Стало уже традицией, что, когда Кэрол работала над картиной на территории ранчо, она всегда заходила в дом на утренний кофе. Если Чарльз был дома, она составляла ему компанию, но сегодня его не было. Сидя за огромным столом красного дерева, Кэрол думала о том, каково Джеку в «Хилтоне»: он тоже одинок, как и она, но ему в одиночестве тоскливо, а ей, как ни странно, – надежно и спокойно.
      В комнату вошел Хосе и вежливо поздоровался.
      – Доброе утро, Хосе. Что-нибудь известно о том, когда возвращается мистер Форд?
      – Пока ничего, мэм. Мистер Форд всегда принимает решения в самую последнюю минуту, как и его отец. – Он налил ей кофе.
      – А каким был его отец?
      – Такие, как он, встречаются редко. – Хосе было приятно поговорить о человеке, которого он явно обожал. – Умел ходить как индейцы, совершенно бесшумно.
      – Поразительно. Как он этому научился?
      – Так же, как и всему остальному, мэм. По книгам, но главным образом присматривался и вслушивался, уходил в пустыню порой на несколько недель. Просто пешком. И возвращался совершенно неожиданно.
      – Жене это наверняка нравилось в нем.
      – Сеньора понимала его. Он был мистиком. Знал, о чем ты думаешь. Был добрым, почти как сам дух. Словами не описать, каким он был. Его нужно было знать.
      – А мистер Чарльз похож на него?
      – Слава Богу, да, мэм. Он более, как это сказать… образован. Как его мать. Но от отца он унаследовал мистицизм. О погоде знает все. Мы тут даже телевизор не смотрим, чтобы узнать прогноз. Спрашиваем у хозяина. Не припомню, чтобы он хоть раз ошибся.
      – Он был близок с отцом?
      – Ближе не бывает. Но тот был нелюдим и замкнут. Пустыню любил больше, чем людей, хотя ко всем нам относился хорошо. Мистер Чарльз, бывало, дождаться не мог, когда они отправятся в пустыню вдвоем. Но с матерью они тоже понимали друг друга. Он любит женщин, мистер Чарльз.
      Хосе вдруг замолчал, словно поняв, что сболтнул лишнее. Кэрол хотела услышать еще что-нибудь о его хозяине, но понимала, что нажимать на Хосе нельзя.
      Мужчина, любящий женщин. Мистик, предчувствующий погоду. Она подумала о Джеке, который сейчас ловит бизнес-репортаж Си-эн-би-си по кабельному телевидению в «Хилтоне». Каков курс его акций на Тихоокеанском побережье, как обстоят дела с его игрой на вновь возникших биржевых рынках? Будет ли он работать на своем маленьком «ноутбуке», чтобы определить, сколько он выиграл или проиграл, прежде чем взяться за детальное изучение финансового раздела «Нью-Йорк таймс»?
      Сегодня утром она поговорила по телефону с Девон и Уитни, пока они не ушли на занятия.
      Кэрол улыбнулась, вспомнив, как тепло и сердечно дети говорили с нею, как радовались тому, что вернулись в колледж и скоро повидают своих друзей. Зачем вообще люди так беспокоятся о детях? Что это, самоотречение? Действительно ли их интересует жизнь родителей и они лишь скрывают это? А может, они ничего и не заметили? Ведь ссоры бывали у нее с Джеком и раньше. Они вполне могли подумать, что это просто еще одна? А вернее всего, что развод и душевные муки, переживаемые Кэрол и Джеком, абсолютно безразличны им, коль скоро не имеют никакого отношения к их собственной жизни, заполненной подругами, друзьями, музыкой и автомобилями.
      Неужели это типично американский образ жизни: люди носятся по всей огромной стране, сталкиваясь друг с другом лишь в дни Благодарения и Рождества и беспокоясь только о том, с семьей кого из родителей отмечать праздник. Развод – самое обычное явление сейчас. Они и сами с Джеком давали читать детям брошюрки под названием «Идем на мамину свадьбу».
      Ну что ж, она научилась у своих детей тому беззаботному легкомыслию, которое царит вокруг, и спроецировала его на свое собственное поведение. И тем не менее Кэрол не покидало ощущение, что все это в корне неправильно.
      Допив кофе, она встала и вышла в холл. Дети тут ни при чем. Речь идет только о ней и о Джеке. Одно ясно. Если она когда и вернется к своей прежней жизни и к мужу, то исключительно на своих условиях. К тому же сейчас появился Чарльз. Так есть ли у Джека соперник? Сам он считает, что да. А как считает она?
      Выходя из дома, Кэрол поняла, что будущее может оказаться еще более захватывающим, чем она себе его представляла.

      Мэтт Хардинг выглядел прекрасно. Смокинг на его подтянутой худощавой фигуре сидел как влитой, лицо было покрыто тем ровным загаром, по поводу которого Аристотель Онассис как-то высказался, что он должен быть на лице всякого, кому действительно сопутствует успех. Мэтт стоял в углу огромного торгового зала, который постепенно превращался в эпицентр торжественного вечера, устроенного Сотби. Его сопровождала Рейчел, которая вскоре станет настоящей суперзвездой и будет вращаться, испуская яркое сияние, вокруг солнца, именуемого Мэттом Хардингом. Он не испытывал особых сомнений относительно того, что сегодня ее «нет» превратится в «да». В конце концов, это было бы весьма благоразумно, а он редко встречал человека, благоразумного до такой степени, как Рейчел Ричардсон.
      – Мы будем смотреть картины? – спросила Рейчел.
      В трудные для рынка живописи девяностые годы предпринималось все возможное, чтобы картины раскупались, и этот банкет с коктейлями, организованный нынешнем летом, был не чем иным, как попыткой хоть немного оживить торговые операции. Галерея Риверхауд выставляла на продажу коллекцию немецких экспрессионистов, которая была не лучше и не хуже любой другой подобной коллекции. Поэтому богатейшие коллекционеры, опытнейшие дилеры, а также завсегдатаи вернисажей, являющиеся неотъемлемой составной частью любого великосветского раута на Манхэттене, были приглашены сюда, чтобы за бокалом шампанского ознакомиться с экспонатами.
      Рейчел чувствовала себя не в своей тарелке, словно выступала в роли обманщицы. Мэтт полагал само собой разумеющимся, что она – его будущая жена, а вот она отнюдь не была в этом уверена. Сегодня она превзошла саму себя. На ней было сногсшибательное, очень короткое платье, а прическа и макияж в стиле панк от Версаче делали ее гораздо моложе.
      – Сходи посмотри сама, дорогая. Терпеть не могу рассматривать картины, когда вокруг полно народу. Толчея и шум мешают сосредоточиться. Меня интересуют только две: «Кричащая девочка» Мунка и автопортрет Кандинского. На следующей неделе их повесят у меня в кабинете, чтобы я мог прийти к окончательному решению. Скажешь мне свое мнение. Не задерживайся долго.
      Рейчел быстро отошла, довольная, что предоставлена самой себе. В противоположном конце зала она увидела ту самую картину Мунка, о покупке которой подумывал Мэтт.
      Около полотна стоял, глядя на него, какой-то мужчина. Рейчел подошла и встала рядом. Дальше все выглядело как отдельные кадры какого-то фильма. Он оторвал взгляд от картины и посмотрел на нее. Она оторвала взгляд от картины и посмотрела на него. Глаза их встретились.
      – Ах, – произнесла она.
      – О, – произнес он.
      Этого было явно недостаточно. Но оба стояли не говоря ни слова. Рейчел почувствовала, как краска начала заливать ей лицо и шею.
      – Сильная вещь, – проговорил он наконец, оторвав взгляд от нее и переведя его на полотно. И вновь повернулся к ней.
      Его глаза были столь же испытующими и проницательными, как и прежде, однако сам он больше не походил на ночного зверя, дикого и неприрученного. И уже не был тем загадочным полночным незнакомцем, окутанным флером таинственности, каким он показался ей во время их первой встречи. Сейчас перед Рейчел был хорошо одетый, любезно-учтивый, утонченный человек, рассматривающий полотно с изображением кричащей девочки, которое он назвал «сильной вещью».
      Все было обыкновенно, но чудо произошло опять. Она как бы перешла в другое измерение. И этот зал, и беседующие друг с другом люди – все куда-то исчезло. Не стало никого, кроме него… и ее.
      Теперь он уже полностью повернулся к ней, и висевшая перед ними картина явно не могла больше быть предметом их разговора. Он целиком сосредоточился на Рейчел, глядя на нее в упор.
      – Привет, Рейчел.
      – Привет, Чарльз.
      – Не ожидал встретить тебя здесь. Не знаю почему. Впрочем, наверное, ты присутствуешь всюду.
      Он старался говорить холодно, но ему это плохо удавалось. Как профессионал, Рейчел автоматически подметила некоторую неискренность. Как женщина – пришла в замешательство.
      – Неужели тебе в голову иногда приходили мысли обо мне? Наподобие, скажем, такой: «Надеюсь, что Рейчел Ричардсон там не будет»?
      Сейчас у нее работал только мозг. В сфере же чувств, где бы они ни располагались – в сердце или где-то в другом месте, – царила полная сумятица.
      Чарльз не смог сдержать улыбки.
      – Сразу видно, что говорит известный журналист.
      – Значит, ты так и не простил меня за это?
      – Да за что тебя прощать? – пожал он плечами.
      – Гарри сказал, что показывал тебе и статью из «Пипл».
      Рейчел не хотела, чтобы между ними оставались недомолвки, даже незначительные. Она действовала и говорила, полагаясь на интуицию.
      – Да, показывал.
      – Статья ужасная. Выставила меня мелкой дешевкой.
      – Да уж, еще какой, – кивнул Чарльз. – Но меня с детства приучили никогда не верить всему, что читаешь в прессе.
      Ирония была явно саркастической, если не сказать убийственной.
      – Так вот, я не такая. Хотя честолюбива и действительно ставлю работу на первое место. Именно так я добилась своего нынешнего положения, и тебе понравилось во мне именно это.
      Произнося эти слова, Рейчел даже выпятила вперед подбородок – отчаянно, с вызовом. Она хотела этого мужчину так же сильно и неудержимо, как и прежде, как и всегда, а он был для нее почти потерян, почти… Но он все еще здесь. Вот он, стоит и разговаривает с нею.
      – С чего ты взяла, что мне в тебе понравилось именно это? – недоверчиво рассмеялся он.
      – Женская интуиция, – по-прежнему с вызовом пояснила она.
      – Разве при столь ярко выраженном мужском начале может сохраниться женская интуиция?
      О'кей, стало быть, они все-таки пикируются. Отлично! Рейчел почувствовала, что ее начинает охватывать злость. Все прочие эмоции отошли на задний план, отчего она испытала неимоверное облегчение.
      – Я – уважаемая женщина, и все эти так называемые мужские качества здесь ни при чем. Возможно, это в твоем окружении достигать определенных высот позволяется лишь мужчинам.
      – Победитель может быть любого пола, – ответил он. – Не важно, мужчина это или женщина. Весь вопрос в том, насколько низко человек готов пасть, чтобы победить.
      – Ах, так вот, значит, в чем весь вопрос! А может быть, он всего лишь в том, чего аристократам не понять. Может быть, рубашка, в которой тебе посчастливилось родиться, застит тебе ту истину, что остальным приходится вкалывать, чтобы заработать на жизнь?
      Она увидела, что лицо его застыло.
      – Просто я не согласен быть средством достижения твоих, по всей видимости, ненасытных честолюбивых амбиций.
      – Привет! – раздался голос Мэтта Хардинга. Невозможно было определить, слышал ли он последнюю фразу. Он встал рядом с ними, прямо перед картиной Мунка «Кричащая девочка», ожидая, что его представят.
      В смятении Рейчел повернулась к нему. Обычно на приемах Мэтт не переходит с места на место. Просто стоит себе, а люди подходят к нему сами.
      – Мэтт, это – Чарльз Форд. А это – Мэтт Хардинг, – представила она друг другу мужчин. Это было лучшее из того, что она могла сделать. Злость постепенно проходила. Возможно, это препирательство было не вполне уместно.
      – Чарльз Форд. Чарльз Форд, – пророкотал Хардинг. – Боже, вот уж действительно легок на помине. А я-то думал, вы никуда не ходите. Говорят, вы ведете жизнь отшельника. Спасибо Рейчел, что сумела разыскать вас.
      Чарльз сделал шаг назад, отступив от Хардинга. Движение было бессознательным, но говорило оно о многом.
      – Здравствуйте, мистер Хардинг, – чопорно произнес Чарльз.
      – Мэтт, просто Мэтт, – поправил его Хардинг и, выбросив вперед руку, крепко стиснул ладонь художника. Рукопожатие это было явно не взаимным, и Форд тут же высвободил свою руку. – А теперь послушайте, Чарльз. У Гарри Уордлоу в запаснике много ваших работ. И мне они очень нравятся. Очень. Я постоянно прошу его свести нас друг с другом, а он знай себе твердит, что вы, мол, затворник. И вот я нахожу вас сам, в таком людном месте, точнее – моя невеста находит.
      «Невеста!» Рейчел напряглась, услышав это слово. Она увидела, как на лицо Чарльза Форда набежала тень, словно туча, закрывшая солнце. Метнув взгляд на нее, он снова перевел его на Хардинга, который говорил безостановочно:
      – Всегда люблю знакомиться со своими художниками. Считаю это весьма существенным. Смотрю им в глаза. Вижу человека за работой. И вот теперь мне выпал шанс…
      – Я тебе не невеста.
      Рейчел постаралась произнести это спокойным тоном. Она улыбнулась Мэтту, стремясь этим смягчить нанесенный ему удар, и бросила взгляд на Чарльза, проверяя его реакцию.
      Лицо Чарльза Форда сохраняло бесстрастное выражение.
      – Я тебе не невеста, Мэтт, – повторила она.
      Он недоверчиво рассмеялся.
      – Ну, вот. Извольте видеть. Вот что происходит, когда веришь женщине на слово, а обручальное кольцо ей не покупаешь. Экономия на малом всегда в конечном счете обходится дорого. Один из моих девизов!
      Чарльз посмотрел на нее вопросительно.
      – А как вы узнали друг друга? – спросил вдруг Мэтт. Было ясно, что он ничего не знал о ее интервью с Чарльзом.
      Чарльз посмотрел на него, затем перевел взгляд опять на Рейчел. Она видела, что он принимает какое-то решение.
      – Да мы вообще не знаем друг друга. – Чарльз повернулся и, не проронив больше ни слова, пошел прочь.
      Мэтт смотрел ему вслед.
      – Странный парень, – сказал он и перевел немного удивленный взгляд на Рейчел.
      Но она не отрывала глаз от удаляющейся фигуры Чарльза. Нет! Она не произнесла ни слова, но, казалось, вся душа ее кричит ему вслед: «Не уходи! Ни сейчас! Никогда!» Она остро сознавала, что это сумасшествие, но именно этим она всегда и грезила. Никогда прежде она не ощущала в себе такого биения жизни. Никогда и никем не была увлечена сильнее. Даже пикироваться и спорить с ним было приятно. Она не могла припомнить, когда еще была столь же неравнодушной к кому-то. Нужно было удержать его, не дать ему уйти, но это не в ее силах. Чарльз ушел.
      – Итак, ты не невеста мне? – спросил Мэтт. – Или это только в глазах окружающих, таких, как, скажем, Чарльз Форд? Может быть, нам следует внести в этот вопрос ясность раз и навсегда?
      Мэтт Хардинг был в ярости. Еще бы – она выставила его дураком в глазах Форда. Однако он понял и нечто гораздо более важное. Понял, что именно в ту самую минуту он потерял ее. Теперь он знал, что Рейчел никогда не была влюблена в него. Мэтт сам убедил себя в том, что его страсть к ней и жизнь, которую он ей предлагал, были достаточны для того, чтобы добиться ее руки. И вот он поставлен перед фактом. Точно как в торговой палате. Всегда бывает то самое мгновение, в которое сделка либо совершается, либо нет, и ты тотчас же распознаешь это. Часто по мельчайшему нюансу… улыбке, жесту, взгляду.
      – Ах, Мэтт… – Рейчел посмотрела на него.
      Вот он стоит перед нею, такой сильный и уверенный в себе. Пожалуй, самый стойкий и непоколебимый из всех, кого она когда-либо встречала в жизни, потому что в глубине души ему не нужен никто. В точности как она сама десять лет назад. Но по какой-то непонятной причине он считает, что ему нужна она… может быть, потому, что она так недоступна. Десять лет назад они стали бы идеальной парой. Но то было тогда, а это происходит сейчас.
      Мэтт продолжал, словно говоря сам с собой и меняя тему:
      – А знаешь, забавно, не правда ли? Если бы какая-то женщина кричала в соседнем номере отеля, ты позвонил бы в полицию. Но если бы она делала то же самое потехи ради, ты бы сторонился ее, как чумы. Однако на следующей неделе я заплачу миллион долларов вот за эту девочку и ее крик. Безумный мир, право.
      – Безумное может быть замечательным, – сказала Рейчел.
      – Рейчел, – предложил он вдруг, – давай сегодня поужинаем вместе. По-моему, за тобой должок.
      – Нам что, непременно нужно устраивать прощание?
      – Ни в коей мере. Это будет деловой ужин.
      – Смотри, вон Тэсса, – проговорила Рейчел, когда они уже подошли к выходу.
      – Рейчел, мы уходим. Позвонишь Тэссе завтра.
      По его тону было видно, что он принял решение. Этого приема, устроенного Сотби, с него было более чем достаточно.
      Однако Рейчел замерла как вкопанная, а лицо ее стала покрывать мертвенная бледность, потому что Тэсса протянула руку и тронула за рукав мужчину, который улыбался ей… и мужчиной этим был Чарльз Форд.

      Медленно, но верно у Тэссы на работе все стало налаживаться. Она узнала, что клиентов надо разыскивать точно так же, как рудокопы ищут золотую жилу. Поэтому она вновь и вновь заставляла себя звонить своим друзьям. Это занятие опустошало душу, но самое худшее, что они могли ответить ей, было всего лишь «нет». И когда это происходило, она говорила: «Ладно. Извините за беспокойство». По оценке одного опытного профессионала у них в Сотби, на каждые сто телефонных звонков приходится одна заявка.
      У нее сейчас было несколько заявок, потому что ей удавалось дозваниваться до некоторых в самое подходящее время: после ссоры с их брокером, по истечении эксклюзивного договора, в минуту душевного подъема или, напротив, отчаяния. Крупного пока ничего не было, но и из небольших заявок кое-что набиралось.
      Она сняла трубку и позвонила Мэри Синклер. Это будет уже пятый звонок ей. Перед этим она всякий раз попадала на ее личную секретаршу, отвечающую за приглашения и прием гостей. Сегодня же, благодаря то ли удаче, то ли упорному труду, секретарша отсутствовала из-за простуды.
      – Мэри? Это Тэсса Андерсен.
      – Привет, дорогая. Ну, как ты? Не видела тебя целую вечность. Как славно, что ты позвонила.
      Мэри Синклер, которая в свое время вышла замуж за крупного банкира исключительно по соображениям материального характера, редко бывала столь дружелюбной. И вскоре выяснилось почему.
      – Ты знаешь, дорогая, я так расстроена. Помнишь ту ужасную Мэми Ван Бурен, крупную шишку в Медоуз, что живет по соседству и отравляет всем жизнь?
      – Это та, что похожа на таксу? – в тон ей уточнила Тэсса, поняв намек и принимая пас.
      – Да, вот именно, правда? Классное сравнение! В самую точку. Боже мой, Тэсса, вот именно так она и выглядит, правда? – В трубке раздался раскатистый смех Мэри.
      Все шло как нельзя лучше. За несколько дней до того Мэми Ван Бурен обвинила Мэри Синклер в том, что та сжульничала, играя в гольф, – незаметно подтолкнула мяч в лунку.
      – В общем, как бы там ни было, дорогая, но Фред уже договаривается переехать в Винъярд на несколько лет. Поэтому дом в Бриджхэмптоне мы выставляем на продажу. Вот так-то. А Мэми Ван Бурен пусть утопится в озере.
      – Хочешь, чтобы я занялась продажей дома?
      – Бог мой, я ведь забыла совсем! Ты же теперь риэлтор, верно? Где ты работаешь?
      – В Сотби.
      – О, Сотби мне нравится. Да, конечно, почему бы и нет? Фред хочет просить пять, а уступить готов за четыре с половиной.
      Она говорит о четырех с половиной миллионах долларов, а может, и о большей сумме. Если Тэсса заключит эксклюзивный договор и совершит продажу сама, то ее комиссионные составят сто тридцать семь тысяч долларов чистыми.
      Дрожащей рукой Тэсса положила трубку. Дом Синклеров, расположенный на берегу озера в Бриджхэмптоне, просто подарок для риэлтора. Закрыв лицо ладонями, она благодарила Бога.
      Зазвонил телефон.
      – С Тэссой Андерсен хочет поговорить Рейчел Ричардсон.
      – Тэсса Андерсен слушает.
      – Не кладите трубку, пожалуйста.
      Ожидая, когда их соединят, Тэсса с трудом сдерживала охватившее ее волнение. Это сама судьба, что Рейчел звонит именно в такую минуту. Ведь без вмешательства Рейчел у нее сейчас не было бы этой работы. И не кто иной, как Рейчел позаботилась обо всем во время несчастного случая и после него. Оплата больничных счетов оставила бы Тэссу с Камиллой без гроша.
      – Рейчел, я так рада слышать тебя. Мне только что невероятно повезло. Мэри Синклер, ты же знаешь Синклеров из Диллона, поручила мне продать их дом в Бриджхэмптоне. Пять миллионов долларов. Эксклюзивный договор. Ты можешь поверить в это?
      – Да, действительно здорово, – сказала Рейчел. – Тебе понравился вчерашний прием?
      Тэсса моментально уловила неестественную напряженность в интонации Рейчел.
      – Который устраивал Сотби? А ты там была? Я тебя не видела.
      – Я увидела тебя, когда уже уходила.
      – Что же не подошла? – Неужели Рейчел могла подумать, что Тэсса намеренно не подошла к ней? И из-за этого она сейчас так разговаривает с нею?
      – Я знаю, что ты меня не видела. А я очень торопилась.
      – Как жаль…
      – Тэсса, сегодня в обед ты ничем не занята? Мне нужно поговорить с тобой.
      – Нет, не занята. Куда бы ты хотела пойти?
      Тэсса чувствовала что-то неладное. Но что именно? Она терялась в догадках.
      – Как насчет «Ле Бильбоке»? Я угощаю.
      – Договорились.
      – Примерно без четверти час. Ты знаешь, где это?
      – Прекрасно знаю. Это рядом со мной, на Мэдисон-авеню. Возможно, если у тебя будет время, зайдем потом ко мне.
      – Это было бы отлично, – согласилась Рейчел.
      Слова она произносила правильные, но вот с интонацией что-то явно не то.
      – У тебя все в порядке? – спросила Тэсса.
      – Да, конечно. А как еще должно быть?
      Это совсем не походило на Рейчел. Тэсса положила трубку, и ее только что прекрасное безоблачное настроение омрачилось небольшой тучкой.

      Когда они уже шли по Мэдисон-авеню, направляясь к дому Тэссы, ее не покидало ощущение, что атмосфера за обедом была несколько неловкой. С виду все было как между близкими подругами, однако подспудно чувствовалось, что в воздухе постоянно витает некая напряженность.
      – У тебя точно есть время посидеть за чашечкой кофе? – спросила Тэсса.
      – Да-да, конечно. И еще мне бы очень хотелось посмотреть твою квартиру.
      – Если мне хоть немного повезет, долго я в ней не задержусь, перееду при первой же возможности.
      Рейчел помолчала, словно принимая какое-то решение. И наконец отважилась:
      – Тэсс, ты помнишь тот вечер в «Гасиенде-Инн», когда мы все познакомились… и мои слова о том, что единственное, чего я хочу, – это самозабвенно влюбиться, по-настоящему – романтично и безоглядно.
      – Да, конечно, помню.
      Тэсса вдруг остановилась как вкопанная прямо на тротуаре. Она чувствовала, что Рейчел вот-вот скажет нечто такое, на что ей крайне трудно решиться. Может быть, это и есть причина ее столь странного настроения?
      Рейчел тоже остановилась.
      – Послушай, Тэсс, у меня не очень-то хорошо получается говорить об этом, но суть в том, что… ну, в общем, я действительно встретила человека. И не где-либо, а в самой «Гасиенде-Инн». И испытала все те восхитительные ощущения, которые ты описывала… и абсолютную уверенность, что это и есть то самое. Тогда я ничего не сказала, потому что это казалось настолько невероятным… – Рейчел снова пошла вперед.
      Тэсса ничего не сказала ей на это, но с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Это было так не похоже на Рейчел.
      – Как бы там ни было, – продолжала Рейчел, – вернувшись в Нью-Йорк, я навела справки и выяснила об этом мужчине побольше. – Она искоса посмотрела на Тэссу. – Я просто должна была вновь встретиться с ним. Оказалось, что он неконтактен, поэтому я все организовала сама. Готовила одну передачу и пригласила его. Сначала он не хотел. Тогда я встретилась с ним и убедила его, что участие в ней ничем ему не повредит.
      – Вот теперь я слышу ту самую Рейчел, которую узнала и полюбила, – усмехнулась Тэсса.
      – Так вот. Мы ужинали вместе… и… понимаю, что это звучит донельзя глупо, но я влюбилась в него. Была очарована им, просто заворожена.
      – Невероятно, Рейчел!
      Они уже подошли к подъезду Тэссы.
      – Вот здесь я живу, – сказала она.
      – Да? – рассеянно переспросила Рейчел, все еще поглощенная своим повествованием.
      Они стали подниматься по лестнице. Рейчел шла первой. Поднявшись на площадку, она обернулась к Тэссе.
      – И вот здесь начинаются сложности. Я немного рассказала тебе о нем в больнице. А ты мне описывала человека, с которым познакомилась. Судя по всему, они совершенно не похожи друг на друга. Ты это помнишь?
      – Конечно, – ответила Тэсса, ища ключи.
      Рейчел пристально наблюдала за нею, как она иногда делала это на телевидении, готовясь загнать приглашенного для интервью участника передачи в угол.
      – Своего нового знакомого ты охарактеризовала как основательного, надежного, утонченно-изысканного. Мы еще согласились с тобой, что вы с ним схожи, как бы «одинаковы», тогда как мой – «полная противоположность» мне.
      Тэсса отперла дверь. Она понятия не имела, к чему клонит Рейчел.
      Та вошла вслед за нею.
      Тэсса ждала, что Рейчел хотя бы просто из вежливости что-то скажет о квартире, которая благодаря ее стараниям теперь выглядела мило и уютно, хотя просторнее никак не стала. Однако Рейчел мысленно была далеко отсюда, думая только о своем.
      – Давай повешу твое пальто, – предложила Тэсса. – Садись. Пойду приготовлю кофе.