Тамков решил дать людям отдохнуть одну ночь, а в следующую снова заминировать дорогу.

Дверь со скрипом открылась, и в землянку вошел Славин.

— Звали, Андрей Леонтьевич?

— Да, Володя, звал. Садись, разговор есть.

Славин не торопясь подошел к грубо сколоченной скамейке и сел.

Тамков долго колебался, прежде чем поручить молодому партизану такое ответственное поручение. Конечно, в подчинении Андрея Леонтьевича людей было достаточно. Можно было доверить это дело человеку постарше. Но Славин нравился командиру своей наблюдательностью, настойчивостью, сообразительностью. А то, что он молод, рассуждал Тамков, так в этом нужно видеть не изъян, а, наоборот, — преимущество. Кто подумает, что этот безусый юноша получил серьезное задание?

Тамков присел рядом со Славиным:

— Понимаешь, Володя, смущает меня одна штуковина. Уж больно наловчились немцы наши «сюрпризы» обезвреживать. Для того чтобы прощупать дорогу, раньше нужно было пять-шесть часов, сегодня, извольте бриться, только рассвело и почти сразу пошли немецкие колонны. Вот я и подумал, а не узнают ли немцы заранее, какие места мы заминировали?

— Вы хотите сказать, что в отряде появился предатель? — изумился Славин.

— Боюсь, что да. Поэтому тебе нужно присмотреться к тем, кто пришел к нам в последнее время. Надо постараться выяснить, не уходил ли кто-нибудь из бойцов после минирования домой, в деревню.

— В моей группе никто не отпрашивался. Я поговорю с Панченковым, Роговым и Крайнюком, кто у них уходил, спрошу.

— Я и сам хотел их пригласить. Но раз ты хочешь заняться этим, то давай, действуй.

Они склонились над картой. Получалось, что на участке в десять километров фашисты в течение часа успели обнаружить партизанские мины и обезвредить их.

— Андрей Леонтьевич! — блеснул черными глазами Славин. — А что, если нам сузить круг людей, среди которых может быть предатель?

— Как ты хочешь это сделать?

— Смотрите! Немцы сняли первые две наши мины когда? Две недели назад. После этого и начались наши неудачи. Значит, надо искать шпика среди тех, кто пришел к нам незадолго до этого.

— Да, ты, пожалуй, прав, — задумчиво проговорил Тамков. — И еще, заметь, когда на задание уходила одна группа, то все было в порядке. Значит, предатель не попадал в состав диверсионной группы, не был на инструктаже и не знал, на каком участке дороги будут заложены мины.

— Андрей Леонтьевич! Может, стоит весь наш отряд разделить на несколько групп, провести с каждой инструктаж отдельно и искать предателя в той группе, которая не выполнит задание?

— Это, конечно, сделать можно. Однако не забывай, что враг тоже не дурак. Он может почуять опасность, притаиться. Так что пока ты осторожно начинай работу среди бойцов.

Славин ушел, а Тамков вызвал Антошина и вручил небольшой пакет:

— Бери лошадь и ночью отправляйся в отряд. Почту передашь лично командиру.

Антошин тут же ушел готовиться в дальний путь, а Тамков опять сосредоточился над картой. «Скрывать от командования эти факты нельзя, пусть почитают», — подумал он о пакете и начал отмечать места на дороге для закладки новых зарядов...

После разговора с Андреем Леонтьевичем Славину пришлось немало подумать. Он исподволь проверил всех людей, которые пришли в отряд до того момента, когда немцы впервые сняли мину. Среди них оказалось лишь четыре местных жителя. Следовательно, только они и могли отлучиться в свои деревни. С выходом на эту четверку клубок начал разматываться побыстрее. Вскоре выяснилось, что двое из четырех новичков, взятых на заметку, никак не могли быть причастными к предательству. Они находились в группе Крайнюка. Все диверсионные операции, в которых они участвовали, прошли успешно, без каких-либо срывов. Оставались двое: Дубасин, бывший колхозный бухгалтер, и Сухота, который тоже до войны работал в колхозе. У первого в деревне жили жена и двое детей. У второго — только жена.

Сергею Панченкову Дубасин не нравился, и когда Славин поделился с другом своими соображениями, тот уверенно сказал: «Если есть шпик в отряде, то это, вне всякого сомнения, Дубасин! Ты посмотри, как он себя бережет и холит, всегда в стороне, особняком держится».

Славин решил посоветоваться с Тамковым. Только он подошел к его землянке, как услышал тихое ржание. Оглянулся и увидел, что верхом на лошади подъезжает Антошин, а за ним на великолепном белом жеребце — Лапко, бывший командир отряда. Они привязали коней к дереву и подошли к Славину. Лапко пожал Владимиру руку:

— Как дела, боец?

— Идут дела... А теперь, когда вы возвратились к нам, пойдут еще веселее.

Вошли в землянку. Тамков обнял друга.

— С возвращением!

— Нет, Андрей, я ненадолго. Имей в виду: я теперь — шишка, начальник штаба бригады, а приехал сюда, встревоженный твоим письмом. — Лапко взглянул на Славина и Антошина: — Что, хлопцы, стоите? Идите, занимайтесь своими делами, а мы с командиром поговорим.

Бойцы вышли из землянки. Но Тамков позвал Славина обратно.

— Он — участник этой операции. От него ничего не скрываю, — пояснил Андрей Леонтьевич.

— Ну что, давайте поговорим втроем. Кстати, вас скоро обратно в бригаду отзовем. Сюда командование направляет большой отряд, который будет действовать в этих краях до прихода Красной Армии. И если у вас действительно предатель завелся, то сами понимаете, под какую угрозу вся бригада поставлена, да и над вашим отрядом нависла серьезная опасность. Посты выставляете?

— Конечно. И на дальних, и на ближних подступах.

— Что предприняли, чтобы проверить новое пополнение отряда?

Тамков подробно рассказал о положении в отряде, а Славин сообщил о своих подозрениях. Лапко внимательно слушал, изредка поглядывал на лежавшую на столе карту, потом задумчиво потер подбородок:

— Да, что-то надо придумать.

— А что тут думать! — Славин встал со своего места. — Давайте направим группу на новое задание, включим в нее Дубасина и Сухоту, а потом посмотрим, снимут ли немцы наши мины.

Лапко и Тамков переглянулись. Славин понял, что его предложение совпадает с мнением начальства.

— Хорошо! — хлопнул рукой по столу Лапко. — Будем готовить операцию.

На следующий день Тамков собрал в землянке двенадцать бойцов, среди которых были и подозреваемые, и начал разговор:

— Товарищи! Представляю вам товарища Лапко, начальника штаба нашей бригады. Он прибыл, чтобы вместе с вами участвовать в очень важной операции.

Поднялся Лапко:

— Командование бригады решило провести в этом районе операцию против трех фашистских гарнизонов. Вам приказано усилить диверсионную деятельность на дороге. Что для этого нужно? — начальник штаба обвел взглядом присутствующих. — Немцы привыкли к тому, что дорога минируется только там, где она проходит через лес. Надо полагать, это обстоятельство заметили и вы. Так вот, на сей раз будем минировать ее прямо в поле, в этом месте, — Лапко ткнул пальцем в карту. — Здесь, как видите, дорога идет прямо, по самой высокой насыпи, а машины пробегают на больших скоростях. Мины поставим в четырех местах. Расстояние между ними примерно по двадцать метров. Подрывать будем с помощью магнето, я привез их вместе с минами. Вас двенадцать человек — по три человека на одно минирование. Ваша задача — действовать только тогда, когда появится автоколонна. Причем взрывы нужно производить в таком порядке: первый — в хвосте колонны, а последний — в голове. Необходимо, чтобы все мины сработали во время движения машин. Мы рассчитываем, что после диверсии часть охраны с большого моста будет брошена к месту происшествия. Этим воспользуется группа, которую возглавляю я. Мы атакуем оставшихся у моста гитлеровцев, уничтожим мост, что позволит надолго прекратить движение техники. Завершив операцию, все уйдем с этой базы к месту новой дислокации отряда.

Затем Лапко стал инструктировать подробно каждую тройку.

Славин был назначен старшим группы, куда вошел и Сухота. Руководство группой, где находился Дубасин, поручалось Панченкову. Антошин и Бартошик возглавляли две остальные группы.

Бойцы разошлись. Лапко и Тамков оставили только командиров групп. Лапко подождал, пока Андрей Леонтьевич плотно прикроет дверь, вернулся к столу и сказал:

— Братцы, о том, что вы сейчас услышите, никому ни слова. Слышите — никому. Я привез мины с «сюрпризом». Когда немцы начнут их снимать, они будут взрываться. Поэтому закладывать будете вы сами и никому их не показывайте.

Тамков положил на стол одну мину, а Лапко подробно рассказал, как надо ее устанавливать.

— Ясно? — спросил начальник штаба, отодвинув в сторону взрывное устройство.

Все согласно закивали головами.

— Тогда расходитесь. Славин и Панченков, останьтесь на пару минут.

Антошин и Бартошик вышли. Лапко присел на лавку:

— Вам, хлопцы, особое задание: с этой минуты ты, Панченков, не спускай глаз с Дубасина, а ты, Славин, — с Сухоты. Кто-то из них отпросится перед операцией сходить домой. Вы должны осторожно следовать за ними и выяснить, где они побывают, с кем встретятся.

Владимир и Сергей вышли.

Лапко поднялся с лавки, подошел к столу:

— Ну, а теперь давай и мы с тобой обмозгуем наши действия. Тебе надо послать группу из трех-четырех человек к мосту, о котором мы говорили бойцам. Пусть после взрыва обстреляют охрану, но в бой не вступают. Я со своими ребятами прикрою наших минеров. А ты собирай всех оставшихся людей, их наберется, по-моему, человек сорок.

— Сорок шесть, — уточнил Тамков.

— Еще лучше. И двигай вот к этому мосту, — Лапко показал указательным пальцем условный знак на карте. — До него пятнадцать километров. Надо во что бы то ни стало его взорвать. Берега там высокие, и работа по восстановлению затянется надолго.

— Ясно. Скажи, где мы встретимся?

— Сюда возвращаться нельзя. Если немцы подослали осведомителя, то он, по всей вероятности, уже успел сообщить и о месте нахождения базы. Немцы, узнав, что после операции мы собираемся покинуть эти места, конечно, бросят сюда свои силы.

— Хорошо, я еще успею предупредить людей.

Лапко, одобрительно кивнув головой, спросил:

— Интересно, сработает наша ловушка?

— Потерпи, скоро узнаем...

Ночь выдалась на редкость ненастной. По верхушкам деревьев гулял ветер, свирепствовала метель. Снег слепил глаза. Славин с трудом различал фигуру идущего впереди человека. Хоть и неприятна такая погода, но она была для Славина верной помощницей. Сухота не видел Владимира, не слышал его шагов. Еще вечером он отпросился у Тамкова навестить жену, попрощаться с ней. Причина оказалась весьма уважительной. Ведь отряду предстоял неблизкий, изнурительный путь, и поди узнай, когда представится возможность побывать дома.

И сейчас, втянув голову в огромный воротник овчинного полушубка по колени проваливаясь в снег, Сухота с трудом выбирался из леса. Чувствовалось, что он хорошо знал эти места, потому и шел по прямой.

Славин был в ватных брюках и стеганке. Но и такая одежда не спасала от пронизывающего ветра.

Через некоторое время Сухота вышел на дорогу, минуту-другую постоял, отдышался и смело двинулся дальше. Владимир, немного выждав, пошел за ним. Идти стало значительно легче. Хотя на дороге ветер намел сугробы, но под ногами ощущалась твердая земля. Владимир знал, что до деревни, где жил Сухота, еще далековато. Соблюдая осторожность, он отпустил своего подопечного вперед и шел по его полузасыпанным следам.

Шли долго, прежде чем оказались у поворота, что вел в деревню. Однако Сухота не стал сворачивать с большака и пошел прямо. У Славина сильнее забилось сердце: «Почему не свернул? Куда его понесло?»

Владимир знал, что впереди, километрах в четырех, есть одна большая деревня, где расположился немецкий гарнизон. «Не туда ли направляется он? — подумал парень. — Если туда, то пулю в затылок и — в лес».

Чем ближе они подходили к деревне, тем яснее становилось, что Сухота идет к немцам. Славин уже успел обдумать создавшееся положение. Он решил, что будет лучше, если Сухота вернется в отряд, где его можно допросить, а потом всем отрядом судить предателя.

Вскоре показалась деревня, и Владимир ускорил шаг. Впереди снова замаячила фигура Сухоты. Славин на ходу достал из-под стеганки белый маскировочный халат, который вечером дал ему Тамков, натянул на себя. Сделал он это вовремя, так как вскоре неожиданно послышался резкий окрик:

— Хальт! Хенде хох!

Славин упал в снег и замер. В этот момент он услышал голос Сухоты:

— Я свой. Я есть русский полицай. Я — Темный. Нужен господин обер-лейтенант Хенникер.

Владимир заметил, как к Сухоте приблизились две фигуры. Очевидно, обыскивали. Потом послышалась команда:

— Форбай. Шнель!

«Ясно! Повели к Хенникеру, — понял Славин. — Ничего, падлюга, иди, иди. Я тебя здесь подожду!» Он отполз немного назад, поднялся, шагнул вправо и провалился по пояс в сугроб.

Володя добрался до первого куста, спрятался за ним. Дорога проходила рядом, всего в нескольких метрах. Следовательно, возвращаться обратно Сухота будет здесь.

Настроение у молодого партизана поднялось. Его предположение оказалось верным. Теперь оставалось дождаться предателя и посмотреть, что тот будет делать дальше. Долго задерживаться у немцев он не станет: к утру надо вернуться в отряд, а идти далеко.

Прошло минут двадцать. Славин почувствовал, что начинает замерзать. Снег повалил еще гуще, и дорога просматривалась плохо, парню приходилось напрягать зрение до боли в глазах. Но вот проскользнул Сухота. Славин пристроился сзади. Он думал, что полицай по дороге завернет в свою деревню, но этого не случилось.

До рассвета было еще далеко, когда Сухота подошел к партизанской базе. Вслед за ним прибыл и Славин. Но тут все дело чуть не испортил ночной дозор. Два бойца в белых маскировочных халатах, очевидно, не заметив Сухоты, пропустили его к стоянке отряда, а перед Славиным выросли как привидения.

— Стой! Стрелять будем! — грозно, почти в один голос скомандовали они. Из темноты сразу же послышался голос Сухоты, который подумал, что обращаются к нему:

— Я свой. Боец Сухота!

Пришлось себя называть и Славину. Один из дозорных бросился на голос Сухоты и привел полицая. Таким образом предатель и партизан оказались рядом под дулами автоматов. Сухота узнал Славина, удивленно спросил:

— А ты чего здесь?

— Тамков приказал посты проверить, битый час вот этих ищу, — и с напускной злостью накинулся на секрет: — Вам что — глаза снегом залепило или после сна протереть не можете? Доложу командиру, что спите на посту. Получите нагоняй.

Наконец дозорные узнали своих и пропустили.

В расположение отряда Славин и Сухота пришли вместе. То ли от холода, то ли от того, что начало спадать нервное напряжение, Владимир почувствовал сильный озноб. Только теперь он понял, как простыл. Он не чувствовал ни рук, ни ног, тело стало каким-то чужим, непослушным.

Сухота направился к сараю, в одной половине которого находились лошади, а в другой — оборудовано жилье. Здесь топились четыре «буржуйки» и было довольно тепло. Завалился на большую охапку сена и почти сразу же уснул. А Славин в это время сидел у раскаленной печки в штабной землянке, растирал руки, стараясь держать босые ноги поближе к огню, и докладывал Тамкову и Лапко о том, что увидел.

— Да-а, дела, — протянул вполголоса начальник штаба бригады. — Интересно, как там Панченков? Куда приведет его Дубасин?

— Подождем до утра, и все будет ясно, — ответил Тамков, протягивая Владимиру алюминиевую кружку: — На, дружок. Выпей. Только не дыши, когда глотнешь. Это — спирт.

— Я не пью, — смутился парень.

— И правильно делаешь! Но сейчас надо. Чтобы не заболеть.

— Подожди, водички зачерпну, — сказал Лапко и, взяв другую кружку, пошел в угол комнаты, где стоял бачок с водой. — Держи! Как глотнешь, сразу же запивай. — Лапко, который был намного старше Славина, с горечью подумал: «Мальца приходится учить пить спирт!»

Владимир сделал большой глоток и чуть не задохнулся, схватился за кружку с водой. Его уложили поближе к печке, укрыли тулупом. Парень сразу же уснул.

А утром состоялся суд.

Сухота удивился, когда увидел в штабной землянке столько народу. Кроме Тамкова и Лапко здесь собрались все командиры групп.

— Товарищ командир! Вызывали? — спросил он, глядя на Тамкова.

— Да, вызывал, и вопрос один: сколько же сребреников заплатили тебе фашисты за предательство?

— Какое предательство? Какие сребреники? Вы что-то путаете, товарищ командир! — Сухота стоял бледный и, как бы ища поддержки у присутствующих, поочередно смотрел на каждого. — Не понимаю, при чем тут я?

— Сейчас поймешь. О чем ты говорил с женой минувшей ночью?

— О чем говорил? С чьей женой? Моей, что ли?

— Естественно, — чуть заметно улыбнулся Тамков. — Моей нет в округе, да и не разговаривала бы она с тобой.

Его еле заметную улыбку Сухота истолковал по-своему и, заулыбавшись, сказал:

— Вы что? Не знаете, о чем толкует мужик, истосковавшийся по бабе? Налила кружку самогонки, закусил, и бабу — на кровать поволок.

— Бабу, говоришь, поволок? — перебил Лапко. — А ее случайно не обер-лейтенантом Хенникером зовут?

Сухота опешил. Он ошалело смотрел на Лапко и не мог промолвить ни слова. Было видно, что до сознания предателя дошел смысл происходящего и он понял, что его ждет. К нему вплотную подошел Тамков и, еле сдерживаясь, проговорил:

— Ну, что молчишь, Темный? Или тебе напомнить, где и с кем ты встречался?

Сухота понял, что это — конец, и, уже не владея собой, упал на колени:

— Господа... простите, товарищи! Все расскажу. Я же никому вреда не причинил! Испугался... обещали жизнь сохранить...

— А вот мы тебе не обещаем. Расскажи суду все: и как предателем стал, и как служил фашистам.

Сухота заплакал. Размазывая слезы по лицу, начал говорить:

— Немцы нашли у меня красноармейскую шинель и сказали: или в полицию вступай, или расстреляем.

— Где взял? — спросил Лапко.

— Еще в сорок первом, когда немцы только пришли, один боец-окруженец отдал.

— Так просто и отдал? Не верю. Крутишь что-то!

— Нет, не кручу... за жбан молока выменял.

— Так, говори дальше!

— Ну, что тут дальше? И сам не заметил, как из меня доносчика сделали. Кличку дали — Темный.

К Лапко подошел Дубасин, что-то спросил. Тот молча кивнул. Дубасин обратился к Сухоте:

— Это тот боец, который у Круталевичей скрывался?

Вопрос застал Сухоту врасплох, и он едва не ответил «да», но тут же спохватился:

— Не знаю, тот или не тот.

Дубасин повернулся к Лапко, взволнованно сказал:

— Я хорошо помню, как немцы окружили дом Круталевичей, вывели оттуда раненого в ногу красноармейца, он сильно хромал. Тогда всех Круталевичей: деда, бабушку, их дочку, троих внуков и того покалеченного немцы за деревней расстреляли. Люди говорили, что кто-то подсказал фашистам. Оказывается, этот прихвостень навел!

Тамков спросил у Сухоты:

— Ты подсказал?

— Нет... нет, не говорил.

— А ну, сволочь, режь правду, не то хуже будет!

Сухота разрыдался:

— Товарищи... простите... я испугался... кровью вину искуплю... простите, умоляю вас...

— Отвечай: ты сообщил о красноармейце? Только не крути! Одно слово неправды — и каюк тебе.

Сухота выдавил из себя:

— Они бы сами нашли, в каждом доме все вверх дном перевернули, оружие искали.

— Брешешь, сукин сын! — вмешался Дубасин. — Не лазили они в каждый дом, а сразу к хате Круталевичей и направились. — Он повернулся к партизанам: — Люди добрые! Мне теперь ясно и другое. Не прошло и недели после расстрела красноармейца и этой бедной семьи, как немцы и полицаи опять ворвались в деревню. На этот раз от их злодейских рук погибли два учителя, бухгалтер, три колхозных бригадира. Могу твердо сказать, товарищи: тут не обошлось и без этого ублюдка.

Славин и Тамков переглянулись. Панченков, который все время внимательно следил за Дубасиным, должно быть, понял, что перед ним стоит не вражеский лазутчик, а свой человек, хоть несколько и странный на первый взгляд, однако настоящий партизан. Сергей смущенно опустил глаза. Он сейчас не мог не вспомнить, как горячо убеждал Владимира Славина, что если уж и есть в отряде изменник, то им должен быть этот подозрительный человек.

Тамков спросил:

— Сухота! Что ты можешь сказать?

Тот подтвердил, еле выдавливая из себя слова, признался, что Дубасин прав.

Лапко задал следующий вопрос:

— Расскажи, как в наш отряд пробрался?

— Хенникер приказал.

— Когда?

— Когда их машины начали подрываться. Он вызвал и сказал, чтобы к вам в отряд пошел.

— Как ты доносил о том, где мины поставлены?

— После минирования дороги я всегда домой отпрашивался, а на самом деле к обер-лейтенанту бегал.

— Что ты ему этой ночью сообщил?

— Что будем минировать дорогу и мост уничтожим.

— Места минирования показал?

— Да.

— Говорил, что отряд после операции уйдет из этих мест?

— Сказал, что на соединение с главными силами уйдем.

— Какое задание получил?

— Идти с вами и, как только представится возможность, сообщить о себе любому немецкому офицеру.

— Ясно! — Лапко обвел взглядом партизан. — У кого есть вопросы к предателю?

Сухота быстро подполз к Тамкову:

— Пощадите, ей-богу, искуплю свою вину. Выполню любое задание. Могу сходить к ним, заманить сюда, а здесь мы их перестреляем...

— Брось, мразь! В твоей помощи не нуждаемся. Перестреляем и сами. — Андрей Леонтьевич сапогом оттолкнул в сторону Сухоту. — Какой будет приговор предателю?

Все как один ответили:

— Смерть!!!

После того как увели полицая, Тамков распорядился:

— Собирайтесь, товарищи, в дорогу. Операцию проведем не завтра ночью, а сегодня.

Все вышли из землянки. Через час база опустела. Лапко с Тамковым посоветовались и решили минировать дорогу не на том участке, где было запланировано, а совсем в других местах. Необходимость в ложной атаке возле большого моста отпадала. Значит, теперь можно было направить главные силы отряда к дальнему мосту, имеющему более важное для немцев значение.

Когда все партизаны выстроились в колонну, стало видно, в какое грозное боевое подразделение превратилась за сравнительно небольшой срок группа Тамкова. Впереди на двух широких крестьянских дровнях стояли готовые к стрельбе трофейные станковые пулеметы, в хвосте колонны, тоже на санях, грозно выставил нос знаменитый «максим». Многие партизаны были вооружены автоматами.

Тамков выслал вперед разведку, а позади отряда рассредоточил подвижные группы заграждения. Было решено пройти по дороге десять километров, а затем, разделившись на четыре группы, снова уйти в лес, чтобы встретиться уже у моста.

К четырем часам утра оказались у цели.

Все залегли и осторожно поползли к мосту. Славину ползти мешали две гранаты, и он отстегнул их от ремня, рассовал по карманам и начал быстро догонять своих товарищей. Только поравнялся с Лапко, как местность ярко осветилась. Командир пригнул рукой его голову:

— Замри! Ракеты!

Славин ткнулся подбородком в снег, а из-подо лба продолжал смотреть вперед. При мерцающем свете он увидел темные перила моста. В этот момент совсем рядом, сбоку, что-то зашипело: упала горящая ракета. Владимир хотел было отползти в сторону, но Лапко приказал:

— Не двигайся!

Он сорвал со своей головы шапку-ушанку и накрыл ракету. Партизаны лежали без движения минут десять, пока не убедились, что в расположении врага тихо. Очевидно, кто-то из немцев то ли услышал подозрительный шум, то ли решил осмотреть вокруг себя местность, запустил осветительную ракету.

В заграждении из колючей проволоки было проделано несколько проходов. Осталось лишь ждать сигнала к атаке. И вот над полем взвилась красная ракета. Сразу же мощно ударили партизанские пулеметы и автоматы, грянуло «ура!». Партизаны смогли подобраться к вражеским позициям на более близкое расстояние. Их бросок был настолько стремительным, что сопротивляться практически могли только часовые да немцы, засевшие в двух пулеметных гнездах. Те гитлеровцы, которые выскакивали из небольших деревянных домов, сразу попадали под плотный огонь наступающих.

Лапко мгновенно оценил обстановку. Повернулся к своим и подал команду. Бойцы вскочили на ноги и, поливая огнем немцев, которым удалось пробраться в окопы, бросились к мосту. Лапко, Славин, Панченков с тыла атаковали пулеметное гнездо. Правда, и по их группе немцы вели стрельбу. Пули вспарывали снег у самых ног наших бойцов. Лапко успел прыгнуть в кювет, а Славин и Панченков упали прямо на дорогу. Владимир приподнялся, изо всех сил бросил гранату в пулеметное гнездо. Раздался взрыв. Бойцы бросились вперед. До засевших в окопе немцев оставалось метров пятнадцать. Но у Славина осталась только одна граната. Он крикнул Панченкову, чтобы тот бросил свою гранату, их у него было три штуки, но Сергей лежал на снегу без движения, неловко выбросив вперед левую руку. Славин подполз к нему.

— Что с тобой?

Панченков молчал. Славин дотронулся до его головы, почувствовал, что она мокрая. При свете очередной ракеты увидел, что рука в крови. Славин придвинулся еще ближе к другу, положил на спину, припал ухом к груди. Сердце не прослушивалось. Подполз Лапко. Командир осмотрел Панченкова и сказал:

— Убили мальца, сволочи!

Он вскочил на ноги, рванулся к окопу, но Славин опередил его. Владимир метко швырнул свою последнюю гранату и вскочил в пулеметное гнездо. В это мгновение он заметил, что солдат в каске схватил винтовку и начал целиться в него. Владимир ответил очередью из автомата. Немец, не выпуская из рук оружия, осел на дно окна. А по деревянному настилу моста уже слышался топот бегущих партизан. Атака завершилась успешно. Еще кое-где слышались выстрелы, но подрывники уже минировали опоры.

Через несколько минут мост взлетел на воздух. Партизаны быстро отходили к лесу. По докладам командиров групп Тамков и Лапко уже знали, что в отряде семь человек убито, шестнадцать ранено, трое из них — тяжело.

Партизаны похоронили своих товарищей уже днем, далеко от места боя.

А после был продолжительный поход по глухим местам, были короткие стычки с оккупантами. Отряд шел на соединение с основными силами бригады.