Данилова я нашел в одном из ангаров флагмана. Точнее, не сам нашел, меня отвел туда вызвавшийся помочь алари.
      Теперь, вспоминая свой побег, я понимал, что весь он, от начала до конца, был подстроен. Никогда бы мне не пройти этими перепутанными, полутемными, лишенными всякой привычной логики, коридорами. Надо быть крысой или хотя бы иметь их в предках, как Алари, чтобы ориентироваться тут.
      А меня просто вели, оставляя один-единственный путь и создавая иллюзию свободы. Какая странная вещь – эта иллюзия была куда более правдоподобна и симпатична, чем настоящая, лишь чуть-чуть искаженная свобода в мире Геометров…
      Данилов обихаживал «Волхва». Выглядело это, как всегда, нелепо. Крошечный человечек рядом с тушей шаттла, придирчиво осматривающий кортризоновые плитки обшивки, заглядывающий в сопла и похлопывающий по плоскостям. Глупо ведь, верно? «Волхв» – не автомашина, а Данилов – не шофер, чтобы ухитриться заметить неисправность.
      Но ведь всегда хочется иметь контроль над ситуацией. Или – иллюзию контроля.
      – Александр! – крикнул я, подходя. Голос гулко отозвался в пустом ангаре.
      Данилов обернулся, сделал неопределенный жест рукой.
      – Как машина? – спросил я.
      – Так себе, – вяло ответил полковник.
      – Дед говорил, что тут все переделали.
      – Ну, не все…
      Я зашел к шаттлу с тыла и заглянул в сопло.
      Ничего необычного. Какие еще там плазменные двигатели?
      – Алари поставили нам свои движки, – мрачно сообщил Данилов. – Рабочее тело – вода. Об источнике энергии сказали, что мы его принципа не поймем, но прослужит не меньше года. Тяга стала выше почти на порядок.
      – А как теперь управлять?
      – Они поставили на пульт переключатель. С двумя позициями – «плазма» и «эмуляция ЖРД». Сказали, что система управления подстроит все параметры на привычные нам, даже не заметишь, на чем летишь. Вот только летать можно будет нормально. Заходить на посадку по нескольку раз, сгонять на Луну и обратно.
      – А с Земли стартовать можно будет? – заинтересовался я.
      Данилов помолчал. Неохотно обронил:
      – Можно.
      – И это все – на воде?
      – Да.
      Я мгновенно представил себе опустевший Свободный. Никаких ракетоносителей, никаких хранилищ с горючим. Стартовые полосы – и ряды челноков. Разгоняются и взлетают, самостоятельно выходят на орбиту, джампируют…
      – Возможно повторить их технологию? – спросил я.
      – Лет через сто, – зло ответил Данилов.
      Я его вполне понимал. Утыкаться носом в собственную примитивность – грустно. Тем более – в такую примитивность…
      – Алари поставили нам свои двигатели для предполагавшегося полета к Геометрам?
      – Да.
      – А теперь снимут?
      – Зачем? – Данилов криво улыбнулся. – Спрашивал я их… Ответили, что смысла в возне нет. Не стоит оно того…
      Наверное, сцена была еще та. Данилов печально осведомляется у командующего флотом, когда снимут чудесные, волшебные, могучие плазменные движки. А тот, морща мышиную морду, отвечает, что смысла нет возиться с таким барахлом. Как взрослый, подаривший ребенку изумительное цветное стеклышко. Только ребенок не понимает, как это обидно, что твоя драгоценность – для других полное барахло.
      – По крайней мере, будешь пилотировать хороший корабль, – попытался я его утешить. Вышло это не очень.
      – Меня «Волхв» вполне устраивал, – отрезал Данилов. – А с этими чудо-двигателями он у нас лишь до возвращения на Землю. Там его разберут для исследований.
      – На Земле нас самих… разберут, – напомнил я. – За все хорошее. Одного джампа с низкой орбиты хватит для пожизненного отстранения от полетов.
      Данилов промолчал.
      – Мы говорили… с дедом, – продолжил я. – О полете к Ядру.
      – Не думаю, что это разумно.
      Я растерялся. От Данилова я возражений не ожидал.
      – Петя, ты ввязался в авантюру, самую дикую авантюру в истории, – продолжал Данилов. – Неохотно, но ввязался. Однако случилось чудо, тебе удалось побывать в чужом мире и удрать. Не стоит этим гордиться. Как нам в свое время говорили – если первый полет в космос проходит без единой проблемы, это плохая примета. Вот ты поверил в свою удачливость, в то, что быть резидентом у чужих – несложно. И теперь готов кидаться туда, откуда едва унесла ноги целая цивилизация. Могучая и безжалостная… Я против этой идеи, Петр. Надо возвращаться на Землю. И, по крайней мере, предоставить этот вот корабль для исследований.
      – Мы с дедом летим в Ядро.
      Данилов косо посмотрел на меня.
      – Как? Джампами?
      Пришлось повторять для него все то же, что я объяснял деду. Про корабль Геометров и его принципы движения.
      Полковник слушал молча и как-то скучно. Потом покачал головой.
      – Есть одно препятствие. Вон оно идет…
      Я обернулся. По ангару шествовал командующий красно-фиолетовым аларийским флотом.
      – Дед со счетчиком должны были его убедить, – сказал я. – Да и в чем проблема?
      – Корабль Геометров, Петр. Это очень, очень могучая технология. Одно дело, когда ты, лишенный памяти, отправлялся на нем к Геометрам. Совсем другое, если мы все в него заберемся… в трезвом уме и ясном рассудке.
      – Не понимаю, – честно сказал я.
      – А если мы отправимся не в Ядро? А на Землю? Предоставим человечеству подобную технику? Это не просто старые плазменные движки, которые невоспроизводимы промышленно…
      Алари был уже близко. И наверняка слышал слова Данилова. Я нервно засмеялся:
      – Корабль Геометров тем более невозможно…
      – Возможно, – сказал алари. – Он автоматически ремонтируется, Петр Хрумов. Иметь такой корабль – все равно что иметь маленькую фабрику по их производству. Достаточно предприимчивая цивилизация может этим воспользоваться.
      Он сделал паузу.
      – А вы – достаточно предприимчивы.
      Труднее всего спорить с подозрениями, когда они абсолютно беспочвенны. Мне вот и в голову не приходило приплести цивилизацию Тени в качестве повода, чтобы доставить разведывательный корабль Геометров на Землю. А Данилов по своей гэбэшной выучке об этом подумал. Как и чужой…
      – Мы хотим лишь отправиться к третьей силе, – сказал я. – К четвертой, вернее. Потом вернем вам скаут Геометров. Если это будет актуально для вас.
      – Будет, – сказал алари, не отрывая от меня взгляда. – Петр, твоя разведка в мире Геометров имела крайне малые шансы на успех. Но попытка отправиться в чуждую область Галактики абсолютно безнадежна. Это признает даже счетчик.
      Вот так. Как поспорить с авторитетом существа, которое не ошибается?
      – И все же счетчик советует попробовать, – продолжил алари. – И тоже готов отправиться к Ядру.
      – Решение зависит от вас?
      – Да.
      Он долго молчал, этот мышь-переросток, ищущий выгоды для своей цивилизации так же напряженно, как мы с дедом для людей…
      – Вы хотели бы сохранить корабль Геометров, чтобы изучить его технологию? – предположил я.
      – Не обязательно сохранять, когда можно скопировать, – возразил алари.
      Я вспомнил, как они исследовали тело Ника Римера, и не стал задавать вопросов.
      Мы стояли возле шаттла, Данилов – с кислой, безнадежной миной на лице, алари – погруженный в раздумья, и я – отчаянно ищущий слова, которые могли бы убедить чужого.
      – Все запуталось, – сказал алари. Негромко, словно размышляя вслух, пытаясь донести до меня свои сомнения. – Если бы мы знали, какой неоднозначной станет ситуация, то сразу сообщили бы о случившемся Сильным расам. А теперь… я не вижу правильных решений.
      Он стал мне ближе после этих слов. Гораздо ближе.
      – Как бы ты поступил, человек?
      – Не знаю, – сказал я. – Действительно не знаю. Если вы не до конца нам доверяете… ну, отправьте с нами несколько десантников.
      – У доверия не бывает уровней, – ответил командующий. – Это…– переводчик-куалькуа запнулся, подбирая слова. – Это триггер. Да или нет. Две позиции.
      – Трудно быть чуть-чуть беременным…– ни к кому не обращаясь, буркнул Данилов.
      – Почему? – поворачиваясь к нему, удивился алари. Не дождался от растерянного полковника ответа и снова посмотрел на меня: – Ты – обещаешь, Петр Хрумов?
      – Да, – прошептал я.
      – Вы не уведете корабль Геометров на Землю. Вы отправитесь на поиски цивилизации, которая называется Тень, и постараетесь вернуться. Семь земных суток наш флот будет ждать вас в этой же точке пространства.
      – Хорошо, – еще не веря в удачу, сказал я.
      – Сюда приведут человека Машу. Она ваш специалист по технике?
      – Да.
      – Пойдете в арсенал. Вам дадут любое необходимое оружие ближнего боя.
      – Вряд ли нам придется воевать…
      – Конечно. Но я не могу отпустить своего офицера невооруженным.
      Я еще ничего не понимал. Командующий подошел ко мне. Протянул лапу, уперся выдвинутыми когтями куда-то в грудь.
      – Петр Хрумов, рожденный как человек…– сказал он. – По праву командующего независимым флотом и в силу своего высокого происхождения я меняю твою судьбу.
      В голосе не было никакой торжественности. То ли куалькуа не счел нужным ее изображать, то ли Алари не страдали эмоциональностью.
      – Отныне ты офицер красно-фиолетового флота, – сказал командующий. – Ты подчиняешься мне, и я отвечаю за твои действия. Ты найдешь цивилизацию Тени во благо нас, людей, счетчиков и куалькуа. Ты вернешься.
      Лапа алари сжалась, царапая мне грудь. Потом он повернулся и пошел прочь.
      Я посмотрел на Данилова, но тот был ошарашен не меньше моего. Он с трудом улыбнулся и сказал:
      – Сейчас у тебя хвост начнет расти…
      – Перестань, – попросил я. – Не надо.
      – Не принимай так всерьез, – Данилов похлопал меня по плечу. – Петя, ау! Алари просто обошел запреты Конклава на передачу технологии! Он сделал тебя своим офицером, чтобы позволить пользоваться кораблем Геометров. Ничего особенного!
      – Ничего особенного? – я потрогал надорванную рубашку. Надо будет зашить…– Саша, а часто чужие ради людей обходили запреты?
 
      Данилов с нами в арсенал не отправился. Меня это удивило, но уговаривать я не стал. В конце концов, тут я больше полагался на Машу, изучавшую оружие под чутким руководством деда.
      Помещение арсенала было небольшим и полутемным. Освещение – ладно, на вкус и цвет человек алари не товарищ. А вот размеры меня удивили. Оружие размещалось на открытых стеллажах, всего по одному экземпляру на каждом.
      – Они что, не любят палить из одинаковых пушек? – риторически спросил я.
      Маша снисходительно посмотрела на меня:
      – Петя, это выставочный зал. Образцы. В оружейных залах СКОБы тоже самое.
      – Ты там бывала? – злясь на собственную глупость, спросил я.
      – Я много где бывала, – без особой рисовки пояснила Маша. Пошла вдоль стеллажей, разглядывая замысловатые штуковины. Сопровождающий нас алари молча наблюдал.
      – Газовые баллончики…– вдруг буркнула Маша.
      – Что?
      Менее всего эти смертельные игрушки напоминали газовые баллончики.
      – Когда-то была мода на газовое оружие. Баллончики, пистолеты…
      – Ну и что?
      – Реальной пользы от них не было никакой. Законопослушный гражданин все равно не умел их толком применять. Да и эффективность – чисто символическая. Зато ложная иллюзия безопасности притупляла осторожность…
      – Мне кажется, есть разница между баллоном со слезогонкой и плазменным пистолетом.
      – Ага, есть. В темной подворотне. Но ты ведь не туда собрался?
      – Откуда нам знать?
      – Это верно… Тебе стоило порасспросить своих геометрических друзей о Тени.
      – Не до того было.
      Маша очень сильно изменилась за эти дни. Что-то в ней надломилось, или, наоборот, окрепло. Может быть, из-за общей обстановки чужого космического корабля. А может быть, что более вероятно – из-за случившегося с дедом.
      Сомневаюсь, что в их отношениях была хоть какая-то эротика. Все-таки возраст деда не слишком к тому располагал. Но восторженное преклонение перед «Андреем Валентиновичем» у Маши имелось.
      И вряд ли она легко перенесла случившееся. Возможно, ей пришлось куда тяжелее, чем мне. Все-таки опыт симбиоза с куалькуа, смена тел и лиц не прошел даром. Я мог чувствовать в рептилоиде деда – прежнего, язвительного и непреклонного. Мог, закрыв глаза, поверить, что он продолжает сидеть рядом.
      А вот Маше это было недоступно. Попросить, что ли, куалькуа войти с ней в симбиоз? Только согласится ли она? Может быть, лучшим аргументом будет не сила и выносливость, а возможность менять лицо… стать красивой. Куалькуа – как лучшие во Вселенной косметологи…
       Нет, Пет р.
       Что?
       Мы редко идем на подобный уровень взаимодействия. Ты был одним из немногих исключени й.
       Почему? – не отрывая взгляда от Маши, подумал я.
       Информация. Нам интересно было узнать психику людей и мир Геометров. Но мы не станем входить в симбиоз с другими представителями вашей рас ы.
      Вот так.
      Не будет салонов красоты «Чародей-куалькуа». И клиник «Здоровье от куалькуа» тоже. Ведь могли они, без особых проблем, спасти деда. Подлатать изношенные сосуды, прекратить кровотечение. Но зачем им это?
      Бесполезно просить солнечный луч заглянуть в темную комнату. Проще открыть окно. Или зажечь лампу.
      – Это все не то! – Маша повернулась к алари. – Ваше оружие не рассчитано на человека!
      – Разумеется, – алари словно проявил чувство юмора. Это был старый и потрепанный чужой, двигался он неловко, а шерсть его выцвела до белизны. – У нас нет обособленных конечностей для того, чтобы держать оружие.
      Большая часть устройств и впрямь казалась приспособленной скорее для закрепления на морде. Я вспомнил увиденный когда-то короткий ролик: закованный в броню алари с ребристой металлической дурой, закрепленной на подбородке. Из устройства скользил тонкий голубой луч. Взмах головы – луч устремляется к камере. Конец фильма…
      – Тогда давай подумаем, что можно сделать, – Маша не сдавалась. – Командующий приказал нам взять оружие.
      Алари уверенно пошел к стеллажам.
      Минут через десять выбор был сделан. Широкие незатейливые браслеты, вокруг которых при включении возникал диск силового поля двадцатисантиметрового диаметра. По эффективности устройство напоминало дисковую пилу. Я представил себе, что случилось бы, попадись мне при бегстве хоть один алари с такой штуковиной на лапе, и по спине пробежал холодок. Маша заказала четыре браслета, но я пользоваться ими не собирался. Проще простого было отсечь ими собственную голову или вспороть живот.
      Другой агрегат оказался немного удобнее. «Базовый излучатель», та самая пушка из ролика – только в отличие от алари нам следовало крепить ее на руку. Гашетка скрывалась внутри конусовидного корпуса, и у меня возникло подозрение, что в бою алари нажимают на нее языком. Эту штуку алари демонстрировать не стал. Я примерил излучатель на руку, он оказался тяжелым, но, в общем-то, подъемным. Потом вспомнился какой-то дурацкий фантастический фильм, где неустрашимый герой носился с чем-то подобным, присобаченным вместо потерянной в бою руки. Мне стало смешно, и я отложил излучатель.
      Последнее устройство Маша отобрала сама. Алари, наверное, крепили его на спину – длинный ствол и тяжелая казенная часть явно были тяжелы для их лап.
      – Ггоршш? – утвердительно спросила Маша.
      Алари слегка заволновался.
      – Нет! Нет! Это не ггоршш, это ггоршш! Осторожнее!
      Спорить Маша не стала. Примерила чудовищную пушку к рукам, кивнула.
      – Мы возьмем.
      – На дистанции не менее двух километров трехсот метров! – алари нервничал до тех пор, пока Маша не вернула ггоршш, который на самом деле ггоршш, на стеллаж. – Из укрытия! При включении закрыть глаза!
      – И прочитать «Помилуй мя, Господи»? – успокаивающе добавила Маша. – Мы возьмем пару штук.
      – Две тысячи? – растерялся алари. – Я должен уточнить количество, имеющееся на складе…
      – Две единицы, – объяснила Маша. – Мне и Данилову.
      – Правильно, – кивнул я. – У меня глазомер плохой. Вдруг не разберусь с дистанцией…
      У дверей Маша покосилась на ярко-красные диски, спросила:
      – Атомные мины?
      – Да, – преданно отозвался алари. Похоже, последний Машин выбор произвел на него впечатление.
      – Знакомые штучки, – без особого почтения сказала Маша, но брать их не стала. – Пошли ко мне, Петя. У меня есть кофе.
      – Откуда такие познания в их оружии? – спросил я в коридоре.
      – Информация немного доходит, – уклонилась Маша.
      Знаем мы, до кого обычно доходит информация…
 
      В каюте, которую алари гостеприимно отвели для людей, мне пришлось побывать только один раз. Усаживаясь в кресло, я невольно вспомнил свою искреннюю радость, испытанную при мысли, что существуют специальные подставки для сидения.
      Радостная болезнь – склероз. Сплошные приятные сюрпризы.
      Кофе был швейцарский, «Нескафе», в саморазогревающихся пластиковых чашках из полетного рациона шаттла. Я выдернул дурацкую трубочку – сосать кофе через соломинку можно лишь в невесомости или при помрачении рассудка, содрал с крышки обертку из фольги, с удовольствием принюхался – та штука, что заменяла кофе у Геометров, все-таки имела абсолютно другой вкус, сделал глоток.
      – Спасибо, Маш. Это то, что было нужно.
      В общем-то женщинам всегда приятны комплименты по поводу их кулинарного мастерства. Даже если они всего лишь открыли консервную банку, стоит восхищаться так, словно тебя накормили паровой осетриной или рассыпчатым узбекским пловом. Маша тоже приняла комплимент с удовольствием.
      – Не понимаю, как вы летаете по месяцу, – заявила она. – Ничего толком нет съедобного.
      – На космодромах есть ресторанчики. Там нормально готовят.
      – И что, все завозят с Земли?
      – Нет, конечно. Обычно доставляют образцы мяса, картошки, зелени. А чужие их подращивают на своих пищевых синтезаторах. Тоже дорого, но дешевле, чем возить по-настоящему.
      – Удобно, – согласилась Маша.
      – Не до конца. Понимаешь, обычная еда всегда разная. Даже если картошка с соседних полей, все равно она разная. А мясо тем более, двух одинаковых коров не существует.
      – Убивать животных для еды – мерзость, – неожиданно сказала Маша.
      – Ты вроде не вегетарианка…
      – Нет, но лишь по рассудочным соображениям. Животная пища необходима, поэтому приходится ее употреблять.
      Меня такой подход позабавил. Любишь мясо, так не надо вставать в позу…
      – Смешно? – строго спросила Маша.
      – Да. Твои военные познания и любовь к животным…
      – Знаю, знаю, Гитлер был вегетарианцем… Петр, одно дело честный бой, другое – употребление живого в пищу.
      Я дальше спорить не стал, в таких случаях это бесполезно, лишь заметил:
      – Все равно, твоя любовь к оружию скорее характерна для мужчин.
      – Ну и что? Я в детстве очень переживала, что не родилась мальчиком. Меня даже к психиатру водили, но оказалось, что сексуальных нарушений нет, лишь повышенная агрессивность и стремление властвовать.
      Я поперхнулся кофе и зарекся общаться с Машей на подобные темы. Всегда пугался такой откровенности.
      Но обстановка, честно говоря, только подобным беседам и соответствовала. Дед со счетчиком… увы, теперь о них приходится думать вместе, отсутствовали, может быть, общались с командующим, не знаю. А Данилов остался у шаттла.
      – В арсенале я вначале думал, что ты все выгребешь, – сказал я, неуклюже переводя разговор на другую тему. – В силу повышенной агрессивности.
      – Зачем? Один образец оружия, основанного на силовом поле, один лучевой излучатель, а главное – ггоршш. Наглеть вредно… Петр, ты позволишь интимный вопрос?
      Мгновенно настроившись на подвох, я кивнул.
      – Ты тяжело перенес смерть деда?
      – Что?!
      Маша вздохнула, уселась напротив.
      – Петр, все-таки это смерть. Нельзя же и в самом деле считать, что человек – лишь набор электрических сигналов в синапсах.
      – А что тогда? Душа? – в горле пересохло, и я начал запинаться.
      – Не обязательно. Я неверующая. Но тело – это по меньшей мере половина человека.
      Я смотрел ей в глаза – нет, она не шутила. Да и не шутят таким.
      – Маша, для нас с тобой – может быть. Мы молодые. У нас гормоны бурлят.
      Внезапно для самого себя я перешел на более циничный тон:
      – Для тебя, наверное, я сексуально привлекателен…
      – Есть такое дело, – спокойно ответила Маша. – Хоть и менее, чем Саша Данилов.
      – Деду, извини, уже изрядно лет…– проглотив обидную откровенность, продолжил я. – Он питается в основном йогуртами и детскими пюре. Выкурить тайком трубку – для него событие, глотнуть водки – разгул.
      – А пройти по саду, взять в руки цветок, погладить собаку?
      – Когда я на Земле, то выгоняю его прогуляться!
      – Все равно, Петя.
      – Маша… а ты его действительно любишь?
      – Андрея Валентиновича я любила и буду любить! – отрезала Маша. – Его самого, а не ящерицу с его памятью!
      Что-то во мне взорвалось. Секунду стаканчик кофе подрагивал в моей руке, готовясь отправиться в полет по четко определенному адресу.
      Остановило меня только то, что кофе еще был слишком горячим.
      Я встал и вышел из каюты. Надо помочь Данилову в проверке шаттла. В конце концов, я второй пилот.
      Второй пилот, а не закомплексованная девчонка, для которой человек и его внешность – слиты воедино.
 
      Чем бы ни руководствовались алари – презрением к нашей отсталости или искренним дружелюбием, но управление челноком и впрямь никак не изменилось. Пилотажный компьютер продолжал пребывать в полной уверенности, что на корабле стоят обычные жидкостные двигатели. Практически неисчерпаемый запас топлива и огромная тяга машину не смущали.
      С Машей я больше не разговаривал. Она поглядывала на меня, видимо, сожалея о своей откровенности, но я предпочитал игнорировать ее взгляды. Деду, разумеется, тоже не стал ничего говорить.
      Груз – оружие и какую-то пищу, предоставленную алари, хотели вначале разместить в грузовом отсеке. Оказалось, что в суматохе бегства и полета все напрочь забыли о складированных там бюстиках – которые так жаждали получить Джел. Безглазые головы партийных вождей прошлого века, героев крымского конфликта и президентских сподвижников укоризненно пялились на нас.
      Снаряжение пришлось размещать в кабине.
      Я оставался в шаттле до последней минуты. Когда все, включая деда-счетчика, разместились, я пожал Данилову руку и спрыгнул на пол. Данилов долго возился, закрывая люк, мне оставалось лишь смотреть на него снизу. В ангаре собралась порядочная толпа алари, среди них был и командующий. Перед тем как войти в кораблик Геометров, я подошел к нему.
      – Я надеюсь, что мой офицер не подведет меня, – негромко сказал алари.
       Куалькуа, как лучше ответит ь?
      Он помолчал секунду, я даже решил, что он проигнорировал вопрос.
       Вера и любовь помогут мне.
      – Вера и любовь помогут мне.
      Во взгляде алари появился живой интерес.
      – Петр Хрумов, чем был для тебя мой поступок? Уверткой, как считает Александр Данилов?
      Чуткий у них слух. Точнее, не у них, у Куалькуа…
      – Нет, – подумав, сказал я. – Доверием.
      – Ты испытываешь благодарность?
      – Пожалуй, нет. Признательность.
      – Это тоже хорошо, – командующий замолчал. Я счел это знаком, что прощание окончено, и пошел к скауту.
       Куалькуа, я снова должен быть Ником Римеро м.
      Ответа не было, но лицо защипало. Куалькуа прорастал сквозь мою плоть, выдвигая на поверхность тела клетки, принадлежавшие когда-то безвестному поэту Геометров.
      К кораблю я подошел уже Ником.
      Полусфера кабины разошлась. Я оперся о корпус, готовясь запрыгнуть в свою скорлупку, и в этот момент потолок ангара открылся.
      Порыв ветра – короткий, секундный, потом силовое поле перекрыло проем. Над ангаром пылали ослепительные звезды. Над ангаром зияла промороженная ночь космоса. Запрокинув голову, я смотрел, как всплывает в нее «Волхв», как пробегают по корпусу корабля всполохи искр от взаимодействия с защитным полем. Отсюда, изнутри флагмана, межзвездная пустота не казалась чем-то страшным. Наоборот, она была пронзительно красива в своей неприкрытой наготе, великолепна, ласкова и покорна.
      Это должна быть наша красота. Мы должны вновь прийти в космос. Равными. Пусть не самыми правыми, как мечтают Геометры. Пусть не самыми древними, как Куалькуа. Пусть не самыми умными, как Счетчики.
      Самими собой.
      Я поднял ладонь – и заслонил ею полную пригоршню звезд. Может быть, принадлежащих Сильным и Слабым. Может быть, полных своей, кипучей и непокорной жизни. Может быть, ждущих того, кто придет первым.
      – Чуть-чуть подождите…– прошептал я.
      «Волхв» выплыл в пространство.
      Внутри скаута все было как в корабле Ника. Кабина закрылась, одновременно засветились экраны, я положил руки на коллоидный активатор.
       Приветствую на борту. Собрана ценная информация о чужом корабл е.
      Компьютер, который, по словам чужих, считал себя разумным и всемогущим, ничуть не удивился, что его пилот возник из совершенно постороннего гуманоида. В этом машины Геометров ничуть не превосходили человеческие.
      – Прекрасно. Взлетаем и следуем за кораблем, стартовавшим первым.
       Собрана очень ценная информация! Необходимо доставить ее на Родин у.
      Мною овладел секундный страх, что корабль перестанет подчиняться и отправится к Геометрам с докладом.
      – Хорошо. Но вначале нас ожидает крайне важная миссия Дружбы.
       Ее важность так велика?
      – Больше, чем возможно представить.
       Выполняю.
      Корабль начал подниматься. Алари внизу расходились, расступались к стенам.
      – А теперь слушай задание, – начал я. – Следуем за удаляющимся кораблем на расстоянии… ну, скажем, ста шагов. При удалении от корабля, из которого мы стартовали, на десять тысяч шагов…
       Нет необходимости в вербальной конкретизации, – осадил меня компьютер.
      И мы рванули вслед «Волхву».

      На расстоянии пяти километров от эскадры кораблик Геометров состыковался с челноком. Конечно, стыковкой в земном понимании это не было. Скаут буквально прилип к челноку – насколько я успел заметить, никаких стыковочных узлов не выдвигалось.
      Сейчас мы представляли собой нелепую конструкцию из космического самолета и приклеенного к его борту в районе шлюза диска. Для меня, в условиях искусственной гравитации, это выглядело так, словно мы поднырнули под лежащий на боку шаттл.
      Пара минут ушла на то, чтобы объяснить компьютеру, где у челнока верх и низ и куда должен быть направлен вектор гравитации. Не воспользоваться возможностями чужого корабля по созданию комфорта было бы глупо.
      Потом скаут открыл проход.
      Ох, не так все просто оказалось с раскрывающейся «лепестками» кабиной! Если поначалу это выглядело чисто механическим устройством, то сейчас разница технологий Земли и Родины была налицо. В обшивке открылся проем, идеально копирующий люк «Волхва». Я спустился из кресла, которое сейчас гляделось прикрученным к стене, осторожно коснулся люка тыльной стороной ладони и отдернул руку.
      Холодный, черт!
      Градусов сто. Ниже нуля, естественно.
      – Открывай, свои пришли! – крикнул я, словно надеясь, что голос может быть услышан сквозь толстенную обшивку.
      Ответом была тишина. Ну что они там возятся!
      – Эй, хозяин, слесаря вызывали?
      И тут внезапно ожил куалькуа:
       Петр, ты доброжелательный и хороший челове к.
      – Это ты с чего взял? – спросил я.
       Мнение.
      Я ждал, пока слышался звук открываемых запоров. На «Волхве» есть простенькая блокировка, активизирующаяся, если за бортом – вакуум. Наконец люк подался ко мне.
      – Привет, Саш, – сказал я таким тоном, словно мы не виделись с месяц.
      А ведь месяц назад мы и знакомы-то толком не были!
      – Как осуществляется герметизация? – Данилов подозрительно посмотрел на соединенные с шаттлом борта скаута.
      – Не знаю. Пусть это будет меньшей из наших проблем, верно?
      – Верно, – согласился Данилов. Криво улыбнулся: – Выглядит так, словно корабли поцеловались.
      Вдоль линии стыковки обшивка и впрямь утолщалась, напоминая губы.
      – Точно выдержит?
      Я пожал плечами.
      – Ты нас немного напугал… гравитацией. Надо было предупредить, что при стыковке она и у нас появится.
      Наверное, стоило. Но к хорошему привыкаешь быстро. Трех полетов на корабле Геометров мне хватило, чтобы воспринимать искусственную силу тяжести как должное.
      – Ладно, идем, Петя.
      – Стоит ли? Давайте начнем разгон.
      Полковник замялся:
      – Подожди. Надо поговорить.
      Вместе с Даниловым я прошел в кабину. Рептилоид по-прежнему сидел в кресле космонавта-исследователя, Маша стояла, всматриваясь в центральный экран, на котором поблескивали чужие корабли.
      – А в чем проблема? – непонимающе спросил я. Почему-то вспомнились слова куалькуа. «Доброжелательный и хороший».
      – Петя, – Данилов остановился в паре шагов от меня. Тоже покосился на экраны – ему явно было не по себе от гравитации в шаттле, который находился в свободном полете. – Петя, давай решим, что мы собираемся делать.