Кузнечик сверился с картой и посадил корабль в поле, неподалеку от растительного города.
      – Ты, Удалов, - сказал он, - вперед не лезь. Торговаться буду я. А то тебя надуют. Подсунут негодные семена.
      – Хорошо, - сказал Удалов. - Ты опытней, ты и действуй. Только я буду за тобой, прости, наблюдать, потому что тебе не доверяю.
      Кузнечик снисходительно отмахнулся и быстро пошел по тропинке в лес. Он был озабочен, все поглядывал на часы, и Удалов предположил, что синхронный переводчик боится опоздать к дневному заседанию СОС.
      Мухомор шагал сзади, оглядывался, принюхивался и своим обликом придавал экспедиции прискорбный оттенок. А уж как он раздражал кузнечика, даже трудно представить.
      – Отстань, - говорил кузнечик. - Чего за нами плетешься? Топай в другую сторону, там, я слышал, кладбище есть.
      – Извините, но кладбище меня не интересует, - отвечал могильщик. - Меня интересует не результат, а процесс, я в некотором смысле олимпиец.
      Удалов поглядывал на высокие деревья, мимо которых пролегал их путь, но деревья были самые обыкновенные, стволы без дверей.
      – Потерпи, - сказал кузнечик, заметив интерес Удалова к природе. - Еще пять минут.
      Лес был привычный взгляду, лиственный, с птицами и насекомыми, дорожка тоже была обычной, и Удалов от такого мирного окружения даже стал напевать песню... И вдруг кузнечик, обогнавший его, замер, и его спинка задрожала от волнения.
      – Ничего не понимаю, - сказал он. - Только на той неделе я сюда прилетал... Где же город?
      Они вышли к краю громадного изрытого ямами поля. Меж ям тянулись тропинки, у тропинок стояли столбы и на них указатели с названиями улиц.
      – Могу поклясться... - сказал кузнечик, а Удалов, почувствовав неладное, спросил его прямо:
      – Опять, Тори?
      – Погоди! - Тори увидел лежащую на траве человеческую фигуру.
      Они подбежали к человеку. Тот был в беспамятстве и тихо стонал. Могильщик наклонился над ним, достал из саквояжа флакон и дал человеку понюхать. Тот со стоном открыл глаза.
      – Что случилось? - спросил нервно кузнечик. - Где весь город?
      – Это ужасно, я скоро умру, - ответил человек и смежил веки.
      – Он еще не сейчас умрет, - сказал могильщик. - Поверьте моему опыту. Он еще немного протянет.
      – Говори же, что случилось с вашим городом! - настаивал кузнечик.
      – Несчастье. И мы сами виноваты, - простонал человек. - Мы поселились в домах-растениях, полагая, что комфорт нам обеспечен навсегда. Так прошло двадцать лет. Наши квартиры послушно росли, мы не знали жилищного кризиса и всегда дышали свежим воздухом. Новые семьи отпочковывались вместе с деревьями. Но мы не учли...
      Человек закатил глаза, и могильщику пришлось снова поднести к его носу флакон.
      – На чем я остановился? - спросил умирающий. - Ах, да! Мы забыли спросить у путешественников, которые привезли нам семена, как эти деревья размножаются.
      – И как же? - спросил Удалов.
      – Мы узнали об этом сегодня ночью. С вечера наши квартиры зацвели громадными пахучими цветами, а ночью деревья вытащили корни из земли и побрели искать своих подруг. Оказалось, что у нас в городе обитают лишь деревья мужского пола, а для того, чтобы продолжить род, они должны опылить женские цветы.
      – Но где же женские деревья?
      – Их забыли импортировать, - прошептал человек. - Теперь наши квартиры вместе во всем населением бредут неизвестно куда и неизвестно когда остановятся... а я нечаянно выпал из своей квартиры и разбился...
      На этих словах несчастный житель ушедшего города окончательно потерял сознание.
      – Пошли догонять, - сказал Удалов. - Там же жители волнуются, дети...
      – А как мы их найдем? - спросил кузнечик.
      – По следам. Они же следы оставляют. Как стадо слонов.
      – Нет, - сказал кузнечик, - подождем здесь. Может, нагуляются, возвратятся.
      – Идем-идем, - настойчиво повторил Удалов и потянул переводчика за рукав.
      – Я останусь, - крикнул им вслед могильщик. - Возможно этот страдалец помрет. Я уж похороню его бесплатно, для практики. Соскучился без дела.
      Не успели Удалов с кузнечиком пробежать и ста метров, как нечто круглое и огромное закрыло свет солнца. Удалов поднял голову и понял, что прямо на них опускается космический корабль.
      Приятели бросились в сторону, но, не долетев до земли, корабль завис, и из открывшихся люков принялись прыгать на траву тяжело вооруженные десантники.
      Еще через минуту Удалов сдался в плен. Неизвестно кому.
      Удалова подвели к офицеру, который командовал десантом. Справа от Удалова стоял, понурившись, кузнечик, слева - могильщик, которого оттащили от потенциального мертвеца.
      – Здравствуйте, Ваше Преимущество, - сказал неожиданно кузнечик. - Ваше задание выполнено.
      – Где город? - спросил офицер спокойно и даже вяло. Лицо его было неподвижно, зрачки замерли посреди белков, словно у слепого.
      – Случилось непредвиденное осложнение, - сказал кузнечик виновато. - Оказывается, город ушел искать своих самок.
      – Не шутить, - сказал строго офицер и тонким хлыстом ожег плечо кузнечику, отчего золотой смокинг франта с планеты Тори-Тори разорвался, обнаружив зеленое покатое плечо.
      – Город был растительный, - сказал Удалов, чтобы рассеять недоразумение. - Он был весь из деревьев, и деревья ушли.
      – Они издеваются над нами. Деревья категорически не ходят, - сказал вяло офицер. - По сто плетей каждому.
      – Погодите! - вскричал могильщик. - Вон там лежит пострадавший местный житель. Он в таком состоянии, что лгать не будет. Допросите его и поймете, что мы вас не обманываем.
      Офицер приказал солдатам стеречь пленников, а сам, помахивая хлыстом, направился к умирающему.
      – Скажи мне, Тори, - обернулся Удалов к кузнечику. - Откуда тебе знаком этот офицер, и какое задание ты выполнил?
      – Это тебя не касается, Удалов, - сказал Тори. - Но скрывать не стану. Его Преимущество - энтомолог. По его просьбе я наблюдал за ночными бабочками.
      – Кстати, - заметил могильщик, - в космосе нас преследовал именно этот корабль.
      – Совпадение, - ответил кузнечик, но никто ему не поверил.
      Офицер вернулся к ним и сказал:
      – Ваш местный житель так быстро умер, что мы не успели его пытать. Но он успел признаться, что выпал из уходящего дома. А где Удалов? Тори обещал его сюда доставить.
      – Но не бесплатно, - нагло, но притом трусливо сказал подлый кузнечик.
      – Не рекомендую упрямиться, - сказал офицер, помахивая хлыстом.
      – Я Удалов, - признался Корнелий. - Что вам от меня нужно?
      – Узнаешь, когда доставим. А кто второй?
      – Я могильщик, - сказал мухомор. - Но в данный момент я без работы. По вашему воинственному виду я полагаю, что мне в вашем уважаемом мире найдется достойная работа. Я согласен лететь с вами.
      – Берите и его, там разберемся.
      – Ваше Преимущество, - настаивал кузнечик. - Мне пора возвращаться на СОС. Расплатитесь со мной, и я уеду.
      – Задание ты выполнил только наполовину, - сказал офицер. - Города ты мне не обеспечил, а за одного Удалова платить не имею полномочий.
      – Тогда я не буду больше на вас работать, - сказал кузнечик, - и вы лишитесь лучшего агента в сердце СОС.
      – Другого найдем, - ответил офицер. - Не такого склочного. Попроще, поисполнительней.
      Солдаты загоготали.
      – Ах так! - сказал кузнечик. - Я буду жаловаться! Я немедленно возвращаюсь на СОС и сообщаю, что вы украли одного из самых популярных делегатов, любимца всего съезда, Корнелия Ивановича Удалова. Берегитесь, разбойники!
      – Взять мерзавца, - сказал офицер своим солдатам, и те с нескрываемым удовольствием подхватили кузнечика под локти. Через несколько минут кузнечик вместе с Удаловым и могильщиком оказался в стальной утробе космического корабля. К тому же надо отметить, что в ходе этой операции и Удалов, и кузнечик лишились своих сбережений, а могильщик - саквояжа.
      Дверь в утробу задвинулась, зажужжали двигатели, и космический корабль взял курс неизвестно куда.
      – Предатель, - сказал Удалов без особой обиды, хоть и с отвращением. - Заманил меня на планету...
      – Ты не понимаешь, - сказал кузнечик. - Я из принципиальных соображений. Я идейный предатель. Деньги только символ моей предательности. Учти, они разберутся, и наглый офицер будет жестоко наказан.
      – Но прежде я накажу тебя, - сказал Удалов.
      – Правильно, - обрадовался могильщик. - Не удалось мне похоронить лесного жителя, совершу погребение этого негодяя.
      Поверив в серьезность намерений Удалова, кузнечик бросился к стальной двери и принялся стенать и ударяться о нее телом, однако никто не откликнулся на его жалобы.
      Могильщик тем временем вытащил из кармана рулетку, легкими, буквально незаметными движениями обмерил кузнечика и сообщил Удалову:
      – Это обойдется недорого, можно использовать детский гробик. Оркестра заказывать не будем. Венок один, из желтых лютиков.
      Спокойный и деловой тон могильщика произвел на кузнечика удручающее впечатление, и его вопли достигли такого накала, что в корабле началась опасная вибрация, и стали образовываться трещины, сквозь которые со свистом уходил воздух. Сирена тревоги частично заглушила крики кузнечика, и Удалов подивился, какая сила жизни, какое стремление к благополучию заложены в этом небольшом теле.
      Могильщик протянул руку в направлении к Удалову и, повернув большой палец к дребезжащему полу корабля, сделал известный на аренах древнего Рима жест, который употреблялся, когда общественность требовала добить поверженного гладиатора.
      «Нет», - отрицательно покачал головой Удалов. Он вспомнил, что представляет здесь гуманистическое передовое общество.
      – Может, он еще исправится! - закричал Удалов, но крик его затерялся в прочем шуме.
      Так жизнь коварного кузнечика, уже висевшая на волоске, была спасена, неизвестно еще, на благо действующих лиц нашей драмы или им во вред.
      Постепенно кузнечик перестал вопить и лишь тихо рыдал, сжавшись в комок у двери и бросая опасливые взгляды на спутников. Могильщик, разочарованный милосердием Удалова, рисовал карандашиком на стене проекты коммунальных катафалков, а Удалов расстраивался из-за того, что нечаянная задержка заставит его пропустить вечернее заседание съезда.

      Вскоре пленникам приказали покинуть стальную комнату и провели их к выходу из корабля, который опустился на планете Кэ.
      Планета встретила Удалова легким грибным дождем, капли которого выбивали веселую дробь по листве деревьев и лепесткам роз. За пределами выжженной и умятой кораблями бетонной площадки местность была покрыта ковром разнообразных цветов, из которого поднималось массивное здание космовокзала. Несказанный аромат обволакивал тело и нежил органы чувств, а мириады бабочек оживляли общую картину, соперничая с цветами яркостью и неожиданностью расцветок.
      – Неплохо, - сказал Удалов, который умел ценить заботу о красоте и экологии. - Просто замечательно - если они любят цветы, значит у них открытые сердца.
      Кузнечик почему-то хихикнул, а шедший сзади солдат больно толкнул Удалова прикладом.
      Здание вокзала оказалось давно не крашеным, штукатурка осыпалась, но вьющиеся растения придавали руинам живописный и романтический вид.
      Над входом в здание висела потрепанная дождями и ветрами выцветшая вывеска:
      «Добро пожаловать на планету Кэ, где вас ждут всегда!»
      В здании космопорта было душно и влажно, как в оранжерее. Горшки с резедой и ящики с ландышами стояли на полу, и порой приходилось через них прыгать.
      Навстречу офицеру вышел исхудалый толстяк с кожей, обвисшей как у голодающего слона, и в башмаках не на ту ногу. Толстяк был небрит, нестрижен, нечесан. Он жевал ландыш.
      – Привезли? - бросил коротко.
      – Только Удалова, - сказал офицер. - Город успел сбежать.
      – Удалов сопротивлялся? - спросил толстяк, почесываясь.
      – Куда он денется?
      Удалов обратил внимание на странную особенность губ толстяка. Они двигались не в такт словам, будто толстяк не очень умело дублировал кого-то другого. Удалов даже оглянулся, заподозрив какой-нибудь фокус, но рядом никого, кроме солдат, не оказалось.
      Кузнечик оттолкнул Удалова и сделал шаг вперед.
      – Прошу немедленно провести меня к Его Необозримости, - потребовал он. - Имею секретное донесение.
      Неопрятный толстяк удивился, приподнял брови и замер, словно прислушиваясь.
      – Нет, - сказал он после паузы. - Сначала разглядим Удалова. Здравствуйте, Удалов.
      – Здравствуйте, - сказал Корнелий. - Я весь на виду.
      – Где мое уменьшительное стекло? - спросил толстяк. Никто не смог ему помочь. Толстяк принялся копаться в складках своей широкой мятой одежды, наконец вытащил откуда-то стекло, приставил его к глазу, отчего глаз несказанно увеличился, и уставился на Удалова. Он рассматривал делегата с Земли минуты две, Удалову даже надоело стоять, и он переступил с ноги на ногу.
      – Не производит впечатления, - сказал толстяк разочарованно. - Накормите их и приготовьте к церемонии.
      Солдат отвел пленников в столовую. Столовая была недалеко, за перегородкой из ящиков и чемоданов, оплетенных диким виноградом. Стены ее были покрыты коричневой краской, пол заплеван, окна запылены, сквозь трещины в полу пробилась трава.
      Кухни при столовой не было. Только стойка, на которой лежали груды мятых лепестков роз и букетики гиацинтов. Повар с помощниками рубили лепестки широкими ножами, а мальчишки-на-побегушках перемалывали гиацинты в мясорубках. Удалов подумал, что цветочные запахи ему начали понемногу надоедать. Очень захотелось селедки.
      Народу в столовой было немного. Ели одно и то же - салат из рубленных лепестков, на второе - кашу из провернутых лепестков. Ели быстро, скучно, равнодушно, хотя порой из уст вырывались удовлетворенные возгласы.
      Солдат подтолкнул пленников к стойке, где повар шлепнул им в тарелки по горсти салата, а мальчишки-на-побегушках положили на блюдца по ложке цветочной кашки.
      Взяв свои порции, пленники отыскали свободные места за длинным столом. Могильщик принюхался к пище и сказал:
      – Как у нас на кладбище!
      – Вы тоже так едите? - удивился Удалов.
      – Нет, только нюхаем, а венки потом выкидываем.
      Удалов покачал головой, внутренне осуждая черный юмор, а потом посмотрел на соседа по столу. Им оказался небритый молодой человек с тупым взглядом, в пиджаке задом наперед. Ел он размеренно и тихонько ухал. Напротив Удалова питалась старуха в скатерти, накинутой на плечи. Удалов протер грязную ложку носовым платком, зачерпнул салата и осторожно поднес ко рту. Как он и опасался, салат из лепестков оказался горьковатым.
      – Нет, - вздохнул Удалов. - Так не пойдет. Хоть бы подсахарили.
      – Не нравится? - враждебно спросила старуха в скатерти. - Вы только посмотрите - ему нектар не нравится.
      – А вам нравится? - удивился Удалов.
      – Вздор, - рявкнула старуха. - Всем нравится.
      – Я не спорю, - смутился Удалов. - Красиво, элегантно, пахнет приятно. Но ведь это чтобы нюхать, а не чтобы жевать.
      – А эфирные масла? - строго спросил молодой человек в пиджаке.
      – Эфирные масла для одеколона и для бабочек, - не согласился Удалов. - Хотя с чужими обычаями спорить не буду.
      – Странно, - не успокоилась старуха. - Господам нравится, а ему, видите ли, не нравится? Так что же тебе, любезный, подавать прикажешь?
      – Хлебушка бы, - признался Удалов.
      – Он хочет хлеба! - воскликнула старуха, не двигая губами. - Мерзавец!
      Но при этом глаза старой женщины увлажнились, а молодой человек так шумно и судорожно проглотил слюну, что Удалову стало ясно - от хлеба они бы не отказались.
      Наступила тишина. Будто кто-то невидимый, но властный приказал всем замолчать. И тут же люди, словно забыв о еде, стали подниматься со своих мест, выстраиваться в колонну по два и пустились по залу, скандируя, сначала робко и разрозненно, а потом все громче и горячее:
      – Да здравствует цветочный салат! Да славятся эфирные масла! Долой хлеб и ненавистные эскалопы!
      – Долой! - катилось по залу. Звенела посуда. Повара, помощники поваров и мальчишки-на-побегушках аплодировали и кричали оскорбления в адрес белков и углеводов.
      Правда, губы у всех двигались невпопад.
      Приплясывая, охваченные энтузиазмом люди продвигались к дверям и исчезали. Наконец последний из них покинул столовую, и остались лишь обслуживающий персонал, солдат и пленники. Солдат, как ни в чем не бывало, продолжал уплетать цветочную кашу.
      Кузнечик презрительно поглядел на него и сказал:
      – Они себя заживо губят.
      – Исхудали, - согласился с ним могильщик. - Готовый материал для меня. Не планета, а золотые прииски.
      – Если вы их переживете на этой диете, - заметил Удалов.
      – Не переживет, - криво усмехнулся кузнечик. - Всех вас психически уничтожат.
      – А тебя?
      – Меня нет. Я подлец, а законченные подлецы дефицитны. Я иногда сам себе поражаюсь. Феноменальная атрофия совести - всех готов продать.
      – Удалов, - предупредил могильщик. - Надо было нам его ликвидировать на корабле. Похоронили бы давно, и никаких забот.
      – Вот видишь, Тори, - сказал Удалов. - Могильщик может быть и прав. А если еще не поздно?
      – Поздно, - хихикнул кузнечик, показав выпуклыми глазками на солдата.
      Солдат вылизал тарелку, потом понюхал ее, слизнул упавший на стол лепесток, встал, подошел к пленникам и сказал:
      – Пора, потенциальные!
      Последующий час пленники провели в бывшей комнате матери и ребенка, переделанной в изолятор с помощью решеток на окнах.
      В изоляторе было пыльно и зябко. Здесь хранились мешки с цветочными семенами. Могильщик храбрился и говорил, что профессионально наслаждается в атмосфере кладбищенского склепа, Удалов быстро ходил, перешагивая через детские стульчики и ломаные игрушки. Вдруг кузнечик воскликнул:
      – Ты плохой товарищ, Удалов. Ты эгоист!
      – Почему? - удивился Корнелий.
      – Коробочка со скорпиончиком где? В кармане?
      – Я совсем забыл. Прости, - сказал Удалов.
      Он вынул из кармана скорпиончнка. Скорпиончик принюхался к холодному воздуху и тут же создал вокруг нормальную атмосферу. В изоляторе потеплело, запахло розами, и узники сбились в кучу, чтобы на всех хватило тепла.
      – Странная планета, - сказал Удалов, когда согрелся. - Глаза у всех пустые, едят цветочки, говорят, что хлеба им не нужно, эскалопы, говорят, долой, и вообще вид неопрятный.
      – Это объяснимо, - сказал кузнечик. - Весь цивилизованный мир бьется над тайной планеты Кэ, все считают их больными загадочной болезнью. А дело просто - планета попала в плен.
      – Так что же ты раньше не сказал? - удивился Удалов. - Давно бы уж меры приняли.
      – А ты забыл, что я им продался? - спросил кузнечик.
      – Не очень выгодно продался, - заметил могильщик.
      – Я уже от них отрекся. Поэтому и сообщаю страшную тайну. Тебе, Удалов, первому.
      – Ну, рассказывай.
      – Рассказывать недолго. Забрели как-то на эту планету микробы. То ли забрели, то ли сами вывелись - в общем, неважно. Отличаются эти микробы от обыкновенных тем, что они мыслящие. Казалось бы, что такого - занимайся созидательным трудом, участвуй в общем братстве Галактики. Так нет, они сами созидать не хотят, а паразитируют в других существах...
      – Значит, паразиты! - воскликнул Удалов.
      – Ничего подобного, - раздался голос, и дверь в изолятор открылась.
      Неопрятный толстяк, который встретил пленных на космодроме, вошел, тяжело ступая по куклам и погремушкам.
      – Ничего подобного, - повторил толстяк. - Никакие не паразиты, а глубокоуважаемые господа микроорганизмы.
      – А я так и сказал, - поспешил исправиться кузнечик. - Так именно и сказал. Глубокоуважаемые и милостивые господа благородные микроорганизмы.
      Что-то внутри толстяка треснуло и заверещало. Толстяк стоял с открытым ртом и покорно ждал, пока эти звуки прекратятся.
      – Мы смеемся, - сказал он, когда все смолкло. - А ты, продажный Тори, продолжай. Секретов здесь нет. От нас еще никто не уходил таким же, как пришел. Говори!
      Кузнечик отошел от своих товарищей, неловко поклонился и сказал:
      – В общем, остальное понятно. Господа микроорганизмы по просьбе жителей планеты Кэ поселились здесь, и тогда жители планеты Кэ обратились с просьбой к уважаемым микроорганизмам, чтобы для большего единения между населением планеты и уважаемыми микроорганизмами последние внедрились внутрь жителей планеты Кэ. С тех пор в каждом жителе планеты Кэ обитает уважаемый микроорганизм и подсказывает ничтожному жителю планеты Кэ ценные мысли. Я правильно излагаю?
      – Нет, конечно, - ответил неопрятный толстяк. - Какое уж тут единение! Мы, микроорганизмы, или паразиты, как сказал дорогой Удалов, да не простится ему это хамство, - хозяева. Мы приказываем, а люди слушаются. И никакого равноправия. Все делается так, как удобно нам, кхе, паразитам. Это мы, кхе-кхе, паразиты, любим эфирные масла душистых цветов. Поэтому все на планете любят только эфирные масла, разводят цветы, нюхают цветы и жуют цветы. Мы никогда не убиваем пленных. Зачем? Каждый новый человек - домик для одного из нас. Ведь мы быстро размножаемся. У нас уже очередь на новые тела. Вот теперь и в вас вселимся.
      – Только не в меня, - сказал быстро кузнечик. - Я добровольно и сознательно служу благородному делу.
      – А почему не в тебя? Будет в тебе жить мой брат или внук, будет, как ты сам сказал, с тобой в единении, будете вы дружить и будет он тебе подсказывать, как думать, о чем думать, о чем не думать, когда чего говорить, а когда лучше промолчать. Твоя же цена как агента втрое повысится. Радуйся, дурак!
      – Я, конечно, радуюсь...
      – Радуйся молча. И ты, могильщик, нам пригодишься. Нам могильщики нужны. Мы все время распространяемся, а наши человеческие тела так несовершенны! Живут мало, дохнут как мухи. Работы тебе хватит.
      – Спасибо, - сказал могильщик с чувством. - Мне все эти споры о единении и подчинении чужды, я аполитичен. Мне нужен созидательный труд и заслуженное вознаграждение.
      – А вот о вознаграждении забудь, - сказал неопрятный толстяк. А так как губы толстяка были неподвижны, Удалов уже сообразил, что говорит хозяин толстяка - уважаемый микроорганизм. И понятно стало Удалову, почему люди здесь так плохо одеты, небриты и немыты. Зачем? Микроорганизмам это неинтересно. Они-то голые.
      – Я не могу забыть о выгоде. Я деловой человек, - сказал могильщик.
      – А вот вселится в тебя мой дядя, и станет тебе безразлично, за деньги ты копаешь могилы или для собственного удовольствия. Вставайте, пора.
      – Куда? - спросил Удалов.
      – Во дворец. Там нас ждет Его Необозримость Верховный микроб. Он лично намерен вселиться в тебя, Удалов. В торжественной обстановке. Тело у него хоть и почетное, но старое, малоценное. А твое нам подходит. Особенно ввиду твоей будущей роли в Галактике.
      – Моя роль самая скромная, - сказал Удалов. - Не вижу причин обращать на меня особое внимание. К тому же должен вас официально предупредить, что я не какой-нибудь бродяга без рода и племени, а представитель Земли. За мной стоят шесть миллиардов земляков, которые никогда не дадут в обиду своего товарища. Так что, поднимая руку на меня, учтите, вы поднимаете руку на свободолюбивую Землю!
      Удалов говорил громко и торжественно. Он даже пожалел, что рядом нет Коли Белосельского и товарищей по работе, которые бы смогли оценить правильность и убедительность речи.
      Неопрятный толстяк терпеливо дождался, пока Удалов кончит, потом криво усмехнулся и сказал:
      – Хорошо излагаешь. Нас не обманули. Верховный микроб будет рад поселиться в твоем теле. А что касается шести миллиардов жителей Земли, то нам приятно слышать о таком количестве носителей. Какие перспективы для нашего размножения! Так что Землю мы тоже покорим. Может быть, даже с твоей, Удалов, помощью.

      – Перед Его Необозримостью вести себя культурно, - предупредил неопрятный толстяк, ведя пленников по коридорам космопорта к выходу на улицу. Сзади топали солдаты. - Его Необозримость не выносит хамства.
      – А почему вы его называете Необозримостью? - спросил Удалов.
      – Во-первых, из уважения к его уму и талантам, - ответил толстяк. - А во-вторых, он воистину огромен. Ты не поверишь, но Верховного микроба можно разглядеть невооруженным глазом.
      – Не может быть! - подобострастно воскликнул кузнечик.
      – И он продолжает расти, - добавил толстяк.
      Полдороги они проехали в старом, открытом автомобиле, но на одном из поворотов двигатель заглох, и завести его не удалось. Шофер лениво копался в моторе, потом задремал на дороге, а когда солдаты принялись его лупить, микроб, который жил в шофере, потребовал прекратить избиение, что от этого в теле шофера возникала неприятная для микроба вибрация.
      Пришлось вылезать из машины и идти дальше пешком, что было нелегко, так как с улиц давно уж никто не убирал сор и отбросы. На одном из перекрестков пришлось остановиться. По улице медленно двигалась демонстрация. Демонстрация состояла из нескольких сот кое-как одетых и полуодетых женщин в цветочных венках и гирляндах, которые несли коряво написанные плакаты и лозунги. Кое-какие из них Удалов запомнил:
      «Мой микроб всегда со мной». «Ни шагу без микроба». «Порадуем хозяев повышенной рождаемостью!». Многие несли круглые щиты с тремя буквами «П». Буквы по-разному располагались на щитах.
      – Что это значит? - спросил Удалов у неопрятного толстяка.
      – Послушание-Прилежание-Простота. Наш главный лозунг. Нравится?
      – Не нравится, - честно сказал Удалов.
      – А мне нравится! - сказал кузнечик. - Я просто счастлив видеть такую стройную организацию населения, такое единодушие, такую любовь к микробам!