– Чечня?
      – Еще южнее.
      – Понятно… Сумочку принесите и можете ехать. Я – капитан Шевчук, городское угро.
      – Я знаю, – сказал капитан, кивнул и удалился.
      Даша присела на корточки. Вот именно, труп лежит на спине, раскинув руки, точнее, полураскинув, не перпендикулярно руки легли к вертикальной оси, ради въедливой точности, а под углом, градусов сорок пять, еще точнее не стоит, в самом-то деле… Серая собачья шубка аккуратно застегнута, меж второй и третьей пуговицей… ну да, конечно, ударил дважды, и ножик у него определенно не перочинный, тот еще тесачок, а вот крови совсем не видно – внутреннее кровоизлияние… Она не упала – потом, ручаться можно, этот выблядок аккуратно опустил жертву на землю, иначе шубка задралась бы сильнее. А сапожки шикарные, не Турция и не Китай…
      Аккуратно опустил на землю, уже мертвую. И черканул лезвием дважды – вертикальная черта от шапки к бровям (шапка, правда, с головы упала), вторая короче, поперек, совсем близко к бровям, в самом деле, перевернутый крест…
      Кровь застыла на правой стороне лица, левая осталась нетронутой, и потому сразу можно сказать, что девчонка совсем молодая. Накрашена обильно, но не вульгарно, весьма умело. Светловолосая, прическа чуточку удивляет – старательно заплетенная длинная коса, сейчас так почти и не носят, а вот в Дашином пионерском детстве носили… Лицо, что характерно, совершенно спокойное, глаза открыты. Знала его? Или не ждала удара?
      – Как шея? – спросила Даша, не оборачиваясь и не вставая с корточек.
      Кто-то моментально отозвался:
      – Сломана. Перелом позвонков, смерть мгновенная.
      – В точности, как на Садовой, – добавил Скрябин. – Удар по шее, потом два раза ножом. И – разрез на лбу.
      – Перевернутый крест, – сказала Даша. – Похоже?
      – Ну, вообще-то… Можно и так сказать.
      – Карманы смотрели?
      – Ага. Пусто. Все в сумочке.
      – А конкретно?
      – Всякие бабские мелочи. Самое любопытное – газовый ствол с разрешением. Фотография соответствует. Шохина Маргарита Степановна. Похоже, ксива настоящая.
      – Шохина? – переспросила Даша. – Ох, надеюсь, не родня тому Шохину, московскому? А то шуму будет…
      – Вряд ли, – сказал бесшумно подошедший Воловиков. – Тот не сибиряк… и слава богу, кстати.
      – Какой ствол? – спросила Даша.
      – Револьвер. «Агент». Ну, дамочки, если заводят газовик, в основном пользуют револьверы. Вечно для них неразрешимая проблема – затвор передернуть, как надлежит…
      – Ну, ничего пушечка, – сказала Даша. – И мощно, и компактно. Да, слушай, а почему газовик у тебя проходит, как «самое любопытное»? Он что – переделка? Дробь? Резина?
      – Да нет, – сказал Скрябин. – Нормальный, с перемычками… Видишь ли, у первой, у Артемьевой, в сумочке был «удар».
      – Та-ак, – сказала Даша, выпрямляясь. – У обеих, значит, газовики? И не мелкого калибра? Ну, может, это и впрямь интересно. А может, и совпадение – в наши-то веселые времена. Хотя способ убийства, ясный день, совпадением никак не может оказаться. Ладно, что тут дискутировать на ветру, бессмысленно это. Я у тебя возьму материалы, ты нам детально расскажешь… – Она обернулась. – Сергей, а сними-ка шарф и расстегни ей шубу, посмотрим, что и как, эксперты вон ждут…
      Косильщик, ничуть не промедлив, присел на корточки – как там к нему ни относись, он все же был профессионалом и к трупам привыкнуть успел.
      Даша приняла у него шарф – даже не повязанный вокруг серого лохматого воротника, а небрежно, кое-как намотанный. Ни капли от тщательно рассчитанного изящества – ни одно существо прекрасного пола, обладающее хоть крохой женственности, так шарф не набросит. И шарфик, сразу видно, убогий до предела – узкий, красный, из дешевого трикотажа, аляповато украшенный силуэтом черного чертенка, нанесенным, такое впечатление, по трафарету. На ребенке его еще можно представить, но на прилично одетой девушке, умело к тому же пользовавшейся косметикой…
      – Ты выяснял? – Даша сделала шарфом движение в сторону Скрябина. – Насчет первого?
      – Ага. Пакистанская дешевка. Киргизские челноки волокут со своей перевалки, у них там знатная барахолка, а потом расходится у нас. На детей в основном. Цена – двадцатка.
      «Ну вот, – мысленно похвалила себя Даша, – вот и первое логическое умозаключение, оказавшееся верным. Уже что-то».
      – Мать твою… – сказал вдруг Косильщик, присвистнул и принялся расстегивать пуговицы быстрее. – Нет, точно, что за цирк?
      Даша глянула. И спросила сквозь зубы:
      – А ты что, в пионерах не состоял?
      – Слушайте, ну ведь точно… – Косильщик пошире разбросал полы шубы, выпрямился и отступил. Все придвинулись, растерянно переглядываясь.
      Во-первых, убитой было не меньше шестнадцати, а в этом цветущем возрасте ряды пионеров давно уже покидали. Во-вторых, пионерская организация со всей формой и атрибутикой давно канула в небытие. И тем не менее на мертвой девушке красовался самый настоящий пионерский наряд – черная юбка (правда, не особенно и консервативная, вполне модная, до середины бедер), белая рубашка с пуговицами на планке (нагрудный карман украшен смутно памятной Даше золотисто-алой нашивкой – пятиконечная звезда и пламя костра), на шее повязан шелковый пионерский галстук, а на груди приколот пионерский значок.
      Фотограф защелкал аппаратом. Остальные стояли и молчали, чуть беспомощно таращились. Каждый надеялся, что другой вот-вот скажет что-нибудь умное, но умных фраз так и не последовало – глупых, впрочем, тоже.
      – У нее в сумочке – красная пилотка и бант, – послышался у них за спинами удивленный голос капитана Черданцева. – Белый такой, нейлоновый пропеллер, как раньше и требовали. Получается полный комплект. У меня младшая уже не застала, а старшую вот так и наряжал на всякие праздники…
      – А горна, случайно, нет? – в полной растерянности спросила Даша.
      – Горна нет, – серьезно ответил капитан. – И барабана тоже. Газовик есть. И презервативов пригоршня.
      – Так… – Даша отчаянно искала ниточку. – Слушайте, есть же все-таки пионерские организации, самодеятельные. Может, здесь подпольный пионерский слет проводили? Эти… красно-коричневые?
      – Только политики не надо, – сказал Воловиков. – Только ее нам не хватало. Теперь особенно. Ты его сегодня за неправильную расклейку листовок профилактируешь, а завтра он в губернаторы сядет, к участковым в Игарку тебя наладит…
      – Ладно, господа сыскари, не будем трогать политику, – сказала Даша. – Но что-то же сие должно означать? Скрябин, будь другом, убери счастливую улыбку с хари…
      – Даша, ну что ты…
      – Ладно, извини, – тихо сказала Даша. – Как говорят японцы, чего-то херовато… Адрес еще не установили по разрешению?
      – Ждут. Разрешительный отдел еще не открылся.
      – О служба, – сказала Даша. – Вот куда бы осесть… Капитан, ведите, показывайте вашу гражданку, исполнившую долг. Орлы, вы тут еще осмотритесь, проформы ради…
      И пошла следом за Черданцевым к двенадцатиэтажке. Увы, не было времени проклинать судьбу цветисто и пышно, в восточном стиле. Нужно было работать, то есть настраивать себя на погоню, ловить ноздрями воздух, стричь ушами, и вообще…
      Воловиков шел сзади, отставая на шаг. Оцепление еще не сняли, зевак прибавилось, а вот машин поубавилось изрядно. Генералы и прочие чины отбыли. Собственно говоря, им и приезжать-то не было никакой нужды – чем они помогут при первичном осмотре и что, ускользнувшее от взгляда сыскарей, обнаружат?! Но так уж в особо серьезных случаях заведено, и не в одной России-матушке. В более благополучных державах происходит примерно так же. Не в каждой, но во многих. Говорят, это придумка полицейских психологов – мол, мирный обыватель, узнавши, что на месте жуткого преступления побывало скопище высших чинов, подсознательно успокаивается и заранее уверен в неотвратимой победе сил правосудия. А значит, будет уважать государство. Любит государство, чтобы его уважали, есть у него такая слабость…
      – Это что, школа? – спросила Даша.
      – Ага, – ответил Чердандев. – Мы там прошлись, когда подъехал второй экипаж. Ничегошеньки.
      – Однако пора бы и занятиям начаться. А там – ни огонька.
      – Учителя бастуют.
      – А-а, – равнодушно кивнула Даша. – Слушайте, кто знает, а судмедэкспертиза снова не бастует? Будет номер…
      – Вроде не собирались, – сказал Воловиков. – Значит, школу обшарили хорошо?
      – Хорошо, товарищ подполковник. Сторож пьян был умеренно, так что открыл и провел. Да и зачем ему прятаться в школе? Преспокойно ушел. Или уехал.
      – Логично. – Воловиков оглянулся на черное, без единого огонька здание школы. – Вот лет пять назад никого бы не удивило, что возле школы оказалась пионерка, а? Который подъезд?
      – Сюда.
      – Старушка с бессонницей?
      – Да нет, дама с собачкой. Серьезная дама…
      Когда Черданцев позвонил, раза два гавкнула собака и дверь распахнулась почти сразу же.
      Их впустили, не задавая вопросов. И тут же вошедшие неловко затоптались – очень уж роскошный ковер красовался в комнате, чтобы шлепать по нему в обуви, а разуваться что-то не тянуло. Не место происшествия как-никак, нужно деликатно…
      Впрочем, люди были опытные, а потому быстро опомнились и остались в прихожей, благо была обширная.
      Из комнаты выглядывал большой чау-чау, настороженно принюхивался, но в прихожую не выходил. Дверь во вторую комнату прикрыта.
      Хозяйка и в самом деле выглядела весьма авантажно – в строгом, темно-сером деловом костюме с белой блузкой, лет пятидесяти пяти, обесцвеченные волосы уложены в дорогую прическу, а весь облик скорее ассоциируется с директрисой школы или секретарем горкома по идеологии – в ту пору, когда еще остались горкомы. Впрочем, нельзя сказать, что от нее веяло недоброжелательством. Но вот денежками и положением в обществе определенно попахивало.
      – Останемся здесь? – спросил Воловиков.
      – Пожалуй, – с царственной непринужденностью кивнула хозяйка. – Простите, а девушка…
      – Капитан Шевчук, уголовный розыск.
      – Ах, вот как? – Дама приподняла бровь, похоже, одобрительно. – Прекрасно, я, знаете ли, сторонница эмансипации в самом широком плане… Мне, как я понимаю, придется что-то подписывать? Но пора и на службу…
      – Ничего, это все потом можно у нас, в удобное для вас время, – сказал Воловиков бесстрастно-вежливо. – А где, простите…
      – Банк «Шантарский кредит». Заместитель управляющего. Казмина Екатерина Георгиевна, я уже представлялась этому господину… – она барственным движением подбородка указала в сторону Черданцева. – Ну, если вы так любезны, что не задержите меня надолго… Я повторю кратко, вы ведь этого ждете?
      Воловиков молча кивнул – пожалуй, это можно было назвать и светским наклонением головы.
      – Господи, как теперь ходить в гараж, просто страшно… Кстати, туда уже можно?
      – У вас там гараж? – подключилась Даша.
      – Да. Еще дальше, чем там, где бедную девочку… В самой глубине… Меня пропустят?
      – Я скажу, чтобы пропустили, – глядя в пол, бросил Воловиков. – Там еще работают.
      – Благодарю, а то общественный транспорт, знаете ли… С чего мне начать?
      Даша, полуотвернувшись, подмигнула здоровенному рыжему чау. Он брезгливо отвернулся и ушел в глубь комнаты.
      – С самого начала, – сказала Даша. – Гуляли с собакой?
      – Спускалась с собакой, – она непроизвольно оглянулась на любимца, исчезнувшего с глаз, – и услышала внизу голоса…
      – Что? – жадно переспросила Даша. – Значит, еще в подъезде…
      – Позвольте, я расскажу по порядку, – вежливо-непреклонно оборвала дама. – Банковское дело, знаете ли, милая, приучает к систематичности… Мы спускались вниз, я имею в виду, я и Герти, в подъезде было тихо, и мужской голос слышался вполне отчетливо. Я бы сказала, довольно возбужденный голос.
      И отнюдь не тихий. Впрочем, оттого, должно быть, что он волновался, говорил довольно неразборчиво. Он очень волновался, я уверена. А говорил… Про Сатану, про измену, про кровь. Пожалуй, эти ключевые моменты я бы выделила…
      Она сделала короткую паузу, и Даша ринулась в брешь:
      – Ключевые моменты – это как? Вы домысливали?
      – Милая, в такой ситуации вряд ли стоит «домысливать», – сказала банкирша. – Речь шла о Сатане, о измене и крови – эти моменты определенно главенствовали. А интерпретировать, толковать и домысливать, простите, не собираюсь. Конечно, здесь возможны разные интерпретации. Допустим, измена Сатане карается кровью. Или – Сатана требует измены. И так далее. Я третий раз повторяю: если мне позволено будет выделить ключевые моменты, буду настаивать, что таковыми следует считать «Сатану», «измену», «кровь», – она говорила весьма бесстрастно, словно и в самом деле привычно сводила дебет с кредитом. – Когда мы оказались меж вторым и первым этажами, он, должно быть, нас услышал и замолчал. Пока мы проходили мимо, они молчали. Конечно, если бы девочка стала звать на помощь, я непременно вмешалась бы: терпеть не могу в нашем подъезде всякого…
      «Пожалуй, и вмешалась бы», – подумала Даша. По физиономии видно – из тех, кто непременно вмешается ради удовольствия прочесть длиннейшую нотацию. Если, конечно, противник не особо грозен.
      Должно быть, дама истолковала ее быстрый взгляд совершенно превратно, потому что поджала губы:
      – Заверяю вас, я бы вмешалась. Герти, знаете ли, может вцепиться как следует, а у меня есть привычка носить с собой газовый пистолет – сейчас зима, гулять приходится в темноте…
      – Какой? – спросила Даша.
      – Пистолет? «Бригадир», – она глянула чуть свысока. – Желаете посмотреть разрешение?
      – Ну что вы, – сказала Даша.
      Уж у этой-то все бумаги всегда в порядке. А кто-то только что чирикал, будто дамочки предпочитают револьверы…
      – Итак, вы их увидели… – сказала Даша.
      – Ну, как вы понимаете, я не могла остановиться и долго на них взирать. На помощь она не звала, хоть я и приостановилась, а Герти тянул на улицу… Девочку я рассмотрела лучше, она стояла лицом ко мне, спиной к батарее, а вот мужчина отвернулся, такое впечатление, умышленно, шапка у него была нахлобучена на глаза, воротник поднят… знаете, как в плохом фильме. Даже перчаток не снял.
      – А что на нем было, кроме перчаток? – спросила Даша.
      – Светло-серое кашемировое пальто, по-моему, самую чуточку великоватое. Самую чуточку, – придирчиво уточнила она. – И норковая шапка, не формовка, завязки четко просматривались. Вот брюки и обувь, простите, не рассматривала… Человек, я бы сказала, респектабельный, если вам понятно значение этого слова…
      – Понятно, – сказала Даша. – А внешность?
      – Я же только что говорила – поднятый воротник, нахлобученная шапка… Волосы, осталось впечатление, черные. То ли небрит, то ли просто смуглый.
      – Кавказец?
      – В смысле? Ах да… Не знаю, не знаю. С одной стороны, что-то такое в форме носа, в оттенке волос, в этой, изволите ли видеть, небритости… Но, с другой стороны, ручаться могу, голос звучал совершенно на славянский манер. И еще… – она поколебалась. – Не исключено, у него на правой щеке то ли шрам, то ли ожог. Большой шрам или большой ожог. Опять-таки нечто мельком увиденное, впившееся потом в подсознание, если вы понимаете, что я имею в виду…
      – Понимаю, – повторила Даша. – А девушка была – та самая?
      – Естественно.
      – Как они стояли?
      – Я же сказала…
      – Я поняла, – терпеливо произнесла Даша. – Она спиной к батарее, он – к ней лицом… Я о другом. Он ее удерживал? Оттеснял к батарее? Как он держал руки?
      – Руки… руки… Да нет, вы знаете, кажется, не удерживал. Скорее уж держал руки в карманах.
      – Как же вы рассмотрели, что на руках у него были перчатки?
      – Что? Ах да… Ну значит, то ли сунул руки в карманы, когда мы проходили, то ли, наоборот, вынул… Не могу же я помнить с фотографической точностью! Но девушку он не удерживал, уверена. Правда, стоял к ней практически вплотную…
      – И она не позвала на помощь, не бросилась в вашу сторону?
      – Ничего такого. Покосилась на меня мельком и опять уставилась на него. Не думаю, чтобы она порывалась позвать на помощь.
      – Ожог или шрам?
      – Не знаю. Но какой-то крупный дефект определенно имелся. И что самое странное… – она задумалась, подыскивая четкую формулировку. – Сам облик этого субъекта с чем-то для меня ассоциируется…
      – Вы его видели прежде?
      – Не знаю, не могу сказать… Но почему-то он для меня ассоциируется с… с понятием «нечто уже виденное». Мне он незнаком, безусловно, не припомню никого с таким шрамом или ожогом…
      – Значит, ни брюк, ни обуви не рассмотрели?
      – Простите, нет.
      – На девушке были шапка и шуба…
      – Вот именно. Я же проводила потом милиционеров к… к тому месту. Когда они приехали – должна заметить, не столь уж и оперативно (капитан Черданцев благоразумно промолчал). Шуба, шапка, коса… вот только неизвестно, откуда на ней появился этот шарфик…
      – Значит, в подъезде шарфика на ней не было?
      – Не было. Могу ручаться. Он бы обязательно бросился в глаза.
      – Вы вышли на улицу…
      – И прошли меж гаражей на соседнюю. В сквер.
      – Долго гуляли?
      – Двадцать пять минут. Плюс-минус минута. Я, знаете ли, отношусь ко времени скрупулезно…
      – Значит, когда вы их увидели в подъезде, было…
      – Из квартиры мы вышли в… после шести пятнадцати, так будет точнее.
      – Так… – сказала Даша. – Плюс три-четыре минуты, чтобы выйти в сквер, и там двадцать пять минут… возвращались той же дорогой, да?
      – Естественно. Собака, знаете ли, привыкает к определенному маршруту. Едва мы вышли из-за угла, я увидела в луче фонарика… – Даму явственно передернуло. – Узнала ее моментально.
      – Сумочка лежала рядом?
      – Да, закрытая.
      – И было это, скажем… в шесть сорок четыре – шесть сорок пять?
      – Примерно так. Когда я прибежала домой и стала звонить в милицию, было без двенадцати семь.
      Даша покосилась на Черданцева. Вообще-то дамочка в чем-то и права, первый «луноход» прибыл на место происшествия аж через двадцать пять минут…
      – Вы ее до того не встречали? Не из вашего подъезда?
      – Что-то не помню. Конечно, всех поголовно я знать не могу, кто теперь знает соседей? Но прежде не видела… И мужчину в нашем подъезде прежде ни разу не встречала.
      Дама явственно стала проявлять нетерпение, но Даша, притворяясь, будто не замечает, продолжала:
      – Значит, проход меж гаражами ведет на соседнюю улицу?
      – Да.
      – Можно его назвать «трассой с оживленным движением»?
      – Как вам сказать, милая… Вы знаете, пожалуй… Но, точности ради, пользуются им только здешние. Жители близлежащих домов, я имею в виду. Со стороны гаражи выглядят сплошным массивом, нужно знать заранее, что есть проход… По Садовой ходят только автобусы, а по Щорса, параллельной, еще и троллейбусы, люди ходят на остановки и туда, и оттуда… Ну и, конечно, владельцы машин.
      «А чтобы влепить гаражики совсем рядом со школой, в свое время непременно нужно было потревожить кое-какие связи, – подумала Даша. – Не бедный народец старался… Ну, какое это имеет значение? Никакого отношения в данный момент…»
      – Вы бы узнали его, если встретили? – спросила Даша.
      – Пожалуй…
      Ну что ж, иногда узнают. А иногда и нет…
      – Чем еще могу быть полезна?
      Даша непроизвольно огляделась.
      – Увы, в квартире я одна, – сказала хозяйка. – Если, конечно, не считать Гертика. Вдовствую, знаете ли, а детей Бог не дал. Простите, но…
      – Да, разумеется. – Воловиков сделал Даше знак глазами. – Пойдемте, Екатерина Георгиевна, если там еще оцепление, я вас проведу… А по дороге договоримся насчет приемлемого для вас времени…
      – Постойте, – хозяйка, уже потянувшись за шубой («Ох ты!» – завистливо вздохнула про себя Даша, лицезрея песцов), вдруг обернулась. – У вас же должен быть художник на такой случай? Чтобы составить портрет? Кроме того… на Западе есть еще соответствующие компьютеры…
      – Увы, у нас-то нет компьютера… – сказал Воловиков.
      А художник, могла бы добавить Даша, был. И отличный. Вот только месяц назад перебрался на иные хлеба, чтобы из дому не выперли…
      Когда они спускались, банкирша показала перчаткой:
      – Вот здесь они стояли.
      Но ничего там, разумеется, не было, ни окурочка. Иногда, если грязно, натоптано, получаются отличные отпечатки подошв, но земля давно смерзлась, да и подъезд недавно вымыт…
      От гаражей как раз отъезжала «скорая» – молодцы сыскари, где-то машину оперативно отловили, сплошь и рядом вывезти труп с места убийства бывает потруднее даже, чем отыскать убийцу…
      Воловиков галантно повел песцовую вдову к гаражам. Даша видела, что стоявшие в оцеплении уже расходятся к машинам, но моментально смекнула, что к чему – шеф, сыскарь от Бога, хотел сам пройти тем маршрутом, взглянуть, где у дамы гараж. Ей самой, кстати, тоже нужно будет потом там покрутиться…
      – Возьмите, – Черданцев подал ей темно-желтую сумку с длинным ремнем, на ощупь вроде бы из натуральной кожи. – Я могу ехать?
      – Езжайте, – сказала Даша.
      Он кивнул и направился прочь – еще один счастливчик, который забудет об этой истории моментально…
      Даша сунула в рот сигарету, укрываясь от ветра под бетонным козырьком, огляделась. Зеваки наконец-то рассосались. Аж в трех местах стояли кучки людей в штатском, что-то оживленно обсуждавшие, но это, определила она наметанным глазом, были свои. Через несколько минут им предстояло начать нудную, тягомотную и, вполне возможно, бесплодную работу – обходить все до единой квартиры составлявших огромный квадрат домов. И задавать одни и те же вопросы – насчет человека в кашемировом пальто. Будь убийство не столь экстраординарным, стаптывать каблуки пришлось бы чуть ли не впятеро меньшему числу оперов. Но теперь…
      Тут тебе и областное угро, и ребята из районного, и прокурорские орлы. Во всей этой истории есть один-единственный лучик света в темном царстве – когда высокое начальство возлагает на тебя столь важную миссию, оно, будем справедливы, предоставляет и возможности, каких для рутинной работы тебе ни за что не выбить… Правда, и это еще не значит, что все пойдет как по маслу. Сотрудничество служб и ведомств нельзя назвать сердечным. Отношения меж областным и городским УВД примерно такие, как в свое время между гестапо и абвером, а у прокуратуры свой гонор. Так что все будут стараться обскакать друг друга, перехитрить, а то и подставить ножку, с обменом информацией отыщутся свои сложности – и чем больше грызутся гончие, тем весомее шансы у зайца. Неважно, что речь идет не о зайце, а о волке…
      К подъезду размашистыми шагами возвращался Воловиков.
      – Ну? – спросил он словно бы безучастно.
      Даша пожала плечами:
      – Да рано… В одном у нее не сходится – насчет брюк. Когда человек сводит собаку по лестнице, смотрит в первую очередь на нее, держит поводок так, чтоб не споткнулась. Значит, и нашего красавца вдова непременно должна была для начала обозреть с ног…
      – Ну, это уж за уши притянуто, – сказал шеф. – Этакая дамулька по жизни шагает, задрав нос вверх. В любой ситуации…
      – Тоже верно. Машина у нее какая?
      – Японка. Новенькая, леворульная.
      – Гармонирует…
      Подошел Слава, поднял повыше листок из блокнота, чтобы он попал под тускловатый свет лампочки над дверью подъезда:
      – Соизволили подняться «разрешители»… Если им верить, Шохина Маргарита Степановна проживала на Чапаева. Шесть – одиннадцать. То бишь километра за три отсюда, практически самый центр. Либо она подхватилась с первыми петухами и с первыми автобусами летела сюда на свидание, либо ночку провела где-то в этом районе.
      – Ну, выходит, все равно придется расспрашивать и насчет нее, – сказал шеф. – Поехали на Чапаева?

Глава четвертая
Ключ на старт