Глава четвертая

Первая в жизни дуэль

Порою опасно представлять молодому человеку чересчур уж яркие картины определенных жизненных правил, потому что у него нет еще привычки к чувству меры. К сожалению, об этом как раз и не подумал г-н д'Артаньян-отец, давая сыну последние наставления перед дорогой... "Сын мой, - сказал тогда старый вояка. - Коли уж вы твердо намерены выбрать военное дело, запомните накрепко: честь военного столь же деликатна, как честь женщины. Если добродетель женщины окажется под подозрением, жизнь ее станет одним бесконечным упреком, пусть даже она после найдет средство оправдаться. Именно так обстоит и с военными - с той разницей, что потерявший честь военный человек оправдаться уже не сможет никогда. Вы еще мало знаете, как поступают с женщинами сомнительной добродетели, но поверьте, то же бывает и с мужчинами, запятнавшими себя какой-нибудь трусостью..."

Г-н д'Артаньян-отец, к сожалению, позабыл уточнить, что эти поучения никогда не следует принимать буквально, а потому, как уже упоминалось, наш герой на всем протяжении своего пути так и рвался повздорить с людьми, частенько не имевшими никакого намерения нанести ему оскорбление. Вот и теперь ярость совершенно затмила ему рассудок, и он сбежал по ступенькам, цепляя их огромными старомодными шпорами, и, выхватывая на бегу шпагу, что есть сил крикнул великану по имени Портос:

- А поворотитесь-ка, сударь! Иначе мне придется ударить вас сзади!

Неспешно повернувшись на каблуках, гигант усмехнулся то ли удивленно, то ли презрительно и протянул:

- Ударить меня? Да вы рассудком повредились, милейший!

- Быть может, - сказал д'Артаньян запальчиво. - Вот только моя шпага помешательством отнюдь не страдает... Вынимайте-ка свою, сударь, вынимайте! Если, конечно, к вашему сверкающему эфесу прилажен клинок!

- Хотите убедиться? - хищно усмехнулся великан, вмиг выхватив шпагу. - Как видите, прилажен!

- Портос, Портос! - предостерегающе вскрикнул кавалер по имени Атос, делая такое движение, словно собирался кинуться меж ними. - Опомнитесь! Молодой человек, да что с вами? Не припомню, чтобы мы как-то задели вас...

- В самом деле? - саркастически ухмыльнулся д'Артаньян. - Насколько я могу доверять собственным ушам, этот... господин упомянул что-то насчет тупого юнца с соломой в волосах, от которого за туаз несет навозом? А поскольку он при этом смотрел прямо на меня...

- Тьфу ты! - досадливо охнул Портос. - Кто бы мог знать, что он понимает по-испански?

Атос, явно настроенный кончить дело миром, сказал с мягкой укоризной, в которой не было и тени дерзости:

- Молодой человек, если вы дворянин, вам следовало бы знать, что подслушивать чужие разговоры - не самое приличное на свете...

Д'Артаньян, стоя с изготовленной к бою шпагой, отрезал:

- Очень жаль, сударь, что именно мне приходится вам разъяснять некоторые тонкости... Подслушивание, по моему глубокому убеждению имеет место, когда человек таится где-нибудь за углом... Я же стоял открыто, у вас на виду. Прежде чем отпускать оскорбления в адрес совершенно незнакомых людей, вашему другу стоило бы убедиться, что те его не понимают... Передайте ему, что он невежа... да и вы, сдается мне, тоже...

Во взгляде Атоса блеснула молния. Он сказал спокойно, но с неприкрытой угрозой:

- Молодой человек, я не привык, чтобы со мной разговаривали подобным тоном и употребляли такие эпитеты...

- Быть может, как раз и настало время обрести эту привычку? - задиристо осведомился д'Артаньян.

Это была первая дуэль в его жизни, и он твердо решил идти до конца. Он стоял с обнаженной шпагой в руке перед двумя несомненно знатными дворянами, хотя и прикрывавшимися дурацкими прозвищами, и на происходящее смотрела красивая молодая дама, носившая титул герцогини. А посему не было в мире силы, способной заставить нашего гасконца отступить.

Атос схватился за рукоять шпаги.

- Господа, господа! - с тревогой воскликнула герцогиня. - Не забывайте о деле! Вы себе не принадлежите сейчас, слышите? Вы не имеете права рисковать! Я приказываю! Шпаги в ножны!

Глядя прямо на нее, гордо выпрямившись, д'Артаньян произнес со всей возможной твердостью:

- Ваша светлость, это единственный ваш приказ, который я не смогу выполнить! Что до этих господ, они вольны поступать, как им угодно. Я готов удовольствоваться извинениями...

- Он назвал ее "вашей светлостью"... - пробормотал Портос.

- Ну да, он же понимает испанский, - тихо ответил Атос. - Это все ваша несдержанность, Портос...

- Атос, Портос, я вам приказываю! - настойчиво вскричала дама.

Атос так и не вынул шпагу из ножен (хотя и не убрал руку с эфеса), Портос же в некотором замешательстве опустил клинок. Чувствуя свой перевес, д'Артаньян изобразил на лице самую издевательскую улыбку, на какую был способен, и громко воскликнул:

- Ну что же, господа, можете показать мне спины в присутствии дамы... Честью клянусь, я не буду вас преследовать...

- Вы играете с огнем, юноша, - сказал Атос, бледнея на глазах. - Не знаю, кто вы такой и как вас зовут, но хочу предупредить, что вам выпало несчастье связаться с королевскими мушкетерами, людьми опытными в тех играх, которые вы по юношескому недомыслию нам навязываете...

Услышав, что его противники принадлежат к королевским мушкетерам, юный гасконец нимало не испугался - наоборот, он был на седьмом небе от счастья. Еще и оттого, что краем глаза заметил, как растет вокруг них толпа зевак.

- Не вижу причин скрывать свое имя, - сказал он громко. - Я - д'Артаньян, гасконский дворянин из Тарба. Последние пятьсот лет это имя достаточно известно во Франции, мало того, оно ничем не было запятнано. Боюсь, что с вашими именами обстоит как раз иначе - не зря же вы укрываетесь за кличками каких-то пастухов...

Атос выхватил шпагу.

- Атос! У вас письма! - вскрикнула герцогиня, бледная, как полотно. - Умоляю!

Величайшим усилием воли Атос вложил шпагу в ножны и, гордо подняв голову, произнес так, словно каждое слово рождалось в мучениях:

- Сударь, я готов вас пощадить исключительно в силу вашего юного возраста... Портос, шпагу в ножны! Я так хочу, Портос!

Великан с самым натуральным рычанием вложил все-таки шпагу в ножны и повернулся, чтобы уйти.

- Подлый трус! - крикнул ему д'Артаньян, уже совершенно не владея собой.

- Атос! - взревел великан. - Я и это должен стерпеть? Нет, тысячу чертей!

И его шпага вновь сверкнула на солнце.

- Ну что же... - сказал Атос задумчиво. - Неужели Красный Герцог подослал к нам этого гасконца? Удар шпагой - всегда удар шпагой, кто бы его ни наносил, даже такой вот мальчишка...

- Верно подмечено, сударь! - расхохотался д'Артаньян. - Ну так что же, будет кто-нибудь со мной драться или вы все же покажете спины?

- Ничего не поделаешь, Портос, - сказал Атос с величайшим хладнокровием. - Убейте этого наглого щенка и скачите... ну, вы знаете. Я отправляюсь.

Он повернулся и решительными шагами направился к своей лошади.

Портос кинулся на д'Артаньяна, издав сущее львиное рычание. Клинки со звоном скрестились. После первых выпадов гасконец понял, что его противник относится к схватке довольно несерьезно, - во взмахах шпаги великана прямо-таки чувствовалось некое пренебрежение. Должно быть, Портос и мысли не допускал, что враг ему достался серьезный...

Сообразив это, гасконец на ходу переменил намерения. Он уже не стремился убить противника, решив сделать его смешным, - по разумению д'Артаньяна, это было бы гораздо более изощренной местью, нежели холодный труп у ног...

Он метался вокруг великана, нападая с самых неожиданных сторон вопреки обычным приемам боя. И в какой-то миг его острому глазу открылось под роскошным бархатным плащом нечто...

Не колеблясь, д'Артаньян нанес рубящий удар, и его шпага рассекла витой шнур, удерживавший плащ на плечах. Алый бархат упал к ногам дуэлянтов. В толпе зевак послышался громкий хохот.

Догадка д'Артаньяна полностью подтвердилась. Портос, позер и фанфарон, не нашел достаточно денег, чтобы купить сплошь вышитую золотом перевязь, а потому она, блиставшая спереди, сзади была из простой буйволовой кожи. Для чего великану, надо полагать, и понадобился плащ в жаркую погоду...

- У вас оригинальная перевязь, сударь, лопни мои глаза! - воскликнул д'Артаньян, хохоча.

Портос, рыча что-то нечленораздельное, бросился на него, забыв о всякой осторожности. На миг д'Артаньяну показалось, что на него несется оживший горный утес. Но он не потерял самообладания - и пустил в ход прием, которому научился от отца.

Выбитая из рук Портоса шпага высоко взлетела, сверкая позолоченным эфесом, и жалобно зазвенела на пыльной земле.

- Вам не кажется, сударь, что ваша жизнь в моих руках? - спросил д'Артаньян, играя клинком и крепко прижав ногой шпагу Портоса. Портос хмуро смотрел на него, уронив руки. - По-моему, вам следует извиниться... - торжествующе продолжал д'Артаньян, чья душа ликовала.

- Простите, - проворчал Портос, глядя исподлобья. - Сам не знаю, как у меня вырвалось...

- Я полностью удовлетворен вашими извинениями, сударь, - сказал гасконец, поклонившись со всей возможной грацией. - Полагаю, на этом наше дело можно считать законченным, насколько я разбираюсь в правилах чести?

Портос хмурым ворчанием подтвердил, что так оно и обстоит.

Следовало спешить - Атос еще не успел выехать со двора, поскольку все вышеописанное произошло гораздо быстрее, чем кто-то мог подумать. Не теряя времени, д'Артаньян бросился к нему, крича:

- Эй, сударь, куда же вы бежите?

Он успел еще заметить в стороне унылую физиономию слуги по имени Гримо - а в следующий миг на него накинулось сразу несколько зевак из числа слуг и горожан, осыпая гасконца градом ударов. Под ударом лопаты клинок д'Артаньяна переломился, палка обрушилась на голову гасконца и рассекла ему лоб, и он упал, обливаясь кровью, чуя боль в боках и спине, куда ему угодили каминными щипцами.

Он не выпустил эфеса шпаги, хотя обломок клинка был не длиннее двух ладоней. Видя спокойно стоявшего поодаль, со шпагой в ножнах Атоса, крикнул, пытаясь приподняться:

- Сударь, и вы считаете себя дворянином, если спокойно на все это смотрите?! Такое поведение не делает вам чести! Черт побери, в таком случае велите этому сброду меня прикончить - или я, клянусь честью, непременно с вами посчитаюсь!

- Любезный, - хладнокровно ответил Атос. - Я не вправе командовать этими людьми. Очень жаль, что с вами такое произошло, но, право же, небольшая трепка вам не помешает. В будущем будете более мудрым, господин из Тарба...

Он поклонился и твердым шагом направился к своему коню. Мимо прогрохотала карета герцогини. Взвыв в бессильной ярости, д'Артаньян совершил единственный подвиг, на какой был способен - вонзил обломок клинка в ногу одного из стоявших над ним горожан.

На него вновь обрушился град ударов - хорошо еще, что врагов было слишком много, и они мешали друг другу, размахивая своим импровизированным оружием. Тем не менее д'Артаньян понял, что все в это может кончиться весьма печально, - но ничего не мог поделать.

Женский голос раздался, казалось, над самой его головой:

- Рошфор, быстрее, они же его убьют!

Сквозь заливавшую глаза кровь д'Артаньян все же разглядел, как дворянин в фиолетовом одним прыжком перемахнул через перила галереи. Взлетела сверкающая шпага, нанеся плашмя несколько глухих ударов по спинам и головам.

Вокруг лежавшего в пыли д'Артаньяна моментально стало пусто. Из последних сил приподнявшись на локте, он увидел, что обращенные в бегство враги сгрудились у ворот. Они выкрикивали в адрес Рошфора ругательства, грозили кулаками, но ни один не рисковал броситься первым.

- Дева Мария и все ее ангелы! - яростно воскликнул пузатый человек в черном камзоле, выглядевший зажиточным горожанином. - Пора показать этим дворянчикам, что им не все позволено! Пуэн-Мари, Жак, бегите за арбалетами! Надо сделать из этого молодчика добрую подушечку для булавок!

По толпе прошел глухой одобрительный ропот. Из своего неудобного положения д'Артаньян тем не менее рассмотрел, что лицо Рошфора и его не сулившая ничего доброго улыбка казались высеченными из куска льда.

Не двинувшись с места, небрежно вложив шпагу в ножны, черноволосый дворянин громко произнес:

- Эй вы, у ворот! А ну-ка, назад! Прежде чем бросаться на человека, не мешает поинтересоваться его именем... Я - граф Рошфор, конюший его высокопреосвященства кардинала. Я всегда выполняю свои обещания... а потому не заставляйте меня поклясться, что я подожгу ваш городишко с четырех концов...

Его слова оказали прямо-таки магическое воздействие на толпу разъяренных горожан: едва прозвучало упоминание о кардинале, сжатые кулаки разжались, на смену злости пришел испуг, даже д'Артаньяну, чье сознание туманилось из-за потери крови, стало ясно, что быстротечная кампания бесповоротно проиграна жителями Менга. Еще несколько мгновений - и толстяк, намеревавшийся послать за арбалетами, с самым униженным видом приблизился к Рошфору, бормоча что-то насчет трагической ошибки и еще о том, что его неправильно поняли, что он был и остается вернейшим слугой его высокопреосвященства кардинала Ришелье...

- Не сомневаюсь, - небрежно отмахнулся Рошфор. - Что же, избавьте меня от вашего общества, милейший, и прихватите с собой свою свору... Эй вы! Живо перенесите молодого человека в дом! Лекаря, быстро! Найдется в этом городишке хоть один эскулап, которому можно доверить не лошадь, а человека? Ну, так что же вы стоите?

Его приказания исполнялись с поразительной быстротой. Кто-то опрометью кинулся за лекарем, слуги проворно подхватили д'Артаньяна и внесли в обеденную залу, где, сняв с юноши куртку, уложили на широкую скамью. Любопытных следом набилось столько, что в окнах померк свет.

- Как вы себя чувствуете? - спросил Рошфор, склонившись над гасконцем.

- Благодарю вас, все в порядке, - браво ответил д'Артаньян, хотя готов был вот-вот потерять сознание. - Наклонитесь ближе... Рошфор, вам не следует ехать по Амьенской дороге...

Рошфор, моментально выпрямившись, громко распорядился:

- А ну-ка, все, кому не хочется висеть на воротах, вон отсюда!

Послышался шум и треск - присутствующие так спешили покинуть помещение, отталкивая один другого, что едва не вывернули дверные косяки. Когда они остались с глазу на глаз, Рошфор вновь наклонился над д'Артаньяном, меряя его проницательным взглядом:

- Что вы говорили об Амьенской дороге?

- Вам не следует по ней ехать, - слабым голосом произнес д'Артаньян, силясь не потерять сознания раньше времени. - Вас там будут поджидать четверо наемников с мушкетами.

- Всего четверо? - губы Рошфора исказила хищная улыбка. - Ну, это не так страшно... В любом случае спасибо, юноша. Как выражались древние, кто предупрежден - тот вооружен. Откуда вы это узнали?

- Случайно услышал, - ответил д'Артаньян.

- Вот как? - Рошфор прищурился. - Не от господ ли мушкетеров?

- Я не шпион, - сумрачно произнес д'Артаньян. - Я попросту решил вас предупредить, как дворянин дворянина.

- Ну что же, это делает вам честь, - сказал Рошфор, по-прежнему меряя юношу испытующим взглядом. - Вы, надо полагать, кардиналист?

- Я всего-навсего бедный гасконский дворянин, пустившийся за фортуной в Париж, - в сердцах сказал д'Артаньян. - В нашей глуши, собственно, нет ни роялистов, ни кардиналистов... хотя и до нас, конечно, доходят кое-какие известия о жизни в столице...

- Судя по выговору, вы, должно быть, из Дакса или По?

- Из Тарба, мое имя - д'Артаньян.

- В Тарбе и его окрестностях, насколько мне известно, обитает несколько ветвей рода д'Артаньянов. К которой их них вы имеете честь принадлежать?

- Я сын того д'Артаньяна, что участвовал в войнах за веру вместе с великим королем Генрихом, отцом нашего нынешнего короля, - ответил д'Артаньян, гордо выпрямившись, насколько это возможно для человека, лежащего на грубо сколоченной скамье в самой беспомощной позе.

- Это достойный дворянин... - сказал Рошфор в некоторой задумчивости. - Значит, вы пустились за фортуной...

- Если вы усматриваете в этом нечто достойное насмешки, я готов вам доказать... - слабым голосом, но решительно произнес д'Артаньян.

- Ну полно, полно! - успокоил его Рошфор. - Должен вам заметить, что вы, не будучи ни роялистом, ни кардиналистом, тем не менее ухитрились впутаться в нешуточные игры...

- Таково уж гасконское везение, - сказал д'Артаньян как мог беззаботнее. - Мы не бежим от опасностей, они нас находят сами...

- Боюсь, опасность сильнее, чем вам представляется. Вы чересчур рьяно выступили на стороне одних против других...

- Черт меня раздери! - воскликнул д'Артаньян. - Я и намерения не имел...

- Увы, судьба мало считается с нашими намерениями, - с легкой усмешкой сказал Рошфор. - Боюсь, вы, сами того не осознавая, приобрели могущественных врагов... но так уж устроена жизнь, что порой, обретая врагов, тем самым обретаешь и друзей...

- Врагов я уже видел, - сказал д'Артаньян. - А вот друзей что-то не успел заметить...

- Вот как? По-моему, вы вправе считать своим другом человека, которого предупредили о засаде...

- Быть может...

- Черт побери, д'Артаньян, неужели вы считаете меня настолько неблагодарным?

- Нет, здесь другое, - поразмыслив, сказал д'Артаньян. - Я боюсь показаться навязчивым. Человеку в моем положении - с тощим кошельком, туманным будущим и полным отсутствием заслуг - легко сделаться навязчивым...

- Вздор, - решительно сказал Рошфор. - Не будьте так мнительны... Что там, любезный? Да, это как нельзя более кстати...

Он взял из рук робко приблизившегося хозяина бутылку вина, налил полный стакан и протянул д'Артаньяну. Гасконец осушил его единым махом, и импровизированное лекарство оказало свое действие: слабость отступила, стало теплее, появилась некоторая уверенность.

- Ну? - нетерпеливо прикрикнул Рошфор. - Где ваш лекарь, горе-трактирщик? Долго прикажете дожидаться?

- За ним послали, ваша милость... - хозяин трясся, как сухой прошлогодний лист. - Надеюсь, с молодым дворянином не случилось ничего страшного?

- Страшное случится с кем-нибудь другим, если молодому человеку не будет оказано достойной заботы, - небрежно ответил Рошфор. - Ну, живо, поторопите там этих болванов и раздобудьте лекаря хоть из-под земли!

Глянув вслед хозяину, покинувшему помещение в полуобморочном состоянии, он вновь обернулся к д'Артаньяну:

- Итак, эти господа были настолько любезны и уделили моей скромной персоне столько внимания, что даже выслали на Амьенскую дорогу убийц... Что ж, люди они решительные. Чутье подсказывает мне, что этих господ звали Атос, Портос и Арамис...

- Вы правы только в отношении первых двух, - сказал д'Артаньян, раскрасневшийся от вина. - Арамиса с ними не было... Они и в самом деле мушкетеры короля?

Рошфор ответил с тонкой улыбкой:

- Я бы выразился несколько иначе: мушкетеры господина де Тревиля. Бога ради, не подумайте, что я хочу сказать что-то, роняющее достоинство нашего христианнейшего короля, но вряд ли выдам вам государственную тайну, если уточню, что его величество кое в чем уступает своему великому отцу... Например, в решимости и воле, а также умении управлять государством... Вас, провинциала, не коробят ли, часом, такие вещи?

- Ну что вы, - сказал д'Артаньян, отнюдь не желая выглядеть провинциалом. - До нас доходят разговоры, что его величество, как бы деликатнее выразиться, не горит желанием взять в собственные руки бразды...

- Вот именно, - кивнул Рошфор, понизив голос. - К счастью, его величество достаточно умен, чтобы передать вышеупомянутые бразды тем лицам, которые по уму и решимости этого достойны... Легко понять, что я говорю о кардинале. Поверьте, д'Артаньян, это великий человек. Плохо только, что его замыслы не в состоянии оценить наша буйная знать, находящая порой поддержку у...

- Я понимаю, - сказал д'Артаньян.

Он и в самом деле понял, что Рошфор имеет в виду королеву - кое-какие тонкости были известны и в Беарне...

- Мне показались странными их имена... - начал он осторожно.

- Имена, как легко догадаться, вымышленные, - сказал Рошфор. - Сыновья из знатных родов так порой поступают, записавшись в мушкетеры. Вот, кстати, вы, случайно, не называли им свое?

- Конечно, называл, - гордо ответил д'Артаньян.

- Это плохо, - задумчиво сказал Рошфор. - Теперь они вас знают...

- Не вижу ничего плохого. Я охотно с ними встречусь в Париже, мы, по-моему, отнюдь не закончили разговор...

- Вы не на шутку рискуете, - ответил Рошфор крайне серьезно. - Уж я-то их знаю...

- Быть может, вам известно и имя герцогини?

- Обожающей выдавать себя за белошвейку? Ну разумеется...

- Кто же она? - жадно спросил д'Артаньян.

- Мой юный друг, - проникновенно сказал Рошфор. - Вы уверены, что вам стоит впутываться во все эти дела? Речь идет не о простой трактирной стычке, позвольте вам напомнить. Эти люди ведут крупную и серьезную игру, где ставками сплошь и рядом служат головы...

- Вы были со мной откровенны, граф, - сказал д'Артаньян. - Позвольте ответить тем же. Сама жизнь меня заставляет очертя голову бросаться в те самые игры, о которых вы упомянули. Поскольку выбор у меня небогат. Либо унылое прозябание в Артаньяне, либо... Черт побери, если нет другого пути, я вынужден рискнуть!

- Возможно, дело даже не в риске, - сказал Рошфор, - а в умении выбрать правильную сторону... Анна?

Он обернулся. Белокурая незнакомка подошла к импровизированном ложу, глядя на д'Артаньяна с неприкрытым сочувствием. Гасконец охотно вскочил бы и принял более достойную позу, но слабость все же давала о себе знать, несмотря на вино.

- Боже мой! - сказала она сочувственно. - Что это мужичье с вами сделало...

- Пустяки, миледи, - живо ответил д'Артаньян. - У гасконцев крепкие головы, мы и не такое выносили...

Итак, она звалась Анна... Отныне это имя казалось д'Артаньяну прекрасным, хотя прежде он не видел в нем ничего особенного. Под ласковым взглядом голубых глаз он взлетел на крыльях фантазии и удали в вовсе уж недостижимые выси. Положительно, жизнь на глазах обретала неимоверную остроту и несказанную прелесть. Он дрался с мушкетерами короля - и одного из них победил; он оказался замешан в какую-то крупную интригу с участием титулованных особ - а судя по некоторым намекам, и самой королевы; он удостоился благосклонных взглядов красавицы миледи и показал себя храбрецом перед не менее очаровательной герцогиней, пусть и неизвестной пока по имени, и все это - в один день. Неплохо для нищего гасконского недоросля!

- Вы должны немедленно уехать, Анна, - сказал Рошфор вполголоса. - Самое время.

- А вы?

- Я немного задержусь. У меня небольшое дельце на Амьенской дороге. О, не беспокойтесь, совершеннейшие пустяки...

И его губы вновь тронула уже знакомая д'Артаньяну хищная усмешка, которую наш гасконец поклялся впоследствии воспроизвести перед зеркалом.

- Где они? - раздался рядом испуганный возглас.

В комнате появился сухопарый пожилой мужчина, чья длиннополая одежда выдавала в нем лекаря. Тут же стоял бледный юноша, держа кожаную сумку, из которой торчали разнообразнейшие докторские инструменты, способные ужаснуть раненого солдата в сто раз сильнее, нежели жерла орудий врага. Особенно д'Артаньяну не понравилась широкая пила, имевшая такой вид, словно не раз уже побывала в деле.

- Кто - они, любезный? - поднял брови Рошфор.

- Убитые и раненые, конечно, - сварливым тоном отозвался врач. - За мной, как сумасшедший, прибежал Пуэн-Мари, он сказал, что в "Вольном мельнике" учинилось жуткое побоище, все завалено трупами и ранеными...

- Он преувеличил, - хладнокровнейшим тоном ответил Рошфор. - Раненый всего один, и он перед вами, а убитых, должен вас разочаровать, нет вообще...

- Он будет жить? - с беспокойством спросила миледи, глядя так, что гасконец готов был отдать за нее всю свою кровь.

После беглого осмотра врач сообщил чопорно:

- Должен вам сообщить, милая дама, что этот юноша проживет еще очень и очень долго... если не будет ввязываться в новыестычки, которые могут закончиться не так благополучно. Пока же... Я бы рекомендовал повязку на голову, кое-какие надежные снадобья - которых у меня обширнейший запас - и день-другой полного покоя... Найдется тут комната, куда можно перенести больного, чтобы он не дышал кухонным чадом?

- Думаю, да, - кивнул Рошфор. - Эй, где там наш горе-трактирщик?!

Когда д'Артаньяна выносили со всем прилежанием присмиревшие слуги, он успел еще поймать взгляд белокурой красавицы - и то, что вслед ему была послана самая ослепительная улыбка, было не свойственным гасконцам преувеличением, а самой доподлинной реальностью.

Глава пятая

Обворован!

Через четверть часа д'Артаньян, чья голова была уже перевязана чистым полотном, почувствовал себя настолько лучше, что уже не лежал в кровати, а сидел, опершись на подушки, и задумчиво созерцал целую шеренгу пузырьков и склянок с "надежными снадобьями", которыми врач, испытывавший к Рошфору нешуточное почтение, уставил подоконник от края и до края.

Потом в дверь осторожненько протиснулся Планше с его камзолом и узелком в руках. Новообретенный слуга выглядел несколько предосудительно - под глазом у него красовался огромный, уже посиневший кровоподтек, рукав камзола был полуоторван, а сам камзол помят и запылен.

- Черт возьми, что с тобой стряслось? - спросил д'Артаньян удивленно. - Можно подумать, тебя пропустили через мельничные жернова.

- И не говорите, сударь... Близко к тому. Они тут, в Менге, здоровые ребята, ну да я им показал, как умеют махать кулаками в Ниме.

- Во что ты ухитрился ввязаться?

- Ну как же, сударь, - печально сказал Планше. - Когда на вас набросилась вся эта свора, я почел своим долгом помочь хозяину, благо народ был сплошь неблагородный, в самый раз для меня... Поначалу дело шло удачно, но их было слишком много, и мне тоже досталось. Этот верзила, кузнечный подмастерье, знает хитрую ухватку, как подбивать под колено и валить с ног, надо будет запомнить... Ничего, я тоже кой-кому оставил добрую память, пару челюстей уж точно свернул на сторону...

- Спасибо, Планше, - сказал д'Артаньян важно. - Я сразу понял, что парень ты надежный... Боюсь, нечем пока что тебя вознаградить за верную службу...

- Вот тут можете не беспокоиться, сударь. Та дама, миледи, дала мне целый луидор. Она очень беспокоилась о вас...

- Ну что ты врешь, бездельник! - сказал д'Артаньян с суровым выражением лица, внутренне ликуя в то же время.

- Не сойти мне с этого места, сударь! Клянусь богородицей, у нее даже голос дрожал, когда она сокрушалась, что вынуждена уехать и оставить вас здесь в полной беспомощности...

- Ох уж эти женщины... - проворчал д'Артаньян с видом умудренного жизнью человека. - Вечно они преувеличивают. Какая такая полная беспомощность, если все кончилось пустяками? Подумаешь, устроили маленькое кровопускание... Голова-то цела.

- Рад слышать, сударь, - сказал Планше озабоченно. - Я вижу, однако, вы к лекарствам и не прикасались вовсе? Нужно же лечиться...

- Вот то-то и оно, - сказал д'Артаньян серьезно. - Даже такие железные люди, как гасконцы, не отрицают медицины. Только вот что, мой любезный Планше... Собери-ка ты в мешок всю эту аптеку, всю, без малейшего изъятия, и выброси потихоньку в подходящее место...

- Но, сударь...

- Я приказываю! - сказал д'Артаньян и добавил наставительно: - Видишь ли, матушка дала мне с собой рецепт поистине чудодейственного бальзама, который ей когда-то открыла старуха цыганка. Бальзам этот излечивает любые раны... кроме, пожалуй что, сердечных, а порукой тому - мой отец, который его не раз пользовал с непременным успехом... Когда расправишься с аптекой, ступай на кухню, спроси вина, масла, розмарину и еще кое-чего, что записано на этой вот бумажке... да береги ее, смотри! Мы оба будем им лечить наши раны, и ты убедишься, что цыганки не всегда бывают обманщицами... Ну, живо!