Расстояние – одна миля; скорость – тысяча миль в час. Время – одна тысячная часа. Чуть больше трех с половиной секунд. Ричеру это показалось целой вечностью. Он следил взглядом за полетом ракеты. Замечательное, страшное оружие. Неумолимо нацеленное на выполнение простой задачи. Специально созданное для того, чтобы распознавать тепловую сигнатуру выхлопов авиационных двигателей и лететь на нее до тех пор, пока не закончится горючее. Простая задача, которая занимает всего три с половиной секунды.
Пилот «Чинука» увидел ракету сразу же. Первую секунду он бездействовал в оцепенении. Вызванном не ужасом, не страхом, а простым нежеланием верить в то, что только что с поляны в лесах штата Монтана по вертолету была выпущена ракета с головкой теплового наведения. Затем сработала подготовка. Уклониться и избежать. Уклониться от ракеты, избежать падения на населенный пункт. Опустив нос и задрав хвост, огромный «Чинук» описал широкую дугу, выпуская в воздух горячие выхлопные газы. И тотчас же двигатели взвыли, хвост отклонился в другую сторону, и перегретый выхлоп прочертил в небе еще одну случайную кривую. Ракета терпеливо повторила первую дугу. Сжимая радиус. «Чинук» медленно провалился вниз и вдруг резко взмыл вверх. Поднимаясь по спирали и уходя прочь от поселка. Ракета, развернувшись, повторила вторую дугу. Прилетела в ту точку, где вертолет находился всего какую-то долю секунды назад. Не нашла его. Лениво описала полный круг прямо под брюхом вертолета. Уловила отголоски нового маневра и начала подниматься по новой беспощадной спирали.
Пилот выиграл еще одну секунду, но и только. «Стингер» настиг вертолет в верхней точке отчаянного подъема. Проследив за потоком выхлопных газов, ракета залетела в правый двигатель. Взорвалась в сопле.
Шесть с половиной фунтов фугасного заряда против десяти тонн вертолета, однако взрывчатка всегда одерживает верх. Правый двигатель развалился, и тотчас же оторвался подшипник заднего несущего винта. Стальные шарики разлетелись шрапнелью во все стороны; освободившийся несущий винт, лениво вращаясь, устремился прочь. «Чинук» застыл на мгновение в воздухе, а затем повалился вниз, хвостом вперед, удерживаемый надрывно ревущим передним несущим винтом, словно получивший пробоину корабль.
* * *
Холли услышала гул вертолета. Услышала низкий рев, с трудом проникающий сквозь стены. Гул становился громче. Затем послышался взрыв и предсмертный визг уцелевшего несущего винта, цепляющегося за воздух. После чего наступила тишина.
Вставив локоть в костыль, Холли захромала к перегородке. Комната осталась абсолютно голой, если не считать матраса на полу. Значит, поиски снова должны начаться в ванной.
* * *
– Только один вопрос, – сказал Уэбстер. – Как долго мы сможем продержать это в закупоренной бутылке?
Генерал Джонсон ничего не ответил. Молчал и его адъютант. Уэбстер перевел взгляд на Гарбера. Тот сидел мрачнее тучи.
– Очень немного, черт побери.
– Но сколько? – настаивал Уэбстер. – День? Час?
– Шесть часов, – ответил Гарбер.
– Почему? – спросил Макграт.
– Так положено по правилам. Крушение «Чинука» обязательно предстоит расследовать. В обычной ситуации прислали бы второй вертолет. Однако в данном случае существует вероятность того, что «Чинук», упав на землю, загорелся. Так что помощь прибудет по земле с базы Мальмстрим. Через шесть часов.
Уэбстер кивнул. Повернулся к Джонсону.
– Генерал, вы могли бы как-нибудь их задержать?
– Нет. – Обреченно вздохнув, Джонсон покачал головой. – Только что пропал «Чинук». С экипажем из двух человек. Я не могу просто позвонить на базу и сказать: «Ребята, сделайте одолжение, не расследуйте аварию.» Конечно, я могу попытаться, и, возможно, на базе сначала согласятся, но вскоре эта новость обязательно просочится, и мы опять окажемся там, с чего начали. Так что максимум я смогу выгадать час.
Уэбстер кивнул.
– Какая разница – семь часов, шесть?
Ему никто не ответил.
– Мы должны действовать, – решительно заявил Макграт. – Не оглядываясь на Белый дом. Ждать дальше нельзя. Необходимо предпринять что-то прямо сейчас. Через шесть часов ситуация выйдет из-под контроля. И мы потеряем Холли.
Шесть часов – это триста шестьдесят минут. Первые две из них были потрачены впустую в молчаливом бездействии. Джонсон сидел, уставившись в пустоту. Уэбстер барабанил пальцами по столу. Гарбер смотрел на Макграта. Макграт не отрывал взгляда от карты. Милошевич и Броган молча стояли в дверях, с пакетами с завтраком в руках.
– Мы принесли кофе, если кто-нибудь хочет, – предложил Броган.
Гарбер махнул рукой, подзывая его к себе.
– Операции надо планировать на сытый желудок.
– Дайте карту! – сказал Джонсон.
Макграт пододвинул ему карту. Все склонились над столом. Словно ожили. Впереди триста пятьдесят восемь минут.
– Ущелье приблизительно в четырех милях к северу от нас, – сказал адъютант. – А в нашем распоряжении всего восемь морских пехотинцев на БМП.
– На танке? – спросил Макграт.
– Нет, на боевой машине пехоты. Без гусениц, восемь колес, все ведущие.
– Бронированная? – спросил Уэбстер.
– Разумеется. На ней можно будет доехать до самого Йорка.
– Только сначала надо будет преодолеть овраг, – возразил Гарбер.
Джонсон кивнул.
– В этом главная проблема. Надо отправиться на место и посмотреть самим.
* * *
На непосвященный взгляд Макграта боевая машина пехоты выглядела совсем как танк, только вместо гусениц были восемь больших колес. Корпус был сварен из скошенных броневых листов, а над ним возвышалась башня с пушкой. Механик-водитель занял место впереди, командир разместился в башне. В заднем отсеке уселись в два ряда шестеро морских пехотинцев, спина к спине, лицом к амбразурам. Каждая амбразура была оборудована своим прибором наблюдения. Макграт мысленно представил себе, как БМП несется в бой, неуязвимая, ощетинившаяся огнем из амбразур. Вниз в овраг, вверх на противоположный склон, по дороге до Йорка, до здания суда. Отведя Уэбстера в сторону, Макграт тихо произнес:
– Мы ведь никому не говорили про динамит в стенах.
– И не надо, – ответил тот. – Со стариком случится нервный приступ. Он и так уже на грани. Я переговорю непосредственно с морскими пехотинцами. Это ведь им придется идти в дело. И неважно, знал ли об этом наперед Джонсон.
Макграт перехватил генерала, а Уэбстер побежал к бронемашине. Макграт увидел, как командир высунулся из башни. Поморщился, услышав то, что сказал ему Уэбстер. В этот момент адъютант генерала завел армейский «Шевроле». Джонсон и Гарбер втиснулись вдвоем на переднее сиденье. Макграт прыгнул назад. Броган и Милошевич присоединились к нему.
Закончив говорить с командиром морских пехотинцев, Уэбстер подбежал к «Шевроле». Уселся назад рядом с Милошевичем. Мощный дизель БМП выпустил облако черного выхлопа. Бронированная машина медленно поползла на север. «Шевроле», набирая скорость, последовал за ней.
* * *
Через четыре мили дорога поднялась в гору и сделала крутой поворот. Не доезжая до поворота, БМП и «Шевроле» свернули на обочину, укрываясь в густых зарослях. Командир морских пехотинцев вылез из башни и побежал на север. Уэбстер, Джонсон и Макграт поспешили за ним. Постояв за скалой, они осторожно шагнули вперед. Остановились, глядя на овраг. Зрелище было впечатляющее.
Овраг прямой линией пересекал горы с запада на восток. И это была не простая канава. Это была глубокая щель со ступенькой. Целый пласт земли разломился, и южная часть провалилась значительно ниже северной. Все равно что бетонные плиты на старых автострадах, где машина подпрыгивает на дюйм на каждом шве. Увеличенный до геологических масштабов, этот дюйм превратился в пятидесятифутовую ступеньку.
Там, где земля разломилась и обрушилась, на поверхность вышли гигантские валуны. Ледник протащил эти валуны на юг. За десятки тысяч лет дожди и ветер размыли щель в трещину. Мягкие породы унесло, и остались только непоколебимые скалы. В одних местах овраг достигал в ширину ста ярдов. В других твердые скальные породы не позволили трещине разрастись больше чем на двадцать ярдов.
Затем корни тысячи поколений деревьев и вода, замерзающая зимой, разрушили края щели так, что образовались крутой ступенчатый спуск вниз и крутой ступенчатый подъем наверх, на северную сторону, возвышающуюся на пятьдесят футов над исходной точкой. Повсюду искривленные деревья, густые кустарники и оползни. Дорожное полотно плавно поднималось на эстакаду и переходило в мост. Затем снова эстакада и спуск на северную сторону, где извивающаяся лента терялась на лесистых склонах гор.
Но сейчас мост был взорван. Заряды были заложены под две центральные опоры. Двадцатифутовый пролет обвалился вниз на глубину сто футов. Четыре человека, скрывавшихся в зарослях, видели бетонные обломки на дне оврага.
– Ну, что скажете? – нетерпеливо спросил Джонсон.
Командир морских пехотинцев быстро осмотрел противоположный край оврага в бинокль.
– По-моему, дело дрянь, сэр.
– Вы сможете перебраться на другую сторону?
Опустив бинокль, командир покачал головой.
– Об этом не может быть и речи, сэр.
Шагнув вперед, он встал рядом с генералом, чтобы видеть овраг в одной и той же перспективе. Быстро заговорил, указывая рукой:
– Конечно, можно было бы попробовать спуститься вниз. Прямо вот здесь, где оползень образует довольно пологий склон. Но главная проблема будет в том, чтобы подняться на противоположную сторону. БМП может преодолевать максимальный подъем лишь в сорок пять градусов. Но северная сторона значительно круче. В некоторых местах она кажется почти отвесной. А все более пологие места покрыты густыми зарослями. К тому же ублюдки повалили деревья. Видите, сэр?
Он указал на лесистый участок противоположного склона. Поваленные деревья были обращены спиленными стволами на юг.
– Засеки, – объяснил командир морских пехотинцев. – БМП застрянет. Обязательно. На крутом склоне такие засеки остановят и танк. Если спуститься вниз, мы непременно застрянем в этой канаве.
– Так что же нам делать, черт побери? – спросил Джонсон.
Командир пожал плечами.
– Надо вызвать саперов. Ширина взорванного пролета всего около двадцати футов. Надо навести новый мост.
– И сколько на это потребуется времени? – спросил Уэбстер.
Командир снова пожал плечами.
– Если учесть, что саперам еще надо будет добраться сюда? Часов шесть – восемь.
– Слишком долго, – сказал Уэбстер.
И тут у Макграта в кармане затрещала рация.
Глава 39
Ричера, скрывавшегося в лесу, беспокоили собаки. Они оставались единственной неизвестной величиной. Ричер не сомневался, что справится с людьми. Но у него было очень мало опыта общения с собаками.
Он находился в зарослях к северу от Бастиона, к югу от полигона. Он слышал, как в миле от него упал на землю сбитый «Чинук». Вертолет рухнул на лесистый склон хвостовой частью вниз. Сместившись в воздухе в сторону, он упал ярдах в двухстах в стороне от здания суда. Взрывов не было. Не взорвался динамит в стенах комнаты Холли, не взорвалось горючее в баках вертолета. У экипажа оставалась надежда. Ричер предположил, что высокие сосны смягчили падение огромной винтокрылой машины. Ему приходилось быть свидетелем того, как экипажи вертолетов выживали и в худших передрягах.
Он держал в руке М-16, а в кармане лежал «глок». С полностью снаряженной обоймой. Семнадцать патронов. В автоматическую винтовку был вставлен короткий магазин. Двадцать патронов, минус один, которым был убит стрелявший «Стингером». Вторая М-16 была с длинным магазином. Полностью снаряженным, емкостью тридцать патронов. Однако она осталася спрятанной в лесу. Потому что у Ричера было твердое правило останавливать свой выбор на том оружии, про которое известно, что оно в рабочем состоянии.
Ричер интуитивно почувствовал, что в центре внимания окажется юго-восточное направление. Именно там содержалась Холли, именно там упал на землю «Чинук». Именно там сосредоточил свои главные силы противник. Ричер буквально чувствовал, как все с тревогой обращают свои взоры на юго-восток, в сторону остальной части Соединенных Штатов. Поэтому он развернулся и направился на северо-запад.
Ричер двигался осторожно. Главные силы противника находились в другом месте, однако он не сомневался, что отдельные отряды ищут его. Ричер знал, что труп Фаулера уже обнаружен. Он встретил в лесу два поисковых отряда. По шесть человек в каждом, вооруженные до зубов, с шумом продирающиеся сквозь заросли. Ускользнуть от них не составило никакого труда. Но уйти от собак будет гораздо сложнее. Вот почему Ричера не покидала тревога. Вот почему он двигался осторожно.
Оставаясь в зарослях, Ричер обогнул с запада стрельбище. Вернулся на восток к плацу. В пятидесяти ярдах к северу снова развернулся и побежал вдоль дороги к шахте. Не выходя из леса, быстрыми, упругими шагами. На ходу расставил приоритеты. И наметил сроки. По его прикидкам, у него было около трех часов. Сбитый вертолет неминуемо приведет к каким-то решительным действиям. В этом можно не сомневаться. Однако за все долгие годы службы в армии Ричеру ни разу не пришлось столкнуться с тем, чтобы какое-либо ответное действие начиналось раньше чем через три часа. Следовательно, у него в запасе есть три часа, за которые ему предстоит сделать много дел.
Когда местность начала подниматься, Ричер перешел на быстрый шаг. Описал широкую дугу на запад, а затем прошел напрямую к краю чаши, где находились входы в штреки. Впереди послышался шум дизельного двигателя, работающего на холостых оборотах. Согнувшись пополам, Ричер прокрался вперед, укрываясь за скалой. Осторожно заглянул вниз.
Он находился на середине склона, возвышающегося над чашей. Лицом приблизительно на восток. Бревенчатые ворота дальнего сарая были распахнуты. Четыре грузовика зенитной батареи стояли на сланце. Те, в кузовах которых находились ракеты. Пятый, предназначенный для перевозки людей, оставался внутри.
В чаше находились несколько вооруженных людей. Рассредоточенных вокруг грузовиков. Ричер насчитал восьмерых. Камуфляж, автоматы, напряженные позы. Что сказала та женщина с кухни? Шахта является закрытой зоной. Сюда допускаются только те, кому доверяет Боркен. Ричер внимательно посмотрел на них. Восемь преданных помощников, достаточно правдоподобно изображающие часовых.
Он следил за ними пару минут. Затем поднес винтовку к плечу. До часовых в камуфляже было меньше ста ярдов. Ричер слышал хруст сланца под ногами. Он перевел переводчик огня на одиночные выстрелы. В магазине девятнадцать патронов, и сейчас ему предстояло расстрелять минимум восемь. Надо беречь боеприпасы.
М-16 – отличная винтовка. Простая в обращении, простая в обслуживании. И целиться из нее просто. На рукоятке для переноски сверху нанесена риска, и такая же риска есть на мушке. При стрельбе на дистанции сто ярдов надо прищуриться и совместить риску на рукоятке с риской на мушке, и тогда пуля попадет туда, куда направлен взгляд стрелка. Ричер перенес свой вес на скалу и навел винтовку на первую цель. Чуть повел дулом в сторону, наводя ее на вторую. Затем на третью. Он прорепетировал все восемь выстрелов. Ему не хотелось где-то на полдороге зацепиться локтем за выступ скалы.
Ричер снова навел винтовку на первую цель. Дождался очередного удара сердца и выстрелил. Грохот выстрела раскатился над горами. Правая передняя покрышка ближайшего грузовика лопнула. Ричер стремительно перевел мушку на переднее левое колесо. Снова выстрелил. Грузовик рухнул на диски, словно оглушенный бык, упавший на колени.
Ричер продолжал стрелять. Он успел выпустить пять пуль и продырявить пять покрышек, прежде чем кто-либо опомнился. Делая шестой выстрел, Ричер краем глаза увидел, что часовые ныряют за укрытия. Одни просто распластались на земле. Другие бежали к сараю. Ричер выстрелил седьмой раз. Сделал паузу перед восьмым выстрелом. Попасть в самое дальнее колесо было труднее всего. Угол слишком острый. Боковая поверхность шины недоступна. Придется стрелять в протектор. Возможно, пуля срикошетирует и отскочит. Ричер выстрелил. Попал. Покрышка лопнула. Последний грузовик завалился вперед.
Ближайший часовой оставался на ногах. Он не побежал к укрытию. Стоял на месте и смотрел в сторону скалы, за которой прятался Ричер. Поднимая автоматическую винтовку. М-16, такую же, как у Ричера. Длинный магазин, тридцать патронов. Часовой стоял, целясь в скалу. Храбрец – или идиот. Присев на корточки, Ричер ждал. Часовой выстрелил. Его оружие было поставлено на автоматический огонь. Он выпустил короткую очередь. Три выстрела за одну пятую секунды. Пули впились в деревья в пятнадцати футах над головой Ричера. Вниз посыпались перебитые ветви и листья. Часовой подбежал ярдов на десять ближе. Выстрелил снова. Еще три патрона. Пули прошли слева от Ричера. Они просвистели мимо и с глухим стуком впились в стволы деревьев, и только затем он услышал грохот выстрелов. Такое происходит всегда, если пуля летит со сверхзвуковой скоростью. Все слышится в обратном порядке. Пуля долетает раньше звука выстрела.
Ричеру надо было принимать решение. Как близко можно подпустить этого парня? И надо ли делать предупредительный выстрел? Следующая очередь из трех выстрелов прозвучала еще ближе. Пули прошли ниже, но все равно близко. Не больше чем в шести футах. Ричер решил: ближе не подпускать и предупредительный выстрел не делать. Этот тип на взводе. Нет смысла тратить патрон на предупредительный выстрел. Этот тип так просто не успокоится.
Ричер лег на бок. Вытянул ноги и приподнялся у основания скалы.
Сделал один выстрел и попал часовому в грудь. Тот рухнул словно куль с мукой. Винтовка отлетела вправо. Ричер остался на месте. Внимательно наблюдая. Часовой не умер сразу. Поэтому Ричер выстрелил еще раз. Попал ему в макушку. Жест милосердия: лучше не оставлять беднягу мучиться с дырой в груди последние десять минут жизни.
Отголоски короткой перестрелки замерли в безмолвии гор, и снова наступила полная тишина. Остальных семерых не было видно. Все четыре грузовика стояли на спущенных колесах, уткнувшись передом в землю. Выведенные из строя. Быть может, на них еще и можно будет доехать до края чаши, но первый же крутой поворот горного серпантина сдерет покрышки с дисков. Так что грузовики нейтрализованы. Тут никаких сомнений.
Ричер отполз назад десять ярдов и поднялся на ноги под прикрытием деревьев. Сбежал вниз по склону и направился назад к Бастиону. Семнадцать патронов в «глоке», девять в винтовке. Прогресс, за который пришлось заплатить.
* * *
Собаки настигли его, когда он был уже на полпути обратно. Два огромных поджарых животных. Немецкие овчарки. Ричер увидел их в тот самый момент, когда они увидели его. Овчарки бежали с той самой с виду бесконечной энергией, которую демонстрируют крупные собаки. Длинные пружинящие прыжки, настороженные морды, разинутые влажные пасти. На мгновение застыв на месте на напряженных передних лапах, собаки тотчас же изменили направление движения. Они были в тридцати ярдах. Потом в двадцати. В десяти. Ускоряясь. В их движениях чувствовалась новая энергия. В глотках злобное рычание.
Ричер знал, как вести себя с людьми. Собаки – это было совершенно иное дело. Люди обладают свободой выбора. Если бы на Ричера набросился рычащий человек, он поступил бы так потому, что сам захотел этого. И этот человек сам бы напросился на то, что получил. Он заранее должен был подумать о том, что Ричер может ответить. Собаки – дело иное. У них нет свободы выбора. Их легко обмануть. И это поднимало этические проблемы. У Ричера не было никакого желания убивать собаку только потому, что ее заставили совершить какой-то неразумный поступок.
Он оставил «глок» в кармане. Винтовка в данном случае лучше. Она на два с половиной фута длиннее пистолета. Дополнительные два с половиной фута, разделяющие противников. Собаки остановились, не добежав до Ричера. На затылке шерсть встала дыбом. Собаки пригнулись, подогнув передние лапы, опустив головы, громко рыча. Зубы у них были желтые. И в большом количестве. Глаза карие. Ричер разглядел длинные черные ресницы, как у модницы.
Одна собака была чуть впереди другой. Вожак стаи. Ричер знал, что собаки живут по закону стаи. Из двух собак одна обязательно занимает главенствующее положение по отношению к другой. Совсем как у людей. Ричер понятия не имел, как собаки определяют свои взаимоотношения. Быть может, главное то, у кого страшнее поза. А может быть, все дело в запахе. Или им приходится драться между собой. Ричер пристально смотрел на вожака. Прямо в глаза. В прошлом ему приходилось слышать рассказы о собаках. И он уяснил одно: ни за что нельзя показывать свой страх. Ричер не боялся собак. У него в руках была автоматическая винтовка М-16. Его беспокоило только то, что ему, возможно, придется ей воспользоваться.
Ричер молча смотрел на собаку, как в свое время он смотрел на провинившегося солдата. Жестким, пристальным взглядом, словно обладающим физической силой, холодным, сокрушающим давлением. Не мигая. В отношении людей это срабатывало сотни раз. Теперь это сработало и в отношении вожака.
Собака прошла лишь основы дрессировки. Ричер понял это быстро. Она могла выполнять заученные действия. Но она была неспособна думать самостоятельно. Не обращать внимания на реакцию противника. Оказавшись глаза в глаза с Ричером, собака попятилась назад, словно его пристальный взгляд тяжелым весом надавил ей на морду. Ричер решил повысить температуру. Прищурившись, он в свою очередь тоже оскалился. Словно крутой парень из второсортного фильма. Собака уронила голову. Закатывая глаза, чтобы сохранить контакт взглядами. Уронила хвост между лапами.
– Сидеть! – приказал Ричер.
Он произнес это слово спокойно, но твердо. Основной упор на взрывном согласном в конце слова. Собака автоматически подчинилась. Перенесла вес тела на задние лапы и села. Вторая собака словно тень повторила движения вожака. Сев друг рядом с другом, собаки не отрывали взгляд от Ричера.
– Ложиться! – приказал тот.
Собаки не шелохнулись. Остались сидеть, озадаченно глядя на Ричера. Возможно, он произнес не то слово. Не ту команду, которой они были обучены.
– Лежать! – приказал Ричер.
Собаки вытянули передние лапы вперед и плюхнулись брюхом на землю. Продолжая смотреть на Ричера.
– Место! – приказал тот.
Бросив на собак суровый взгляд, он развернулся и пошел прочь. Заставляя себя идти медленно. Отойдя на пять ярдов, Ричер обернулся. Собаки лежали на земле. Выкрутив головы, провожая его взглядом.
– Место! – повторил Ричер.
Собаки остались на месте. Он ушел в лес.
* * *
Со стороны Бастиона доносился людской гомон. Шум толпы внушительных размеров, которая старается соблюдать тишину. Ричер услышал его еще тогда, когда находился к северу от плаца. Он обогнул плац, оставаясь в зарослях, и прошел к дальнему концу стрельбища. Обогнул столовую. Описал круг в глубине леса, занимая нужную позицию. Осторожно подкрался ближе, чтобы было лучше видно.
У Бастиона собралось человек тридцать. Они стояли плотной группой. Стремясь сбиться в кучу. Одни мужчины, все в форме защитного цвета, все вооруженные до зубов. Автоматические винтовки, пулеметы, гранатометы, подсумки, раздувающиеся от запасных магазинов. Толпа колебалась. Плечи соприкасались и расходились. Ричер разглядел в центре Бо Боркена. Тот держал в руке черную рацию. Ричер ее узнал. Это была рация Джексона. Боркен забрал ее из кармана Фаулера. Сейчас он держал рацию у уха. Уставившись в пустоту, словно он только что включил ее, а теперь ждет ответа.
Глава 40
Макграт выхватил рацию из кармана. Раскрыл ее и недоуменно уставился на экран. Рация громко пищала у него в руке. Шагнув, Уэбстер отобрал ее у него. Укрылся за скалой и нажал клавишу.
– Джексон? Говорит Гарланд Уэбстер.
Макграт и Джонсон поспешили к нему. Все трое стояли, пригибаясь за выступом скалы. Уэбстер отнял рацию на дюйм от уха, чтобы было слышно и остальным. В тишине гор под прикрытием скалы отчетливо слышались треск электрических разрядов, шипение и частое дыхание человека на противоположном конце. Наконец прозвучал голос:
– Гарланд Уэбстер? Вот как, самый главный!
– Джексон? – снова спросил директор ФБР.
– Нет, – ответил голос, – это не Джексон.
Уэбстер вопросительно посмотрел на Макграта.
– А кто это?
– Бо Боркен. Точнее, с сегодняшнего дня президент Боркен. Президент Свободных Штатов Америки. Но не стесняйтесь, говорите.
– Где Джексон? – спросил Уэбстер.
Последовала пауза. Наполненная лишь слабым электронным шумом телекоммуникационной аппаратуры ФБР. Спутники связи и короткие волны.
– Где Джексон? – повторил свой вопрос Уэбстер.
– Он умер.
Директор ФБР снова посмотрел на Макграта.
– Как?
– Умер, и все. Должен сказать, относительно быстро.
– Он заболел? – продолжал Уэбстер.
Последовала еще одна пауза. Затем послышался смех. Высокий, пронзительный звук. Громкий, визгливый смех, который перегрузил динамик рации, исказился и отразился от скалы.
– Нет, он не заболел, Уэбстер, – сказал Боркен. – Напротив, он был совершенно здоров, если не считать последних десяти минут жизни.
– Что вы с ним сделали?
– То же самое, что я собираюсь сделать с дочкой генерала, – сказал Боркен. – Слушайте, и я расскажу вам все в мельчайших подробностях. Вам следует обратить на это внимание, потому что вы должны знать, с чем столкнулись. Мы настроены серьезно. Мы не собираемся шутить, вы понимаете?
Джонсон придвинулся ближе. Бледный, взмокший от пота.
– Ах ты спятивший ублюдок!
– А это еще кто такой? – спросил Боркен. – Неужели наш генерал, собственной персоной?
– Это генерал Джонсон, – сказал Уэбстер.
Из рации донесся смешок. Короткий, удовлетворенный.
– Полный набор, – сказал Боркен. – Директор ФБР и председатель объединенного комитета начальников штабов. Поверьте, мы польщены. Впрочем, надеюсь, рождение нового государства не заслуживает меньшего.
– Что вы хотите? – спросил Уэбстер.
– Мы его распяли, – не обращая на него внимание, продолжал Боркен. – Нашли пару деревьев в ярде друг от друга и прибили его гвоздями. И то же самое мы сделаем с вашей дочерью, генерал, если вы только переступите черту. Затем мы отрезали вашему Джексону яйца. Он кричал и вопил, умоляя пощадить его, но мы все равно сделали то, что хотели. С вашей малышкой мы так поступить не сможем, поскольку она женщина и все такое, но можете не сомневаться, мы обязательно придумаем какую-нибудь равноценную замену, вы понимаете, что я имею в виду? Как вы думаете, генерал, она будет молить о пощаде? Вы знаете ее лучше меня. Лично я ставлю на то, что будет. Ваша дочь мнит себя крепким орешком, но когда она увидит лезвие совсем рядом, она быстренько сменит свою песню, я в этом уверен.
Джонсон побледнел еще больше. Вся кровь просто схлынула с его лица. Отшатнувшись назад, он тяжело опустился на выступ скалы. Беззвучно шевеля губами.
– Эй, вы, ублюдки, какого черта вы хотите? – выкрикнул Уэбстер.
Снова наступила тишина. Затем голос вернулся, спокойный и решительный.
– Я хочу, чтобы вы прекратили кричать. И извинились передо мной за свой крик. Я хочу, чтобы вы извинились за то, что назвали меня бранным словом. Я президент Свободных Штатов, и со мной надо обращаться вежливо, с должным уважением, вам не кажется?
Боркен говорил тихим голосом, но Макграт отчетливо слышал каждое слово. Он в ужасе посмотрел на Уэбстера. Игра еще не успела начаться, а они уже были близки к поражению. Правило номер один требует вести переговоры. Говорить, говорить и говорить, постепенно захватывая лидирующую роль. Утверждая свое превосходство. Классическая теория ведения осады. Но если начать переговоры с извинений за крик, можно сразу распроститься со всеми надеждами на превосходство. Это все равно, что лечь кверху брюхом. С этого момента ты становишься тряпкой, о которую вытирают ноги. Макграт решительно закачал головой. Уэбстер кивнул. Молча. Он держал рацию, не говоря ни слова. Зная, как нужно себя вести. Ему уже приходилось бывать в подобном положении. И не раз. Он все понимал. Сейчас первым должен был заговорить слабейший. И Уэбстер был решительно настроен молчать до победного конца. Уставившись себе под ноги, он ждал.
– Вы меня слушаете? – наконец не выдержал Боркен.
Уэбстер продолжал смотреть себе под ноги. Не произнося ни слова.
– Вы меня слушаете? – повторил Боркен.
– Что ты замыслил, Бо? – спокойно спросил Уэбстер.
Воздух наполнился сердитым дыханием.
– Вы отрезали мой телефон. Я хочу, чтобы вы восстановили линию.
– Нет, мы с ней ничего не делали. Разве твой телефон не работает?
– Я не получил ответа на свои факсы.
– Какие факсы? – изобразил искреннее удивление Уэбстер.
– Не вешайте мне лапшу на уши. Мне известно, что вы перерезали телефонную линию. Я хочу, чтобы вы ее восстановили.
Уэбстер подмигнул Макграту.
– Хорошо. Мы сделаем это. Но сначала ты должен кое-что сделать.
– Что?
– Отдай нам Холли. Подведи ее к мосту и оставь там.
Снова наступила тишина. Затем опять прозвучал смех. Громкий и пронзительный.
– И не мечтайте. И вообще, никаких переговоров больше не будет.
Уэбстер кивнул. Понизил голос. Заговорил тоном самого рассудительного человека на свете.
– Послушайте, мистер Боркен, если никаких переговоров не будет, как мы сможем помочь друг другу?
Снова молчание. Макграт не отрыва взгляда от Уэбстера. Следующий ответ должен был стать решающим. Победа или поражение.
– Слушай меня, Уэбстер, – наконец произнес голос. – Никаких переговоров не будет. Если вы не будете делать все в точности так, как я говорю, Холли умрет. В страшных мучениях. Все козыри у меня на руках, и я не собираюсь торговаться. Это вам понятно?
Уэбстер уронил плечи. Макграт отвел взгляд.