ГЛАВА 6

Выполняя поручение. — Чтобы выпить глоток. — Похвала подействовала. — Один стаканчик за два су. — В столовой короля. — Слишком сладкое вино. — Королевский кофе. — Сражен напитком наповал. — Виктор-Эммануил избежал смерти. — Обозный потерял товарища, но приобрел батон колбасы.

Перрону, Раймону и Обозному порядком надоело таскать вещи без вести пропавшего товарища. Потеряв надежду встретить повозку, они не без сожаления оставили сумку своего командира на дороге и поспешили вслед за ротой.

Бойцы совершают геройские поступки не каждый день. Бывают моменты, когда солдат чувствует себя расслабленным, вялым и размякшим, как тряпка. Именно это состояние и испытывали трое друзей, шагая по пыльной дороге под палящими лучами солнца. Ах, если бы только восстановить потраченную накануне в сражении энергию с помощью нескольких стаканчиков живительного напитка!

Зуавы часто страдали от жажды и всегда были рады случаю промочить глотку. И он не замедлил представиться: повозка матушки Башу с искусительными напитками уже громыхала по дороге.

— Не пропустить ли нам по стаканчику, — воскликнул Перрон, и нос его сморщился в довольной гримасе, как у кота, почуявшего молоко.

Раймон, бледное лицо которого говорило о склонности к крепким напиткам, кашлянул в бороду:

— Кхе-кхе… Не откажусь…

Но, похлопав по карману, печально добавил:

— У меня только дуро![69]

Перрон, в свою очередь, тоже проверил наличность.

— Кхе-кхе… У меня, как у Раймона, — Сахара в глотке, а в кошельке — ни сольдо…[70]

Обозный не проронил ни звука. Может быть, он стал богачом? Удивленный Перрон спросил:

— Эй, Обозный, ты случайно не хочешь промочить горло?

Толстяк пробормотал что-то невразумительное. Интуиция[71] подсказывала друзьям, что в карманах у жителя провинции Бос имелось несколько су. А в душе бывшего крестьянина шла страшная борьба между врожденной бережливостью и нежеланием показаться скаредным. Хитрец Перрон понял, в чем дело, и решил пойти окольным путем. Старый солдат притворился страшно огорченным и с видом человека, понесшего большую потерю, произнес:

— Жаль все же, что мой кошелек совершенно пуст. Он плоский, как подошва. А мне так хотелось спрыснуть твою феску, Обозный!

— Мою феску? — удивился ю ноша. — Ты что, рехнулся?

— Говорю, что думаю, старина, и ничего более…

— Не понимаю…

— А ты следи внимательно за ходом моих мыслей. Что делает человека зуавом?

— Не могу знать.

— Феска.

— Как это так?

— Только зуав может носить феску на своей голове. Этот головной убор Провидение создало исключительно для «шакала».

— Что ты говоришь?

— Внимание, новобранец! До вчерашнего дня твоя феска возвышалась на голове, как ночной колпак, и позорила полк.

— Что правда, то правда.

— Но вчера ты побывал под огнем, понюхал пороху… Ты дрался, как истинный зу-зу… И вот результат — феска стала лучше держаться у тебя на ушах. Дух фески проник в твое тело и обратил тебя в настоящего зуава, — продолжал плести тонкую паутину лести старый обманщик. Он ускорил шаг и, поравнявшись с повозкой, спросил:

— Я правильно говорю, матушка Башу?

— Конечно, мой дорогой Перрон.

— И я также буду прав, если скажу, что зуав Обозный заплатит за каплю, которая не даст старикам умереть от жажды.

Жадность в душе крестьянина отступила. Леон Сиго был счастлив. Он чувствовал себя настоящим героем и не думал более сопротивляться. С легкостью отстегнув кошелек, юноша извлек из него заветную монету в двадцать су, которую уже несколько недель хранил между кожаными прокладками, и с достоинством протянул маркитантке:

— Обслужите нас, матушка Башу!

В те героические времена огненная вода стоила два су за маленький стаканчик.

Маркитантка трижды наполняла стаканчики, которые солдаты выпивали до капли.

— Три раза по шесть — будет восемнадцать… Осталось еще два су. Добавляю на второй стаканчик от себя, — сказала добрая женщина.

Благодарные зуавы выпили за здоровье матушки Башу и не без сожаления расстались с повозкой и ее хозяйкой. Теперь мир казался прекрасным, а настроение заметно улучшилось.

Вдалеке из-за поворота показалась головная колонна полка, направлявшегося в Бридду. Желая сократить путь, путники пошли наперерез. Вскоре зуавы услышали барабанный бой, звуки труб и приветствия, а потом увидели короля, отдававшего воинам честь.

— Какая удача! — мгновенно сообразил Перрон. — Может, капрал Эммануил угостит нас парой глоточков?

И хитрец выразительно посмотрел на товарищей. Те только облизнули сухие губы.

— Смотрите в оба и следуйте за мной!

Перрон осторожно добрался до задворок Генерального штаба и вдруг увидел двух зуавов, бежавших в направлении, противоположном тому, куда ушел полк.

— Вот те на! Смотрите-ка, те двое, кажется, опередили нас. Будем надеяться, что они оставили нам что-нибудь…

Перрон служил не первый месяц и знал, по крайней мере в лицо, всех солдат своего полка. Те двое были ему совершенно незнакомы.

— Откуда их черт принес? — пробормотал он. А Раймон добавил:

— И физиономии какие-то бледные, а одеты во все новое, должно быть, из запаса…

— Или из штаба, секретари какого-нибудь начальства.

— Да, да, писаки…

— Хорошо, кабы они не все съели и не все выпили.

— Не бойся, у короля найдется, чем угостить доблестных зуавов. Вперед!

Водка уже ударила солдатам в голову, а пьяному — море по колено. Все трое беспрепятственно вошли в столовую. Обозный сразу углядел огромный батон болонской[72] колбасы, схватил его и, вдохнув запах, произнес:

— Черт возьми, пахнет неплохо! Ее хорошо есть с сухими хлебцами! Я беру… Удачный налет! Bouno!

Юноша действительно становился настоящим зуавом. Насадив батон на кончик штыка и убедившись, что он держится крепко, босеронец перешел к напиткам. Его более расторопные друзья уже изучали содержимое бутылок. Раймон заинтересовался наполовину пустой флягой с асти[73]. Поднеся ее к губам, он сделал большой глоток, прополоскал горло и сплюнул:

— Фу!.. Сладкое! Никогда бы не подумал, что такой матерый волк, как капрал Эммануил, пьет сироп!

Перрон завладел бутылкой с белой этикеткой.

— «Киршвассер»[74], — прочитал он название, написанное мелкими буквами. — Наверное, латинское или греческое. Но цвет — не очень…

— Да, похоже на настой из трав.

— Может быть, минеральная вода?

— Дьявол, достаточно одного взгляда, чтобы вызвать отвращение…

Тут Перрон заметил большую, полную до краев серебряную чашку и, понюхав, сказал:

— Королевский напиток! Настоящий мокко. И подают на серебре. Надо попробовать!

— Ну ты, гурман![75]

— Это очень редкая вещь — значит, для меня!

— Оставь мне глоток, я не брезгую ни тобой, ни Эммануилом. На старости лет, когда мы станем ветеранами наполеоновской гвардии, будем рассказывать, что пили из кружки короля.

— Мне кажется, я слышу шаги, — сказал Обозный.

— Да, правда, сюда идут!

Перрон, боясь, что ему помешают, залпом выпил половину кружки. И тут случилось страшное: глаза солдата расширились и стали неподвижными, тело конвульсивно дернулось. Он хотел крикнуть, но дыхание перехватило; жуткая гримаса исказила лицо. Чашка выскользнула из сведенных судорогой пальцев, и Перрон, один из самых могучих и сильных зуавов в полку, рухнул как подкошенный. Бледный как полотно Раймон бросился к товарищу.

— Перрон, бедный Перрон, что с тобой? Бравый парень, как ты, не может так просто умереть… — причитал он. — Господи, это яд! Кофе короля отравлен!

Парадный марш полка закончился. Виктор-Эммануил вложил саблю в ножны, отпустил охрану и направился в столовую. Адъютант открыл перед монархом дверь, и оба услышали крики. Король, вступив в комнату, удивленно произнес:

— Что здесь происходит?

На лицах зуавов застыли ужас и растерянность. От хмеля не осталось и следа.

Потрясенный Раймон не мог вымолвить ни слова. Все же привычка к железной дисциплине одержала верх над чувствами. Справившись с собой, он шпагой отсалютовал монарху, потом вытянулся по стойке «смирно» и замер в ожидании. Обозный с некоторым опозданием старался как можно точнее повторить движения друга, но ему это удавалось плохо. Насаженный на штык батон болонской колбасы, весом в пять или шесть ливров[76], грозил вывалиться из рук вместе с оружием. Несчастный воришка, потеряв от; страха голову, думал только об одном: «Я пропал, я украл… теперь меня расстреляют…»

— Что вы здесь делаете? — спросил Виктор-Эммануил.

Раймон понял, что отвечать придется ему. С трудом подбирая слова, он выдавил:

— Извините, мой король! Мы выполняли поручение…. я… Перрон и Обозный. Нам очень захотелось пить… Вы наш капрал и должны понять…

— Но что произошло? Заканчивай! Тот зуав на полу, что с ним? Он смертельно пьян?

— Это мой товарищ Перрон из отделения капрала: Франкура, того, что спас вашего подданного… за что вы его собственноручно наградили…

— Ладно, ладно! Но что с ним?

— Он мертв!

— Не может быть!

— Выпил ваш кофе и упал замертво.

— Значит, он был болен… Кровоизлияние!

— Нет, нет! Сначала Перрон выпил королевскую водку, а это крепкий напиток… Все было в порядке… Потом отхлебнул из вашей чашки и упал замертво. В кофе — яд, я уверен. Вас хотели отравить, ваше величество.

— Но кто?.. Ты подозреваешь кого-нибудь?

— Когда мы шли к вам, то видели, как двое неизвестных, одетые в форму зуавов, выходили отсюда. Я еще сказал, что они не похожи на настоящих «шакалов». Ты помнишь, Обозный?

— Да, господин король! И они бросились бежать, едва заметили нас.

Виктор-Эммануил задумался, а Раймон продолжал:

— А что касается нас, мы честные солдаты… Хотели только глотнуть чуть-чуть, проходя мимо. Разве это преступление? А вот ведь чем обернулось… Один бокал за ваше здоровье стоил Перрону жизни.

Король Пьемонта понял, что солдат сказал правду. Несмотря на природную смелость, монарх вздрогнул, подумав о беспощадном враге, чья ненависть преследовала его повсюду.

— Они, все время они… — прошептал Виктор-Эммануил. — Узнаю их подлую манеру. Но ни смертельный яд, ни острые кинжалы, ни мрачные ловушки не остановят порыв народа, который скоро разорвет вековые оковы. Время пришло! Я буду жить, а Италия будет свободна!

— Вы храбрые ребята, — сказал король, обращаясь к солдатам. — Идите в свой полк. Только дайте честное слово, что никому не расскажете об этом печальном событии. Я сам все объясню командирам. Вашего товарища похоронят с почестями, и я никогда не забуду, что обязан ему жизнью.

ГЛАВА 7

В темноте, в воде, в грязи. — Напрасные надежды. — Немного света, но снова мрак. — Конец ли это? —На солнцепеке. — Лодка и лодочница. — Прекрасная итальянка. — Кое-что о крестнике короля. — «Уходите!» — Враг. — Франкур узнал голос незнакомца.

Капрал был заперт в подземелье. Он не знал, сколько мучительных часов провел в кромешной тьме. Время от времени он кричал, звал на помощь, проклинал все на свете. Наконец, поняв, что его никто не слышит, уставший и разбитый, заснул прямо на каменном полу. Но сон не принес облегчения.

Когда узник проснулся, кошмар продолжался наяву. Зуав невыносимо страдал от жажды и голода, но еще больше от темноты, вернее от галлюцинаций, порожденных ею. Отважному капралу чудилось, будто он проваливается в таинственный мир, полный призраков. Ему стало страшно. Твердый духом солдат, привыкший к тяготам и лишениям военной службы, заплакал, как ребенок. Не веривший в Бога и смеявшийся над дьяволом, он вспомнил слова старой молитвы, которые вдруг сами пришли на ум.

Временами узнику казалось, что он снова присутствует на заседании призраков — людей, говорящих на французском языке с иностранным акцентом и прячущих свои лица под капюшонами и масками. Заговорщики хотели убить императора и короля.

О! Как необходимо добраться до Виктора-Эммануила, чтобы раскрыть ужасный заговор: «Будьте осторожны, ваше величество, вас собираются убить!»

Но ему никогда не вылезти отсюда. Заговорщики прекрасно знали это, иначе не оставили бы ему жизнь. Они обрекли пленника на мучительную смерть от голода и жажды.

Молодой человек вновь погрузился в тяжелый сон. Его разбудили глухие звуки. Это ружейные выстрелы! Там, наверху, сражаются! Совсем рядом!

Несчастный солдат набрал в легкие побольше воздуха и крикнул изо всех сил:

— Сюда! На помощь! Это я, Франкур… Зуавы, ко мне!

Он свистнул. Этот свист знали все «шакалы». Он означал, что зуав попал в беду. Но все было напрасно. Капрал кричал до хрипоты, пока не смолк грохот.

Вдруг Франкур заметил луч света, пробивавшийся сверху. Дневной свет, очень слабый, едва освещал пространство. Однако его вполне хватило, чтобы француз увидел свой клинковый штык, оброненный во время драки с главарем заговорщиков. У молодого человека появилась надежда. Забыв об усталости, он устремился на свет.

— Эй, «шакалы»! Ко мне на помощь! — он, перепрыгивая через камни. Но вдруг свет исчез, вновь наступила тьма, еще более непроглядная, чем прежде. Несчастный солдат остановился, не зная, куда идти.

— Вот напасть…

Глухой мощный взрыв не дал ему договорить. Франкуру показалось, что мир рушится. Своды подземелья содрогнулись, на зуава посыпались щебень и штукатурка. Думая, что умирает, молодой человек потерял сознание.

Однако конец еще не наступил. Отважному солдату не суждено было погибнуть. Свежий воздух привел его в чувство.

Придя в себя, наш герой увидел, что лежит посреди небольшой лужи. Он с жадностью припал к воде. Затхлая и грязная, она показалась Франкуру божественным напитком.

Вдруг он услышал журчание. Вероятно, взрывом повредило фундамент, и теперь вода из канала сочилась через образовавшиеся трещины. Капрал пошел на звук. Сильная струя била из большого отверстия в стене.

Он тут же сообразил, что может расширить отверстие и через него проникнуть в канал, а там вплавь добраться до берега.

С яростным воодушевлением Франкур принялся разрывать скользкую рыхлую почву. Влажная глина соскабливалась легко, как масло. Неожиданно свод рухнул. Масса песка, глины и воды сбила беднягу с ног, грязный поток понес в неизвестном направлении. Некоторое время капралу удавалось держаться на поверхности, но камни, летевшие сверху, оглушили его. Теряя сознание, он успел подумать: «На этот раз точно конец», — и скрылся в водовороте.

Сколько ложных смертей пережил храбрый зуав! Сколько раз прощался с жизнью и вновь обретал ее! Вот и сейчас, почувствовав на лице сильный жар, молодой человек приоткрыл веки и с удивлением обнаружил, что лежит на солнцепеке. Он вдохнул поглубже, протер глаза, ущипнул себя за щеку.

— Кажется, я жив… Чувствую поцелуй солнца, которое и не надеялся больше увидеть.

Франкур попытался перевернуться со спины на бок, но движение болью отозвалось в теле.

В ту же минуту до его слуха донесся скрип уключин и плеск весел. Он понял, что находится в лодке. Высокий девичий голос потряс зуава до глубины души своей мелодичностью, нежностью и мягкостью.

— Господин солдат! Как я рада, что вы живы…

Франкур, сделав неимоверное усилие, приподнял голову.

На лавке, крепко сжав маленькими ручками весла, сидела очаровательная девушка. Она была скромно одета, но молодому человеку показалась прекраснейшим созданием во всей Италии. Великолепные черные волосы, сколотые коралловой[77] булавкой, выбивались из-под соломенной шляпы, огромные голубые глаза смотрели чуть лукаво.

— Синьорина[78], как мне благодарить вас? — молодой человек. — Вы извлекли меня из могилы, и я снова вижу солнце…

Губы цвета спелого граната приоткрылись в улыбке, обнажив ряд белоснежных зубов.

— Я счастлива, что оказалась рядом, когда вас вынесло бурлящим потоком. Так, значит, вы были в подземелье?

— Да! Вы знаете, кто там был?

— Я слышала… О них говорят по всей стране.

Барка причалила и остановилась. Юная красавица сложила весла и, спрыгнув на берег, сказала:

— Приехали! Вы сможете дойти до дома? Здесь совсем рядом…

Девушка протянула солдату обе руки. Франкур, собравшись с силами, с трудом поднялся на ноги.

— Вот и хорошо. Обопритесь на меня. Не бойтесь, я сильная!

— Но я такой грязный…

— Ничего. Держитесь крепче!

Не прошли они и пятидесяти шагов, как оказались около ветхой лачуги. Войдя внутрь, девушка представилась:

— Меня зовут Беттина.

— Франкур, капрал Третьего полка зуавов. Разрешите засвидетельствовать вам мое почтение…

— Пожалуйста, садитесь вот сюда!

— Мы у вас дома, синьорина? — спросил зуав.

— Да, — неопределенно ответила девушка, — почему вы спрашиваете?

— Не сочтите за нескромность, но вы такая красивая, благовоспитанная, дворец едва ли достойное жилище для вас.

Девушка улыбнулась и, не теряя времени, принесла хлеб, сыр и кувшин с вином.

— Я нашла вас без сознания, — вместо ответа произнесла она. — Сколько времени вы там пробыли?

— Не знаю… Я сбился со счета. Какой сегодня день?

— Третье июня.

Франкур подскочил на месте.

— Я пропал! Три дня отсутствия в военное время! Меня сочтут дезертиром. Мадемуазель Беттина, мне надо срочно уходить, нельзя терять ни минуты. Мне необходимо догнать полк.

— Сначала обсохните и немного поешьте. Ведь вы еле держитесь на ногах.

Зуав решил на время забыть неприятности и отдать должное еде. Он с аппетитом поглощал все, что приготовила его спасительница, запивая большими глотками вина.

— Вы правы, синьорина! Разрешите один-два вопроса? — Спрашивайте!

— Во-первых, где мы находимся?

— Около Конфиенцы, на берегу малого канала Сан-Пьетро.

— Далеко от фермы?

— В полутора лье.

— Это оттуда вы меня привезли на барке?

— Совершенно верно. Или я должна была вас там оставить? — спросила она с шаловливой улыбкой, сводившей Франкура с ума.

— И еще вопрос.

— Задавайте!

— Зачем вы пошли на ферму, которая находится прямо на линии фронта? Это же очень опасно! Должно быть, важная причина заставила вас отправиться туда.

— Это не моя тайна.

Франкур посмотрел девушке прямо в глаза.

— Вам нужно было узнать что-нибудь?

— Может быть.

— О молодом человеке, его жене и ребенке?

Беттина, побледнев, с мольбой посмотрела на зуава.

— Значит, вы их видели?

— Да, синьорина…

— Живыми и здоровыми?

— Увы, нет. Простите, если сообщил плохую новость.

— Они ранены? Говорите!

— Их убили. Ей досталась пуля в висок, ему — кинжал в сердце.

— О, Святая Мадонна![79]

— Что же касается ребенка…

— Он тоже умер, не так ли? Несчастная семья…

— Младенец жив!

Девушка радостно вскрикнула, ее прекрасные голубые глаза наполнились слезами.

— Вы уверены? Вы точно знаете? — с беспокойством спросила она.

— Я сам лично вытащил ребенка с фермы, когда мы отбили ее у австрийцев.

Беттина взяла руки Франкура в свои и нервно сжала их.

— Вы спасли его. Да вознаградит вас Господь! Он сейчас в безопасности?

— Как маленький король! Он находится среди трех тысяч зуавов, которые усыновили его и обожают, как родного. Так младенец вас интересует?

— Да, да, очень!

— Но почему? Вы знаете его родителей? Кто они?

— Извините, но я не могу вам ответить. Пока это тайна, даже для вас, спасителя ребенка.

— Вы причиняете мне ужасное огорчение, синьорина… Я обязан вам жизнью и сердце готов отдать за вас и тех, кого вы любите…

— Я едва знакома с вами, но почему-то доверяю вам… Да, я очень нуждаюсь в отважном друге, но не могу принять вашу помощь.

— Почему, синьорина?

— Сегодня я не вправе это сказать. Да и вы не можете распоряжаться своей судьбой, вам надо догонять полк.

Зуав опустил голову и тихо произнес:

— Это правда. И все же необходимо, чтобы вы узнали, что станет с ребенком. Надо, чтобы он вернулся к своим родным, к вам, если хотите…

В глазах девушки мелькнул страх.

— Ко мне? Нет, только не сейчас! Это небезопасно и для малыша, и для меня… Там, где он в настоящий момент находится, среди ваших товарищей по оружию, ему ничто не угрожает. Позднее, когда закончится война и наша дорогая Италия будет свободна, а ненависть умрет вместе с нашими врагами, ребенок сможет вернуться к себе домой.

— Скажите, по крайней мере, к кому обратиться и где вас искать? Меня вы знаете как найти: Франкур, Третий полк зуавов.

— Милан, дворец Амальфи. Скажете: «Я хочу поговорить с Беттиной».

— Отлично! Правда, Милан пока в руках австрийцев, но скоро мы выбьем их оттуда. Дело нескольких дней!

— Свободный Милан! Об этом можно только мечтать!

— Скоро это станет действительностью, синьорина. Между прочим, мы сражаемся не каждый день, бывают и часы досуга. Надеюсь, вы вспомните обо мне. Сердце мое принадлежит вам навеки!

Юная красавица протянула на прощание руку и коротко ответила:

— Принимаю!

Снаружи послышались быстрые шаги. Беттина побледнела.

— Случайная встреча может обернуться дружбой на всю жизнь. А теперь уходите! Быстрее! И сделайте вид, что не знаете меня. Это враги!