Пиранья (№9) - Крючок для пираньи

Дела, как и везде, хреновые – плюс северная специфика. Цены дикие, денег нет. Лесоперевалочный завод стоит второй год – невыгодно стало сплавлять лес с верховьев. Та же ситуация с судоремонтным – от обычной навигации остались одни воспоминания, Северный морской путь, будь это на суше, давно зарос бы бурьяном. Нефтеразведку свернули. Одним словом, народ не живет, а кое-как выживает и не разнес все вдребезги и пополам исключительно по исконной русской терпеливости. А может, еще и оттого, что понимает: если разнести все вдребезги, деваться будет вообще некуда – до материка очень уж далеко, а тут, по крайней мере, крыша над головой, рыбку половить можно, только ею многие и спасаются…

– Медеплавильный вот-вот закроют, – бросил шофер, не оборачиваясь к ним.

– Ага, – сказал Котельников. – Со дня на день. Выбрали руду за сто пятьдесят лет. Одним словом, социализма здесь уже нет, а капитализма нет и не будет по одной простой причине: нечего прихватизировать. Разве что рыбхоз еще в девяносто четвертом превратился в частную фирмочку, но это у нас единственный росток капитализма, и другого не дождаться. Аж целых четыре сейнера – то есть, было четыре. Осталось три. Ну, еще хлипкий туризм – но это уже не наши, все идет через Шантарск, а здесь только представитель. Возят иностранцев по Северному Ледовитому. Теневой экономики нет, поскольку нет вообще никакой экономики. Мафия, как водится, есть, куда же без нее, но по вашим шантарским меркам это и не мафия вовсе, смех один. Тут вам не Завенягинск с его никелем и круговоротом больших денег в природе… Вот вам в краткой обрисовке все наши сугубо штатские дела. Теперь – военные, вообще те, что касаются носителей погон. Есть таможня, но захирела согласно общей тенденции. Есть пограничники – поскольку в Завенягинск до сих пор, бывает, заходят иностранные коробки, опять же те самые иностранцы, про которых я уже говорил. Армия представлена военной частью с соответствующим цифровым обозначением. – Он достал потрепанную карту, развернул на колене. – Вот здесь, где обведено синим, – сплошь запретка.

Мазур глянул на обозначение масштаба – территория была немаленькая, как водится, равнялась если не Франции, то уж какой-нибудь Люксембург заставила бы завистливо охнуть.

– Какого плана армейцы? – спросил он ради интереса.

– РЛС дальнего обнаружения и батареи противоракет. В тех местах базируются еще со времен лысого кукурузника – как только по обе стороны «железного занавеса» начали готовиться к пальбе ракетами с подлодок. Когда-то там вдобавок испытывали ракеты «воздух-земля», но лет двадцать, как свернули полигон. До сих пор все, правда, перепахано – лунная поверхность, это ж тундра, любой рубец зарастает сто лет… Дикие олени стороной обходят. Что еще? Армия точно в таком же положении, что и цивильные – денег нет, жрать нечего, генерал посылает в тундру вездеходы, лупят бедных олешков из автоматов почем зря, и ничего не попишешь, жить-то надо…

– Это лирика, – хмуро сказал Кацуба. – Давай к делу.

– Дела начались примерно три месяца назад, – сказал капитан. – Когда произошел массовый падеж морской живности. Рыба, вообще все, что передвигается и плавает…. Зрелище, надо признать, было жутковатое, есть фотографии, при необходимости посмотрите. На полкилометра по берегу все это валялось и гнило. Из столицы нагрянула среднеответственная комиссия, поковырялась тут и быстренько слиняла. Ничего конкретного так ничего и не установили – вроде бы водяная фауна чем-то таким отравилась, но, с другой стороны, вполне возможно, что живность погибла от естественных неведомых причин. Никто не стал тратить время и деньги. Зато местная интеллигенция, чтобы вовсе уж не озвереть от безделья, в два счета учредила «союз зеленых» и чуть ли не с первого дня принялась наезжать на армейцев. Есть тут у нас своя интеллигенция, не вымерла пока, они ж живучие… Принялись орать во всеуслышанье, что беда произошла из-за контейнеров с боевыми ОВ – дескать, в прежние времена злонамеренные советские милитаристы безответственно топили чуть ли не у самого берега отслужившие химические боеприпасы, а потом, когда все это добро проржавело, отрава просочилась в воду и получился маленький Освенцим…

– А это неправда? – прищурился Шишкодремов.

– Центр заверяет, что неправда, – пожал плечами Котельников. – Категорически заверили, что армия никогда не топила здесь никакой отравы. И я склонен верить начальству – не из тупой субординации, а оттого, что немного занимался схожими проблемами. Распоследним идиотством было бы доставлять сюда контейнеры из европейской части России. Мы здесь люди взрослые, в меру циничные и эрудированные… Бывало, сбрасывали – но восточнее Новой Земли никогда не забирались. Никто не стал бы подвергать риску Северный морской путь, стратегическую трассу. Топили в Баренцевом… «Зеленые», увы, держатся своей версии – по их интерпретации, на базе до сих пор хранятся химические боеприпасы, от которых порой избавляются методом Герасима. Это, конечно, невероятная чушь – перед дислоцированными здесь подразделениями в жизни не ставили и не поставят задач, для выполнения которых требуются боевые ОВ. Здесь нет ничего, кроме противоракет, абсолютно несовместимых с боевой химией.

– «Зеленым» это объясняли?

– На словах, на пальцах, на молекулярном уровне… – угрюмо сообщил Котельников. – Не унимаются. Совковый интеллигент логические аргументы воспринимать не способен, а мышление у него насквозь шизофреническое. Если отрицают – значит, секретят. В таком аспекте. Химические боеприпасы здесь есть, потому что военные заверяют, что их здесь нет. Вы не думайте, будто я преувеличиваю, – здесь у меня куча вырезок из «Тиксонского демократа», потом сможете сами убедиться, что я нисколечко не утрирую… Именно эта газетенка запустила историю о некоей барже, битком набитой баками с ОВ, которую монстры в погонах утопили чуть ли не в виду берега. Крайне смачно расписала. Они-де нашли некоего ветерана Севморпути, своими глазами бачившего потопление баржи, но старикан то ли помер, то ли страшно боится чекистов, и потому представить его вживую они не могут… Одним словом, каша заваривается нешуточная. Потому что шизанутый интеллигент словно вирус гриппа. Где-нибудь в отдаленном безлюдье от него не будет никакого вреда, но если попадет в толпу, наворочает дел. В особенности если учесть, во-первых, что питательная среда у нас богатая – люди от голода и невзгод озверели предельно, а во-вторых… – он помолчал, чуточку нервно мусоля сигарету. – А во-вторых, все могло бы потихоньку сойти на нет, не последуй новых сюрпризов. Две недели назад один из сейнеров того самого акционерного общества, бывшего рыбхоза, в буквальном смысле вылетел на берег километрах в десяти от города. Шел по прямой, неуправляемый, глубина начинается в том месте у самого берега, так что он наполовину выскочил на сушу. И сняли с него ровным счетом одиннадцать покойничков – весь экипаж, поголовно. Смерть последовала в результате отравления химическими соединениями, по своим характеристикам практически схожими с зарином. Не может быть ошибки – трижды проверяли и перепроверяли, во всем этом участвовали и военные, и городские медики, и комиссия из Шантарска… Представляете, что началось в городе? Сейчас уже страсти чуточку улеглись, но в военной форме появляться категорически не рекомендуется. Даже погранцам. Да что там, на неделе принялись лупить таможенника, пока разобрались, что отношения к военщине он не имеет, сломали три ребра… «Зеленые», как легко понять, пришли в состояние крайней двигательной активности… Пена с губ летит на километр. Налетели столичные корреспонденты схожей ориентации, был запрос в Думе, в город уже приперлось штук двадцать импортных «зеленых» собратьев… Неужели не слышали?

– Краем уха, – ответил за всех Кацуба. – У нас там своих заморочек выше крыши…

– Вам легче. А мы стоим на ушах. Шесть дней назад горсовет принял резолюцию – в кратчайшие сроки все военные объекты должны быть демонтированы, а на освободившихся территориях следует устроить экологический заповедник. Попробуй не принять такого манифеста, когда вокруг здания собралось полгорода с самыми радикальными плакатами, каждый второй пьян в задницу, а каждый первый от злости невменяем. Вдовы и осиротевшие детишки в первом ряду, милиция ни жива, ни мертва – их ведь горсточка, депутаты в прострации, военные сидят на базе, боясь высунуть нос… Самое удивительное, что город уцелел – подумаешь, выбили пару стекол, перевернули пару машин да сожгли чучело в армейской форме… Сейчас-то из Завенягинска прислали омоновцев, но их не больше взвода, проблемы это не решает. И резолюция эта самая ничего не решает – в столице ею подотрутся. Однако ситуация хреновейшая – есть масса горючего материала, есть поджигатели, история просочилась за рубеж трудами «варягов», по городу что ни день носятся импортные гости с видеокамерами, а потому даже не из Шантарска – из столицы городским властям наказали не провоцировать конфликтов, упаси боже, не обижать возмущенного народа, вообще лечь, раздвинуть ноги, расслабиться и попытаться получить удовольствие… А военным – носу не показывать с базы. Или уж в крайнем случае пробираться огородами, напялив цивильное, – он покосился на Шишкодремова. – Так что придется вам быстренько превратиться в стопроцентного штатского. Прямо сейчас. В городе многие носят списанное военное, так что достаточно будет ликвидировать погоны с фуражкой.

– Интересные дела, – проворчал Шишкодремов.

– Взвыл купец Бабкин, – нараспев протянула Света. – Жалко ему, видите ли, шубы…

– Но ведь в таком случае получается, что легенда летит ко всем чертям? – сварливо продолжал капитан третьего ранга. И в поисках моральной поддержки уставился на Кацубу. – Все на том и завязано, что я – приставленный морячок, штабная крыса берегового плавания… Они что, и к морякам относятся, как к врагам народа?

– Им без разницы, – мрачно сказал капитан. – Я же говорю – три ребра таможеннику сломали…

– Тихо, – бросил Кацуба. – Чапай думать будет.

Думал он недолго – не прошло и минуты, как просветлел лицом, поднял палец:

– Ничего, собственно, переигрывать не придется. Остаешься штабной крысой, приставленной шпионить за цивильными. Только шляться будешь без погон, вот и весь бином Ньютона. Ну, а мы, понятное дело, будем на тебя украдкой жаловаться местным шизам – навязали, мол, болвана… Так что спарывай погоны, представь, что на дворе – семнадцатый год. «Капусту» с фуражки тоже ликвидируешь – тогда будешь напоминать Остапа Бендера, а это не отягощает задачу.

Он протянул Шишкодремову швейцарский перочинный ножичек, и капитан (определенно несколько уязвленный), стянул шинель, принялся, зло посапывая, отпарывать погоны.

– Пойдем дальше? – спросил Котельников. – Пробы воды в разных точках брали все, кто располагал соответствующей аппаратурой, – гидрографы, военные, пограничники. Результат отрицательный. Никакого следа отравы.

– Это кого-нибудь убедило? – спросил Кацуба.

– Нет, конечно, – фыркнул Котельников. – Согласно той же логике. Точнее, отсутствию логики. Фальсификация – и все тут. На другой день после митинга и исторической резолюции из Шантарска прислали военный самолет. Я не специалист в области электронной разведки, но меня заверяли, что аппаратура там современная и качественная, – он наморщил лоб, припоминая. – Системы «Ястреб» и «М-105». Самолет работал почти двое суток, прочесал почти три тысячи квадратных километров. С тем же результатом. Никаких контейнеров на дне. Только три затонувших корабля, но про них известно практически все, ни на одном никогда не было никаких отравляющих веществ.

– Какие здесь глубины? – спросил Мазур непроизвольно.

– В обследованной акватории, да и в прилегающих районах – максимум сороковник.

– Тогда, в самом деле, нашли бы и бидон из-под молока…

– Разбираетесь?

– Ага, – кратко сказал Мазур.

Разбирался, лучше некуда. Правда, ему главным образом приходилось иметь дело с зарубежными аналогами «Ястреба» и «стопятки». Прекрасные приборчики, один из лютейших врагов «морского дьявола» – на глубинах до полусотни метров засекает металлические детали экипировки аквалангиста в ста случаях из ста. А если тот, кто увлекся этакой рыбалкой, пустит над водой на бреющем полдюжины вертолетов с аппаратурой на внешней подвеске, а следом пойдут мотоботы с боевыми пловцами – тому, на кого охотятся, жить станет совсем невесело….

– И это снова никого не убедило, а? – спросил Кацуба.

– Ну разумеется, – пожал плечами Котельников. – Кроме очередной порции воплей о коварстве военщины, никакой реакции. Ситуация осложняется тем, что мэр – из ихних. Ветеран перестройки. У нас здесь в некоторых смыслах заповедник, не забывайте, прямо-таки конандойлевский затерянный мир. Время остановилось, стрелки где-то на самом начале девяностых, взгляд на мир и образ мышления соответствующие…

Шишкодремов справился с погонами и, сожалеючи цокая языком, снимал «капусту» с фуражки.

– Мэр у вас из журналистов, кажется? – поинтересовался он, не поднимая глаз от рукоделья.

– Нет, с метеостанции, кандидат околовсяческих наук, это председатель горсовета – из борзописцев, закадычные дружки, кстати, оба двигали перестройку, как два придурка… На чем и сыграли два месяца назад – они, изволите ли видеть, на короткой ноге со столичными отцами демократии и даже лично знают с полдюжины самых настоящих западных бизнесменов, посему обязательно добьются валютных инвестиций, на Тиксон польется золотой дождь, все будут сыты, пьяны и нос в табаке. У вас, на материке, такие штучки уже не проходят, но в нашей глуши… Электорат поскрипел мозгами и выбрал обоих.

За два месяца ни черта не сделали, конечно, – исключительно потому, что засевшие враги мешают. К сожалению нашему, из-за последних событий этих врагов удалось четко персонифицировать, а значит, у обоих деятелей еще есть в запасе время. «Зеленые», таким образом, витийствуют и безумствуют под высочайшим покровительством обоих этих придурков, что прыгают по ветвям власти…

– Кстати, о «зеленых», – оживился Шишкодремов. – Заграничные ниточки не прослеживаются?

Взгляд у него мгновенно стал колючим, цепким, деловым, резко контрастировавшим с туповато-сытенькой физиономией. На миг из-под маски проглянуло подлинное лицо. «Не прост наш колобок, – отметил Мазур, – а впрочем, простого бы и не послали… Не держит Глаголев простых сибирских валенков…»

– Не удивлюсь, если обнаружатся, – досадливо поморщился Котельников. – Все прекрасно знают, что за фруктики эти «зеленые», неважно, наши или импортные – то ушки спецслужб проглянут, то обнаружатся клычки пронырливых бизнесменов, которые напускают «зеленушек» на конкурентов… Пока ничего конкретного сказать не могу. Людей и возможностей у меня – кот наплакал. Не велось здесь серьезной работы, сами прекрасно понимаете, а потому нет и «инфраструктуры». Кое-что собрали, конечно, – он вопросительно глянул на Кацубу. – Я так понимаю, ваша группа четко делится на две части – одни станут ворочать агентурку, другие – нырять в морскую глыбь?

– Правильно понимаешь, – сказал Кацуба. – Друг от друга секретов, конечно, нет – одной веревочкой черти повязали, да и нет другого места, где мы могли бы посидеть над проблемами. Правда, есть тут один нюанс – если агентуристы нырять не смогут, то ныряльщики, наоборот, могут и подмогнуть коллегам по зондеркоманде, – покосился он на Мазура с непонятной ухмылочкой. – Я бы даже выразился, не «могут», а «обязаны будут»… Но все документы ты четко дели на две кучки – по числу фракций. И если с присказкой все, давай-ка переходи к сказке, ради которой мы сюда и нагрянули…

– Да ради бога, – сказал Котельников. Показалось даже, вздохнул облегченно. Извлек из обшарпанного металлического ящика, напоминавшего футляр какого-то инструмента, нетолстую стопочку листков тонкой бумаги.

Ловко разделил на две части, одну тут же отдал Кацубе, слегка замялся: – Кому?

– А вот ему, – Кацуба показал на Мазура. – Это у нас главный спец по подводным делам.

Сказано это было без тени шутливости, и Мазур подумал мимолетно, что следовало бы умилиться столь высокой оценке его заслуг, но не стал думать о таких пустяках, конечно. Принял у капитана бумаги, развернул лежащую сверху, сложенную пополам карту. Котельников торопливо пояснил:

– Здесь обозначены все три затонувших судна…

Хорошо, что объяснил – без подсказки Мазур не догадался бы, что означают три галочки, вписанные в кружки. Схему, вне всякого сомнения, рисовали насквозь сухопутные спецы, не имевшие представления об используемых морскими картографами условных значках. Координаты, правда, были указаны в точности, как надлежит, и на том спасибо…

– Задача казалась простой, – продолжал Котельников. – Поскольку «зеленые» продолжали с пеной у рта орать, что один из кораблей был-таки затоплен с контейнерами на борту, решено было обследовать все три точки, сделать снимки, поднять архивные документы, в общем, наглядно доказать…

Мазур краешком глаза подметил, как изменилось лицо Кацубы, – этот характерный рысий прищур был Мазуру уже знаком, доводилось лицезреть. Что-то вмиг насторожило глаголевского преторианца. Секундой позже Мазуру и самому показалось, что он тоже уловил нестыковочку, легкую заусеницу. Но догадки он благоразумно удержал при себе – военному человеку вообще вредно умничать, а в такой ситуации и подавно не стоит лезть вперед батьки в пекло, тем более, что батька помалкивает…

– Благо о всех трех кораблях известно достаточно, и никакой загадки они собой не являют, – продолжал капитан. – Вот это – весьма знаменитая в свое время «Вера». Личный пароход легендарного купца Дорофеева. Был тут до революции местный Крез – помесь просвещенного мецената с сатрапом. Фактически – царь и бог, Тиксон в те поры был чуть ли не деревней, тысяч на пять жителей. Медеплавильный тогда был дорофеевским, как и все остальное, заслуживавшее внимания. Пушнина, искали золото, но не нашли… Одним словом, Дорофеев в восемнадцатом пытался уйти на «Вере» в Норвегию. Были все шансы – отсюда до норвегов чуть больше двух тысяч километров, «Вера» такой рейс осилила бы. Но утонула. Что там у них произошло, неизвестно, ходят разные версии…

– Короче, «Вера» нести контейнеры с каким-нибудь зарином никак не могла? – чуточку нетерпеливо прервал Кацуба. – Вот и ладушки, а все остальное ненужная лирика… Второй кораблик?

– «Комсомолец Кузбасса». Небольшой такой сухогруз. «Адмирал Шеер» его мимоходом потопил в сорок втором, когда обстреливал Тиксон и пытался прорваться в пролив Вилькицкого. Часть команды добралась в шлюпке до берега… На кандидата в контейнеровозы тоже не тянет…

– А почему? – вкрадчиво спросил Шишкодремов. – Химическое оружие у нас в сорок втором было. Все свои, что тут жеманничать…

– И вы туда же? – слегка опешил Котельников.

– Просто просчитываю варианты. Теоретически говоря, могли на вашем «Комсомольце» оказаться химбоеприпасы. Скажем, в виде сюрприза для японцев перебрасывали на Дальний Восток…

– Вы только при «зеленых» такое не брякните, – с вымученной улыбкой сказал Котельников. – Только таких открытий не хватало… Будь на «Комсомольце» отрава, Москва нам сообщила бы.

– И все равно, теоретическую вероятность допускать следует, – ничуть не смутившись, отпарировал Шишкодремов. – Москва могла и не знать. Ведомственный разнобой, утрата архивов, нестыковка в обмене секретной информацией… Под Шантарском в пятидесятых сливали радиоактивные отходы – и до сих пор частенько не находится концов: кто, где, сколько?

– Ладно, – сказал Кацуба, пожалев, видимо, откровенно приунывшего Котельникова. – Молодец ты у меня, Шишкодремов. Запишем твою версию в графу эвентуальностей. Ребятам, – он кивнул на Мазура с белозубо-киношным напарником, – туда лезть придется, так что пусть держат в голове и такой вариант… Третье судно?

– Вот с третьим, в отличие от ваших… эвентуальностей, никакой неясности нет. «Ладога», морской буксир. Затонул в шестьдесят четвертом. Не помню всех подробностей, но дело было во время шторма, и капитан что-то серьезно напортачил, потом его, по документам, посадили. Жертв, правда, не было. Морской буксир, мне объяснили, на роль перевозчика каких бы то ни было грузов не годится, нет у него надлежащих трюмов…

– Это точно, – сказал Мазур. – Никак не годится.

Котельников помолчал, словно ожидая очередных въедливых комментариев. Не дождавшись, продолжил:

– Три дня назад мы вышли в точку Икс. Так их обозначили – Икс и Игрек. «Вера» и «Комсомолец» лежат практически рядом, метрах в двухстах – такую уж хохмочку подложила теория вероятностей. Это и есть Икс. Ну, а Игрек в таком случае – понятно без объяснений… С превеликими трудами выцарапали на денек в порту их водолазный бот и уговорили одного-единственного водолаза.

– Военные ушки торчали? – спросил Кацуба.

– Никоим образом. Для всех непосвященных инициаторами обследования были гидрографы, сиречь ваш покорный слуга, а в том, что меня пока не расшифровали, могу поклясться… Водолаз был опытный. Вот здесь у меня записано… – он поворошил лежавшие на коленях Мазура бумажки, вытащил одну. – Водолаз-мастер первой группы. Мне говорили, это самый высокий ранг…

Кацуба глянул на Мазура:

– Герр консультант, компетентное заключение дать можете?

– Конечно, – Мазур глянул в бумажку. – Подробно или на скорую руку?

– Подробно.

Ухмыльнувшись про себя, Мазур сказал:

– Это выйдет долгонько…

– Все равно.

– Все водолазы профессионально классифицируются по трем группам. Третья – спасательные работы на спасательных станциях. Что вовсе не означает, будто работа простая и легкая, – там всякое бывает… Вторая – эксплуатационное обслуживание гидротехнических сооружений и водных путей, научно-исследовательских работ, наблюдение за орудиями промышленного рыболовства, добыча морепродуктов, то есть – подводные плантации. Первая – аварийно-спасательные, судоподъемные, подводно-технические, судовые, судоремонтные работы, работа на ледоколах, водолазных ботах, спасательных судах. Экспериментальные спуски – нечто вроде летчиков-испытателей, только под водой. – Он говорил медленно, внятно, испытывая легкое удовлетворение оттого, что в чем-то оказался самым знающим из всех. – В каждой группе есть классы – третий, второй, первый. Ну, а водолаз-мастер – и в самом деле самый высокий ранг, элита. Имеет право не просто участвовать, а руководить водолазными спусками на глубину до шестидесяти метров, в любых условиях, во всех типах снаряжения.

– Так… – сказал Кацуба. – Интересные премудрости. Каждый день узнаешь что-то новое… И что, раскопал ваш мастер что-нибудь интересное?

– Нет, – сказал Котельников с кривой ухмылкой. – Не успел. Он пробыл на дне, около «Комсомольца», около десяти минут, потом вдруг подал сигнал тревоги, и его принялись поднимать в аварийном темпе, без полагавшихся остановок. Когда подняли на борт, он был без сознания. Тут же поместили в декомпрессионную камеру, но он умер четверть часа спустя. Обширный инфаркт миокарда. Скафандр был цел, герметичность не нарушена…

– Это не скафандр, – машинально перебил Мазур, бегло просмотрев один из листков. – Стандартная водолазная эластичная рубаха – ВРЭ-три…

– Я же не специалист, – пожал плечами капитан. – Портовики назначили комиссию, там все написано… Нарушения подачи воздуха не было, телефонная связь работала исправно… В отсеки он не спускался.

– Еще бы, – проворчал Мазур. – Все-таки мастер. Исследовать затонувший корабль изнутри полагается двоим, второй страхует сигнальным концом… Впрочем, если бы он застрял в отсеках, его попросту не вытащили бы. – Увидев ободряющий взгляд Кацубы, он продолжал:

– Если не секрет, каким макаром вы его уговаривали?

– Деньги, – сказал Котельников. – Водолазы, как и все портовики, который месяц без зарплаты… На другой день к «Комсомольцу» спустился аквалангист. У пограничников был один-единственный. Этот вообще не всплыл. Бот оставался там сутки, но тела так и не нашли… Не буду растолковывать, какой козырь получили «зеленые», сами, видимо, понимаете? Поиски вести невозможно – водолазы отказываются спускаться, хоть вы их озолотите.

Мазур открыл было рот, но встретил яростный, многозначительный взгляд Кацубы и заткнулся с ходу, довольно убедительно притворившись, будто попросту хотел кашлянуть.

– Вот и все, по-моему, – сказал Котельников. – По городу, конечно же, распространяются самые идиотские слухи – будто оба отравились на дне. Про аквалангиста ничего конкретного сказать нельзя, вообще ничего неизвестно, но что касается водолаза – любой нормальный человек вроде бы должен соображать, что в герметичном водолазном снаряжении никакая отрава не страшна…

– Ну, мы же уже уяснили, что с нормальными людьми дела иметь не придется, – сказал Кацуба. – И тогда вы, следовательно, стали бить во все колокола…

– Ну да, – кивнул Котельников. – Завтра должно прийти ваше обеспечивающее судно. Идет из Архангельска. Как нам сообщили – морской буксир типа «четыреста девяносто восемь». Уж и не знаю, что он собой представляет…

– Подходящая коробка, – сказал Мазур. – Водоизмещение – триста тонн, метров тридцать длиной, два двигателя, винтов тоже два. Вполне подходит.

– Судно не заемное – наше, – уточнил Котельников. – Экипаж, естественно, тоже. Словом, вам и карты в руки. Работать сможете совершенно автономно. С мэром я вас сведу сразу же по приезде или завтра с утра, а вот ни с военными, ни с пограничниками контактов поддерживать не следует – чтобы не давать повода «зеленым». Завопят, что вы – наймиты военщины, и все труды пойдут насмарку.

– Ну, меня примерно так и инструктировали… – небрежно сказал Кацуба, поднялся, кивнул Мазуру. – Тысячу извинений, господа, но необходимо провести совещание в узком кругу…

Он шагал первым, не оборачиваясь, поддевая носком ботинка дряблый мох.

Остановился, когда машина оказалась метрах в пятидесяти. Негромко спросил:

– Итак, полковник, что именно у тебя вызвало ощущение шила в заднице?

– Понятно, почему ни один водолаз не соглашается идти под воду.

– Ну и пуркуа?

– Водолазное дело регламентируется строжайшими инструкциями, – сказал Мазур. – Из бумаг явствует, что кое-какие параграфы они соблюли – был руководитель спуска и работ, обеспечивающие лица, врач, как и положено, если глубина спуска более двенадцати метров. Но далее… Тебе опять подробно?

– А как же, – сказал Кацуба. – Подробнейше…

– Тогда приготовься слушать отборную канцелярщину. Перед обследованием затонувшего судна водолазы должны быть ознакомлены по чертежам и схемам с устройством судна, расположением надстроек и помещений, наличием груза, расположением люков и палубных устройств. В протоколе комиссии прямо написано, что ничего подобного не сделано. Далее. Первый спустившийся водолаз… пусть в нашем случае и единственный… обязан установить буйки. Для небольшого судна – два, по носу или корме, для судна типа «Комсомольца» еще и дополнительные – несколько пар по бортам, или, как минимум, один. Не сделано. Спусковой канат на палубе затонувшего судна закреплен не был. А аквалангист, кстати, пошел на погружение без страховочного конца. Ну, в данном случае он был военным и ему приказали, но будь я штатским портовым водолазом, тоже ни за что не пошел бы, узнав о столь смачном букете нарушений…

– Понятно… – задумчиво протянул Кацуба. – Ну, а отчего мог погибнуть водолаз? Я краем уха слышал что-то об отравлении дыхательной смесью….

– Сомнительно, – сказал Мазур, подумав. – Если бы оказалось повышенным парциальное давление азота и началось «глубинное опьянение», наверху моментально поняли бы – человек начинает бормотать, нести околесицу… Ничего подобного не было, судя по протоколу. Он мог упасть с палубы – но в том-то и соль, что на палубу не поднимался, стоял на грунте рядом с кораблем… У меня есть одна-единственная версия, но она – сумасшедшая…

– Что ж поделать, если – единственная… Излагай.

– Нападение боевого пловца, – нехотя сказал Мазур. – Неожиданное нападение. Есть старый, примитивнейший прием выведения водолаза из строя. Достаточно перевернуть его вверх ногами. И подержать секунд десять. Воздух перемещается в штанины, получается так называемый обжим. В сосуды мозга приливает кровь, начинается головокружение, кровотечение из носа, расстройство мозгового кровообращения. Сплошь и рядом водолаз теряет сознание, не в состоянии дышать. Если его в таком состоянии поднимать на поверхность с нарушением режима – а именно это и произошло – легочное давление повышается, сосуды рвутся, альвеолярный газ проникает в них, в левое предсердие, в большой круг кровообращения. Резкое понижение артериального давления, обширный инфаркт миокарда, остановка сердца. Никакая декомпрессионная камера уже не спасет. Учили нас таким фокусам… В общем, если только допустить, что его атаковал боевой пловец, – все, абсолютно все укладывается в гипотезу.

– Вот только не совмещаются боевые пловцы и горласто-дебильная интеллигенция…

– Я и не настаиваю, – сказал Мазур. – Я только выдвигаю версии.

– Одну-единственную версию…

– Других и нет. Примерно то же самое могло произойти, упади он неудачно с палубы, перевернись вниз головой. Но там черным по белому написано, что он стоял на грунте.

– Но чисто технически возможно допустить атаку?

– Еще бы, – сказал Мазур. – Чистая теория – вещь обширная… Многое вмещает.

– Скажем, судно на значительном отдалении, за горизонтом, застопорило и выпустило пловцов на каких-нибудь скоростных буксировщиках…

– Скоростные подводные буксировщики – это чистое кино, – сказал Мазур. – На самом-то деле буксировщик скоростным быть может, но никто его таким делать не станет. Если скорость выше трех, самое большее – четырех километров в час, будет такое сопротивление воды, что аквалангист моментально придет в нерабочее состояние, будто его долго и старательно лупили…

– Это детали. Я о буксировщиках. Подошло судно, выпустило пловцов, они добрались до места, затаились и атаковали…

– Ничего сложного, – сказал Мазур. – Даже без буксировщиков… Но откуда здесь взялись бы чужие пловцы? И, главное, зачем?