Но меня ждали дела.

Я вернулся к «Бентли». Поставил «Дезерт Игл» на предохранитель и бросил его на сиденье. Подошел к коричневому «Бьюику» и вытащил ключи из замка зажигания. Открыл багажник. Наверное, я надеялся там что-нибудь найти. Меня не мучили угрызения совести из-за этих типов. Но я определенно почувствовал бы себя лучше, если бы что-нибудь нашел у них в багажнике. Например, пистолет 22-го калибра с глушителем. Или четыре пары резиновых галош и четыре нейлоновых комбинезона. Ножи с пятидюймовыми лезвиями. Что-нибудь в таком духе. Но ничего подобного я не нашел. Зато я нашел Спиви.

Он был мертв уже несколько часов. Ему выстрелили в голову из пистолета 38-го калибра. С близкого расстояния. Дуло находилось в нескольких дюймах от его головы. Я потер пальцем кожу рядом с входным отверстием. Посмотрел на него. Копоти не было, но на коже имелись крохотные частицы сгоревшего пороха, которые нельзя было стереть. Подобная татуировка свидетельствует о выстреле с небольшого расстояния. Что-нибудь около шести дюймов, возможно, восьми. Кто-то внезапно поднял пистолет, и неуклюжий грузный надзиратель не успел пригнуться.

На подбородке у Спиви была небольшая царапина, ее я оставил ножом Моррисона. Его маленькие змеиные глазки были открыты. Он был по-прежнему в своей грязной форме. На белом волосатом животе также виднелась отметина от моего лезвия. Спиви был мужчиной крупным. Для того чтобы запихнуть его в багажник, пришлось сломать ему ноги. Вероятно, это сделали лопатой. Ноги сломали и согнули в коленях. Глядя на Спиви, я почувствовал вскипающую злость. Он знал, но ничего мне не сказал. Но его все равно убили. То обстоятельство, что он мне ничего не сказал, его не спасло. Наши противники в панике. Они всех заставляют замолчать, а часы неумолимо отсчитывают время, оставшееся до воскресенья. Я смотрел в остекленевшие глаза Спиви, словно мог в них что-то прочесть.

Затем я бегом вернулся к трупам на опушке и обыскал их. Два бумажника и документ об аренде машины. Сотовый телефон. И все. «Бьюик» был взят напрокат в аэропорту Атланты в понедельник в восемь часов утра. Ранний рейс откуда-то. Я осмотрел бумажники. Авиабилетов не было. Водительские права штата Флорида, у обоих адреса в Джексонвилле. Улыбающиеся фотографии, ничего не значащие имена. Кредитные карточки на те же фамилии. И много наличных денег. Я забрал их себе. Мексиканцам они больше не нужны.

Вынув из сотового телефона аккумулятор, я положил аппарат в карман одному из убитых, а аккумулятор — другому. Затем подтащил трупы к «Бьюику» и уложил их в багажник к Спиви. Сделать это оказалось непросто. Мексиканцы были невысокими и щуплыми, но их обмякшие тела никак не желали меня слушаться. Несмотря на прохладу, мне пришлось попотеть. Я долго ворочал трупы так и сяк, чтобы запихнуть их к Спиви. Вернувшись на дорогу, я нашел оружие. Два револьвера 38-го калибра. Один с полным боекомплектом. Из другого сделан один выстрел. Судя по запаху, совсем недавно. Я бросил револьверы в багажник. Нашел ботинки одного из мексиканцев. Пуля «Дезерт Игла» выбила из них их владельца. Положив ботинки в багажник, я захлопнул крышку. Вернулся в поле и отыскал место, где прятался в кустах и откуда стрелял. Поползал по земле и подобрал две стреляные гильзы. Положил их в карман.

Затем я запер «Бьюик» и вернулся к «Бентли». Открыл багажник. Достал сумку со своей старой одеждой. Мой новый наряд был перепачкан красноземом и вымазан кровью убитых. Я надел старые вещи. Свернул грязную окровавленную одежду и убрал ее в сумку. Бросил сумку в багажник «Бентли» и закрыл крышку. В последнюю очередь я сухой веткой затер все следы ног, какие только смог найти.

Сев в «Бентли», я медленно поехал на восток в Маргрейв, приходя в себя. Примитивная засада, никаких технических сложностей, никакой опасности. У меня за плечами были тринадцать суровых лет. Один против двух любителей я справлюсь даже спящий. И все же сердце стучало гораздо сильнее, и я ощущал прилив адреналина. На меня повлиял вид Спиви, лежащего в багажнике с вывернутыми вбок ногами. Я дышал размеренно и глубоко, пытаясь взять себя в руки. Правая рука ныла, как будто меня ударили по ладони молотком. Боль разливалась до самого плеча. У «Дезерт Игла» чертовски сильная отдача. И выстрелы чертовски громкие. От сдвоенного взрыва у меня в ушах до сих пор стоял звон. Но у меня было очень легко на душе. Отлично проделанная работа. Когда я ехал на запад, меня преследовали два крутых типа. Они не преследуют меня, когда я возвращаюсь назад.

Я поставил «Бентли» на стоянку перед полицейским участком как можно дальше от дверей. Убрал пистолет в бардачок и вышел из машины. Вечерело. Сгущались сумерки. Бескрайнее небо над Джорджией темнело, приобретая темно-синий оттенок. Поднималась луна.

Роско сидела на своем месте. Увидев меня, она встала и шагнула навстречу. Мы вышли на улицу. Прошли несколько шагов. Поцеловались.

— От конторы проката машин есть что-нибудь? — спросил я.

Роско покачала головой.

— Будет завтра. Этим занимается Пикард. Делает все, что в его силах.

— Хорошо. Какие отели есть в аэропорту Атланты?

Она назвала несколько гостиниц. Такие же, что можно встретить в любом аэропорту. Я выбрал первую. Затем рассказал Роско о том, что случилось с двумя парнями из Флориды. На прошлой неделе она за это меня арестовала бы и отправила на электрический стул. Сейчас ее реакция была совершенно другой. Те четверо, кто расхаживал по ее квартире в резиновых галошах, изменили взгляд Роско на многие вещи. Поэтому она просто кивнула и мрачно усмехнулась.

— Минус два, — удовлетворенно заметила она. — Хорошая работа, Ричер. Это те самые?

— Что приходили вчера ночью? — уточнил я. — Нет. Они не местные. Не из десятки Хаббла. Это посторонние, нанятые на конкретное дело.

— И как, они знали, что к чему?

Я пожал плечами. Загадочно помахал рукой.

— Так себе. В любом случае, того, что они знали, им оказалось недостаточно.

Затем я рассказал о том, что нашел в багажнике «Бьюика». Роско поежилась.

— Значит, он один из десятерых? — спросила она. — Спиви?

Я покачал головой.

— Нет. У меня не получается. Он был всего лишь помощником. Никто не станет посвящать такого слизняка в тайны.

Роско кивнула. Отперев «Бентли», я достал из бардачка пистолет. Он был слишком громоздкий, чтобы положить его в карман. Я убрал оружие в коробку, вместе с патронами. Роско отнесла все это в багажник своего «Шевроле». Я достал сумку со своими окровавленными вещами, запер «Бентли» и оставил его на стоянке.

— Мне надо еще раз позвонить Молли, — сказал я. — Я глубоко завяз. Мне нужно от чего-то оттолкнуться. Я многого не понимаю.

В участке никого не было, поэтому я прошел в кабинет, отделанный красным деревом. Набрал номер в Вашингтоне. Молли ответила после второго звонка.

— Вы можете говорить? — спросил я.

Она попросила меня подождать, и я услышал, как она встала и закрыла дверь своего кабинета.

— Вы позвонили слишком быстро, Джек, — сказала она. — Я смогу скопировать файлы только завтра.

— Мне нужна отправная точка, — сказал я. — Я должен узнать, чем именно занимался Джо. Я хочу понять, почему события происходят здесь, в Джорджии, тогда как, судя по вашим словам, подобными делами занимаются за границей.

Молли помолчала, пытаясь решить, с чего начать.

— Ладно, отправная точка, — наконец сказала она. — Полагаю, Джо подозревал, что контроль за подобной деятельностью осуществляется из нашей страны. Объяснить это очень трудно, но я попытаюсь. Фальшивые доллары изготавливают за пределами Штатов, и они преимущественно там и остаются. Лишь очень небольшое количество купюр попадает к нам, так что особых проблем это не представляет, хотя мы, естественно, стараемся с этим бороться. Но за границей проблема совершенно другого рода. Джек, вы представляете себе, сколько наличных долларов находятся в обращении в Соединенных Штатах?

Я вспомнил, что говорил мне об этом управляющий банка.

— Сто тридцать миллиардов долларов.

— Верно, — подтвердила Молли. — Но ровно вдвое больше их за границей. Это факт. Люди по всему миру держат на руках двести шестьдесят миллиардов американских долларов. Они лежат на депозитах в Лондоне, Риме, Берлине, Москве, засунуты под матрасы по всей Южной Америке и Восточной Европе, спрятаны под половицы, в щели в стенах, лежат в банках, туристических агентствах и так далее. И чем это объясняется?

— Не знаю, — сказал я.

— Тем, что доллар является самой надежной мировой валютой. В него верят. Его хотят. И, естественно, наше правительство этому очень радо.

— Льстит самолюбию, да? — предположил я.

Я услышал, как Молли переложила трубку в другую руку.

— Эмоции тут не при чем, — сказала она. — Подход исключительно деловой. Только задумайтесь, Джек. Если у кого-нибудь в Бухаресте в столе припрятана стодолларовая купюра, это означает, что когда-то за нее кто-то обменял какой-то зарубежный товар стоимостью сто долларов. Это означает, что наше правительство продало бумажку, раскрашенную черной и зеленой краской, за сто полновесных долларов. Очень выгодный бизнес. И поскольку доллар является надежной валютой, высока вероятность, что эта стодолларовая купюра останется в том столе в Бухаресте еще много лет. И Соединенным Штатам не придется возвращать этот зарубежный товар. До тех пор пока доллару верят, мы не будем в проигрыше.

— Так в чем проблема? — спросил я.

— Трудно описать в двух словах, — сказала Молли. — Все дело в доверии и надежности. Тут надо подходить с позиций метафизики. Если зарубежные рынки заполонят фальшивые доллары, само по себе это не окажет особого влияния на нашу экономику. Но вот если об этом станет известно, нам придется плохо. Потому что людей охватит паника. Они потеряют доверие к доллару. Перестанут считать его надежным. И доллар больше не будет им нужен. Они станут набивать свои матрасы японскими иенами или немецкими марками. Они станут избавляться от долларов. И нашему правительству в кратчайшие сроки придется выплатить иностранный заем размером в двести шестьдесят миллиардов долларов. В самые кратчайшие сроки. А мы не сможем этого сделать, Джек.

— Серьезная проблема, — признал я.

— Вот в чем все дело. И эту проблему очень нелегко решать. Все фальшивые доллары изготавливаются за границей, и в основном там они и остаются. В этом есть свой смысл. Типографии располагаются где-нибудь за пределами Соединенных Штатов, и мы даже не знаем об их существовании. Фальшивки распространяются среди иностранных граждан, которые счастливы, если эти бумажки хоть отдаленно напоминают настоящие доллары. Вот почему подделки почти не попадают к нам. Лишь самые лучшие образцы возвращаются в Штаты.

— В каком объеме? — спросил я.

Я услышал, как Молли пожала плечами. Вздохнула, сжимая губы.

— В очень небольшом, — сказала она. — Наверное, несколько миллиардов, не больше.

— Несколько миллиардов? И это немного?

— Капля в океане. С макроэкономической точки зрения. Я хочу сказать, в масштабах экономики страны.

— И что именно мы предпринимаем? — спросил я.

— Две вещи. Во-первых, Джо из кожи лез вон, чтобы это остановить. Причина очевидна. Во-вторых, мы из кожи лезем вон, притворяясь, что этого вообще не происходит. Для того, чтобы поддерживать доверие.

Я кивнул, начиная понимать, чем объяснялась строжайшая секретность в Вашингтоне.

— Понятно, — сказал я. — А что если я позвоню в казначейство и попрошу рассказать о проблеме фальшивых денег?

— Мы будем все отрицать.

Пройдя через пустое дежурное помещение, я сел в машину к Роско. Попросил ее поехать в направлении Уорбертона. Когда мы доехали до рощицы, уже стемнело. Лунного света едва хватало, чтобы различать силуэты деревьев. Роско остановилась там, где я сказал. Поцеловав ее, я вышел из машины. Похлопал ладонью по крыше «Шевроле» и помахал ей на прощание. Роско развернулась. Медленно поехала назад.

Я пошел прямо через заросли. Мне не хотелось оставлять следы на дороге. Объемистая сумка очень мешала, постоянно цепляясь за ветки. Я подошел к «Бьюику». Все тихо. Совсем тихо. Отперев ключом водительскую дверь, я сел. Завел двигатель и поехал по грунтовой дороге. Задние рессоры стучали на выбоинах. Меня это нисколько не удивляло. Как никак, в багажнике лежало не меньше пятисот фунтов груза.

Выехав на шоссе, я поехал на восток к Маргрейву. Затем свернул на север и направился к автостраде, проехал мимо складов и влился в автомобильный поток, текущий к Атланте. Я ехал не слишком быстро и не слишком медленно. Не хотел, чтобы на меня обращали внимание. Коричневый «Бьюик» был совсем неприметный и не вызывал подозрений. Именно это и было мне нужно.

Через час я увидел указатель дороги, ведущей к аэропорту. Свернув, я отыскал автостоянку. Купил парковочный билет у автоматического шлагбаума и въехал. Стоянка была большая. Лучше не придумаешь. Я нашел свободное место в середине, в сотне ярдов от ближайшей ограды. Вытер рулевое колесо и ручку переключения передач. Взял сумку. Запер «Бьюик» и пошел прочь.

Через минуту я оглянулся и не смог отыскать взглядом машину, из которой только что вышел. Где лучше всего спрятать машину? На стоянке в аэропорту. Все равно, что песчинку лучше всего прятать на песчаном берегу. «Бьюик» простоит тут целый месяц, и никто даже не шелохнется.

Я направился к шлагбауму. Выбросил в первый же попавшийся по дороге мусорный бак сумку. В следующий бак отправился парковочный билет. У шлагбаума сел на автобус для авиапассажиров и подъехал к зданию вокзала. Нашел там туалет. Завернул ключи от «Бьюика» в бумажное полотенце и выбросил в урну. Затем снова вышел во влажную ночь. Сел на автобус до гостиницы и поехал к Роско.

Я нашел ее в залитом ярким неоновым светом вестибюле отеля. Я снял номер, расплатившись наличными. Купюрой, позаимствованной у ребят из Флориды. Мы поднялись наверх на лифте. В номере было темно и довольно грязно, но просторно. Окна выходили на аэропорт. Тройное остекление для борьбы с шумом. Очень душно.

— Первым делом надо поужинать, — сказал я.

— Первым делом надо принять душ, — поправила Роско.

Мы приняли душ. Это улучшило наше настроение. Намылившись, мы принялись дурачиться. В конце концов, занялись любовью прямо в кабинке, под струями воды. Затем мне захотелось просто свернуться калачиком в постели. Но мы проголодались. И нас ждали дела. Роско переоделась в то, что захватила сегодня утром из дома. Джинсы, рубашка, куртка. В такой одежде она выглядела прекрасно. Очень женственной, но при этом крепкой. В ней чувствовалась внутренняя сила.

Мы поднялись в ресторан на последнем этаже. Очень приличное место. Панорамный вид на район аэропорта. Мы сели за освещенный свечой столик у окна. Веселый парень иностранного вида принес нам еду. Я набросился на нее как волк. Я просто умирал от голода. Я выпил кружку пива и не меньше пинты кофе. Снова почувствовал себя хотя бы наполовину человеком. Расплатился деньгами убитых мексиканцев. Затем мы спустились в вестибюль и взяли у администратора схему Атланты. Вышли из отеля и направились к машине Роско.

В прохладном и сыром воздухе чувствовался резкий запах керосина. Запах аэропорта. Мы сели в «Шевроле» и развернули схему. Затем направились на северо-запад. Роско вела машину, а я давал указания. Мы долго петляли по запруженным улицам и, наконец, прибыли на место. Это был район малоэтажных коттеджей. Такие видишь из иллюминатора самолета, заходящего на посадку. Небольшие домики на небольших участках земли, низкие заборчики, надувные бассейны. Дворики чистые и дворики захламленные. Старые машины без колес. Все залито желтым неоновым светом.

Мы отыскали нужную улицу. Отыскали нужный дом. Приличное место. Ухоженное. Чистое и опрятное. Крошечный одноэтажный коттедж. Небольшой дворик, маленький гараж на одну машину. Узкие ворота в проволочной ограде. Мы вошли. Позвонили. Пожилая женщина приоткрыла дверь, запертую на цепочку.

— Добрый вечер, — сказала Роско. — Мы ищем Шермана Столлера.

Сказав это, она посмотрела на меня. Она должна была бы сказать, что мы ищем его дом. Мы и так знали, где находится Шерман Столлер. Шерман Столлер лежал в морге в Йеллоу-Спринс, в семидесяти милях отсюда.

— А вы кто? — вежливо поинтересовалась женщина.

— Мы из полиции, мэм, — ответила Роско. Полуправда.

Прикрыв дверь, женщина сняла цепочку.

— Заходите, — сказала она. — Он на кухне. Ужинает.

— Кто? — спросила Роско.

Женщина остановилась и недоуменно посмотрела на нее.

— Шерман. Ведь вам он нужен, не так ли?

Мы прошли следом за ней на кухню. Там за столом ужинал пожилой мужчина. Увидев нас, он отложил вилку и промокнул губы салфеткой.

— Шерман, они из полиции, — сказала женщина.

Старик спокойно посмотрел на нас.

— А другого Шермана Столлера нет? — спросил я.

Старик кивнул. Встревоженно.

— Наш сын, — сказал он.

— Ему лет тридцать? — спросил я. — Тридцать пять?

Старик снова кивнул. Женщина подошла к нему сзади и положила руку ему на плечо. Родители.

— Он здесь не живет, — сказал старик.

— С ним что-нибудь случилось? — спросила женщина.

— Вы не можете сказать нам его адрес? — спросила Роско.

Они засуетились, как это бывает со стариками. Почтительное отношение к власти. Им хотелось засыпать нас вопросами, но они просто сообщили нам адрес сына.

— Вот уже два года как Шерман не живет с нами, — пояснил старик.

Он был напуган. Пытался отстраниться от неприятностей, в которые попал его сын. Кивнув, мы вышли из дома. Когда мы закрывали входную дверь, старик напомнил:

— Шерман переехал отсюда два года назад.

Мы вышли из ворот и сели в машину. Снова раскрыли схему. Нового адреса на ней не было.

— Что скажешь о них? — спросила Роско.

— О родителях? Они знают, что от их сына нечего ждать чего-нибудь путного. Подозревают, что он занимается чем-то плохим. Но, скорее всего, чем именно не знают.

— Я так и подумала, — сказала Роско. — Поехали искать его новый дом.

Мы подъехали к бензоколонке. Заправившись, Роско узнала, как найти нужный адрес.

— Около пяти миль в противоположную сторону, — сказала она, вернувшись в машину. Мы развернулись и поехали из города. — Новые кондоминиумы на бывшем поле для гольфа.

Роско вглядывалась в темноту, отыскивая ориентиры, которые ей сказали на заправке. Примерно через пять миль она свернула с главной улицы. Проехала мимо рекламного щита строительной фирмы. Качественные кондоминиумы, остались нераспроданными лишь несколько квартир. За щитом ряды новых коттеджей. Очень приятные, небольшие, но аккуратные. Балконы, гаражи, хорошая отделка. Залитая светом площадка перед спортивным комплексом. На противоположной стороне дороги пустырь. Должно быть, поле для гольфа.

Роско заглушила двигатель. Мы остались сидеть в машине. Я протянул руку. Обнял Роско за плечо. Я чувствовал себя уставшим. Весь день я был на ногах. Мне хотелось немного посидеть. Ночь была тихой и спокойной. В машине было тепло. Я хотел послушать хорошую музыку, которая взяла бы за душу. Но у нас были дела. Мы должны были найти Джуди. Женщину, подарившую Шерману Столлеру часы с надписью. «Шерману с любовью от Джуди». Мы должны были найти Джуди и сказать ей, что мужчина, которого она любила, умер от потери крови под откосом автострады.

— Что думаешь по этому поводу? — спросила Роско.

— Не знаю, — сказал я. — Эти дома продаются, а не сдаются внаем. Судя по всему, они дорогие. Может ли такой дом позволить себе водитель грузовика?

— Сомневаюсь. Вероятно, они стоят столько же, сколько мой дом, а я не смогла бы купить такой, если бы не субсидия. Ну, а получаю я больше водителя грузовика, это точно.

— Отлично, — подвел итог я. — Значит, получается, что старина Шерман также получал какую-то субсидию, верно? В противном случае он не мог бы позволить себе жить в таком месте.

— Точно. Но какую субсидию?

— Такую, за которую приходится расплачиваться жизнью.

Дом Столлера находился в последнем ряду от дороги. Вероятно, он был построен одним из первых. Старик, живший в бедном районе города, сказал, что его сын перебрался на новое место два года назад. Наверное, так оно и было. Первые дома здесь были построены около двух лет назад. Мы прошли по дорожке мимо клумб к дому Шермана Столлера. Дорожка была выложена плитками, разделенными участками стриженой травы. Шагать было неудобно. Я делал слишком короткие шаги. Роско наоборот тянула ногу, чтобы наступить на соседнюю плитку. Мы подошли к входной двери, выкрашенной синей краской. Без глянца.

— Мы ей скажем? — спросил я.

— Мы же не можем ничего не говорить, правда? — сказала Роско. — Она должна знать.

Мы постучали в дверь. Подождали. Постучали снова. Внутри скрипнула половица. Кто-то шел. Дверь открылась. К нам вышла женщина. Лет тридцати, но выглядела она старше: невысокая, встревоженная, уставшая. Крашеная блондинка. Она посмотрела на нас.

— Мы из полиции, мэм, — сказала Роско. — Мы ищем дом Шермана Столлера.

Последовала пауза.

— Что ж, полагаю, вы его нашли, — сказала женщина.

— Мы можем войти? — мягко спросила Роско.

Снова последовала пауза. Женщина не двигалась с места. Затем она развернулась и пошла в дом. Мы с Роско переглянулись. Роско пошла следом за блондинкой. Я пошел следом за Роско. Закрыл за нами дверь.

Женщина провела нас в гостиную. Просторная комната. Дорогая мебель, ковры. Большой телевизор. Ни стереокомплекса, ни книг. В обстановке не чувствовалось души. Как будто кто-то за двадцать минут, очень спеша, пролистал каталог и потратил десять тысяч долларов. Вот это, вот это и парочку вот этого. Все привезено в один день и просто вывалено здесь.

— Вы миссис Столлер? — спросила Роско.

— Более или менее, — подтвердила женщина. — Не совсем миссис, но особой разницы нет.

— Вас зовут Джуди? — спросил я.

Женщина кивнула. Опять кивнула, словно разговаривая сама с собой, рассуждая.

— Он умер, да? — спросила Джуди.

Я молчал. Такие вещи у меня получаются плохо. Я оставил это Роско. Но она тоже молчала.

— Он ведь умер, правда? — повторила Джуди громче.

— Да, — подтвердила Роско. — Примите наши соболезнования.

Рассеянно кивнув, Джуди обвела взглядом жуткую гостиную. Все молчали. Мы стояли у двери. Джуди села. Махнула рукой, предлагая и нам садиться. Мы тоже сели. Получилось, что мы сидим в вершинах правильного треугольника.

— Нам нужно задать кое-какие вопросы, — сказала Роско. Она подалась к блондинке. — Вы не возражаете?

Джуди кивнула. Совершенно безучастно.

— Вы давно знакомы с Шерманом? — спросила Роско.

— Что-то около четырех лет, — сказала Джуди. — Познакомились во Флориде, где я жила. Четыре года назад перебралась с ним сюда. С тех пор мы жили вместе.

— Где Шерман работал? — продолжала Роско.

Джуди печально пожала плечами.

— Он был водителем грузовика. Работал в крупной фирме. Был уверен, что работа стабильная, понимаете? Поэтому мы купили дом. Родители Шермана тоже переехали туда. Какое-то время мы жили все вместе. Затем мы перебрались сюда. Родители остались в старом доме. Три года Шерман зарабатывал очень прилично. Все время был занят. Потом все прекратилось. С год назад. С тех пор он почти не работал. Так, день-два в месяц, случайные заработки.

— Вам принадлежат оба дома? — спросила Роско.

— Мне ни черта не принадлежит, — сказала Джуди. — Дома принадлежат Шерману. Да, оба.

— Значит, первые три года он хорошо зарабатывал? — спросила Роско.

Джуди презрительно посмотрела на нее.

— Хорошо зарабатывал? Раскройте глаза, ради бога! Шерман был вором. Он кого-то обчищал.

— Вы в этом уверены? — сказал я.

Джуди перевела взгляд на меня. Как будто нацелила артиллерийское орудие.

— Для этого особых мозгов не требуется. За три года он заплатил наличными за два дома, за кучу мебели, за машины и еще бог знает за что. А этот дом совсем не дешевый. Здесь живут адвокаты, врачи и прочие богачи. Кроме того, у Шермана еще было отложено на черный день, так что с прошлого сентября он мог почти не работать. Если все это было законно, тогда я первая леди страны, разве не так?

Джуди с вызовом посмотрела на нас. Она с самого начала знала правду. Знала, что произойдет, когда ее Шермана выведут на чистую воду. Сейчас она всем своим видом показывала нам, что мы не имеем права обвинять ее в этом.

— Где работал Шерман? — спросила Роско.

— В какой-то крутой фирме «Айленд», выпускавшей кондиционеры, — сказала Джуди. — Шерман возил их три года. Во Флориду. Быть может, потом они отправлялись на острова, не знаю. Время от времени он их воровал. И сейчас в гараже валяются две коробки. Хотите посмотреть?

Она не стала ждать ответа. Просто вскочила с места и вышла. Мы последовали за ней. Спустились по лестнице в подвал. Прошли в гараж. Там не было ничего, кроме двух картонных коробок у стены. Картон старый, возраст года два. Клеймо изготовителя. «Кондиционеры Айленд. Вскрывать с этой стороны». Коробки были вскрыты. На каждой имелся длинный серийный номер, написанный от руки. Судя по всему, в каждой лежало по одному кондиционеру. Их вставляют в оконную раму и они жутко шумят при работе. Джуди с отвращением посмотрела на коробки, с отвращением посмотрела на нас. Ее взгляд говорил: «Я подарила ему золотые часы, а он мне вагон неприятностей».

Подойдя к коробкам, я заглянул внутрь. Они были пустые. Я уловил исходящий от них слабый кисловатый запах. Мы поднялись наверх. Джуди достала из буфета фотоальбом. Села, разглядывая снимок Шермана.

— Что с ним произошло? — спросила она.

Это был простой вопрос, заслуживающий простого ответа.

— Его убили выстрелом в голову, — солгал я. — Он умер мгновенно.

Джуди кивнула. Как будто это ее нисколько не удивило.

— Когда?

— В ночь с четверга на пятницу, — сказала Роско. — Около полуночи. Шерман не говорил, куда собирается в четверг вечером?

Джуди покачала головой.

— Он мало мне рассказывал.

— Он не упоминал о том, что встречается со следователем? — продолжала Роско.

Джуди снова молча покачала головой.

— А что такое «pluribus»? — вставил я. — Шерман никогда не произносил это слово?

Она недоуменно посмотрела на меня.

— Это болезнь? Что-то с легкими?

— А насчет воскресенья? — сказал я. — Насчет ближайшего воскресенья Шерман ничего не говорил?

— Нет, — сказала Джуди. — Он почти ни о чем со мной не говорил.

Она откинулась назад и принялась разглядывать фотографии в альбоме. В комнате наступила тишина.

— Шерман знал адвокатов во Флориде? — спросила Роско.

— Адвокатов? — удивилась Джуди. — Во Флориде? С какой стати?

— Однажды его задержали в Джексонвилле, — сказала Роско. — Два года назад. Он на своем грузовике нарушил правила дорожного движения. К нему сразу же приехал адвокат.

Джуди пожала плечами, как будто то, что произошло два года назад, для нее уже было древней историей.

— Адвокаты вечно крутятся рядом с полицейскими участками, предлагая свою помощь, — заметила она. — Что тут такого?

— Это был не дешевый начинающий юрист, — возразила Роско. — Это был партнер солидной фирмы. Вы не можете предположить, как Шерман вышел на него?

Джуди снова пожала плечами.

— Наверное, это сделали его хозяева, — предположила она. — Фирма «Айленд». Нас обеспечивали хорошей медицинской страховкой. Когда мне было нужно, Шерман всегда водил меня к врачу.

Мы умолкли. Говорить больше было не о чем. Джуди разглядывала фотографии в альбоме.

— Не хотите взглянуть на него? — вдруг предложила она.

Обойдя ее кресло сзади, я наклонился, рассматривая фотографию. На ней был изображен мужчина с соломенными волосами и крысиной физиономией. Маленький, щуплый. Он стоял перед желтым грузовиком, прищуривающийся и улыбающийся в объектив.

— Вот машина, на которой он ездил, — сказала Джуди. Но я смотрел не на грузовик и не на улыбку Шермана Столлера. Я смотрел на человека на заднем плане. Он отвернулся от объектива, его изображение было нерезким, но все же я его узнал. Это был Пол Хаббл.

Я подозвал знаком Роско, и она, склонившись рядом со мной, вгляделась в фотографию. Она тоже узнала Хаббла, и у нее на лице отобразилось удивление. Затем Роско наклонилась еще ближе. Всмотрелась пристальнее. Я заметил вторую волну удивления. Она узнала что-то еще.

— Когда был сделан этот снимок? — спросила Роско.

Джуди пожала плечами.

— По-моему, в прошлом году летом.

Роско ткнула ногтем в размытое изображение Хаббла.

— Шерман не говорил, кто это такой?

— Его новый шеф, — сказала Джуди. — Он проработал у него шесть месяцев, потом Шермана выставили за дверь.

— Это — новый глава фирмы «Айленд»? — спросила Роско. — У него были какие-то причины уволить Шермана?

Джуди пожала плечами и неуверенно кивнула.

— Наверное, — сказала она. — Шерман не рассказывал мне о своей работе.

— Нам нужно забрать эту фотографию с собой, — сказала Роско. — Мы вам ее вернем.

Джуди достала снимок из альбома. Протянула его Роско.

— Оставьте ее себе. Мне она не нужна.

Взяв фотографию, Роско убрала ее во внутренний карман куртки. Мы отошли в середину комнаты.

— Убит выстрелом в голову, — сказала Джуди. — Вот что происходит, когда начинаешь совать нос не в свое дело. Я говорила Шерману, что рано или поздно с ним обязательно произойдет что-нибудь подобное.

Роско сочувственно кивнула.

— Мы будем держать с вами связь, — сказала она. — Я имела в виду похороны; кроме того, возможно, нам понадобится опознание.

Джуди снова бросила на нас взгляд, полный ненависти.

— Можете не беспокоиться. На похороны Шермана я все равно не пойду. Я не была ему женой, так что теперь я ему не вдова. Я собираюсь вычеркнуть из памяти, что когда-то знала его. От этого человека с самого начала были одни неприятности.

Она встала, сверля нас глазами. Мы заторопились к выходу, прошли по коридору, вышли за дверь, направились по неудобной дорожке. Взявшись за руки, пошли к машине.

— Что? — спросил я. — Что было на фотографии?

Роско ускорила шаг.