24

СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ

АЛЕКСЕЙ КУПРЕЙЧИК

Алексей Купрейчик снова попал на фронт в разгар окончательного разгрома гитлеровских войск под Сталинградом. Солдаты и офицеры ходили с посветлевшими лицами. По всему было видно, что победа под Сталинградом дала воинам такую уверенность в себе, что даже тяжелые, изнурительные бои, которые продолжались на многих направлениях, не подрывали их боевой дух.

Купрейчик сидел в хорошо оборудованной землянке и вспоминал, сколько трудов и хлопот ему стоило, чтобы попасть в родной полк.

Вспомнил, как в резерве его уговаривали остаться, но Купрейчик просил, требовал, чтобы его направили на фронт и обязательно в тот же полк, где он служил ранее. В конце-концов он настоял на своем и получил направление туда, куда хотел.

Вспомнил встречу с командиром полка Васильевым, начальником штаба Самойловым, с помощником начальника штаба полка по разведке Мухиным.

Кузьма Андреевич искренне был рад встрече с Алексеем. Он сам проводил лейтенанта в расположение второго батальона, где и находились два блиндажа, «оккупированные» разведвзводом.

— Ты знаешь, Алексей, не везло нам с командирами взвода, — рассказывал он. — За это время их было два, неплохие ребята, но оба погибли. Одного с задания мертвым принесли. Немец прошил его из пулемета, когда обратно возвращались, а неделю назад неожиданно немцы начали минометный огонь, одна мина разорвалась рядом, и погиб второй.

— Много моих ребят уцелело?

— Зайцев, Головин, Гончар, Чижик, еще Губчик, вот только не помню, был ли он при тебе или позже появился.

— Был, был. Я же вместе с ним из своего последнего похода возвращался. Кто еще? Луговец жив?

— Да, жив-здоров Луговец.

— А Зыбин?

— Нет, погиб в декабре...

— Малина?

— Он был ранен. Когда выздоровел, вернулся к нам. В январе вместе с двумя новенькими парнями, прикрывая отход своих, погиб.

— А Миша Чернецкий?

— Позавчера ходил во главе группы в тыл. Взяли языка, а когда ночью начали отходить, немцы вслепую огонь открыли... Пулеметная очередь наповал сразила Чернецкого. Ребята не бросили его тело и принесли с собой. Захоронили недалеко от землянок. Я сегодня утром был на могиле, ее уже полностью снегом занесло, кажется, что давно Миша был захоронен...

Вскоре они оказались на месте.

— В этой землянке будешь жить ты. Соседями у тебя будут старшина Гончар и еще десять бойцов. Остальные разместились рядом.

В землянке стоял смех. Оказалось, что Зайцев играл с новичком в шашки и только что «согласился на ничью». Когда Мухин и Купрейчик вошли, разведчики с хохотом собирали с пола, покрытого еловыми лапами, самодельные шашки. Мухин молчал. Он хотел, чтобы Алексей сам окликнул разведчиков. А тот оглядел сначала землянку. Да, его взвод, как всегда, устраивался с комфортом. Под потолком висели три трофейные керосиновые, со стеклами, лампы. Вдоль стен деревянные нары, на них, бог весть где добытое, сено, а сверху одеяла, подушки. У каждых нар на бревенчатой стене — оружие, маскировочные костюмы, в центре — большая железная печь. Она излучала тепло. Оглядев все это, лейтенант весело сказал:

— Да, ничего не скажешь, обуржуазились здесь без меня и обленились, зазнались до такой степени, что не хотят даже своего командира признавать.

Все замерли в той позе, в которой застал их голос Купрейчика. Только Степаныч, не глядя на доску, машинально пытался на ней расставить шашки.

Первым пришел в себя старшина Гончар. Он вскочил на ноги и бросился к лейтенанту:

— Леша, командир!

Вслед за ним бросились обнимать Купрейчика все остальные старожилы. Четверо разведчиков, пришедшие во взвод после ранения лейтенанта, растерянно смотрели на эту встречу. Алексей еле сдерживал слезы, видя, как искреннее радуются боевые товарищи его возвращению.

— Братцы мои, друзья, вы не представляете, как я скучал и рвался к вам!

Постепенно волнение улеглось, и разведчики дружно начали готовить праздничный стол.

Старшина Гончар достал из вещмешка заветную флягу — «НЗ», который он обычно хранил, как говорится, до последнего...

Прошло более двух месяцев обычных боевых будней. По всему было видно, что немцы, зарываясь в землю, лихорадочно стягивают в район Курска и Орла свои силы, доукомплектовывают фронтовые части.

По данным авиаразведки, в тылу они собирали мощный бронетанковый кулак. Советское командование не без основания предполагало, что к лету надо ждать в этом месте мощное наступление противника. Поэтому его позиции, тылы тщательно изучались всеми возможными средствами. Но главную достоверную информацию о силах противника получали в первую очередь от тех, кто ходил в расположение врага. Разведчикам взвода Купрейчика, впрочем как и всем остальным разведчикам, в эти дни было особенно тяжело.

Почти без отдыха они выполняли приказ за приказом: идти в тыл врага, добывать язык. Командованию надо было знать все о противнике и его замыслах. А самые интересные сведения, как правило, сообщали языки.

Неожиданно скрипнула заборная, как ее прозвали разведчики, дверь, и в землянку вместе с командиром полка вошли начальник штаба и замполит. Купрейчик поспешно надел ремень и, скомандовав трем, находившимся в землянке, разведчикам «смирно!», доложил командиру полка о том, чем занимается взвод в настоящее время.

Командир полка в новеньких, недавно надетых, подполковничьих погонах выглядел празднично. Он выслушал доклад, поздоровался с Купрейчиком за руку, торжественно сказал:

— Товарищ лейтенант, вам за проявленное мужество и смелость в борьбе с немецко-фашистскими оккупантами присвоено очередное звание «старший лейтенант».

Подполковник протянул Купрейчику новенькие погоны, на которых блестели по три маленькие звездочки:

— Желаю, чтобы на ваших погонах побыстрее вместо этих трех маленьких звездочек появились большие.

Он пожал Купрейчику руку и чуть посторонился, давая возможность Малахову и Самойлову поздравить новоиспеченного старшего лейтенанта.

Купрейчик сдавленным от волнения голосом негромко сказал:

— Служу Советскому Союзу.

Он действительно был счастлив. Ему в числе первых вручили офицерские погоны. Их ввели уже несколько месяцев назад, но поступать во фронтовые части они начали только сейчас. Купрейчик с волнением и интересом рассматривал их. Присутствующие разведчики, не трогаясь при начальстве со своих мест, тоже вытягивали шеи, пытаясь из-за спины командира взвода разглядеть погоны.

Васильев обратился к ним:

— Вот что, братцы, успеете вы еще посмотреть погоны у своего командира, а пока оставьте нас одних, нам надо с ним поговорить.

— Мы понимаем, Алексей Васильевич, что ты и твои люди чертовски устали. Но обстановка сейчас такова, что день промедления для нашей армии может обойтись дорого. Сейчас все разведки, будь то фронтовые или глубинные, — все идут за линию фронта. Идет уточнение сил противника, выяснение его замыслов. Поэтому каждый язык сейчас — на вес золота. Командир дивизии приказал мне обязательно передать тебе его просьбу, которая заключается в следующем, — комполка взглянул на начальника штаба, и тот молча положил на стол карту, — тебе поручается вместе с группой бойцов пересечь линию фронта и обследовать вот этот квадрат. По данным авиаразведки, в нем сконцентрирован мощный бронетанковый кулак. Комдива интересует, что это за кулак, какие танки там имеются. А самое главное, надо, чего бы это ни стоило, добыть язык. Мы не скрываем от тебя, задача эта очень сложная. Немцы делают все, чтобы сохранить в тайне свои планы. У них даже приказ издан, который предупреждает командиров частей, что их немедленно разжалуют в рядовые, если русские возьмут из числа подчиненных языка. Командир дивизии так и сказал, что если Купрейчик не добудет языка, то больше и направлять некого.

— Задание понятно. Сегодня ночью пойдем.

— Я тебе, Купрейчик, Мухина пришлю. Вместе изучите местность, ну, а ночью приду провожать.

Командиры ушли, и Алексей остался один. Не успел он и погоны как следует рассмотреть, как в землянку ввалился весь взвод. Весть о том, что командир стал старшим лейтенантом, облетела разведчиков, и они, радостные и взволнованные, вытащили Купрейчика на улицу и начали качать.

Алексей еле успокоил их и сказал:

— Братцы, звание замочим, когда с задания вернемся, а сейчас разойтись!

Вскоре появился Мухин. Он тоже уже был в новеньких капитанских погонах. Увидев, что Купрейчик еще не надел погоны, предложил:

— Давай, Алексей, помогу надеть их, где иголка с ниткой?

— Не надо пока, вернусь с задания — тогда, — ответил Купрейчик, и они направились к передовой.

Вскоре офицеры были в расположении роты капитана Челидзе. Вахтанг был среднего роста, с небольшими усами, черноволосый и черноглазый. Он нравился Алексею. Челидзе никогда не унывал, отличался смелостью и решительностью. Всегда аккуратный, чисто выбритый и подтянутый, капитан, казалось, находился не в окопах передней линии фронта, а в отпуске, в своей солнечной Грузии. Увидев Купрейчика и Мухина, он весело обнял Алексея:

— Лешка, друг, я тебя от всей души, понимаешь, поздравляю с очередным званием! — и, взглянув косо на Мухина, продолжал: — Мы здесь хоть в земле сидим, но видим лучше и дальше некоторых начальников, которым уже давно надо было заметить, что геройский парень, замечательный и самый смелый человек нашей дивизии все еще ходит в лейтенантах.

Мухин улыбнулся:

— Вахтанг, а чего на меня зло косишься, я же целиком и полностью согласен с тобой. А в том, что командование не всегда советуется со мной, кому присвоить звание, моей вины нет.

Купрейчик еле освободился из темпераментных объятий командира роты и, отдуваясь, сказал:

— Вахтанг не может коситься на тебя, Кузьма Андреевич. Он же, как и все командиры, знает, что ты хорошо знаком с нашей солдатской жизнью, — и повернулся к Челидзе: — Позволь, браток, у тебя по траншее полазить. Ночью думаю от тебя к немцам пойти.

— В чем дело! Пожалуйста, располагайтесь как дома. Мой НП вот там, за поворотом. Мне вчера даже окопный перископ дали. Сказали, что должен фиксировать все их огневые точки.

Они стали изучать нейтральную полосу и позиции врага. Купрейчик, казалось, знал уже каждый бугорок, каждую ложбинку, помнил, где у немцев установлены пулеметы, посты наблюдения, выдвинуты вперед секреты. Но стоило ему сейчас осмотреть позиции врага, как он заметил новшества. Чуть левее увидел искусно замаскированный окоп. Затем он нашел еще одно новое пулеметное гнездо. Увидел, что за ночь в ложбине, по которой они позавчера ночью с боем отходили к своим траншеям, появилось проволочное заграждение. «Изучают, сволочи, пути нашего движения, — подумал старший лейтенант и перевел бинокль чуть правее, где они в ту ночь двигались к немецким позициям, — нет, здесь заграждений не поставили. Значит, не засекли нас, когда мы прошли через их окопы, а только когда возвращались. Поэтому и прикрыли проволокой, наверняка еще и мин насадили в землю».

Купрейчик сказал об этом Мухину. Тот долго смотрел в бинокль, а затем спросил:

— Ты хочешь пойти тем же путем?

— Думаю, что это возможно, но давай воспользуемся перископом.

Они еще долго изучали нейтральную полосу врага и территорию за линией обороны. Местность была неровной, слегка всхолмленной, с сохранившимися на ней бороздами старой пашни. Это, конечно, было на руку разведчикам.

Ночью немцы все время вспарывали темноту яркими осветительными ракетами, и у разведчиков была всего одна возможность остаться незамеченными — укрыться в борозде или за бугорком.

К себе возвратились уже к ночи. Еще по дороге они решили, что Купрейчик возьмет с собой двенадцать человек. Надо было предвидеть и возможные потери, действуя на территории, нашпигованной врагами.

Разведчики были в сборе. Купрейчик назвал фамилии тех, кто с ним пойдет, и приказал:

— Тот, кто участвует в выполнении задания, должен быть готовым через час. Сбор у дверей землянки, остальным — отдыхать.

Купрейчик и Мухин вышли из землянки. Стояла по-летнему теплая и тихая ночь. Немцы пока вели себя спокойно, если не считать, что над их позициями одна за другой взлетали ракеты, которые лениво падали к земле, освещая все вокруг мерцающим мертвенно-бледным светом.

— Я сегодня заикнулся начальнику штаба, чтобы с тобой пойти, — тихо проговорил Мухин, — но где там! Он не только слушать не захотел, но даже подумал, что я, наверное, тебе не доверяю, если прошусь идти в разведку.

— Ничего, Кузьма Андреевич, не переживай. Задание мы выполним.

Кузьма Андреевич, провожая взглядом очередную падающую к земле ракету, сказал:

— Командир полка приказал навести справки о твоей Надюше. Действительно выглядит странным, что вы оба, воюя скорее всего рядом, не можете отыскать друг друга.

— Не везет мне. Дважды жену встретил, а где ее искать, так и не знаю, — грустно улыбнулся Купрейчик и неожиданно сменил тему: — Ну хватит, Кузьма Андреевич, о грустных вещах говорить, настрой-ка меня на рабочий лад.

— Хватит так хватит, — согласился Мухин, — тогда ты собирайся, а я пойду к себе. Встретимся у Челидзе. Пока!

Алексей вошел в землянку и не торопясь начал собираться. Проверил автомат, посмотрел, на месте ли нож, гранаты, фонарик, взял карту. Взглянул на старшину и кивком головы поблагодарил его за подготовленный маскировочный костюм. Быстро надел его на себя, сунул в карманы куртки по гранате, прицепил на пояс нож, запасной магазин к автомату и, увидев, что разведчики начали выходить из землянки, взглянул на часы: «Пора, прошло пятьдесят пять минут». Построил группу, громко перечислил все то, что должен был взять каждый с собой. При словах «консервы» Губчик неловко хмыкнул и, нырнув в землянку, через минуту вернулся в строй. Разведчики не преминули пошутить:

— Ему консервы не нужны, они ему противопоказаны, врач советовал свежим воздухом питаться.

Старший лейтенант заставил всех попрыгать. Все подогнано как следует, ничего не звякнуло, но заскрипело.

«Ну что же, тогда вперед!» — скомандовал он сам себе и вполголоса подал команду двигаться.

Вскоре они были в расположении роты Челидзе.

Здесь уже находились Васильев, Самойлов, Малахов и Мухин.

Купрейчик доложил командиру полка о готовности группы к выполнению задания, и тот своей огромной рукой пожал чуть выше локтя руку старшего лейтенанта:

— Давай, Алексей Васильевич! Как говориться, с богом! Ждем вас!

Прощание было коротким. Каждый как бы подчеркивал: не насовсем же расстаемся.

Впереди поползли два сапера, которых командир полка направил проводить разведчиков поближе к немецким позициям. Ползли медленно, замирая и вжимаясь в землю при каждом взлете ракеты. Когда до вражеских траншей осталось не более двадцати метров, Купрейчик слегка хлопнул по сапогам саперов. Те поняли сигнал, сняли наушники и скорее по привычке, чем по необходимости, тыча перед собой рамками миноискателей, поползли по своему же следу обратно. Купрейчик дал возможность отползти им подальше и первым двинулся вперед.

Проскочили через траншеи и сразу же залегли, через секунду поползли опять. Впереди была вторая линия обороны. Двести метров показались многими километрами.

Первыми к ней подползли Луговец и Купрейчик. Они подождали, пока подтянутся остальные, и Луговец двинулся к брустверу, а старший лейтенант, сжимая в руке гранату, замер, готовый в любую секунду подавить огонь врага. Но пока им определенно везло: и вторую линию обороны преодолели без происшествий. Разведчики приободрились. Еще бы, ведь две прошлые ночи им даже нейтральную полосу не удавалось пересечь. Немцы обнаруживали их и открывали бешеный огонь. Купрейчик представил себе, как в это время провожавшие их командиры, взглянув на часы, облегченно вздохнули.

Разведчики проползли еще метров пятьдесят и, поднявшись на ноги, один за другим бесшумно пошли вперед. Алексей торопился выполнить задание до утра, так как понимал, что укрыться им в перенасыщенном немецкими войсками районе негде. Но и торопиться во вред делу нельзя. Командир полка приказал взять языка в прифронтовой полосе, так как надо было выяснить, что находится у немцев именно там.

Они спустились в ложбину и, легко ступая по сочной, чуть влажной траве, медленно шли. Впереди затемнел лес. Но теперь он таил в себе большую опасность. Было ясно, что немцы не преминут воспользоваться лесом для того, чтобы укрыть от нашей авиации и разведки технику и живую силу. Но в то же время Купрейчик понимал, что языка легче всего добыть именно в лесу и что самое главное — язык наверняка будет из части вражеского резерва и его показания будут иметь огромное значение. Старший лейтенант собрал вокруг себя разведчиков и шепотом сказал:

— Пойдем в лес. Будьте внимательны и следите друг за другом. Если напоремся на засаду, отходить будем строго на восток.