– Ты не училась, поэтому многого не понимаешь, – возразил Баоюй. – Есть дух – покровитель всех цветов и есть свой дух у каждого цветка в отдельности. Каким духом будет Цинвэнь, ты не знаешь?

Девочка замешкалась было, но вдруг заметила в пруду лотосы и смело ответила:

– Я спросила ее, какими цветами она будет ведать, и обещала тщательно за ними ухаживать. Она сказала, что будет духом – покровителем лотоса, но просила никому об этом не говорить, кроме вас.

Баоюй нисколько не удивился, и скорбь его мгновенно сменилась радостью. Он посмотрел на лотосы и промолвил:

– Да, за лотосами может присматривать только такая девушка, как Цинвэнь. Я знал, что даже в мире ином она не останется без дела! И все же тяжело думать, что больше мы с ней никогда не увидимся!

«Я не был рядом с Цинвэнь в последние минуты ее жизни, – размышлял Баоюй, – зато поклонюсь ее душе и тем выражу свои чувства, которые питал к ней несколько лет».

Баоюй вернулся домой, быстро переоделся и, сказав, что идет к Дайюй, поспешил к дому брата Цинвэнь, надеясь, что гроб еще не унесли.

Между тем невестка Цинвэнь решила получить от хозяев несколько лянов серебра на похороны и отправилась к госпоже Ван.

Госпожа Ван распорядилась выдать деньги и приказала:

– Немедленно вели отнести гроб подальше и сжечь! Ведь девушка умерла от чахотки!

Получив деньги, невестка Цинвэнь поспешила выполнить приказ. Шпильки и кольца Цинвэнь стоимостью лянов в триста – четыреста невестка припрятала и вместе с мужем отправилась сопровождать гроб. Его отвезли за город и сожгли.

Подойдя к дому, где жила Цинвэнь, Баоюй увидел, что никого нет, постоял в нерешительности и вернулся в сад. Когда он приблизился к двору Наслаждения пурпуром, его охватила тоска, и он решил зайти к Дайюй. Но той не оказалось дома, и на его вопрос, где она, служанки ответили:

– Ушла к барышне Баочай!

Баоюй отправился во двор Душистых трав, но и там было безлюдно, вещи из комнат вынесены. Баоюй встревожился было, но вспомнил, что Баочай собиралась переселиться домой. Занятый в последние дни учебой, он совершенно об этом забыл.

Баоюю стало досадно, но тут он подумал:

«Лучше всего дружить с Сижэнь и Дайюй. Они останутся со мной до самой моей смерти!»

С этой мыслью он зашагал в направлении павильона Реки Сяосян. Дайюй еще не возвратилась. Баоюй не знал, ждать ему или уйти, но в это время пришла девочка-служанка и сказала:

– Приехал ваш батюшка, зовет вас! Хочет вам что-то сказать. Идите быстрее!

Когда Баоюй пришел в комнаты госпожи Ван, отца там уже не было, и мать приказала слугам проводить Баоюя в кабинет Цзя Чжэна.

Цзя Чжэн в это время вел оживленную беседу с друзьями о красоте осени.

– Перед тем как разойтись, мне хотелось бы рассказать вам одну замечательную историю, – говорил Цзя Чжэн. – К ней вполне применимо изречение: «Прекрасные и изящные достойны почитания, справедливые и преданные заслуживают восхищения». На эту замечательную тему пусть каждый из вас сочинит по стихотворению.

Гости попросили Цзя Чжэна рассказать им историю, и тот начал:

– Некогда жил князь, носивший титул хэнвана, и государь назначил его управителем округа Цинчжоу. А хэнван этот увлекался женщинами. Он приблизил к себе множество красавиц и в свободное от службы время обучал их ратному делу. Была среди красавиц девушка по фамилии Линь. В семье она родилась четвертой, и звали ее Линь Сынян – Четвертая барышня Линь. Восхищенный ее красотой и ловкостью, хэнван сделал Линь старшей над остальными девушками и дал прозвище Полководец Гуйхуа, что значит Нежная.

Раздались одобрительные возгласы:

– Неподражаемо! Нежный полководец! Как непривычно, оригинально! Сразу чувствуется свежесть мысли и изысканность! Видно, сам хэнван был натурой незаурядной.

– Разумеется, – подтвердил Цзя Чжэн, – но вы послушайте, что было дальше!

– Что же? – с нетерпением спросили друзья.

– А то, что на следующий год разбойники, наподобие «Желтых повязок» и «Краснобровых»[216], налетев, словно коршуны, захватили район Шаньцзо. Хэнвану казалось, что расправиться с этой шайкой – все равно что одолеть стаю собак или стадо баранов, что большого войска не нужно. И выступил в карательный поход с легкой конницей. А разбойники оказались хитрыми. Дважды сражался с ними хэнван и в конце концов сам был убит… В городе Цинчжоу началась паника, военные и гражданские чиновники говорили друг другу: «Если наш князь не добился победы, что можем сделать мы?» И решено было сдать город. Тогда Линь Сынян собрала женщин-военачальников и сказала: «Мы не успели отблагодарить нашего князя за милости, и сейчас, когда страна в опасности, я решила сражаться не на жизнь, а на смерть. Смелые последуют за мной, а малодушные пусть убираются на все четыре стороны». «Мы все пойдем за тобой!» – дружно вскричали женщины. И вот Линь Сынян во главе отряда выступила ночью из города и внезапно ворвалась во вражеский лагерь. Захваченные врасплох, разбойники потеряли нескольких главарей. Но когда увидели, что перед ними женщины, ринулись в бой. Оставаясь верными убитому князю, женщины погибли, выполнив свой долг до конца, о чем и был представлен доклад на высочайшее имя. Сам Сын Неба и все его сановники скорбели о гибели мужественных женщин. Нашлись при дворе храбрые и умные военачальники, которые возглавили войско и развеяли как дым разбойничьи орды. Теперь вы знаете все о Линь Сынян, так скажите: можно ею не восхищаться?!

– Да, она достойна всяческих похвал! – вздыхая, согласились гости. – И наш долг – сочинить стихи в память об этой славной героине.

Тем временем слуги принесли кисти и тушечницу, а пока Цзя Чжэн рассказывал о Линь Сынян, один из гостей успел с его слов набросать вступление к стихам и дал прочесть Цзя Чжэну.

– Так все и было, – заметил Цзя Чжэн. – Описание этой истории издавна существует. Признаюсь вам, вчера я удостоился высочайшего повеления проверить, нет ли людей, достойных награды за подвиги, о которых забыли доложить государю. Неважно, какого они сословия и какое занимают положение: будь то монахи, монахини, нищие, девушки или замужние женщины, – если они совершили подвиг, надо незамедлительно составить по имеющимся документам их жизнеописание и представить в ведомство церемоний, а ведомство церемоний доложит государю, дабы тот определил награды за совершенные подвиги. Мне попалось на глаза описание подвига Линь Сынян, и я отправил его в ведомство церемоний. А чиновники этого ведомства решили сочинить «Песню в честь Гуйхуа», дабы прославить преданность и высокое чувство долга этой женщины.

– Все это справедливо! – в один голос воскликнули гости. – Поистине достойно восхищения, что при ныне правящей династии в отличие от прежних издаются такие замечательные указы. Поистине государь наш не забывает даже о малых делах!

– Именно так! – согласился Цзя Чжэн, кивая головой.

Между тем Баоюй, Цзя Хуань и Цзя Лань потихоньку подошли к столу, чтобы прочесть вступление. Цзя Чжэн приказал каждому из них сочинить стихи. Тому, кто сочинит первым, обещал награду, а кто сочинит лучше всех – две награды.

Цзя Хуаню и Цзя Ланю последние дни не раз приходилось сочинять стихи при посторонних, и они перестали робеть. Прочитали тему и погрузились в раздумье.

Цзя Лань сочинил первым. Цзя Хуань, боясь опоздать, тоже поспешил закончить. Оба они уже успели переписать стихотворения начисто, а Баоюй все еще сидел, задумавшись. Стали читать стихотворение Цзя Ланя, написанное по семи слов в строке:

Гостям стихотворение понравилось.

– Мальчику всего тринадцать лет, – говорили они, – а как хорошо пишет! Не зря говорят, что семья ваша высокообразованная!

– Он еще желторотый юнец, но спасибо ему и за это! – с улыбкой отозвался Цзя Чжэн.

Затем все стали читать стихотворение Цзя Хуаня, где строка состояла из пяти иероглифов:

– О, это стихотворение еще лучше! – заметили гости. – Третий господин Цзя Хуань всего на несколько лет старше Цзя Ланя, но мысли у него значительно глубже!

– В общем, неплохо, – согласился Цзя Чжэн, – но до совершенства далеко.

– Вы слишком строги, – возразили гости. – Ведь третий господин еще не достиг совершеннолетия. Он будет стараться, и через несколько лет из него выйдет если не старший, то младший Юань![217]

– Так его и захвалить недолго! Учится он не очень прилежно, иначе не делал бы ошибок в стихах, – возразил Цзя Чжэн и спросил у Баоюя, не написал ли он еще свое стихотворение.

– Второй господин Баоюй очень старается, – заметили гости, – и, конечно же, напишет стихотворение более глубокое по содержанию, чем первые два.

– Такое стихотворение нельзя писать новым стилем, – сказал Баоюй. – Надо подобрать одну из древних стихотворных форм большего размера, ибо в маленьком стихотворении невозможно ярко и убедительно раскрыть подобную тему.

– Вот видите! – вскричали гости, захлопав в ладоши. – У него свои собственные взгляды и мысли! Получив тему, второй господин Баоюй прежде всего пытается найти форму и стиль. Так с древних времен поступали истинные поэты. Тема стихотворения – «Песня в честь Гуйхуа», к ней есть прозаическое вступление, а это значит, что стихотворение должно быть крупным по форме, которая соответствовала бы содержанию. Образцом может служить песня Вэнь Бача «Играю на чашках», «Песня о Хуэйцзи» поэта Ли Чанцзи[218], «Песнь о бесконечной тоске» Бо Цзюйи[219] или же стансы, воспевающие старину; а писать нужно наполовину ритмической прозой, наполовину стихами, в плавном ритме. Лишь тогда получится красиво.

Выслушав друзей, Цзя Чжэн согласился с ними, взял кисть и сказал Баоюю:

– Итак, начинаем. Ты читай то, что сочинил, а я буду записывать. Если плохо, не миновать тебе порки! Будешь знать, как хвалиться!

Баоюй прочел первую строку:

Цзя Чжэн записал и промолвил:

– Грубовато!

– Не сказал бы, – возразил один из гостей. – Просто он подражает старинным образцам. Послушаем дальше!

– Ладно, – согласился Цзя Чжэн, – пусть дальше читает.

Баоюй прочел:

Цзя Чжэн записал.

– Третья строка самая удачная! – заметили гости. – Она проникнута мужеством и очень напоминает старинные стихи. Зато четвертая строка, ровная и спокойная, больше гармонирует с общим настроением стиха.

– Хвалить еще рано! – вмешался Цзя Чжэн. – Послушаем дальше.

Баоюй прочел:

– Превосходно! – воскликнули гости, прервав Баоюя. – Особенно последняя строка! Она исполнена вдохновения!

Баоюй продолжал:

Гости захлопали в ладоши:

– Это еще лучше! Наверное, Баоюй слышал «нас пьянящую женскую речь»! Иначе разве мог бы он так выразительно передать эту сцену?

– Какой бы храброй ни была женщина, ей не сравниться в ратном деле с мужчиной! – возразил Баоюй. – Женщина по своей природе существо слабое.

– Опять хвалишься своими познаниями?! – строго произнес Цзя Чжэн. – Читай, мы ждем!

Баоюй спохватился, подумал немного и произнес:

– Весьма изящно! – заметили гости. – Но вслед за этими должны идти строки, где образно будет сказано о женских нарядах, иначе нарушится плавность стиха!

– Эта строка никуда не годится! – рассердился Цзя Чжэн. – Ведь уже было и «уст аромат», и изящество женщин. К чему же еще наряды? Просто не хватает у него ни способностей, ни уменья, вот и пишет все об одном, лишь бы отделаться.

– Длинная песня, если ее не расцветить, не украсить, получится убогой и скучной, – ответил Баоюй.

– Опять ты за свое! – прикрикнул Цзя Чжэн. – Хотелось бы знать, как от этой строки ты перейдешь к описанию ратных подвигов! Прибавлять строки к уже написанному все равно что приделывать змее ноги.

– В таком случае позвольте мне перейти к следующему разделу, – сказал Баоюй.

– Эх ты, талант! – усмехнулся Цзя Чжэн. – Сочинял, сочинял, а до главного так и не дошел! Еще собираешься перейти с одной строки к следующему описанию. Желать можно все что угодно, а силенки где взять?

Баоюй опустил голову, задумался и прочел:

– Годится? – спросил он.

– Вполне! – закричали гости, хлопая по столу в знак одобрения.

– Ладно! – согласился Цзя Чжэн. – Продолжай!

– Если годится, я продолжу, – сказал Баоюй. – А не годится – зачеркните ее и дозвольте мне изложить мысль другими словами.

– Опять болтаешь! – крикнул Цзя Чжэн. – Если плохо, переделывают десять, сто раз! Тебе лень потрудиться?

Баоюй подумал и произнес:

– Еще один раздел, – проговорил Цзя Чжэн. – Что скажешь дальше?

В ответ Баоюй произнес:

– Очень хорошо! – воскликнули все. – Замечательные образы, и вторая строка весьма оригинально поясняет первую.

Баоюй продолжал:

– Великолепно! – закричали гости, – И композиция, и изложение, и слог – все замечательно! Интересно, каково будет описание Линь Сынян. Наверняка у второго господина уже готов оригинальный переход к этому разделу!

Баоюй прочел:

– Как искусно и плавно сделан переход! – заметили гости.

– Слишком многословно, – недовольно проговорил Цзя Чжэн. – Дальше, я думаю, пойдет просто болтовня!

Баоюй снова заговорил:

На этом Баоюй закончил, и все принялись выражать свое восхищение.

– Не очень удачно! – промолвил Цзя Чжэн и обратился к юношам: – Можете идти!

Баоюй, Цзя Лань и Цзя Хуань, словно помилованные узники, выскочили за дверь и отправились по домам.

Чем занимались обитатели дворца, мы рассказывать не будем, заметим лишь, что с наступлением вечера они сразу легли спать. Охваченный печалью, возвратился Баоюй домой, но, увидев в пруду лотосы, вспомнил рассказ девочки-служанки о Цинвэнь, которая превратилась в деву – Покровительницу лотосов, и от сердца отлегло. Глядя на цветы, он со вздохом подумал:

«Когда умерла Цинвэнь, я не устроил жертвоприношения у ее гроба. Но могу принести жертвы лотосам и так исполнить свой долг».

Юноше захотелось не мешкая исполнить обряд, но он сказал себе:

– Не годится совершать обряд кое-как. Даже перед цветами. Надо приготовить ритуальную утварь, надеть парадную одежду и тем проявить свое искреннее уважение к памяти умершей.

Затем он подумал: «Впрочем, древние говорили: „Водяная чечевица и белая артемизия из болот ценятся дешево, но идут на изысканные блюда для богатых, и еще их приносят в жертву духам и демонам“. Недаром говорят: „Не дорог подарок – дорога любовь“. Скорбь, переполнившую мое сердце, лучше всего излить в жертвенном поминании».

Баоюй взял белый прозрачный платок, который так нравился Цинвэнь, написал на нем тушью поминание «На смерть Покровительницы лотосов» – вступление и заключительную песню, после чего приготовил для жертвоприношений четыре любимых кушанья Цинвэнь.

В сумерки, когда все легли отдыхать, он приказал отнести жертвенные блюда на берег пруда, совершил положенные церемонии, повесил платок на стебель лотоса и стал читать: