Кинтарский марафон (№1) - Демоны на Радужном Мосту

Но это было уже неважно. Кто-нибудь мог бы сделать этот мир пригодным для обитания, но это обойдется очень дорого, а здешняя экосистема была слишком необычной, так что, скорее всего, ученые все равно наложат на нее лапу до тех пор, пока не определят потенциальные возможности подобной формы жизни. Такое использование планеты вряд ли сильно обогатит их команду, а это означало, что положение – сквернее некуда.

Разумеется, оно было не настолько скверным, как стоящая сейчас перед ней проблема, которая заключалась в том, как отсюда выбраться.

Модра принялась вяло обдумывать, не сделать ли ей из дерева что-нибудь вроде доспехов или щита. Деревом питаться они явно не могли.

Нет, дурацкая мысль. У нее нет ни пилы, ни вообще каких-либо плотницких инструментов.

Оглядевшись по сторонам, она заметила неподалеку от себя разноцветные вспышки, периодически освещавшие темную трясину, точно причудливое световое шоу. Вот где была настоящая проблема! Если бы она могла добраться туда, выстрелить в тело Хамы, дезинтегрировать его, черт бы все побрал, – как бы ни было трудно поступить так с товарищем и другом, – то уничтожила бы и его радио. А без радио не стало бы и помех. Тогда ее собственное радио и радиомаяк заработали бы, и, разумеется, маяк в исходной точке тоже начал бы снова подавать сигнал.

Выбора у Модры не оставалось. Пока все было спокойно и сверху не полетели новые плоды, она должна была заглушить этот шум.

Она осторожно отправилась на свет; он пульсировал, но сканерам скафандра этого было достаточно, чтобы засечь его. Если там хватало энергии, чтобы перегрузить все радиочастоты вместе с маяками, вряд ли она могла иссякнуть в ближайшие несколько минут.

Когда она наконец обнаружила Хаму, ее глазам представилось отвратительное зрелище. Щупальца разодрали тело и скафандр бедного дарфурца почти в клочья. Полуобглоданный труп был странно искривлен и кишел этими крошечными существами, которые с такой легкостью объединялись, чтобы убивать.

Это зрелище вызвало у Модры тошноту, гнев и страх одновременно. Почти не думая, она выхватила пистолет, выставила заряд на полную мощность и нажала на спуск. Покрытое слизняками тело дрожало, объятое раскаленным лучом, над болотом пополз запах горелой плоти и волос, смешанный с вонью поджаренных слизней. Она продолжала свое дело, непоколебимая, точно скала, и хотя большая часть того, что осталось от тела Хамы, уже сгорела, этого было недостаточно, недостаточно! Материал скафандра все еще защищал то, что находилось внутри, включая и оборудование… Черт побери! Даже на таком расстоянии у пистолета не хватало мощности!

Когда замигал крошечный датчик, предупреждавший, что энергии почти не осталось, она внезапно ощутила рядом движение. Модра резко развернулась, нажимая на спусковой крючок, но выстрела не последовало.

Рядом с ней стоял Трис Ланкур, касаясь Модры шлемом. Их шлемы были небольшими, чуть больше головы, а щиток, прикрывавший глаза, позволял также наблюдать за показаниями на дисплеях. Если оборудование выходило из строя, очень слабую связь можно было осуществить, соприкасаясь шлемами.

– Не зря мы купили пистолеты с предохранителями, – заметил он. Его голос был еле слышен и имел неприятный металлический призвук, но для нее он звучал настоящей музыкой. – А то ты поджарила бы и меня тоже.

Система кодов каждого скафандра была настроена на все остальные, благодаря чему невозможно было выстрелить в члена собственной команды даже по ошибке. Ее скафандр позволил ей дезинтегрировать тело бедного Хамы лишь потому, что датчики распознали его смерть.

Она чуть не упала в объятия Триса.

– Господи! Я думала, что больше никого не осталось в живых!

– У меня тоже были некоторые сомнения, – признался он, но его голос звучал, как всегда, уверенно и спокойно. За все эти годы она видела его саркастическим, дерзким, спокойным, невозмутимым и собранным, но ни разу – испуганным или не в своей тарелке. Он был краеугольным камнем, на котором держалась их компания, да и она сама тоже.

– Я пыталась сжечь этот чертов источник энергии, – сказала она.

– Он под водой, – отозвался он. – Мне пришла в голову та же мысль, но задняя часть скафандра Хамы, похоже, осталась цела и закрывает силовой модуль. Сколько у тебя осталось энергии?

Она взглянула на датчик.

– Не слишком много. Процентов десять, не больше. Мне пришлось много израсходовать.

– Хм. Ну ладно, у меня сорок четыре, так что давай сюда штекер, я с тобой поделюсь. Потом будем вместе стрелять по нему, пока у нас не останется по пятнадцати процентов или этот проклятый шум не прекратится. Возможно, если мы будем действовать вдвоем, у нас хватит энергии.

Кивнув, она подключилась к его скафандру и стала глядеть, как ее уровень энергии повышается, а его – падает. Когда у него осталось двадцать семь процентов, он отключился.

– Ладно, – сказал он. – Не промахнись. Считаем до пяти, потом стреляем. Не забудь отключиться на пятнадцати процентах. Если нам не удастся сжечь его до этого, после у нас все равно ничего не выйдет.

Она кивнула, собралась, прицелилась и выстрелила лишь на долю секунды позже, чем он. Два луча слились на цели. Присутствие Ланкура успокоило ее, и она принялась считать. На пятнадцати процентах оба прекратили стрелять, потом быстро проверили радио. Оно не замолчало, но визг прекратился, сменившись треском и шипением, сквозь которые они могли слышать друг друга, хотя и не намного лучше, чем соприкасаясь шлемами.

– Что ж, мы справились, – сказал он с удовлетворением и переключил приемник в режим сканирования. – Твой маяк работает нормально, но я совсем не улавливаю Дарквиста. Черт! Возможно, Трэн не может поймать сигнал через лесной полог. – Он вздохнул. – А хотелось бы. Сейчас нам остается только ждать.

Внешний звуковой датчик вдруг ожил, и в наушниках послышался шум. Она похолодела.

– О господи! Сейчас снова полетят эти плоды!

* * *

Семь часов они просидели на гигантских деревьях, с неуклонно понижающимся уровнем энергии, в мире, освещаемом лишь слабеющими огоньками электронной сенсорной системы, то и дело отбиваясь от щупалец, бросающихся на них из трясины, а в остальное время в тишине, которая была еще более страшной, ожидая предательского звука лопающегося и падающего вниз плода.

И все это время Трис Ланкур отпускал скабрезные шуточки и грубые комментарии об этом мире и всей ситуации в целом и не давал Модре впасть в панику.

Но в конце концов им пришлось снизить энергопотребление систем до необходимого минимума. Очень скоро должна была отказать система рециркуляции воздуха.

Трис отнесся к этому с философским фатализмом.

– Я всегда знал, что закончу свои дни именно так, – сказал он. – Мне жаль, что ты влипла вместе с мной, но если уж мне суждено погибнуть, то так лучше.

– Лучше? – Она оглядела их тюрьму. – Лучше чего?

– Лучше, чем умереть в бедности, в которой я родился. Лучше, чем грязь и пустота медленной смерти от голода. Лучше, или по крайней мере честнее, чем погибнуть от пули копа при попытке к бегству после кражи пары буханок хлеба. Лучше, чем прожить всю жизнь без надежды.

Биржа была не очень-то добра к человечеству. Она всего лишь позволяла ему существовать. Родной мир Модры был хотя бы сельскохозяйственным; в нем редко кому удавалось разбогатеть или получить доступ к крупным технологиям, но никто и не голодал, и каждый упорным трудом мог добиться достойной, пусть и очень простой, жизни. На родине Триса все обстояло гораздо хуже; ни средств, ни возможностей что-либо исправить не было, и никого это не волновало. Она знала это – теоретически, – но никогда не бывала ни в одном из таких миров, никогда не смотрела на голодающих ребятишек с раздутыми животами, зная, что хотя ее мир в состоянии произвести достаточно еды, чтобы накормить всех, у них нет денег, чтобы отправить еду туда, где в ней нуждаются.

С этого дерева, где она сидела, скорчившись, с почти уже не работающими системами, ее старая родина, которую она всегда считала такой скучной и неромантичной, вдруг показалась ей почти утопией. Со времени вступления во владение «Вдоводелом» она не раз смотрела в лицо смерти, но ни разу – такой, настолько медленной и ужасной. Они нередко оказывались на волосок от гибели, но никогда еще не теряли члена команды. Она впервые взглянула на тело своего друга и товарища и представила на его месте себя. Хама хотя бы погиб быстро, а не вот так…

А за что он погиб? За что должны были погибнуть они?

В этот миг вся романтика работы и вся ее притягательность потеряли для нее всякий смысл. Даже если им каким-то чудом удастся выбраться из этой передряги и найти денег, чтобы продолжать, она не была уверена, что действительно сможет продолжить – и что вообще захочет этого. Возможно, эта экспедиция станет для них последней, а если не эта, так следующая, или следующая за следующей, или еще какая-нибудь.

Команда, и она вместе с ними, все время жаловалась на то, что вот опять не удалось сорвать большой куш, что им раз за разом не везет, – но они ошибались. До сих пор они были настоящими счастливчиками, а теперь пришла пора расплачиваться за везение. Удача в конце концов отвернется от них, по очереди или от всех разом, и все они кончат так же, как Хама, точно так же, как подавляющее большинство других команд. Они ничем не отличались от них и уже израсходовали почти всю полагающуюся на их долю удачу.

Щупальца снова зашевелились, и на этот раз ни у Триса, ни у нее уже не оставалось энергии, чтобы продолжать отстреливаться, – но тут внезапно над ними раздался оглушительный грохот взрыва, за которым последовал ужасающий вой, а потом тьма вокруг расступилась, и весь лес залил яркий солнечный свет. Солнечные лучи, коснувшись щупалец, подействовали на них, точно кислота – щупальца моментально съежились и, извиваясь, бросились врассыпную.

К ним спускался видавший виды побитый «Вдоводел», лавируя, чтобы не задеть крупные деревья, и в конце концов зависнув прямо перед ними.

– Я нашел их! Они живы, но едва-едва, судя по виду, – донесся до них рокочущий нечеловеческий голос Дарквиста.

Он выбрался из люка – существо в скафандре, похожее на морскую звезду, – спрыгнул, уцепившись за дерево, как будто только этим с рождения и занимался, и начал медленно пробираться к двум разведчикам. У Триса едва хватило сил, чтобы помочь Дарквисту втащить в люк Модру и забраться самому.

– Простите, что задержался, хотя и знал, сколько энергии у вас должно было остаться к этому времени, – сказал Дарквист. – Мы так и решили, что вы можете находиться только где-то неподалеку от тела Хамы, поскольку оно издавало сигнал, который свел с ума все инструменты в округе, но я не мог спуститься и забрать вас, пока не рассвело. Единственное, что я мог сделать с этими щупальцами, – это сжечь их солнечными лучами, иначе я рисковал столкнуть вас вниз.

* * *

Обратный путь в столицу был очень странным – все испытывали облегчение, смешанное с грустью. Казалось, один Трис находился в сравнительно веселом расположении духа, считая, что ему снова удалось натянуть нос смерти, и что эта победа сама по себе стоила того, чтобы за нее выпить. Модра была необычно притихшей, большую часть времени отмалчиваясь и отказываясь пить или принимать таблетки радости.

– Никаких отчетов, пока нам не заплатят, причем наличными, – сказал Трис Трэннону Коузу, ибруму, который управлял кораблем и был представителем команды в столице. – Я не хочу, чтобы они прочитали отчет, а потом приостановили платежи и обанкротились прежде, чем мы получим деньги на наши счета.

– Того, что мы получим, нам хватит, чтобы покрыть расходы, ремонт и портовые сборы, – ответил длинный и тощий пилот-ибрум с трубообразным носом, – но много с таким отчетом нам все равно не получить. Заплатить-то они, конечно, заплатят – я стреляный воробей и знаю, как играют в эту игру. Достаточно намекнуть, что если мы немедленно не получим наши деньги, отчет отправится кому-нибудь другому. Но если мы не найдем другую работу, этого нам хватит только на то, чтобы кое-как перебиться.

– Сколько?

– Месяц. От силы два. Все зависит от того, с чем мне удастся уйти из их конторы.

Ланкур вздохнул.

– Ладно, мы уже не раз бывали в таких ситуациях. За это время я найду нам какую-нибудь работенку.

Модра угрюмо взглянула на него:

– Вроде этой? Первая Команда? Не думаю, что мне захочется повторить такую экспедицию.

– Ну, если только у тебя нет волшебной палочки, чтобы еще раз добыть нам горшок золота, вроде того, что ты принесла нам, когда подписывала контракт, – отозвался Ланкур, – нам не остается ничего другого. Послушай, ты же знаешь правила. Единственное, из-за чего за эту работу платят такие деньги и что делает ее выходом для рас вроде наших, – это то, что она чертовски опасна. Согласен, на этот раз нам пришлось хуже обычного, но мы же справились!

– Все, кроме Хамы, – тихо возразила она.

Он снова вздохнул.

– Ну, рано или поздно все умирают. Если ты вырос среди трупов, среди которых есть и твои родственники, поневоле научишься радоваться победам. Нельзя тратить время на оплакивание потерь, или жизнь вообще не будет стоить того, чтобы жить.

Модра печально улыбнулась.

– Пять лет назад подобный разговор заставил бы меня затрепетать от волнения. А теперь я… я не знаю. Знаю только, что мне нужен отдых. Перерыв. Немного времени, чтобы собраться с мыслями.

– Должен признаться, когда ты только вошла в команду, никто из нас не верил, что ты останешься, – сказал Трис. – Ты знаешь это. Но теперь ты крепкий орешек, Модра. Крепкий, опытный и отчаянный. Теперь это у тебя в крови. Ты навсегда отравлена этой работой.

– Возможно. Возможно, ты и прав. Не знаю. Теперь я уже ничего не знаю, – чистосердечно сказала она. – Но думаю, что хочу это выяснить. Когда я вернусь, я свяжусь со своими и попрошу одолжить мне денег на билет домой. На какое-то время. Просто чтобы проверить, сойду я там с ума со скуки или нет. А может быть, чтобы прочистить мозги и понять, чего я хочу. Но я знаю, что эта поездка нужна мне. Даже если ты и прав, без этого мне не прийти в себя.

Он пожал плечами:

– Да пожалуйста, если тебе так хочется! Формально у нас до сих пор всем заправляешь ты. А если нам что-то подвернется, пока тебя не будет?

– Дашь мне знать. Если я вернусь назад, мы оба это поймем.

– Вполне резонно. Но, что до меня, вернуться домой – это последнее, что пришло бы мне в голову.

И вот она вернулась домой, хотя что-то внутри нее и противилось этому. Но тогда это казалось единственным выходом.

О господи! Если бы только она могла вернуть все назад и остаться на корабле…

ЧИСТИЛИЩЕ – УДЕЛ НЕУДАЧНИКОВ

Вернувшись в столицу, Модра Страйк прямо-таки сияла. Она выглядела сногсшибательно. Она была накрашена, на ней был модный наряд, стоивший определенно очень недешево, а ее огненно-рыжие волосы были уложены парикмахером, хорошо знавшим свое дело. Нарядная, ухоженная, увешанная драгоценностями, она выглядела настолько соблазнительно, что если бы в космопорте ее не знали все до последней собаки, ее бы почти непременно ограбили.

У них, как и у каждой маленькой независимой команды, был здесь собственный офис: всего лишь тесная комнатушка в обветшалом складском здании. Танцующей походкой она вошла внутрь здания, принимая комплименты от знакомых людей и встречая недоуменные взгляды представителей других рас, которые тоже знали ее, но совершенно не понимали человеческого тщеславия.

Здешний главный «распорядитель» был квамалем с шестью руками, заканчивавшимися клешневидными, но мягкими когтями, и еще одним на конце длинного хоботообразного носа. Этим существам вообще были недоступны нюансы человеческого облика, поэтому он вел себя так, как будто она ничуть не изменилась.

– Вижу, ты вернулась, – пророкотал квамаль.

Она с улыбкой кивнула:

– Наши наверху?

– Только Ланкур, да и тот, скорее всего, крепко спит. Дарквист работает на корабле, а Трэннон Коуз в городе – на Бирже по какому-то делу.

Она снова кивнула:

– Триса мне вполне хватит.

Она подошла к квадратному лифту – это была единственная форма, подходившая для представителей всех столь не похожих друг на друга рас – и сказала:

– Четвертый.

Лифт загудел и поднял Модру на четвертую платформу.

Она зашагала мимо хорошо знакомых ей маленьких офисов, на ходу отметив, что в большинстве из них темно, подошла к помещению их команды, открыла дверь и вошла.

Трис Ланкур не спал, а разговаривал с кем-то по телефону, но, подняв глаза и увидев ее на пороге, тут же сказал:

– Слушай, ко мне тут пришли. Я перезвоню.

Повесив трубку, он откинулся на спинку стула и с ног до головы окинул Модру взглядом. Ланкур был одним из немногих, кто мог здесь оценить ее, и он оценил…

– Ничего себе! Несколько недель дома творят чудеса, – негромко присвистнув, прокомментировал он.

Она улыбнулась.

– Я прямо с дороги. Кроме того, мне хотелось еще хоть немного побыть похожей на женщину.

– Это тебе вполне удалось, – согласился он, – хотя ты совсем неплохо смотрелась и в облегающем скафандре. По крайней мере, так никто не сможет перепутать тебя со мной. – Он помолчал, чувствуя, что Модре нужно сказать ему что-то, но она никак не может начать. – Ну как, ты решила свои проблемы?

– Думаю… думаю, да, – отозвалась она, неожиданно посерьезнев. Несколько мгновений она собиралась с духом, чтобы сказать то, что должна была сказать, потом наконец вздохнула и выпалила: – Ну да и черт с ними. Трис, я вышла замуж!

Он был настолько поражен, что остолбенел. Модра никогда прежде не видела Триса таким. Потом он рассмеялся:

– Замуж? Детка, сейчас никто не выходит замуж и не женится. По крайней мере, здесь и в нашем бизнесе.

– Да, я тоже так считала, Трис, и, возможно, для большинства людей это так и есть, но… ну, в общем, это было как тогда, когда я присоединилась к вашей компании. Какой-то импульс, авантюра, – но это показалось мне единственно правильным шагом.

Он смотрел на нее во все глаза.

– Ты не шутишь!

Она покачала головой.

Его холодное самообладание внезапно вернулось к нему.

– И за кого же? Полагаю, я его не знаю. Это не кто-нибудь из твоих знакомых – разве что из бывших воздыхателей.

Она вздохнула, скинула со стула какие-то вещи и уселась.

– Послушай, это трудно объяснить. Я не уверена даже, что могу это объяснить. Это просто – просто случилось, вот и все. После той работы я была совершенно выбита из колеи. Можешь считать меня трусихой или думать, что эта работа мне не по зубам, но так оно и было. У меня были кошмары, я сходила с ума, мне казалось, что щупальца вот-вот бросятся на меня из любой жидкости, даже из моей тарелки с супом. Мне нужна была поддержка, кто-то, на кого можно было опереться, – и вот я встретила его. Он был очень милым, очень понимающим и очень интересным. Мы познакомились, поскольку оказалось, что мы оба из одного округа; сначала он мне просто очень понравился, потом я узнала, что у него есть деньги, да и, в конце концов, мне было просто хорошо с ним. Думаю, я показалась ему очень необычным человеком – еще бы, владелица Первой Команды, которая родилась там же, где и он, но пережила такие приключения, о которых он мог лишь мечтать! Возможно, частично именно в этом-то и было дело – я уже давно перестала считать эту работу романтичной, а он до сих пор так считает.

– Ну что ж, ты неплохо провела время, повеселилась, может быть, даже повалялась в сене и завела себе нового друга и полезного знакомого, – отозвался Ланкур. – Но зачем тебе понадобилось выходить за него замуж?

– Я знаю, я… слушай, мне тоже трудно! Почему-то это показалось мне правильным, и чем дальше, тем более правильным оно мне кажется. Он очень добрый и нежный, он обращается со мной так, как никто и никогда не обращался со мной с тех самых пор, как я уехала из дома, и относится ко мне с уважением. Черт побери, мне пришлось соблазнять его, – так деликатно он ко мне относился! Когда я была с ним, мне не снились кошмары, я не ощущала себя такой уязвимой, я чувствовала, как какая-то пустота внутри меня снова заполняется. И я тоже смогла кое-что ему дать. Он закрывает глаза на мои недостатки, он думает обо мне так, как будто я какая-то романтическая фантазия. Не забывай, я ведь эмпат. Я чувствую это, и я чувствую его искренность.

Сейчас она тоже кое-что чувствовала, и это тревожило ее. Вокруг и внутри Триса Ланкура, казалось, образовалась холодная и непроницаемо черная пустота, смесь едва сдерживаемой ярости с ужасающим… горем. Этого она совершенно не ожидала. Она ждала удивления, да, – но его реакция скорее походила на чувства мужа, считавшего свой брак идеальным и вдруг узнавшего, что его жена сбежала с другим.

– Черт бы тебя побрал, Трис! Прекрати! Мы с тобой не были женаты! Мы были – и остаемся – партнерами!

Он смотрел на нее с ледяной обидой, которую она ощущала физически, и это было очень болезненно.

– Ты могла бы выйти за меня, раз уж тебе так приспичило замуж. Просто я никогда не смотрел на тебя с этой точки зрения. Черт возьми, мы работаем вместе пять лет и ни разу даже не переспали!

Она была очень расстроена, все ее хорошее настроение улетучилось, когда она ощутила его боль.

– Ты сам сказал – здесь не женятся, и к тебе это относится больше, чем к кому-либо другому. Я знаю, я нравилась тебе, и ты тоже мне нравился, но если бы мы переспали, все изменилось бы, и ты это знаешь. Я превратилась бы в корабельную шлюху, и от нашего равенства не осталось бы и следа. Ты слишком сильно любишь ту жизнь, которую ведешь, чтобы любить кого-то персонально. А спать у тебя и без меня было с кем, и, я думаю, это было лучше, чем что-либо, что я могла бы тебе дать.

– А у тебя что, никого не было?

– Я… да, я не была девственницей, когда пришла к вам, но когда я вошла в этот бизнес, то решила, что он станет для меня всем, и пока я не встречу настоящую любовь, я не буду ни с кем спать. И не спала – до тех пор, пока не отправилась домой. С эмпатами так случается. Мы не можем спутать страсть с любовью. Сейчас ты чувствуешь себя так, как будто я предала тебя. Мы ведь не любовники, Трис! И никогда ими не были! Как и ты, я была влюблена в эту работу, в эту жизнь, в приключения и трудности, но ни в кого персонально. Ох, я очень люблю тебя, точно так же, как люблю Трэна и даже Дарквиста и бедного Хаму, но это же совсем не такая любовь!

Бушевавшие в его душе чувства не ослабели и не улеглись, хотя снаружи он, как обычно, оставался образцом самообладания.

– И что теперь? Ты выйдешь из фирмы или ликвидируешь ее, будешь водить знакомство с нужными людьми, станешь примерной женушкой и нарожаешь дюжину ребятишек?

– Нет, нет! Не совсем так. Йолан – мой муж – партнер в компании, у которой есть место на нескольких биржах. Он собирается переключиться с товаров на всю Биржу, я имею в виду большую. Он не будет принимать никаких решений – не думаю, чтобы кому-то из людей удалось добиться такого положения, – но он сможет влиять на инвестиции. В общем, в результате моего брака и соглашения, которое мы подписали, мы получили филиал этой компании. Налаженное дело, с хорошими деньгами. Мы продолжим работать точно так же, как и прежде. Единственное, на чем он настоял – а после последнего раза настаивать ему пришлось не особенно сильно – это что я больше не буду членом основной команды. Трэн уже много лет хочет выйти из представителей – с тех самых пор, как я заняла его место, войдя в команду. Я знаю, что теперь у меня достаточно опыта, чтобы быть представителем. Я буду посредником между компанией и командой. Для тебя и всех остальных ничего не изменится, разве что вместо меня будет высаживаться Трэн. Вот видишь, все устроилось лучше некуда!

Его обида быстро сменилась яростью, и он больше не мог ее сдерживать.

– Работаем как обычно, да? Ничего не изменится, мы всего лишь станем наемными работягами, утратим независимость, а мне придется работать бок о бок с тобой, зная, что… – Он замолчал. – Зачем ты вернулась? Почему у тебя не хватило жалости просто ликвидировать компанию и исчезнуть? Рано или поздно я бы справился с этим, но чтобы так…!

– Черт побери, я никогда не была твоей!

– Ты не была ничьей другой! И не была недостижимой! Черт бы тебя побрал, это меняет все! И рано или поздно мистер Брокер захочет детишек, и ты будешь торчать там, толстая и беременная от другого мужчины, и… к черту! Иди ты к черту!

Его реакция так потрясла Модру, что она растерялась, не зная, что сказать.

– Я… я понятия не имела, что ты будешь так реагировать. Даже не знаю, что теперь делать.

– Брось его! Потребуй развода или расторжения брака или как там это называется. Отмени сделку. Начни с самого начала!

– Это нечестно! Наконец-то я нашла кого-то, кто любит меня ради меня самой, и у меня в кои-то веки дела пошли на лад! Я не собираюсь отказываться от этого!

– Нечестно? Нечестно? И это говоришь ты? – Вскочив с места, он одним движением смахнул на пол все бумаги, телефон, интерком и все, что лежало на столе, и бросился мимо нее к выходу, хлопнув дверью с такой яростью, что если бы в окне еще оставалось стекло, оно бы наверняка раскололось.

Модра не плакала уже много лет, но сейчас слезы сами собой хлынули у нее из глаз. Она так и не смогла понять, почему чувствует себя такой виноватой, но долго еще сидела, глядя на дверь.

* * *

Она все еще была в офисе, когда вошел Дарквист.

Все называли дарквиста просто Дарквист. Хотя дарквисты – точно такие же личности, как представители большинства других рас, для всех остальных они выглядят на одно лицо и говорят совершенно одинаково. Отличить их одного от другого могут только они сами. Их культура как-то обходится без имен, – они не раз пытались объяснить это другим, но от объяснений вроде «Зачем мне имя, когда я и так знаю, кто я такой, и что я – это я, а не кто-нибудь другой», у не-дарквистов только голова шла кругом, и на этом объяснение заканчивалось.

Строго говоря, дарквисты похожи на пятиконечную звезду с отверстием в центре, очень напоминающим огромные губы вроде человеческих, только угольно-черные, за которыми, почти незаметные со стороны, находятся многочисленные ряды острых зубов. Внутри этого твердого центра как-то умещаются мозг, желудок и все внутренние органы. От центра отходят руки – подвижные, покрытые присосками, способные растягиваться, поворачиваться и изгибаться совершенно немыслимым образом, но при этом с невероятно мощными мышцами. У дарквиста два стебельчатых глаза, по одному с каждой стороны рта. Все это позволяет существу принимать почти любую позу, от прямой походки на любых двух руках по его выбору, – при этом на расстоянии он кажется до странности похожим на человека, – до любой комбинации из четырех рук.

Дарквист вошел на двух руках, поскольку для него это был единственный способ пройти в дверь, не отрывая обоих глаз от Модры.

– Мне сказали, что ты вернулась, и что вскоре после этого Трис вылетел отсюда с таким видом, будто собирался взорвать Биржу и разорвать в клочья любого, кто встанет у него на пути, – сказало существо. – Может, расскажешь мне об этом?

Она кивнула и пересказала ему все с начала до конца, ничего не утаив. Дарквист слушал внимательно, прервав ее всего пару раз, чтобы прояснить то, что было ему непонятно.

Когда она закончила, существо немного помолчало, а потом сказало:

– Ты ведь знаешь, я не совсем понимаю твой народ, несмотря на то, что мы работаем вместе. Однако у всех рас есть что-то общее, в особенности когда дело касается разных полов, а я по натуре любопытен и наблюдателен. Возможно, я совершенно заблуждаюсь в толковании подобных вещей, но лично мне очень странно, что ты ожидала от него какой-то другой реакции.

– Я считала, что он удивится, что, может быть, это слегка уязвит его гордость, но никак не думала, что все кончится вот так, – отозвалась она.

– Мне казалось, что эмпат уж точно не мог так ошибиться. Принято считать, что эмпаты могут отличать страсть от любви, но, возможно, долгое пребывание рядом с ним исказило твое представление. То, что ты с легкостью могла бы увидеть в ком-нибудь другом, у него прошло незамеченным, потому что это происходило медленно, неуклонно, день за днем, и ты перестала обращать на это внимание.

– Он… он очень хорошо скрывал свои чувства – до сегодняшнего дня, – сказала она. – Говорят, телепаты могут читать поверхностные мысли, но часто упускают то, что лежит в глубине. Возможно, что-то в этом роде произошло и со мной.

– Ты чувствовала его растущее уважение и привязанность, и именно этого ты и хотела от него, а поэтому и не пыталась проникнуть глубже. Причина самых больших несчастий в истории – не в недостатке данных, а в неправильном их истолковании. Полагаю, у тебя есть братья?

Она кивнула.

– Да, двое.

– Значит, ты ошибочно приняла его за брата. Это… вполне понятно. Уважение, которое ты заслужила, переросло у него в любовь, но ты, эмпат, не сумела отличить одно от другого. Он же, не будучи ни эмпатом, ни телепатом, вволю предался фантазиям. Будь он эмпатом, все было бы наоборот: он принял бы твое уважение и привязанность за любовь. Это очень трагичная история. Кажется, не так давно я видел что-то подобное по одному из развлекательных каналов.

– Только не надо сейчас твоего цинизма, – попросила она, пытаясь разобраться в происшедшем. – Мне нужен совет.

– Зачем? Он любит тебя. Ты не любишь его. Классическое трагическое несогласие.

– Но я люблю его – просто иначе, чем он!