Александр Бушков
      БЕШЕНАЯ
      Глава первая. Mademoiselle Daria.
      ...Зеленая "шестерка" свернула во двор, мазнув тусклыми фарами ближнею света по шеренге темно-красных гаражных дверей, медленно поехала вдоль длиннющей блочной девятиэтажки... - Лажа, - сказал тот, что повыше, усатый. - Что? - Второй, накрывавший газетой пистолет на столе, лениво обернулся к нему. Усатый кивнул на цветной экран, где мордастый негр неторопливо стягивал плавки с пикантной брюнетки, сидевшей с широко расставленными ногами. Черномордый не мог и подозревать, что вскоре папаша, он же Чак Норрис, жестоко обидится на этаких вот трахальщиков его доченьки и начнет мочить всех подряд, вдоль-поперек и всяко, не делая различий меж черными и белыми. - Туфту гонят, - сказал усатый. - Пока ты выходил, я крутанул в замедленном действии. - Ну и что? - Трусы-то он снял, а у нее под ними еще одни. В замедленном хорошо видно. - На то кино, - пожал плечами второй. - Если давать всякому черномазому по-настоящему-то стягивать... - О, как он ее... - Ну, папуас, чего хочешь? Эй, вроде машина подошла? ...Широкоплечий парнишка в свитере и распахнутой кожанке выскочил из "шестерки", резво вбежал в подъезд и рысью припустил по лестнице. - Точно, тачка, - сказал усатый. - Пора бы. Встал за дверь, живо! Смотри у меня... - Да чего там, двор пустой... - Все равно варежкой не щелкай. До поезда - как до Китая раком. - А нам бы день простоять да ночь продержаться... В дверь позвонили уверенно, даже нагло, длинно. Второй, держа "ТТ" стволом вверх, прижался к стене, встал так, чтобы видеть прихожую в висевшем напротив холодильника зеркале. Усатый медленно повернул головку первого замка, второго. Крепыш в кожанке, энергично нажевывая резинку, окинул его нахальным, оценивающим взглядом: - Девочек заказывал? - Ну. - Тогда посторонись, братила, о-так... - Крепыш, ловко упершись ладонью ему в живот, отодвинул от двери, моментально просочился в прихожую и совершенно по-хозяйски затопотал направо, в комнату. Там уже был полный порядок - напарник мирно сидел за столом, держа руку рядом с газетой. На экране блаженно постанывал негр, взгромоздившийся уже на совершенно равнодушную к происходящему брюнеточку. - Тут один, а ну-ка там... - Крепыш пошел в другую комнату, быстро нашел выключатель. - Эй, ты полегче... - беззлобно бросил усатыи. - Гуляет тут, как по проспекту. - Братила, ты что, первый раз с нашим столом заказов связался? Я ж должен окинуть заботливым взглядом, может, у тебя в шкафу три Чикатилы, и все извращенцы? А девочек беречь надо. чтобы товарный вид держали... Мне что, самому ложиться? Усатый взирал на него мрачновато. - Ладно, перечирикали, - пожал он плечами. - Иди, гони телок. - Друг ты мой единственный, вот с телками накладка. Ну не было у нас двоих, хоть ты меня режь. Разобрали. Время на дворе холодное, зима, всем погреться охота. Одна есть. Чем богаты. От сердца отрываю. - Ну слушай... - Да фирма веников не вяжет! - заторопился крепыш. - Обоих обслужит по мировым стандартам. Девочка классная, в Париже работала. - Заездишь. - Жопу ставлю. Сама докажет. - И хрипло пропел: - "Она была в Пар-риже..." Не, честно. Работала в Париже. Хрусти капустой, господин клиент, у нас вперед, как в лучших домах Лондона. Четыреста. - Чего? - А того. Ты ж сам заказывал до утра? А телка клевая, не отбросы, опять-таки парижская школа... А то я поехал, без тебя хватит любителей на парижскую выучку... - Ладно, тормози, - усатый вытянул из кармана толстую пачку свернутых вдвое бумажек, отсчитал восемь. - Хоккей? - Хоккей. Значит, в шесть утра я ее забираю, усек? Да, братила, я отолью? В подъезде холодно... - Валяй в темпе. И гони телку. Усатый немного расслабился, но из прихожей не ушел, стоял, подпирая плечом косяк, и ладонь держал на свитере, прикрывавшем заткнутый за пояс пистолет. В туалете шумно, оглушительно спустили воду, выскочил крепыш, бросил: - Дверь не закрывай, сейчас будет парижаночка. - И, топоча, ссыпался вниз. Дверь осталась распахнутой. Усатый переместился к ней, сузил глаза и напряженно вслушивался. Этаж был последний, девятый, так что верхней площадки не имелось, и сюрпризов следовало ожидать только снизу. Слышно было в покойной вечерней тишине, как внизу с лязгом переключили передачу, взвыл мотор и машина уехала. Внизу зацокали каблучки. Девушка не спеша поднималась. Усатый ждал, чуть приподняв большим пальцем край толстого свитера. В квартире работал телевизор, чирикали вовсю англоязычные голоса и, плохо успевая за ними, гнусаво бубнил переводчик. Девушка поднялась на девятый этаж - довольно высокая, с рыжими распущенными волосами, в распахнутой шубке из искусственного меха, якобы леопарда, и черном коротком платьице. Помахивая пластиковым пакетом, она совсем медленно преодолела последний лестничный марш, шумно отдышалась и сказала непринужденно: - С тебя девять баксов. По баксу за этаж, милый. Не так-то и приятно чапать пешедралом на стройных ножках и высоких каблучках... Усатый хмыкнул, но, оглядев ее внимательно, должен был признать, что ножки и впрямь неплохи. Годочков ей, правда, не меньше двадцати пяти, но, если прикинуть, как раз в его вкусе - не слишком юна и не слишком стара и на шлюху, что приятно, обликом не похожа. - Ладно, - сказал он, чуть расслабившись. Прислушался, но внизу было тихо. - Заходи. А насчет премии будет видно, к утру соберем заседание месткома, обсудим твое поведение, там и решим... Когда она сняла шубку, проворно перехватил из рук, запустил пальцы в карманы, но ничего не обнаружил. Взял из рук пакет, заглянул. Там отыскалась лишь коричневая резиновая маска Кинг-Конга и синие пакетики с импортными презервативами. Да обернутая в целлофан фотография. - А обезьян зачем? - хмыкнул он. Окинул ее взглядом с ног до головы. Нет, что-либо спрятать под этим платьицем было решительно невозможно. - А некоторым нравится, - она дернула плечом и улыбнулась довольно озорно. - Надевает, понимаешь ли, маску, ставит невдалеке - напротив зеркала и балдеет... - Вообще-то, мысль, - фыркнул он. - Там побачим... - А обыскивал зачем? - А насчет клофелинчика, - Это как? - она уставилась самым невиннейшим взором. - Не знаешь? - хохотнул напарник, вышедший тем временем в прихожую. - И в водочку, поди, в жизни не подливала? - Ма-альчики... У нас серьезная фирма. Обижаете невинную девочку, Я туфли сниму, ладно? На шпильках на девятый - облезешь... - Да ты уж все снимай, - жизнерадостно посоветовал второй. - Ну, так-таки и сразу? - Девушка, покачивая бедрами, прошла в комнату. Уселась в потертое кресло, закинула ногу на ногу и вытащила сигарету из валявшейся на столе пачки "Мальборо". Огляделась. - Нет, мальчики, делаю вывод, что мне сегодня решительно повезло. Вид у вас самый славянский, квартирка на бичёвскую блатхату не похожа, хвосты селедочные на скатерти не валяются... - Мы, вообще-то, ребята приличные, - подтвердил тот, что был без усов. Сел на подлокотник и положил ей руку на колено. - Только требовательные. Если уж в вашей шарашке двоих не нашлось - придется, лялька, поработать ударником капиталистического труда. И двустволочкой, да и всяко. - Так бывало и вертолетиком, дяденька, - прощебетала она голоском младшей школьницы. Зажмурилась, когда его ладонь скрылась под платьем, с закрытыми глазами выдохнула дым. - Оголодавший мальчик, а? - Да не то чтобы, - сказал он хрипло. - Просто сидим тут два часа и пялимся на импортное траханье - Природа уж и требоват, как говорится. - По вашим брючкам видно, сэр... Хоть фонарик вешай, как на негабаритный груз. - И моментально они поняли друг друга... - Он расслабился совершенно. Ну, сядь, как примерная школьница в классе. - Ага, и мигом останусь без плавок. Хозяин! - девушка глянула через плечо зависшего над ней парня. - Еще немного - и ваш друг с меня трусики стянет... Усатый, как раз кончивший откупоривать "Амаретто", цепко посмотрел на нее, улыбнулся одним губами а промолчал. - Он у вас всегда такой серьезный? - громко, театральным шепотом поинтересовалась рыжая. - Да с детства такой, - сказал второй. - Папа его в доценты налаживал, вот и привык делать физиономию... Макс, что ты, в натуре? Ляльку доставили, все путем, расслабляемся... Усатый пилил три стакана, одним глотком опорожнил свой. Похоже было, он и в самом деле искренне пытается расслабиться, но что-то мешает. Он сидел на стуле так, что пистолет из-под свитера совершенно не выпирал, держал правую ладонь на колене, пальцами левой постукивал по столу, молча разглядывал девушку, и холодок во взгляде не таял. - Значит, Макс? А ты кто? - А я - Билли. Как Клинтон. - Ну да? - она наконец села, как примерная школьница в классе, раздвинула коленки, предоставив руке заказчика охальничать, как вздумается. - И получается у нас сплошной импорт. Потому что я - Жанна. - А вчера кем была? - поинтересовался Макс. - Все зависит от клиента, - пожала она плечами. - Если ему так уж приспичит, можно и Прасковеей... Только после Парижа Жанной стать - самое обычное дело... - Ты что, там точно была? - Век воли не видать, Билли... - Она деликатно сняла его руку, достала из пакета фотографию и подала ему с весьма горделивым видом. Билли уставился на цветной полароидный снимок, Долго разглядывал, нехотя отдал напарнику: - Слушай, и вправду, похоже... Макс всмотрелся. Жанна - или как ее там - стояла рядом с злегантнейше одетым типом средних лет, на заднем плане величаво вздымалась Эйфелева башня, зеленели клумбы, раду! ой пестрели автомобили, сплошь импортные, и весь окружающий пейзаж в самом деле не особенно-то и походил на декорацию. - Ну да, - с ноткой зависти сказал Билли. - Вам, мочалкам, в Париже обустроиться легко, не то, что нам... А, Макс? - Это точно. - Макс положил фотографию на стол. - Нам с тобой, конечно, пришлось бы потруднее... Даже Жанна подметила, что в этой невинной фразочке таился некий двойной смысл - очень уж многозначительно фыркнул Билли. Он поинтересовался: - И как оно там, в Париже? Подожди, так ты что, язык знаешь? - Да вовсе не обязательно, - призналась Жанна. - Я тебе честно скажу черт-те сколько можно продержаться на двух фразах: "Ля минет" и "Мани-мани-мани"... Выше крыши. - Ну, насчет ля минет и тут соображаем не хуже, чем там... - Билли вновь принялся поглаживать ее бедро. - А что, в Париже наши ценятся? - Там, знаешь, больше всего ценятся трансвеститы, - сообщила Жанна. - Это кто? - А это мужики, переделанные в женщин. Последний писк моды. Французы торчат. - Тьфу ты... - Билли сплюнул вполне искренно. - Для такого дерьма в музыке и слов нет... Что же из Парижа улетела? Я бы на твоем месте за такой городок держался... - Конкуренция, - вздохнула Жанна. - Развитой капитализм - это тебе не вздохи на скамейке. А от тамошней ментовки так просто не откупишься. Тот мужичок, что на фотографии, даже и замуж звал, да грубо разлучили полицаи... - Ну вот, пошли романы, - хмыкнул Макс, уже добродушнее, правда. - У тебя их, поди, в запасе... - Профессия такая, - ослепительно улыбнулась Жанна. - Между прочим, древнейшая. Или одна из. Про нас аж в Библии, между прочим, написано. Довольно даже неодобрительно, правда, но все-таки... Билли, подай стаканчик, как сущий джентльмен... Мерси боку. Она выпила половину, отставила и спросила: - Рассказать вам про Париж? - Соловья баснями не кормят, - отмахнулся Макс. - Билли, ну-ка погуляй в и комнату, да посиди, помедитируй. Я за тобой потом зайду. - Ну вот. - проворчал Билли, нешуточно огорченный, медленно встал. - Вечно вы, гражданин, без очереди, а потом, я б и тут посидел, с неё не убудет... - Групповухи не люблю, - сказал Макс. - Сам знаешь. Не хнычь, дитятко, она потом хорошо подмоется, а времени - до утра... Ну ключ на старт? - Есть ключ на старт, - безрадостно сказал Билли, взял со стола непочатую бутылку и побрел в другую комнату. Жанна погасила в пепельнице довольно длинный чинарик: - Чует моя душа, пошла работа... Ты как, любишь женщин раздевать, или самой? - встала и потянулась, закинув руки за голову. - Помнится, мы тут что-то говорили за премиальные... - Не суетись под клиентом, - с улыбкой посоветовал Макс. - Я ж тебе говорил - через утренний местком, а до утра времени немеряно. Он подошел вплотную, постоял перед ней, чуть выдвинул вперед левый бок. Жанна лукаво глянула на него - оба были почти одного роста, потянулась к пряжке его пояса, массивной, выпиравшей под свитером. Макс быстро отвел ее руку, еще какое-то время пытливо смотрел девушке в глаза, что-то для себя окончательно определяя, и в глубине его зрачков все еще таился нерастаявший холодок. - Ты что, в самом деле с эскортом до сих пор не общался? - тихо, с подначкой спросила Жанна. - Такое впечатление... - Знаешь, резинок терпеть не могу, - сказал он так же тихо, наконец решившись. - Ну, доплатишь за риск? - А у тебя - ничего? Подлеплю - убью потом... - Фирма веников не вяжет. - сказала Жанна. - Я на минутку в ванную, о'кей? Чтобы уж все путем... - Валяй. Макс посмотрел ей вслед, палил себе еще полстакана импортного фальсификата, выпил медленно. Достал из-под свитера пистолет, снял с предохранителя, сунул назад, под газету. Покосился в сторону шкафа. Стянул свитер, расстегнул пару верхних пуговиц рубашки и стоял, зажмурившись, изо всех сил пытаясь расслабиться полиостью, слушая тишину. Клацнул пряжкой, медленно стянул джинсы. Вернулась Жанна, в одних узеньких белых трусиках, положила на стул аккуратно свернутое платье, скользнула довольно-таки бесстыжим взглядом по его фигуре, недвусмысленно отражавшей естественную мужскую реакцию на едва прикрытую лоскутком ткани красотку. Покачивая бедрами, подошла вплотную, ловко, одним движением ладони управившись с топырившимся естеством так, чтобы не мешало им прижаться друг к другу, шепнула на ухо; - Поехали? Макс опустил руки ей на плечи, девушка почувствовала, что он в долю секунды расслабился, будто наконец-то выдернули некий невидимый стержень. Жесткие ладони медленно проползли по ее спине, по талии, скользнули ниже, Макс обеими руками прижал ее к себе, постоял пару секунд, чутко поводя ноздрями, выдохнул: - Хорошо пахнешь... - Франция. Вслед за тем она гибко высвободилась, подхватила со стола дурацкую обезьянью маску и, состроив физиономию балованной и капризной девочки, выпрашивавшей у бабушки варенье, шепотом предложила: - Нет, ну надень, здорово возбуждает, посмотришь... И подняла маску к его лицу. Макс, фыркнув, со снисходительной усмешкой уступил, подумав чуточку философски, что целовать эту шлюху все равно не придется, черт ее знает, что там час назад пребывало в этом ротике. Девушка поправила резиновую харю, чтобы клиент мог нормально видеть сквозь дырочки. Опустилась перед ним на колени, медленно стянула с него трусы, погладила, бросила вверх быстрый, смеющийся взгляд. Повинуясь се пальцам, мужчина пошире расставил ноги. И нечеловечески взревел от удара кулаком - снизу вверх, в аккурат по причиндалам. Он еще валился на пол, воя, скорчившись, - а девушка уже взмыла, как распрямившаяся стальная пружина. Мимолетным ударом ладони чуть сбила маску - отчего Макс полностью ослеп, задохнувшись, когда нос а рот закрыла пахнущая тальком резина, - метнулась к платью и выхватила из кучки черного щелка отливавший черным глянцем писюлет. - Стоять. Руки, - совершенно нормальным голосом сказала она ошалело ворвавшемуся в комнату Билли и, не давая передышки, заорала: - Стоять, козел! Он попятился, уперся спиной в стену, так и не подняв руки в совершеннейшем обалдении от столь молниеносных перемен. Покосился на стол. За спиной девушки корчился и стонал на полу Макс. Девушка почти неуловимо для глаза крутнулась волчком. В следующий миг удар пяткой в подмышку - по всем правилам диверсантов НКВД - швырнул Билли на пол. На экране телевизора окаянствовал Чак Норрнс, паля по криминальным элементам всех цветов кожи. Жанна метнулась к двери, щелкнула обоими замками. В первый миг показалось, что в тесную прихожую ураганом ворвался целый взвод. Секунды три спустя, когда молниеносное мельканье массивных мужских фигур прекратилось, обнаружилось, что их всего четверо - двое в камуфляже без всяких опознавательных знаков и черных масках-капюшонах, двое в цивильном. - Этого - туда! - резко распорядилась Жанна. Крепыш в кожанке, давешний мажордом при шлюхах, подхватил с пола Билли, все еще скрюченного - такой удар, нанесенный по всем правилам, ненадолго парализует, - головой вперед зашвырнул в другую комнату, зашел следом и закрыл за собой дверь. Один из камуфляжных, проследив за взглядом Жанны, поднял газету, удовлетворенно хмыкнул и отложил, не прикасаясь к пистоле там. Макс все еще стонал и охал, но уже не орал. Камуфляжники надежно припечатали его к полу, один заломил руку, второй сграбастал пятерней за волосы, задрал голову. Миска слетела. Наступил полный порядок и благолепие, никто не суетился, никто не кричал. Что-то вроде немой сцены. Натянув платье через голову, Жанна вышла в другую комнату. Шепнула что-то на ухо крепышу, села подальше, так, чтобы оклемавшийся Билли не смог достать ее ногой в прыжке, положила на небрежно застеленную кровать свой ПСМ, неспешно закурила и созерцала пленника, чуть заметно улыбаясь. Спросила: - Что, сучонок, ждешь небось, что тебе заявят, будто пришла милиция и ты арестован? Легкой жизни захотел... Билли, уже украшенный наручниками, еще более занервничал после этой реплики. Крепыш достал из-под кожанки черный пистолет изящного импортного облика, снабженный столь же черным, внушительным цилиндрическим глушителем, застыл у двери, словно робот. Физиономия у него не то чтобы стала агрессивной просто бедняга Билли, впервые в жизни на секунду обретя дар ясновидения, сообразил, что этот спокойный, несуетливый тип с равнодушным выражением лица выполнит самый жестокий приказ. - А правда, Билли, я очаровательное создание? - весело спросила рыжеволосая. - Что-то побледнел у нас Билли, и вот уже никакого стояка я у нею что-то не наблюдаю... - Она сузила глаза, голос зазвучал холодно, с издевкой. - Ну, так что это вы натворили, дрочилы-мученики? Стоял себе обменный пункт, никого не трогал, налоги платил и "крыше", и государству, крепил рынок, менял себе денежку, ту на эту и наоборот... Так нет, налетели добры молодцы, вольные стрелки, сгребли капусту, напакостили... Ты зачем мочканул охранника, жертва аборта? В глаза мне смотри, блядь такая! - вновь улыбнулась, как ни в чем не бывало. - Ну, так с чего вы решили, что бояться следует в первую очередь ментов? - Это не я... охранника... - Ну да? - ухмыльнулась Жанна. - А Максик сейчас очухается и скажет, что ты... - Это Абдулла... Из своего... У него "Вальтер", можно же посмотреть по пуле. - Сейчас. Будем пули смотреть. И капуста у Абдуллы? - У него половина... Пожалуй, Билли никого не собирался доставать ногой в прыжке. Не тот типаж. Слабое звено, каковое имеется в каждой цепочке, нужно только угадать. Жанна, небрежно затушив сигарету о подоконник, присела на корточки рядом с собеседником, ткнула стволом пистолета ему в ухо, но тут же передумала, кивнула напарнику; - Иди-ка сюда, Зверь, со своей бесшумкой... - В ногу? - спокойно осведомился Зверь, медленно надвшаясь. - Ну, Зверь, ты садист... - протянула Жанна. - Он же хромать будет... В яйцо. Тебе которою не жалко, Билли? Да ты не горюй, чудик, и с одним яйцом люди живут припеваючи... - И преспокойно, насквозь по-деловому продолжала: - Зверь, ты только стяни с него штаны, а то ведь промахнешься, если будешь стрелять вслепую, еще в ногу засадишь. Билли попытался что-то прохрипеть. Зверь бесстрастно прикидывал, как половчее стянуть с пего брюки. - Погоди минутку, - сказала Жанна. - Такое впечатление - жалко Билли своего яйца. Дорого оно ему, как память. А, Билли? Ну, тогда говори, умничка, может, я тебя и пожалею... Половина бабок у Абдуллы. А где Абдулла? - В Ольховке. - Конкретнее. - К-кошевого сорок пять. Частный дом. Там его телка... - Завтра все вместе собирались сдернуть? - Ну... - Вторая половина где? - В сумке. В шкафу. Нет, давай уж разборку сделаем, как положено... Коли такие танцы... Я тут пешка... Жанна кивнула Зверю, и тот отошел, не спрятав пистолета - Абдулла что, черный? - Нет, наш, ольховскнй. Костя Дударев. Абдулла - для красоты, как в "Белом солнце"... - Билли, умоляюще глядя на нес, прохрипел: - Не надо, мужики... - и сообразил, что мужик перед ним только один. - Жанна, я ведь так, на подхвате... Может, добазаримся? - Лапочка ты моя, - похлопала его по щеке Жанна. - Ну хорошо, я же женщина, мне душевной быть положено. Вот попался бы ты тому мужику с парижской фотографии, он бы принялся светить тебе в рожу лампами да охаживать кулачищем по загривку. Терпеть он таких не может... - А он кто? - машинально спросил Билли. - Да милейший человек, - мечтательно сказала Жанна. - Комиссар полиции шестнадцатого округа. Неделю мы с ним общались, а замуж и в самом деле звал, только у меня командировка кончилась... Упруго выпрямилась и вышла. Только тогда до пешки Билли и стало понемногу кое-что доходить. Макс и его стражи пребывали в прежней позиции. - Ну, подняли и украсили, - распорядилась Жанна. Макса подняли, украсили наручниками. Усадили на диван и сели по бокам, зажав с обеих сторон. - Давай уж матом, чтобы легче стало, - предложила ему Жанна. - Пока не сели писать официальные бумажки. Однако Макс, люто сверкнув глазами, молчал. - Ну, ты умней, чем я думала... - и она продолжила скучным голосом: Старший оперуполномоченный уголовного розыска капитан Шевчук. То бишь я. Согласно указу Президента... До тридцати дней... В бюрократию играть будем? Удостоверение предъявлять в развернутом виде? - С-сука, - сказал Макс и отвернулся, насколько мог. - Значит, не будем. - Жанна отошла ко второму штатскому, понизила голос: Толя, давай в машину. Кошевою сорок пять - там третий, пусть займутся. Потом организуй понятых, да вежливо, ну и пусть остальные сюда поднимаются, начнем игры с писаниной. Эх, а домой я попаду не раньше четырех утра, и хрен мне кто отгул даст... Макс таращился на нее словно бы с немым вопросом. - Нет уж, Максимилиан, - усмехнулась Жанна, присаживаясь к столу и тщательно заворачивая в целлофан фотографию. - Мы с тобой не в штатовском детективе, и никто тебе не станет долго и вдумчиво объяснять, как мы эту хатку вычислили. Ну, а машину с вашим блудливым заказиком тормознули на подступах, только и дел. Котенки, кто ж в вашем положении так телефоном балуется? Ладно, наденьте ему штаны, а то еще начнет орать при понятых, что менты его раздели и утюгом пытали... Появились еще трое, уже в полной форме. Жанна вышла в другую комнату, махнула рукой: - Билли, пошел вон, сядь там в уголочке рядом с корефаном, да не дергайся, а то пальнут... - Когда за ним захлопнулась дверь, взяла с пола бутылку и как следует глотнула из горлышка. Устало откинулась на колченогом стуле. Ладно, один черт, все равно пила, общаясь с клиентами, так что запашок мотивирован... Кинь сигареты. Ну что, умница я у вас? А кто это предлагал штурмовать с "Зарей" и кувалдами? - и пускала дым с закрытыми глазами... - Дарья, ты молоток, - сказал крепыш не без восхищения. - Ну да, вот именно, - рассеянно отозвалась она, не открывая глаз. Очаровательный молоток, Славик. Как говорили в Парижике, "мадемуазель Дария - шарман". Они ж мягкий знак нипочем не выговорят, лягушатники... В несколько затяжек прикончила сигарету и открыла глаза. - А где, Слава, бабки, за меня авансом полученные? - Тут. Слушай... Даша встала, ухмыльнулась: - Слушаю. Вот если бы ты их при обыске наладил в карман со стола, я бы на тебя первая накатала телегу. Ну, а так - словно был заработали. Ты меня честно продавал, а я честно терпела, когда хватали за половые признаки. Все равно в нашей веселой рутине никто про эту мелочь и не вспомнит... Только делим не поровну, а по честному. Мне сто, тебе триста. И не возникай. Я баба одинокая, а у тебя двое по лавкам. Сунешь мне в шубу потом. И я сказала - сто, - Она задумчиво ухмыльнулась: - А все-таки зивидки берут, Славик. - хорошо заколачивают эти бляди. У меня в месяц восемьсот пятьдесят чистыми, а тут - нате вам... Как выражаются по ящику, налицо значительный дисбаланс в доходах населения. Пошли писать бумажки? Авось, И к трем по домам попадем...
      Глава вторая. Родительский дом, начало начал...
      Она все-таки попала домой к трем часам ночи - так что удалось поспать аж до семи и даже проснуться довольно бодрой. В основном благодаря успешно и лихо завершенному делу - ибо любой честный российский сыскарь-следователь нагружен делами, как Барбоска блохами, и избавление от очередного являет собою сущий праздник души. В особенности если забыть на минутку о тех, что остались висеть на шее... В семь неслышно прозвенел навсегда заведенный еще в канувшей в небытие Советской Армии внутренний будильник, и она вскочила без попыток понежиться, минут на пять забралась под душ - ледяной- горячий - ледяной горячий, моментально сбрасываешь годочков несколько, - воткнула штепсель кофеварки и сунула в рот первую утреннюю сигарету. В трехкомнатной квартире, полученной майором Шевчуком в мрачные годы диктата КПСС, она пребывала одна - отставной майор где-то запропал со вчерашнего утра. И записки на обычном месте не имелось, гак что Даша, цинично ухмыльнувшись про себя, моментально сделала определенные выводы. Подумав, разрешила себе в качестве премии за вчерашнее вторую утреннюю сигарету. Никаких особенных переживаний из-за вчерашней нервотрепки, как и следовало ожидать, что-то не ощущалось. Вот и ладушки. Неизвестно, что там будет в сорок, если удастся дожить, а в ее нынешние тридцать нервишки пока что не гудят натружено. И преступлением века в Шантарске не пахнет. Одна рутина. А значит, удастся даже выкроить время на личную жизнь. В семь двадцать пять, когда она уже прихлебывала кофе, под окном знакомо визгнули тормоза десятилетней, но все еще довольно бодренькой "Нивы". Прибыл блудный родитель. Конечно, когда отставной майор, невысокий и крепенький, как боровик, возник в квартире, в облике его не отмечалось ни малейших следов проведенной в утехах ночи - наоборот, вид у майора был этакий благородно-усталый, с упором на "благородно", как и полагается частному сыскарю, свято стерегущему завоевания расцветающего капитализма, рынка и всего такого прочего, (см. выступление вице-премьера Чубайса на всероссийском слете Юных Друзей Товарно-Сырьевой Биржи...) Майор (очень он любил именно такое обращение, при каждом удобном случае напоминая, что в США отставники пожизненно носят прежние титулы, как-то: "полковник", "губернатор", "президент") с видом предельно умученною служебным долгом служаки отделил кобуру с разовым "Айсбергом", примостил ее на холодильнике, принял непроницаемый вид и стал наливать себе кофе. Даша, вытянув шею демонстративно и шумно втянула воздух ноздрями. И заключила: - "Пуазон". Польского производства. - Инсинуации, - сказал майор. - Есть еще хорошее ругательство - "ist eblisch ment", - сказала Дата. Нет, ну конечно, ты всю ночь пролежал у сейфа, притворяясь факсом, чтобы конкуренты не слямзили рецепт знаменитой миндальной настойки. А факсы у нас как-то исстари повелось протирать "Пуазоном". Все замотивировано. - Трепло, - хмыкнул майор. - Ну какой "Пуазон"? - Знаю, - сказала Даша. - Это я так, абстрактно. Я ж тебе не Шерлок Холмс, чтобы угадывать марку с лету. Но запашок-то все равно присутствует, а, родитель? Родитель скромно потупился. - Молоток ты у меня, майор, - сказала Даша. - Пятьдесят шестой пошел, а ты вон какой еще бодренький по утрам, опосля, стало быть... Лет-то очередной сколько? - Тридцать один, - с оттенком законной гордости поведал майор. - Ого? - Даша подняла брови. - Двойные поздравления, майор. Этак ты скоро до школьниц докатишься. - Вот уж кого боюсь, так это нынешних школьниц. Уровни развития у меня с ними не совпадают. Слава богу, успел я тебя родить до сексуальной революции и прочих нынешних художеств... - А, все равно получилось нечто ужасное, - отмахнулась Даша. - Можешь и меня поздравить. Нынче ночью сто штук заработала в эскорте. Майор, не отвешивай челюсть до пупа, я ж не говорю, что я за них трудилась, я их просто заработала... - Это как? - Секреты оперативно-следственной работы, - отмахнулась Даша. - Понимать должен. - Брали кого? - Брали. - Взяли? - А когда это я кого не взяла? - на сей раз в ее голосе звучала вполне законная гордость. - Ну ты у нас и впрямь крутой мент... - Ты не язви, родитель, - сказала она совершенно серьезно. - Ты меня, конечно, помнишь в закаканных пеленках и все такое, но я и впрямь крутой мент, если в смыслах профессионализма... - Ты пока что собака Баскервилей, и не более того, - отозвался родитель Выследить, да загрызть. А вот когда ты в зубах у начальства оставишь клочки шкуры, да все равно из этих зубьев вырвешься и доделаешь дело тогда и будешь крутой мент, понимаешь ли... И принялся шумно распечатывать чашки с китайской "моментальной лапшой", в последние годы ставшей в Шантарске прямо-таки национальным блюдом, не хуже, чем в самом Китае. Очень уж здорово экономил время сей продукт. Даша задумчиво посмотрела ему в спину, но ничего не сказала из дочернего почтения, хотя могла бы и съязвить, благо прошло двенадцать лет, и время майоровы царапины давно зализало... Сам майор в свое время из зубов начальства так и не вырвался - точнее, капитулировать не захотел. В общем, как посмотреть. Майор, как и многие, в том числе и весьма даже порядочные мужики, попал под Федорчука, словно под поезд. Верный сподвижник товарища Андропова, Федорчук прошелся по МВД, словно асфальтовый каток по груде пустых бутылок - столь же целеустремленно и туповато. Говорят, у Федорчука были самые благие намерения - да вот беда - всем понятно, куда ведет вымощенная таковыми дорога... Поскольку ни одну контору на планете никак нельзя назвать филиалом рая, грехов и грешников хватает в любом заведении, на всех меридианах и параллелях. Вот только искоренять грехи вкупе с грешниками можно умно, а можно и по-дурацки... Одним словом, под подозрение в коррупции (тогда, правда, словечко это не было в такой моде) попадал практически каждый мент, имевший несчастье обзавестись машиной либо дачкой. Даже если дачка эта представляла собой фанерную конуру, окруженную парой грядок с редиской, нововведения были суровы - либо в кратчайшие сроки избавляйся от компрометирующего поместья, либо можешь отправляться ко всем чертям. И так далее, и тому подобное. Майор Шевчук, человек в общении тяжелый, не то чтобы нарывался на скандал - попросту не мог понять, отчего вдруг его купленная на трудовую денежку "Нива" и шесть соток с лелеемой малиной повисли на плечах тяжким компроматом и от малины следует немедленно избавиться. Начальство, свято проводя в жизнь новую линию, стало "брать на бас". Майор, с которым такие штучки проходили плохо, показал зубы. Вот только начальство, так уж заведено, изначально зубастее. Тем более в таких вот ситуациях - когда отдельные несознательные индивидуумы мало того, что не понимают новой линии, так еще злонамеренно ей препятствуют.