Телефонные звонки Тэсса услышала, едва войдя в подъезд.
      – Вот черт! – пробормотала она. В руках у нее было много пакетов и пакетиков – уж чего-чего, а покупки в этом безалаберном Нью-Йорке делать легко и приятно. Одна беда: она отчетливо помнит, что забыла включить автоответчик.
      Тэсса бегом рванулась вверх по лестнице. Добежала до площадки. Телефон продолжал настойчиво звонить. Кто бы это ни был, ему явно не терпится поговорить с нею. Она выронила все пакеты на пол. Проклятие! Теперь, когда начнешь открывать бутылки с кока-колой, пена из них пойдет, как из огнетушителей.
      Она отперла дверь и метнулась к аппарату. И конечно же, звонки прекратились. Но на этом неприятности не кончились, Тэсса одной ногой наступила на игрушечную колясочку Камиллы, а другая как ни в чем не бывало по инерции продолжала движение. «Не повезло тебе, Камилла», – успела подумать Тэсса, теряя равновесие и падая на пол. Сломанная кукольная коляска хрустнула под ее ногой. Тэсса потерла ушибленное место, не то чтобы она сильно ударилась, но урок получился хороший. Если уж не привыкла мчаться к телефону со всех ног, то не стоит и начинать.
      Телефон вновь зазвонил. Все еще не поднимаясь с пола, она протянула руку вверх и схватила трубку.
      – Могу я поговорить с миссис Тэссой Андерсен?
      Деловой звонок.
      – Я слушаю вас.
      – С вами сейчас будет говорить мистер Джордж Уэстчестер. Пожалуйста, не кладите трубку.
      «Проклятие, – подумала Тэсса, – что ему надо?» Директор отдела недвижимости Сотби. Формально – ее начальник. Она ждала. В трубке по-прежнему царило молчание. Тэсса посмотрела на часы. Без пятнадцати четыре. Наверное, только что пообедал и хорошенько выпил.
      Наконец послышался его голос:
      – Тэсса? Говорит Джордж. Извините, что беспокою. Как вы?
      – Хорошо. Жду не дождусь понедельника.
      – Да. – Он кашлянул. – Как раз насчет понедельника я и хотел поговорить. Я тут беседовал со своим начальством, и если откровенно, то порадовать мне вас особо нечем.
      – Что такое, Джордж?
      Тэсса медленно поднялась с пола. Беседа, похоже, начинает принимать такой оборот, что продолжать ее лежа не следует.
      – Короче, все дело тут в Пите и в его… его… ну, в общем, в его наследстве.
      – В его наследстве? Что это означает? Что компания лишилась всех денег?
      – Именно.
      – Но это же ни для кого не тайна, – сказала Тэсса, чувствуя нарастающий гнев. Она уже поняла, что? сейчас последует.
      – Конечно, нет. И для меня лично в этом нет ничего особенного. Почти ничего особенного. Такое случается. Люди разоряются… Однако я, похоже, не предвидел, как к этому могут отнестись другие. Вряд ли нужно напоминать вам, что продажа недвижимости – это бизнес, который предполагает порядочность.
      – Никто ни в чем не обвинял меня, – возразила Тэсса.
      – Нет, конечно. Никто и теперь не обвиняет, Тэсса. Просто дело в том, что… ну, в общем, есть мнение, что это скажется… что это не очень благоприятно отразится на репутации Сотби, если мы возьмем вас в штат, когда Пит, возможно… Ну, в общем… вы понимаете, о чем я.
      – Джордж, Пита вот уже год как нет. Он умер. Я проучилась на этих курсах шесть месяцев. Получила лицензию. И все это время считалось, что место за мной. На следующей неделе приступаю к работе. Вы хотите сказать, что теперь я вам не нужна?
      – Дело не во мне, Тэсса, вы же знаете. Просто я неверно оценил ситуацию в фирме. Мне следовало прозондировать обстановку раньше. Никак не ожидал такого противодействия.
      – А вы не можете преодолеть его, раз в эти досужие домыслы сами не верите? Разве не вы там главный?!
      Тэсса чувствовала, что в ее голосе начинают звучать саркастические нотки. Уэстчестер – англичанин, но он выпускник Рагби, а не Итона. Ходили слухи, что он хоть и учился в Кембридже, но всего-навсего в Сидней-Сассексе, далеко не самом престижном кембриджском колледже.
      – Этот в-вопрос решаю н-не я, – начал заикаться Уэстчестер.
      – Слушайте, Джордж. Я готова примириться со всем, только не с таким обращением. Начинаю я работать с понедельника или нет? Да или нет?!
      – Гм-м, видите ли, дело в том… Боюсь, что скорее нет.
      – Ну что ж, тогда «скорее» прощай, – и с этими словами Тэсса швырнула трубку.
      С минуту она пребывала в растерянности. Что же ей теперь делать – плакать или что-то предпринимать? Подсказка пришла на ум неожиданно. Тэсса вспомнила свой последний вечер в «Гасиенде-Инн». В ее ушах и сейчас звучат слова Рейчел Ричардсон: «Будем всегда оказывать друг другу помощь, как это делают мужчины, черт бы их побрал!» Она сняла трубку. Сейчас она выяснит, чего на самом деле стоят заверения в женской дружбе.
      С Рейчел Ричардсон ее соединили сразу же.
      – Рейчел, это Тэсса.
      – Тэсс! Боже, как здорово, что ты позвонила! «Гасиенда-Инн» словно осталась в далеком прошлом. Мне было ужасно неловко уезжать не попрощавшись, но у меня тогда возникло ощущение, что с меня хватит. Просто потянуло вновь приступить к работе.
      – И у меня ощущение было точно такое же. Уехала тем же утром и с тех пор бегаю закусив удила, пытаюсь привести все в порядок.
      – Ну, как твои дела? Как Камилла?
      – Камилла просто прелесть, как всегда. А в остальном дела обстоят неважно.
      – Что такое? С тобой все в порядке?
      – Со мной-то да. Но только что узнала неприятную новость.
      – Какую?
      – Сейчас говорила с Уэстчестером, своим начальником в Сотби. Уволил меня еще до того, как я приступила к работе.
      – Почему? – В голосе Рейчел слышалось искреннее возмущение. – Он не имеет права.
      – Ну-у, он ссылается на Пита и крах его бизнеса. По его словам, начальство опасается, что если у них станет работать жена человека, разорившего свою компанию, то это повредит имиджу их фирмы. Понимаешь, у клиентов могут возникнуть неприятные ассоциации, недоверие…
      Рейчел помолчала.
      – Значит, это Джордж Уэстчестер, да?
      – Да. Мерзавец, ничтожество! Шесть месяцев лицемерил и вот обрадовал. А я только на эту работу и рассчитывала.
      – У тебя заключен с ними договор… письменное заявление о приеме на работу… ну, что-нибудь в этом роде?
      – Нет, только джентльменское соглашение.
      – Устное соглашение, – уточнила Рейчел больше для себя самой. Доказать тут что-либо будет трудновато. И невероятно дорого обойдется. Затевать судебную тяжбу – бессмысленно, особенно в положении Тэссы.
      Сотби. Что у нее есть на Сотби? Минутку… Да, это могло бы сработать.
      – Послушай, Тэсса. Дай мне примерно час. Я перезвоню тебе. Не сдавайся, не опускай руки. Перезвоню через час. Поняла? О'кей, не вешай нос.
      Черт бы все побрал! Тэсса плюхнулась на диван. Кто бы мог подумать, что все так обернется?
      Она вдруг вспомнила о Камилле. Та сейчас, наверное, возится с Сисси.
      Тэсса сняла трубку. Ответила ей горничная:
      – О, миссис Андерсен. Я рада, что вы позвонили. Миссис Поук просила меня позвонить вам и узнать, останется ли Камилла сегодня у нас. Они с Сисси тут так веселятся. Нэнни говорит, что им нравится играть вместе.
      – Я могу поговорить с миссис Поук? – спросила Тэсса. Хорошо, что Камилла пока никому не надоела.
      – К сожалению, она сейчас в парикмахерской.
      – А Нэнни?
      – Я соединяю вас с детской.
      – Нэнни Поук слушает, – раздался в трубке четкий британский выговор. Тэсса успокоилась. Вот это настоящая няня, которой спокойно можно доверить свое драгоценное чадо.
      – Здравствуйте, Нэнни. Это миссис Андерсен, мама Камиллы. Как они там ладят?
      – Здравствуйте, миссис Андерсен. Очень хорошо. Никаких слез, никаких капризов. Аппетит прекрасный, на тарелках ничего не остается. Беспокоиться вам не о чем.
      Правила поведения и аппетит. В английских семьях – это едва ли не самое главное. Тэсса мысленно представила себе детскую комнату – нежно-розовые пастельные тона, игрушки и куклы, выстроенные по ранжиру, как солдаты на поле боя. Все аккуратно расставлено по своим местам, пахнет детским шампунем, тепло, спокойно и надежно. Нэнни наверняка в форменном платье. Ей лет пятьдесят пять, не меньше, и, должно быть, по всему ее облику сразу же становится очевидно, что она и добра, и строга одновременно. Самое забавное то, что детям дисциплина нравится. Она дает им чувство безопасности и ощущение своей значимости.
      – Хотите поговорить с дочерью, миссис Андерсен? Она рисует для вас красивую картинку. По-моему, это подсолнухи.
      – Да, пожалуйста, Нэнни.
      – Мамочка! Мамочка! Можно я сегодня останусь здесь? Пожалуйста, мамочка, ну, пожалуйста, разреши.
      – Да, родная, конечно, можно. А ты хорошо ведешь себя? Нэнни слушаешься?
      – Да. Знаешь, мамочка, Нэнни научила нас новой считалке, показала, как вырезать из бумаги человечков. А вечером мы будем ставить пьесу для мамы Сисси, я буду балериной, а принцем, по-моему, Сисси или Нэнни. Я сама еще точно не знаю.
      Родной голосок в трубке прямо-таки звенел от счастья.
      – Дорогая моя, можно я еще поговорю с Нэнни?
      – До свидания, мамочка. Я люблю тебя очень, очень, преочень, столько раз, сколько песчинок на пляже!
      Тэсса ничего не успела ответить дочери. В трубке раздался голос Нэнни:
      – Миссис Андерсен?
      – Ах, Нэнни, большое спасибо вам за Камиллу, за то, что оставляете ее у себя еще на одну ночь. Судя по ее словам, там просто замечательно.
      – Она очень воспитанная девочка, миссис Андерсен.
      Судя по интонациям няни, в ее устах это было высшей похвалой.
      – Я позвоню вам утром. До свидания, Нэнни.
      – До свидания, миссис Андерсен.
      Тэсса положила трубку.
      Камилла под надежным присмотром и счастлива, а вот ее собственный мир только что рухнул и развалился на куски.

      Джордж Уэстчестер наконец-то избавился от неприятного осадка, оставшегося от разговора с Тэссой Андерсен. Он вкусно отобедал в «Четырех временах года», после чего позволил себе две рюмочки «Кюммеля» со льдом. Но то ли от спиртного, то ли от этого телефонного разговора у него началась изжога. Вероятно, все же придется принять «Пепто-бисмол».
      Устроившись поудобнее в кожаном кресле за большим полированным письменным столом, Джордж подумал, что если сейчас закрыть глаза, то минут двадцать, пожалуй, можно будет подремать. Самое лучшее после тяжелого разговора и сытного обеда.
      Однако, как оказалось, у его секретарши было иное мнение на этот счет.
      – Сэр, звонит продюсер «Шоу Рейчел Ричардсон». Будете говорить?
      «Не раньше и не позже, – раздраженно подумал Уэстчестер. – Дерьмо! Какого черта им нужно?!»
      – Соедини.
      – С вами хочет говорить Дженнифер Ди Мэйо. Она – старший координатор отдела информации и помощник продюсера.
      – В самом деле? – спросил Уэстчестер, на которого это не произвело ровным счетом никакого впечатления. – Джордж Уэстчестер слушает. Чем могу помочь сотруднице одной из моих самых любимых передач?
      – Благодарю вас, – бодрым голосом ответила Ди Мэйо. – Мистер Уэстчестер, возможно, вы действительно могли бы помочь нам. Мы проводим аналитическое исследование и собираем материал для двух совершенно различных передач. Вы могли бы оказать нам соучастие в обоих случаях. Во-первых, вы, вероятно, в курсе дела относительно продолжающегося спада на рынке живописи. Сейчас ситуация стабилизируется, но все-таки ей еще далековато до доброго старого времени конца восьмидесятых годов.
      – Да, пожалуй, я согласен с этим. Конечно, это не моя епархия. Я возглавляю отдел по операциям с недвижимостью.
      – Вот именно. Тогда вам должно быть также известно о том, что Сотби и Кристи занялись еще и банковским делом, выдавая своим потенциальным клиентам ссуды для покупки живописных полотен на аукционе. То есть фирма получает комиссионные и от покупателя, и от продавца. Ну и конечно же, взимает еще и процент за свой кредит. А саму картину оставляет у себя на хранение в качестве гарантии.
      Уэстчестер помолчал. Такова была общепринятая практика, но некоторые подвергали ее критике, ибо она представляла собой конфликт интересов.
      – Мы узнали, что ваша фирма выдавала займы, доходящие до ста процентов от стоимости картин, и просила своих клиентов предоставить дополнительные гарантии на полученную ими ссуду. Этими дополнительными гарантиями являлась в ряде случаев недвижимость.
      Уэстчестер почувствовал, как у него тоскливо заныло в желудке. Он звучно рыгнул, от чего во рту появился отвратительный привкус.
      – Мы хотели бы обсудить с вами следующее: определение стоимости этой недвижимости – ее проведение, кто проводил оценку и какая именно сумма взималась за определение стоимости. Могла бы я рассчитывать на ваши комментарии по этим вопросам? – спросила Ди Мэйо, как бы нанося завершающий разящий удар и поворачивая вонзенную в плоть противника шпагу.
      Голосом, сдавленным от распирающих желудок газов, Уэстчестер с трудом выдавил:
      – Это было бы недозволенным разглашением конфиденциальной деловой информации.
      – Ну-у, после того как это услышит вся страна в «Шоу Рейчел Ричардсон», никакого недозволенного разглашения с вашей стороны уже не будет.
      – Минутку, – проговорил Уэстчестер.
      Операции Сотби по торговле произведениями живописи с одной стороны, и недвижимостью – с другой были традиционно разграничены китайской стеной во избежание конфликта интересов. Но в последнее время его отдел по недвижимости отошел от этого строгого разделения. Это позволяло обеспечивать дополнительные гарантии выдаваемых ссуд и самому оплачивать произведения искусства по максимальной ставке, поддерживая таким образом устойчивый спрос на рынке живописи. Будучи несколько сомнительной с этической точки зрения, такая практика, однако, приносила баснословные прибыли.
      – Вы располагаете конкретными фактами? – осторожно уточнил он.
      – Письменными показаниями, данными под присягой, – твердо ответила ему Ди Мэйо.
      – О Боже! Тогда я больше ничего говорить не стану и отсылаю вас к моим адво…
      – Возможно, этого и не понадобится. Мне бы хотелось, чтобы вы поговорили с самой Рейчел.
      Уэстчестер еще раз рыгнул и поморщился. Ни в коем случае не надо было пить вторую рюмку «Кюммеля» за обедом.
      – Говорит Рейчел Ричардсон.
      – Я большой поклонник…
      – Второй вопрос заключается в следующем, – Рейчел говорила с ним небрежной скороговоркой, словно с существом низшего сорта. – У нас уже есть наготове несколько передач, объединенных сквозной темой «Женщина и работа». О том, как женщин увольняют в первую очередь, устанавливают им меньший оклад за ту же работу, делают объектами сексуальных преследований и домогательств, не предоставляют им сокращенного либо скользящего графика, необходимого для воспитания детей, – выбрать можете сами. И вот только что мне позвонила Тэсса Андерсен. Вы ведь знаете ее, не правда ли?
      – Да, очень неприятная и деликатная ситуация…
      Рейчел не дала ему закончить фразу.
      – Что-то связанное с добрым именем и репутацией вашей фирмы?
      – Именно. Что касается меня, то с моей стороны возражений…
      – А ведь всему этому вряд ли будет способствовать предание гласности тех моментов, о которых с вами только что беседовала мисс Ди Мэйо.
      Так вот оно что! Сделка. В Америке без этого ни шагу. Уэстчестер слишком долго прожил в США, чтобы не понимать ситуации.
      – Тогда, если… можно было бы найти способ восстановить миссис Андерсен, то, быть может, не стоило бы предавать огласке наш так называемый… бизнес…
      – Договорились! – отрубила Рейчел.
      – Могу я перезвонить вам позже, мисс Ричардсон?
      – Даю вам два часа.
      – Благодарю, – сказал Джордж, но она уже положила трубку.
      Он вынул из кармана большой красный платок и, отдуваясь, промокнул выступившую на лбу испарину. Два часа ему не нужны. И даже две минуты. Тэсса Андерсен уже получила работу обратно.

      Снег хлопьями падал на ветровое стекло лимузина Рейчел, плавно ехавшего по Мерсер-стрит. У галереи Уордлоу из роскошных автомобилей выходили респектабельные люди, ступая на уже покрытый снегом тротуар, и устремлялись по ступенькам в теплое помещение. Рейчел успела заметить, что район грязноватый: в проулках – мерзкий кошачий запах, в сточных канавах – мусор после дневной суматохи и сутолоки, старые газеты связаны в кипы и брошены прямо на углу.
      С четырех ярко освещенных этажей галереи доносились громкие голоса и смех вперемешку со звуками оркестра, исполнявшего мелодию в стиле «регги». Рейчел увидела знакомый фургон, на котором ее помощники приехали из студии чуть раньше. Хорошо. Вся тяжелая подготовительная работа ляжет на их плечи. А сама она сможет тогда сосредоточиться на главном – на поисках Чарльза Форда.
      Рейчел придирчиво посмотрела на себя в зеркальце пудреницы. Выглядит она неплохо, вот только косметики, пожалуй, маловато, совсем бледная. Он-то будет загорелым после пустыни. Боже, до чего быстро в Нью-Йорке пропадает загар.
      Водитель затормозил у входа в галерею. Рейчел ступила на тротуар. Интересно, а он уже там? Почти наверняка. Невольно сдержала шаг. Она опоздала намеренно. Конечно, это смешно. Вот стоит Рейчел Ричардсон, одна из самых опытных журналисток Америки, и волнуется, как школьница. Однако это ожидание встречи наполняет ее душу смятением и восторгом, что, конечно же, и является самым главным.
      На лестнице, ведущей в галерею, стояла Дженни, поджидая ее.
      – Привет, Джен, как дела?
      – Великолепно. Уордлоу стал просто законодателем моды в живописи. Полным-полно знаменитостей и целый сонм смазливых девиц. Сам Уордлоу называет это выставкой-представлением. У него классно получается. Для нас это как подарок. Очень удачно можно будет подать на экране. Отличный коктейль из представителей богемы и «шишек». Уже отсняли кучу материала.
      – Здорово, Джен! А Чарльз Форд? Не появлялся?
      – Вообще говоря, да, я появлялся, – раздался голос сзади.
      Рейчел обернулась, словно ужаленная. Он стоял прямо перед ней. Темно-синее пальто классического покроя придавало ему строгий вид. Увидев ее, Чарльз напрягся, и по выражению, мелькнувшему в его глубоко посаженных глазах, она поняла, что он моментально узнал ее.
      – Я уже встречал вас, – сказал он.
      У Рейчел было слишком мало времени на то, чтобы прийти в себя от шока, испытанного при виде его, да и от осознания того, что она ненароком выдала причину своего появления здесь.
      – Та встреча была совсем короткой. Очень мило с вашей стороны, что вы запомнили ее.
      – Мы столкнулись в холле отеля, – добавил Чарльз, явно пытаясь разобраться, что к чему. – Кто вы? Как узнали, что я буду здесь? – И сам же ответил на свой вопрос: – Я знаю, вы – Рейчел Ричардсон. – Он помолчал. – Известная личность.
      Она облегченно рассмеялась. Как забавно слышать такое о себе со стороны. Похоже, он растерян не меньше ее. Это хорошо, хотя и непонятно почему. По-прежнему стоя на верхних ступеньках лестницы, Дженни терялась в догадках, не понимая, что же происходит на ее глазах. По всей видимости, это и есть тот самый Чарльз Форд, который нужен им для передачи. С чего же вдруг такое замешательство? С чего вдруг вспыхнула невозмутимая Рейчел? Куда же подевалось ее хваленое самообладание, ставшее притчей во языцех?
      – Так, значит, вот кто я по-вашему. В таком случае, вы, стало быть, и есть тот самый художник-отшельник, отказавшийся участвовать в моей передаче.
      На его лице появилась лукавая улыбка. Самообладание возвращалось к нему.
      – Думаю, ситуация мне ясна. Я вам нужен в передаче, чтобы поболтать о живописи. Я ответил «нет», а вы не из тех, кто соглашается с отказом на свое предложение. Выяснили, что я буду здесь, и явились сюда сами.
      – Стало быть, я, по-вашему, покривила душой?
      Рейчел неопределенно улыбнулась. Теперь у них все может сложиться как угодно. Она почувствовала, как у нее сладко заныло внутри. Сейчас он выглядит более спокойным и расслабленным, чем тогда, в «Гасиенде-Инн», но все равно столь же волнующим.
      – Вероятно, всем журналистам, добивавшимся успеха, приходится кривить душой.
      – Послушайте. Может быть, сначала все-таки познакомимся как принято. – Она протянула ему руку в перчатке. – Я Рейчел Ричардсон. А вы Чарльз Форд. Надеюсь, такое начало катастрофы нам не предвещает.
      Он взял ее руку и, крепко сжав, задержал ее в своей, глядя Рейчел в глаза.
      – Нет, – он отрицательно покачал головой, как бы подчеркивая это слово.
      Чарльз внимательно смотрел ей в лицо, словно пытаясь запечатлеть его в памяти. Ее руку он так и не отпускал. А она и не пыталась ее отнять. Ей хотелось только, чтобы они оба были без перчаток. Он по-прежнему пристально разглядывал ее. Ее забавляло, как явно и открыто он делал это. Похоже, Чарльз Форд естественен в своих проявлениях, неважно один он или находится на людях, – самая притягательная разновидность мужского обаяния. В какое-то мгновение ей вдруг подумалось, что вот прямо сейчас он поднимет ее, перекинет через плечо и унесет туда, где стоит на привязи его лошадь.
      – У меня размазалась помада или еще что-то не в порядке?
      – Нет. А что? А-а, хотите сказать, что я на вас уставился.
      Дженни напомнила о себе:
      – Я подойду к тебе попозже, Рейчел, – и направилась в здание галереи.
      Рейчел не обратила на это внимания. Чарльз наконец отпустил ее руку.
      – Вы пойдете за своей подругой?
      – А вы идете? Я же пришла сюда, чтобы увидеть вас.
      – А не картины?
      – Нет, вас. – Она ощущала себя отчаянно смелой.
      Первая часть их беседы подошла к концу. Рейчел никак не могла отделаться от ощущения нереальности происходящего.
      Он поднял глаза и посмотрел на ярко освещенные окна галереи. Оттуда доносились голоса и смех. Там были мужчины в дорогих костюмах, женщины в элегантных платьях. Официанты разносили шампанское. Заурядный светский прием. Рейчел проследила за его взглядом. По отношению к происходящему там она испытывала ощущение дежа вю, уже виденного однажды. Ей вдруг стало совершенно безразлично, попадет ли она на этот прием или на какой-нибудь вообще. Испытывает ли и он сейчас то же самое?
      Они стояли, не двигаясь, у основания лестницы. В сторону галереи ни один из них не сделал и шагу.
      – Вашей программы я не видел, – внезапно сказал Чарльз.
      В констатации этого факта ей послышался оттенок враждебности, словно она подбиралась к нему слишком близко и у него возникла потребность отгородиться от чужого вторжения.
      – Прощаю вам это, – улыбнулась Рейчел.
      – Она наверняка интересна. Так говорят многие. – Казалось, он тут же пожалел о проскользнувшем в его голосе оттенке агрессивности.
      – Но не настолько, чтобы согласиться участвовать в ней.
      Чарльз ничего не ответил. Отведя глаза от ее лица, он снова скользнул по ней взглядом.
      И опять посмотрел вверх, на видневшихся в окне участников шумного приема.
      – Прежде чем мы с вами погрузимся в этот водоворот, не хотите немного прогуляться?
      – Да, – ответила она. Было ясно, что ему нравится принимать решения. Как и ей.
      Они шли медленно, молча удаляясь от освещенного шумного здания галереи. Выпавший снег приглушал их шаги. Они прошли мимо двери, исписанной лозунгами и похабщиной. Чарльз вдруг остановился как вкопанный.
      – Точно. Вот тут все написано. – Он показал на надпись жутковатого содержания: «Всех художников перестрелять».