Петров ударными темпами приварил обрезки швеллеров к бамперам автомобилей-камикадзе, за что был вознагражден премией в тысячу рублей и своим ходом отправился на место постоянной дислокации под гостеприимные своды Московского вокзала.

Кабаныч и его похожий на Глюка монстр с бензопилой завершили разгром сил противника. Братки отложили ноутбуки, потянулись и стали готовиться к предстоящему мероприятию.

У ворот кладбища припарковался «ситроен С5» цвета «мокрый асфальт», вслед за ним — ядовито-голубой «запорожец».

— Вот интересно, — задумчиво сказал Денис. — Как Комбижирик купил себе машину, если европейские продажи «эс-пятых» начнутся только весной?

— Взял на заводе, — пожал плечами Гугуцэ.

— Он еще хотел «пежо-фелин» [39] прихватить, — добавил Паниковский. — В Женеве, блин, прямо со стенда... Не дали.

«Ушастое» чудо украинской технической мысли вздрогнуло, словно человек-невидимка подпрыгнул на капоте неказистого автомобильчика.

Рыбаков насторожился.

— Комбижирик — в драку! — продолжил Паниковский. — Разметал, блин, охрану, и прыгнул в тачку. «Не выйду!» — орет. Колпак стеклянный заблокировал и изнутри всем язык показывает...

«Запорожец» дернулся еще раз.

— Пытался завести — не выходит... Тогда под «торпедо» полез. Он же у нас электрик, в проводах разбирается, — Паниковский закурил. — Хотел напрямую зажигание подсоединить.

«Ушастый» опять клюнул носом.

Денис нажал кнопку вызова на портативной рации и недовольно спросил:

— Ну, и что у вас там происходит?

— Икаю, — придушенно ответил Стоматолог, с трудом втиснувший свое необъятное тело в салон «запорожца».

— Заканчивай, — посоветовал Рыбаков. — Объект скоро будет.

— Стараюсь, — из динамика послышался шорох.

Денис отложил рацию и вернулся к прерванному разговору.

— Так как разрешилась ситуация?

— Нормально, — Паниковский чуть приспустил боковое стекло. — Мотор завел, и по газам! Слетел с пандуса, блин, прокатился по залу и через панорамное стекло уехал на улицу... Там очень удачно народ толпился, демонстрация какая-то. Типа, против глобализации. Гоша сквозь толпу и чесанул! Пока мусора местные погоню организовывали, Комбижирик уже далеко отъехал. Правда, тачку пришлось бросить. Приметная больно... Загнал на пустырь, хотел вылезти, а никак! Колпак заклинило! Ну, Гоша ногами лобовуху выдавил и свалил. Потом, блин, рассказывал, что аппарат ему не понравился. Внешне — кайф, а на ходу не очень. И дорожный просвет маловат...

— Невыгодная машина, — согласился Гугуцэ. — По нашим дорогам, блин, только на танке ездить.

Задняя правая дверца «доджа» распахнулась, и в салон ворвалась струя свежего морозного воздуха. В машину влез собственный корреспондент газеты «Комсомольская правда» по Санкт-Петербургу Дмитрий Стешин и радостно поприветствовал собравшихся.

— Ого! — удивился Денис. — А ты как здесь очутился? Приехал освещать события?

— Нет, — одетый в зимнюю куртку отечественных ВВС и утепленный шлем танкиста, Стешин стащил перчатки и поднес озябшие кисти рук к дефлектору, откуда шло тепло от печки. — Решил лично поучаствовать. Если все время за компьютером проводить да на пресс-конференциях, геморрой заработаешь.

— Но материал потом дашь?

— Обязательно, — кивнул Дмитрий. — У меня уже название статьи есть. «Кладбищенская справедливость»...

— А следячий выдел [40] нас потом не просчитает? — обеспокоился Паниковский, которому совсем не хотелось лишний раз отсиживаться в следственном изоляторе.

— Не волнуйся, — Рыбаков был уверен в профессионализме корреспондента «Комсомолки». — Согласно Закону о СМИ, Димон должен открыть свой источник информации только по решению суда. А этого Воробей не допустит...

— Точно, — поддержал Стешин. — Не допустит. Вон, по поводу этого дегенерата Пенькова на нас из самого Кремля накатывали. И то отбрили. Последний суд пятнадцатого будет...

— У Глюка тоже пятнадцатого, — Гугуцэ поднял брови.

— Где? — заинтересовался журналист, много слышавший о герое современности Аркадии Клюгенштейне и его подвигах на ниве низведения стражей порядка до приемлемого уровня.

— В Центральном районе.

— Ха, и у нас в Центральном!

— Значит, свидимся, — резюмировал Денис. — Ты к двенадцати подтягивайся. Зрелище гарантировано.

— А меня в зал пустят?

— Всех пустят, — уверенно заявил Паниковский. — Места уже забиты.

— Воробей с председателем суда дотрещался, — объяснил Рыбаков. — Тот поручение судье дал, чтоб процесс был максимально открытым и непредвзятым. Глюк стойку держит [41], так что десятью минутами препирательств не отделаться. Ну, и мы немного подсобили...