ГЛАВА 40

Кармен чувствовала себя абсолютно спокойно, и это обстоятельство приятно удивило и обрадовало ее саму. Сидя в приемной Денниса Кетчума, она ожидала, когда ее вызовут в святая святых — его личный кабинет, — и при этом даже не пыталась строить догадок о том, что он станет ей предлагать и что она должна будет сказать ему в ответ. Пожалуй, она не станет вцепляться в нынешнее предложение, как собака в пробенную кость. С этим ей лучше обождать, а пока лишь попросить прибавку к жалованию. Когда Кетчум позвонил ей прошлым вечером и пригласил на сегодня к себе в офис, его голос был таким дружеским и многообещающим, что Кармен не удержалась от мысли: "Вот оно, наконец. Он собирается вернуть мне мое «Утро в Сан-Диего».

В окно были видны дождевые тучи, клубившиеся над Долиной Розы. Сегодня был третий дождливый день. Во вчерашнем выпуске новостей она объявила населению планируемый Джеффом график: три дня дождя, два дня солнечной погоды — и так снова и снова, пока земля Долины Розы полностью не оправится от последствий засухи, а резервуар-водохранилище не заполнится до отказа. Он объявил, что солнце необходимо для правильною жизненною цикла растений. Лишь кое-кто из маловеров возмущался таким неестественным явлением, как расписание погоды, — подавляющее большинство было только радо и собиралось отпраздновать окончание засухи на многочисленных пикниках на природе, благо хорошая погода была им гарантирована.

Неожиданно дверь офиса распахнулась.

— Кармен? — с улыбкой окликнул Деннис. — Входи. Она последовала за ним в его богато и со вкусом обставленный кабинет и села в предложенное кресло возле широкого вишневого стола.

— Ну, начнем с того, что каждый раз, когда я смотрю на эти дождевые тучи за окном, я вспоминаю о тебе. Именно — о нашей Кармен Перес. Должен признаться, я до самого конца не верил, что Кабрио окажется чем-то стоящим. Мне казалось, что это все твои фантазии, но я не очень придавал этому значения, поскольку большая часть публики в Сан-Диего просто была рада включить «Новости после девяти» и обнаружить, что ты вернулась на экран. Но это уже что-то, Кармен, — он кивнул в сторону дождливой панорамы за окном. — Это действительно что-то особенное.

О, как давно ей доводилось в последний раз слышать от него такую откровенную похвалу!

— Бывали моменты, когда я сама начинала сомневаться. — Она поудобнее устроилась в кресле, закинув ногу за ногу. — А зачем ты хотел меня сегодня видеть?

Он приподнял стопку бумаг, лежавших на краю его стола, и передвинул их поближе к себе.

— Мы еще не обработали данные полностью, но одно ясно — твоя популярность возросла, и я хочу, чтобы ты об этом знала. — Он взглянул на нее из-под своих кустистых бровей. — Твоя популярность сильно возросла.

Она постаралась скрыть свою растерянность. Не может ли быть так, что она попросту не понимает его, или он решил подольше поиздеваться над ней, продлевая ее недоумение.

— И что, по-твоему, я должна сделать, чтобы оправдать свою возросшую популярность? — Она натянуто улыбнулась, стараясь достойно принять то, что она посчитала за брошенный себе вызов.

— «Новости из северных районов», — сказал он. — Не тот мизерный кусок, который тебе достался поначалу, а весь обзор. С начала и до конца.

Нет, он не собирался издеваться. Кармен старалась сохранить самообладание, однако ее спина покрылась холодным потом.

— Деннис, — тут же пошла она в наступление, — я до сих пор искренне надеялась, что ты предложишь мне вернуться в «Утро».

— «Утро в Сан-Диего»? — Он выглядел таким удивленным, что было абсолютно ясно — ему и мысль об этом в голову не приходила.

— Ну да. — Она постаралась улыбнуться, чтобы не дать ему догадаться, как всерьез она на это рассчитывала. — Ты разве не читал на днях статью в «Юнионе»?

— Да, — с запинкой отвечал он, нахмурившись, — но…

— Но послушай, Деннис. — Кармен подалась вперед, навалившись на стол. Ее голос звучал так храбро и решительно, словно они были равными. А ведь когда-то она только таким тоном разговаривала с ним, ни капли не смущаясь перед властью, которой он был наделен. — Я хочу вернуться в свою программу. Зрители хотят видеть меня в ней. Я создала «Утро».

— И ты сделала это прекра…

— Меня не волнует все остальное. Я…

— Погоди, Кармен. — Он вытащил из пачки сигарету, разжег ее и сделал долгую затяжку. — Ты создала «Утро». Ты создала тот стиль и приемы, которые сделали эту утреннюю программу вне конкуренции. И никто у тебя этого не отнимет. — Он прищурился и наклонился вперед. — Но ведь ты больше не являешься той властной хладнокровной ведущей, какой была. Одного взгляда на тебя достаточно, чтобы понять — у тебя исчезла былая хватка. Ты великолепно подала историю Кабрио, но это совсем другой стиль — это то, что принято обсуждать в семейном кругу за чашкой чая.

— Нет, и…

— И Крейг сказал мне, что ты не хотела делать репортаж с места катастрофы, которая случилась на прошлой неделе.

И как только Крейгу удалось об этом догадаться? А ей-то казалось, что она прекрасно скрыла панику от его приглашения в тот день?

— Джефф Кабрио занимался установкой своего оборудования.

— На крыше, да. Я знаю. — Он откинулся назад, не спуская с нее скептического взгляда, и она отвела глаза. Он видит ее насквозь. Ему известны ее собственные сомнения. Когда он заговорил снова, его голос был по-отцовски мягок, и ей стоило большою труда смириться с этим покровительственным тоном. — Ну что ж, валяй, расскажи мне, какие у тебя есть идеи по поводу «Утра».

Она прочистила горло и постаралась посмотреть ему прямо в глаза, пытаясь вернуть хотя бы толику былой храбрости.

— Я начну с шоу, которое запомнят надолго. Я соберу всех, у кого брала интервью о Джеффе Кабрио. Людей из его прошлого. Людей, знакомых с секретами, которые он так старательно прячет от окружающих.

— Дальше. — Деннис пошевелился в кресле, и оно заскрипело под его весом. Вроде бы он выглядел достаточно заинтересованным.

— Денни, Кабрио скрывает что-то важное, я пока сама не знаю, что именно — но не остановлюсь, пока не раскопаю все до конца. — Она подивилась, как уверенно и сильно звучит ее голос, словно она отродясь не испытывала мучительных сомнений в правомочности такого бесцеремонного вмешательства в личную жизнь Джеффа. Наверняка это заставит Джеффа проклинать ее до конца своих дней, но для Кармен это был единственный, на ее взгляд, способ выбраться из ловушки, в которую она попала. Единственное, в чем она была уверена, — это в том, что ей не удастся восстановить свой имидж, размениваясь на мелочи в «Репортаже из северных районов». Как только иссякнет шкатулка Шахерезады в виде истории Джеффа Кабрио, как только прекратятся пожары и исчезнет проблема засухи — ее опять отправят готовить сообщения об играх младшей лиги и урожае авокадо с окрестных ферм.

— Похоже, ты еще не исчерпала свой запас прочности, Кармен, и это меня радует. — Деннис встал из-за стола — Послушай, я бы не хотел что-то переделывать в «Утре» именно сейчас, однако я постоянно стараюсь придумать для тебя нечто достаточно основательное в «Новостях после девяти». Поверь пока моему обещанию, хорошо? Ты проделала отличную работу. Ты показала, что у тебя есть характер. И я не собираюсь держать все это под спудом.

ГЛАВА 41

И вот Кармен вновь садится в самолет, который доставит ее на Восточное побережье, на сей раз в Филадельфию Деннис Кетчум без проволочек предоставил ей для поездки пару дней. Она сказала ему, что это будет большое, объемное интервью. На сей раз она точно знала, с кем будет беседовать.

В Филадельфии она пересела на самолет местной авиакомпании и к трем часам пополудни оказалась в городке под названием Трентон. Оставив вещи в гостинице, она тут же взяла такси и поехала в тюрьму штата Нью-Джерси мрачное скопище древних каменных зданий, окруженное колючей проволокой.

У нее ушло почти сорок пять минут на то, чтобы оформить все положенные документы в их главном офисе, хотя она предупредила о своем прибытии заранее. Наконец ее проводили в небольшое каменное здание в конце длинной пешеходной дорожки.

Внутри этого здания служащих на удивление мало волновали вопросы соблюдения мер безопасности. Ей любезно сказали, что она может побеседовать с мистером Ваттсом в комнате отдыха, и она уселась на мягкий диван, обитый голубым винилом, в ожидании Джефферсона. За стеклянными дверями, ведущими в коридор, прошло несколько женщин, и все они были одеты в форму больничных сиделок. Кармен поняла, что это уединенное здание является изолятором — или что-то в том же роде.

Через некоторое время в коридоре показалась сиделка, помогавшая идти пожилому мужчине. Кармен встала. Джефферсон Ваттс оказался совершенно не таким, каким она его себе представляла. Облик громкоголосого, рослого негра, который стоял перед ее внутренним взором все эти недели, рассыпался в прах. Джефферсон Ваттс был стар. Стар и очень болен. Сиделка, помогавшая ему передвигаться, прикатила и передвижной кислородный баллон.

— Все в порядке, — обратился он к сиделке хриплым басом. Женщина молча кивнула Кармен и скрылась в коридоре.

Кармен подошла к мужчине, протягивая руку для пожатия.

— Мистер Ваттс? — произнесла она. Его рука оказалась сухой и холодной, и в его рукопожатии совершенно не осталось силы.

— Это я. — Он согласно кивнул седой головой. — Присаживайтесь, мисс. Не стойте перед стариком навытяжку — Он был одет в синюю рубашку и брюки Медленно пересекая комнату, он толкал перед собой кислородный баллон, от которого отходила трубка, закрепленная у него возле носа. Слегка запыхавшись, он осторожно устроился на зеленом клеенчатом стуле. Кармен вернулась на свой диван.

— Эмфизема, — пояснил Джефферсон Ваттс, указав на кислородный баллон.

Кармен охватило неожиданное болезненное сочувствие к этому человеку. Его седая шевелюра была острижена очень коротко, а такая же седая борода выглядела очень опрятной и ухоженной. В свое время он должен был выглядеть весьма привлекательно. Он и сейчас держался с большим достоинством.

— Так что же, — спросил он, — вы из полиции?

— Нет. — Она вынула из сумочки свое репортерское удостоверение и подошла к нему поближе, чтобы дать карточку ему в руки.

Он внимательно изучил то, что было написано в карточке, и с кивком вернул ее Кармен.

— Я работаю на телевидении в одном из западных штатов, — пояснила она. — Ваш сын, Роб, проводит чрезвычайно важное исследование окружающей среды в одном городе, вот почему я стараюсь побеседовать со знавшими его раньше людьми, чтобы собрать воедино историю его жизни для местных выпусков новостей.

И она умолкла, вопросительно глядя на старика. Несмотря на болезненный вид, глаза его были живыми и ясными. Он явно не походил ни на простака, ни на маразматика, которого будет легко обвести вокруг пальца.

— Да, — отвечал он. — Роб вечно что-то исследовал в этом и заключалась его работа А если никто ему не заказывал исследований, он находил свой очередной объект сам. Так что меня не удивляет ваша новость насчет важности его работы. — И он хитро склонил голову набок. — Однако я не верю, что это он сам отправил вас побеседовать со мной.

— Нет, он не отправлял меня, — подтвердила Кармен. — Я приехала сюда по своей инициативе.

Он вздохнул, и этот звук напомнил Кармен скрип несмазанных дверных петель.

— Я никогда не был уверен в том, что знаю о Робби всю правду с того дня, как угодил сюда, — сказал он — А с той поры прошло чертовски мною времени Я не хочу сказать, что он лгал для того, чтобы обмануть меня, — он просто боялся лишний раз расстраивать меня, вы понимаете? — Он потеребил свою бородку иссохшей трясущейся рукой. — Он уехал, и я не знаю, куда, я не имею возможности связаться с ним — однако, если вы это знаете, не вздумайте и мне говорить, — торопливо добавил он — У него наверняка были веские причины не желать этого. Вы только скажите мне, он не нуждается в поддержке? Я мог бы что-нибудь для него сделать?

Она смотрела на этого дряхлою, седого человека, и все внутри ее разрывалось от немого плача. Когда она смогла заговорить, то не узнала своего голоса.

— Я не уверена, что ему так уж необходима помощь, но даже в том случае, если бы он в ней нуждался, мне представляется сомнительным, чтобы вы смогли что-то сделать, находясь здесь.

— Но он по крайней мере здоров? А его семейство — с ними все в порядке?

Кармен заколебалась. Она не имела представления о том, что можно и что нельзя рассказывать Ваттсу, не причинив ему вреда.

— Мне очень жаль, но я не знакома с ними, — сказала она. — Я приехала из маленькою городка на Юге Калифорнии, и Роб появился у нас один.

— Калифорния! Господь ему в помощь. А Лесли, значит, не с ним?

— Hет.

Джефферсон медленно покачал головой, еще раз хрипло вздохнув.

— Я так и думал, что-то не так. Я ничего не слышал про него с самого Рождества. И это меня беспокоило. Они вместе со своей женой всякий раз навещали меня на Рождество и привозили с собой девчушек и разные подарки. А их малыша я так и не видел, по крайней мере живьем. У меня, правда, есть их фотография.

Он медленно поднялся и нащупал карман своих синих брюк, откуда извлек маленькую измятую фотографию. Когда он протянул снимок Карман, его рука тряслась так сильно, что ей до боли захотелось взять эту старческую руку в свои, чтобы унять эту дрожь, чтобы согреть немеющие пальцы.

На снимке она разглядела студийные портреты мужчины, женщины и троих детей. Ей с трудом удалось распознать в мужчине Джеффа. На фото он оказался блондином и выглядел гораздо более плотным. И на ею лице сияла улыбка. Беззаботная. Счастливая. Говорившая о согласии с собой и с миром. Синие глаза Лесли Блекуэлл казались просто огромными и почти круглыми, так как были широко раскрыты и сияли смехом и жизненной энергией. Девочки сидели на коленях у отца, и глаза у них были в точности такие, как у матери. Лесли держала на руках младенца, которого мало волновало окружающее, — по его виду можно было заключить, что его всего пару дней назад привезли из роддома.

— Вы знаете, они назвали его в честь меня. — Джефферсон взмахнул рукой в сторону фотографии.

— Нет, я об этом не знала, — отвечала Кармен. — У них очень милое семейство. — Она протянула фотографию назад, и Ваттс снова уселся на стул.

— Они приезжали на Рождество и привозили эту смесь из сушеных фруктов. Вы не знаете, из чего ее делают?

— Наверное, знаю.

— Там наверняка были финики, и абрикосы, и все такое. Да, финиками она пахла — это точно. — Он слегка переменил позу, стараясь поудобнее устроиться на стуле. — Ну, так или иначе, я получил от Роба последнее письмо в ноябре, и он писал, что не может навещать меня какое-то время. Он не объяснил, почему, но я-то знаю Робби и не сомневаюсь, что у него на то есть причина. Хотя не следует забывать, что я уже стар и нахожусь отнюдь не в лучшей форме. — Он хмыкнул, и этот смешок перешел в приступ тяжелого кашля. Когда Ваттс вновь смог говорить, он добавил:

— Меня не очень устраивает мысль о том, что я могу и не успеть повидаться с ним перед тем, как отдать концы.

— Я надеюсь, что вы встретитесь с ним достаточно скоро. — У Кармен предательски повлажнели глаза, и она уставилась на кислородный баллон, разглядывая трубки, подведенные к металлическому аппарату. Лишь когда она удостоверилась, что опасность поддаться слезам миновала, она отважилась снова взглянуть на Джефферсона. — Итак, вы не имеете о нем никаких сведений с самого декабря.

— Ну, пожалуй, можно сказать и так. Но я на девяносто девять процентов уверен, что это был он, потому что она пришла как раз к моему дню рождения пару недель назад.

— О чем вы говорите?

— О пленке. Ну, эти маленькие штучки: кассеты, что ли?

— И что было на ней записано?

— Вой, — рассмеялся Джефферсон Ваттс.

— Что?

— Звериный вой. К пленке прилагалась записка, но она была напечатана на машинке, так что не могу сказать, чей на ней почерк: Робби или кто-то еще. Так там говорилось: «Слушай, и думай о свободе».

Кармен озадаченно нахмурилась.

— Просто вой? И ни одного человеческого слова на всей пленке?

— Нет, ни одного. Я прослушал всю ее до конца, хотя большая ее часть попросту пустая. А я так надеялся услышать ею голос. — Он опустил глаза на кислородный баллон и бездумно провел по его блестящей поверхности трясущимся пальцем. — Я так давно не говорил с ним.

— Мне очень жаль, мистер Ватте. — Ей захотелось пожаловаться кому-нибудь на то, что этого старика, изможденного болезнью, до сих пор держат в заключении. Ей хотелось забрать его отсюда и отвезти в Шугабуш, к Джеффу.

— Это выли собаки. Или волки, как мне показалось.

— Возможно, это койоты. Там, где он живет, поблизости полно койотов.

— А! Так он где-то в дикой местности. Наверное, потому-то он и не смог взять с собой малышей. Слишком опасно, не так ли?

— Наверное, так. — Она через силу улыбнулась.

— И работа ею, наверное, связана с этими голодными тварями. — Джефферсон убежденно кивнул сам себе. Ему явно принесло облегчение логичное, по его мнению, объяснение того, что его сын разлучился со своей семьей. Однако неожиданно его взгляд помрачнел. — Кент не собирается работать там вместе с ним, не правда ли?

— Нет. Я полагаю, что они уже не меньше пары лет не работают вместе.

— Это хорошо, — кивнул старик. — Кент и Робби могли многого добиться вместе, однако они не всегда смотрели на вещи одинаково. Кент впал прямо во вселенскую тоску, когда Робби стал проводить больше времени с семьей, вместо того, чтобы торчать на работе. Робби в отличие от Кента всегда понимал, что делу время, а потехе час. Я думаю, что мне удалось его этому научить.

Кармен улыбнулась неподдельной гордости, прозвучавшей в его голосе.

— Расскажите мне, как вы воспитывали его, Джефферсон снова заскрипел стулом, стараясь устроиться поудобнее. Его лицо стало задумчивым, он склонил голову набок.

— Прежде всего, он доставлял мне огромное счастье. Робби был хорошим мальчиком, хотя жизнь его не баловала. Я встретил Бетти, когда ей было всего двадцать два, а Робби семь лет. Я был намного старше. Знаете, где я ее встретил?

Кармен покачала головой.

— Робби об этом неизвестно, и я должен взять с вас обещание, что вы не проболтаетесь ему, — и он вопросительно поднял бровь.

— Я ничего ему не скажу.

— Так вот, она рылась в отбросах на свалке позади одной гостиницы. Моя машина стояла неподалеку, я сидел в ней и дожидался связника — в те дни я еще занимался наркотиками, — и она не заметила меня. Она была такая красивая, и у меня сердце разорвалось при виде ее. Пришел мой связник, мы с ним рассчитались, и я тут же направился к ней и отдал всю свою тогдашнюю выручку. А она принялась плакать и сказала мне, что им с сыном некуда деваться в эту ночь. Ее приятель выгнал ее и избил — у нее все ноги были в синяках. И я привел их к себе домой, где они и остались.

В задумчивости он глядел в пространство, а потом на него нашел приступ кашля. В какой-то момент Кармен показалось, что он вот-вот задохнется, и она вскочила на ноги. Она опустилась перед ним на колени, пытаясь гладить его по плечу.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она с тревогой. — Может, лучше позвать сиделку?

Он попытался отрицательно качнуть головой, а через мгновение кашель прекратился. Его глаза слезились, и Кармен достала из сумочки свой платок, не замечая, как у нее у самой трясутся руки.

— Вы не хотите немного передохнуть? — спросила она.

— Нет, милая мисс, это случается слишком часто Вы лучше слушайте. Вы не должны рассказывать Робби, насколько я плох, ясно? Нет никакой нужды его зря беспокоить. — Он попытался прочистить горло. — Ну вот, а теперь сядьте на место, а я продолжу рассказ.

Кармен молча повиновалась.

— Моя квартира их поразила. Она показалась им просто огромной. Там было чисто и стояла красивая мебель. Я устроил их в своей спальне. Вы только не поймите меня превратно, — и он снова приподнял седую бровь, взглянув на Кармен. — Мне, конечно, нравилась Бетти, и я желал близости, да и она явно решила, что ей придется переспать со мной в уплату за кров. Однако я хотел, чтобы она спала со мной по своему желанию. И через какое-то время так оно и вышло.

Выражение его глаз изменилось, они словно видели те далекие дни и их пылкую любовь. Нет, никакой пошлости — в улыбке этого старика сквозила лишь нежность. Он действительно любил Бетти Кабрио.

— Парнишка оказался таким шустрым, что даже напугал меня, — вернулся Джефферсон к настоящему. — Ну, представьте себе, что у вас в доме заводится семилетний малец, который в десять раз вас умнее. — Он засмеялся, и Кармен вся напряглась в ожидании нового приступа душераздирающего кашля. — Однако у него препогано шли дела в школе. Мы перевели его в ту школу, что была по соседству со мной, и тогда у него все наладилось. Он весь так и сиял, когда возвращался по вечерам домой.

Джефферсон снова впал в задумчивость, и Кармен молча терпеливо ждала. Когда он продолжил свой рассказ, его голос звучал тихо и доверительно.

— Я никогда не употреблял наркотиков сам, — сказал он. — Я даже не пил спиртного, а если бы и пил, то бросил бы ради мальчишки. Через несколько месяцев после того, как они стали жить у меня, я бросил и свой подпольный бизнес, хотя теперь мне было нужно немало денег — на целую семью. И я взялся ремонтировать чужие машины. Мне хотелось, чтобы Робби видел, что я веду честную жизнь. — Он тихонько хмыкнул, неопределенно взмахнув рукой куда-то за окно этой маленькой неприглядной комнаты. — Однако мое прошлое не захотело меня отпускать. По моей вине когда-то погибли двое невинных людей; и вот я здесь.

Кармен прокашлялась.

— Я думаю, что Роб никогда не забудет всего, что вы сделали для него. Судя по всему, вы с ним очень близки.

Старик улыбнулся, по-прежнему глядя в окно.

— Поначалу, когда я слышал от него «папа», я всякий раз чувствовал себя этаким героем, если вам понятно, что я имею в виду. Он часто старался меня испугать, и когда я реагировал на это так, как он ожидал, на лице появлялась широченная улыбка. У меня есть и другие дети, но всех их разметало по свету, и никто не значил для меня так много, как Робби. Никому из них я сам не был нужен так, как был нужен этому малышу.

Джефферсон Ваттс облизал пересохшие губы. Похоже, он совершенно освоился в присутствии Кармен. Он откинулся на спинку стула и сделал несколько тяжелых глубоких вздохов, прежде чем смог заговорить вновь.