– Не могу вам отказать, – сказал Мазур. – Разумеется, если вы уверены, что экспедиция безопасна…

– Уверен. – Он взглянул на часы. – В таком случае, имею честь пригласить вас на обед к сеньорите Карреас.

– А это удобно? – спросил Мазур искренне.

– Безусловно, – заверил дон Себастьяно. – Мое положение старинного друга семьи дает право ввести вас в дом. Вы, как-никак, дипломаты, люди из общества. Сеньорита – вполне эмансипированная особа – хвала Пресвятой Деве, при этом нисколько не поддавшаяся этому ужасному феминизму, распространяющемуся из Эстадос Юнидос[10]. И уж, безусловно, она будет рада встрече с соотечественниками. Разумеется, наши русские – в первую очередь коронадо[11], но многие сохраняют интерес к далекой прародине, как мы, гачупино, к Испании… Пойдемте?

Когда они спустились в обширный патио, Мазур ожидал, что к ним подъедет роскошный лимузин, но вместо этого появился синий японский микроавтобусик.

Понятно, с какой бы бравадой ни относился старый лис к смертному приговору от «Юпанки», кое-какие меры предосторожности принимал… Ага, так и есть следом за ними со двора министерства выехала неброская белая «лянча» с четырьмя пассажирами. Стекла приспущены до половины явно для того, чтобы сподручнее было моментально полоснуть автоматной очередью, здешние секьюрити обожают многозарядные пистолеты и короткие автоматы…

Дон Себастьяно, развернув к ним вращающееся сиденье, с радушием гостеприимного хозяина показывал по сторонам:

– Плаза де армас – Площадь Оружия. Когда-то, до прихода испанцев, здесь было священное место индейцев – главная площадь «города богов». Вон та стена – единственное, что осталось от храма Солнца, украшенного немыслимым количеством золота. Рядом некогда стоял храм Луны, там все убранство было из серебра… Один из самых старых кварталов. Улица Нуэво – Яйцо, здесь еще во времена Писарро курица снесла невиданно огромное яйцо… Сиете пекадос – Семь Грехов. Городские хроники свидетельствуют, что некогда здесь жили семь веселых красавиц… увы, не вполне благонравных, как это случается с красавицами сплошь и рядом… Фальтрикуера дель диабло – улица Карман Дьявола. Некий беспутный идальго, оказавшись на смертном одре, наотрез отказался исповедоваться и причаститься, к горю священников. И тут ввалилась компания столь же беспутных друзей умирающего. Они решили последний раз выпить с другом, но после осушенного стакана вина умирающий не только причастился, исповедовался, но и завещал монастырю все свое состояние. Неисповедимы пути господни, порой и стакан вина может сыграть неожиданную роль…

– А почему – Карман Дьявола? – спросил Мазур.

– Потому что один из монахов, уходя, воскликнул: «Мы его вытащили из кармана дьявола!» Президентский дворец. Друзья мои, обратите внимание на тот уличный фонарь. На нем в сорок шестом году был повешен президент Вильяроэль – что его, уточню, уже не особенно удручало, поскольку перед повешением он был выброшен возмущенными жителями столицы из окна четвертого этажа – к сожалению, не установлено доподлинно, которое это окно, есть четыре версии…

Оказалось, загадочная сеньорита Карреас, русская на три четверти, живет совсем неподалеку от «Трес Крусес» – Мазур уже узнавал окрестности отеля.

Снаружи старинный дом выглядел не особенно презентабельно, но подъезд оказался снабжен современнейшим домофоном. После коротких переговоров Авилы с кем-то, отвечавшим по-испански довольно неприятным женским голосом, дверь распахнулась, и они оказались на вполне современной лестнице, мраморной, покрытой ковром с индейскими узорами, украшенной стеклянными вазочками со свежими цветами. Только для того, чтобы поддерживать здесь марафет, денежки требовались немалые – это понял даже Мазур. Ага, и кондиционер наличествует, положительно, старик не врал насчет социального статуса сеньориты – если только сам не оплачивает эту роскошь Дверь открыла горничная в классическом наряде: черное платье, белая кружевная наколка, белый передничек – судя по лицу, чоло, лет тридцать и довольно симпатичная, вот только голос неприятный, хоть и почтительный.

Конечно, именно она и отвечала по домофону.

– Сеньорита вскоре вернется, – сказал, выслушав ее, Авила и, ничуть не смущенный отсутствием хозяйки, уверенно прошел в холл, на ходу передав горничной шляпу. – Прошу вас, господа.

В голове у Мазура крутился отрывок из какого-то старого учебника по этикету: «Джентльмен сначала передает прислуге трость, потом цилиндр, и только после этого снимает перчатки». А может, наоборот, цилиндр предшествует трости. Слава богу, у него не было ни трости, ни перчаток.

Насколько мог непринужденнее, подал шляпу метиске и двинулся вслед за стариком.

Решительно, версию о секретарше-содержаночке следовало вы отбросить. Хотя Мазур и был не искушен в светской жизни, но чутьем понимал, что эта огромная квартира с высоченными потолками и великолепной старинной мебелью, перемежавшейся с более современными достижениями цивилизации, гораздо больше походит не на съемное любовное гнездышко, а на фамильную резиденцию.

В комнате, куда их провел Авила, Мазур надолго прикипел к коллекции старинного оружия, занимавшей всю стену. Там было не меньше дюжины морских офицерских шпаг времен Боливара, кирасирские палаши восемнадцатого века, парочка алебард, мечи времен конкисты… да чего там только не было.

– Давнее увлечение сеньориты, – пояснил Авила. – Опять-таки современные веяния, но, по крайней мере, гораздо более безобидные нежели экстравагантности внучки одного моего старого друга… не буду называть имен. Эта юная особа поместила в своих покоях три своих портрета в обнаженном виде и мраморную статую в том же стиле, а шокированным родственникам заявила, что всего лишь подражала Полине Бонапарт…

– Ты сюда посмотри, – тихонько сказал Кацуба.

С огромной фотографии на Мазура снисходительно-устало взирал Дон Астольфо, полуприкрыв глаза тяжелыми веками. Кацуба полушепотом перевел дарственную надпись:

– Милому бутону с приказанием непременно превратиться в очаровательную розу.

– Надпись сделана за полгода до… известных событий, – охотно пояснил дон Себастьян. – Астольфо ее назвал тогда una guapa bonita – славной девчушкой. Ей было девять… и знаете, что она у него спросила? «Почему вы не станете королем?» Присутствующие обмерли ну, вы понимаете, можно было решить, что ребенок простодушно повторяет домашние сплетни взрослых, но Астольфо был на высоте, он ответил, что королем может стать не раньше, чем отыщет королеву, а потому будет ждать, когда она вырастет. Наша сорвиголова, не моргнув глазом, со всей детской серьезностью заявила, что ловит его на слове. Увы, судьба рассудила иначе. Я понимаю, у вас может быть свое, давно сформировавшееся мнение, но Астольфо был гораздо более сложной и неоднозначной фигурой, нежели его растиражированный безответственными журналистами за рубежом образ тупого диктатора…

«А ведь ты при нем, ручаться можно, кресло занимал солидное, – подумал Мазур. – Ладно, мы сами до сих пор не разобрались умно и беспристрастно с Иосифом Виссарионовичем и визирем его Лаврентием, там тоже сложнее все, неоднозначнее, чем сейчас скулят верхогляды…»

Вошла горничная, принесла холодный чай со стебельками мяты.

– Прошу вас. – Авила совершенно хозяйским жестом указал Кацубе на кожаное кресло, а Мазура тронул за рукав:

– Не уделите ли мне минутку?

Они вышли на просторный балкон, где царила прохлада и на широком парапете, поддерживаемом фигурными каменными столбиками, загадочно ворковала парочка голубей.

– Я хотел бы, дон Влад, передать вам еще один документ, – раскрыл Авила тоненькую пластиковую папочку.

Мазур чуть растерянно уставился на загадочный документ – тот был напечатан по-испански. Слева – государственный герб, справа – еще один герб, незнакомый и непонятный, меж ними – тисненые золотые завитушки. Размашистые подписи, какие-то печати внизу…

– Это называется «сальвокондукто», – мягко пояснил Авила. – Такое рекомендательное письмо в нашей стране означает многое – повышенное внимание к вам со стороны местных властей, особая забота, содействие… Многие перед вами будут становиться навытяжку.

– Спасибо… – чуточку недоуменно сказал Мазур, пытаясь понять, где тут зарыта собака. Старый лис моментально внес ясность:

– Мне невыносимо стыдно за торгашеские нотки, которые я вынужден внести в нашу беседу, но, увы, государственный чиновник порой обречен говорить бестактности… Сеньор Влад, я прекрасно понимаю: язык дан дипломатам, чтобы скрывать свои мысли. Вы к тому же еще и военный… Отдаю должное изобретательности неизвестных мне людей – ваша затея с поиском «працивилизации» недурна. Очень многие до сих пор в нее верят. (Мазур мгновенно подобрался.) Но ваш покорный слуга уже сорок три года на государственной службе, кроме того, у нас хорошая разведка… Я… и те, кого я представляю, во всем шли вам навстречу. Все бюрократические формальности благодаря нашей ненавязчивой помощи вам удалось разрешить в сроки, которые можно смело назвать рекордными, достойными книги Гиннесса.

«Что? – мысленно возопил Мазур. – Выходит, все наши мытарства – и не мытарства вовсе?»

– Я понимаю, что прямого ответа вы дать не сможете, – продолжал старик вкрадчиво. – Глупо было бы думать иначе, вы человек умный и опытный, иначе не оказались бы здесь. И все же… Дон Влад, есть люди, для которых намерение вашей страны финансировать постройку ГЭС на Ирупане вовсе не является тайной. Как не являются тайной и детали соглашения. Как не является тайной ваша миссия специалиста. О, я не стану вытягивать из вас подробности, мне совершенно неинтересно, кто из вас двоих – гидрограф, а кто специалист-геолог. К чему? Я хочу одного: чтобы вы по возвращении именно мне первому намекнули… о, всего лишь намекнули, каковы результаты ваших исследований. Будет там строиться гидростанция или место по каким-то профессиональным причинам не годится. Только намек, понимаете? Вам ведь, в принципе, должно быть все равно, которая именно финансово-промышленная группа в Санта-Кроче станет партнером России в строительстве…

– Пожалуй, – осторожно сказал Мазур. Вот оно что. Очередная «дымовая завеса», в которую, судя по всему, поверили оч-чень серьезные люди, которых этот лис представляет… И подсказать, как себя вести, некому…

– Я могу показаться вульгарным, дон Влад, но у меня есть прямо-таки официальные полномочия заявить вам, что ваша добрая воля и сотрудничество будут оценены достойным образом. Судя по некоторой информации о положении дел в вашей стране, там в последние годы наметился большой прогресс в области рыночного мышления. Военные, неизмеримо превосходящие вас по занимаемому положению, не видят ничего постыдного в соучастии в коммерческих проектах… Ну, а у нас – это обычная практика, не имеющая ничего общего с тем, что принято именовать коррупцией. Труд должен вознаграждаться… Особенно-интеллектуальный. Как ваш… Итак?

– Я согласен, – сказал Мазур, чтобы побыстрее со всем этим развязаться. Потом Франсуа с Кацубой что-нибудь придумают…

– Слово офицера?

– Слово офицера.

– Этого мне достаточно, – торжественно провозгласил Авила. – Я и мысли не допускаю, чтобы офицер военно-морского флота мог нарушить данное слово, в особенности когда речь идет о столь серьезной игре с высокими ставками… – И его глаза холодно сузились, без слов напомнив, что несчастные случаи в Санта-Кроче случаются и с дипломатами: что-то в этом роде, конечно, хитрый идальго и имеет в виду… Вот теперь окончательно ясно, зачем он решил приставить к ним с Кацубой своего очаровательного шпика. Экономика, да. «Плащ и кинжал» устарел, говорит кое-кто, смеясь…

– Пойдемте. Я слышу голос нашей очаровательной хозяйки…

Мазур следом за ним вернулся в зал. И ноги вновь приросли к земле. Вчерашнее безумие настигло и здесь…

Перед ним во плоти и крови стояла Ольга – правда, не во вчерашнем платье, а в легком, сиреневом костюмчике делового покроя и канареечной блузке, золотые волосы убраны в строгую прическу, в ушах посверкивают немаленькие бриллианты, сине-зеленые глаза смотрят отстраненно, как на чужого, удивленно чуточку… И это не может быть видением, не может!

– Сеньорита Ольга Карреас, – галантерейно произнес Авила. – Наши долгожданные гости, коммодор Влад Савельев, сеньор Мигель Кулагин, оба они дипломаты и инициаторы дерзкой экспедиции, заставляющей вспомнить полковника Фосетта…

Она кивнула не холодно и не радушно – с вежливостью воспитанной должным образом молодой дамы из общества.

– Ольга, вы позволите вас на два слова? – тут же спросил Авила таким тоном, словно заранее был уверен в согласии.

Дверь за ними захлопнулась. Кацуба одним прыжком оказался рядом с ним:

– Да что с тобой? – прошептал он недоуменно, чуточку зло.

– Это она, – тихо ответил Мазур.

– Твой призрак?

– Ага. Но я же не сошел с ума? Мне же не может мерещиться? Это она…

– Достал ты меня, твою мать… – с некоторой растерянностью отозвался Кацуба, огляделся: – Мало ли похожих людей, мало ли двойников… ну-ка, иди сюда!

Он прямо-таки потащил Мазура к противоположной стене, на ходу шепча:

– Ты посмотри, посмотри, может, тут и ключ…

На эти фотографии в рамочках Мазур не обращал раньше внимания – не успел, привлеченный в первую очередь оружием…

Вот эту фотографию он знал. Он ее прекрасно знал. Точно такую Ольга прихватила с собой, когда перешла к нему жить.

Двое бравых господ офицеров российского императорского военного флота, молодые лейтенанты во всем блеске – парадные эполеты, белые перчатки, кортики висят на черных поясах, щедро украшенных бронзовыми львиными головами. Тот, что справа – Ольгин прадедушка, тот, что слева – его двоюродный брат, Аркашенька Кареев, тот, что оказался у Деникина, в конце концов ушел в Бизерту и сгинул в роковой пропащности, изъясняясь словами классика, но в тридцать седьмом, когда красного комкора Вяземского арестовали прямо на мостике вверенного ему эсминца, именно Кареева ему поставили в строку, сочиняя классическое дело с родственником-эмигрантом, подбивших шпионить на четыре разведки. И шлепнули бы, как миленького, но тут пришел Лаврентий, стал выпускать, обошлось…

Снова Кареев, уже в одиночку – где-то на фоне эвкалиптов, в расстегнутом френче, со сбитой на затылок фуражкой, с громоздким «томпсоном» наперевес первых выпусков, с дисковым магазином на семьдесят два патрона, – возле разбитого прямым попаданием, неуклюжего, усеянного заклепками танка.

Гран-Чуко, а? Тридцать четвертый год, только что взятая позиция чочо – ну да, танк, несомненно, французский «Рено» АМР ВТ образца 33-го года, такие, где-то упоминалось, у чочо и были… Вот оно что…

Теперь понятно, откуда такая роскошь. После успешно закончившейся войны у чочо оттяпали изрядный кусок территории, многим, отличившимся в боях, в награду за службу давали немаленькие земельные пожалования, и русским тоже, там, среди прочего, добывали и каучук. Когда началась вторая мировая, разгорелся каучуковый бум, самые оборотистые и смекалистые стали крутыми миллионерами…

– Ну, понимаешь ты что-нибудь? – нетерпеливо спросил Кацуба.

– Понимаю теперь, – сказал Мазур.

– Родственник, а? – Кацуба бесцеремонно ткнул указательным пальцем в Кареева.

– Двоюродный брат ее деда…

– Вот и понятно все, – облегченно вздохнул Кацуба. – Вот и хорошо. Никаких призраков нет, а есть фамильное сходство…

– Боже ты мой, – сказал Мазур, чувствуя, как сердце заходится в смертной тоске. – Как две капли воды, лицо, голос… Артемыч, я не выдержу, у меня мозги набекрень…

– Выдержишь, с-сука, – страшным шепотом заверил Кацуба. – Ну, соберись, ты же офицер, мать твою! Ты же «дьявол»! С-соберись!

Колоссальным усилием воли Мазур взял себя в руки, пребывая в самых раздерганных чувствах, – некая смесь облегчения и тоски. Когда взял стакан с чаем, пальцы ничуточки не дрожали. И Ольгу, появившуюся в дверях, он уже мог встретить спокойным взглядом. Как-никак он был «морским дьяволом»…

Он моментально подметил, что молодая женщина после недолгого разговора с доном Себастьяно переменилась – теперь она как две капли воды походила на горячую, норовистую кобылку, ни за что не желавшую шагать под седлом. И, несмотря на воспитание, враждебность к визитерам так и грозила прорваться наружу – они в одночасье стали врагами, дураку понятно…

– Благодарю вас, сеньоры, – сказала Ольга, эта Ольга, чуть поклонившись. В ее русском все же чувствовался акцент, и весьма явственно. – В моей скучной и серой жизни внезапно наступили увлекательные, романтические перемены, и все это – благодаря вам, господа офицеры. Я польщена. Можно сказать, это моя девичья мечта – совершить променад по диким лесам в вашем благородном обществе… Кошке ясно – ей чертовски не хотелось тащиться на Ирупану, но отказаться почему-то нельзя.

– Такой певучий язык, очень напоминает испанский… – сказал дон Себастьян. – Жаль, не владею, даже приблизительно не могу понять, о чем идет речь…

– Сеньорита говорит, что предстоящая экспедиция ее весьма увлекает, – лихо солгал Мазур.

– Я так и думал, – удовлетворенно кивнул Авила.

Чуть смилостивившись, Ольга послала Мазуру благодарный взгляд – не подозревая, что вызвала тем бурю в его душе. Он давно уже взял себя в руки, но знал бы кто, что творилось в душе…

– В таком случае, господа, перейдем к делу, – предложил дон Себастьяно. – Я совсем забыл рассказать вам свежие новости – тигрерос начали широкомасштабную операцию против герильеро в прилегающих к Ирупане районах. Это счастливое совпадение, – и он послал Мазуру хитрейший взгляд, – льщу себя надеждой, сделает задуманное вами предприятие еще более безопасным…

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.