Под барабанный бой

Охранник удалился, оставив лампу на каменном кубе.

— Вы действительно капрал Франкур из Третьего полка зуавов? — раздался голос из-под капюшона. Вопрос прозвучал на чистейшем французском, без малейшего итальянского акцента, которым обычно пользовались таинственные заговорщики, чтобы скрыть принадлежность к той или иной нации.

— Да, это я. Но позвольте спросить, что за странное обращение с военнопленным?

— Вы не обычный пленный. Начнем с того, что вы пленный не Австрии.

— Чей же?

— Наш.

— Но почему меня держат в цепях, как дикое животное…

— Вы слишком хитры, а потому меры предосторожности не будут лишними.

Выдержав паузу, незнакомец продолжал:

— Своими действиями вы доказали, что отважны и предприимчивы.

— Вы преувеличиваете!

— Вам удалось победить людей ловких и незаурядных, а самому неоднократно избежать смерти…

— Мне дорога жизнь.

— …так что мы обходимся с вами так, как вы того заслуживаете.

— Но могу ли я узнать…

— Более ничего. Наступит время, мы сообщим вам наши требования.

Вошел тюремщик с корзиной, полной съестных припасов, которые разложил на столе. Чего там только не было: хлеб, ветчина, сыр, фрукты, бутылка вина и коробка сигар. Умирающий от голода и жажды капрал невольно бросил взгляд на продукты и усмехнулся:

— Вижу, вы не желаете мне голодной смерти! Болонская ветчина! Я знаю в этом толк. Сыр горгонзола…[131] Вино! Сигары!

Человек в капюшоне, не проронив ни слова, медленно пошел к выходу. Когда дверь за ним закрылась, старый солдат знаком показал, что пленный может поесть.

— Не откажусь, старина, — громыхая цепями, Франкур подошел к столу. — Тем более что со вчерашнего утра у меня во рту маковой росинки не было. Жаль, что на меня навесили эти железки, они будут мешать наслаждаться трапезой.

Тюремщик остался безучастным к словам юноши, не понимая или делая вид, что не понимает. Но, глядя, с каким аппетитом тот уплетает расставленные на столе яства, улыбнулся.

Закончив ужин, Франкур выбрал сигару и выразительным жестом попросил огоньку. Бывалый солдат приблизил лампу к лицу капрала, и тот, прикурив от нее, сладострастно затянулся.

— Красота! — видом знатока произнес он, выпуская дым после нескольких затяжек. — Узнаю эти маленькие черные сигары, они называются «Кавур». Я не курил их с начала кампании. Хотите подымить со мной?

Охранник молча указал на одну из бойниц, затем закрыл глаза и наклонил голову, делая вид, что спит. Посмотрев в окно, Франкур все понял. Темно-синее небо, которое еще недавно светилось звездами, стало бледнеть. До ушей зуава донеслось несмелое чириканье просыпающихся ласточек. Забрезжил рассвет.

— Пора идти спать, не так ли? — молодой человек.

Ответом была тишина. Тюремщик не мог или не хотел говорить.

— Ясно! Вы не говорите по-французски либо выполняете приказ. Меня это немного раздражает, так как я разговорчивый по натуре, и мы могли бы замечательно поболтать.

Старый охранник повторил пантомиму[132].

— Похоже на настоятельный совет, — сказал Франкур. — Ладно, повинуюсь! К тому же я действительно хочу спать. И несмотря на эти «побрякушки» и соседство злобных чудовищ в балахонах с дырками вместо глаз, меня не придется укачивать.

И с видом человека, которому плевать на все, не вынимая сигары изо рта, он растянулся на матрасе. Однако цепи мешали капралу расслабиться. Раздосадованный, он проворчал:

— Я непривередливый заключенный, но эти проклятые железки доставляют столько неудобств…

Старый охранник тихо подошел и заботливо укрыл одеялом француза, а затем удалился, не проронив ни слова.

Удивленный, Франкур расположил цепи так, чтобы они не мешали, и, отложив сигару, заснул с мыслями о Беттине.

ГЛАВА 4

Семеро в капюшонах. — Версия политического убийства. — Франкур хочет быть богатым, но не ценой преступления. — Предательство или смерть. — Кинжал медленно входит в грудь молодого человека.

Истекали вторые сутки заточения.

Франкур ел, пил, курил, спал. Провизии было вдоволь. Но одиночество угнетало. Для энергичного, решительного и свободолюбивого француза заключение — тяжкое испытание. Если бы переброситься хоть парой слов с охранником, услышать человеческий голос! Но старый тюремщик молчал. Его отношения с пленным, вполне доброжелательные, ограничивались жестами. Франкур, уставший от безделья, раздосадованно бурчал себе под нос:

— Я здесь скоро отупею и растолстею… Неужели мне придется, как Латюду или барону Тренку[133], четверть века провести в одиночной камере. Лучше смерть!

Близилась ночь. Капрал поужинал, выкурил сигару и с помощью охранника расположился на ночлег. Сон не шел, и Франкур закурил снова. Звук шагов, гулко отдававшихся в тишине коридора, заставил его насторожиться.

Дверь отворилась, и вошел охранник, неся с удивительной для его возраста легкостью массивный прямоугольный стол. Поставив его, мужчина направился к выходу.

— Эй, папаша, — добродушно крикнул зуав, — а вы, оказывается, не из папье-маше![134] Очень мило с вашей стороны заботиться об интерьере[135] моей тюремной камеры.

Нерез некоторое время старик появился снова. На этот раз он притащил четыре стула и большой кусок черной материи, которой застелил стол. Ниспадавшая до земли ткань выглядела довольно мрачно. Принеся еще три стула, старый солдат расставил шесть стульев вокруг стола, а седьмой поместил напротив Франкура.

— Интересная арифметика, — заметил зуав, выпуская дым изо рта, — три и четыре будет семь. Магическое число: семь грехов, семь дней в неделе, семь членов «Тюгенбунда»!

Капралу показалось, что глухонемой вздрогнул, в его мутных глазах мелькнуло выражение искреннего сострадания. Тюремщик с сочувствием посмотрел на пленного. Что это значит? Старик жалел его? Жалел молодого храброго солдата, чей веселый смех и бодрый голос выдавали страстную любовь к жизни? Охранник снова вышел из комнаты и больше не возвращался.

Оставшись один, Франкур принялся размышлять: что значили эти странные приготовления? Только одно: члены ассоциации намерены нанести визит. О чем пойдет разговор? Франкур дорого бы дал, чтобы узнать это.

— Что ж, будем держаться! — сказал он сам себе вслух.

Наконец дверь бесшумно отворилась и в камеру вошел человек в длинном черном плаще, с канделябром, уставленным горящими свечами. Незнакомец поставил канделябр на стол и жестом пригласил войти остальных. Черные силуэты бесшумно расселись вокруг стола. Капрал знал врага и не преувеличивал опасность, которой подвергался. Однако он быстро справился с приступом слабости и, решительно скинув одеяло, встал около стены. Не обращая внимания на тяжелые цепи, зуав правой рукой по-военному салютовал собранию.

Незнакомцы слегка наклонили головы. Вошедший последним занял место председателя во главе стола и обратился к пленнику:

— Вы действительно капрал Франкур из Третьего полка зуавов?

— Я уже отвечал на этот вопрос… Да, это я.

— Кое-кто из нас знаком с вами, но нужна твердая уверенность, что ошибки нет. Капрал Франкур приговорен к смерти, и мы не хотим, чтобы казнили невиновного.

— Очень гуманно с вашей стороны, — съехидничал зуав. — Должен заметить, что мой товарищ Перрон был абсолютно невиновен, но умер, выпив кофе, предназначавшееся королю.

Не желая вступать в спор, председатель продолжал:

— Вам известны некоторые наши секреты и цель, которую мы преследуем. Вы помешали нашим людям выполнить планы, важные с точки зрения политики и дипломатии.

— Я всего лишь убил бандита, который стрелял в императора… В спину! Солдат бы понял меня. Конечно, вы можете меня ненавидеть, но в глубине души, я уверен, вы уважаете солдатскую честь!

— Ненависть — проявление слабости, а уважение — не более чем кокетство. Мы слишком сильны, чтобы ненавидеть, и не стали бы привозить вас сюда из-за таких пустяков. Людей оценивают по их делам. Вы — человек действия, это то, что нам нужно. Один из наших товарищей погиб от вашей пули во дворце Амальфи…

— И вы хотите, чтобы я понес наказание за обе смерти и оплатил их своей жизнью?

— Ваша жизнь целиком в наших руках. Но, заметьте, вы здесь уже двое суток и до сих пор живы.

— Очевидно, вы готовите какую-нибудь изощренную казнь…

— Это слова человека, чья голова забита театральными представлениями и приключенческими романами. Все гораздо проще, чем вы себе представляете. Мы безжалостно уничтожаем тех, кто нам мешает, но не тратим времени на то, чтобы их мучить.

— Тем не менее меня заковали в кандалы, которые причиняют боль и неудобство, устроили судилище… Все это попахивает мелодрамами[136] Амбигю.

— Вы скоро убедитесь в реальности происходящего. Но вернемся к тому, что касается непосредственно вас. Вы молоды, любите жизнь, и у вас наверняка есть привязанности, которыми вы дорожите. Не так ли?

— Что вы имеете в виду?

— Сейчас поймете.

— Предупреждаю, я — солдат и привык рисковать жизнью.

— Что ж, воинская доблесть заслуживает уважения, но у вас ничего нет. Вы бедны.

— Это так. Ни семьи, кроме моего полка, ни денег, кроме жалованья…

— А вам никогда не хотелось разбогатеть? Чтобы жить в роскоши, наслаждаться удовольствиями?

Франкур удивился такому неожиданному повороту, но честно признался:

— Конечно, мечты о богатстве были. И уж поверьте, если у меня когда-нибудь будет кругленькая сумма, никто лучше меня не сумеет ее растранжирить.

— Капрал Франкур! Вы в тюрьме, закованы в цепи, несчастны… Ваша жизнь висит на волоске, вы умрете и никогда больше не увидите свой полк…

— Зачем вы мне это говорите? — воскликнул юно ша.

— Чтобы вы хорошенько прочувствовали свое положение.

— Это уж слишком!

— Ну а теперь я скажу, что вам будет дарована жизнь и вдобавок — деньги, большие деньги… — Председатель немного помолчал. — Вы хотели бы иметь… миллион?

— Я?

— Да, вы.

— О черт!

— Миллион в твердой французской валюте, приносящий пятьдесят тысяч франков в год.

— Вы шутите?

— Шутить не в наших правилах. Предложение серьезное и сделано людьми, которые не привыкли обманывать ни друзей, ни врагов.

— А что вы потребуете взамен? Какую подлость я должен совершить?

— Опять слова… Наполеон I, погубивший миллионы людей, для вас герой, для нас — преступник. Немецкий студент Фредерик Штабе, который хотел его убить и был казнен за вторичное покушение, для нас — герой, для вас — бандит. Истина — по ту сторону, ошибки — по эту.

— Значит, вы желаете, чтобы я убил кого-нибудь и сделался одновременно героем и разбойником?

— Нет.

— Тогда чего же?

— Вы должны стать участником наших политических акций, за это — жизнь и королевская плата в один миллион франков.

— Объясните!

— Пожалуйста. Виктор-Эммануил и Наполеон III развязали грязную бойню, чтобы изменить границы империи. За это мы приговорили их к смертной казни. Смерть обоих монархов положит конец войне.

— И вы хотите, чтобы я убил императора? — перебил говорящего капрал.

— Нет. Для исполнения приговора над Наполеоном у нас есть помощники более могущественные, чем вы, и не такие дорогостоящие. Речь идет о Викторе-Эммануиле.

— Вот как?

— Вы ведь не питаете к королю Сардинии верноподданнических чувств? Важнейшее историческое событие должно свершиться. Но нужны исполнители. Мы выбрали вас.

— Нужно еще, чтобы я согласился.

— Разумеется! Однако помните, в чьих руках ваша жизнь. Подумайте хорошенько, прежде чем выбрать — мучительную смерть или роскошь и богатство. Вы достаточно умны, чтобы не прогадать. А теперь о плане действий. Король доверяет зуавам. Они входят в состав его охраны после того, как добровольно выставили караул у дворца Брюско…

— И что же?

— Следующей ночью вы будете нести службу у входа во дворец. Вы успеете, почтовые лошади доставят вас в Милан к рассвету.

— Дальше?

— К вам подойдет человек в голубой с золотом униформе императорских войск с пакетом для короля и скажет: «Я — один из семерых, тот, кого вы ждете». Он не будет знать пароля, но вы проводите его в покои короля. У дверей спальни всегда дежурит зуав или берсальер. Нужно ему сказать: «Нарочный от императора», — и посыльного пропустят. Остальное вас не касается.

— И этот человек, один из вас, сидящих здесь передо мной, убьет короля?

— Ну и что? Вы ведь не присягали на верность главе Савойской династии? Сразу же после завершения акции вы получите миллион франков…

— Господа! — прервал незнакомца Франкур. — Ваше предложение мне не подходит. Я никогда не соглашусь на предательство. Можете делать со мной что хотите.

Из-под капюшонов послышалось угрожающее ворчание. Заговорщики, до сих пор сидевшие как каменные изваяния, зашевелились.

— Тише, братья мои! — успокоил их председатель. — Здесь только я один имею право говорить, приказывать и действовать!

Затем, обратившись к Франкуру, спросил:

— Это ваше последнее слово?

— Подумайте еще… Ведь дело простое, никакого риска, а взамен — жизнь и богатство! Кроме того, мы гарантируем вам защиту и покровительство могущественной Палаты, агенты которой действуют повсюду.

— Господа! Я принял решение и не изменю его, — спокойно ответил зуав.

— В таком случае готовьтесь к смерти!

— Пусть я умру, но честь мою не запятнает предательство!

Незнакомец поднялся и вытащил из складок плаща кинжал.

— Вы погибнете от моих рук, и сейчас же! Братья, держите его!

В одно мгновенье руки и ноги молодого человека были схвачены словно тисками, так что он не мог пошевелить и пальцем. Главарь приставил кинжал к груди пленного. Почувствовав холод стали, Франкур невольно вздрогнул, но посмотрел на палача взглядом, полным твердой решимости. Злодей, похоже, решил продлить агонию жертвы:

— Капрал Франкур! Вы все еще отказываетесь?

— Отказываюсь!.. Отказываюсь!

Кинжал стал медленно входить в тело.

— Отказываетесь?

— Да-да!

ГЛАВА 5

Игра со смертью. — Новые угрозы. — Та, которую не ждали. — «Сжальтесь, пощадите!» — После обморока. — Жизнь прекрасна рядом с любимой. — Чтобы сберечь любовь и честь. — Тайна фермы Сан-Пьетро. — Убийца и жертвы. — Мечты окончились. — Насмешка дьявола.

Острие кинжала все глубже проникало в тело, вызывая нестерпимую боль. Разум восставал против насилия, молодой здоровый организм отвергал смерть. Но зуав стиснул зубы, чтобы не стонать. «Сейчас наступит конец», — подумал он. Но палач неожиданно убрал нож, проговорив что-то по-немецки. В ту же минуту Франкур почувствовал, что его никто не держит. Черные тени возвратились на свои места.

— Вы — один из самых смелых людей, которых я когда-либо видел, — произнес главарь по-французски. — Нечасто встретишь человека, без страха смотрящего в лицо смерти.

Сердце капрала бешено колотилось; глядя на своих мучителей в упор, он произнес приглушенным голосом:

— Что вы хотите от меня?

— Повиновения!

— Повторяю: нет! Я сделал выбор — и вам не сломить моей воли!

— Я сомну вашу железную выдержку, как соломинку! У меня есть средство… для этого.

— Попробуйте! Но мой ответ будет: да здравствует король! Да здравствует Виктор-Эммануил!

— Есть нечто сильнее смерти…

Главарь «Тюгенбунда» сделал паузу.

— Например, любовь…

Капрал удивленно посмотрел на него.

С видом человека, уверенного в своей победе, заговорщик повернулся к безмолвно сидящим черным плащам и приказал:

— Приведите…

Франкур не расслышал, кого.

Двое поднялись и, шурша плащами, скрылись за дверью. У капрала защемило сердце от недоброго предчувствия. Дверь отворилась, и в камеру вошла стройная молодая женщина в сопровождении двух черных силуэтов.

Франкур вскрикнул от неожиданности и, громыхая цепями, кинулся навстречу.

— Беттина! О, мерзавцы!

— Франкур! Дорогой Франкур… Вы здесь!

Ее красивое лицо было бледно, в огромных глазах стояли слезы. Девушка, протянув руки, шагнула к зуаву, но бандиты грубо остановили ее.

— Мерзавцы! Бандиты! — кричал зуав. — Что вы задумали?

Юную итальянку подтолкнули к председателю. Тот медленно поднес кинжал к горлу Беттины и посмотрел на зуава.

— Если вы не выполните мою волю, я убью ее на ваших глазах… Еще секунда… Ведь вы ее любите, не так ли?

Негодяй слегка надавил на рукоятку, острие кинжала вонзилось в нежную кожу. Девушка вскрикнула. На белоснежный кружевной воротник скатилась капелька крови.

Несчастный зуав заметался в бессилии.

— Сжальтесь! Пощадите ее! — молил он.

— Вы подчинитесь? Соглашайтесь, или я убью ее.

От колоссального напряжения тело капрала судорожно дернулось. Тупая боль сжала виски и затылок стальным обручем, глаза заволокло кровавой пеленой, и молодой человек потерял сознание.

Очнувшись, он увидел прекрасное лицо, склонившееся над ним.

— Беттина! Дорогая Беттина! Это не сон, мы снова вместе?

Юная красавица грустно улыбнулась. Франкур неотрывно смотрел на девушку, которая, стоя на коленях, прикладывала что-то холодное и мокрое к его лбу. Наш герой хотел прикоснуться к ее руке, звякнула цепь. Он вспомнил, где находится и что его ждет.

— О, если бы только я один страдал и подвергался смертельной опасности… Но вы! Дьявол!

Черные силуэты исчезли, и в камере оставались лишь двое пленников. Палачи придумали для них самую изощренную пытку — человеческим достоинством и любовью, пытку, которую могли выдержать лишь самые благородные и мужественные сердца. Бандиты рассчитывали, что Франкур, поняв, что навсегда потеряет ту, которую так сильно любит, изменит решение.

Сколько времени влюбленным дано провести вместе? Может, несколько часов… может быть, день… А что потом?

Вдруг Франкур в отчаянии заломил руки.

— Они хотели заставить меня участвовать в убийстве короля! Я отказался! Предлагали в награду миллион — я не принял его. Тогда мне пригрозили смертью, и я с честью был готов умереть. Теперь они хотят ценой вашей жизни заставить меня совершить ужасное преступление!

— Вы не обидитесь, если я спрошу? Не засомневались ли вы в какой-то момент?

— Пока речь шла о моей жизни — нет! Но когда привели вас…

— Моя жизнь имеет ту же цену, что и ваша. Умереть за родину — счастье. Я умру, как моя мать и как многие другие женщины, ставшие жертвами австрийских оккупантов. Король Сардинии — символ свободной Италии. Поэтому да здравствует король!

— Но я хочу, чтобы вы жили, Беттина! Я люблю вас, люблю больше всего на свете! Больше полка, больше знамени… Да, любовь к вам дороже моей собственной чести и достоинства. Я не могу допустить, чтобы они уничтожили красоту. Вы должны жить!

— Не говорите так! Ваша любовь мне дорога так же, как и честь.

— О Беттина! Так прекрасно находиться подле вас! Жизнь — счастье, когда вы рядом.

— Мимолетные мечты солдата! У нашей любви нет будущего… Она обречена захлебнуться в крови и слезах. Недолговечна, как те чудесные цветы, которые распускаются всего на один день, восхищая всех своей красотой и ароматом.

— Но почему мы должны быть жертвами обстоятельств, безвольно подчиняться судьбе? Ни вы, ни я не сделали ничего дурного в своей жизни, никому не причинили зла! За что Провидение наказывает нас?

— Друг мой, нас преследует не судьба, а ненависть могущественных людей, чьи преступные планы мы столько раз разрушали.

— По отношению ко мне это справедливо, я признаю. Но как случилось, что их жертвой стали вы, живущая во дворце Амальфи, как королева?

— Последнее время меня стали подозревать… Наверное, потому, что плохо удавалось скрывать радость при известиях о победах французских войск в Ломбардии. А когда те двое — глава «Тюгенбунда» и мажордом — погибли от вашей руки, подозрения превратились в уверенность. Бандиты догадались, что это я помогла вам бежать из дворца. В день, когда состоялся торжественный въезд французских войск в Милан, заговорщики лишили меня свободы. Я не знаю даже названия города, в котором мы с вами находимся. Возможно, Плезанс или Кремона, а может быть, Брешиа… Им стало известно о чувстве, которое нас связывает, и они рассчитывают, что вы станете его рабом. Но мы не должны позволить осквернить нашу любовь преступлением!

— Но как вы очутились среди убийц и изменников родины?

Видя, что девушка колеблется, он ласково поцеловал ее руку, которую держал в своей.

— Прошу вас, говорите, любимая моя!

Девушка помогла Франкуру сесть и, отодвинув цепи, взяла его руки в свои.

— Вы сказали, — начала она, — что во дворце Амальфи я жила, как королева. А знаете ли вы, что эта королева не имеет никакого состояния, а была и остается беднее всех крестьян Ломбардии. После подавления восстания в Брешии все наше имущество было захвачено австрийскими солдафонами. Мой дядя, граф ди Сан-Жермано, приютил мою мать и меня.

— Граф ди Сан-Жермано? Отец того негодяя, которого мы взяли в плен?

— Нет, его дядя…

— Значит, этот бандит…

— Мой кузен[137]. После шести месяцев мучений моя несчастная мать умерла от боли и стыда. Я осталась одна. Меня воспитывали из милости, любили по обязанности… Все, кроме дочери графа, кузины Берты. Воплощенная доброта, она стала мне родной сестрой. Мы росли вместе: Берта, я и Стефано, так звали нашего кузена, такого же бедного сироту, как и я. Два года тому назад Берта вышла замуж за Фабиано Гандольфини, молодого патриция из Милана, богатого и красивого, патриота в душе. Вскоре у них родился ребенок. Счастье семьи омрачила внезапная смерть графа ди Сан-Жермано. Берта, ее муж и я были потрясены случившимся. Стефано, казалось, скорбел вместе с нами.

— Вы сказали «казалось»?

— Да! Сейчас для меня очевидно, что Стефано убил своего благодетеля. Здоровье Берты, подорванное переживаниями об отце, стало слабеть. По совету врачей она вместе с мужем и ребенком переехала на ферму Сан-Пьетро, родовое поместье Сан-Жермано. Я продолжала жить во дворце, выполняя обязанности по хозяйству. Вскоре мне стало известно, что мой кузен, чья фамилия восходит к древнему итальянскому роду, общается с австрийскими пособниками, борющимися против патриотов. Пользуясь подземными переходами, тайниками и подслушивающими устройствами, я проникла в ужасные планы Стефано и его сообщников. Но что я могла сделать? Проводя время то в замке, то на ферме — всего лишь дюжина лье отделяет Милан от Палестро, — я продолжала тайные наблюдения. Потом началась война. Ошеломительные победы французов в Монтебелло и Палестро, их стремительное продвижение вперед напугали австрийцев. Они закрыли Милан — ни войти, ни выйти. Я очень беспокоилась за Берту, Фабиано и малыша, зная, что они находятся в центре военных действий. Наконец мне удалось выбраться из Милана и приехать на ферму.

— Где вы спасли меня от верной гибели!

— Я узнала о смерти моих близких, о счастливом спасении младенца, о подземелье, где происходило тайное заседание убийц. Мое сердце разрывалось от горя, но я вынуждена была вернуться в Милан. В замке меня ждала новость: Стефано нагло присвоил наследство дяди. Без сомнения, это он убил Берту и Фабиано, чтобы захватить их имущество. Теперь ему осталось устранить единственного законного наследника — ребенка. Его сообщники выкрали у вас мальчика. Но Сан-Жермано не повезло: ваши товарищи захватили негодяя в плен. Больше я ничего не смогла разузнать. За мной следили, не позволяли выходить…

— Теперь все понятно! Я обошел весь дворец от подвала до чердака, а с вами не встретился. Мне сказали, что вы уехали… А я так хотел обрадовать вас, ведь малыш нашелся. Какая-то женщина из народа подбросила его Мак-Магону. Сейчас он в безопасности, под бдительной охраной зуавов.

— Нашелся! Мой маленький ангел спасен! О Господи! Благодарю от всей души! Сан-Жермано не опасен, он в плену, а мой любимый мальчик снова в надежных руках.

Едва Беттина произнесла последние слова, за дверью раздался сардонический хохот[138]. Девушка испуганно прижалась к Франкуру. Продолжая хохотать, в камеру вошел человек в маске.

ГЛАВА 6

Франкур против незнакомца в капюшоне. — Покушение на убийство в порыве ярости. — Выстрел. — Неожиданная помощь. — Свободны! — В старой башне. — Переодеться, чтобы не быть узнанными. — Дядюшка Джироламо и племянник Флорентино. — Десять лет назад. — Благодеяние не забывается.

Беттина и Франкур сидели, прижавшись друг к другу, и капрал чувствовал, как дрожит его подруга.

— Беттина, не бойтесь! Это обыкновенный мерзавец, который подслушивал, стоя за дверью! — воскликнул зуав, больше желая уязвить вошедшего, чем успокоить девушку.

— Мерзавец? В вашем положении следовало быть более сдержанным.

— О Боже! Этот голос… — прошептала Беттина, холодея от страха.

— Мне он тоже знаком! Похоже, мы уже встречались.

Вошедший снял маску и встал лицом к свету. Юная синьорина и зуав одновременно вскрикнули:

— Стефано!..

— Пленный!

— Собственной персоной и к вашим услугам, дорогая кузина, — с иронией произнес итальянец. — Да, пленный, господин Франкур!

— Негодяю удалось сбежать! — воскликнул кап рал.

— Ничего подобного! Я спокойно ушел через дверь. В награду за представленные сведения, которые не имеют ничего общего с действительностью, меня проводили до переднего края и отпустили… безо всяких условий. И вот я здесь, слушаю ваше милое воркованье. Трогательная сцена: французский солдат и бедная итальянская девушка!

— Подлый немецкий прислужник!

— Поберегитесь! — бандит сжа л кулаки.

— Ваше счастье, что я скован цепями!

— Ладно, ладно, — миролюбиво сказал Стефано. — Не будем ссориться. Мне нужно только, чтобы вы скрепили подписью соглашение и — возвращайтесь в свой полк!

— Если бы не цепи, вколотил бы я эти слова в вашу изменническую глотку!

Побледнев от злости, итальянец скрипнул зубами и с кулаками бросился на зуава. Тот презрительно усмехнулся:

— Чтобы ударить меня, вам придется подойти очень близко… Но вы не осмелитесь, потому что боитесь. Вы — трус!

— Я заставлю вас жестоко заплатить за оскорбления!

— Не думал, что вы их почувствуете: ваша натура им полностью соответствует и не способна воспринимать оскорбления, как спина осла побои кнута.

— Ну это уж слишком! — итальянец. — На меня возложили миссию[139] посредника, но теперь — к черту переговоры! Я прикончу обоих!

В ярости он схватил девушку за руку и поволок на середину комнаты. Беттина закричала. И в это мгновение грянул выстрел, предатель Стефано рухнул замертво.

— Меткое попадание! — заметил капрал.

— Он мертв. Слава Богу! — вздохнула юная итальянка.

Сквозь рассеивающийся дым они увидели стоявшего в дверях охранника с массивным ружьем.

— Как, старина, это вы? По правде говоря, выстрел пришелся как нельзя кстати и остановил подлеца.

Франкур решил, что охранник убил Стефано, потому что отвечал за безопасность пленных, принадлежащих его хозяину.

Старый солдат достал связку ключей и, выбрав нужный, открыл замок на наручниках капрала, а затем расстегнул кандалы на ногах.

— Бедные дети! — сказал он по-итальянски, с нежностью посмотрев на молодых людей. — Вы довольно страдали. Будьте же свободны!

— Вы дарите нам свободу? — веря собственным ушам, в один голос воскликнули Беттина и Франкур.

— Да. Но нужно уходить немедленно! Следуйте за мной!

В порыве признательности Франкур и Беттина по очереди пожали руку тюремщика, шепча слова благодарности.

— Идемте же, — прервал их старик, — если вам дорога жизнь.

Темными коридорами он вывел их к каменной лестнице. К счастью, беглецы никого не встретили на пути: благодаря толстым каменным стенам, выстрела не услышали. Поднявшись по лестнице вслед за старым солдатом, они вошли в просторную полукруглую комнату, скромно обставленную, но опрятную. Железная кровать, стол, платяной шкаф — вот и вся мебель, что в ней была, на стене висели сабля и солдатский ранец.

— Где мы? — спросила Бет тина.

— В знаменитой старой башне Торразо де Кремона, хранителем которой я являюсь. Это мои апартаменты — две комнаты и кухня.

— Вы живете один?

— Да, синьорина. Один с тех пор, как потерял жену и единственного сына.

— Простите ради Бога, я причинила вам боль своим вопросом.

— Нисколько, синьорина, воспоминания согревают мне душу. Но ближе к делу! Вам необходимо переодеться: униформа выдаст вас, капрал. Да и девушку может узнать кто-нибудь из семерки. В соседней комнате вещи моего бедного сына, они подойдут вам, синьорина.

Беттина послушно удалилась. Старик достал из шкафа ворох поношенной полугражданской-полувоенной одежды и отдал Франкуру. Ботинки на шнурках, брюки из серой ткани, старый белый пиджак и шляпа с петушиным пером сделали капрала неузнаваемым. Внимание зуава привлекли лежащие на одной из полок кларнет[140] и очки с голубыми стеклами.