Уверенной поступью Тэсса вошла в главный офис Сотби. Ее коллеги теперь взирали на нее с почтением и некоторой долей зависти. Сейчас оснований для этого стало еще больше. Пентхауз в Метрополитен-Тауэр, как по мановению волшебной палочки, продан ею не кому-нибудь, а Рейчел Ричардсон и Мэтту Хардингу. Похоже, на свете не существует ничего, что Тэсса не могла бы продать.
      Сев за письменный стол, она связалась со своей секретаршей. Боже, ну и денек! А до чего все было здорово. Попивала себе шампанское с любимой подругой, а в перерывах между глотками заработала сотню тысяч долларов. Да возможно ли проделать такое еще лучше? Почему же всего этого не было у нее в жизни прежде?
      – Вам звонила некая Кэрол Маккейб, она оставила свой номер телефона в Нью-Мексико. Звонил лорд Брантисфилд, и еще был звонок насчет установки системы охранной сигнализации в вашей новой квартире.
      – Кэрол Маккейб? – переспросила Тэсса.
      – Да. Просила передать вам нечто довольно странное. Сказала, чтобы вы позвонили ей, если вы с нею еще разговариваете.
      – Назовите мне ее номер.
      Тэсса набрала его. С автоответчика в квартире Кэрол донеслись ее рыдания.
      – Я должна срочно лететь в Коннектикут. Джек в больнице. Позвони мне по… – Дальше шел номер. Больше ничего.
      Тэсса никак не ожидала такого поворота событий. Джек в больнице. Кэрол плачет. Дело, видимо, серьезное. Мысленно она перенеслась на несколько месяцев назад, в тот ресторанный зал. Кэрол была такая отважная – и совершенно одинокая. Тэсса положила трубку, сразу же сняла ее и позвонила по номеру, который только что записала.
      – Мамы нет дома. Уехала в больницу. Кто это?
      – Ее подруга, Тэсса Андерсен. А ты…
      – Я Девон, ее дочь.
      – Она рассказывала о тебе. Что случилось? Я так поняла, что Кэрол зачем-то срочно прилетела из Нью-Мексико.
      Голос Девон дрогнул:
      – Отец серьезно болен.
      – Что с ним? А с Кэрол все в порядке? Могу я чем-то помочь?
      – Врачи думают, что он умрет, – прорыдала Девон.
      Тэсса глубоко вздохнула. Посмотрела на часы. Она знает, что нужно делать. Она немедленно отправляется в Коннектикут.

      Рейчел стояла перед большим зеркалом. Минута, которая должна бы быть бесконечно волнующей, оставляла ее совершенно равнодушной. Обидно! В зеркале отражалось ее безупречное свадебное платье, красивое, стильное, даже ультрамодное и вместе с тем классически элегантное. Модельер Мария Галана выполнила свою работу идеально, доведя ее до совершенства: вставки из тончайшего шелка, фата, отделанная кружевом, нежно обрамляющая лицо невесты, и шлейф из бледно-желтого шелка, который будет струиться по проходу между скамьями в церкви, подобно бурлящему пенистому потоку шампанского.
      – Оно великолепно! – сказала Мария, наклоняясь, чтобы расправить складку.
      – Да, – произнесла Рейчел без всякого энтузиазма. – Действительно! – добавила она, с усилием подчеркивая это слово.
      – Вы правда так считаете? Мне так приятно! – воскликнула Мария.
      Конечно, не платье беспокоило Рейчел, а то, что она не испытывает соответствующих чувств при виде его. Всего один-единственный раз на протяжении этой малозначительной в целом процедуры, именуемой бракосочетанием, ей хотелось быть иной, чем всегда. Хотелось испытать трепетную дрожь перед алтарем. Хотелось проплыть по воздуху к мужчине, с которым соединяет свою жизнь, поцеловать его в губы и раствориться в этом поцелуе, который станет куда более прочным и стойким символом их любви, чем какое-то золотое колечко.
      И ведь она пыталась… Господи, как она пыталась… И уже была так близко… Но потерпела поражение. Ее предали еще более бессердечно, еще более неожиданно, чем она могла себе представить. Эта адская боль останется в ее сердце навсегда.
      – Немного узковато в талии, – сказала она.
      – Вы так думаете? А по-моему, вам больше пойдет, если здесь будет облегать. Это платье будет на вас всего несколько часов. Мне кажется, можно немного потерпеть ради осиной талии.
      – И все же было бы лучше, если бы я могла дышать, – сказала Рейчел, хотя бы частично излив охватившее ее раздражение на Марию.
      – Да, конечно. Немного выпустим вот тут. – Мария Галана не собиралась спорить с такой важной клиенткой.
      Рейчел было не по себе, ведь по сути этот брак – не что иное, как акт мести. Она наносит удар Чарльзу и даже не знает наверняка, ощутит ли он его. Неужели он не испытывал к ней ни малейшего чувства? И все это было лишь отвратительной игрой коварного и жестокосердечного донжуана? Нет! Она не могла в это поверить. Он действительно любил ее. У них были такие минуты, расценивать которые как-либо иначе просто невозможно. Вспоминая о том, как трепетали их тела, вспоминая об их полной доверия близости друг другу, Рейчел верила в это.
      Нет, Чарльз любил ее – по-своему. Но на подлинную, настоящую любовь был не способен. Ему хотелось другого. Постоянного ощущения новизны. Видимо, его не привлекали глубокие постоянные чувства, а будоражил сам процесс выбора очередной женщины, ухаживания за ней, соблазнения… Это так примитивно! Нечто вроде охотничьих инстинктов. Она была уверена, что подобное не для такого человека, как Чарльз.
      Рейчел вздохнула. «Не для такого человека, как он». Как же плохо мы разбираемся в людях, и прежде всего в тех, кого любим. Неужели их истинные намерения полностью скрыты, поскольку мы видим в них только то, что хотим видеть? Неужели у них и впрямь развязаны руки для непринужденных эгоистичных игр: легкие обманы и никаких разоблачений? Вероятно, да. Она попыталась представить его себе заурядным негодяем. Но ничего не вышло. Рейчел почувствовала, как у нее тоскливо заныло внутри. О, Чарльз! Почему? Почему ты не смог быть тем, за кого я тебя принимала?
      Зазвонил телефон.
      – Вы не могли бы подойти, Мария?
      Мария сняла трубку.
      – Квартира Рейчел Ричардсон, – ответила она. Затем обернулась к Рейчел. – Какая-то женщина по имени Тэсса Андерсен. Звонит из Коннектикута и хочет срочно поговорить с вами.

      Звуки Скрипичного концерта Мендельсона ми минор плыли в прохладном вечернем воздухе над пустыней. Яркие фонари, расположенные вокруг бассейна, освещали ветви деревьев и выхватывали из напоенной запахами жасмина темноты насекомых, совершающих свой бесконечный полет в никуда. Донесся легкий хрустальный звон – это слуга расставлял бокалы для шампанского, которое пили здесь каждый вечер перед ужином.
      Чарльз сидел на веранде один, ожидая гостей. Он посмотрел вдаль, на гору, освещаемую светом полной луны. Кто же придет первым? Каждый вечер это был кто-то другой, и эта непредсказуемость нравилась Чарльзу. Он поднялся, поставил на столик бокал с тонким розовым вином.
      – Все любуешься этой горой? Собираешься писать ее? – раздался сзади голос Кэрол.
      Обернувшись, он мягко улыбнулся ей.
      – Она чересчур красива, чтобы изображать ее на холсте. Как и ты.
      Кэрол действительно выглядела замечательно. Удивительно, до какой степени состояние души наполняет красоту жизненной силой, или наоборот. На Кэрол было простое белое платье и одна-единственная нитка жемчуга, прекрасно подчеркивающая золотисто-коричневый оттенок кожи. Перемены, происходившие с нею, Чарльз наблюдал собственными глазами и знал, что именно он ускорил появление на свет новой Кэрол.
      Он и сейчас помнит ее, полузамерзшую в занесенной снегом пустыне. Чувствует тяжесть ее податливого мягкого тела у себя на руках, когда ночью он вез ее к себе на ранчо. Он и сейчас видит, как она крепко спит в кровати Розы. Когда машину перегнали из пустыни на ранчо и Чарльз увидел ее рисунки, он сразу понял, что у Кэрол есть талант.
      Весь этот год ее полотна представлял Гарри Уордлоу, и хотя известность ее пока невелика, она неуклонно растет. Его собственное творческое начало в свое время возродила к жизни именно Кэрол. Без нее, возможно, он и по сей день не отошел бы от тягостных воспоминаний о Розе, пребывая в состоянии неопределенности, когда прошлое одновременно является и настоящим, и будущим. Тогда она помогла ему заново научиться тому, что он уже забыл, вновь обрести способность писать и любить. Они помогли друг другу, и в знак благодарности она написала для него картину, которая перевернула всю его жизнь вверх дном.
      – Когда-то я тоже писала гору, помнишь?
      – Разве могу я забыть это? – усмехнулся Чарльз.
      Она подошла к нему и вложила свою руку в его. Он крепко сжимал ее ладонь, чувствуя, как через это пожатие его нежность стремительно передается ей.
      Они улыбнулись одновременно, прекрасно понимая друг друга без слов.
      – Шампанского? – предложил он.
      Слуга с серебряным подносом подошел к ним. Взяв наполненный бокал, Чарльз протянул его Кэрол.
      – Благодарю вас, сэр.
      Беря бокал, она посмотрела ему в глаза.
      – На самом деле мне никогда не отблагодарить тебя, Чарльз. Ты ведь знаешь это, правда?
      – То, что ты здесь, – уже благодарность, – возразил он. – Каждая картина, написанная тобой, – благодарность. Просто смотреть на тебя, на новую, подлинную Кэрол, – этого более чем достаточно. И в любом случае мой долг перед тобой никак не меньше. Ты знаешь это. Вспомни, каким я был.
      – Ты был печальным.
      – Я был в полной прострации. И самое опасное было то, что она могла укорениться во мне навсегда.
      На веранду вошел мужчина в безукоризненном смокинге. Это был Джек. Он тоже очень изменился. Джек подошел к жене и поцеловал ее в щеку. Теперь он знал правду, которая заключалась в том, что без Кэрол он просто никчемный пустозвон. Без Кэрол он окончательно опустился и деградировал. Только оказавшись на пороге смерти, узнал, что же в действительности представляет собой и он сам, и его жена, и их отношения. То, что с виду выглядело слабым, в действительности оказалось сильным, и наоборот. Прежде чем он уяснил себе это, чуть было не произошла трагедия.
      – Ну, как у тебя получается подача, Джек? – спросил его Чарльз. – Я видел, как ты отрабатывал ее сегодня утром, пока тебе не помешали столь бесцеремонно.
      Подобных ничего не значащих фраз он прежде терпеть не мог. А в этой обстановке, в окружении людей, которых он полюбил, они легко слетали у него с языка.
      – Да, приземление вертолета Мэтта прямо на теннисный корт, увы, важнее, чем тренировка какого-то адвоката, отрабатывающего подачу. И все же Мэтт пообещал сыграть со мной завтра.
      – Обязательно проиграй ему, – с улыбкой посоветовала Кэрол.
      – Да он и сам разделает меня под орех, – ответил Джек.
      Кэрол взяла его за руку.
      – Почему-то я сильно сомневаюсь в этом.
      Магия любви, соединившая их когда-то, вернулась вновь. Да, конечно, ее внешние признаки сейчас утратили свою первозданную новизну. Но это чудо все равно существовало, оно выполняло свое предназначение – удерживало их рядом друг с другом, когда настали тяжелые времена.
      Джек умеет многое – мастерски играть в теннис, произносить остроумные тосты перед коллегами на званых ужинах, витиевато выступать в ходе слушания, отстаивая свою позицию перед судьей. Однако теперь Кэрол знает, каких усилий ему стоит поддерживать этот свой имидж в глазах окружающих. Ей все известно о том самом мальчишке, сокрытом во взрослом мужчине, который непременно сделает что-нибудь не так и все испортит, если его предоставить самому себе. В какой-то степени это и лучше, ибо помогает смотреть на вещи без дурацких иллюзий. А его внутренняя слабость позволяет проявляться ее внутренней силе.
      Сейчас между ними достигнуто равновесие, взаимное уважение равных друг другу личностей, и от этого Кэрол испытывает странное чувство свободы, которое доставляет ей неизъяснимое удовлетворение. Когда его жизнь висела на волоске, она вдруг отчетливо поняла, что просто обязана спасти его. И еще она почувствовала, что ее место рядом с мужем, и приняла решение вернуться. Своим возвращением она уравновесила его безрассудно-опрометчивое решение уйти из жизни. Силой своего внушения она заставила его выжить. Кэрол сумела отодвинуть от края пропасти все – Джека, его почти брошенную работу, его испорченные отношения со старшим партнером, запущенный сад, дом. Жертвой оказалась Пейдж Ли. Когда Джек вернулся на работу, она уволилась.
      Однако неистовый смерч, каким являлось возрождение Кэрол к новой жизни, повлек за собой радикальные изменения. Теперь недалеко от Санта-Фе у нее появилась своя мастерская в старой глинобитной хижине, и она вольна уезжать туда в любое время, когда возникнет желание рисовать. Ее живопись – вполне уважаемое занятие, а не просто прихоть. Это то, чему она посвятила себя, то, чем она, собственно, и является. Подтрунивание и шуточки на этот счет больше не допускались. Она больше не та Кэрол Маккейб, которая была женой преуспевающего адвоката. Теперь она – художница.
      – Ты здорово загорела, дорогая, – сказал Джек.
      – Да. Просто лежала у бассейна целый день, дремала да слушала, как спорят дети. Слава Богу, что это были твои дети, Чарльз. Пришлось прочитать им сегодня утром нотацию о необходимости делиться друг с другом. Ты не возражаешь, надеюсь?
      – Ты – их крестная мать. Читать им нотации – твоя святая обязанность, – рассмеялся Чарльз.
      – Вообще-то Камилла прекрасно держала в своих руках всю ситуацию. Прямо-таки полицейский в юбке.
      – В один прекрасный день она еще станет президентом, – подал голос Мэтт Хардинг.
      Он стоял невдалеке и не сразу подошел к ним, а с минуту выжидал, чтобы своим появлением произвести максимальный эффект. Они уже слишком хорошо изучили его, поэтому такое поведение никого не раздражало. За эти годы они узнали, что собой представляет Мэтт в действительности. И его внешность, и манера держаться являлись неотъемлемой составной частью его облика удачливого бизнесмена и были призваны производить впечатление на того, кто видит его впервые. И даже когда в этом отпадала необходимость, он был не в силах ничего изменить. Выглядел же он просто потрясающе, от него так и веяло здоровьем и энергией. Сочетание благородной седины с моложавым загорелым лицом могло бы привлечь к нему голливудских продюсеров с предложением исполнить роль крупного государственного деятеля в одной из картин.
      – Где твоя жена, Мэтт? Почему ты прячешь ее от нас? – спросил Чарльз.
      – Поверишь, нет – сидит на телефоне! Чуть ли не весь день напролет. Всегда думал, что это я без телефона не могу прожить ни минуты. А когда женился на ней, сразу понял, что я всего лишь жалкий любитель. Она, оказывается, считает меня лентяем. Заявила это только что, когда мы переодевались. Меня в жизни никто так не называл. Лентяй! Мэтью Джефферсон Хардинг отлынивает от работы! Ха-ха-ха!
      Он прошел в комнату, поцеловав Кэрол и обменявшись крепким энергичным рукопожатием с мужчинами.
      – Честное слово, – продолжал Мэтт, – у тебя великолепный дом, Чарльз. Обитель художников. Аристократическое прошлое. Однако, черт побери, ты должен поговорить с Уордлоу насчет цен на свои картины. На днях я купил пару полотен. На глаза аж слезы навернулись. От цен, имею в виду.
      – Тебе непременно нужно купить одну из картин Кэрол, – гордо сказал Джек.
      – Я обдумываю это. – Хардинг повернулся к Кэрол. – Ты знаешь, что мне нравятся твои работы, правда? Намерения у меня самые серьезные.
      – Я постоянно твержу ему, чтобы он покупал твои картины, – раздался голос подошедшей к ним Рейчел.
      Все повернулись в ее сторону.
      – Я сейчас читаю эту книгу об истоках личности живописца. Сплошная психологическая заумь, но написано блестяще. Так что сегодня вечером Кэрол и Чарльз будут проходить сеанс психоанализа у всех на глазах. Если я и допущу ошибку, Чарльз, то только потому, что твоидети весь день дрались в бассейне, пока Камилла не утихомирила их с помощью Кэрол.
      К ней быстро подошел Мэтт и, склонившись, нежно поцеловал ее.
      – Я буду чувствовать себя совершенно покинутым, если ты все свое время будешь уделять только Кэрол и Чарльзу, – пожаловался он. – А как насчет коллекционеров живописи? О них-то в твоей книге говорится хоть что-нибудь?
      – Унылые, сухие личности. Скучнейшие собеседники, от которых сводит скулы, – рассмеялась Рейчел и сжала ему руку, показывая, что шутит.
      Чарльз наблюдал за нею. Боже, такая уверенная в себе, такая умная, жизнь бьет в ней ключом! Сегодня за столом будет много желающих предложить темы для разговоров, однако тон в беседе будет задавать именно Рейчел. Он улыбнулся в предвкушении предстоящего удовольствия.
      Но вот уже появились и все остальные, одновременно: Тэсса, вся сияющая, в вечернем платье от Шанель, которое еще сильнее подчеркивало присущую ей врожденную элегантность… Камилла, почти столь же по-королевски величественная в строгом черном платье и в милых черных бархатных туфельках с пряжками, в сопровождении Девон и Уитни. Отсутствовали только маленькие Чарльз и Виктория, которые уже лежали под одеяльцами у себя в спальне, со своими любимыми плюшевыми медведями и куклами. Няня наверняка уже начала рассказывать им длинную-предлинную сказку.
      Слуги разливали шампанское, и ненадолго прерванный разговор продолжился.
      – Извини, что опоздала, дорогой, – сказала Тэсса, беря Чарльза под руку.
      – Тебе опаздывать разрешается, – нежно улыбнулся он.
      Она никогда не выглядела такой красивой, как сейчас. Замужество, казалось, еще больше оттеняло и подчеркивало ее тонкую красоту.
      – Какой восхитительный выдался день, – сказала она.
      К ним подошла Рейчел.
      – Но, дорогая, ты же столько времени просидела на телефоне у бассейна. А Мэтт сказал, что еще не менее двух часов – в спальне.
      – Совершенно верно, – рассмеялась Тэсса. – Зато все проблемы решены, противники повержены, карьера процветает, деньги заработаны!
      – Ах, Тэсса, – обняла ее Рейчел. – Ты удивительная. В точности как я когда-то. Один к одному. Ты только посмотри на себя со стороны: самый преуспевающий риэлтор на Манхэттене. Проворачиваешь дела так умело, словно родилась и выросла в Нью-Йорке. Что подумают твои аристократические родители?
      – Придут в ужас, зато будут пить первосортное бордо и жить в «Боинге». Вытащить их оттуда будет просто невозможно, но они все время будут жаловаться, до чего, мол, это вульгарно. Типично британская черта. Одной рукой хватаешь, другой отсекаешь.
      Чарльз рассмеялся.
      – Ты просто создана для Мэтта. Ты ведь сама знаешь это, правда, Тэсс? Ты уже начала становиться деловой женщиной, и вот тогда-то я и познакомила тебя с мистером То-Что-Надо, – сказала Рейчел.
      – Я уже преуспевала, перед тем как познакомилась с Мэттом, – возразила Тэсса. – Он стал лишь глазурью на торте.
      – «Глазурью на торте?» Господи, Тэсс, что же это такое?! Сначала называешь меня лентяем, а теперь я всего-навсего глазурь на торте. Да уж, сегодня явно не мой вечер, – прогудел Мэтт, впрочем, вполне довольный.
      Подойдя к жене, он обнял ее за талию и с нежностью прижал к себе.
      – Почему я люблю именно ее? Чем я заслужил это наказание? Во всем этом виновата Рейчел! Рейчел, если бы ты тогда не простила Чарльзу его влюбленность в Кэрол, мы бы с тобой поженились и сейчас я был бы избавлен от этих оскорблений.
      Собравшиеся стали хором разубеждать его.
      – Я никогда не был влюблен в Кэрол, – с праведным возмущением возразил Чарльз.
      – Неужели, – рассмеялась Кэрол.
      – Да, скажи правду, – широко улыбнулась Рейчел, получая удовольствие от замешательства мужа.
      Она до сих пор трепетала от одной только мысли, что он принадлежит ей. Все прояснилось. И кошмар предательства, которого в действительности не было, но которое казалось столь пугающе правдоподобным, навсегда канул в прошлое. Сейчас она спокойно вспоминает об этом, ей смешно и даже приятно. Тогда же она испытывала отчаяние от того, что все лучшее в ее жизни позади, и безразличие к тому, что ее ожидает.
      Она и по сей день помнит ту странную и неожиданную встречу, когда заплаканная Кэрол и взволнованная Тэсса ворвались к ней в квартиру, приехав прямиком из больницы в Коннектикуте.
      Они наперебой пытались объяснить ей то чудовищное недоразумение. Сначала Рейчел отказывалась им верить.
      – Не лги мне, Кэрол! Не лги самой себе! Я видела вас в бассейне вдвоем. Видела, как ты целовала его. Как он целовал тебя. Я была там, черт возьми! Видела все собственными глазами. Специально прилетела на ранчо, чтобы убедиться во всем самой, и я видела, Кэрол, видела, видела… – повторяла она как заведенная.
      Кэрол молчала, потрясенная до глубины души. Рейчел и сейчас видит перед собой ее лицо и помнит то застывшее выражение на нем. Неверие в то, что ее поймали на лжи? Нет. Совсем другое. Удивление. Искреннее непонимание. Недоумение. Как это Рейчел могла увидеть то, чего просто не могло быть. Затем лицо ее расплылось в улыбке.
      – Ах, вот ты о чем? Поцелуя не было, Чарльз извлекал насекомое у меня из глаза, – сказала она. – Я помню это. Оно неизвестно откуда залетело мне прямо в глаз. Если бы оно меня ужалило, я наверняка осталась бы кривой на один глаз. А Чарльз извлек его. Именно в этот момент ты нас и увидела.
      И тогда Рейчел поверила. Разумеется, прежде всего потому, что в то самое мгновение она ведь все-таки закрыла глаза и отвернулась. Но наряду с чувством радостного облегчения она испытала и ужас от непоправимости случившегося. Уже слишком поздно. Она помолвлена с Мэттом Хардингом. Она предложила ему жениться на себе в прямом эфире. Проклятие! Ведь в тот самый день, когда примчались Тэсса и Кэрол, она уже примеряла свадебное платье. Где же Чарльз?
      – А где Чарльз? – спросила она.
      – Исчез в пустыне, – ответила ей Кэрол. – Ушел сразу после той передачи. Хосе сказал, что он всегда так делает, когда ему плохо.
      – Я должна найти его! – заявила Рейчел. – Во что бы то ни стало я должна найти его!
 
      Воспоминания Рейчел прервал Джек, продолжив разговор.
      – А я тогда думал, что вы стали любовниками, – усмехнулся он. – Просто не мог себе представить, что кто-то может проводить время с Кэрол и не быть от нее без ума.
      – Да я и был от нее без ума, – согласился Чарльз. – Просто все дело в том, что я был влюблен в Рейчел… с той самой минуты, когда впервые увидел ее.
      – Неплохо сказано! – воскликнул Мэтт. – Быстро сообразил.
      Тэсса с восхищением посмотрела на Мэтта. После Пита она уже не надеялась, что ей еще раз доведется пережить ту волшебную вспышку чувств, что соединяет двоих. Она ошиблась. Она так много слышала о Мэтте от Рейчел, что оказалась совершенно неподготовленной к встрече с ним наяву. И вот в тот самый день, когда они с Рейчел пили шампанское в изумительной квартире пентхауза Метрополитен-Тауэр, которую Тэсса продала Рейчел и Мэтту, она по просьбе Рейчел поехала к нему в офис, чтобы он подписал необходимые документы.
      Все произошло мгновенно. Он посмотрел на нее, она – на него, и свершилось!
      – Это контракт? – спросил тогда он. – Вы – Тэсса? Рейчел говорит, что вы чертовски хороший риэлтор.
      – Да, это контракт. И Рейчел абсолютно права, – ответила она ему.
      Тэсса и сейчас помнит свои чувства в ту минуту – растерянность, внезапно вспыхнувшее притяжение, тепло, разлившееся по всему телу. Какая сила! Какая неуемная энергия! Какая уверенность в себе, перед которой не устоят никакие препятствия. Мэтт Хардинг никогда не оставил бы ее с Камиллой без гроша на милость окружающих. Мэтт Хардинг посмотрел на контракт, затем опять на нее.
      – Полагаю, мне следует прочесть его, – сказал он, небрежно помахав листом в воздухе, словно показывая, что теперь контракт стал чем-то совершенно несущественным.
      – Полагаю, что следует, – ответила она, моментально вступая в этот заговор сердец, абсолютно неспособная поступить иначе.
      «Рейчел выходит замуж за этого мужчину». Эта мысль стучала у нее в висках, в мозгу. Но ведь Рейчел сама говорила ей, что не любит его.
      Тэсса видела интерес в его глазах и отчетливо сознавала, что вызвала его она сама.
      Словно сомнамбула она вышла из огромного кабинета, но вышла уже не тем человеком, каким входила. Второй раз в жизни Тэсса влюбилась.
      К себе в Сотби она шла в полнейшем оцепенении. Было чудесно осознавать, что ее сердце еще способно любить. Было ужасно думать о том, что предмет ее любви женится на ее лучшей подруге. Затем, сидя за своим столом, а мысленно находясь где-то далеко, она получила сообщение о том, что ей звонила Кэрол.
      После этого все закружилось в такой бешеной круговерти, что уже через несколько часов после своей встречи с Мэттом Хардингом Тэсса выяснила всю правду о нелепой цепи недоразумений, приведших к разрыву между Рейчел и Чарльзом.
      Она опустила глаза. Красивая рука с наманикюренными ногтями легла в ее руку.
      – Привет, родная. Боже, сегодня ты такая красивая и совсем взрослая.
      – Спасибо, мамочка, – сказала Камилла. – Знаешь, Мэтт сказал, что, когда мы вернемся, я смогу поработать у него в офисе в каникулы. Можно? Я бы очень хотела. Он сказал, что будет платить мне, ведь правда, Мэтт?
      – Если тебе этого хочется, дорогая, то, конечно, можно, – сказала Тэсса. – Попробуй, может быть, тебе понравится роль деловой женщины.
      – Ей есть с кого брать пример, – усмехнулся Мэтт и взъерошил ей волосы.
      Он обожал Камиллу и серьезно собирался вовлечь ее в сферу бизнеса. Судя по всему, Камилла тоже к этому стремилась.
      Рейчел с удовольствием наблюдала за ними. Она вздохнула. До чего же удачно сложилась жизнь. Все дело в равновесии, в том, чтобы найти таинственные гармонические созвучия, из которых и складывается та самая мелодия твоей единственной любви. Прежде ее интересовала только карьера. Теперь она – жена, возлюбленная, подруга, мать. Она прекратила вести свое популярное шоу, но у нее по-прежнему есть серьезная работа. Она не совершила ошибку, пожертвовав всем ради того, чтобы полностью посвятить себя мужу и детям, да и Чарльз был не из тех, кто требовал бы этого.
      Согласно контракту с компанией Мэтта, каждый год в самое дорогое эфирное время она проводит шесть интервью с известнейшими людьми. В течение учебного года они живут на Манхэттене, а во время школьных каникул – в Санта-Фе. На весах счастья жизнь ее теперь полностью уравновешена.
      Рейчел взяла мужа за руку.
      – Иди сюда, – прошептала она и отвела его в угол веранды, подальше от оживленно беседующих друзей.
      До них доносился радостный смех, искрящийся, словно розовое шампанское в хрустальных бокалах. Рейчел повернулась к нему.
      – Иногда мне не верится, что нам удалось все спасти, а иногда не верится, что мы едва не упустили свое счастье.
      Он придвинулся к ней, и его глаза внезапно загорелись желанием. Мысленно Чарльз перенесся на несколько лет назад.
      Тогда она прилетела в пустыню, чтобы разыскать его, а сделать это было нелегко. На протяжении многих дней до него доходили слухи о том, что по его следу идет белая женщина. Всю свою кипучую энергию Рейчел направила на его поиски.
      Чарльз точно знал, кто это, и даже догадывался о цели ее приезда. Гордость не позволяла ему обнаружить себя, гордость и безразличие, которые он вырабатывал в себе день за днем, час за часом, находясь на грани выживания, когда любовь является роскошью, позволить себе которую могут лишь немногие. Однако Рейчел все-таки нашла его. Она всегда достигала поставленных перед собой целей. Он любил ее и за это тоже.
      Весь покрытый пылью, страдая от жажды в заброшенном городке, давно покинутом его жителями, он стоял у колодца под палящими лучами солнца, изнемогая от жары и думая лишь о прохладной воде, которую во что бы то ни стало должен найти.
      Ее силуэт в дымке предвечернего неба показался ему обманом зрения.
      – Чарльз? – пришлось спросить ей, так сильно он изменился.
      Потом были слова, объяснения, заверения в любви и чувство невероятного облегчения. Тогда он молча подошел к ней, исхудавший, измученный, исстрадавшийся, крепко обнял и держал в своих объятиях целую вечность, а слова трепетали, будто листья на ветру, почти не слышимые, почти не имеющие значения. Рейчел напилась из его фляги, он пальцем вытер капли с ее губ, и, глядя на него глазами, полными любви и печали, она прошептала едва слышно:
      – Женись на мне.
      – Да, – прошептал он в ответ.
      Сейчас они держали друг друга за руки, а потоки лунного света омывали возвышающуюся в отдалении гору.