Если человеку под сорок, а его все зовут Сашком, значит, жизнь не сложилась.
      В четверг, с большого похмелья, Сашок осознал эту трагедию и решил начать новую жизнь.
      Но новую жизнь в Москве начинать нельзя. Слишком много знакомых, которые до старости будут звать тебя Сашком и всегда готовы занять тебе очередь в винный отдел.
      Размышляя так, Сашок окинул печальным взглядом неуютную комнату в общей квартире и, не поднимаясь с дивана, вытащил из-под него шкатулку покойной мамы, в которой хранились поздравительные открытки, квитанции, повестки, несколько фотографий и денежная заначка. Три дня как Сашок взял расчет на базе, где работал электриком, и должно было оставаться.
      Но осталось только шесть рублей. Куда делись остальные, неясно. Сашок переворошил все в шкатулке. Пусто. Он достал фотографию. На фотографии он сам, в десятилетнем возрасте, держит за руку старшую сестру Тамару. Потом другую фотографию – на ней та же Тамара, но уже солидная, раздобревшая, с перманентом, с супругом Василием Федоровичем и сыном Колей. На обороте написано: «Дорогому брату Саше, которому всегда добро пожаловать в наш дом. Омск».
      Прочтя трогательную надпись, Сашок понял, где будет начинать новую жизнь. В Омске. В доме старшей сестры и ее работящего мужа. Он отложил в сторону фотографии и шесть рублей, а остальное сложил обратно в шкатулку и спрятал на место.
      В коридоре зазвонил телефон.
      Сашок натянул джинсы. Но не успел выйти – послышался сварливый голос соседки:
      – Не выглядывал еще. Дрыхнет… Почему да почему? Гудели они здесь до трех утра. Я уж хотела милицию вызывать. Если бы не память о его покойной маме, царство ей небесное, вызвала бы, ей-богу, вызвала. – И повесила трубку.
      Сашок не сразу вышел в коридор. Он увидел на столе у окна батарею бутылок. Все пустые. Вокруг, как дрессированные собачки, стояли рюмки и стаканы. В одном оставалось. Сашок даже взял стакан в руку, но ощутил отвращение к алкоголю. Поставил стакан на место.
      Одевшись, Сашок вышел на кухню. Соседка была у плиты.
      – Доброе утро, тетя Клава.
      Соседка сделала вид, что не слышит. Сашок не обиделся. Понимал, что сам во всем виноват.
      – Кто звонил? – спросил Сашок.
      Соседка так загремела кастрюлями, словно репетировала в оркестре ударных инструментов.
      – Понятно, – сказал Сашок. Включил конфорку, поставил чайник. Достал сахарницу, заглянул. Пустая.
      Но просить сахару у соседки не стал.
      – Уеду я, – сказал он, – не буду больше тебе жизнь отравлять, тетя Клава. Слышишь?
      – И куда же тебя понесло?
      – К сестре поеду, – сказал Сашок. – Давно меня зовет. В Омск.
      – Нужен ты ей.
      – Я себя прокормлю. Специальность есть.
      – Чтоб я тебе поверила!
      Сашок налил в стакан кипятку, нацедил из заварного чайника заварки, там чуть-чуть осталось.
      Соседка со злостью вытащила из шкафа свою сахарницу, поставила перед ним.
      – Спасибо. – Сашок взял кусочек, кинул в чай.
      – И правильно твоя мать сделала, что скончалась, – сказала соседка. – Чем на такое смотреть…
      – Сколько билет до Омска стоит? – спросил Сашок.
      – Полсотни в один конец. Как минимум. Ты что, в самом деле собрался?
      – У меня шесть рублей осталось. Спасибо за сахар.
      – И не думай! Нет у меня денег. Откуда деньгам быть?
      – Я, тетя Клава, и не прошу, – сказал Сашок. И в самом деле – откуда у тети Клавы быть таким деньгам? А были бы, не дала.
      Сашок вернулся к себе, натянул голубую куртку, кепку брать не стал. Надо было что-то предпринять. Если сегодня не уехать в Омск, хороший город, сибирский, трезвый, где тебя ждут, где тебе рады, то завтра будет поздно. Завтра засосет.
 
      Сашок спустился во двор.
      Там было почти пусто – будний день, первая половина.
      Только Жора чинил машину незнакомой клиентке. «Жигуленок» стоял, разинув пасть, из пасти торчал зад Жоры, а хозяйка стояла рядом, курила и задавала вопросы.
      – Привет, – сказал Сашок.
      – Привет, – ответило из радиатора. Оборачиваться Жора не стал, он был углублен в работу.
      – Закурить есть? – спросил Сашок.
      Жора не успел ответить, как клиентка поспешила достать пачку «Мальборо», протянула Сашку и сказала доверительно, будто у постели тяжелобольного, которому Жора вырезал аппендицит:
      – Не отвлекайте Георгия. Он занят.
      – Вчера гудели? – спросил Жора.
      – Соседка говорит, в три разошлись, – ответил Сашок.
      Жора был человеком состоятельным, серьезным, и если бы они не учились когда-то в одном классе, не быть Сашку в его приятелях.
      – Что за повод?
      – Не отвлекайте, пожалуйста, – сказала клиентка. – Георгию в час уезжать.
      – Успеем, не беспокойся, – сказал Жора, распрямился, положил отвертку и щелкнул пальцами. Хозяйка вложила в пальцы сигарету.
      Хозяйке было лет тридцать, супермодная. Но смотрела на невзрачного Жору, как смотрят на врача пациентки: «Что хочешь? Деньги? Сердце? Только вылечи!»
      Не был бы Жора механиком, к которому трудно попасть, не заметила бы его в метро. Сашок даже вздохнул. Как грустно, если понимаешь людей, особенно с их отрицательной стороны! Ведь сядет через несколько минут в свой «Жигуленок», мигнет огоньком и забудет о Жоре до следующей поломки. Вот она, женская верность.
      – Повод был, – сказал Сашок, – уволился я с базы.
      – Вроде не жаловался?
      – Уволился.
      – А что дальше? – Жора спрашивал, не глядя на Сашка, а глядел вроде бы на клиентку, но мимо клиентки, отчего она чувствовала себя неуверенно и нервно. И даже начала передвигаться, чтобы точнее попасть в поле видимости Жоры.
      – Начинаю новую жизнь, – сказал Сашок. Получилось торжественно и неправдоподобно.
      – Какую же?
      – К сестре поеду, в Омск. Ждет меня.
      – Георгий, – сказала клиентка, – вы не опоздаете?
      Жора отвечать не стал – он лучше знал, спешить ему или нет.
      Подошел Капитанов. Он нес полную сумку молочных бутылок.
      – Проснулся? – спросил он Сашка.
      – Ты от меня поздно ушел?
      – Возле двенадцати. Может, без десяти.
      – А кто оставался?
      – Рыжий остался. И еще один. Я его не знаю. Ты с ним в баре познакомился.
      – Хорошо погудели? – спросил Жора Капитанова.
      – Нет, – Капитанов посмотрел на клиентку, она ему понравилась. Поэтому хотел высказать что-нибудь умное. – Нет смысла в твоей жизни, Сашок.
      Он положил руку на плечо и сказал:
      – Сашок, пора браться за ум. Такая жизнь до добра не доведет.
      Покосился на клиентку и спросил ее:
      – А вы как думаете?
      Дама не ответила. Она переживала, она боялась, что Жора уйдет и оставит ее машину недоделанной. Могло случиться и так.
      – Я к сестре поеду, – сказал Сашок Капитанову. – В Омск.
      – А как же с работой?
      – Электрики везде нужны.
      – Сколько же билет до Омска стоит? – спросил Капитанов.
      – Мне бы доехать, устроиться, я потом бы выслал.
      Сашок смотрел на Жору, чуть-чуть надеялся, что тот сейчас скажет: «Сашок, возьми у меня полсотни. Когда сможешь, отдашь». Но Жора этого не сказал. И даже оправдываться не стал. А Капитанов стал. Его никто не спрашивал, а он сразу ответил:
      – Я бы дал, Сашок, но, сам понимаешь, телевизор покупаем.
      – Знаю, – сказал Сашок. Капитанов с этим телевизором уже всем надоел. Покупаешь – покупай. А то третий год на бедность жалуется. А за чужой счет выпить мастак.
      Жора докурил, снова склонился к радиатору.
      – Без везения не уехать, – сказал Капитанов.
      – Ты какое везение имеешь в виду? – спросил Сашок.
      – Можно на улице сотню найти.
      – Одной бумажкой или двумя? – съязвил, не разгибаясь, Жора.
      – Как повезет, – ответил Капитанов. У Капитанова начисто нет чувства юмора. С ним из-за этого бывали разные случаи.
      – А другие варианты есть? – Сашок вроде бы шутил, но в таком положении любая консультация может вдруг оказаться полезной.
      – У меня брат в такси ехал, – сказал Капитанов. – Вдруг видит – сумочка женская. Забытая. Открыл, а там тысяча двести рублей.
      Капитанов даже слюну сглотнул.
      – Ну это никуда не годится, – сказала клиентка. – Он их себе взял?
      – А куда же девать? Они потерянные.
      – Он должен был отдать сумочку водителю такси. Или постовому милиционеру.
      – Ну, дает, – удивился Капитанов.
      – Врешь ты все, – сказал Сашок, – не было никакой сумочки.
      – А что же было?
      – А я знаю случай в самом деле. – Жора выпрямился. Стал вытирать тряпочкой руки. Клиентка смотрела на руки с надеждой: если вытирает, то, может, все сделал? Но перебить «доктора» не посмела. – Была сумочка. Только не в такси, а на скамейке. Ситный, ты его не знаешь, мы с ним в армии служили, открыл ее – смотрит: паспорт, удостоверение. И фотография приятная. На вас похожая.
      Последние слова Жоры относились к хозяйке машины, и та покраснела. А Сашок подумал: если Ситный нашел, откуда Жора про сходство знает? Чепуха. Наверное, тоже врет.
      – Он поехал по адресу. Открывает ему девушка, вся в слезах, сами понимаете. Он ей: «Вы сумочку обронили?» – «Я». – «А сколько в ней денег было?» – «Восемьдесят рублей, вся зарплата». Он: «Держите, больше не теряйте». Она ему: «Ах, возьмите половину денег! Вы меня спасли. Тут документы», – и так далее.
      – Сорок рублей? – подсчитал Капитанов. – Сорок рублей!
      – Он не взял, – сказал со значением Жора и посмотрел в упор на клиентку. Та кивнула Жоре, словно у них был общий заветный секрет, будто только они вдвоем понимали друг друга в этом жестоком мире.
      – Как не взял? – рассердился Капитанов. – Ему же дали. Он же заслужил!
      Жора сказал клиентке:
      – Все в порядке, будет ездить. Попробуем?
      – Неужели?
      – Садитесь, – сказал Жора.
      – В самом деле не взял? – спросил Сашок.
      – Нет, – ответил со значением Жора. – И знаешь почему?
      – Почему?
      – Через месяц у них была свадьба.
      Клиентка, которая уже открыла дверцу, чтобы сесть в машину, кинула на Жору благодарный, многозначительный взгляд и мелодично засмеялась.
      Жора тоже засмеялся. Сел в машину, сказал Сашку:
      – Ищите сумочки. Найдете счастье.
      Машина рванула с места, умчалась со двора.
      – Врет он все, – сказал Капитанов. – Взял он деньги.
      Сашок пошел прочь.
      – Ты куда? – спросил Капитанов.
      – На почту, – сказал Сашок. – Дам сестре телеграмму. Объясню, может, вышлет на дорогу.
      Капитанов шел за Сашком.
      – Не вышлет, – сказал он. – Не поверит. У тебя репутация плохая. Деньги у тебя не держатся.
      – А что делать?
      – Выкинь из головы. У тебя что осталось? В угловом пиво обещали давать.
      – Нет, – твердо сказал Сашок. – С этим все!
      – Свежо предание, – сказал Капитанов.
      Они разошлись. Но Сашок далеко не ушел, его остановил голос Капитанова.
      – Сашок! – крикнул тот. – Есть идея. Башмакову позвони.
      – А что?
      – Он за внедрение получил. Только не даст он тебе.
      – А у тебя двушка есть? – спросил Сашок.
      Капитанов долго копался в карманах, звенел мелочью.
      Нашел двушку, но не отдавал.
      – У меня все рассчитано, – сказал он. – Включая бутылки.
      – Держи, – Сашок протянул ему пятак.
      – Ладно, – Капитанов отдал ему двушку.
      Держа монетку в пальцах, Сашок шел по улице. Было грустно. Новая жизнь не вытанцовывалась. И ясно было – не уехать ему в Омск.
 
      Он остановился у телефонной будки. В ней стояла женщина, набирала номер. Раз набрала. Послушала, нажала на рычаг, снова набрала. Сашка она не видела. А Сашок ее разглядывал. Машинально, думал о другом, но разглядывал.
      – Алло, – сказала женщина, – алло!
      Ударила по телефону, подергала за рычаг. Видно, разъединилось.
      Она расстроилась, открыла кошелек, стала копаться в нем. Потом обернулась, увидела Сашка.
      Женщина была худенькая, ладная, поменьше Сашка ростом и какая-то ясноглазая.
      – Простите, – сказала женщина. – У вас не будет двушки? А то мою автомат проглотил.
      Она сказала это виновато, словно просила прощения.
      Сашок сразу, не раздумывая, протянул ей свою двушку.
      – Спасибо.
      И женщина в обмен протянула ему пятак.
      – Не надо, – сказал Сашок, отодвигая ее руку. – Зачем это?
      – Но как же? Я не могу принимать от вас подарков.
      – Какой же это подарок? – удивился Сашок. – Я вам двушку, а вы мне пятак.
      – Но вы же мне любезность оказали. Мне так нужно позвонить, а автомат проглотил.
      – Ну и берите, – Сашок насильно вложил в руку женщины двушку.
      – Спасибо, – сказала женщина.
      Она посмотрела на Сашка, и тому вдруг стало грустно, что он уезжает в город Омск и никогда больше эту ясноглазую женщину не увидит.
      Женщина еще глядела на него, но взгляд ее изменился – она уже думала о другом, о своих делах. Отвернулась, стала набирать номер. Сашок поглядел на ее пальцы, а потом ему стало неловко – ну ладно, отдал двушку, герой, кавалер. А теперь-то что стоишь?
      И он пошел дальше. Все равно не позвонишь Башмакову.
      И даже к лучшему. Не даст ему Башмаков денег. И неловко даже просить их у Башмакова.
      Так Сашок дошел до почты.
      Задумавшись, он чуть не проскочил ее. Вспомнил, развернулся и чуть не столкнулся в дверях с высоким человеком в черном строгом костюме. Человек шел быстро, решительно. На Сашка он даже не посмотрел, но в лице его было что-то такое, что заставило Сашка запомнить его на всю жизнь. Это было красивое, резкое, рубленое, но недоброе лицо. Черные пронзительные глаза прятались под густыми бровями, светились угольками, с красным подсветом. Незнакомец посмотрел на часы. На пальце блеснул массивный золотой перстень.
      «Делец», – подумал Сашок и вошел в почтовое отделение.
      Там было почти пусто. Только какая-то бабуся жаловалась девице за барьером, что ей «Работницу» не принесли, а крашеная девица лениво повторяла, что бабусе надо обращаться в отдел доставки. Сашок взял бланк для телеграммы, прошел за стол. Полез в карман, но вспомнил, что ручку забыл дома, взял ручку со стола – она была ученическая чернильная, а чернил в чернильнице почти не осталось, так, гуща какая-то.
      Он написал адрес, но тут перо засорилось. Сашок протер перо недописанной телеграммой, взял новый бланк. Снова начал писать, но буквы получались кривые и толстые. Сашок спросил девицу за барьером:
      – Чернил можно налить?
      – Нету чернил. Не завезли, – сказала нагло девица. Ведь он не обижал, не грубил, а она огрызалась заранее.
      – Да вы поглядите, – сказал Сашок.
      – Сказала, нет. Со своей ручкой надо ходить. Тридцать копеек пожалел.
      Хотел Сашок кинуть ей чернильницу в лицо, но потом взял себя в руки. Охота была связываться… К тому же неясно еще, что писать сестре в телеграмме. Можно просто: «Выезжаю по твоему приглашению, высылай пятьдесят». А можно душевнее: «Решил начать новую жизнь. Возвращаюсь в родные пенаты».
      Сашок взял новый бланк, осторожно обмакнул перо в чернильницу, чтобы не доставало до дна, до самой гущи. И тут увидел бумажник.
      Как он его раньше не увидел, непонятно – он ведь лежал на столе на полном виду. Черный кожаный шершавый бумажник с золотой буквой Д в углу. Солидный бумажник. Не нужно было его открывать, чтобы увидеть пачку четвертаков, что лежит в боковом отделении, а может, даже чеков из «Березки». Такой бумажник.
      Сашок сразу подумал про того дельца, которого встретил у входа. Делец бумажнику соответствовал. Хотя такие обычно бумажников не теряют. А больше терять некому. Бабуся с «Работницей» к бумажнику отношения не имеет, еще заходили два или три человека, но к столу никто из них не приближался.
      Что делает обыкновенный человек в таких случаях? Он протягивает бумажник девице за барьером и говорит: «Кто-то забыл». Девица кладет бумажник возле кассового аппарата, и бумажник ждет своего владельца.
      В другой раз Сашок так бы и поступил. Он вообще чужого не брал. Может, только на работе что-нибудь, если ребята попросят. Но, во-первых, девица на почте была уж больно подлая. Ей отдашь бумажник, а она заподозрит, что ты из него что-нибудь вынул. Вполне способна. А во-вторых… Во-вторых, Сашок начал новую жизнь, а денег для этого не было. Денег не было, а в голове стучали слова Жоры про дамскую сумочку. В конце концов, стал убеждать себя Сашок, нет никаких гарантий, что девица вернет бумажник по назначению. Вполне может себе оставить. И тот делец, он тоже уже забыл, где бумажник посеял. И не вернется сюда за ним. А если я этот бумажник ему отнесу? Пожалуйста, скажу, пользуйтесь на здоровье, мне чужого не надо, я хотел как лучше сделать. Неужели после этого делец не отстегнет полсотни? Ну хотя бы червонец? Должен отстегнуть.