– Это не так-то просто, – ровно сказал Трис Ланкур.

– Вот из-за таких вещей и стоит спасать цивилизацию, – подал голос Дарквист, и никто не смог бы с уверенностью сказать, шутит он или серьезен.

– Ладно, вот вам доказательства. Попытайтесь вообразить, какая жизнь могла там развиться. На этой планете все постоянно изменяется. Окружающая их обстановка, сам состав и строение их мира совершенно не похожи ни на один из миров, где существует жизнь в том виде, в каком мы привыкли ее воспринимать. Их действительность настолько другая, что они не могут иметь ничего общего ни с кем из нас. Они наверняка ничего не видят и не слышат, в том смысле, как это делаем мы, а логика подсказывает, что они также скорее всего не подозревают о том, что за пределами их собственного мира есть еще и другие. Они живут на самой планете, а не во внешних слоях, поэтому у них нет возможности знать об этом. Масса планеты совершенно немыслима, и они не могут удалиться от нее – разве что их унесет во время одного из этих всплесков активности. В таком случае они погибнут – и погибают. Мы наблюдали это.

– Ты хочешь сказать – телепатически, – заметил Джимми Маккрей.

Овальная голова ибрума качнулась, что должно было обозначать кивок.

– Да, телепатически и эмпатически. Мы полагаем, что все их общение происходит на телепатических полосах частот. Возможно, – даже скорее всего, – они представляют собой какие-то формы связанной энергии, что они, по сути, являются бесплотными разумами. Только не спрашивайте меня, как такое возможно. Несколько ведущих ученых в этой области, пытавшиеся заниматься этим вопросом, сейчас находятся под надзором лучших психиатров Биржи, а число карьер, рухнувших из-за этой планеты, в одной только физике таково, что подсчитать это под силу лишь самым мощным компьютерам. К счастью, в нашу задачу не входит выяснить это. Мы должны лишь найти способ вступить в контакт с этими… людьми – или чем бы они ни были.

– Для начала надо дать им знать о себе, – заметил Джимми Маккрей. – Если они войдут с нами в контакт – пусть даже не поняв в нас ничего, а просто уловив присутствие другого, отличного от их, разума, – начало будет положено. Не понимаю, в чем трудность.

– С этим никто не спорит, Маккрей. Проблема в том, что для них это неосуществимо. Мы улавливаем их, но любая попытка вступить с ними в контакт – по крайней мере, насколько мы знаем до сих пор – убивает их. Наиболее распространенная теория такова, что, будучи чистой энергией, они при установлении телепатического контакта, то есть вступив в связь с разумом телепата, внезапно оказываются перед лицом окружающей среды настолько чуждой для них, настолько холодной, настолько непохожей на то, что они могут даже вообразить, что их мозг – или где там у них происходят все эти процессы – воспринимает нашу обычную и привычную для нас обстановку как смерть, и они тотчас же умирают.

– Подобные проблемы возникали и на других планетах, – заметил Дарквист, – но во всех других случаях можно было спуститься на планету в скафандрах или с какими-нибудь защитными средствами и объявить хозяевам о себе в их стихии, обеспечив им хоть какую-то базу. Однако, если Горячий Цех уничтожает все наши приборы и даже пробы, об этом не может идти речи. Я лично вижу, в чем здесь проблема.

– И какая нас ждет награда, если нам удастся разрешить ее! – подала голос Модра Страйк. – Вообрази себе мир, новую форму жизни, которая обитает в этом аду! Если бы нам все же удалось каким-нибудь образом вступить с ними в контакт, мы получили бы эксклюзивное знание, которое дало бы начало новому направлению физики!

– Это и есть первое задание, которое фирма твоего мужа поручила нам, Модра? – слегка раздраженно спросил Трис Ланкур.

– Да, они купили лицензию на паях, – ответила она. – Но начальные инвестиции съели почти все их деньги, и если мы не займемся этой проблемой, они могут потерять права на нее. Это, по крайней мере, не вонючее болото на какой-то задрипанной планетенке, и хотя мы случайно убили нескольких из них, они никак не ответили нам. Впрочем, если бы они хоть как-то отреагировали, то это означало бы, что они знают о нашем присутствии, а это была бы уже половина дела.

– Ну, что скажешь, Маккрей? – спросил нового члена команды Трэннон Коуз. – Здесь все в большой степени зависит от тебя, хотя и с нашей помощью, советами и поддержкой. Хочешь попробовать раскусить этот орешек?

Он пожал плечами:

– Не вижу, что мы можем потерять. Самое худшее, что я могу сделать, это погубить еще несколько сотен этих ребят.

Джимми Маккрей сидел в кресле на командном мостике «Вдоводела» и вглядывался в экран, на котором плавала цель их путешествия. Горячему Цеху удивительно подходило его имя – это был маленький, но невероятно ослепительный шарик размером примерно со средний газовый гигант и сияющий, точно миниатюрное солнце. Сквозь фильтры было видно, как на его поверхности постоянно перемещаются газы, образуя кружащиеся воронки.

В некотором смысле, это действительно было солнце, но, в отличие от настоящего солнца, оно не главенствовало над всем, что находилось вокруг. Наоборот, этот пламенеющий шар, вместе с немыслимой уймой всякого мусора, сам вращался по орбите вокруг маленького, но невероятно плотного ядра, которое без инструментов нельзя было даже увидеть. Это могла быть нейтронная звезда или какой-нибудь другой объект в процессе сжатия, который можно было бы назвать черной дырой, если бы не его назойливая привычка время от времени высвобождать из себя крошечные частицы и разбрасывать их во всех направлениях. Это уже привело к гибели нескольких кораблей, и именно поэтому сейчас на орбите находилась Первая Команда, а не толпа ученых. Все наблюдения за планетой велись автоматическими исследовательскими станциями, каждая из которых, по словам Триса, успевала проработать два или три месяца, прежде чем оказывалась недостаточно быстрой.

Джимми смотрел на ад, пылающий на экране, и в тысячный раз, все так же безуспешно, пытался вообразить жизнь, способную существовать в нем.

Планета бешено бурлила, бомбардируемая всеми видами частиц. Ее температура была вполне сравнима со звездой, и он никогда еще не видел ничего, что настолько походило бы на ад.

«Вдоводел» подошел к планете так близко, как они только осмелились. Автопилот был наготове, а двигатели работали на минимальной мощности, на случай, если что-нибудь произойдет и им придется быстро выбираться – предполагая, разумеется, что маленькая невидимая дрянь в центре этой безумной солнечной системы испустит что-то, что их приборы будут в состоянии отследить, и сделает это достаточно медленно, чтобы они успели унести ноги.

Выбор места оказался делом очень непростым. Любой из них предпочел бы остановиться как можно дальше, но тогда они даже с усилителями не смогли бы уловить ничего, да и задержка во времени была бы сумасшедшей. Если же они подошли бы слишком близко, то им не помогли бы даже экраны – они или поджарились бы, или угодили бы в горнило противоборствующих сил притяжения, попав между двумя небесными телами.

Джимми по-прежнему не испытывал особой радости от того, что находится рядом с Трисом Ланкуром, а доверял цимолю еще меньше, но и соседство Модры тоже не доставляло ему приятных ощущений. Он не встречал еще никого, кто был бы настолько несчастен и истерзан чувством вины, и при этом выдержал бы и не покончил с собой. Если ему жизнь не доставляла удовольствия, то для нее она была настоящей пыткой, она буквально выгрызала себя изнутри, и не в глубине, а прямо на первичной полосе частот. Если бы он не принимал постоянные меры, чтобы блокировать ее мысли, они затопили бы его. С Трэнноном Коузом общаться было полегче, хотя его вполне человеческий стиль речи скрывал такой образ мышления и мировоззрение, от которого у Маккрея временами голова шла кругом.

Молли большую часть времени проводила в каюте, слушая варварскую музыку, которую черт знает кто играл на чем-то, лишь отдаленно напоминающем музыкальные инструменты, зато она оказалась достаточно сообразительной, чтобы не путаться под ногами. Она обладала сверхъестественной способностью отключать свой разум, чему он нередко завидовал – и чего определенно пожелал бы Модре Страйк.

Эротка так и не смогла вполне уловить, что и почему здесь произошло, но как-то заметила, что Модра «вся опустошенная и очень, очень печальная», а Коуз «почему-то страшно злится на девушку и почти это не скрывает», тогда как Дарквист «похоже, считает всех нас забавной компанией». Джимми не очень хорошо понимал, что означало это последнее утверждение, поскольку не мог проникнуть сквозь мысленную защиту Дарквиста, но у него было неуютное ощущение, что Молли имела в виду именно то, что сказала.

– Что, Джимми, этот корабль и команда как будто специально для нас созданы? – вдруг заметила Гриста.

– Что? Откуда ты узнала, что я об этом думаю?

– Ну, мы же с тобой давно знакомы. Есть вещи, для понимания которых не нужно быть телепатом. Нужно просто иметь мозги.

– Интеллект без сострадания – всего лишь хороший компьютер, – парировал он хмуро.

– Да? И что хорошего дало тебе твое сострадание, если не считать того, что посадило тебе на шею полудевицу-полулошадь? А также чуть не погубило тебя, если бы я вовремя не заставила тебя остановиться?

– Возможно… возможно, я, как и Модра Страйк, просто пытаюсь оправдать тот факт, что все еще жив.

– Ты проживешь еще долго, Джимми. В глубине души ты осознаешь, что у тебя не хватило бы духу, чтобы сделать то, что сделал Ланкур. Ты можешь лишь надеяться, что кто-то или что-то сделает это за тебя.

Он вздохнул.

– Полагаю, нам лучше взяться за дело. Я должен сам почувствовать это, чтобы поверить, что в этом аду может быть хоть что-нибудь живое, не говоря уж о разумном.

Кресла для команды, разумеется, были на командном мостике, но перед большим экраном стояло еще одно, мягкое и очень уютное на вид. У него имелись добавочные ремни, ручки, чтобы держаться, и пульт управления под подлокотником, с правой стороны.

Джимми уселся в него, приняв удобное положение, и активировал регуляторы. Кресло мгновенно окружил почти невидимый энергетический пузырь, объединив его с корабельной системой связи и отдав ее почти целиком под его управление и одновременно блокировав все остальное, от обычных шумов корабля до его собственного дыхания и случайных мыслей других. Изолированный, словно в коконе, он первым делом отключился от Гристы, и через канал связи открыл разум похожему на солнцу миру, находившемуся перед ним.

Он ощутил то же потрясение, которое, должно быть, чувствовали первые телепаты, исследовавшие этот сектор. Недоверие, изумление и сомнение в том, что он ощущает именно то, что ощущает.

Ослепительный ад исчез – то, что он ощущал, было невероятно, невозможно живым, точно так же, как были живыми настоящие миры, населенные настоящими людьми. Боже правый! Оживленный шум и бормотание, лавиной захлестнувшие его, были невероятно мощными.

Телепатическая раса, подумал он. Ну конечно же! Ничего другого и быть не могло.

Но раса – чего?.. кого? Что за создания могут жить в аду и чувствовать себя уютно?

Комбинируя мысленный контроль и аппаратное управление, он принялся концентрировать поиск, вычленять, локализовать – как если бы сначала он видел весь мир в целом, потом сосредоточился на одном континенте, потом на какой-то его области, а потом на отдельном городе или селении в этой области, и в конце концов перешел к определенному месту в этом городе.

Нет, у них не было никаких городов, это было совершенно ясно. Это была жизнь, наполнявшая новым смыслом затертое слово «чуждый». Пусть даже Трэннон Коуз походил на кучу связанных друг с другом бесформенных редисок, а Дарквист выглядел как морская звезда с черными губами, но они хотя бы были органическими, они состояли из молекул соединений углерода, и хотя их эволюция шла другим путем, чем у человеческой расы, они развивались по тем же правилам. Из первобытной слизи возникли сотни рас, большинство из них пошло по пути углеродной жизни, а меньшинство – кремниевой, но во всем остальном они подчинялись правилам, определявшим «жизнь, как мы ее знаем и понимаем».

Но не здесь. Это была жизнь, которую не знал и не понимал никто.

Джимми сосредоточился сильнее, пытаясь ощутить отдельно взятое существо. Ответный поток вызвал у него лишь головную боль и полное смятение мыслей. Ему приходилось иметь дело с расами, настолько отличающимися от его собственной, что он зачастую не мог понять, что они вообще считают связной мыслью, но эта превзошла все. Это нельзя было назвать даже чушью!

Он сразу же уловил, в чем здесь основная проблема, что являлось главным препятствием для понимания. Поскольку «жизнь, как мы ее знаем» имела определенные общие истоки, то пусть даже на выходе и получились существа, сильно разнящиеся по виду и поведению, но всегда находились и общие черты. Большинство существ так или иначе спали или имели какое-то понятие отдыха. Большинство существ ели, и этот процесс вполне можно было определить как еду, пусть даже то, что именно и как часто они ели, казалось другим отвратительным. Всегда существовала какая-то взаимосвязь первоэлементов – земли, воздуха, огня и воды.

Но что общего мог иметь любой из членов экипажа «Вдоводела», – пусть даже в микроскопической степени, – с обитателями Горячего Цеха?

Судя по всему, там не было ни верха, ни низа, ни понятия о направлении. Вместо нулевой полосы частот у них оказалось две телепатических полосы, которые он мог уловить, причем одна из них была практически постоянно активна и, вероятно, служила заменой зрению, а другая была полосой внутреннего мышления, которое он тщетно силился постичь.

Они парили, они метались, рассредоточившись по обширному диапазону, расположенному намного ниже поверхностного слоя планеты, но не настолько, чтобы они ощущали ее могучую гравитацию. Если у них и была материальная культура, то по их мышлению сказать о ней ничего было нельзя, – хотя он и вообразить не мог, что за материальную культуру можно иметь, не представляя собой ничего материального, не имея никаких ресурсов, кроме энергии, в которой живешь.

Он мог бы даже согласиться с идеей единого коллективного разума, развившемся в этом аду, но здесь совершенно явно имело место невероятное множество отдельных личностей; и если бы ему было за что уцепиться, он сумел бы отличить их друг от друга.

Еще одной чертой, общей для разных рас, был сенсорный входной канал: вид, звук, запах, вкус, ощущение и тому подобное. В этой области эволюция тоже порой выкидывала довольно причудливые фортеля, но любое мыслящее существо обладало хотя бы какими-то органами чувств. Но не здесь. Хотя их вторичная полоса частот, похоже, и служила им в качестве входного канала, но информация, которая по ней передавалась, неизбежно преобразовывалась в понятия, которым в человеческом мировоззрении не было соответствий.

Да, загвоздка была именно в этом. Он улавливал в их уме некие образы, но понятия не имел об их системе координат и не мог даже вообразить ее себе. Эти образы что-то значили для них, но для него они не значили совершенно ничего.

Он понял, что пошел проторенной дорогой, и ощутил горечь поражения. Ему ли пытаться справиться с тем, что не удалось лучшим умам Биржи?

И все же было досадно до безумия, поскольку образы, которые он улавливал, были очень четкими и сложными. Не было никакого сомнения в том, что это очень высокоорганизованные мысли. Объяснить это было невозможно, но, просто «слушая» эти образы и чувствуя, как они сгруппированы и направлены, любой телепат понял бы, что, чем бы ни были обитающие на планете существа, они определенно мыслили, и на куда более высоком уровне, чем обычное животное или растение. Взаимодействие этих образов предполагало наличие не только отдельных личностей, но и какой-то устойчивой, пусть даже и непонятной, социальной организации.

Но, черт возьми, как можно говорить с кем-то, если у него нет ни одного общего с тобой образа или слова?

Наконец, он выделил то, что показалось ему отдельной личностью, хотя на таком расстоянии не поручился бы за это наверняка, немного последил за ним, а потом, затаив дыхание, открыл ему свой разум, образуя двустороннюю телепатическую связь.

Внезапно он очутился внутри чужого разума, в ослепительном, головокружительном вихре, где ничто не имело смысла и все походило на обрывки кошмарного сновидения – водовороты цвета, причудливые формы и линии, сменяющие друг друга немыслимые образы.

Одновременно и существо тоже оказалось внутри его разума, внезапно став одиноким. Его вторичная полоса частот не передавала ему никакой информации: ему было темно, холодно и одиноко – страшно одиноко.

Джимми почувствовал, как оно умирает – разом, точно задутая свеча, с какой-то одной последней мыслью, которая, очевидно, была криком ужаса – и тут же закрылся, дрожа и покрывшись потом.

В конце концов он нашел нечто общее в их мышлении, но толку от этого не было никакого. Существо, Вселенная которого ограничивалась двумя телепатическими полосами частот, внезапно обнаружило, что она утратила границы. То, что служило ему вместо мозга, мгновенно расценило это состояние и отреагировало соответствующим образом.

Все, что оно знало, понимало и во что верило, говорило ему, что оно мертво, и поэтому оно умерло.

– Тебе лучше прерваться, Джимми, – предостерегла Гриста, нарушив молчание. – Твой пульс близок к опасному уровню.

Взмах правой руки – и энергетический пузырь лопнул, отключив связь, но Джимми еще некоторое время лежал в кресле. Его предупреждали, но он до сих пор с трудом в это верил. Это шло вразрез со всем, что составляло его собственную систему координат.

– Я убил его, Гриста, – пробормотал он недоверчиво.

– И что? Тебе уже приходилось убивать прежде.

– Только ради самозащиты, но не в попытке поздороваться.

– Ты уверен? Я хочу сказать, уверен в том, что они вообще там есть? То есть, ты действительно уверен?

Он задумался над этим. Не мог ли он на самом деле улавливать мысли откуда-то еще? Может быть, ему только казалось, что они приходят из этого ада? Любой инструмент не мог больше, чем просто измерить мощность телепатической волны. Единственной причиной, по которой все поверили, что в этом пылающем мире были живые и мыслящие существа, была инстинктивная уверенность телепатов, работающих с ними.

Интерфейс, связывающий Джимми с каналом связи, определенно указывал, что получаемое им телепатическое излучение шло от Горячего Цеха; да и предыдущие экспедиции должны были проверить, нет ли здесь аномалии, указывающей неправильное направление.

Но инструменты измеряют только то, что им велено мерить, и то, для измерения чего предназначены.

Чутье Джимми говорило, что они действительно там, но его разум все еще отказывался поверить, и предположение Гристы только подлило масла в огонь. Он решил, что должен посоветоваться с командой.

Идея о телепатической иллюзии заинтересовала, но не слишком взволновала Триса Ланкура.

– Если не с Горячего Цеха, тогда откуда? – спросил он. – Маккрей, ты единственный телепат, который у нас есть. Никто из нас не может чувствовать то, что чувствуешь ты. Если ты, так же, как и все телепаты, которые были тут до нас, чувствуешь, что излучение исходит отсюда, и записи подтверждают это, как мы можем ставить это под сомнение? И почему ты вдруг засомневался?

– Гриста заронила эту идею в мою голову, – признался он, тут же почувствовав легкое беспокойство, которое охватило остальных – всех, кроме Триса Ланкура, подметил он цинично – при упоминании о еще одном существе, которое находилось вместе с ними на корабле. – Но она всего лишь облекла в слова то, что не мог выразить я. Какую-то неправильность всего этого. Существование жизни в таком месте идет вразрез со всякой логикой. Я, как и все телепаты, могу исходить только из своего ощущения, понимаете? Талант говорит мне «да», но я видел не одного фокусника, способного ловко обдурить любого из нас; я видел призрачные солнечные системы, регистрируемые аппаратурой, и ловил сигналы, которые, как казалось, пришли с соседних кораблей или близлежащих миров, а на самом деле по какому-то капризу природы пробились к нам через многие световые годы. Говорят, что все, что попадает в черные дыры, может в конце концов вынырнуть в другом месте, но мы никогда не находили такую «белую дыру», так что если это правда, то куда отправляется весь этот хлам, когда его вес становится больше, чем Вселенная может выдержать?

– Ты серьезно предполагаешь, что это, возможно, сигнал из альтернативной Вселенной? – спросил Дарквист, искренне восхищенный.

– В этом есть смысл, – вставил Трэннон Коуз. – Это очень необыкновенная, возможно, даже единственная в своем роде солнечная система. Природа сил, вступающих здесь в действие, в высшей степени загадочна и находится выше нашего понимания. Если и существует что-то вроде двери в такую альтернативную Вселенную, то она должна находиться именно в подобной системе, в подобных условиях.

– Действительно; и альтернативная Вселенная вовсе не обязательно должна иметь что-то общее с нашей, даже законы, общие для всех Вселенных, там могут быть совершенно другими, – заметил Дарквист. – Это прекрасно объясняет полное отсутствие общности между нашими разумами. Да, если это правда, ставки значительно растут! Контакт с параллельной Вселенной – такого еще не бывало! Об этом никто даже не мечтал!

– Погоди! – сказал Трис Ланкур. – Успокойтесь, все вы. Этак вы следующим номером решите, что это какая-нибудь микроскопическая цивилизация на крошечной луне Горячего Цеха.

– Вряд ли, – отозвался Дарквист, восприняв его слова всерьез. – Будь это так, объект бы перемещался, или хотя бы колебался, пусть даже геостационарно, и тогда мы могли бы это предсказать. Однако, то, что мы улавливаем, соответствует вращению Горячего Цеха. А вот альтернативная солнечная система, в которой Горячий Цех не является горячим, или, возможно, где подобные вещи совершенно нормальны – это могло бы объяснить все. Аномалия, в которой наша Вселенная проникает в их Вселенную – или, возможно, их Вселенная проникает в нашу. Интересная мысль.

Джимми Маккрей вздохнул.

– Это к делу не относится. Мы сейчас пытаемся сосчитать, сколько ангелов уместится на острие иглы. Я думал, или, скорее, надеялся, что местные условия действуют как искажающий элемент, что мы не заметили настоящего источника телепатических волн. Но смотрим мы в другую Вселенную или нет, а проблема остается той же самой. Как дать им знать о своем присутствии, не губя их, если у нас нет абсолютно ничего общего, кроме одной телепатической волны? Даже думать об этом не стоит. Я должен был понять, что это тупик, еще до того, как собрал вас всех.

Трис Ланкур немного подумал.

– Ну почему же, – по крайней мере, мы задумались над этим. Знаешь, я просмотрел все записи, и, судя по всему, никто до нас не пытался подобрать альтернативный подход к этой проблеме.

– Мы излучали всеми видами передатчиков, которые у нас есть, и все без толку, – напомнил Дарквист. – Чего мы еще не попробовали?

Ланкур взглянул на Модру, которая все это время просидела очень тихо и, похоже, избегала смотреть на него.

– Например, эмпатический диапазон.

Она подняла глаза и наморщила лоб, словно находилась в миллионе световых лет от этого корабля, а ее внезапно выдернули оттуда.

– Что?

– Предыдущие исследователи сканировали эмпатический диапазон, чтобы убедиться, что их телепаты не сошли с ума, – заметил Дарквист.

– Да, возможно. Но они использовали только общее сканирование, чтобы получить дополнительное доказательство того, что там действительно есть живые существа. Применить активную эмпатию таким же образом, как телепатию, никто не пробовал.

– О чем вы все здесь говорите? – спросила Модра.

– Думаю, он хочет, чтобы ты села за усилитель, – сказал Джимми. – По крайней мере, если ты сосредоточишься на ком-нибудь из них, то не убьешь его.

Внезапно воздух вокруг них взорвался оглушительным воем аварийной сигнализации. Они застыли на своих местах, почти мгновенно окруженные зелеными защитными энергетическими пузырями, которые развернул бортовой компьютер. Раздался чудовищный грохот, словно в корабль врезалось что-то огромное, а затем питание, а вместе с ним и свет, отключилось, внезапно и пугающе, заставив замолкнуть какофонию сигнализации. Наступила зловещая тишина, и это было самым страшным.

Потом корабль сотряс удар.

Они падали, кувыркаясь в полной темноте, чувствуя, как желудки у них выворачиваются наизнанку, летя по безумной траектории в пугающее ничто.

Все было кончено через несколько секунд, но они показались им часами. Энергоснабжение постепенно восстановилось, по мере того, как бортовой компьютер, очевидно, оставшийся целым и невредимым, произвел проверку всех систем, запустил восстановительные работы и осторожно восстановил все, что можно было без опаски восстановить.

Первым лопнул защитный пузырь Ланкура, и он немедленно развил бурную деятельность.

– Компьютер! Отчет о повреждениях!

– Большая пробоина в заднем правом трюме, – сообщил компьютер. – Некоторые повреждения в резервных системах, но главные работают нормально. Однако все, что не было закреплено, улетело. Корабль и команда целы, но во всех отсеках беспорядок.

– К черту беспорядок! Что произошло?

Теперь освободились и остальные, они потягивались и растирали руки и ноги. Модра Страйк подошла к отверстию очистителя, и ее вырвало. Джимми Маккрея тоже тошнило, но в горле у него стояла одна желчь, к тому же он подозревал, хотя пока без особой уверенности, что обмочил штаны.

– Этого в симуляциях сертификационных полетов не было, – пожаловалась Гриста; голос у нее был почти таким же дрожащим, как у остальных.

– Аномалия выбросила поток частиц по дуге в двести сорок градусов, – сообщил компьютер. – Его невозможно было полностью избежать. Наибольшая из измеренных мной частиц имела примерно пять сантиметров в диаметре, но поток был чрезвычайно плотным, по сути он представлял собой чистые гравитоны с огромным сжатием. Их скорость приближалась к скорости света, и некоторое время они протащили нас за собой, пока разброс не ослабил их совместную тягу настолько, что мы смогли вырваться. Для этих целей мне пришлось использовать максимум энергии. Продолжительность полета в потоке гравитонов составила одну целую двести пятьдесят пять тысячных секунды, за которые мы пролетели двести девяносто семь тысяч триста сорок шесть километров. Отрыв занял еще шесть секунд, торможение – двенадцать; за это время мы пролетели еще приблизительно триста четырнадцать тысяч километров.

– Погоди-ка! – сказал Джимми Маккрей, как только смог говорить, не давясь желчью. – Ты хочешь сказать, что мы пролетели чуть ли не световой год за какую-то секунду, – в обычном космосе с обычными законами?

– Более или менее так, – согласился компьютер. – Именно поэтому по всему кораблю такой беспорядок. Возможно, мы немного переместились и во времени, хотя сейчас это трудно определить. Мне понадобится некоторое время, чтобы завершить первоочередной ремонт и произвести расчеты для возвращения с использованием более традиционных видов энергии. После этого я попытаюсь связаться с универсальными маяками по подпространственному лучу и определить, произошло ли какое-то смещение во времени. Кроме того, я произвожу также анализ напряжений на каждом узле корабля, чтобы убедиться, нет ли в нем незамеченных повреждений, которые могут проявиться позже. Вы можете гордиться этим кораблем. Вообще-то мы не рассчитаны на подобные удары. Я несколько миллионов раз прогонял наши данные по симуляционному циклу и каждый раз получал результат, что корабль уничтожен, а вы все мертвы.

Это сообщение заставило разговор на некоторое время утихнуть.

Наконец, компьютер спросил:

– Вы хотите, чтобы я вернул нас в исходную точку?

– Разумеется, – отозвался Ланкур. – А почему мы должны не хотеть?

– Ну, судя по результатам симуляции, должен заявить, что если мы вернемся и подобное произойдет снова, шансов на то, что корабль не развалится на части – в особенности учитывая его ослабленное состояние, – практически нет.

Ланкур кивнул, затем обвел товарищей взглядом. Джимми сказал, пожав плечами:

– Мы знали, что это опасное задание, еще когда брались за него.

– Хорошо, – вздохнул Ланкур. – Похоже, это превалирующее мнение. Верни нас обратно, когда сможешь.

Внезапно Джимми Маккрей вскочил на ноги.

– Молли! Надо бежать к ней! Она же, наверное, потеряла голову от страха! Я получаю от нее весьма странные мысли.

Слово «странный» не вполне подходило для того, чтобы выразить его впечатления. Это была непонятная смесь запоздалого всепоглощающего ужаса и… чего-то еще, что было трудно определить.

Он вышел из кают-компании, добежал до каюты, которую они делили, и заглянул внутрь. Молли действительно была там, но вид у нее был ничуть не перепуганный – она даже улыбнулась ему.

– Ты в порядке? – с беспокойством спросил он.

– Ну да. Слушай, это было здорово! Так весело мне давно уже не было! Мы сделаем так еще?

На миг он утратил дар речи. Да она считает случившееся чем-то вроде аттракциона! Потом, медленно, сдерживаясь изо всех сил, произнес:

– Надеюсь, что нет.

– Кто сказал, что телепата нельзя удивить? – ехидно осведомилась Гриста.

Модра Страйк была сейчас куда более похожа на человека, чем когда-либо с начала экспедиции. Джимми Маккрей понял это, поскольку впервые за все это время она стала не столько администратором, сколько активной участницей, и это дало ей повод встряхнуться и отвлечься от собственных мрачных мыслей.

Ей был отчаянно необходим успех, необходим как никогда раньше, потому что, как сказали Джимми ее мысли, эта экспедиция должна была стать ее лебединой песней. Не было никаких сомнений, что она больше не годилась для подобной жизни, и она знала это. Неудача в этом предприятии могла окончательно доконать ее.