Вечером 4 октября 1990 года я вступил в древний Иерусалим через Яффские ворота. Перейдя через площадь Омара ибн эль-Хатаба с ее гостеприимными кафе и лотками уличных торговцев, я вступил в запутанный лабиринт узенький улочек, мощеных древними булыжниками.
      Несколько лет назад весь этот район наверняка был бы запружен покупателями и туристами, но сейчас он был пустынен. Палестинская «интафада» и недавние угрозы Ирака «выжечь» Израиль ракетами «Скад» разогнали почти всех иностранцев.
      Справа от моего маршрута находился армянский квартал, а слева — христианский с храмом Гроба Господня. В этом большом здании расположен придел Обретения креста, который победоносный мусульманский полководец Саладин даровал — по просьбе царя Лалибелы — эфиопской общине Иерусалима после изгнания крестоносцев из города в 1187 году. В последующие годы эфиопы утратили свои права на придел. Однако, как я знал, они сохранили на его крыше крупный монастырь.
      Я продолжал шагать в восточном направлении тихими и пустынными улочками, многие из которых были укрыты брезентовыми навесами от яркого и жаркого вечернего солнца, отчего создавалось впечатление, будто находишься в подземном мире. Несколько потерявших всякую надежду торговцев, сидевших в дверях своих лавочек, делали несмелые попытки продать какие-то никому не нужные сувениры и мешки апельсинов, которые мне вовсе не улыбалось тащить на себе.
 
 
      Я шагал по улице Оков, и справа от меня располагался еврейский район, где сновали в драчливом настроении группы юных хасидов в темных костюмах и неуместных меховых шапках, выказывавших языком своих тел, что они хозяева всего окружающего. Слева располагался мусульманский район, полнившийся несчастьем, крахом всех надежд и мятущимся отчаянием. А впереди, среди хаоса древнего горда, как золотой символ надежды, высился Каменный купол — красивая мечеть, воздвигнутая халифом Омаром и его преемниками в VII веке н. э. и считающаяся третьим по своему значению священным местом в исламском мире .
      Именно Каменный купол я и приехал посмотреть не столько из-за его значения для мусульман, сколько из-за того, что он был сооружен на месте храма Соломона. Внутри него, как я знал, я увижу большой камень, который ортодоксальные иудеи называли Шетийя,или краеугольным камнем мира. В Х веке именно на этот камень «во мгле» святилища сам Соломон возложил ковчег завета . Как человек, стремящийся вызвать в памяти образ давно ушедшей возлюбленной, поглаживая какой-либо предмет ее одежды, я надеялся, что, прикоснувшись к Шетийе,обрету более глубокое и прочное понимание потерянной реликвии, поисками которой занимался.
      В тот октябрьский вечер мои намерения не ограничивались этим. Я знал что в нескольких сотнях метров от купола я смогу посетить другое здание особой важности для моего поиска — мечеть Аль-Акса, которую тамплиеры использовали в XII веке в качестве своей штаб-квартиры. С этой базы, подозревал я, тамплиеры вели собственные изыскания в пещерах под Шетийей,где, как подсказывают некоторые легенды, был спрятан ковчег незадолго до разрушения храма Соломона .
      И все же сначала я посетил мечеть Аль-Акса, скинув туфли и войдя в просторное и прохладное прямоугольное помещение, почитаемое мусульманами как «самое дальнее святилище», в которое ангелы якобы перенесли Магомета во время его знаменитого Ночного путешествия. Существовавшие при жизни пророка (570–632 гг.) молельни исчезли давным-давно, и я столкнулся с мешаниной архитектурных стилей, старейший из которых датируется 1035 годом, а самый недавний — периодом 1938–1942 годов, когда итальянский диктатор Муссолини даровал комплексу целый лес мраморных колонн, а египетский царь Фарук финансировал реставрацию потолка.
      Тамплиеры также оставили свой след в великой мечети. Заняв ее в 1119 году и оставаясь в ней до 1187 года, когда их изгнал из Иерусалима Саладин, они среди прочего пристроили к центральному порталу три великолепных пролета. Остальные архитектурные изыски рыцарей впоследствии были разрушены. Сохранилась их трапезная (присоединенная к соседней женской мечети), и просторный подвал, который они использовали под конюшни для своих лошадей (так называемые «Конюшни Соломона»), также в отличном состоянии .
      Осторожно пробираясь в одних носках среди мусульман, уже собиравшихся на вечернюю молитву, я ощущал странное и легкомыслие и одновременно настороженность. Беспорядочная смесь разных эпох, старое, перемешанное с новым, мраморные колонны Муссолини и исламские мозаики одиннадцатого столетия как бы вступили в заговор, чтобы усложнить мое восприятие. Пронизанные ароматами курений сквозняки гуляли по просторному, зашитому светом помещению, вызывая видения европейских рыцарей, живших так давно и умиравших здесь, назвавших свой странный и скрытый орден по названию храма Соломона, место которого, ныне занятое Каменным куполом, находилось лишь в двух минутах ходьбы отсюда.
      Появление храма объяснялось весьма просто. Он был задуман и спланирован не более и не менее как «дом покоя для ковчега завета Господня». Ковчег давно исчез, не стало и храма. Он был полностью разрушен вавилонянами в 587 году до н. э., и через полвека сооружение Соломона сменил второй храм, который, в свою очередь, сровняли с землей римляне в 70-е годы н. э. Площадка не использовалась до нашествия мусульманских армий в 638 году, когда и был построен Каменный купол. На протяжении всех этих превратностей Шетийяоставалась на своем месте. Святой пол, на коем покоился когда-то ковчег, — единственный постоянный фактор, который пережил все исторические бури, видел иудеев и вавилонян, римлян, христиан и мусульман, видел, как они приходили и уходили, и выжил до нашего времени.
      Покинув мечеть Аль-Акса, надев туфли, я направил стопы к обрамленному деревьями участку Храмовой горы и к Каменному куполу, само название которого отражает хранение в нем Шетийи.Огромное, изящное восьммугольное здание, облицованное роскошной голубой плиткой, отличается прежде всего своим массивным золотым куполом, который действительно видно из разных районов Иерусалима. На мой взгляд, в этом высоком и совершенном памятнике не было ничего подавляющего. Напротив, он вызывал сложное чувство легкости и изящества в сочетании со сдержанной, но обнадеживающей силой.
      Первое впечатление находило свое подкрепление и дополнение в интерьере, от которого у меня буквально перехватило дыхание. Парящий потолок, колонны и арки, поддерживающие внутренний восьмиугольник, разного рода ниши и альковы, мозаичные картины, надписи — все эти и многие другие элементы сливались в благородной гармонии пропорций и дизайна, красноречиво свидетельствующей о стремлении человечества к божественному и придающей этому стремлению благородство и глубину.
      Мой взгляд невольно устремился вверх, как только и вошел, — вверх к куполу, дальние очертания которого терялись в прохладной мгле. Затем, словно притянутый мощным магнитным полем, мой взгляд упал на самый центр мечети, где прямо под куполом лежала огромная рыжевато-коричневая скала, местами плоская, местами с зазубринами.
      Это и была Шетийя.Приближаясь к ней, я чувствовал, как мое сердце забилось быстрее, чем обычно, и что я дышу с трудом. Нетрудно было понять, почему древние воспринимали, этот огромный валун как краеугольный камень мира и почему Соломон избрал его в качестве главного украшения своего храма. Асимметричный, с грубой поверхностью, он выдавался из скального основания горы Мориа столь же прочный и непоколебимый, как сама земля.
      Ограда из резного дерева опоясывала всю центральную часть, но в одном углу ограды был устроен проход, через который мне позволили пройти и коснуться рукой Шетийи.Ее текстура от прикосновения бесчисленных поколений паломников была гладкой, почти как стекло, и я стоял, погруженный в размышления, впитывая через поры пальцев неимоверную древность этого странного и удивительного камня. Пусть это была и небольшая победа, но она значила для меня чрезвычайно много, ибо давала возможность насладиться этим моментом спокойного размышления у источника тайны, которую я пытался разгадать.
      В конце концов я оторвал руку от камня и продолжил обход Шетийи.С одной стороны от нее ступеньки вели в глубокий провал под камнем — пещерообразную каменную гробницу, которую мусульмане называли Бир эль-Арвех — «Колодцем душ». Здесь порой, по словам правоверных, можно услышать голоса умерших и звуки райских рек. Когда же я спустился по ступенькам, то не ус-лышал ничего, кроме произносимых шепотом молитв нескольких паломников, спустившихся сюда раньше меня, простершихся ниц на холодном скальном полу и взывавших на сладкозвучном арабском к Аллаху, Сострадательному, Милосердному, — к божеству, пророками которого задолго до Магомета были Авраам и Моисей и который в своей абсолютной исключительностиничем не отличался от Яхве, Бога ковчега .
      Я уже знал, что ряд иудейских и исламских легенд описывает запечатанный секретный проход под колодцем душ, ведущий внутрь земли, где, предположительно, был спрятан ковчег во время разрушения храма Соломона и где, по мнению многих, он все еще покоится, охраняемый духами и демонами. Как отмечалось во второй части этой книги, я подозревал, что тамплиеры могли узнать об этих легендах и искали здесь ковчег еще в XII веке. Одна из таких легенд могла вызвать у них особый интерес, ибо представляла собой свидетельство очевидца — некоего Баруха о появлений «ангела Господня» за несколько мгновений до вторжения вавилонской армии в Храм:

       «И я увидел, как он спустился в святая святых и снял с него завесу, и священный ковчег, и его крышку, и две скрижали… И крикнул он громким голосом: «Земля! Земля! Земля! Выслушай слово Бога Всемогущего и прими, что я вручу тебе, и храни все до последних времен так, что, когда тебе прикажут, ты вернешь их, а чужаки не завладеют ими…» И земля открыла свой зев и поглотила их».

      Если тамплиеры были вдохновлены этим текстом на поиски под Колодцем душ; то не смогли бы — в этом я был уверен — найти там ковчег. Так называемый «Апокалипсис Баруха» (из которого взята вышеприведенная цитата) вполне мог показаться им подлинным древним документом, датированным VI веком до н. э. Истина же заключаетсяч, как установили позднее современные ученые, в том, что он был написан в конце I века н. э. и не мог поэтому быть свидетельством очевидца сокрытия священной реликвии ангелом или кем-то другим. Напротив, с начала и до конца это был плод разыгравшегося воображения, который — несмотря на его пробуждающий страх и иные чувства тон — не имел какой-либо исторической ценности.
      По этому и другим соображениям я был уверен, что тамплиеров постигла неудача в раскопках под Храмовой горой. Я также подозревал, что позже они узнали о притязании Эфиопии на роль последнего пристанища ковчега и что поэтому группа рыцарей в конце концов отправилась туда, чтобы разузнать все самим .
      Я следовал тем же путем, что и тамплиеры, за много столетий до меня, и чувствовал, что он повелительно ведет к святилищу в священном городе Аксум. Прежде чем проникнуть в раздираемое войной нагорье Тиграи, я хотел убедиться, что утерянная реликвия не находится ни в какой другой стране, ни в каком другом месте. Именно это желание привело меня 4 октября 1990 года к изначальному местоположению храма Соломона. И именно это желание тянуло меня к Шетийе,на котором когда-то стоял ковчег и с которого он исчез.
      Это была моя отправная точка, и теперь я намеревался использовать оставшееся мне в Иерусалиме время для бесед с религиозными деятелями и учеными и для наиболее глубокого исследования всех известных обстоятельств таинственного исчезновения реликвии. И только если я и после этого буду все еще убежден в достоверности притязания Эфиопии, я окончательно решусь на поездку в Аксум. Оставалось лишь четыре месяца до обрядов Тимкатав январе 1991 года, во время которых на крестный ход будет вынесен, как я надеялся, предмет, считающийся ковчегом. Я остро сознавал, что мое время истекает.

      Помещение ковчега в храм Соломона, которое — как я уже установил — имело место где-то около 955 года до н. э., описывается в Третьей книге Царств:

       «Тогдасозвал Соломон старейшин Израилевых… И внесли священники ковчег завета Господня на место его, в давир храма,во Святое Святых… Когда священники вышли из святилища, облако наполнило дом Господень; и не могли священники стоять на служении, по причине облака, ибо слава Господня наполнила храм Господень. Тогда сказал Соломон: Господь сказал, что он благоволит обитать во мгле; я построил храм в жилище Тебе, место, чтобы пребывать Тебе во веки… Поистине, Богу ли жить на земле? Небо и небо небес не вмещают Тебя, тем менее сей храм, который я построил…»

      Согласно священному писанию, позже жены Соломона «склонили сердце его к иным богам», и с особым усердием он стал «служить Астарте, божеству Сидонскому, и Милхому, мерзости Аммонитской» . В связи с такой склонностью к вероотступничеству трудно поверить, что монарх, чья легендарная мудрость была «выше… всей мудрости Египтян» , когда-либо питал особое уважение к Яхве. По той же причине я не думал, что он действительно отдавал должное всемогуществу и вездесущности Бога Израиля, когда выразил сомнения о способности храма «вместить» ковчег. Напротив, как мне кажется, произнося эти любопытные слова, Соломон выразил искренние опасения скорее прагматического, нежели духовного свойства. Не может ли священная реликвия вырваться на свободу несмотря на то, что была установлена на сам краеугольный камень мира? Не могут ли заключенные в ней непредсказуемые силы оказаться достаточно мощными и опасными, чтобы прожечь «мглу» святая святых и разрушить великий храм, построенный вокруг нее?
      Именно в этом, чувствовал я, заключался реальный смысл того, что храм был построен не столько как земной дворец для любимого и дорогого, но бестелесного божества, сколько как своеобразная тюрьма для ковчега завета. В святая святых, над двумя херувимами золотой крышки реликвии Соломон установил двух дополнительных херувимов гигантского размера — эдаких покрытых золотом мрачных охранников с размахом крыльев в пятнадцать с лишним футов . Святая же святых — предназначенная, как указывается в Библии, для того, чтобы «поставить там ковчег завета Господня» — представляла собой идеальный, сильно укрепленный куб тридцати футов в длину, ширину и высоту . Его пол, стены и потолок были обложены чистым золотом общим весом около 45 тысяч, фунтов закрепленным золотыми же гвоздями .
      Эта золотая клетка была не единственным элементом здания храма, привлекшим мое внимание. Не менее интересной была и родословная ремесленника (иноземца), позванного проделать все работы по металлу;
       «И послал царь Соломон и взял из Тира Хирама, сына одной вдовы, из калена Неффалимова… Он владел способностью, искусством и уменьем выделывать всякие вещи из меди» .
      Выделенные курсивом слова сразу же захватили мое внимание. Почему? Да потому, что я уже знал, что в первом же упоминании в литературе Грааля герой Парсифаль описывает ее почти теми же словами: «сын овдовевшей дамы». В самом деле, и Кретьен де Труа, основатель жанра, и его преемник Вольфрам фон Эшенбах дали ясно понять, что мать Парсифаля была вдовой.
      Не наткнулся ли я еще на одно из причудливых совпадений, в котором с помощью крайней и подчас обманчивой символики фантастический поиск святого Грааля был, похоже, придуман для кодирования реального поиска утерянного ковчега? Я уже давно убедился в ключевой роли тамплиеров в обоих поисках, как и в том, что после уничтожения ордена в XIV веке многие их традиции были сохранены франкмасонами. Меня заинтриговал тот факт, что Хирам из Тира, призванный, судя по Библии, Соломоном в Иерусалим, был не только сыном вдовы, как Парсифаль, но и фигурой огромного значения для франкмасонов, называвших его Хирамом Абиффом и ссылавшихся на него во всех своих наиболее важных ритуалах .
      Согласно масонскому преданию, Хирам был убит тремя своими помощниками вскоре после завершения работ по меди в храме. Этот эпизод по какой-то причине считался столь значимым, что он отмечался в церемониях масонов посвящения в магистры, в которых посвящаемый обязан был играть роль жертвы убийства. В одном солидном издании я нашел описание современной церемонии (которая регулярно совершается и сегодня):

       «Лежа на земле с завязанным глазами, посвящаемый слышит, как три убийцы решают похоронить его в куче бута до полуночи, когда они отнесут тело от храма.