Сам майор в свое время из зубов начальства так и не вырвался – точнее, капитулировать не захотел. В общем, как посмотреть.
      Майор, как и многие, в том числе и весьма даже порядочные мужики, попал под Федорчука, словно под поезд. Верный сподвижник товарища Андропова, Федорчук прошелся по МВД, словно асфальтовый каток по груде пустых бутылок – столь же целеустремленно и туповато. Говорят, у Федорчука были самые благие намерения – да вот беда, всем понятно, куда ведет вымощенная таковыми дорога…
      Поскольку ни одну контору на планете никак нельзя назвать филиалом рая, грехов и грешников хватает в любом заведении, на всех меридианах и параллелях. Вот только искоренять грехи вкупе с грешниками можно умно, а можно и по-дурацки…
      Одним словом, под подозрение в коррупции (тогда, правда, словечко это не было в такой моде) попадал практически каждый мент, имевший несчастье обзавестись машиной либо дачкой. Даже если дачка эта представляла собой фанерную конуру, окруженную парой грядок с редиской, нововведения были суровы – либо в кратчайшие сроки избавляйся от компрометирующего поместья, либо можешь отправляться ко всем чертям. И так далее, и тому подобное.
      Майор Шевчук, человек в общении тяжелый, не то чтобы нарывался на скандал – попросту не мог понять, отчего вдруг его купленная на трудовую денежку «Нива» и шесть соток с лелеемой малиной повисли на плечах тяжким компроматом и от малины следует немедленно избавиться. Начальство, свято проводя в жизнь новую линию, стало «брать на бас». Майор, с которым такие штучки проходили плохо, показал зубы. Вот только начальство, так уж заведено, изначально зубастее. Тем более в таких вот ситуациях – когда отдельные несознательные индивидуумы мало того, что не понимают новой линии, так еще злонамеренно ей препятствуют. И накрылся начальник районного угро майор Шевчук, пролетел, как фанера над Парижем. Хорошо еще, что приземлился не мордой в битое стекло, а на жесткий стул заместителя начальника питомника служебно-розыскных собак. Откуда и ушел на вольные хлеба – в те совсем недалекие времена, когда разрешили и легализовали частный сыск. И был отныне вторым человеком в одном шантарском агентстве, далеко не самом хилом.
      В общем, ему еще повезло тогда. Случались перемещения и посквернее. Добрый знакомый майора, начальник ГОВД в граде Абакане (живописные и благодатные места, сибирская Швейцария) вообще угодил на полторы тысячи километров севернее, аккурат за Северный полярный круг – начальником вневедомственной охраны в Норильск, в места скучные и мерзопакостнейшие. Сам товарищ Сталин когда-то отбывал ссылку почти в тех же краях – и довольно быстро ушел в побег ввиду непреходящей унылости тамошних пенатов…
      Время, конечно, все сгладило, но Даша не хотела лишний раз бередить отцу душу еще и из-за того, что он вбил себе в голову, будто неуступчивостью перед начальством испортил любимой доченьке жизнь.
      А ничего подобного не было. Останься он на прежнем посту, Даша вместо университета, о котором размечтался майор, все равно бы завербовалась в доблестную Советскую Армию. Ибо роман с бравым гарнизонным капитаном полыхал лесным пожаром, вот и напялила дуреха форму, чтобы оказаться рядом с неповторимым и единственным – каковой уже через полгода проявил гнилую натуру во всей красе, да поздно было переигрывать, и пришлось рыжей связисточке дослуживать полтора года согласно принятой присяге. А потом прошла мимо университета вполне осознанно, в Шантарскую милицейскую школу, так оно и поехало…
      Майор старательно залил лапшу кипяточком – две чашки. Подумал и налил в третью.
      – Что, не покормила? – лениво съехидничала Даша.
      – Гусарские офицеры у дамы утром не завтракают. Разве что похмеляются, – сообщил майор.
      – А что это у тебя глазки бегают, гусар?
      Майор помялся, потом все же выдал:
      – Даш, я, может, и женюсь…
      – Ну, взялся за ум, – сказала она искренне. – Давно пора. Только ты мне ее сначала предъяви, а я возьму в разработку – вдруг это алчная хищница хочет проникнуть в приватизированную хату немощного старичка, а потом старинушку-то под дождь и выпереть.
      – Трепло. У нее у самой однокомнатная. И если что – так я туда… А хоромы остаются тебе. – Майор глянул донельзя хитро. – Глядишь, и распорядишься ими с умом…
      – Не тянет меня что-то на штампы, – сказала Даша. – И на те, что в паспорте, в том числе…
      – А что, с журналистом у тебя не все ладно?
      Даша встала, запахнула халат и старательно, без всякого наигрыша испепелила майора взглядом. Родитель занервничал очень скоро:
      – Ну что, спросить нельзя?
      – Не виляй, частник, – сказала она сердито. – Интересно, ты с чего это взял, что он журналист, если я ни словечком не упоминала…
      – Да говорила.
      – Не надо ля-ля. Ни разу не говорила. Колитесь, майор.
      Майор без особой цели перемещался по кухне, пытаясь насвистывать и покачиваясь с пятки на носок. Однако в конце концов с тяжким вздохом дал показания:
      – Слушай, ну должен же я знать, с кем мое единственное дите… проводит время. А возможности у частных сыскарей ныне имеются. Ребята мне по дружбе в свободное время и посодействовали…
      – Та-ак, – сказала Даша. – Значит, это ваш был синий «опелек»? То-то мне показалось… Ладно, чистосердечное признание вину вроде бы смягчает, но если ты и в дальнейшем попытаешься своих обормотов за нами пускать, они у меня слезами умоются. Усек, майор?
      – Заметано. Нет, ну я же ничего… Парень вполне, знаешь ли, положительный. Что бы вам…
      – Хватит, родитель, – сказала она вполне серьезно. – Ну не чувствую я в себе тяги к семейному очагу и пеленочкам. Пока что. Вот получу майора или там преступление века раскрою с присущим мне блеском, тогда и покумекаем…
      Майор грустно кивнул. Видно было, что в преступление века, случившееся в Шантарске – особенно в сочетании с Дашей, – ему верится плохо. Ну что ж, сама Даша в преступление века – а тем более в сочетании с собой – не верила вовсе. Во-первых, преступлений века в Шантарске не случается. Летние прибамбасы с кладом Чингисхана не в счет. Как показывает опыт двадцатого века, суперпреступления обычно совершаются в тишайших кабинетах финансистов, оставаясь абсолютно неизвестными мало-мальски широкой публике.
      Во-вторых, любой мало-мальски неглупый сыщик если и боится чего-то, так это свалившегося на его плечи этого самого преступления века. В детективных романах они хороши, и не более того. А в жизни либо потребуют от тебя колоссальнейшего расхода нервных клеток, какового ничуть не способна компенсировать благодарность в приказе или очередная звездочка, либо напрочь сломают карьеру и саму жизнь. Хватало прецедентов. До сих пор не нашли трех андроповских сыскарей, работавших двенадцать лет назад в бывшей песчаной союзной республике, а ныне суверенном государстве. Да и никогда уже не найдут. И это лишь одна-единственная грань проблемы… Нет уж, храни нас Господь от преступлений века!
      Майор, со смаком уписывающий горячую лапшу, вдруг поднял голову:
      – У тебя с деньгами как?
      – Я ж говорю, сегодня сотню заработала.
      – А зарплата?
      – А зарплата – как обычно. Ждем-с. Если Колосов в Москве что-нибудь выбьет…
      Это и есть одна из самых больных проблем. Вопреки устоявшемуся мнению, будто менты прикуривают от крупных бумажек, с зарплатой обстоит в точности так, как у всех прочих – теоретически она есть, а практически ее еще нужно выцарапать со слезами и соплями. Москва в первую очередь, как исстари водилось, выделяет денежки самой себе, родной, да Питеру. А провинция сосет лапу. Кроме того, одни службы финансируются из местного бюджета, другие – из федерального. И если муниципальщики, гаишники, участковые и ППС тугрики получают, в общем, вовремя, сыскари, люди федеральные, прочно сидят на подсосе. Лапа – продукт некалорийный, сколько ее ни соси. И потому в одном райотделе вспыхивает чуть ли не забастовка («чуть ли» – потому что милиционерам законом бастовать запрещено), в другом отключают за неуплату электричество и телефон, в третьем отчаявшийся офицер вешается в служебном кабинете, оставив на столе пистолет и пару медалей. Экономия наводится на чем только можно – о курсах повышения квалификации давно и думать забыли, как и о дальних командировках «на преступление», о предусмотренных законом льготах.
      И люди уходят. Благо нынче есть куда. Уходят, как случается, далеко не самые худшие, лучший сторожевой пес порвет привязь и сбежит, если его держать на пустой болтушке, или в крайнем случае плюнет на вверенное его попечению добро, заляжет себе в будку и примется гавкать по графику: раз в сутки. И попробуйте киньте в него камень.
      Высоким властям, конечно, некогда – они решают чересчур уж глобальные проблемы. Особенно теперь, когда до выборов в Думу осталось недели три. Правда, в преддверии очередных судьбоносных перемен все без исключения кандидаты обещают всем без исключения молочные реки с кисельными берегами и Луну с неба, но когда эти обещания выполнялись?
      – Да ладно, – сказала Даша. – Не горит. Прокручусь как-нибудь.
      – Я тебе подкину.
      – Да ну.
      – Подкину. Я акции толкнул.
      – Ну? – фыркнула она. – Это которые?
      – Кангарского молибденового. Все твердят – то ли он закрывается, то ли консервируется. В общем, скоро упадут до нуля.
      Даша, тяжко вздохнув, завела глаза к потолку, но вслух комментировать не стала – привыкла. Кроме женщин и возни с «Нивой», майор вот уже пять лет предавался третьей страстишке – игре с ценными бумажками (точнее, с тем, что в родном отечестве именовалось «ценными бумагами»). Голову он при этом не терял, то есть последние штаны не закладывал и вещи из дома на толкучку не тащил, но страстишка была постоянная. Вполне возможно, любил говаривать безбожник майор, кто-то из его предков в прошлом воплощении был биржевым маклером, а то и он сам. Самое смешное и странное, что у него и в самом деле образовалось некое чутье – поскольку больших капиталов у майора не имелось, не случалось и больших потерь, а вот кое-какая прибыль временами выпадала. Во всяком случае, с развеселого поезда под названием «МММ» майор успел соскочить вовремя, не отбив печенок, чем нешуточно гордился. (Ваучер, правда, он некогда демонстративно пропил, заявив, что не желает участвовать в разграблении отечества.)
      – Штук пятьсот я тебе дам, – пообещал майор, выкинув в ведро пустые чашки. – А то ведь Колосов может и не выцарапать…
      Даша рассеянно кивнула, думая о своем. Точнее, о том, что ей в последнее время не нравятся верные кадры – Толя и Славик. Она уже научилась определять, какое выражение лица бывает у собрата-сыскаря, когда смутные побуждения бросить все к черту неуловимо перетекают в твердое намерение написать рапорт. Так вот, оба носили на лице именно эту печать… А жаль. Чертовски. Все-таки – сыгранная группа, даже если уйдет только один… Хватит с нее и Косильщика.
      – Дарья, – осторожно сказал майор.
      – Ну? – откликнулась она, враз насторожившись от этого его тона.
      – Вообще-то у меня в агентстве мест навалом…
      – Да пошел ты, родитель! – Она резко встала. – Не всякая собака ловится на колбасу…
      И хлопнула кухонной дверью, злая на весь свет. У себя в комнате сердито влезла в джинсы, чувствуя, что эта злость не пройдет, а будет отравлять жизнь до вечера. Вчерашний успех, как ему и полагается, быстро отошел в прошлое, прямо-таки унесся с реактивной скоростью – потому что настоящее было очень уж паскудным.
      Накинула свитерок, присобачила кобуру на пояс и вышла в гостиную. Майор завороженно созерцал по восемнадцатому каналу очередную серию импортной бесконечной жвачки – на сей раз, правда, это оказалось что-то мало-мальски динамичное, то и дело пыряли друг друга шпагами разодетые кавалеры, шнырял, плетя интриги, одноглазый монах, красотка с огромным вырезом охлаждала пылавшее сердце шампанским, порой появлялся красивый парусный фрегат. Или корвет – кто там разберет такие тонкости. Судя по завлекательно-пугающей музыке, всякий раз сопровождавшей его появление, корабль играл в происходящем немаленькую роль.
      – А убийца – определенно усатый, – сказала Даша.
      – Что? – майор не сразу сообразил. – Да нет там никакого усатого, а у Раймонда железное алиби… – он опомнился. – Тьфу ты, все опошлишь… Такая залипуха!
      – Алиби у Раймонда липовое, – безжалостно заключила Даша, представления не имевшая, кто этот Раймонд и как он выглядит.
      – Скажешь тоже… Держи вот деньги.
      – За деньги спасибо, – сказала Даша, пряча пестрые бумажки (на некоторых красовался шантарский мост, неведомо отчего удостоившийся таких заслуг). – Только, родитель, я тебя умоляю – не заикайся ты больше о своем агентстве, иначе кусаться начну, право слово…
      – Я ж – как лучше.
      – Когда хочешь как лучше, получается как всегда, – заключила Даша философски. – Не уяснил еще?
      – Тебе машина нужна?
      – Не подлизывайся.
      – Да я не подлизываюсь. Просто у меня нынче выходной.
      – Давай подумаем. Если…
      В дверь позвонили, и она пошла открывать, так и не решив, нужна ли ей машина. А открыв, поняла, что не нужна – верный кадр Славик стоял перед ней, как лист перед травой, с кривой виноватой улыбочкой. Прекрасно она знала, что означают такие улыбочки и такие визиты.
      – Тьфу ты, пошлости какие, – сказала Даша с сердцем. – Как в кино, ну что ты скажешь…
      – Поехали, начальник, – сказал Славик тихо.
      И ясно уже, что это не очередной обменный пункт и даже не шизофреник Алабин с охотничьим тесаком, растворившийся на просторах миллионного города, чтобы убивать, убивать и убивать…
      Чертыхнувшись про себя, Даша в темпе напялила куртку, нахлобучила шапку, проверила, лежат ли в кармане перчатки и ключи, крикнула в глубь квартиры:
      – Майор, я упорхнула в неизвестность!
      И хлопнула дверью. Верный кадр понесся вниз, скача через две ступеньки. У подъезда астматически похрипывал мотором грязно-синий «Москвич» старой модели с незнакомым водителем, совсем мальчишкой на вид.
      – Пулей на место, – сказал ему Слава.
      – Кой тут пулей… – проворчал сержант под нос, включил синюю мигалку – только она и выдавала принадлежность «антилопы-гну» к доблестным органам сыска – и выехал со двора.
      – Здрасте, товарищ капитан, – вежливо поздоровался сидевший рядом с водителем Косильщик.
      – Привет, – хмуро сказала Даша.
       Этоприобретение даже при хронической нехватке людей ее не радовало. Правда, наедине с собой она вынуждена была сознаться, что для неприязни к парню нет пока что никаких оснований, и все равно…
      Косильщик, он же старший лейтенант Сергей Свечкин, до самого последнего времени трудился в РУОПе, у достославного полковника Бортко по кличке Ведмедь, среди прочего, героя летних баталий вокруг клада Чингисхана. Очень похоже, что старлей был не самой ценной жемчужиной в коллекции Ведмедя. Очень похоже… Иначе не предложили бы уматывать по-хорошему. Да и не вляпался бы в такую историю путный сыскарь.
      Еще в августе Свечкин неведомыми путями вышел на бабусю, лелеявшую в огороде изрядное количество мака. После чего по всем правилам искусства произвел налет на бабкину фазенду, самолично накосил этого мака столько, что набралось пол-«уазика», – и торжественно доставил по начальству. Однако начальство особой радости не проявило – быстро выяснилось, что мак не того сорта, на производство какой бы то ни было дури категорически не пригоден, а пригоден лишь в пироги и рулеты. И выяснить это, между прочим, можно было загодя без лишнего шума и суеты, не привлекая группу поддержки в бронежилетах и с автоматами – стоило лишь послать в сумерках пацана, чтобы нарвал с дюжину головок, благо собаки у бабки в хозяйстве не имелось…
      Видимо, у Свечкина и до того хватало за душой всякого. Потому что после провала «макового дела» Бортко его тихонько и непреклонно выпер.
      Ну, а дальше началась большая политика. Дело в том, что РУОП и его отделения в милиции не особенно-то любимы. И понять причину этой нелюбви трудно, не зная кое-каких тонкостей…
      Управление по организованной преступности, расположенное в областном или краевом центре, подчиняется лишь одному-двум высшим милицейским чинам данной области или края. И только. Остальных УОП игнорирует. И поскольку все мы люди, все человеки, поставьте себя на место иных полковников и генералов – возможно, вы их поймете. Представьте, что на территории, где вы – царь, бог и воинский начальник, существует совершенно независимое подразделение, штыков этак в сотню, сущие гвардейцы кардинала, которыми вы командовать не вправе, хоть и хочется. Представили? Добавим еще: в городе, где расположено не просто УОП, а его региональный центр (как это имеет место быть в Шантарске), «кардинальские гвардейцы» и вовсе независимы, косясь лишь на столицу…
      Словом, определенная неприязнь и трения, чего греха таить, существуют. И посему в результате нехитрой дипломатии обиженного старшего лейтенанта (к которому моментально и намертво приклеилась кличка Косильщик) в городском УВД взяли и пригрели. И таково уж было Дашино невезение, что сие сомнительное приобретение досталось ее группе.
      И ничего тут не попишешь – сама жаловалась на вопиющий некомплект, а дареным косильщикам в зубы не смотрят…
      Собственно, работать Косильщик мог и умел. За три месяца претензий к нему у Даши не нашлось. Могло подвернуться нечто и похуже. И все равно… Парень не дурак, расторопный, исполнительный, а не лежит к нему душа, хоть ты тресни. То ли жажда выдвинуться у него зашкаливает за некий неуловимый предел, то ли постоянно сравниваешь его с Дудиевым, чье место Косильщик занял.
      А Дудиев вернулся с Кавказа в цинковом пиджаке – ибо, родившись и выросши в Сибири, Костя Дудиев все же остался в душе совершеннейшим осетином. Кровный долг всякого порядочного осетина – как он объяснял Даше – прирезать за свою жизнь хотя парочку вайнахов, сиречь ингушей с чеченцами. Чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Даша поначалу смеялась и не принимала всерьез, но с началом чеченской заварушки Дудиев бомбардировал начальство рапортами, пока его все же не откомандировали…
      – Что там стряслось? – спросила она громко.
      – Убийство на Садовой, – поторопился первым ответить трудяга Косильщик. – Женщина.
      – Грабеж? Или маньяк?
      – Вот то-то и оно, что очень похоже на маньяка, – буркнул Слава. – А вы в свое время язык за зубами не держали, мадам начальник…
      – Та-ак, – сказала Даша. – А что это я ляпнула и где?
      – Убийство на Кутеванова. На прошлой неделе. Это же ты во всеуслышанье заявила насчет шарфика?
      – Я в этом и сейчас уверена, – сказала Даша. – Не ее это шарф, чем хочешь клянусь. Шарф ей навязал тот, кто мочканул. Ну я ж женщина, Слава, у меня чутье должно быть на такие вещи… Шарфик этот с ее одеждой ничуть не гармонирует. Нисколечки. И потому, что дешевка по сравнению с остальными шмотками, и вообще… Ни одна женщина к такому прикиду этот шарфик не надела бы, да еще столь небрежно.
      – Да я тебе охотно верю, – сказал Слава. – Только это дело, знаешь ли, полчаса назад на нас взвалили. Вспомнив твои чрезвычайно толковые замечания на прошлой неделе…
      – Стоп, – сказала Даша. – Там что, снова шарф?
      – Не знаю. Очень похоже. Иначе почему бы вдруг…
      – Бог ты мой, как мне весело… – сказала Даша. – Ну жили же, не тужили… Дернул черт за язык. – Вытащила сигарету и зло чиркнула зажигалкой. – Сержант, что слышно? У нас ведь самые информированные люди – шоферы, они же шофера…
      – А как же, – не без гордости отозвался сержант. – Только так, товарищ капитан… Вышли машины за Трофимовым и Дроновым. В общем, большой сбор. А про вас, я слышал, полковник Шмагин сказал, что вы уже ловили сексуального маньяка, и потому дело следует немедленно вам и передать…
      – Интересно, почему не Масленникову? – вслух подумала Даша. – В конце концов, он тоже взял маньяка, березовского…
      – Так в Березовке дело долго тянулось, – пояснил всезнающий сержант. – А вы своего маньячка взяли гораздо быстрее и чище, и успел он нашинковать гораздо меньше, чем березовский…
      – Шмагин так сказал?
      – Ну. Вашему шефу. Сказал, вы тогда провернулись просто блестяще, просто грешно будет вас и сейчас не задействовать.
      – Ну, спасибочки Шмагину… – тихо проворчала Даша.
      Прошлого маньяка, тронувшегося хирурга, вырезавшего у женщин печень, она отловила, если честно, исключительно благодаря сплетению случайностей. В сыскном деле такое бывает чаще, чем можно подумать. Случайная встреча, случайный разговор, взгляд, даже то, что в тот день ты был не усталым, а свежим, и оттого обошел еще один подъезд, позвонил в дверь не пять раз, а десять, энергичнее работали мозги, вдруг оказались сорванными троллейбусные провода, и ключевой свидетель вернулся от остановки…
      Вот только никому это не объяснишь – а уж начальству особенно. Логика у начальства простая: получилось один раз – и второй получится. А приказы, как известно, не обсуждают. И то, что англичане в свое время так и не отловили своего знаменитого Джека-Потрошителя, оправданием тебе служить не может. Как не волнует никого и то, что платят тебе далеко не так, как платят англичане своим сыскарям.
      – Что-нибудь еще известно? – спросила она громко. – Опять нож или что?
      – Да ничего неизвестно, – сказал Слава.
      – Это почему? – ревниво встрепенулся сержант-водила. – У нее опять крест на лбу, как в тот раз. Гонорейщики по рации говорили.
      – Кто-кто?
      – Ну, группа немедленного реагирования. Сокращенно-то гэ-нэ-эр… А на эти буквы само напрашивается…
      – Отставить, – сказала Даша. – Значит, крест?
      – Ну.
      – Интересно, почему в прошлый раз никто не додумался назвать эти порезы «крестом»? – громко сказала Даша.
      – А я кино смотрел, – сказал сержант. – Про вампиров. Там один мэн все хотел поступить в вампиры, крест переворачивал. А перевернутый, он так и выглядит. Как у нее на лбу.

Глава третья
Перевернутый крест