Глава третья

Белошвейка в карете парой

- Это все, что тебе удалось разузнать?

- Все, ваша милость, - пожал плечами Планше. - А если я чего-то не знаю, то это исключительно потому, что никто тут не знает... Да, вот кстати! Та очаровательная особа, что сейчас стоит возле кареты, на мой взгляд, особа еще более загадочная, чем ваша голубоглазая дама и ее спутник в фиолетовом...

Д'Артаньян, на которого слова "загадка" и "тайна" с недавнего времени действовали, как шпоры на горячего коня, встрепенулся и посмотрел в указанном направлении.

Он увидел прекрасную карету, в которую добросовестно суетившиеся конюхи как раз закладывали двух сильных нормандских лошадей, - а неподалеку стояла та самая помянутая особа. И в самом деле очаровательная - не старше двадцати пяти лет, с вьющимися черными волосами и глубокими карими глазами, в дорожном платье из темно-вишневого бархата. Сияние многочисленных драгоценных камней в перстнях, серьгах, цепочках и прочих женских украшениях свидетельствовало, что незнакомку никак нельзя считать ни девицей на выданье из бедной семьи, ни супругой какого-нибудь малозначительного человечка. Весь ее облик, таивший в себе спокойную уверенность, все ее драгоценности, карета и кони несли на себе отпечаток знатности и несомненного богатства.

Таковы уж молодые люди восемнадцати лет - в особенности бедные дворяне из глухой провинции, с тощим кошельком и богатейшей фантазией, - что мысли д'Артаньяна приняли неожиданный оборот, способный показаться странным только тем, кто плохо помнит собственную молодость. Голубоглазая красавица миледи по-прежнему оставалась в его мыслях - но в то же время он был неожиданно для себя покорен и захвачен кареглазой незнакомкой, нимало о том не подозревавшей.

- И в чем же загадка, Планше? - спросил он незамедлительно.

- Знаете, что сделала эта красотка, когда приехала сюда два дня назад?

- Откуда же?

- Поинтересовалась, нет ли пришедших на ее имя писем.

- По-моему, вполне естественное желание, - сказал д'Артаньян. - И лишенное всякой таинственности.

- Быть может, сударь, быть может... Вот только она интересовалась письмами на имя Мари Мишон, белошвейки из Тура. Таковые письма нашлись, числом три, и были ей, понятно, вручены... Мало того, за эти два дня трижды приезжали самые разные люди, искавшие в гостинице опять-таки девицу по имени Мари Мишон, - и их, согласно недвусмысленным распоряжениям, к ней и препровождали... Вы и теперь не видите тут загадки? Если это белошвейка, то я, должно быть, епископ Люсонский...

- Совершенно верно, Планше, совершенно верно... - процедил д'Артаньян, вновь уловивший божественный аромат интриги. - Поскольку меж тобой и его преосвященством епископом Люсонским мало общего, то отсюда, согласно науке логике, проистекает...

- Мишон! - фыркнул Планше. - Вы-то сами верите, сударь, что эта дама может носить столь плебейское имечко?

- Ни в малейшей степени, Планше...

- Вот видите! Интересно, какого вы теперь мнения о моей сообразительности, сударь?

- Планше, нам обоим повезло, - великодушно признал д'Артаньян, не особенно раздумывая. - Ты обрел господина, с которым далеко пойдешь, а я - толкового слугу...

- Уж будьте уверены!

- Белошвейка Мари Мишон... - повторил в раздумье д'Артаньян.

- Белошвейка, ха! - воскликнул Планше. - Конечно, случается, что иные белошвейки разъезжают в каретах даже побогаче, но тут совсем другое дело... Тут чувствуется порода. Взгляните на нее попристальнее, сударь! Такая осанка сделала бы честь принцессе... Говорю вам, это порода!

- Друг мой Планше, - все в той же задумчивости произнес д'Артаньян, - а часто ли тебе приходилось общаться с принцессами?

- Говоря по совести, сударь, вообще не приходилось. Но вы же понимаете, что я имею в виду?

- Да, кажется...

- Смотрите, смотрите! - возбужденно зашептал Планше. - А эти господа, никак, плотник и зеленщик? Тот, что повыше, ну прямо-таки плотник, по имени, скажем, Николя, а тот, что бледнее, право слово, зеленщик со столь же плебейским имечком? Коли уж они так церемонно и вежливо раскланиваются с белошвейкой, они и сами, надо полагать, из столь же неблагородного сословия...

- Не нужно быть столь злоязычным, друг Планше, - ханжески сказал д'Артаньян. - Негоже злословить о ближних своих, в особенности тех, кого видишь впервые в жизни...

Но на губах его блуждала та хитрая улыбка, что свойственна даже простодушным гасконцам, - к коим наш герой уж никак не принадлежал.

В самом деле, двое мужчин, подошедших к очаровательной незнакомке с видом старых знакомых, менее всего смахивали на представителей помянутых Планше профессий, безусловно необходимых обществу, но неблагородных... В обоих за четверть лье удалось бы опознать дворян, причем отнюдь не скороспелых (какими, увы, та эпоха уже была достаточно богата). Один был мужчина лет тридцати, с лицом и осанкой, в которых было нечто величественное. Ни один плотник не мог бы похвастать такой белизной рук - да и не всякий знатный дворянин. Хотя на незнакомце был простой дорожный камзол, в его походке, всем облике ощущался если не переодетый вельможа, то, во всяком случае, человек, обремененный длиннейшей родословной и гербами, лишенными вычурности и многофигурности, то есть безусловно древними...

Второй выглядел немного попроще, но тоже был личностью по-своему примечательной - крайне рослый и широкоплечий, с высокомерным лицом. Хотя на нем был простой, даже чуточку выцветший синий камзол, поверх оного сверкала роскошная, сплошь вышитая золотом перевязь ценою не менее десяти пистолей, а то и всех пятнадцати, а с его могучих плеч ниспадал плащ алого бархата. Оба были при шпагах, в высоких сапогах со шпорами, почти не запыленных, - а значит, им явно не пришлось в ближайшее время ехать верхом по большой дороге. Они миновали галерею, не удостоив д'Артаньяна и мимолетного взгляда, - и он как раз раздумывал, не является ли это тем пресловутым оскорблением, которого наш гасконец так жаждал на протяжении всего пути.

- Ну, говорите же, Атос! - нетерпеливо сказала незнакомка с карими глазами, рекомая белошвейка. - Удалось?

- Частично, милая Мари, - сказал мужчина лет тридцати с грациозным поклоном, лишний раз убедившим, что д'Артаньян видит перед собой высокородного дворянина. - Письма я получил без особого труда, но здесь неожиданно объявился Рошфор, этот цепной пес кардинала...

- Черт возьми! - воскликнула красавица совершенно по-мужски. Разговор опять-таки велся по-испански - обычная предосторожность в ту пору, призванная сохранить содержание беседы в тайне от окружающего простонародья. На сей раз д'Артаньян неведомо почему не спешил проявить благородство и сознаться во владении испанским. "В нем прямо-таки чувствуется вельможа, - лихорадочно пронеслось в голове у гасконца. - Но имя, имя! Атос... Это же не человеческое имя даже, это, кажется, название какой-то горы... Планше прав, продувная бестия, - здесь тайна, интрига, возможно, заговор!"

- Атос, Портос, господа! - воскликнула незнакомка чуть ли не жалобно. - Это просто невыносимо! - И она добавила непринужденно: - Неужели не найдется человека, способного, наконец, перерезать ему глотку?

Это благое пожелание, высказанное столь очаровательной особой прямо-таки небрежно, с безмятежной улыбкой на алых губках, окончательно отвратило д'Артаньяна от мысли громогласно признаться в знании испанского. Он успокоил свою совесть тем, что его действия никак нельзя было назвать подслушиванием украдкой, - все-таки он открыто стоял на галерее в полудюжине шагов от беседующих, так что нимало не погрешил против дворянской чести...

- Будьте спокойны, сударыня, - прогудел великан, которого звали Портосом. - На сей раз ему, похоже, не уйти. Я приготовил ему хороший сюрприз на Амьенской дороге. Если только он не продал душу дьяволу, как предполагал однажды Арамис, все будет кончено в самом скором времени. Четыре мушкета - это, знаете ли, весомый аргумент.

- Вот кстати, об Арамисе, - живо подхватила красавица. - Я полагала что сегодня его, наконец, увижу... Господа, не забывайте, что я женщина - и сгораю от любопытства самым беззастенчивым образом. Любая женщина на моем месте была бы заинтригована безмерно. Он засыпает меня отчаянными письмами так давно, что пора в конце концов сказать мне все в глаза, произнести эти признания вслух... и, быть может, получить награду за постоянство. В конце концов, мы живем не в рыцарские времена, и это обожание на расстоянии выглядит чуточку смешно...

- Арамис еще не вернулся из Мадрида, - вполголоса сказал Портос.

- Тш-ш, Портос! - прошипел его спутник. - Будьте осторожнее, бога ради!

- Но я же говорю по-испански, - с некоторой долей наивности сказал великан Портос. - Кто тут понимает по-испански?

Атос вздохнул как-то очень уж привычно:

- Портос, вы меня то ли умиляете, то ли огорчаете... По-испански, да... Но вы же явственно произнесли "Арамис" и "Мадрид", а это может натолкнуть кого-нибудь на размышления...

- Кого? - жизнерадостно прогудел великан. - Кто из тех, кого мы сейчас видим вокруг нас, способен размышлять? Право же, Атос, вы сгущаете краски...

- Пожалуй, - задумчиво отозвался Атос. - В самом деле... Трактирная челядь не в счет... - Он быстрым, испытующим взглядом окинул террасу. - Еще какой-то молодчик, по виду горожанин, и тупой на беспристрастный взгляд юнец с соломой в волосах, от которого за туаз несет навозом... Возможно, я излишне нервничаю. Но ставки слишком высоки, Портос, и мы обязаны предусмотреть все случайности...

- Любезный Атос, - с чувством сказал Портос. - Я перед вами прямо-таки преклоняюсь, сами знаете. Но должен сказать прямо: порой вы бываете удивительно несносны. Обратите внимание, я учел все ваши замечания, я говорю о важных вещах исключительно по-испански...

- Господа, господа! - вмешалась незнакомка. - Умоляю, будьте чуточку серьезнее!

Оба нехотя умолкли. Что до д'Артаньяна, то его улыбка стала прямо-таки зловещей. Он наконец-то обрел то, чего так долго ждал, - несомненное оскорбление, высказанное, если рассудить, прямо в лицо человеком при шпаге, несомненным дворянином, несмотря даже на его странное имя, тем более произнесенное при даме, которая, хоть и выдавала себя за белошвейку, принадлежала, несомненно, к более высоким сферам...

Его рука стиснула рукоять шпаги. И все же он подавил первый порыв, не ринулся с террасы сломя голову, решил выждать еще немного. Кровь его кипела - но стремление поближе познакомиться с разворачивавшейся на его глазах интригой оказалось сильнее. "Прекрасно, - подумал он. - Кое-что начинает проясняться. Если незнакомец по имени Рошфор, как только что прозвучало, имеет отношение к кардиналу, кто же, в таком случае, эти люди? Ясно, что они принадлежат кпротивостоящей стороне, но таких сторон чересчур много, чтобы можно было делать выводы уже теперь..."

- Я серьезен, милая герцогиня, - заверил Портос. - Как никогда.

"Герцогиня! - вскричал про себя д'Артаньян. - Вот так история! Положительно, тайн и загадок на меня свалилось больше, чем я того желал! Как бы не раздавило под этакой тяжестью! Но когда это гасконцы пасовали?!"

- Тс! - шепотом прикрикнула красавица. - Портос, вы, право, невозможны! Запомните же, что меня зовут Мари Мишон... Я - белошвейка, ясно?

Атос мягко произнес:

- Милая Мари, вам не кажется, что белошвейка, разъезжающая в карете парой, в блеске драгоценностей, все же рано или поздно наведет кого-нибудь на подозрения?

"Он чертовски умен", - великодушно отметил д'Артаньян.

Красавица сделала гримаску, словно собиралась заплакать:

- Атос, Портос прав: вы сегодня положительно несносны. Я так привыкла к этой именно карете... Не хотите же вы сказать, что я должна была надеть рубище или что там еще носят настоящие белошвейки? Я и так оставила дома большую половину своих драгоценностей... В конце концов Портос прав: вокруг нас лишь тупое простонародье, не способное думать и подмечать несообразности...

- Вы уверены, что среди них нет шпионов кардинала?

- До сих пор я не видела никого, кто подходил бы под это определение, - твердо заявила герцогиня.

Д'Артаньян прекрасно рассмотрел, что лицо отвернувшегося от него Атоса поневоле исказила страдальческая гримаса. Тем временем во дворе появились новые лица - двое всадников, по виду слуг, с двумя лошадьми в поводу. Судя по тому, как они остановились поодаль и терпеливо ждали, это были слуги двух незнакомцев со странными именами. Один из них глядел столь выразительно и покашливал столь демонстративно и нетерпеливо, что Атос в конце концов обратил на него внимание и скупым мановением руки велел подойти. Слуга что-то недолго шептал ему на ухо, а потом, вновь отосланный тем же красноречивым жестом, вернулся к товарищу.

- Поздравляю вас, друзья мои, - сказал Атос сумрачно. - Упомяни о черте... Рошфор ближе, чем мы думали. Он здесь, в "Вольном мельнике". Мало того, здесь и миледи...

- Черт меня раздери со всеми потрохами! - вырвалось у Портоса.

- Но позвольте, господа! - беспомощно воскликнула герцогиня. - Почему же я ее ни разу не видела?

- Потому что она не стала попадаться вам на глаза, - с безграничным терпением проговорил Атос. - Она умеет при необходимости оставаться невидимой...

- Слушайте! - пробасил великан Портос. - Может, это враки?

- Гримо не мог ошибиться, - лаконично ответил Атос. - Они здесь вдвоем...

- Атос, значит, их только двое?

- Портос, вы необычайно сильны в арифметике...

- А как же, у меня был учитель, - простодушно сказал Портос. - Вот что... Может, это и есть наилучшее решение проблемы? Мы дождемся, пока он выйдет, вызовем его и преспокойно проткнем... Каков бы он ни был, не в его характере бежать от вызова...

Какое-то время Атос, как показалось гасконцу, всерьез взвешивал это предложение.

- Нет, - сказал он наконец. - Неминуемо сбегутся зеваки, весь город, пойдут разговоры, кто-нибудь может узнать нас либо герцогиню... Лучше уж, Портос, предоставить все богу, и тем, кого вы оставили на Амьенской дороге. Согласен, это несколько против правил чести, но, в конце концов, Рошфор служит человеку, который сам поставил себя вне правил чести, осмелившись покуситься на привилегии и исконные вольности дворянства, обращаться с дворянами, словно с тем двуногим скотом, что копается на полях... Пусть будет Амьенская дорога. - Его лицо на миг исказилось хищной гримасой. - И совсем хорошо будет, если миледи решит его сопровождать...

- Фи, Атос! - воскликнула герцогиня. - Все-таки это женщина...

- Милая Мари, - спокойно сказал Атос. - Женщина, которая так рьяно и упорно вымешивается в мужские дела, занимается мужскими делами, не должна протестовать, по-моему, если с ней решат поступить, как с мужчиной... Таково мое глубокое убеждение.