диспетчеру. Похоже, он никогда не видел такого мокрого человека. Я бросил ему ключи от грузовика и написал на листе, лежащем у него на столе: 3435 Маунтвью Плейс. - Грузовик по этому адресу. Забери его.
      Вы хотите сказать, что бросили машину на Маунтвью Плейс?!
      Я говорю, что бросил машину на Маунтвью Плейс! Сказал и вышел. Я просто подавил его. Затем содрал с себя всю одежду, бросил ее на калорифер и в одних трусах встал перед ним. Тут только я заметил, что в другом конце гаража перед калорифером стоит Том Мото... в трусах. Мы улыбнулись друг другу. Похоже на ад? крикнул Мото. Сущий! ответил я.
      Ты думаешь, Стон это специально подстроил? - Конечно! Даже этот дождь его работа! Хочешь свалить отсюда? Обязательно! Я тоже. Некоторое время спустя мы оделись и пошли к машинам. Слушай, парень, обратился я к Мото, моей колымаге 12 лет, я уверен, что она сдохла. А у тебя аппарат поновее. Может, дернешь мою старушку? Без проблем! Мото недели три назад купил новую модель. Я ждал снаружи, пока он запустит двигатель. Глухо. Салон был залит водой. "Это конец!" - подумал я. Мото вылез из авто. Все. Тоже сдохла! Тогда я взялся за свою рухлядь, правда, без особой надежды. Наверное, что-то случилось с аккумулятором, потому что искра была очень хилой. Я накачал побольше горючего и врубил стартер. Двигатель взревел как бешеный бык! Победа!!! Я хорошенько прогрел мотор и взял на буксир новенький автомобиль Мото. Я проволок его целую милю, но эта тварь не сделала ни единого выхлопа. Пришлось тащить ее обратно. Оставив Мото в гараже, я, пробираясь по возвышенностям и более-менее сухим улицам, в конце концов, добрался до дома и уже в полном бреду прильнул к теплой попке моей Бетти. 12 У Стона был любимчик почтальон Метхью Бетлис. Этот Бетлис ни разу в своей жизни не одел мятой сорочки. Невероятно, но факт: все вещи на нем всегда были новыми или выглядели как новые. Туфли, брюки, рубашка и фуражка! Туфли сияли особенным метхьювским блеском, и вся его одежда, казалось, никогда не бывала в прачечной. Как только на рубашке или на брюках появлялось малейшее пятнышко, Бетлис тут же выбрасывал их. Стон часто, завидев Метхью, обращался к нам: Вот идет ПОЧТАЛЬОН! И, черт возьми, его глаза светились ЛЮБОВЬЮ! Метхью подходил к своему ящику
      подтянутый и опрятный, чисто выбритый и выспавшийся, в победоносно сияющих туфлях
      и, переполняясь радостью, начинал сортировать письма.
      Метхью, вы отличный работник! - Спасибо, мистер Джонстон. Однажды утром я сидел позади Стона и, как обычно, ждал назначения. Я заметил, что внутренний тонус начальника намного уступал интенсивности бордового цвета его рубашки. Странно.
      Рядом сидел Мото. Он сказал мне: Вчера Метхью прихватили. - Прихватили?
      Да. На воровстве. Он вскрывал письма для Храма Никалай-ла и вытаскивал денежки. Пятнадцать лет парень здесь отпахал. А как они узнали, что это он?
      Через этих чокнутых старух, которые посылали для Ника-лайла письма с денежками, а в ответ ни благодарности, ни наставлений. Они подняли шум. Никалайла обратился в Управление. Те устроили проверку и поймали Метхью в накопителе, когда он потрошил письма. Может, утка?
      Какая утка?! Они взяли его с поличным. Я отвернулся. Этот Никалайла построил огромный храм и выкрасил его в отвратительно зеленый цвет. Мне думается, он напоминал ему денежные купюры. Еще у него была контора с 40 или 50 служащими. Одна их половина вскрывала конверты, вынимала чеки и деньги, записывала суммы, имена отправителей, дату получения и т. д. Другая запечатывала в конверты книги и памфлеты, сочиненные Никалайлой. На стене конторы висело фото Н. громадный Н. в рясе священника и с бородой. И еще был один Н., но выполненный маслом и превосходящих размеров на противоположной стене. Он с высоты положения вел наблюдение за всей конторой. Никалайла утверждал, что однажды, прогуливаясь по пустыне, он повстречал Иисуса Христа, и тот ему обо всем поведал. Они долго сидели на скале, и Распятый выложил все начистоту. Теперь Никалайла просто передавал Знание тем, кто мог себе это позволить. К тому же, каждое воскресенье Никалайла проповедовал. Его помощники и одновременно последователи входили и выходили из храма по звонку. Подумать только! Метхью Бетлис пытался перехитрить самого Никалайлу, который с Иисусом Христом в пустыне Имел конфиденциальный разговор!
      Кто-нибудь говорил об этом со Стоном? - спросил я. Ты что, шутишь?! Прошло около часа. Сумку Метхью получил один внештат-ник. Вскоре все мои сослуживцы были разосланы по маршрутам. Позади Стона оставался только я. Посидев еще немного, я встал и подошел к столу. Мистер Джонстон?
      Да, Чинаски? А где Метхью сегодня? Болен? Стон лишь слегка кивнул. Он смотрел на бумаги, которые держал в руках, и делал вид, что продолжает читать. Я вернулся на свое место. В 7 часов Стон повернулся в мою сторону: - Сегодня для вас ничего нет, Чинаски. Я встал и направился к двери. Взявшись за ручку я остановился:
      Доброго утра, мистер Джонстон. И Хорошего дня. Он не ответил. Я спустился в магазин и купил полпинты Грандадского на завтрак. 13 Люди везде одинаковы. Не важно, в какой части города вы находитесь, везде вы слышите одно и то же: Вы опоздали, не так ли? А где наш почтальон? Привет, дядюшка Сэм!
      Почтальон! Почтальон! Это не нам! Улицы кишели психами и тупицами. Большинство из них проживало в прекрасных домах и, похоже, никогда не работало, оставалось только удивляться, как же им удается так жить. Один чудак никогда не позволял опускать его письма в почтовый ящик. Он выходил на дорогу, высматривал почтальона за 2 или даже за 3 квартала, поджидал его и встречал с протянутой рукой. Я спрашивал у многих коллег, которые ходили по этому маршруту:
      Что случилось с тем парнем, который вечно стоит с протянутой рукой?
      Какой парень вечно стоит с протянутой рукой?
      спрашивали меня в ответ. Мои коллеги ничем не отличались от тех людей с улиц. Однажды я шел по этому маршруту, и человек-который-веч-но-стоял-с-протянутой-рукой разговаривал с соседом за полквартала от своего дома. Он постоянно оглядывался и следил за моим приближением, чтобы успеть вернуться и протянуть руку. Когда он в очередной раз повернулся ко мне спиной, я дал полный ход. О, я никогда так быстро не работал! Самый широкий шаг, точные и быстрые движения, никаких остановок, ни малейших проволочек - я собирался прикончить его! Я уже почти вложил письмо в его почтовый ящик, когда он повернулся и заметил меня.
      0-0-0! НЕТ! НЕТ! завопил он. ТОЛЬКО НЕ ОПУСКАЙТЕ В ЯЩИК! и бросился ко мне. Я видел, как работали его ноги. Без сомнения, он мог взять "стометровку" за 9,2. Я вложил письмо в протянутую руку. Спринтер вскрыл его, прошел на террасу и скрылся в доме. Может, кто-нибудь когда-нибудь объяснит мне, что это значит.
      14 И снова я шел по незнакомому району. Стон всегда старался подобрать для меня самые гнусные места, но время от времени что-то у него там не сходилось, и он вынужден был посылать меня на менее убийственные маршруты. Таким был маршрут 511, и я уже подумывал о своей непреходящей мечте об обеде! Это был уютный жилой район среднего достатка. Никаких многоквартирных домов. Только частные коттеджи с ухоженными газонами. Но все равно, это был новый для меня маршрут, и, продвигаясь вперед, я неизменно ждал подвоха. Вот разве что радовала прекрасная погода. Господи, похоже, это свершится! Обед и возвращение точно по графику! Жизнь, наконец-то, становилась сносной. Невероятно, но люди в этом районе не имели собак. Никто не поджидал вас с протянутой рукой. Я часами не слышал человеческого голоса. Возможно, я, наконец, вызрел как настоящий почтальон! Я шел вперед, гордый своей квалифицированностью, почти беззаветно преданный! Я вспомнил одного старого почтальона, который, приложив руку к груди, говорил мне:
      Чинаски, со временем это будет у тебя здесь, прямо в сердце! Инфаркт?
      Чувство причастности к делу. Вот увидишь! Ты будешь гордиться этим!
      Чепуха! смеялся я. Но старик был абсолютно серьезен. Я шел и думал о нем. На очереди было заказное письмо с уведомлением. Я зашел
      на террасу и нажал на звонок. В двери отворилось маленькое окошечко. Хозяина я не видел. Заказное письмо!
      Отойдите от двери, сказал женский голос. Отойдите, чтобы я могла видеть ваше лицо! "Похоже, еще одна припизднутая!" - подумал я. Вслух:
      Леди, вам незачем разглядывать мою физиономию. Я просто оставлю уведомление в почтовом ящике, и вы сможете получить ваше письмо на почте. Не забудьте захватить удостоверение личности. Оставив уведомление, я стал спускаться с крыльца. Но дверь распахнулась, и выскочила Она. В воздушном халатике, под которым были только темно-синие трусики. Все тело совершенно белое, будто бы оно никогда не бывало под солнечными лучами. Непричесанные волосы дыбились так, словно решительно настроились покинуть голову. На лице остатки крема (особенно густо под глазами), взгляд невменяемый. Рот приоткрыт, на губах следы помады... Я успел рассмотреть все это, пока она мчалась ко мне. Отдайте мое письмо! выкрикнула чудачка. Я вынул письмо: Леди, вы должны... Она выхватила его у меня из рук и бросилась в дом. Черт возьми! Я не мог возвращаться без письма и без подписи! Я сам расписывался, получая и возвращая это дерьмо!
      ЭИ! кинулся я за ней и едва успел просунуть ногу под закрывающуюся дверь. - ЭЙ! ЧЁРТ ВАС ЗАДЕРИ! Убирайтесь! Убирайтесь! Вы ужасный человек! Успокойтесь, леди! Попытайтесь понять! Вы должны расписаться за письмо! Я не могу отдать его просто так! Вы грабите почту Соединенных Штатов! Прочь, негодяй!
      Я навалился всей своей тушей на дверь и ворвался в дом. Кругом было темно. Все шторы на окнах задернуты. Ни одно окно во всем доме не пропускало ни лучика света.
      ВЫ НЕ ИМЕЕТЕ ПРАВА ВРЫВАТЬСЯ В МОЙ ДОМ! УБИРАЙТЕСЬ!
      А вы не имеете права грабить почту! Или вы возвращаете мне письмо, или расписываетесь! Только тогда я уйду! Хорошо! Хорошо! Я распишусь! Я показал ей, где следует поставить подпись, и вручил ручку. Пока она трудилась, я смотрел на ее груди, на все остальное и думал: "Какая досада, что она сумасшедшая, какая досада, ох, до чего же это досадно!" Психопатка вернула мне ручку и свою подпись - безобразные каракули! Тут же вскрыв конверт, она принялась читать послание. Я развернулся, чтобы удалиться. В мгновение ока эта сука оказалась перед дверью с распростертыми рукам. Письмо валялось на полу.
      Ужасный, ужасный, негодяй! Вы ворвались сюда, чтобы изнасиловать меня!
      Послушайте, леди, позвольте мне выйти. ВСЕ ВАШИ ГРЯЗНЫЕ МЫСЛИ НАПИСАНЫ У ВАС НА ЛИЦЕ!
      А вы думаете, я не знал об этом? Отойдите с дороги! Свободной рукой я попытался отстранить ее от двери. Молниеносным движением она разодрала своими когтями всю правую сторону моей физиономии. Я выронил сумку, с меня слетела фуражка, и пока я прикладывал носовой платок, пытаясь унять хлынувшую кровь, эта тварь располосовала мне и левую сторону.
      Ты, пизда! Ты что, с цепи сорвалась?! - Понял?! Понял, подонок?! Она была прямо передо мной. Я схватил ее за жопу и впился своими губами в ее рот. Упругие груди упирались в мою грудь,
      все ее тело льнуло ко мне. Затем она откинула голову назад и застонала:
      Насильник! Садист! Грязный ублюдок! Я скользнул губами по ее шее, ниже, заглотил сосок, обработал языком и переключился на другой. Насилуют! Насилуют! Меня насилуют! Она была права. Я сорвал с нее трусы, расстегнул ширинку, мой разбухший член выпрыгнул наружу, и я без промедления вставил ей по самую рукоятку. Ухватив насаженную суку за ягодицы, я поволок ее к кушетке. Мы рухнули на подушки. Она забросила мне ноги на плечи и завопила: - Насилуй! И я изнасиловал. Несколько раз. Затем застегнул ширинку, подобрал свою сумку и вышел. А эта проблядь осталась на кушетке, притихшая, с бессмысленно блуждающим по потолку взглядом. Даже отказавшись от обеда, я так и не смог уложиться в график.
      Вы опоздали на 15 минут, сказал Стон. Я промолчал. Он посмотрел на меня: Боже мой, что с вашим лицом?! А что с вашим? спросил я. - Что?! Забудем об этом.
      15 И снова похмелье, а на улице жара. Вся неделя сорокоградусное пекло. Каждую ночь
      пьяное блаженство, а с рассветом и весь день
      неумолимый Стон и безысходность. Наши ребята одели пробковые шлемы и солнцезащитные очки. Все кроме меня. И в дождь, и в зной я выглядел примерно одинаково
      застиранная одежда и старые ботинки, такие разбитые, что гвозди впивались в мои ноги. Я подкладывал в эти развалины стельки из картона небольшая передышка, и железные зубки опять начинали грызть мои пятки. Из подмышек по всей рубашке расползались огромные пятна, это выходили виски и пиво. Пошатываясь, я влекся вперед с грузом на спине, рассовывая журналы и тысячи писем - солнце нещадно обжаривало меня со всех сторон. Какая-то женщина завопили мне вслед: - ПОЧТАЛЬОН! ПОЧТАЛЬОН! ЭТО НЕ СЮДА! Я обернулся. Она была за целый квартал от меня, а я, как обычно, уже опаздывал.
      Послушайте, положите его на ваш почтовый ящик. Завтра мы заберем!
      НЕТ, НЕТ! ЗАБИРАЙТЕ СЕЙЧАС! Она размахивала письмом по всему небу.
      Леди!
      НУ, ИДИТЕ ЖЕ! ЭТО НЕ ДЛЯ МЕНЯ! Бог мой! Я сбросил сумку, снял фуражку и швырнул ее на траву, она подскочила и выкатилась на дорогу. Оставив все, я пошел к женщине. Целый квартал. Я выхватил у нее письмо и пошел назад.
      Это была реклама! Почта 4-го класса! Распродажа всякого барахла за полцены! По пути я подобрал фуражку, напялил ее, взвалил сумку на левую сторону спины и двинулся дальше. Сорокоградусная жара. Я прошел мимо маленького дома, и опять какая-то женщина выскочила за мной вслед:
      Почтальон! Почтальон! А для меня у вас нет письма? Леди, раз я ничего не опустил в ваш ящик, то это означает, что сегодня для вас корреспонденции нет! Но я знаю, что мне должно прийти письмо! Как вы можете это знать? Сестра звонила и сказала, что написала мне. Леди, у меня ничего нет!
      Есть! Я знаю, что есть! Оно, наверняка, здесь! И она потянулась к пачке писем, торчащей из сумки. НЕ ПРИКАСАЙТЕСЬ К ПОЧТЕ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ, ЛЕДИ! СЕГОДНЯ ДЛЯ ВАС НИЧЕГО НЕТ! Повернулся и двинулся дальше.
      Я ЗНАЮ, ЧТО ЕСТЬ! неслось вслед. Другая женщина встретила меня на террасе. - Вы опаздываете! Да, мэм.
      Где наш постоянный почтальон? Он умирает от рака. - Что?! Гарольд умирает от рака?! - К сожалению, и вручаю ей почту.
      СЧЕТА! СЧЕТА! СЧЕТА! возмущается она. И ЭТО ВСЕ, ЧТО ВЫ ПРИНЕСЛИ МНЕ?! ТОЛЬКО СЧЕТА?!
      Да, мэм, это все, что я смог принести вам,
      разворачиваюсь и ухожу. Какое я имею отношение к тому, что они пользуются телефонами, газом, светом, покупают всякие дорогие вещи в кредит? Никакого! Однако же, когда я вручаю им их счета, они набрасываются на меня, будто это именно я уговорил их установить телефон или приобрести телевизор за 350 баксов. На очереди был небольшой двухэтажный домик. Почтовый ящик находился на фронтоне под навесом. Ну, наконец-то тенек! Я достал ключ и вставил его в замок ящика.
      ПРИВЕТ, ДЯДЮШКА СЭМ! КАК ТЫ СЕГОДНЯ? Я не ожидал услышать позади себя человеческий голос, да еще такой зычный. Он просто орал на меня. С похмелья я очень впечатлительный, и эта выходка сразу взбесила меня. Я выдернул ключ и повернулся. Запертая дверь вот все, что я увидел. Он был за нею в тени, в прохладе. Невидимка.
      Ты, придурок, зарычал я, не называй меня так! Я тебе не дядюшка Сэм!
      О, ты крутой парень, да? Ставлю два цента, что я сейчас выйду и порву тебе очко! Я взвыл, схватил сумку и зашвырнул ее в палисадник. Журналы и письма разлетелись по всей площадке. Затем я сорвал с себя фуражку и растоптал ее.
      ВЫХОДИ ОТТУДА! ВЫХОДИ, ПАСКУДА! О, РАДИ БОГА, ВЫЙДИ! ВЫЙДИ, Я ГОВОРЮ ТЕБЕ! Я жаждал убийства. Но никто не вышел. Не было ни единого звука, ни малейшего шороха. Я смотрел на дверь. Тишина. Словно в доме никого и не было. Я хотел было выломать дверь и войти внутрь, но в последний момент отвернулся, опустился на колени и пополз, собирая разлетевшиеся журналы и письма. Минут через двадцать я поднялся, вставил ключ в замок почтового ящика, открыл его, опустил несколько писем и посмотрел на дверь. Полная тишина. Я закончил маршрут и на обратном пути все думал о происшествии. Наверное, этот урод позвонил на почту и сказал Джонстону, что я оскорблял его и угрожал расправой. Когда я подходил к отделению, то был готов к наихудшему. Открыв дверь, я увидел, что Стон сидит за своим столом и читает. Я остановился, глядя на него и ожидая реакции. Стон скользнул по мне взглядом и вернулся к чтению. Я стоял и ждал. Стон читал. Ну, так как? не выдержал я. Что как? - переспросил Стон.
      Как насчет телефонного звонка! Скажите мне все, что хотите сказать по поводу этого звонка! Только не надо вот так вот сидеть!
      Какого телефонного звонка?! Вам звонили насчет меня?
      Насчет вас?! А что случилось?! Что вы там натворили?! Я спрашиваю, что вы сделали?! - Ничего. Я пошел сдавать ключ и оставшуюся почту. На обратном пути Стон остановил меня: Что вы там натворили, Чинаски? - Ничего. Моя выходка так смутила Джонстона, что он даже забыл зафиксировать мое 30-минутное опоздание.
      16 Однажды утром я сортировал почту рядом с Джей-Джей. Так его все называли. Настоящее имя этого человека было Георг Грин, но вот уже многие годы он был для всех просто Джей-Джей. В двадцать лет Джей-Джей стал почтальоном, теперь ему за шестьдесят. Голос его совсем сел. Он не говорил, а квакал. А когда Джей-Джей квакал, то мало кто что понимал. Его никто не любил, но никто и не ненавидел. Он просто был
      и все. Сморщенное лицо в отвратительных буграх и рытвинах ничего не выражало. Джей-Джей старый чудак, привычно выполняющий свою работу. Глаза его были похожи на два ошметка глины, которыми замазали глазницы. И лучше было не смотреть в них и, вообще, не думать о нем. Джей-Джей обслуживал самый легкий маршрут, пролегающий по окраине одного из богатых районов. Действительно, район выглядел шикарно. Хотя дома и были старыми, но в отличном состоянии и большие: почти все имели больше двух этажей. Просторные газоны устраивали и подстригали японские садовники. Многие звезды кино проживали в этих домах. Знаменитый карикатурист. Строгатель бестселлеров. И два бывших губернатора. Никто даже не заговорит с вами в таком месте. Да вы никого и не увидите. Только в начале маршрута, где стояли менее богатые дома, вам могли докучать дети. Джей-Джей был холостяк и любил детей. Для них у него был свисток. В самом начале маршрута Джей-Джей останавливался, высокий и прямой, вытаскивал эту огромную штуковину и заливался долгим пронзительным свистом. Он так дул, что слюни разлетались в разные стороны. Это был условный знак: теперь дети знали, что он пришел. И они выскакивали из своих домов и поджидали его, а Джей-Джей шел по улице и раздавал им конфеты. У него всегда при себе был пакетик с конфетами. Эх, старина Джей-Джей! Про эти конфеты я узнал в первый же раз, когда попал на маршрут старины Джей-Джей. Стон позеленел от злости, посылая меня на этот маршрут, но у него не было выхода. Итак, я шел по улице, и ко мне подбежал мальчуган: Эй, а где моя конфета? спросил он. А я спросил в ответ: Какая конфета, малыш? И тогда малыш повторил: Моя конфета! Я хочу конфету!
      Послушай, парень, улыбнулся я, - похоже, ты спятил. И разве твоя мать разрешает тебе вот так запросто шляться по улице? Малыш непонимающе вытаращился на меня. Но однажды Джей-Джей влип в историю. Эх, старина Джей-Джей. Он встретил незнакомую маленькую девочку. Он дал ей конфет и сказал:
      Ты моя красавица! Я хочу, чтобы ты была моей крошкой! Мать услышала в окно излияния Джей-Джей, выскочила и набросилась на него с обвинениями, что он грязно домогается ее дочери. Она ничего не знала о Джей-Джей, поэтому, увидев, как он дает девочке конфеты, и прослушав его заявление, она сделала выводы. Старина Джей-Джей был обвинен в грязном домогательстве к ребенку. Когда я вошел, Стон пытался объяснить по телефону матери девочки, что Джей-Джей порядочный человек. А старикан сидел перед своим ящиком совершенно потерянный. Стон повесил трубку, и я сказал ему: Вы не должны отсасывать у этой суки. Она извращенка. Половина матерей в Америке с их холеными мохнатками и драгоценными дочурками извращенки. Пусть она идет на хуй со своим дерьмом. Джей-Джей ни ухом ни рылом в таких делах. У него и конец-то давно отсох, и вы отлично знаете это. Стон покачал головой:
      Нельзя пренебрегать общественным мнением. Это динамит! Это все, что он мог сказать. Я и прежде слышал, как он извиняется, умоляет и пресмыкается перед каждым, кто бы ни позвонил ему со своими блядскими претензиями. Я сортировал почту рядом с Джей-Джей. Мне выпал 501-й маршрут вариант не из наихудших. Конечно, придется потрудиться, но все же шанс был, и это придавало сил. Джей-Джей знал свое дело от и до, но руки уже не слушались его. Слишком много писем перебрал он за свою жизнь. Так много, что в конце концов все его оглушенное существо взбунтовалось. За утро он сбился несколько раз: останавливался, опускал руки и впадал в транс, затем, оклемавшись, поспешно хватался за письма. Не больно-то уж я и любил этого человека. Жизнь его была жалкой. Как и многие, он наворотил немало дерьма. Но каждый раз, когда он сбивался, что-то обрывалось во мне. Точно верный ваш конь падал под вами и уже не мог подняться, или старый автомобиль, прослуживший много лет, отказывал однажды утром. Как назло почты в тот день было очень много, и, наблюдая за Джей-Джей, я чувствовал, как все холодеет у меня внутри. Похоже, что впервые за 40 лет он мог пропустить утреннюю отправку. Для человека, который так гордился своими обязанностями и тем, как он их исполняет, это могло обернуться трагедией. Я часто пропускал утреннюю отправку и потом должен был отвозить мешки на своем автомобиле, но я относился ко всему этому иначе. Он опять сбился.
      "Господи, думал я, неужели никто кроме меня не замечает этого?" Я посмотрел вокруг себя всем было по барабану. Время от времени почти все сослуживцы похлопывали Джей-Джей по плечу и признавались: "Джей-Джей ты отличный парень!" Но вот "отличный парень" сдал, и никто не побеспокоился. Наконец-то, передо мной оставалось почты намного меньше, чем перед Джей-Джей. Может, я смогу помочь ему рассортировать его журналы, только и успел подумать я, как появился клерк и вывалил передо мной такую кучу, что мне стало хуже, чем Джей-Джей. Похоже, они собирались задушить нас обоих. На мгновение я тоже сбился, но тут же стиснул зубы, выставил ноги на ширину плеч и, пришпорив себя так, будто собирался принять страшный лобовой удар, накинулся на почту. Оставалось всего две минуты, но мы с Джей-Джей укладывались: журналы были рассортированы и упакованы в мешки, авиапочта отобрана. Мы справились. Я почти не волновался. Но тут появился Стон с двумя пачками рекламных проспектов. Одну мне, другую Джей-Джей. Нужно распределить это, бросил он и удалился. Стон отлично знал, что мы не сможем рассортировать эти проспекты, не пропустив отправку. Я обреченно перерезал бечевку и принялся распихивать проспекты, а Джей-Джей продолжал сидеть и таращиться на свою связку. Вдруг голова его опустилась, он закрыл лицо руками и беззвучно заплакал. Я не мог в это поверить. Я оглянулся. Никто не обращал на Джей-Джей внимания. Все были заняты письмами, переговаривались и смеялись между собой. Эй! крикнул я им.
      Эй!!! Но они упорно не хотели замечать бедного Джей-Джей.
      Тогда я подошел к нему и тронул за руку. - Джей-Джей, я могу чем-нибудь помочь? Он вскочил и бросился вверх по лестнице в мужскую раздевалку. И опять все проигнорировали. Я вернулся к своей пачке, но не выдержал и поднялся за ним. Джей-Джей сидел на столе, закрыв лицо руками, но только теперь он рыдал в голос. Все его тело сотрясали судороги. Он не мог остановиться. Я кинулся вниз, пронесся мимо почтальонов и подскочил к столу Джонстона. - Эй! Эй, Стон! Черт возьми. Стон! Что такое?
      спросил он.
      У Джей-Джей истерика! Он там плачет наверху! Ему нужна помощь! Кто возьмет его маршрут?
      Какой маршрут! Я же говорю, он болен! Ему нужна помощь!
      Я должен кому-нибудь передать его маршрут! Стон поднялся и осмотрел всех своих подчиненных, как будто за это время мог появиться кто-нибудь еще! Затем поспешно сел обратно.
      Послушай, Стон, кто-то должен доставить его домой. Скажи мне, где он живет, я отвезу его сам. И возьму этот твой чертов маршрут. Стон поднял на меня взгляд: А кто закончит за тебя сортировку? Да хрен с ней, с этой сортировкой! ИДИ И ЗАЙМИСЬ СОРТИРОВКОЙ! Потом он переговорил с управляющим другой станции по телефону:
      Алло, Эдди? Слушай, мне нужен один человек... В тот день детишки остались без конфет. Я вернулся на свое рабочее место. Все остальные почтальоны уже разошлись. Я взялся рассовывать проспекты. На столе Джей-Джей осталась нетронутая связка. И снова я отстал от графика, пропустил отправку. И Стон выписал мне предупреждение. Больше я никогда не видел Джей-Джей. Никто не знал, что случилось с ним. Никто и никогда не вспомнил о нем. Отличный парень! Преданный человек. Его прикончила пачка рекламных проспектов из местного супермаркета их особое предложение: бесплатная коробка хозяйственного мыла и купон на любую покупку свыше трех долларов. 17 Через три года меня произвели в "штатные". Это означало: оплачиваемый отпуск (внештатникам отпуска не оплачивали), 40 рабочих часов в неделю плюс два выходных. Кроме того, Стон вынужден был, в соответствии с моим новым статусом, закрепить за мной всего лишь 5 маршрутов. Пять маршрутов раньше их было 50! Со временем я изучил бы досконально и сортировку, и кратчайшие пути, а также все эти ловушки и каверзы на вверенных мне маршрутах. И с каждым днем трудностей становилось бы все меньше и меньше. Шаг за шагом я закреплял бы свой успех и вкушал его плоды. Но почему-то я не испытывал ни радости, ни удовлетворения по этому поводу. Нет, я не был любителем острых ощущений, и работа все еще оставалась достаточно изнурительной, но мне почему-то стало не хватать той неопределенности, того очарования, которое привносила полная непредсказуемость тех моих минувших "внештатных" дней, когда только и ждешь, что вот-вот с тобой произойдет какая-нибудь чертовщина.
      Штатные почтальоны подходили ко мне и пожимали руку. Наши поздравления, говорили они. Благодарю, кивал я. Поздравления с чем?! Я ничего не совершил! Я просто стал членом их шайки. Своим парнем, который с годами мог выставлять цену за свой личный маршрут. Получать рождественские подарки от своих клиентов. И когда в дождь или жару я скажусь больным, они будут говорить какому-нибудь бедному задроченному внештатнику: "А где наш постоянный почтальон? Вы опаздываете! Наш почтальон никогда не опаздывает!" Таковы были мои перспективы. Но тут вышло распоряжение фуражки и другое обмундирование на сортировочных ящиках не оставлять. Большинство из нас оставляло на ящиках свои фуражки. Собственно, там они никому не мешали, а это избавляло нас от необходимости подниматься в раздевалку. И вот, после трех лет "оставления", мне приказали не оставлять. Утром, по обыкновению, я переживал похмелье, и в этом переживании не было места таким вещам как фуражка. Поэтому на следующий день после выхода распоряжения, моя фуражка по старинке лежала на сортировочном ящике. Стон вручил мне письменное замечание: в нем говорилось, что против правил оставлять свое обмундирование на сортировочном ящике. Я засунул писульку в карман и продолжил сортировку. Стон наблюдал за мной со своего вращающегося трона. Все служащие оставили свои фуражки в раздевалке. Все. Кроме меня, меня и еще Марти. Стон подошел к этому парню и сказал:
      Так, Марти, ты же читал приказ. Твоя фуражка не должна находиться на сортировочном ящике.
      Ох, извините, сэр. Привычка, знаете ли. Прошу прощения, Марти схватил свою фуражку и поднялся в раздевалку.
      На следующее утро я снова забыл. Стон был тут как тут со своим письменным замечанием: в нем говорилось, что против правил оставлять свое обмундирование на сортировочном ящике. Я спрятал записку в карман и продолжил сортировку. Когда очередным утро я вошел в отделение, то сразу заметил, что Стон следит за мной. Он был сосредоточен и цепок. Ему не терпелось узнать, как я распоряжусь своей фуражкой. Я немного потомил своего соглядатая, затем снял головной убор и водрузил его на сортировочный ящик. И вот Стон передо мной со своим письменным замечанием. Не читая, я бросил его в мусорную корзину и приступил к сортировке. За спиной у меня раздавались гневные очереди пишущей машинки. "Как удалось овладеть ему такой виртуозной машинописью?" вот о чем думал я. Вскоре я получил второе письменное замечание. Мы смотрели друг на друга.
      Я не буду читать это, сказал я. Я знаю, что здесь написано. Здесь написано, что я не прочитал первое письменное замечание. И я пополнил мусорную корзину. Стон засел за машинку. И вот третье письменное замечание у меня в руках. Послушай, снова обратился я к Стону, я и так знаю содержание всех трех твоих произведений. Первое о том, что я положил фуражку на ящик. Второе что я не читал первое. А третье что я проигнорировал второе. Глядя на Стона, я опустил отпечатанный лист в мусорную корзину.
      Как видишь, я могу избавляться от них так же быстро, как ты печатаешь. И если мы продолжим, то скоро один из нас будет иметь смешной вид. И скорей всего это будешь ты.
      Стон вернулся в свое кресло. Он больше не печатал. Просто сидел и смотрел на меня. На следующий день я не вышел. И не позвонил. Я провалялся в постели до обеда. Затем поднялся и посетил Главное управление. Узнав о миссии, с которой я прибыл, меня проводили к столу. За ним сидела очень худая пожилая женщина. У нее были седые волосы и такая длинная и тонкая шея, что под тяжестью головы она прогибалась по середине. Женщина смотрела на меня поверх очков. Слушаю. Я хочу уволиться. Уволиться? Совершенно верно. Вы в штате? Да.
      Тэк, тэк, тэк, тэк... слетело с ее сухих губ. Женщина подала мне бланк заявления, и я заполнил его. Сколько вы проработали на почте? Три с половиной года.
      Тэк, тэк, тэк, тэк... шелестели губы. Тэк, тэк, тэк... Вот так все оно и было. Я вернулся домой, и мы с Бетти откупорили бутылочку. Тогда я и не предполагал, что через пару лет вернусь на почту, но уже в качестве клерка, и буду горбатиться на инвентарной табуретке почти 12 лет.
      I I
      1
      Между тем, жизнь продолжалась. Я нашел свою удачу на скачках. На ипподроме я чувствовал себя, как рыба в воде.