- Что это может значить? - задумчиво сказал Травник, ни к кому конкретно не обращаясь.
      - Думаю, мы узнаем это быстрее, чем хотелось бы, - невесело пробормотал Снегирь. Он нагнулся и, подняв с каменного пола обломок кирпича, невесть как здесь оказавшийся, бросил его в центр круга. Камень глухо стукнул о крышку люка. Книгочей усмехнулся и в четыре шага очутился рядом.
      - Круги эти не про нашу честь, можно смело идти. Только на цветы лучше бы не наступать, пыльца может быть ядовитой, или еще какие-нибудь пакости. Ну что нашли?
      - Идем, - подтвердил Травник. - Охрану будем выставлять?
      - Если правда то, что я слышал о замке храмовников, - сказал Книгочей, здесь может быть подземный ход, может быть, и не один. Никто не поручится, как далеко он нас может завести, а люк может быть и единственным входом-выходом, случаются и такие штучки.
      - Тогда первый - Снегирь, за ним - Март с Молчуном, Книгочей и Ян. Я замыкаю. Снегирь!
      - Да, Симеон! - откликнулся улыбающийся толстячок.
      - Больно-то не веселись, и не спеши, поаккуратнее, - предупредил Травник.
      - Хорошо, не беспокойся, - ответил Снегирь, но улыбаться не перестал. Он быстро добрался до люка и, легко отодвинув крышку, встал на лестницу. Затем шутливо помахал на прощание и быстро исчез внизу.
      - Ну, если Казимир поместился, значит, мы точно пролезем, - заключил Книгочей, и тут же из люка раздались шум и грозное рычание Снегиря. В мгновение ока все, включая Молчуна, оказались у люка.
      - Снегирь, что случилось? - обеспокоенно крикнул вниз Травник.
      - Чего? - послышался сдавленный голос из темноты.
      - Что там у тебя? - громко спросил друид.
      - На лестнице одной перекладины не было, - ответила, тихо чертыхаясь, темнота.
      - Порядок, - заключил Март. - Я пошел?
      - Давай, - дружески подтолкнул его в спину Травник. - Поосторожнее только.
      Друиды один за другим спустились в подземелье. Шедший последним Травник закрыл за собой крышку люка, и в шахте колодца наступила темнота.
      Внизу была небольшая комната, из нее влево уходил подземный ход, в котором было посветлее. Ян почувствовал, что камень под ногами скоро кончился, дальше пошла земля, вся в мелких лужицах, и кое-где попадался жесткий дерн.
      Через час ходьбы ход раздвоился. После короткого совета друиды выбрали правую галерею. Они перестроились, и теперь Книгочей шел последним. Когда спина идущего перед ним Снегиря скрылась в галерее, Книгочей встал с большого камня, на котором изучал свою книгу, и, прежде чем последовать за товарищами, сделал несколько шагов влево и заглянул в другую галерею.
      Там было темнее, а из глубины хода чем-то остро и неприятно пахло. Патрик поморщился, но продолжал щуриться, вглядываясь в темноту. Затем он бросил туда маленький бумажный комочек, тут же вспыхнувший ослепительно белым и бездымным пламенем. Свет выхватил кусок боковой стены, уходящей в непроглядную темень, и все. Книгочей вздохнул, высморкался в темноту и поспешил в другой ход догонять друидов. Те шли ходко, да и в галерее было светлее, поэтому Книгочей порядком запыхался, прежде чем увидел замыкающего отряд Снегиря. Тот начал беспокоиться и уже оглянулся несколько раз. Книгочей нагнал его, и дальше они пошли рядом, тихо беседуя и обходя лужи.
      Огонек, зажженный искусным ремеслом друида в левой галерее, медленно тускнел и наконец угас, рассыпавшись напоследок трескучими белыми искрами. Если бы Патрик бросил огонь чуть-чуть дальше, он обязательно увидел бы на мягкой глинистой земле широкий след лапы оступившегося здесь два часа назад Гвинпина. Лисовин никогда не оставлял следов, а Гвинпину, неуклюжему от природы и врожденной рассеянности души, еще предстояло этому научиться, как, впрочем, и многому другому.
      ГЛАВА 16
      СОЛНЦЕ БЕССОННЫХ
      Я стою у города государства гордого, где перехлестнулись пути.
      И гляжу бесстрастно я на ворота красные, и намереваюсь войти.
      Быть ли живу, ранену, знаю все заранее, оттого змея на душе.
      Но слова все сказаны, все пути заказаны, я стучусь в ворота уже.
      Только неприветные стражи безответные в двери не пускают меня.
      Только стражи черные, филины да вороны требуют назваться меня.
      Мне б ворота крепкие запалить от зелия, чтобы пали вороны ниц.
      Я же злыдням-ворогам дам сметаны-творога с молоком заоблачных птиц.
      И откроют вороги двери, что им дороги, а сверчок беду напоет,
      И пойду непрошеный, позабывши прошлое, где осталось имя мое.
      - Что это за песня? - спросил Яна Март, удивленно прислушиваясь. Друиды отдыхали, сидя у большой каменной арки, сложенной из массивных гранитных блоков, непонятным образом пригнанных друг к другу. Что удерживало их в верхней части - без балок, без креплений, - Ян так и не сумел разобраться, а спрашивать почему-то не хотелось. Книгочей изредка бросал рассеянные взоры на изогнутый серый скелет гигантского каменного ящера или змея - так выглядела арка в бледном, призрачном свете странного места, где они очутились. Совсем не было видно неба, над головой висело свинцовое марево, тихо колыхавшееся, как натянутое полотно мягких материй с посверкивающими серебряными нитями. Травник сидел с закрытыми глазами, то ли задумавшись, то ли просто отдыхая перед дорогой.
      - Это не песня, - смущенно сказал Ян. - Скорее это слова к музыке, которой нет.
      - А откуда ты их знаешь? - Глаза Збышека смотрели на Яна с выражением живейшего интереса.
      - Это случилось само собой, - вздохнул Ян. - Года два назад, когда я еще воевал, я вышел за ворота города, который наши только что захватили. Герольды потом трубили, что город был освобожден от черных рыцарей, союзников проклятого Ордена, а мы взяли его штурмом, да и то с третьей попытки, после того, как лазутчики сожгли полгорода огненным зельем, которым, кстати, их снабжали алые и синие друиды. Я не знаю, правильно это было или нет, ведь если бы город не зажгли, погибло бы втрое, вдесятеро больше моих товарищей, простых крестьян, ремесленников, ткачей и сапожников разных. Идя по городу, я видел скрюченные тела сгоревших, превратившихся в головешки, в уголь таких же сапожников, портных, купцов. Их вина была только в том, что они предпочли нам других, а кто из них светлы, кто темны, теперь для них уже никакого значения не имело. Они просто лежали мертвые, и я шел мимо, а палисадники были обугленные, дома порушенные, развалившиеся крылечки. Помню, мне вдруг тошно стало от запаха гари, от смерти вездесущей, и я решил выйти на заставу, туда, где городские ворота прежде стояли, а теперь валялись, тараном сшиблены. Вышел, и впрямь полегчало, ветерок свежий от рощ обдувает, птицы меж деревьев перепархивают, жизнь, в общем. Ну, я пока там отдышивался, вот эти самые строчки мне словно кто в ухо нашептывал, да так крепко нашептал, видать, что остались они сидеть во мне, я их даже не записывал.
      Они помолчали. Снегирь с Книгочеем о чем-то тихо беседовали, а Молчун внимательно их слушал, переводя взгляд с одного на другого. Травник, похоже, задремал. Збышек осторожно пощупал повязку на голове и тихо сказал:
      - А я иногда пишу. Слова, мысли всякие. В основном короткие, фразы иногда хорошие попадаются, над ними потом интересно думать. У меня такая маленькая тетрадь есть, я ее с собой ношу.
      - Ты мне как-нибудь ее покажешь? - спросил Коростель.
      - Обязательно покажу, - пообещал Збышек и улыбнулся Яну.
      - Пора, - сказал, вставая, Травник. Снегирь и Книгочей, заспорившие под конец беседы, разом встали, и каждый отрывисто что-то сказал другому, видимо, оставшись при своем мнении. Друиды надели походные мешки и запахнулись в плащи - становилось прохладно. Яну показалось, что небо над головой, этот низкий полог без туч и звезд, стало уходить вверх и подниматься над путем друидов. Земля же стала уходить вниз, и они скоро очутились на пологом холме, поросшем мелкой седой травой. Вдали просверкивало красноватое сияние, и отряд невольно ускорил шаг. Через несколько минут склон круто ушел вниз, и перед ними открылась удивительная картина, Ян никогда не видел прежде ничего подобного.
      Впереди лежала широкая река, разлившаяся на несколько сливающихся друг с другом рукавов. Вода была залита мягким желтым закатным светом, а берега, заросшие ракитами и осокой, казались черными, сплошь скрытыми тенью. Вдали, над вечерней линией горизонта, в небе протянулись бледно-бирюзовые, розовые и оранжевые полосы, кое-где яркими кроваво-красными тонами небо рассветило заходящее солнце. Река разлилась в настоящее половодье, повсюду чернели островки и песчаные косы с зарослями ивняка; слабые сиреневые тени обозначали медленное течение воды, огибающей мели. Вода становилась красноватой ближе к западу, возможно, там темнели холмы или взгорья, поросшие сосной. Это был какой-то другой мир, и в него нельзя было войти просто так.
      - Надо же, - сказал Травник. - Значит, верные были слухи, что ходили о Святом.
      - Ты о реке? - осведомился Книгочей.
      - Да, о нем, - ответил Симеон. - Вот тут, Ян, твои познания в дорожках и тропинках нам уже не пригодятся.
      Коростель, до этого озадаченно оглядывавший окрестности речных берегов, буркнул в ответ что-то невразумительное.
      - Не переживай, старина, - похлопал его по плечу Снегирь, - мы сами здесь впервые. Забодай меня комар, если я знаю, где мы сейчас находимся. Тут даже свет солнечный помягче.
      - Впервые - не впервые, а кое-что об этих местах известно, - промолвил Травник.
      - Вот и не тяни душу, выкладывай, - потребовал толстячок.
      - Ты слышал что-нибудь о Старом Русле, Ян? - спросил Травник.
      - Слышать-то слышать, - откликнулся Коростель, - да только все сказки какие-то или предания. Говорили, что раньше Святой был чуть ли не подземной рекой, и на его берегах селились совсем иные народы, чем на поверхности.
      - Что за народы такие? Тролли что ли, а может, кобольды? - сердито спросил Снегирь, не очень любивший загадки и тайны.
      - Ты еще гномов вспомни, Казимир! - укоризненно сказал Книгочей. - Ни те, ни другие, ни третьи реки не уважают и, уж во всяком случае, селиться на берегах не будут.
      - А что, эти маленькие народцы действительно когда-то были? - недоверчиво спросил Ян. - Я слышал о них много поговорок и присказок, хотя никогда не видел ни одного сказочного человечка.
      - Добавь к своим поговоркам еще одну, самую главную, если хочешь успешно общаться с друидами, да и с любыми другими Знающими, - посоветовал Книгочей. Никогда нет дыма без огня. Запомни, Ян: ничто нигде не говорят просто так, даже сорока на ветке, не говоря уже о сельских жителях. Но самое интересное - не то, о чем селяне говорят.
      - А что же? - улыбнулся Коростель.
      - Самое интересное - о чем они молчат! - поучительно изрек голосом Книгочея Снегирь, и Патрик укоризненно покачал головой. - Господин Книгочей больше всего на свете любит тишину, а послушать чье-нибудь молчание для него просто смысл жизни, отца родного продаст! - продолжал Казимир, шутовски потрясая толстым и коротким пальцем с аккуратно обрезанным, отполированным ногтем.
      - Смыслом бытия для меня было бы твое молчаливое житие, господин Снегирь, - ответил на колкость Патрик. - Вот его бы я слушал днями и ночами, твое благородное молчание.
      - Тишина здесь действительно особенная, - нарочито не в тон разговора вмешался Травник. - Даже течения внизу не слышно.
      - Ладно, вы тут наслаждайтесь безмолвиями, а мы с Молчуном делом займемся, - заявил Снегирь и жестом подозвал к себе немого. Некоторое время он что-то нашептывал ему в ухо, после чего Молчун несколько раз кивнул, и они разошлись в разные стороны, согнувшись в три погибели и шаря глазами по земле. Ян удивился тому, как быстро Снегирь сумел что-то объяснить Молчуну, и вопросительно взглянул на Травника. Тот, однако, лишь молча пожал плечами.
      - Эко нашего красногрудого-то скрючило! - усмехнулся Патрик. - Казимир! До Лисовина тебе все равно далеко. Я спущусь с холма, Симеон, а то эти два друга как хомут и подпруга, все затопчут.
      Книгочей легко поднялся с камня, подсмыкнул штаны и быстрой, пружинистой походкой стал спускаться вниз. <Они не могут найти следов, но не говорят об этом при мне>, - понял Ян.
      - Не переживай, Ян, - дружески молвил Збышек, словно угадав мысли Коростеля. - Ты нас очень здорово вел от Моста Прощаний. Если я правильно понял, где мы находимся, здесь обычное искусство проводника и даже следопыта принесет мало проку. Это Нижние Земли, верно, Симеон?
      - Думаю, уже да, - подтвердил друид. Прищурившись, он смотрел на закатные полосы неба. Там вдали медленно летела темная птица, но на фоне незаходящего багрового солнца трудно было разглядеть цвет ее оперения.
      - Что за земли? - Ян уже начал привыкать к загадкам, которые чуть ли не каждый день подбрасывала его дорога с друидами.
      - Про них Травник лучше моего знает, его и спроси, - развел руками Збышек и стал наблюдать за двумя товарищами, которые все дальше расходились в поисках следов тех, кого они поклялись найти еще в Круге - поклялись самим себе и друг другу. Травник присел рядом с Яном и указал на заходящее солнце.
      - Вот это солнце, Ян, заходит на горизонте. Вот это небо, оно раскинулось над нами. Пока все ясно, Ян?
      Коростель согласно кивнул.
      - Неясно здесь только одно, - друид невесело высвистел однообразный мотивчик, - неясно, откуда они тут.
      - Кто? - не понял Ян.
      - Да эти... солнце с небом, - усмехнулся Травник. - Понимаешь, дружище, мы, по всей видимости, сейчас еще под землей. Я немного знаю русло Святого, и на поверхности река сейчас совсем в другой стороне от нас, а вот, однако же...
      Он указал на разлившееся внизу, отсвечивающее желтым половодье.
      - А ты помнишь, Травник, Пилигрим давным-давно рассказывал про солнце бессонных? - задумчиво спросил Збышек. - Мы ему еще тогда не очень поверили.
      - Пока не попали в Лес, - подтвердил Травник. - Очутившись в Лесу Времени, осознав себя там, можно поверить еще в добрую сотню невероятных вещей, которые не могут существовать, потому что на первый взгляд идут вразрез со здравым смыслом. Думаю, о солнце бессонных больше и лучше знает Патрик, верно ведь? Он обернулся к Книгочею, который уже вернулся и теперь был увлечен своей обязательной во время любого привала книгой.
      Патрик открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут как из-под земли перед ними выросли Молчун со Снегирем. Немой широко улыбался, показывая большим пальцем за плечо, туда, откуда они только что вернулись. Снегирь тоже явно был доволен. Книгочей отвернулся и снова уткнулся в коричневый переплет, скрывающий только ему ведомые таинственные истины и божественные откровения.
      - Мы их нашли, - оживленно начал Снегирь. - Иначе и быть не могло. Зорзы прошли здесь несколько часов назад.
      - Сколько именно? - быстро спросил Травник, и в его голосе впервые за день прозвучало нескрываемое волнение.
      - Не знаю, - пожал плечами Снегирь, - я же не Лисовин, чтобы читать землю, как волк. Думаю, человек семь или восемь...
      Молчун, внимательно прислушивавшийся к разговору, резко замотал головой и протянул обе руки с четырьмя прижатыми пальцами на каждой к Травнику.
      - Значит, восемь? - спросил Симеон, посмотрев немому друиду в глаза. Спасибо, Йонас.
      Молчун слабо улыбнулся и стал демонстрировать каждому свои кулаки. Каждый друид по очереди кивнул ему, и кто жестом, кто взглядом, все выразили ему свое одобрение.
      - Они прошли все вместе? - строго спросил Травник Снегиря. Тот пожал плечами и, оглянувшись на холм, сказал, понизив голос:
      - Не знаю, все ли шли из зорзов, но если брать наибольшим числом, то следов было, пожалуй, на восьмерых.
      - Вместе? - напирал Травник.
      - Нельзя сказать, чтобы так уж отдельно, - неуверенно пробормотал толстячок. - Может быть, что семеро шли, а один, восьмой, крался сзади.
      Молчун шагнул в круг и что было сил топнул сапогом о землю. Снегирь задумчиво посмотрел на него, потом на удивленных товарищей и тоже поковырял каменистую почву носком.
      - Вообще-то ты прав, Молчун, - молвил он. - То-то, я думаю, что мне этот след не понравился.
      Книгочей отложил в сторону свою книгу и внимательно слушал, пристально глядя в лицо Молчуну, который, сидя на мшистом валуне, тихо лопотал что-то бессвязное на птичьем языке себе под нос.
      - То есть в нем ничего особенно отличного нет от остальных, - сказал Снегирь, - земля там такая, что подошву не прочитаешь. Вот только больно маленький след-то... Остальные тоже разные, но богатырей нет, во всяком случае, по ноге не скажешь. А этот их всех гораздо меньше, и правильно Молчун говорит отпечаток легче, словно он на цыпочках крался. Я теперь даже думаю - не женский ли, часом, будет?
      - Поглядим, - неопределенно сказал Травник. - Нам теперь с Патриком потолковать надо, куда идти дальше и прочее. А ты, Казимир, расскажи Яну про солнце бессонных, проводнику это знать полезно.
      Непонятная нотка послышалась Коростелю в голосе предводителя друидов что-то, таящееся в слове <проводник>. Он подсел к Снегирю и Збышеку и, вынув из мешка кожаный футлярчик, принялся полировать кусочком оленьей замши, подаренной ему Лисовином, свою старенькую дудочку, которую уже давно не брал в руки слишком уставал в последнее время от свалившихся на его голову нежданных приключений. Дудочка же, сделанная Молчуном, висела у Яна за поясом и служила каким угодно целям, но только не музыкальным - извлечь из нее хоть какой-то звук Коростелю так и не удалось.
      - Так ты говоришь, не слыхивал о солнце бессонных, Ян? - самодовольно улыбаясь, спросил Снегирь, не чуждый при случае блеснуть красноречием и осведомленностью, особенно в отсутствие Книгочея.
      - Это луна, что ли? - небрежно спросил Ян, успевший поразмышлять об этом сочетании слов, пока Снегирь рассказывал о результатах разведки.
      - Сам ты луна! - неожиданно рассердился толстячок. - Знаешь, парень, Казимир Снегирь, будучи очень добрым и мирным существом, на деле не любит всего лишь две вещи. Угадай какие!
      - Комаров и кислое пиво, - наудачу предположил Ян, на всякий случай отодвигаясь от грозного толстячка. Март прыснул со смеху в кулак, за что получил легкий подзатыльник от Снегиря.
      - Комары и кислое пиво - не самые лучшие вещи на свете, тут я согласен, рассудительно заметил Казимир. - Но при желании их можно терпеть, невелика беда. А Казимир Снегирь больше всего на свете не терпит, когда его убивают и когда ему отвечают вопросом на вопрос. В обоих случаях он, как правило, начинает медленно умирать, причем от глупых и дурацких вопросов гораздо быстрее, чем от остальных видов оружия, как холодного, так и очень горячего. А Казимир, - тут друид наставительно поднял указательный палец, - очень не любит этого делать. Остается одно - уничтожать вокруг себя как можно больше врагов и особенно любителей отвечать вопросом на вопрос. Хватит с меня уже и одного знайки!
      Снегирь с чувством двинул массивным сапогом походный мешок Книгочея. Внутри что-то звякнуло и угрожающе зашипело. Снегирь внимательно посмотрел на мешок и медленно убрал ногу.
      - Так вот, приятель, если ты хочешь набраться ума-разума, полезно порой послушать умного и опытного человека. Бери пример с него. - Снегирь кивнул на сидящего напротив Молчуна. Тот смотрел на толстячка, широко разинув рот и внимая каждому слову Снегиря.
      - Не забудь потом опросить своего прилежного ученика на предмет того, как он усвоил твой урок, господин наставник! - иронически посоветовал Збышек, подмигнув Коростелю. - Ручаюсь, господин Снегирь услышит немало интересного.
      - Пo-моему, меня тут не любят, - трагически провозгласил Снегирь. Подковырки, намеки, козни недоброжелателей.
      Он скорчил уморительную гримасу героя в изгнании, и все, включая и самого толстячка, дружно расхохотались. Только Молчун остался сидеть с открытым ртом, лишь на его лице появилось озадаченное выражение, и только.
      - Брось ты, Казимир, не серчай, - примирительно сказал Ян. - Мне и в самом деле иногда обидно, что вы, друиды, все знаете, везде бывали, я же, кроме своего дома да литвинских земель, ни о чем не слыхивал - война-то все больше по кругу ходила, то наш князь ихнего барона, то ихний барон нашего князя.
      - Друиды, положим, тоже не все так уж сведущи в жизни. Некоторые слишком любят разыгрывать из себя всезнаек. - Снегирь покосился на дорожный мешок Книгочея, который спокойно лежал на земле. - Ладно, слушай. Тебе, Збых, тоже советую приобщиться, тем более все говорят об этом по-разному. Даже самые знатные господа, друиды из Круга, преуспевшие в тайном Знании.
      И Снегирь рассказал Яну и Збышеку вещи настолько удивительные, что еще год назад Коростель принял бы их за бред или в лучшем случае за сказки старых знахарок, кое-где еще коротающих свой безрадостный одинокий век по отдаленным заимкам и заброшенным хуторам.
      Оказалось, что, помимо земли, на которой стоял дом Яна, росли деревья и текли реки, существовали еще и другие земли, которые были известны посвященным в тайные знания, в том числе и друидам. Некоторые из потаенных земель находились под той землей, что носила всех, а часть была сокрыта морями и краями, где никогда не тает снег, а берега представляют собой громадные ледяные обрывы. Возможно, были и другие, но Снегирю о них не было известно. По желанию друид, прошедший целый ряд испытаний, которые повторялись из года в год, преуспевший в тайных науках и готовящийся выйти в мир (друиды называли это служением), мог пройти последний цикл обучения на одной из таких земель.
      Как правило, это был лес, пребывающий в определенном времени года, а то и в конкретном месяце. Почти каждый из друидов прошел свой Лес, но время года, назначаемое Властителями Круга в зависимости от склонностей и успехов обучаемого (но никак не от желания самого друида), у каждого было строго свое. О времени, в котором он пребывал в Лесу, друид не имел права сообщать никому, кроме лесных жрецов более высокого ранга по их особому требованию. Каждое время года в Лесу накладывало на испытуемого свой особенный отпечаток, у каждого месяца были разные загадки, разные тайны и разные беды. Что касается бед, то они сваливались на друида самые что ни на есть настоящие, он наяву рисковал здоровьем, а то и жизнью. Душа друида в Круге ценилась превыше жизни, поэтому каждого перед отправлением в Лес уведомляли, что его душа пребудет в безопасности, какие бы тяготы ни испытывало тело. Никто в Круге не знал, на какой срок отправляется в Лес тот или иной друид, когда он вернется и вернется ли в Круг. Случалось, что испытуемые возвращались из Леса в другом обличье, и тогда, если их только не готовили к этому специально, они проходили время лечения, или, как говорили, <обретения>. Все ли возвращались из Леса и куда девались невернувшиеся - этого никак не могли проследить их бывшие друзья по Кругу, слишком занятые собственным нелегким ремеслом. Изредка они встречались на жизненных дорожках, но часто случалось, что не узнавали друг друга. Судьба могла их развести по разные стороны войны или другого противостояния, но и тогда они не узнавали руку, направившую против них разящее оружие; слишком разному обучали их в Круге, слишком разное они умели и слишком разные понятия были им в свое время внушены.
      Такой землей был Лес, но располагался он не в мире обычных людей. Поэтому в свое время так всполошились Властители Круга, когда юный Симеон, онемевший от пережитого горя мальчишка, собственными силами (хотя он это и не осознавал) сумел попасть в Лес. Об этом знал только Камерон, будущий Пилигрим, знал настолько точно, что уже несколько дней поджидал мальчишку на осенней полянке. Об этом он имел долгий и нелегкий разговор с Высшей Друидессой, однако все прояснить не сумела даже она.
      Редко кто из друидов избежал испытания в Лесу Времен. Были, однако, и такие. Среди них были как нерадивые, так и подающие надежды первые ученики, попадались и ничем особо не выделяющиеся середнячки. Тем не менее о подлинных способностях ученика знал только учитель, закрепленный за двумя-тремя юными друидами, проявившими себя в какой-то определенной области знаний или ремесел. Были и друиды, не обладающие познаниями в области тайных знаний. Они всецело посвящали себя определенному ремеслу, достигая порой филигранного искусства и величайших высот. Такие друиды пользовались в Круге особым авторитетом и всеобщим почтением, и даже Властители часто прислушивались к советам имеющих золотые руки в решении вопросов, зачастую не связанных с теми или иными рукоделиями. Очевидно, проникая в тайны ремесел, мастера приближались к бытию с каких-то других сторон, которые были неведомы остальным.
      Еще были лесные служители, которые жили в отдельном скиту, огороженном высоким забором и частыми белоствольными березами, некогда высаженными четырехугольником. Обитателей этого скита в Круге прозвали Смертными друидами, и они изучали науки и ремесла, запредельные для остальных, а от описания некоторых из них у непосвященного мог пойти мороз по коже. Никто из остальных обитателей Круга, не говоря уже об учениках и подмастерьях, в Смертный скит не допускался ни под каким видом. Из Властителей лишь Смотритель бывал там достаточно часто, иной раз он оставался внутри два-три дня. Впрочем, в этом скиту жили и дети, несколько воспитанников, все - сироты, оставшиеся без единого родственника, подобранные в сгоревших деревнях или на разоренных базарах друидами, пребывающими в Служении. Какое-то время в Смертном скиту жил и Травник, а позже Книгочей. Обоих в разное время забрала оттуда Высшая Друидесса, некогда сама отправившая их за березовый частокол изучать неназываемые науки. После Смертного скита Симеон был послан на Север, Книгочей - в противоположную сторону. К тому же Патрик был одним из немногих друидов, не побывавших в свое время в Лесу. Свои испытания Книгочей прошел где-то в другом месте, но об этом он никогда никому не говорил.
      По словам Снегиря, существовали еще земли, подобные Лесу. В разное время разные люди искали вход в эти земли, и некоторые его находили. Потаенные земли несли на себе особый отпечаток Времени, причем каждая - своего. Возможно, что между землями существовали мосты, и по ним можно было переходить во временах. Чаще всего это были времена года, порой - времена суток. Земли, лежащие по обе стороны рек, через которые могли быть перекинуты Мосты Прощаний, были населены иными народами по сравнению с обычной землей. Труднее всего было найти грань между землями или ворота и ходы, соединяющие миры. Речные земли со стороны Моста были Землей Ночи, и там царила смерть со своими обычаями и законами. По другую сторону Моста узкими береговыми полосками тянулись Вечерние, или Закатные, Земли. Людей в обычном понятии там жило мало, угрюмые и неразговорчивые, они селились маленькими деревеньками и хуторами, хотя немало было и отдельно стоящих избушек.
      Чем дальше от рек, тем светлее становились Земли Полуденные и Дневные. Из них, по логике, можно было перейти по мостикам в Утренние Земли, но то ли эти мостики не существовали, то ли для открывания требовались не ведомые никому способности или свойства - во всяком случае, никто из друидов не слыхивал о Посвященных или Смертных, побывавших в Светлых Землях Утренней Звезды.
      Разные слухи ходили в землях литвинов о храмовниках, как легендарные, так и вполне достоверные. Слухов прибавилось после их таинственного ухода, а затем домыслы пошли на убыль. Храмовники так нигде больше и не объявились. В бытность свою рыцари-монахи (неизвестно, кем они являлись в большей степени) немало преуспели в тайных и сокрытых знаниях, уважение к ним друидов было взаимным, но и только. Круг располагал сведениями о том, чем занимались храмовники в окрестных землях, но возможно, что и в Круге были осведомители священников-воителей. Ходили слухи, что храмовники открыли вход, и даже вроде бы не один, в Потаенные Земли; друиды не отрицали возможности того, что такая дверь могла быть и в самом замке. С какими целями рыцари-монахи могли путешествовать в Нижние Земли, друидам не было ведомо. Теперь же один такой ход они, по-видимому, нашли. Те особые цвета, в которые были окрашены местное небо и солнце, и положение последнего говорили о том, что друиды сейчас уже находились в одной из Потаенных Земель, скорее всего в Вечерней. По ту сторону реки царила Ночь. Именно в эти земли ушли Птицелов и остальные зорзы, а за ними шел их неизвестный преследователь. Путь вперед был неизвестен, и никто из друидов здесь прежде не бывал. Оставались только следы. Следы и данная друг другу клятва отомстить.
      Пока Снегирь рассказывал, вернулись Травник с Книгочеем. Было решено оставить Патрика на склоне холма поджидать Лисовина с Гвинпином, которые до сих пор так и не объявились. Остальные же друиды отправлялись дальше по следу зорзов. Через отрезок времени, равный суткам на поверхности, Патрик должен был догнать отряд с Лисовином или без него. После недолгих сборов друиды спустились с холма и направились к реке. Оглянувшись, Ян увидел Книгочея возле маленького костра, который еще только разгорался. Ян помахал Патрику, но тот не заметил его, углубившись в чтение. Травник тихо свистнул, и Коростель побежал догонять отряд.
      * * *
      Когда друиды скрылись из виду, Книгочей отложил книгу, огляделся и вынул кинжал. Подержав некоторое время лезвие в костре - причем изрядно почернела та его часть, что была ближе к рукояти, - друид пробормотал несколько слов на тайном наречии. Из клинка тут же ударила тонкая струйка огня. Высоким голосом друид прочитал нараспев заклинание, и огненная нить побелела. Тогда Книгочей направил ее в землю и стал медленно и аккуратно обносить костер двойным защитным магическим кругом. Закончив эту процедуру, он бросил короткое слово, и огонь втянулся обратно в клинок. Тогда он сел у костра и вновь углубился в чтение. Окружности тихо мерцали и были видны издалека, предупреждая, что здесь находится друид, способный себя защитить.
      Друиды без приключений добрались до реки. Вода, разлившаяся далеко на запад, у берега была темнее, но в ней также отражалось закатное солнце, которое застыло на месте и совсем не собиралось опускаться в холмы.