Чарльз Буковски
      Почтовое отделение
      Перевод Ю.Медведко,
      (Текст не вычитан и не форматирован)
      этот труд представлен как
      художественное произведение и
      никому не посвящается
      Канцелярия Главного Управления Январь 1, 1970 Меморандум
      742 Почта Соединенных Штатов Лос-Анджелес, Калифорния
      ЭТИЧЕСКИЙ КОДЕКС
      Вниманию всего персонала предлагается Этический кодекс почтового служащего, который изложен в главе 742 Общего руководства, а также Инструкция к поведению персонала, в общих чертах заявленная в главе 744 Общего руководства. Коллектив работников почты за многие годы упорного труда выработал славные традиции почтового обслуживания Нации. Каждый работник почты должен гордиться этими незыблемыми традициями, позволяющими удерживать Отрасль на высочайшем уровне. И все мы обязаны прилагать максимум усилий в деле укрепления и развития этих традиций во благо процветания Почтовой Службы, что в интересах не только нашего Общества, но и всего мирового прогресса.
      Весь персонал должен действовать с неукоснительной честностью и исключительной преданностью по отношению к интересам нашего Общества. Надеемся, что как прежде, так и в дальнейшем наши служащие, руководствуясь высочайшими моральными принципами, будут поддерживать законы Соединенных Штатов и соблюдать все предписания и постановления Департамента связи. Нужно отметить, что этически выдержанное поведение требуется от работников Отрасли не только на службе, но также и вне ее. Все служащие и в быту должны остерегаться тех действий, которые своими последствиями могут помешать им исполнять возложенные на них обязанности добросовестно и эффективно. Почтовая Служба наделена исключительной привилегией осуществлять контакты как между рядовыми гражданами страны, так и между гражданами и Федеральным Правительством. Таким образом, служащие, честно и добросовестно исполняющие свои обязанности, подтверждают свою преданность всему нашему Обществу, Отрасли и Федеральному Правительству. Всем служащим вменяется в обязанность ознакомиться с частью 742 Общего руководства, Уставом почты, Основными этическими нормами и принципами личного поведения служащих. Ограничениями в политической деятельности и т. д. Ответственный исполнитель.
      1
      Все началось с ошибки. Шли Рождественские празднества, и я узнал от одного пропойцы с Голливудских холмов, что на почте в это время готовы взять последнего забулдыгу. Он уверял меня, что сам пользуется такой ситуацией каждое Рождество. Следующее, что я помню, это увесистая кожаная сумка у меня за спиной и неспешные прогулки по бесконечным улицам. "А ничего работенка!
      думал я. Не пыльная! " Для начала вам выделяют один или два квартала. Когда вы управляетесь с ними, то штатный почтальон может подбросить вам еще пару, если нет, то вы возвращаетесь в отделение в распоряжение управляющего. Но все, что от вас требуется, это, избегая поспешности, опускать поздравительные открытки в почтовые ящики. Всего лишь!
      Кажется, на второй день моего Рождественского марафона, когда я распихивал письма по ящикам, возле меня возникла эта крупнокалиберная красотка. Когда я говорю крупнокалиберная, это значит, что сиськи ее были крупного калибра и задница была крупного калибра, и уж если быть предельно точным, то нужно сказать, что все части ее тела были крупного калибра. Она смахивала на сумасшедшую, но я не мог оторвать взгляда от ее мяса, и на остальное мне было наплевать.
      А она все говорила и говорила, все добавляла и уточняла. Наконец, картина прояснилась: ее муж был офицером и служил на далеких островах, а она в полном одиночестве проживала в маленьком домике на окраине, предоставленная сама себе. А что за домик? поинтересовался я. Она быстро написала адрес на обрывке газеты. Я тоже одинок, сказал я, Возможно, сегодня вечером я буду проходить мимо вашего гнездышка, и мы сможем обсудить нашу общую проблему.
      Вообще-то, в то время я уже путался с одной, но она большей частью отсутствовала, наверное, таскалась еще с кем-нибудь, так что одиночеством я не был обделен это правда. Я истосковался по такой вот здоровенной жопе.
      Хорошо, сказала она, до вечера.
      Вечером все прошло превосходно.
      Действительно, она была знающая шлюха. Но, как и со всеми шлюхами, после трех-четырех ночей я полностью исчерпал свой интерес к ней и больше уже не возвращался.
      Но странная мысль стала преследовать меня с тех пор: "Черт! думал я. - Эти почтальоны только и делают, что распихивают письма по почтовым ящикам и дрючат подкарауливающих их потаскух! О, эта работа для меня! Да, да, да..."
      2
      Итак, я прошел собеседование, медкомиссию и стал внештатным почтальоном. Поначалу все шло легко. Меня определили в отделение Вест Эйвен. Начальник там был славный парень, и я не спеша двигался по своему маршруту, обслуживая квартал за кварталом. Это было продолжением Рождественской сказки за исключением пустяка мне не удавалось с кем-нибудь перепихнуться. Каждый день я надеялся кого-нибудь поиметь, но, увы, мои надежды не оправдывались. Из униформы на мне была только фуражка. На службу я ходил в своей одежонке. Дело в том, что мы с моей подружкой Бетти киряли по-черному и не могли тратить деньги на тряпки. И вдруг меня перевели в отделение Оукфорд. Заправлял там бычара по фамилии Джонстон. Ему требовалось подкрепление, и вскоре я понял зачем. Этот Джонстон обожал бордовые сорочки знак опасности. Под ними скрывалась жестокость. Жестокость и вероломство. Нас было семь внештатников Том Мото, Ник Пеллигрини, Герман Стрэт-форд, Рози Андерсон, Боби Хенсон, Гарольд Уэйли и я Генри Чинаски. Время явки на службу 5 утра. Я оказался единственным алкашом в нашем коллективе. Надравшись до полуночи, в пять я уже должен был сидеть перед Джонстоном и поджидать, когда позвонит штатный почтальон и скажется больным. Обычно эти прохвосты заболевали в дождь или адский зной, или же в первые дни после праздников, когда отделение было завалено корреспонденцией. Отделение обслуживало 40 или 50 маршрутов, а может быть, и больше. Все совершенно разные. Было просто не под силу все их изучить, как-то приноровиться к ним. Кроме того, почту
      Внештатники сами позволили Джонстону установить такие невыносимые порядки. Они боялись его. Штатных же почтальонов это не касалось, профсоюз бездействовал. Мне же казалось совершенно невозможным, чтобы человек, обладающий явно маниакальной жестокостью, занимал руководящий нужно было рассортировать, и причем, до 8 часов, чтобы успеть отправить журналы с почтовым грузовиком. И никаких оправданий Джонстон не принимал. Отправив свои журналы на точки, мы незамедлительно выходили на маршруты. Без завтрака. И потом подыхали с голоду, рыская по улицам города. К тому же, Джонстон имел привычку начинать распределение по маршрутам с 30-минутной задержкой:
      Чинаски, берешь маршрут 539! выкрикивал он, поскрипывая своим вращающимся креслом и пылая бордовой рубашкой.
      И я был обязаны успеть рассортировать почту, разнести по адресам и вернуться в строго установленное время. Кроме всего этого, один или два раза в неделю, уже изрядно потрепанные, утомленные и задроченные, мы должны были выезжать на ночной сбор почты. График выгрузки вызывал идиотский смех грузовик просто не мог двигаться с такой скоростью! Чтобы уложиться, приходилось пропускать первые 4 или 5 ящиков и в следующий раз, когда они были уже переполнены, обливаясь потом, распихивать накопившуюся почту по мешкам. Заеб был организован по полной программе. Джонстон позаботился об этом.
      3
      пост. Поэтому я в первый же выдавшийся выходной изложил на тридцати страницах все свои соображения. Одну копию отослал Джонстону, а со второй явился в Главное управление. Клерк велел мне подождать. Я ждал, ждал и ждал. Я проторчал полтора часа, пока меня препроводили к маленькому седовласому человеку с глазами словно сигаретный пепел. Он даже не предложил мне сесть. Мало того, он уже орал, когда я еще только закрывал за собой дверь: Ты что, самый умный?! Я бы предпочел более мягкий тон, сэр! Умник какой выискался, прочитал пару книжек и теперь будешь залупаться на каждом шагу?! Он швырнул мне мою писанину и прорычал: Джонстон прекрасный человек!
      Не говорите глупостей! Он явный садист!
      попробовал возразить я.
      Сколько вы работаете на почте? Три недели. А мистер Джонстон 30 лет!!!
      И что это меняет?
      Повторяю: мистер Джонстон прекрасный человек!!! Бедняга так распалился, что, похоже, был готов просто прикончить меня. Явно он был неравнодушен к Джонстону. Возможно, они даже спали вместе! Хорошо. Джонстон прекрасный человек, и забудем все это говнище! На этом я удалился и на следующий день взял выходной. За свой счет, естественно.
      4 Через день, в положенные 5 утра, мы снова встретились с Джонстоном. Он повернулся в своем скрипучем кресле и посмотрел на меня его лицо и рубашка были одного цвета. Глянул и не проронил ни слова. А мне было плевать. Мы с Бетти только к двум часам ночи завершили нашу попойку с перепихоном. Я откинулся на спинку стула и закрыл глаза. В 7 часов Джонстон снова повернулся в мою сторону. Все внештатники уже получили работу или были откомандированы в помощь на другие отделения.
      Вы свободны, Чинаски. Сегодня для вас ничего нет. Он смотрел мне в лицо. Черт, мне было плевать! Все, чего я желал, это добраться до кровати и завалиться спать. Хорошо, Стон, - сказал я. Между собой все служащие отделения называли Джонстона "Стон", но только я один говорил ему это в лицо. Я вышел, завел свою колымагу и скоренько вернулся к Бетти в кровать.
      О, Хэнк! Как здорово! простонала Бетти. Действительно, неплохо, крошка! ответил я и, присоседившись к ее теплой попке, уснул через 45 секунд. 5 Но на следующее утро все повторилось. Вы свободны, Чинаски. Сегодня для вас ничего нет. Так продолжалось неделю. Каждое утро я просиживал с 5 до
      7 и не получал ни гроша. Из списка ночных приемщиков мое имя также было вычеркнуто. Наконец Бобби Хенсен внештатник со стажем сказал мне:
      Однажды со мной было то же самое. Этот пидор пытался уморить меня голодом.
      Мне плевать. Я не собираюсь лизать ему жопу. Уйду или скончаюсь от истощения.
      Есть еще один вариант. Подходи в отделение Прелей каждый вечер и говори начальнику, что, мол, сейчас ничем не занят и мог бы посидеть на срочной доставке. И это сработает? Я получал чек каждые две недели. Спасибо, Бобби! 6 Теперь я начинал свой трудовой день в 6 или 7 вечера, точно не помню, но где-то так. Мы садились возле огромной кучи писем, каждый выбирал себе по одному, доставали карты города и приступали к вычислению маршрута. Это было не сложно, но все посыльные старались потратить на это как можно больше времени. Я сразу включился в их игру, и не без успеха. Мне удавалось отправляться позже всех и возвращаться тогда, когда меня уже не ждали. Затем мы снова рассаживались возле писем, и все повторялось. При такой организации труда у меня оставалось время, чтобы посидеть в кафе и почитать газеты. Я чувствовал себя славно. Я ежедневно обедал и мог устроить себе выходной, когда пожелаю. И вот еще что. На одном маршруте я познакомился с молодой красоткой, которой почти каждую ночь приходила срочная корреспонденция. Она шила очень сексуальные платья, ночные сорочки и любила сама в них наряжаться. Около 11 вечера я поднимался по лестнице к ее двери, звонил и вручал "молнию". Подступив ко мне почти вплотную, она испускала мучительно-томный стон, что-то вроде "О-у-у-у-у-х!" и, не отпуская меня, читала послание. Затем выдавливала еще один "О-о-о-о-х" и молвила: Спокойной ночи, спасибо!
      Не за что, мэм, отвечал я и рысью удалялся, скрывая стояк. Но продолжения намечающейся интрижки не последовало. На десятый день моего благоденствия я получил эпистолу: "Уважаемый мистер Чинаски. Вам надлежит немедленно явиться в Оуксфордс-кое почтовое отделение. В случае отказа последуют дисциплинарные меры вплоть до увольнения. Управляющий ОуксфорЪским отделением: А. И. Джонстон". Я был водворен на свой крест. 7
      Чинаски! Ваш маршрут 539. Самый трудный из всех маршрутов. Многоквартирные дома, темные подъезды и почтовые ящики с затертыми именами или вовсе без опознавательных знаков. Старухи, поджидающие вас в подъездах или прямо на улице с одним и тем же вопросом: "Почтальон, есть что-нибудь для меня?"
      И непреодолимое желание проорать: "Леди, черт бы вас побрал, откуда я могу знать, кто вы, если я даже не знаю кто я?!" Похмелье, пот градом, невыносимый график, а по возвращении Джонстон в своей бордовой рубашке, все видящий, понимающий и наслаждающийся результатами своих садистских выходок, которые он называл иновационные меры по снижению расходов. Но все отлично знали, истинный смысл этих мер. Действительно, это был прекрасный человек! Люди. Люди. Собаки. Пару слов о собаках. Стояла сорокоградусная жара. Я продвигался по маршруту, исходя потом, в полубредовом похмель-ном исступлении. Остановившись возле небольшого дома, я открыл почтовый ящик и полез в сумку... И вдруг что-то твердое ткнулось мне прямо в... анус. Я замер. Это "твердое" поползло вниз. Я обернулся - огромная немецкая овчарка ворошила своим носом в моей промежности. Одним движением своих челюстей она могла превратить меня в евнуха. Наверное, хозяева не ждали сегодня почту, решил я, и возможно, они ее никогда уже не получат. Боже, я ощущал, как трудился этот нос: Наф-ф-ф! Наф-ф-ф! Наф-ф-ф! Я опустил письма обратно в сумку и медленно, очень медленно сделал полшага вперед. Нос не отставал. Еще полшага. Нос все еще был там. Тогда я сделал сразу два полных шага и остановился. Носа не ощущалось. Я оглянулся. Пес стоял позади в двух шагах и смотрел на меня. По-видимому, он никогда не нюхал ничего подобного и поэтому не знал, что с этим делать. Я поспешил удалиться.
      8 А вот другая немецкая овчарка... И опять летнее пекло. Псина выскочила с заднего двора и прыгнула. Зубы щелкнули в дюйме от моей яремной вены. Господи! завопил я.
      Убивают! Убивают! Помогите! Зверь развернулся и снова атаковал. Я огрел его сумкой по морде письма и журналы полетели во все стороны. Третий натиск предотвратили два парня, судя по всему - хозяева. Они выскочили и схватили людоеда. Я начал ползать по дороге, собирая письма и газеты, а псина следила за мной и рычала.
      Вы что, спятили, мудачье! крикнул я парням Это же убийца! Прикончите его или запирайте как следует! Надо было бы вломить хорошенько им обоим, но меня смущал этот третий, что чавкал и дергался между ними. Я поплелся к следующему подъезду. Как всегда я остался без обеда. Да к тому же и опоздал на 40 минут. Стон взглянул на свои часы: Вы опоздали на 40 минут! Могло быть и хуже, сказал я. - Получите письменное замечание. Не сомневаюсь, Стон. Он уже все приготовил: отпечатанный лист торчал из его машинки. Когда я сел и начал оформлять возврат, он подошел и положил документ передомной. Я устал читать его сочинения, а любой протест, как я понял из моего посещения Главного управления, был бесполезен. Даже не взглянув на содержание, я отправил его писанину в мусорную корзину.
      9 Каждый маршрут имел свои тонкости, о которых могли знать только штатные почтальоны. Для новичка же новый день новые сюрпризы: изнасилование, убийство, нападение кровожадных собак и прочее блядство в общем, нужно было быть готовым ко всему. Но штатники никогда не делились своими маленькими секретами. Ведь это было их единственное преимущество перед нами, ну, еще они знали наизусть сортировочные ящики своих маршрутов. Поэтому каждый выход на неизведанный маршрут был настоящей пыткой, особенно для меня, который надирался к двум ночи, а в 4.30 уже шел на службу, едва отдышавшись от сумасшедшей ебли с ненасытной Бетти. Однажды я двигался по новому маршруту, и все, вроде бы, складывалось удачно. Я уже подумывал: "Господи, неужели первый раз за два года я смогу пообедать!" Несмотря на похмелье, перспектива перекусить подбадривала. Но тут я не наткнулся на эту пачку писем для церкви. Номера дома на письмах не было, только название церкви и бульвар, на который выходил ее фасад. Пошатываясь, я полез на паперть. Не отыскав почтового ящика снаружи, я зашел внутрь. В церкви было пусто и тихо, горело всего несколько свечей, мерцали чаши для омовения рук. Я остановился перед кафедрой, со всех сторон взирали на меня статуи святых: розовые, голубые и желтые. Сквозь закрытые фрамуги просачивалось зловонное горячее утро. "Господи Иисусе!" подумал я и вышел вон. С противоположной стороны я обнаружил еще одну лестницу, поменьше, которая вела вниз. Я спустился и открыл дверь.
      И что я увидел? Ряд унитазов и душевые кабинки. Дальше сплошная тьма. Как прикажете искать этот чертов почтовый ящик?! Наконец, я разглядел выключатель, щелкнул. Свет вспыхнул по всей церкви и даже снаружи. Я прошел в соседнюю комнату и увидел разостланные на столе мантии священников. Тут же стояла бутылка вина. "Едрена вошь! - мелькнула мысль. Кто еще кроме меня мог вляпаться в такое!" Я взял бутылку и припал к горлышку. Прикончив вино, я оставил письма на мантиях и вернулся в туалет. Выключил везде свет, уселся на толчок и закурил сигарету. Просравшись, я уже было подумал принять душ, но неожиданное видение остановило меня. Я представил себе первую полосу завтрашних газет: "ГОЛЫЙ ПОЧТАЛЬОН БЫЛ ЗАДЕРЖАН В КАТОЛИЧЕСКОЙ ЦЕРКВИ. ОН ВЫПИЛ ВСЮ КРОВЬ СПАСИТЕЛЯ И ЗАБРАЛСЯ В ДУШ!" В конечном итоге, время на обед было потеряно. Мало того, когда я вернулся в отделение, Стон на день отстранил меня от работы за 23-минутное отставание от графика. Позже я узнал, что почту для церкви следует доставлять в приход, который находился в здании за углом. Но несомненно и то, что теперь у меня было место, где я мог просраться и подмыться на случай, если совсем уж прижмет. 10 Грянул сезон дождей. Дыры на подошвах моих туфель множились, старый плащ удручающе лоснился потертостями, а все заработанные деньги по-прежнему уходили на выпивку. В любой маломальски приличный дождик я моментально промокал
      насквозь от носков до трусов. Штатники стали заболевать. Эпидемия симуляции косила их по всем отделениям города, так что приходилось вкалывать не только у Джонстона, но и на других станциях. Вскоре и в стане внештатников началась паника, многие слегли. Но я не заболевал, так как имел здоровый иммунитет на общую точку зрения. В то памятное утро меня откомандировали в отделение Вентли. Пятый день стояла штормовая погода, дождь шуровал сплошным водопадом, канализационные стоки не справлялись с обрушившимся потоком, и вода хлынула на тротуары, заливая газоны и врываясь в дома. А меня отсылали в отделение Вентли.
      Они сказали, что им нужен крепкий парень, сказал Джон-стон, как только я предстал перед ним, вынырнув из водной пучины. И снова под дождь. Наудачу моя колымага завелась, и вскоре я был уже в Вентли. Если бы машина отказала, пришлось бы бежать на автобус. Никого не интересует, что у тебя в ботинках стоит вода. Управляющий Вентлинским отделением указал мне мой сортировочный ящик. Он был уже прилично набит почтой, и я начал забивать его дальше, мне помогал какой-то угрюмый парень. Это смахивало на грязную шутку. Никогда еще я не видел такого ящика! Вагон из 12 отделений! В нем помещалась почта доброй половины города. В довершение ко всему я узнал, что маршрут пролегает на Холмах. Только настоящий псих мог придумать такое. Наконец, мы рассортировали всю почту, загрузили журналы в грузовик, и я уже потащился к выходу, когда объявился управляющий.
      Я не могу дать тебе кого-нибудь в помощь, сказал он. Да все нормально,
      ответил я. Нормально!? Убийцы! Лишь позже я узнал, что этот хмырь
      был лучшим приятелем Джонстона. Маршрут начинался прямо с порога отделения. Впереди у меня было двенадцать кварталов! Я ступил в водный поток и двинулся вниз по улице. Это был бедный район: неказистые домишки, захламленные дворики, почтовые ящики, болтающиеся на одном гвозде и кишащие пауками. На верандах старушенции, скручивающие себе сигареты, жующие вонючий табак и бранящиеся на своих канареек. Сидят, бубнят себе под нос и высматривают меня идиота, блуждающего под дождем. Когда трусы намокают, они начинают сползать, все ниже и ниже скользя по ягодицам, пока не повисают мокрым обручем на промежности брюк. Капли дождя размывали чернила на конвертах, и сигарету было уже не прикурить, а я все шел и шел, вытягивая из сумки журналы, газеты, письма. На мои туфли налипли комья грязи, и сверху они напоминали мощные бутсы. Время от времени я вляпывался в какое-нибудь скользкое дерьмо и чуть не падал. Это был только первый квартал, а я уже выбился из сил. Снова отворяется дверь, и вновь старушенция задает мне неизменный вопрос: - А где наш постоянный почтальон?
      Леди, РАДИ БОГА, откуда мне знать! И вообще, какого черта я должен ломать над этим голову! Если я перед вами, значит, он где-нибудь еще! Фу, вы еще противней, чем он!
      Я противнее!? Намного! Рассмеявшись, я отдаю разбухшее от влаги письмо и ступаю под дождь. "Может, дальше будет полегче", думаю дорогой. Старушка Нелли, стараясь быть приветливой, берет меня за руку:
      Не хотите ли зайти, чуточку обсохнуть, я угощу вас чаем? Не получится, леди! У нас нет времени даже на то, чтобы подтянуть трусы! Подтянуть трусы?!
      СОВЕРШЕННО ВЕРНО, ПОДТЯНУТЬ ТРУСЫ! ору я и исчезаю в водяной завесе. Я завершил первый квартал. На это ушло около часа. Еще 11, значит, еще 11 часов. Бред! В гору намного хуже: приходится тащить еще и свой собственный вес. Минул полдень, а с ним и мой обед. Я сделал всего 4 или 5 кварталов. Даже в сухую погоду никто бы не справился с таким маршрутом, а я пытался сделать это под проливным дождем. Идиотизм! В конце концов я так вымок, что мне казалось, будто я иду ко дну. А ведь я сделал всего 4 или 5 кварталов. Приостановившись на террасе, крыша над которой почти не протекала, мне удалось раскурить сигарету. Но не успел я сделать и трех успокаивающих затяжек, как за моей спиной послышался писклявый старушечий голос: Почтальон! Почтальон! - Что, мэм?! отозвался я. У ВАС ПОЧТА МОКНЕТ! Я обернулся: капли срывались с потолка террасы и исчезали в сумке я забыл закрыть клапан. Двинулся дальше. Но, видно, эти капли оказались последними. Чаша переполнилась. "Только абсолютный кретин способен добровольно выносить такое!" заключил я и решил немедленно позвонить в отделение - пусть приходят и забирают свое барахло! Пусть подавятся своей работой! Джонстон, труби победу! Как только решение было принято, мне сразу стало легче. Впереди, на вершине Холма, сквозь дождевую завесу я разглядел небольшое здание похоже, в нем мог быть телефон. Когда я
      добрался до намеченной цели, это оказалось маленькое кафе. Телефона не было, зато работал калорифер. "Ладно, для начала надо обсохнуть", подумал я, снял плащ, фуражку и заказал кофе. Очень черный кофе. Похоже, они просто вываривали старую кофейную гущу, приготавливая этот кофе. Хуже пойла я еще не пробовал. Но это было горячее пойло. Я выпил три чашки и просидел около часа, пока полностью не обсох. Когда выглянул наружу
      дождя не было! Я вышел на улицу и снова принялся за работу. Двенадцатый квартал я обходил в сумерках, а когда вернулся на станцию, была глубокая ночь. Отдел доставки был закрыт. Я постучал в жестяную дверь. Появился заспанный дежурный и впустил меня.
      Какого черта ты так долго? проворчал он. Я прошел к сортировочному ящику и швырнул на него свою мокрую сумку с раскисшими остатками почты. Затем вытащил ключ и бросил рядом. За ключ нужно было расписываться, как при получении, так и при сдаче. Но я не собирался задерживаться здесь больше ни секунды. Вошел дежурный. Я повернулся к нему:
      Слушай, щенок, если ты сейчас протявкаешь хоть слово, клянусь Богом, я тебя убью! Парень ошалело молчал. Это был нокаут! Все следующее утро я ждал, когда же Джонстон повернется в мою сторону и выскажется. Но он вел себя так, будто ничего не произошло. Погода прояснилась, и все штатные почтальоны выздоровели. Джонстон отправил трех внештатников в однодневный отпуск без содержания. Среди отверженных был и я. Тогда мне показалось, что я почти люблю его. Весь выходной я провел возле тепленькой попки моей Бетти.
      II Но вот снова зарядил дождь. И Стон бросил меня на так называемый Воскресный Сбор. Если у вас вдруг возникли ассоциации с утренней мессой в церкви, перекреститесь и забудьте. Воскресный Сбор начинался с Западного гаража: там нужно было получить грузовик и график движения, где было указано, на какой улице и в какое время вы должны находиться, из каких ящиков и в какой последовательности забирать почту. Например, записано: 14.32 Эйвелон бич, ЛЗ П2 (что означает: три квартала налево и два направо) - .35. И оставалось только удивляться, как это возможно выпотрошить первый ящик на Эйвелон бич, затем проскочить пять кварталов и проделать ту же операцию со следующим ящиком, и все это за три минуты. Иногда этого времени не хватало, чтобы опорожнить один ящик, забитый воскресной почтой! Да и адреса в графиках часто указывались неточно. Аллеи обозначались как улицы, а улицы как бульвары. В общем, вы никогда и ни в чем не были уверены. В тот день моросил нескончаемый дождь. Территория, которую я объезжал, была мне не знакома. Освещение в кабине не работало, приходилось довольствоваться светом от приборной панели. Вода на улицах все прибывала, и я уже пару раз затонул по самые щиколотки. И вдруг приборная панель погасла. Теперь я уже ни черта не мог разобрать в графике и не имел понятия, куда двигаться. Без этого графика я был похож на человека, брошенного в пустыне. Но удача не совсем отвернулась от меня, пока. Я обнаружил у себя две коробки спичек и теперь, забрав почту из очередного ящика, зажигал спичку и, запомнив маршрут, отправлялся к следующему. Похоже, на этот раз мне удалось перехитрить Несчастье, которое беспрестанно насылал Джон-стон, неотступно следящий за мной с Небес. Я остановился на углу, выпрыгнул из грузовика, разгрузил ящик, а когда вернулся назад, то обнаружил, что график пропал. Эй, Ты, на небесах, имей милосердие! Я терпел бедствие в кромешной темноте под нескончаемым дождем. Неужели я действительно кретин? Может, я сам виноват в том, что со мной происходит? Возможно, это и так, но все же я был счастлив, что, по крайней мере, еще жив. График был прикреплен к приборной панели. Похоже, его сорвало на последнем повороте, который я заложил слишком круто. Закатав штанины до самых колен, я вылез из грузовика и стал пробираться в поднявшемся уже выше щиколоток потоке воды. Темнотища. Я почти ничего не видел! Но я шел вперед, изводя спичку за спичкой напрасно, все напрасно. Наверное, его смыло потоком. Так я добрался до злополучного поворота и пошел дальше по течению. Вдруг впереди замаячил какой-то плывущий предмет. Я зажег спичку это был ОН! Мой график! Я готов был целовать его. Вернувшись к грузовику, я раскатал штанины и крепко-накрепко привязал пропажу к приборной панели. Я потерял много времени в поисках, но с графиком, по крайней мере, я мог ориентироваться в этой черной Неизвестности, обступившей меня со всех сторон. Мне уже не придется ломиться в первую попавшуюся дверь и умолять указать путь до гаража, а в ответ слышать недовольное рычание из теплой прихожей: " Так, так, значит, вы - служащий почты, да? И вы не знаете дорогу до собственного гаража?" Я продолжал двигаться вперед, зажигая спички, ныряя в водоворот и извлекая почту из ящиков. Я вымотался, промок, меня мучило похмелье, но это было мое привычное состояние. Я продолжал пробираться сквозь вечную усталость, подобно потоку воды, прокладывающему себе путь среди
      уличного хлама. Я специально думал о горячей ванне, прелестных ножках Бетти и еще о всякой всячине: я видел себя в удобном кресле, с выпивкой в руке, и ко мне подходит пес, чтобы я почесал его за ухом. Ох, как я был еще далек от всего этого! Пункты остановок на графике выглядели бесконечными, а когда я добрался до последнего и готов был уже отшвырнуть график с криком: "Шабаш!" на обратной стороне обнаружилось продолжение. С помощью последней спички я добрался до финальной остановки, затем доставил собранную почту на указанную станцию и выехал по направлению к Западному гаражу. Он находился на другом конце города. Местность в том районе была довольно равнинная. Дренажная система не справлялась с водой даже при незначительном дожде, а во время ливня там начинался, что называется, "потоп". Точное определение. По мере приближения к гаражу уровень воды на улицах становился все выше и выше. Я отмечал на своем пути все больше и больше брошенных и совершенно затопленных автомобилей. Скверный знак. Но я жаждал поскорее плюхнуться в свое кресло со стаканчиком виски в руках и уже больше не отрывать взгляда от попки моей Бетти, так мило вертящейся по всей комнате. Остановившись у светофора, я встретил Тома Мото, еще одного внештатника Великого Джонстона. Как собираешься добираться? спросил Том. - Кратчайшее расстояние между двумя точками, есть прямая линия! Так меня учили в школе, ответил я.
      Лучше не суйся, посоветовал он. Я знаю этот район. Там дальше настоящий океан.
      Хуйня! отмахнулся я. Немножко куража и все в норме. Спички есть? Я прикурил и оставил Тома Мото у светофора. Бетти, крошка, я мчусь к тебе! Да...
      Уровень воды неуклонно поднимался, но высокая посадка грузовика пока спасала меня. Я несся напрямую через дворы, на полной скорости, извергая фонтаны брызг из-под колес. Неожиданно дождь усилился, хлынул настоящий водопад. И ни одной машины уже не было вокруг. Я был единственным движущимся объектом. О, Бетти, крошка!!! Какие-то парни стояли на веранде полузатопленного дома, ржали и кричали мне: "Почта прорвется!" Я показал им большой и толстый. Вскоре вода хлынула в салон и забурлила вокруг моих ботинок, но я продолжал давить на газ. Оставалось проскочить всего три квартала. Вдруг грузовик остановился. Ох, сука! Я попытался запустить двигатель вновь. Один раз мне это удалось, но как только я включил скорость, он опять заглох и уже навсегда. Я сидел и смотрел на водный поток. Наверное, его глубина была уже более двух футов. Что я мог сделать? Сидеть в грузовике до тех пор, пока не пришлют аварийную бригаду? А что по этому поводу говорит Инструкция? Разве был такой прецедент? Я лично не знал никого, с кем приключилось бы подобное. Чепуха. Я запер грузовик, спрятал ключи в карман и спрыгнул в воду. Затонув по пояс, стал пробираться к гаражу. Дождь хлестал, не ослабевая. Уровень воды увеличился дюйма на три или четыре: Я перебрался через газон, сошел на дорогу и обернулся- надо было запомнить, где остался грузовик. В какой-то момент я подумал, что продвигаться вплавь было бы быстрее и легче, но не решился: это выглядело бы уж слишком нелепо. Наконец, я добрался до гаража и поднялся к
      диспетчеру. Похоже, он никогда не видел такого мокрого человека. Я бросил ему ключи от грузовика и написал на листе, лежащем у него на столе: 3435 Маунтвью Плейс. - Грузовик по этому адресу. Забери его.
      Вы хотите сказать, что бросили машину на Маунтвью Плейс?!
      Я говорю, что бросил машину на Маунтвью Плейс! Сказал и вышел. Я просто подавил его. Затем содрал с себя всю одежду, бросил ее на калорифер и в одних трусах встал перед ним. Тут только я заметил, что в другом конце гаража перед калорифером стоит Том Мото... в трусах. Мы улыбнулись друг другу. Похоже на ад? крикнул Мото. Сущий! ответил я.
      Ты думаешь, Стон это специально подстроил? - Конечно! Даже этот дождь его работа! Хочешь свалить отсюда? Обязательно! Я тоже. Некоторое время спустя мы оделись и пошли к машинам. Слушай, парень, обратился я к Мото, моей колымаге 12 лет, я уверен, что она сдохла. А у тебя аппарат поновее. Может, дернешь мою старушку? Без проблем! Мото недели три назад купил новую модель. Я ждал снаружи, пока он запустит двигатель. Глухо. Салон был залит водой. "Это конец!" - подумал я. Мото вылез из авто. Все. Тоже сдохла! Тогда я взялся за свою рухлядь, правда, без особой надежды. Наверное, что-то случилось с аккумулятором, потому что искра была очень хилой. Я накачал побольше горючего и врубил стартер. Двигатель взревел как бешеный бык! Победа!!! Я хорошенько прогрел мотор и взял на буксир новенький автомобиль Мото. Я проволок его целую милю, но эта тварь не сделала ни единого выхлопа. Пришлось тащить ее обратно. Оставив Мото в гараже, я, пробираясь по возвышенностям и более-менее сухим улицам, в конце концов, добрался до дома и уже в полном бреду прильнул к теплой попке моей Бетти. 12 У Стона был любимчик почтальон Метхью Бетлис. Этот Бетлис ни разу в своей жизни не одел мятой сорочки. Невероятно, но факт: все вещи на нем всегда были новыми или выглядели как новые. Туфли, брюки, рубашка и фуражка! Туфли сияли особенным метхьювским блеском, и вся его одежда, казалось, никогда не бывала в прачечной. Как только на рубашке или на брюках появлялось малейшее пятнышко, Бетлис тут же выбрасывал их. Стон часто, завидев Метхью, обращался к нам: Вот идет ПОЧТАЛЬОН! И, черт возьми, его глаза светились ЛЮБОВЬЮ! Метхью подходил к своему ящику
      подтянутый и опрятный, чисто выбритый и выспавшийся, в победоносно сияющих туфлях
      и, переполняясь радостью, начинал сортировать письма.
      Метхью, вы отличный работник! - Спасибо, мистер Джонстон. Однажды утром я сидел позади Стона и, как обычно, ждал назначения. Я заметил, что внутренний тонус начальника намного уступал интенсивности бордового цвета его рубашки. Странно.
      Рядом сидел Мото. Он сказал мне: Вчера Метхью прихватили. - Прихватили?
      Да. На воровстве. Он вскрывал письма для Храма Никалай-ла и вытаскивал денежки. Пятнадцать лет парень здесь отпахал. А как они узнали, что это он?
      Через этих чокнутых старух, которые посылали для Ника-лайла письма с денежками, а в ответ ни благодарности, ни наставлений. Они подняли шум. Никалайла обратился в Управление. Те устроили проверку и поймали Метхью в накопителе, когда он потрошил письма. Может, утка?
      Какая утка?! Они взяли его с поличным. Я отвернулся. Этот Никалайла построил огромный храм и выкрасил его в отвратительно зеленый цвет. Мне думается, он напоминал ему денежные купюры. Еще у него была контора с 40 или 50 служащими. Одна их половина вскрывала конверты, вынимала чеки и деньги, записывала суммы, имена отправителей, дату получения и т. д. Другая запечатывала в конверты книги и памфлеты, сочиненные Никалайлой. На стене конторы висело фото Н. громадный Н. в рясе священника и с бородой. И еще был один Н., но выполненный маслом и превосходящих размеров на противоположной стене. Он с высоты положения вел наблюдение за всей конторой. Никалайла утверждал, что однажды, прогуливаясь по пустыне, он повстречал Иисуса Христа, и тот ему обо всем поведал. Они долго сидели на скале, и Распятый выложил все начистоту. Теперь Никалайла просто передавал Знание тем, кто мог себе это позволить. К тому же, каждое воскресенье Никалайла проповедовал. Его помощники и одновременно последователи входили и выходили из храма по звонку. Подумать только! Метхью Бетлис пытался перехитрить самого Никалайлу, который с Иисусом Христом в пустыне Имел конфиденциальный разговор!
      Кто-нибудь говорил об этом со Стоном? - спросил я. Ты что, шутишь?! Прошло около часа. Сумку Метхью получил один внештат-ник. Вскоре все мои сослуживцы были разосланы по маршрутам. Позади Стона оставался только я. Посидев еще немного, я встал и подошел к столу. Мистер Джонстон?
      Да, Чинаски? А где Метхью сегодня? Болен? Стон лишь слегка кивнул. Он смотрел на бумаги, которые держал в руках, и делал вид, что продолжает читать. Я вернулся на свое место. В 7 часов Стон повернулся в мою сторону: - Сегодня для вас ничего нет, Чинаски. Я встал и направился к двери. Взявшись за ручку я остановился:
      Доброго утра, мистер Джонстон. И Хорошего дня. Он не ответил. Я спустился в магазин и купил полпинты Грандадского на завтрак. 13 Люди везде одинаковы. Не важно, в какой части города вы находитесь, везде вы слышите одно и то же: Вы опоздали, не так ли? А где наш почтальон? Привет, дядюшка Сэм!
      Почтальон! Почтальон! Это не нам! Улицы кишели психами и тупицами. Большинство из них проживало в прекрасных домах и, похоже, никогда не работало, оставалось только удивляться, как же им удается так жить. Один чудак никогда не позволял опускать его письма в почтовый ящик. Он выходил на дорогу, высматривал почтальона за 2 или даже за 3 квартала, поджидал его и встречал с протянутой рукой. Я спрашивал у многих коллег, которые ходили по этому маршруту:
      Что случилось с тем парнем, который вечно стоит с протянутой рукой?
      Какой парень вечно стоит с протянутой рукой?
      спрашивали меня в ответ. Мои коллеги ничем не отличались от тех людей с улиц. Однажды я шел по этому маршруту, и человек-который-веч-но-стоял-с-протянутой-рукой разговаривал с соседом за полквартала от своего дома. Он постоянно оглядывался и следил за моим приближением, чтобы успеть вернуться и протянуть руку. Когда он в очередной раз повернулся ко мне спиной, я дал полный ход. О, я никогда так быстро не работал! Самый широкий шаг, точные и быстрые движения, никаких остановок, ни малейших проволочек - я собирался прикончить его! Я уже почти вложил письмо в его почтовый ящик, когда он повернулся и заметил меня.
      0-0-0! НЕТ! НЕТ! завопил он. ТОЛЬКО НЕ ОПУСКАЙТЕ В ЯЩИК! и бросился ко мне. Я видел, как работали его ноги. Без сомнения, он мог взять "стометровку" за 9,2. Я вложил письмо в протянутую руку. Спринтер вскрыл его, прошел на террасу и скрылся в доме. Может, кто-нибудь когда-нибудь объяснит мне, что это значит.
      14 И снова я шел по незнакомому району. Стон всегда старался подобрать для меня самые гнусные места, но время от времени что-то у него там не сходилось, и он вынужден был посылать меня на менее убийственные маршруты. Таким был маршрут 511, и я уже подумывал о своей непреходящей мечте об обеде! Это был уютный жилой район среднего достатка. Никаких многоквартирных домов. Только частные коттеджи с ухоженными газонами. Но все равно, это был новый для меня маршрут, и, продвигаясь вперед, я неизменно ждал подвоха. Вот разве что радовала прекрасная погода. Господи, похоже, это свершится! Обед и возвращение точно по графику! Жизнь, наконец-то, становилась сносной. Невероятно, но люди в этом районе не имели собак. Никто не поджидал вас с протянутой рукой. Я часами не слышал человеческого голоса. Возможно, я, наконец, вызрел как настоящий почтальон! Я шел вперед, гордый своей квалифицированностью, почти беззаветно преданный! Я вспомнил одного старого почтальона, который, приложив руку к груди, говорил мне:
      Чинаски, со временем это будет у тебя здесь, прямо в сердце! Инфаркт?
      Чувство причастности к делу. Вот увидишь! Ты будешь гордиться этим!
      Чепуха! смеялся я. Но старик был абсолютно серьезен. Я шел и думал о нем. На очереди было заказное письмо с уведомлением. Я зашел
      на террасу и нажал на звонок. В двери отворилось маленькое окошечко. Хозяина я не видел. Заказное письмо!
      Отойдите от двери, сказал женский голос. Отойдите, чтобы я могла видеть ваше лицо! "Похоже, еще одна припизднутая!" - подумал я. Вслух:
      Леди, вам незачем разглядывать мою физиономию. Я просто оставлю уведомление в почтовом ящике, и вы сможете получить ваше письмо на почте. Не забудьте захватить удостоверение личности. Оставив уведомление, я стал спускаться с крыльца. Но дверь распахнулась, и выскочила Она. В воздушном халатике, под которым были только темно-синие трусики. Все тело совершенно белое, будто бы оно никогда не бывало под солнечными лучами. Непричесанные волосы дыбились так, словно решительно настроились покинуть голову. На лице остатки крема (особенно густо под глазами), взгляд невменяемый. Рот приоткрыт, на губах следы помады... Я успел рассмотреть все это, пока она мчалась ко мне. Отдайте мое письмо! выкрикнула чудачка. Я вынул письмо: Леди, вы должны... Она выхватила его у меня из рук и бросилась в дом. Черт возьми! Я не мог возвращаться без письма и без подписи! Я сам расписывался, получая и возвращая это дерьмо!
      ЭИ! кинулся я за ней и едва успел просунуть ногу под закрывающуюся дверь. - ЭЙ! ЧЁРТ ВАС ЗАДЕРИ! Убирайтесь! Убирайтесь! Вы ужасный человек! Успокойтесь, леди! Попытайтесь понять! Вы должны расписаться за письмо! Я не могу отдать его просто так! Вы грабите почту Соединенных Штатов! Прочь, негодяй!
      Я навалился всей своей тушей на дверь и ворвался в дом. Кругом было темно. Все шторы на окнах задернуты. Ни одно окно во всем доме не пропускало ни лучика света.
      ВЫ НЕ ИМЕЕТЕ ПРАВА ВРЫВАТЬСЯ В МОЙ ДОМ! УБИРАЙТЕСЬ!
      А вы не имеете права грабить почту! Или вы возвращаете мне письмо, или расписываетесь! Только тогда я уйду! Хорошо! Хорошо! Я распишусь! Я показал ей, где следует поставить подпись, и вручил ручку. Пока она трудилась, я смотрел на ее груди, на все остальное и думал: "Какая досада, что она сумасшедшая, какая досада, ох, до чего же это досадно!" Психопатка вернула мне ручку и свою подпись - безобразные каракули! Тут же вскрыв конверт, она принялась читать послание. Я развернулся, чтобы удалиться. В мгновение ока эта сука оказалась перед дверью с распростертыми рукам. Письмо валялось на полу.
      Ужасный, ужасный, негодяй! Вы ворвались сюда, чтобы изнасиловать меня!
      Послушайте, леди, позвольте мне выйти. ВСЕ ВАШИ ГРЯЗНЫЕ МЫСЛИ НАПИСАНЫ У ВАС НА ЛИЦЕ!
      А вы думаете, я не знал об этом? Отойдите с дороги! Свободной рукой я попытался отстранить ее от двери. Молниеносным движением она разодрала своими когтями всю правую сторону моей физиономии. Я выронил сумку, с меня слетела фуражка, и пока я прикладывал носовой платок, пытаясь унять хлынувшую кровь, эта тварь располосовала мне и левую сторону.
      Ты, пизда! Ты что, с цепи сорвалась?! - Понял?! Понял, подонок?! Она была прямо передо мной. Я схватил ее за жопу и впился своими губами в ее рот. Упругие груди упирались в мою грудь,
      все ее тело льнуло ко мне. Затем она откинула голову назад и застонала:
      Насильник! Садист! Грязный ублюдок! Я скользнул губами по ее шее, ниже, заглотил сосок, обработал языком и переключился на другой. Насилуют! Насилуют! Меня насилуют! Она была права. Я сорвал с нее трусы, расстегнул ширинку, мой разбухший член выпрыгнул наружу, и я без промедления вставил ей по самую рукоятку. Ухватив насаженную суку за ягодицы, я поволок ее к кушетке. Мы рухнули на подушки. Она забросила мне ноги на плечи и завопила: - Насилуй! И я изнасиловал. Несколько раз. Затем застегнул ширинку, подобрал свою сумку и вышел. А эта проблядь осталась на кушетке, притихшая, с бессмысленно блуждающим по потолку взглядом. Даже отказавшись от обеда, я так и не смог уложиться в график.
      Вы опоздали на 15 минут, сказал Стон. Я промолчал. Он посмотрел на меня: Боже мой, что с вашим лицом?! А что с вашим? спросил я. - Что?! Забудем об этом.
      15 И снова похмелье, а на улице жара. Вся неделя сорокоградусное пекло. Каждую ночь
      пьяное блаженство, а с рассветом и весь день
      неумолимый Стон и безысходность. Наши ребята одели пробковые шлемы и солнцезащитные очки. Все кроме меня. И в дождь, и в зной я выглядел примерно одинаково
      застиранная одежда и старые ботинки, такие разбитые, что гвозди впивались в мои ноги. Я подкладывал в эти развалины стельки из картона небольшая передышка, и железные зубки опять начинали грызть мои пятки. Из подмышек по всей рубашке расползались огромные пятна, это выходили виски и пиво. Пошатываясь, я влекся вперед с грузом на спине, рассовывая журналы и тысячи писем - солнце нещадно обжаривало меня со всех сторон. Какая-то женщина завопили мне вслед: - ПОЧТАЛЬОН! ПОЧТАЛЬОН! ЭТО НЕ СЮДА! Я обернулся. Она была за целый квартал от меня, а я, как обычно, уже опаздывал.
      Послушайте, положите его на ваш почтовый ящик. Завтра мы заберем!
      НЕТ, НЕТ! ЗАБИРАЙТЕ СЕЙЧАС! Она размахивала письмом по всему небу.
      Леди!
      НУ, ИДИТЕ ЖЕ! ЭТО НЕ ДЛЯ МЕНЯ! Бог мой! Я сбросил сумку, снял фуражку и швырнул ее на траву, она подскочила и выкатилась на дорогу. Оставив все, я пошел к женщине. Целый квартал. Я выхватил у нее письмо и пошел назад.
      Это была реклама! Почта 4-го класса! Распродажа всякого барахла за полцены! По пути я подобрал фуражку, напялил ее, взвалил сумку на левую сторону спины и двинулся дальше. Сорокоградусная жара. Я прошел мимо маленького дома, и опять какая-то женщина выскочила за мной вслед:
      Почтальон! Почтальон! А для меня у вас нет письма? Леди, раз я ничего не опустил в ваш ящик, то это означает, что сегодня для вас корреспонденции нет! Но я знаю, что мне должно прийти письмо! Как вы можете это знать? Сестра звонила и сказала, что написала мне. Леди, у меня ничего нет!
      Есть! Я знаю, что есть! Оно, наверняка, здесь! И она потянулась к пачке писем, торчащей из сумки. НЕ ПРИКАСАЙТЕСЬ К ПОЧТЕ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ, ЛЕДИ! СЕГОДНЯ ДЛЯ ВАС НИЧЕГО НЕТ! Повернулся и двинулся дальше.
      Я ЗНАЮ, ЧТО ЕСТЬ! неслось вслед. Другая женщина встретила меня на террасе. - Вы опаздываете! Да, мэм.
      Где наш постоянный почтальон? Он умирает от рака. - Что?! Гарольд умирает от рака?! - К сожалению, и вручаю ей почту.
      СЧЕТА! СЧЕТА! СЧЕТА! возмущается она. И ЭТО ВСЕ, ЧТО ВЫ ПРИНЕСЛИ МНЕ?! ТОЛЬКО СЧЕТА?!
      Да, мэм, это все, что я смог принести вам,
      разворачиваюсь и ухожу. Какое я имею отношение к тому, что они пользуются телефонами, газом, светом, покупают всякие дорогие вещи в кредит? Никакого! Однако же, когда я вручаю им их счета, они набрасываются на меня, будто это именно я уговорил их установить телефон или приобрести телевизор за 350 баксов. На очереди был небольшой двухэтажный домик. Почтовый ящик находился на фронтоне под навесом. Ну, наконец-то тенек! Я достал ключ и вставил его в замок ящика.
      ПРИВЕТ, ДЯДЮШКА СЭМ! КАК ТЫ СЕГОДНЯ? Я не ожидал услышать позади себя человеческий голос, да еще такой зычный. Он просто орал на меня. С похмелья я очень впечатлительный, и эта выходка сразу взбесила меня. Я выдернул ключ и повернулся. Запертая дверь вот все, что я увидел. Он был за нею в тени, в прохладе. Невидимка.
      Ты, придурок, зарычал я, не называй меня так! Я тебе не дядюшка Сэм!
      О, ты крутой парень, да? Ставлю два цента, что я сейчас выйду и порву тебе очко! Я взвыл, схватил сумку и зашвырнул ее в палисадник. Журналы и письма разлетелись по всей площадке. Затем я сорвал с себя фуражку и растоптал ее.
      ВЫХОДИ ОТТУДА! ВЫХОДИ, ПАСКУДА! О, РАДИ БОГА, ВЫЙДИ! ВЫЙДИ, Я ГОВОРЮ ТЕБЕ! Я жаждал убийства. Но никто не вышел. Не было ни единого звука, ни малейшего шороха. Я смотрел на дверь. Тишина. Словно в доме никого и не было. Я хотел было выломать дверь и войти внутрь, но в последний момент отвернулся, опустился на колени и пополз, собирая разлетевшиеся журналы и письма. Минут через двадцать я поднялся, вставил ключ в замок почтового ящика, открыл его, опустил несколько писем и посмотрел на дверь. Полная тишина. Я закончил маршрут и на обратном пути все думал о происшествии. Наверное, этот урод позвонил на почту и сказал Джонстону, что я оскорблял его и угрожал расправой. Когда я подходил к отделению, то был готов к наихудшему. Открыв дверь, я увидел, что Стон сидит за своим столом и читает. Я остановился, глядя на него и ожидая реакции. Стон скользнул по мне взглядом и вернулся к чтению. Я стоял и ждал. Стон читал. Ну, так как? не выдержал я. Что как? - переспросил Стон.
      Как насчет телефонного звонка! Скажите мне все, что хотите сказать по поводу этого звонка! Только не надо вот так вот сидеть!
      Какого телефонного звонка?! Вам звонили насчет меня?
      Насчет вас?! А что случилось?! Что вы там натворили?! Я спрашиваю, что вы сделали?! - Ничего. Я пошел сдавать ключ и оставшуюся почту. На обратном пути Стон остановил меня: Что вы там натворили, Чинаски? - Ничего. Моя выходка так смутила Джонстона, что он даже забыл зафиксировать мое 30-минутное опоздание.
      16 Однажды утром я сортировал почту рядом с Джей-Джей. Так его все называли. Настоящее имя этого человека было Георг Грин, но вот уже многие годы он был для всех просто Джей-Джей. В двадцать лет Джей-Джей стал почтальоном, теперь ему за шестьдесят. Голос его совсем сел. Он не говорил, а квакал. А когда Джей-Джей квакал, то мало кто что понимал. Его никто не любил, но никто и не ненавидел. Он просто был
      и все. Сморщенное лицо в отвратительных буграх и рытвинах ничего не выражало. Джей-Джей старый чудак, привычно выполняющий свою работу. Глаза его были похожи на два ошметка глины, которыми замазали глазницы. И лучше было не смотреть в них и, вообще, не думать о нем. Джей-Джей обслуживал самый легкий маршрут, пролегающий по окраине одного из богатых районов. Действительно, район выглядел шикарно. Хотя дома и были старыми, но в отличном состоянии и большие: почти все имели больше двух этажей. Просторные газоны устраивали и подстригали японские садовники. Многие звезды кино проживали в этих домах. Знаменитый карикатурист. Строгатель бестселлеров. И два бывших губернатора. Никто даже не заговорит с вами в таком месте. Да вы никого и не увидите. Только в начале маршрута, где стояли менее богатые дома, вам могли докучать дети. Джей-Джей был холостяк и любил детей. Для них у него был свисток. В самом начале маршрута Джей-Джей останавливался, высокий и прямой, вытаскивал эту огромную штуковину и заливался долгим пронзительным свистом. Он так дул, что слюни разлетались в разные стороны. Это был условный знак: теперь дети знали, что он пришел. И они выскакивали из своих домов и поджидали его, а Джей-Джей шел по улице и раздавал им конфеты. У него всегда при себе был пакетик с конфетами. Эх, старина Джей-Джей! Про эти конфеты я узнал в первый же раз, когда попал на маршрут старины Джей-Джей. Стон позеленел от злости, посылая меня на этот маршрут, но у него не было выхода. Итак, я шел по улице, и ко мне подбежал мальчуган: Эй, а где моя конфета? спросил он. А я спросил в ответ: Какая конфета, малыш? И тогда малыш повторил: Моя конфета! Я хочу конфету!
      Послушай, парень, улыбнулся я, - похоже, ты спятил. И разве твоя мать разрешает тебе вот так запросто шляться по улице? Малыш непонимающе вытаращился на меня. Но однажды Джей-Джей влип в историю. Эх, старина Джей-Джей. Он встретил незнакомую маленькую девочку. Он дал ей конфет и сказал:
      Ты моя красавица! Я хочу, чтобы ты была моей крошкой! Мать услышала в окно излияния Джей-Джей, выскочила и набросилась на него с обвинениями, что он грязно домогается ее дочери. Она ничего не знала о Джей-Джей, поэтому, увидев, как он дает девочке конфеты, и прослушав его заявление, она сделала выводы. Старина Джей-Джей был обвинен в грязном домогательстве к ребенку. Когда я вошел, Стон пытался объяснить по телефону матери девочки, что Джей-Джей порядочный человек. А старикан сидел перед своим ящиком совершенно потерянный. Стон повесил трубку, и я сказал ему: Вы не должны отсасывать у этой суки. Она извращенка. Половина матерей в Америке с их холеными мохнатками и драгоценными дочурками извращенки. Пусть она идет на хуй со своим дерьмом. Джей-Джей ни ухом ни рылом в таких делах. У него и конец-то давно отсох, и вы отлично знаете это. Стон покачал головой:
      Нельзя пренебрегать общественным мнением. Это динамит! Это все, что он мог сказать. Я и прежде слышал, как он извиняется, умоляет и пресмыкается перед каждым, кто бы ни позвонил ему со своими блядскими претензиями. Я сортировал почту рядом с Джей-Джей. Мне выпал 501-й маршрут вариант не из наихудших. Конечно, придется потрудиться, но все же шанс был, и это придавало сил. Джей-Джей знал свое дело от и до, но руки уже не слушались его. Слишком много писем перебрал он за свою жизнь. Так много, что в конце концов все его оглушенное существо взбунтовалось. За утро он сбился несколько раз: останавливался, опускал руки и впадал в транс, затем, оклемавшись, поспешно хватался за письма. Не больно-то уж я и любил этого человека. Жизнь его была жалкой. Как и многие, он наворотил немало дерьма. Но каждый раз, когда он сбивался, что-то обрывалось во мне. Точно верный ваш конь падал под вами и уже не мог подняться, или старый автомобиль, прослуживший много лет, отказывал однажды утром. Как назло почты в тот день было очень много, и, наблюдая за Джей-Джей, я чувствовал, как все холодеет у меня внутри. Похоже, что впервые за 40 лет он мог пропустить утреннюю отправку. Для человека, который так гордился своими обязанностями и тем, как он их исполняет, это могло обернуться трагедией. Я часто пропускал утреннюю отправку и потом должен был отвозить мешки на своем автомобиле, но я относился ко всему этому иначе. Он опять сбился.
      "Господи, думал я, неужели никто кроме меня не замечает этого?" Я посмотрел вокруг себя всем было по барабану. Время от времени почти все сослуживцы похлопывали Джей-Джей по плечу и признавались: "Джей-Джей ты отличный парень!" Но вот "отличный парень" сдал, и никто не побеспокоился. Наконец-то, передо мной оставалось почты намного меньше, чем перед Джей-Джей. Может, я смогу помочь ему рассортировать его журналы, только и успел подумать я, как появился клерк и вывалил передо мной такую кучу, что мне стало хуже, чем Джей-Джей. Похоже, они собирались задушить нас обоих. На мгновение я тоже сбился, но тут же стиснул зубы, выставил ноги на ширину плеч и, пришпорив себя так, будто собирался принять страшный лобовой удар, накинулся на почту. Оставалось всего две минуты, но мы с Джей-Джей укладывались: журналы были рассортированы и упакованы в мешки, авиапочта отобрана. Мы справились. Я почти не волновался. Но тут появился Стон с двумя пачками рекламных проспектов. Одну мне, другую Джей-Джей. Нужно распределить это, бросил он и удалился. Стон отлично знал, что мы не сможем рассортировать эти проспекты, не пропустив отправку. Я обреченно перерезал бечевку и принялся распихивать проспекты, а Джей-Джей продолжал сидеть и таращиться на свою связку. Вдруг голова его опустилась, он закрыл лицо руками и беззвучно заплакал. Я не мог в это поверить. Я оглянулся. Никто не обращал на Джей-Джей внимания. Все были заняты письмами, переговаривались и смеялись между собой. Эй! крикнул я им.
      Эй!!! Но они упорно не хотели замечать бедного Джей-Джей.
      Тогда я подошел к нему и тронул за руку. - Джей-Джей, я могу чем-нибудь помочь? Он вскочил и бросился вверх по лестнице в мужскую раздевалку. И опять все проигнорировали. Я вернулся к своей пачке, но не выдержал и поднялся за ним. Джей-Джей сидел на столе, закрыв лицо руками, но только теперь он рыдал в голос. Все его тело сотрясали судороги. Он не мог остановиться. Я кинулся вниз, пронесся мимо почтальонов и подскочил к столу Джонстона. - Эй! Эй, Стон! Черт возьми. Стон! Что такое?
      спросил он.
      У Джей-Джей истерика! Он там плачет наверху! Ему нужна помощь! Кто возьмет его маршрут?
      Какой маршрут! Я же говорю, он болен! Ему нужна помощь!
      Я должен кому-нибудь передать его маршрут! Стон поднялся и осмотрел всех своих подчиненных, как будто за это время мог появиться кто-нибудь еще! Затем поспешно сел обратно.
      Послушай, Стон, кто-то должен доставить его домой. Скажи мне, где он живет, я отвезу его сам. И возьму этот твой чертов маршрут. Стон поднял на меня взгляд: А кто закончит за тебя сортировку? Да хрен с ней, с этой сортировкой! ИДИ И ЗАЙМИСЬ СОРТИРОВКОЙ! Потом он переговорил с управляющим другой станции по телефону:
      Алло, Эдди? Слушай, мне нужен один человек... В тот день детишки остались без конфет. Я вернулся на свое рабочее место. Все остальные почтальоны уже разошлись. Я взялся рассовывать проспекты. На столе Джей-Джей осталась нетронутая связка. И снова я отстал от графика, пропустил отправку. И Стон выписал мне предупреждение. Больше я никогда не видел Джей-Джей. Никто не знал, что случилось с ним. Никто и никогда не вспомнил о нем. Отличный парень! Преданный человек. Его прикончила пачка рекламных проспектов из местного супермаркета их особое предложение: бесплатная коробка хозяйственного мыла и купон на любую покупку свыше трех долларов. 17 Через три года меня произвели в "штатные". Это означало: оплачиваемый отпуск (внештатникам отпуска не оплачивали), 40 рабочих часов в неделю плюс два выходных. Кроме того, Стон вынужден был, в соответствии с моим новым статусом, закрепить за мной всего лишь 5 маршрутов. Пять маршрутов раньше их было 50! Со временем я изучил бы досконально и сортировку, и кратчайшие пути, а также все эти ловушки и каверзы на вверенных мне маршрутах. И с каждым днем трудностей становилось бы все меньше и меньше. Шаг за шагом я закреплял бы свой успех и вкушал его плоды. Но почему-то я не испытывал ни радости, ни удовлетворения по этому поводу. Нет, я не был любителем острых ощущений, и работа все еще оставалась достаточно изнурительной, но мне почему-то стало не хватать той неопределенности, того очарования, которое привносила полная непредсказуемость тех моих минувших "внештатных" дней, когда только и ждешь, что вот-вот с тобой произойдет какая-нибудь чертовщина.
      Штатные почтальоны подходили ко мне и пожимали руку. Наши поздравления, говорили они. Благодарю, кивал я. Поздравления с чем?! Я ничего не совершил! Я просто стал членом их шайки. Своим парнем, который с годами мог выставлять цену за свой личный маршрут. Получать рождественские подарки от своих клиентов. И когда в дождь или жару я скажусь больным, они будут говорить какому-нибудь бедному задроченному внештатнику: "А где наш постоянный почтальон? Вы опаздываете! Наш почтальон никогда не опаздывает!" Таковы были мои перспективы. Но тут вышло распоряжение фуражки и другое обмундирование на сортировочных ящиках не оставлять. Большинство из нас оставляло на ящиках свои фуражки. Собственно, там они никому не мешали, а это избавляло нас от необходимости подниматься в раздевалку. И вот, после трех лет "оставления", мне приказали не оставлять. Утром, по обыкновению, я переживал похмелье, и в этом переживании не было места таким вещам как фуражка. Поэтому на следующий день после выхода распоряжения, моя фуражка по старинке лежала на сортировочном ящике. Стон вручил мне письменное замечание: в нем говорилось, что против правил оставлять свое обмундирование на сортировочном ящике. Я засунул писульку в карман и продолжил сортировку. Стон наблюдал за мной со своего вращающегося трона. Все служащие оставили свои фуражки в раздевалке. Все. Кроме меня, меня и еще Марти. Стон подошел к этому парню и сказал:
      Так, Марти, ты же читал приказ. Твоя фуражка не должна находиться на сортировочном ящике.
      Ох, извините, сэр. Привычка, знаете ли. Прошу прощения, Марти схватил свою фуражку и поднялся в раздевалку.
      На следующее утро я снова забыл. Стон был тут как тут со своим письменным замечанием: в нем говорилось, что против правил оставлять свое обмундирование на сортировочном ящике. Я спрятал записку в карман и продолжил сортировку. Когда очередным утро я вошел в отделение, то сразу заметил, что Стон следит за мной. Он был сосредоточен и цепок. Ему не терпелось узнать, как я распоряжусь своей фуражкой. Я немного потомил своего соглядатая, затем снял головной убор и водрузил его на сортировочный ящик. И вот Стон передо мной со своим письменным замечанием. Не читая, я бросил его в мусорную корзину и приступил к сортировке. За спиной у меня раздавались гневные очереди пишущей машинки. "Как удалось овладеть ему такой виртуозной машинописью?" вот о чем думал я. Вскоре я получил второе письменное замечание. Мы смотрели друг на друга.
      Я не буду читать это, сказал я. Я знаю, что здесь написано. Здесь написано, что я не прочитал первое письменное замечание. И я пополнил мусорную корзину. Стон засел за машинку. И вот третье письменное замечание у меня в руках. Послушай, снова обратился я к Стону, я и так знаю содержание всех трех твоих произведений. Первое о том, что я положил фуражку на ящик. Второе что я не читал первое. А третье что я проигнорировал второе. Глядя на Стона, я опустил отпечатанный лист в мусорную корзину.
      Как видишь, я могу избавляться от них так же быстро, как ты печатаешь. И если мы продолжим, то скоро один из нас будет иметь смешной вид. И скорей всего это будешь ты.
      Стон вернулся в свое кресло. Он больше не печатал. Просто сидел и смотрел на меня. На следующий день я не вышел. И не позвонил. Я провалялся в постели до обеда. Затем поднялся и посетил Главное управление. Узнав о миссии, с которой я прибыл, меня проводили к столу. За ним сидела очень худая пожилая женщина. У нее были седые волосы и такая длинная и тонкая шея, что под тяжестью головы она прогибалась по середине. Женщина смотрела на меня поверх очков. Слушаю. Я хочу уволиться. Уволиться? Совершенно верно. Вы в штате? Да.
      Тэк, тэк, тэк, тэк... слетело с ее сухих губ. Женщина подала мне бланк заявления, и я заполнил его. Сколько вы проработали на почте? Три с половиной года.
      Тэк, тэк, тэк, тэк... шелестели губы. Тэк, тэк, тэк... Вот так все оно и было. Я вернулся домой, и мы с Бетти откупорили бутылочку. Тогда я и не предполагал, что через пару лет вернусь на почту, но уже в качестве клерка, и буду горбатиться на инвентарной табуретке почти 12 лет.
      I I
      1
      Между тем, жизнь продолжалась. Я нашел свою удачу на скачках. На ипподроме я чувствовал себя, как рыба в воде. Мой ежедневный доход колебался между 15 и 40 баксами. На большее я и не замахивался. Если не попадал в точку с первого заезда, то на последующие ставил немного больше, чтобы в случае выигрыша возместить убыток. Изо дня в день я возвращался победителем, приветствуя Бетти высоко поднятым большим пальцем. Вскоре Бетти нашла себе работу машинистки, а когда одна из этих "гражданских женушек" начинает самостоятельно трудиться, вы сразу замечаете разницу. Мы надирались почти каждую ночь, и утром Бетти, как когда-то я, отправлялась на работу с глубокого похмелья. Теперь-то она знала, каково это. А я подымался около 10.30, не спеша выпивал чашку кофе и съедал пару жаренных яиц. Затем по порядку: выгуливал пса, флиртовал с молоденькой женой механика, которая жила позади нас, и любезничал со стриптизершей, что жила напротив. К полудню я был на ипподроме. Сделав выигрышную ставку, возвращался домой и, прихватив собаку, выходил к автобусной остановке, встречать Бетти с работы. Хорошая жизнь, ничего не скажешь. И вот однажды ночью Бетти, моя любовь, осушив первый стаканчик, высказала:
      Хэнк, это не может дальше так продолжаться! Что не может так продолжаться, крошка? Эта ситуация! Какая ситуация?
      Я работаю, а ты валяешься целыми днями. Все соседи думают, что я содержу тебя!
      Ни хуя себе! Когда я работал, то ты валялась неделями напролет!
      Это совсем другое дело ты мужик, а я женщина! Ого! А я и не знал! Какого же хера вы, суки, вопите о равноправии?
      Кончай! Я знаю, чем ты тут занимаешься с этой маленькой шлюшкой! Сука, ходит перед тобой, болтая своими здоровенными сиськами...
      Разве они здоровенные? Да! Как коровье вымя! Хмм... Вообще-то, похоже. Ну, вот! Видишь! Да какого черта?
      Хэнк, у меня здесь много друзей. И они видят, что происходит!
      Это не друзья! Гнусные подхалимы и сплетники! А эта проститутка, которая выдает себя за стриптизершу? Разве она проститутка? Да она ебется со всем, что стоит!
      Не сходи с ума.
      Я просто не хочу, чтобы все эти люди думали, что я содержу тебя! Они наши соседи...
      Да хуй бы с ними, с этими соседями! Какое нам дело до того, что они там себе думают?! Жили же как-то до этого! И вообще, за жилье плачу я. Жратву покупаю я. Я зарабатываю на скачках. Твои деньги это твои деньги. У тебя никогда не было такой халявы.
      Нет, Хэнк, это уже слишком. Я не могу так больше! Я встал и подошел к ней.
      Ладно, малыш, просто ты переутомилась сегодня. Я попытался обнять ее, но она оттолкнула меня. Ну и ладно! На хуй все это!
      вспылил я, завалился в кресло, прикончил свою порцию виски и повторил. Все, - сказала она. Больше мы не спим вместе. - Отлично. Любуйся сама на свою дырку. Не такая уж она великолепная.
      Ты хочешь оставить дом за собой, или уйдешь? Уйду.
      Как насчет собаки? Пусть остается у тебя.
      Он будет скучать по тебе. Я рад, что хоть кто-то будет скучать по мне. Я вышел из дома, сел в машину и снял первое попавшееся жилье, на котором увидел объявление. В ту же ночь переехал. Разом я потерял трех женщин и одну собаку.
      2 Что же было дальше? А дальше была эта молодая стерва из Техаса. Не хочу вдаваться в подробности, как я подцепил ее. Как бы там ни было, но не успел я сморгнуть, а она уже сидела у меня на коленях. Ей 23, мне 36. Она была блондинка с длинными волосами и богатым упругим телом. И кроме того, у нее имелись денежки, о чем поначалу я и не подозревал. Выпивкой она не увлекалась. Я хлестал один, и мы хохотали по любому поводу. Потом я взял ее на ипподром. Как я уже говорил, Джойс была видной бабенкой, и каждый раз, когда я возвращался на свое место, то находил возле нее какого-нибудь хмыря, который прямотаки льнул к ее мясу. От этих козлов просто не было спасу. Они липли, как мухи на говно. А Джойс сидела и довольно улыбалась. Мне оставалось либо забирать ее и смещаться на другое место, либо орать: "Послушай, приятель, она уже занята! Проваливай!" Но сражаться одновременно и с волками, и с лошадьми мне было не по силам. Я проигрывал. Настоящий профессионал ходит на игру один. Я знал это. Но думал, а вдруг я исключение. Очень скоро мне пришлось убедиться, что таковым не являюсь. Я терял свои денежки, так же быстро, как и любой другой смертный. Потом Джойс потребовала, чтобы мы поженились. "На кой хуй? думал я. Все равно мне скоро конец." Но все же мы совершили дешевенькое свадебное путешествие в Вегас, а когда вернулись, я продал свой автомобиль за десять долларов, и мы отправились на автобусе в Техас. По прибытии на станцию назначения, в кармане у меня оставалось 75 центов. Шаг за шагом судьба готовила мое возвращение на почту. На круги своя, мать ее!
      Это был очень маленький городок с населением не больше двух тысяч. Военными экспертами он был назван последним городом в США, на который в случае войны противник захотел бы сбросить ядерную бомбу. Теперь я мог лично удостовериться, почему они так решили. Джойс имела небольшой домик ь городе, и мы целыми днями еблись до посинения и жрали до отвала. Потчивала она меня хорошо. За столом откармливала, а в постели истощала. Никак ей было не насытиться. Джойс, моя женушка, была нимфоманкой. Иногда мне удавалось вырваться на прогулку по городу. О, блаженное одиночество! Следы от беспощадных зубов ненасытной нимфы покрывали мою грудь, шею, плечи и еще многое другое, вплоть до того, что беспокоило меня больше всего и причиняло изрядные мучения. Она просто пожирала меня живьем, Я плелся по городу, и все таращились на меня. Они прекрасно знали Джойс, ее сексуальную алчность, но также они знали, что ее отец и дедушка имели денег, земель, озер, охотничьих угодий больше, чем у всех у них вместе взятых. Они и жалели и ненавидели меня одновременно. Потом ко мне подослали какого-то карлика. Однажды он явился ранним утром, вытащил меня из постели, усадил в автомобиль и повез. Тыкая пальцем то направо, то налево, он комментировал:
      Так вот, мистер, это принадлежит отцу Джойс, а это, мистер, принадлежит дедушке Джойс... Мы прокатались все утро. Похоже, кто-то пытался запугать меня. Кому-то я сильно мешал. Невозмутимый, сидел я на заднем сиденье и курил сигару, а карлик думал, что везет крутого прохвоста, который подбирается к миллионам Джойс. Он же не знал, что это ошибка, что я всего-навсего экс-почтальон с 75 центами в кармане. Этот карлик, жалкий урод, был очень нервная натура, он ездил слишком быстро и часто закладывал такие виражи, что еле справлялся с управлением. Автомобиль бросало с одной стороны дороги на другую. Один раз он прижал машину боком к бордюру и таранил его ярдов сто пока, наконец, не взял себя в руки. Эй! Потише, мудила! - орал ему я с заднего сиденья. Все это было подстроено. Они пытались вышибить меня из города. Очевидно. Про карлика я знал, что он был женат на настоящей красавице. Когда ей было всего десять лет, сгорая от нетерпения, она вставила в свою дырочку бутылку из-под "Колы", но чтобы вынуть ее, пришлось обращаться к врачу. Городок маленький, и молва о бутылке "Колы" быстро разнеслась по округе. Бедную девочку игнорировали, и только карлик не побрезговал. Так он оказался при самой классной попке этого вшивого городка. Я раскурил новую сигару, которыми меня снабжала Джойс, и сказал ему:
      Кретин, мы могли разбиться. Поворачивай обратно и поезжай медленнее. Сегодня у меня нет желания играть в такие игры. В угоду ему, я изображал птицу высокого полета.
      Да, сэр, мистер Чинаски. Конечно, сэр! Он восхищался мной. Без сомнений, этот кретин считал меня отменным мошенником. Когда я вернулся, Джойс спросила: Ну, как, ты все посмотрел? Достаточно, сказал я. Без сомнений, они пытались избавиться от меня. Но было не ясно, участвовала в этом Джойс или нет. Не успел я опомниться, как оказался в ее объятиях. Она сдирала с меня одежду и подталкивала к кровати.
      Не рановато ли, крошка? Мы еблись уже дважды, а еще нет и двух часов! Но она только хихикала и продолжала подталкивать.
      3 Ее папаша откровенно ненавидел меня. Он думал, что я охочусь за его деньгами. Но мне не нужны были его паршивые капиталы. Мне уже осточертела его чумовая дочурка. Всего раз виделись мы с ним. Это произошло около десяти часов утра. Он шел в ванну. Мы с Джойс млели в постели после бурной ебли с двойным оргазмом. Я следил за ним из-под одеяла. Наши взгляды встретились. И вдруг я не выдержал, улыбнулся и хитро подмигнул. Папаша выскочил из дома, изрыгая проклятия. С каким удовольствием он бы избавился от меня. Дедуля был холоден, как айсберг. Мы приезжали в гости, я пил с ним виски и слушал его ковбойские пластинки. Его старушенция поначалу была просто равнодушна ко мне. Ни ненависти, ни симпатии. Но она частенько цапалась с Джойс, и когда я в очередной схватке встал на ее сторону, то заработал нечто вроде снисхождения. Но старик продолжал леденеть. Я думаю, он тоже состоял в заговоре против меня. Как-то мы (старик, бабуля, Джойс и я) обедали в кафе, все таращились на нас и приторно улыбались. Покончив с обедом, мы сели в машину и поехали. Когда-нибудь видел бизонов, Хэнк? спросил старик. Нет, Уолли, не видел. Я называл его "Уолли", как приятеля по виски. Ебать его в сраку.
      У нас здесь есть. Разве они не вымерли? Конечно, нет, у нас их полно. Я не верю. Покажи ему, папаша Уолли, попросила Джойс.
      Глупая мартышка. Называла его "папаша Уолли." Какой он был ей папаша?! Хорошо. Мы ехали по шоссе пока не оказались у огороженного поля. Участок шел под уклон, и противоположного края не было видно. Огромное поле. И кроме короткой зеленой травы на нем ничего не росло.
      Не вижу никаких бизонов, сказал я.
      Они укрылись от ветра, ответил Уолли. - Перелезай через ограду и пройди немного. Нужно пройти немного, чтобы увидеть их. Кругом было пусто. Им казалось, что они очень остроумные и сейчас здорово проведут городского пройдоху. Ну, пусть потешатся. Я перелез через ограду и немного прошел вперед.
      Ну, и где же здесь бизоны? снова спросил я.
      Они там. Иди дальше. Я понял, они собирались разыграть со мной старую шутку. Деревенщина. Они подождут, пока я отойду и, гогоча, уедут. Черт с ними. Вернусь пешком. Отдохну от Джойс. И я быстро пошел, держа курс в открытое поле и поджидая, пока шутники отвалят. Но они не уезжали. Я прошагал еще немного, затем повернулся и, размахивая руками, заорал: НУ, ГДЕ ОНИ?! Ответ раздался позади меня это был топот копыт. Я обернулся три огромных бизона, таких я видел только в кино, мчались прямо на меня. Бизон, что бежал в центре, был немного впереди. Громадный клин стремительно приближался. Ой, блядь! вырвалось из меня. И я бросился наутек. Ограда, казалось, была очень далеко. Добежать до нее не представлялось никакой возможности. Я даже боялся оглянуться, для того чтобы оценить свои шансы. Вытаращив глаза, я несся к ограде. Летел! Но они неумолимо настигали меня! Я уже чувствовал, как сотрясается земля вокруг
      меня под ударами дюжины копыт, слышал мощное дыхание, извергающее фонтаны слюны. Я пришпорил себя для отчаянного рывка и бросился на ограду. Эффектное сальто я перелетел ограждение, плюхнулся в канаву и перекатился на спину. Сверху, свесив голову через ограду, на меня смотрело одно из чудовищ. В машине стоял хохот. Похоже, ничего смешнее они в своей жизни не видели. Джойс надрывалась громче всех. Глупые косматые твари потаращились на меня, развернулись и поскакали прочь. Я выбрался из канавы и сел в машину.
      Все. Я посмотрел бизонов, сказал я. - Теперь поехали выпьем чего покрепче. Они ржали всю дорогу. Отсмеются, но кто-нибудь хихикнет и все закатываются снова. Уолли даже не мог управлять машиной, пришлось остановиться. Он открыл дверцу, вывалился на обочину и хохотал до одури. Не отставала и бабушка, обливаясь слезами, в дуэте со своей внучкой. В последствии эта история разнеслась по всему городу, что изрядно подпортило тот солидный образ, который я изваял во время своих прогулок. Помню, мне потребовалось постричься, и я попросил Джойс.
      Сходи в парикмахерскую, сказала она.
      Не могу. Бизоны, признался я. Ты что, стесняешься этих людишек из парикмахерской? Это все бизоны! Тогда Джойс подстригла меня. И это было ужасно.
      4 И вдруг Джойс решила вернуться в город. Несмотря на все недостатки, включая и скверную стрижку, в Техасе мне нравилось. Здесь было покойно. У нас был свой дом. Джойс продолжала откармливать меня. Изобилие всякого мяса. Жирные, отлично приготовленные блюда. Единственное, что можно сказать лестного об этой стерве Джойс, так это то, что она умела готовить. Она делала это лучше всех женщин, которых я знал. А что может быть полезней для укрепления нервной системы, чем отличная пища? Бодрость духа зависит от состояния брюха. Отчаяние охватывает нас чаще всего на голодный желудок. Но нет, Джойс твердо решила уехать. Ее бабка постоянно цеплялась к ней и доводила до истерики. Что касается меня, то я предпочел бы и дальше разыгрывать из себя негодяя. Тем более, что у меня это неплохо получалось. Я даже превзошел кузена Джойс, главного местного задиру. Мои выходки были забористей, ничего подобного они еще не видели. Помню, на день Голубого Хлопка все жители должны были одевать исключительно голубые джинсы, иначе можно было угодить в озеро. Я облачился в свой единственный костюм-тройку, повязал галстук и медленно, как Шекспир, пошел по городу, заглядывая в окна и останавливаясь, чтобы раскурить сигару. У них чуть глаза не полопались. Я переломил этому городишке хребет, легко, как сгоревшую спичку. Позже, я встретил на улице доктора. Он мне нравился. Парень вечно был под кайфом. Я не увлекался наркотой, но в случае если мне вдруг требовалось отключиться на несколько дней, я знал, что всегда могу разжиться у него какой-нибудь дрянью. Мы уезжаем, поведал я ему.
      Зря, ответил доктор, здесь отличная жизнь. Богатые охота и рыбалка. Свежий воздух. И никакого давления. Этот город для вас! так советовал мне доктор. Да знаю, док, сказал я,
      но вожжи у нее в руках. 5 Итак, старик Уолли выписал Джойс чек на кругленькую сумму, и мы уехали в Лос-Анджелес. Там сняли небольшой домик на Холмах, и Джойс прошиб понос морализма.
      Нам обоим следует начать трудиться, - несло ее. Докажи им, что ты не охотник за чужими деньгами. Пусть видят, что мы можем быть самодостаточными.
      Малыш, это детский лепет на лужайке. Любой кретин может вкалывать на дядю и получать гроши. Умные, если у них есть деньги, поступают иначе. Махинации вот как мы это называем. Я хочу быть классным махинатором. Но она не хотела. Тогда я нашел отговорку: человек не может найти работу, если у него нет автомобиля. Джойс села на телефон, и дедуля раскошелился. Вскоре я уже сидел в новеньком "плимуте". Джойс вырядила меня в великолепный костюм, туфли за сорок баксов и выпроводила из дома. "Что ж, думал я, попытаюсь растянуть это удовольствие." Экспедитор вот, что мне светило. Когда у вас нет каких-либо полезных навыков, вы становитесь приемщиком, экспедитором либо кладовщиком. Я отметил в газете два объявления и выехал на разведку. В обоих местах меня брали. Но в первом попахивало потом, и я выбрал второе.
      Так я оказался в лавке художественной продукции с машинкой для наклейки липкой ленты в руках. Работа не бей лежачего. Всего пару часов в день. Я выгородил себе небольшой офис из фанеры, установил там старый стол и телефон. Я сидел в своем кабинете, слушал радио и просматривал бюллетени скачек. Когда надоедало, спускался по аллее в кафе, пил кофе, ел пирог и острил с официантками. Подъезжали грузовики, и водители разыскивали меня: Где Чинаски? Да он в кафе! Они спускались в кафе, выпивали по чашке кофе, и мы шли исполнять наше маленькое дело
      выгружали или загружали в грузовик несколько картонных коробок. Я выписывал транспортные накладные. Я всех устраивал, даже продавцы симпатизировали мне. Они приворовывали, я знал это, но ничего не говорил боссу. Это была их маленькая игра. Меня она не захватывала. Мелкий воришка не мой стиль. Все или ничего вот мое кредо. 6 В местечке, где мы поселились, водилась смерть. Она подкарауливала меня повсюду. Я понял это в первый же день. Во-первых, прогуливаясь по дому, я вышел на задний двор
      звеняще-клубяще-жужжащий с подвываниями звук обрушился на меня: десятитысячная армада мух, как по команде, поднялась в воздух. Весь двор принадлежал мухам здесь была высокая зеленая трава, и они гнездились в ней, они обожали ее.
      "Господи! подумал я. И ни одного паука в окрестности на протяжении пяти миль." Я стоял и глазел, а 10-тысячный рой постепенно оседал с небес. Мухи ныряли обратно в траву, облепляли ограду. Они захватили весь двор и тут же облюбовали мои волосы, руки. Самая смелая тварь ужалила меня в щеку. Проклиная все на свете, я бросился из дома и купил огромный флакон какой-то отравы. Я сражался с ними около часа, мы остервенели и я, и мухи. И вот час спустя, задыхаясь от распыленного яда, я остановился и осмотрелся
      мух было нисколько не меньше. Похоже, на каждое убитое мною насекомое из травы поднималась пара. Я капитулировал. Во-вторых, в нашей спальне вокруг кровати стояли полки. На полках покоились горшочки. А в горшочках произрастала герань. Когда мы с Джойс первый раз завалились в кровать и принялись за дело, в самый разгар я заметил, что полки начинают раскачиваться в такт нашим движениям. Шлеп! Ой-ей! вскрикнул я.
      Что случилось? спросила Джойс. Не останавливайся! Только не останавливайся!
      Крошка, твой горшочек с геранью приложил меня по заднице.
      Не останавливайся! Продолжай! Хорошо, хорошо! Я снова набрал темп, и мы уже готовы были кончить, но... О, черт!
      Ну, что?! Что еще?!
      Следующий горшок отшиб мне поясницу, скатился на задницу и сейчас свалится на пол! - Черт с ним! Продолжай! Продолжай! Ну, хорошо... И пока мы не кончили, горшки продолжали сыпаться на
      меня. Это было похоже на авиабомбардировку. Но все же я справился. Позже я сказал:
      Послушай, малыш, нам надо разобраться с этой геранью. Нет, не трогай. Пусть стоит здесь! Ну, почему, детка, почему? Она дополняет. Дополняет?! Да. И она захихикала, 1оршки остались в спальне навсегда. 7 Потом я стал возвращаться домой несчастным. Каждый вечер я напивался. В чем дело, Хэнк?
      Да этот менеджер Фрэдди. Он постоянно свистит свою песню. Начинает, когда я прихожу, и не останавливается весь день. Это продолжается уже две недели! Как называется его песня?
      "Вокруг света за восемьдесят дней". Я никогда не любил ее. Хорошо, найди себе другую работу. Придется.
      Только не увольняйся пока не подыщешь новое место. Мы должны доказать, что.... Я понял. Я все понял!
      8 Как-то вечером я встретил на улице одного алкаша. Мы знались с ним еще с тех времен, когда я жил с Бетти, и мы таскались по барам. Этот старый пропойца поведал мне, что сейчас он работает на почте клерком, и что легче работы не найти. Это была ложь, и причем одна из самых грандиознейших и гнуснейших на протяжении всего нашего века. Потом я искал этого парня годы, но, боюсь, что кто-то еще разобрался с ним раньше меня. Итак, я вновь записался на собеседование в Управление гражданских услуг. Только на этот раз в бланке я подчеркнул "клерк" вместо "почтальон". К тому времени, как я получил сообщение явиться на церемонию для приведения меня к присяге, Фрэдди отсвистел свою "Вокруг света за восемьдесят дней", но я уже был в предвкушении халявы на должности "дядюшки Сэма". И я сказал Фрэдди:
      Мне нужно провернуть небольшое дельце, дай мне часа полтора после обеда. 0'кей, Хэнк. Я и не подозревал, как надолго затянется этот обед.
      9 Нас собралась целая команда: 150 или даже 200 новобранцев. После нудной бумажной волокиты, мы, стоя, поприветствовали поднятие флага. Приводил нас к присяге все тот же человек, что и при первом моем поступлении. После церемонии этот парень взял слово: Вы получили отличную работу. Преданно и честно исполняйте свои обязанности, и ничто не будет угрожать покою и безопасности вашей жизни. Безопасность? По-моему, что-то похожее на покой и безопасность можно отыскать лишь в тюрьме: 3 кв. метра жилплощади и никакой квартплаты, никаких коммунальных выплат, подоходных налогов, пенсионных взносов. Без надобности затраты на лицензию. Ни к чему транспортные расходы. Исключены штрафы за вождение в пьяном виде. Нет проигрышей на бегах. Плюс бесплатное медицинское обслуживание, компания таких же беззаботных проходимцев, забота церкви, круглосуточное наблюдение и похороны на дармовщинку. Спустя почти 12 лет из команды в 150 или даже 200 человек, останется всего двое. Так же как многим не удается примерить на себя шкуру таксиста, сутенера или наркокурьера, так и большинству не дано стать почтовыми клерками. И я не осуждаю их. Год за годом проходили мимо меня такие отряды в 150 или даже 200 человек, и в конце концов оставалось два, три, в крайнем случае, четыре человека из каждой группы этого было достаточно, чтобы замещать отставников.
      10 Руководитель повел команду новоиспеченных служащих на ознакомительную экскурсию по всему зданию. Нас было так много, что все не помещались в лифт, пришлось разбиться на группы. Нам показали кафетерий для сотрудников, подвал и всякую прочую муру. "Боже милостивый! думал я. Пусть этот парень поторапливается. Я и так уже отодвинул свой завтрак на целых два часа". Руководитель раздал всем нам магнитные карты-пропуска и показал турникет.
      А теперь посмотрим, как ими пользоваться. И он показал как. Теперь попробуйте вы. Через двенадцать с половиной часов мы все попробовали. Это была самая дурацкая церемония в моей жизни. II После девяти или десяти часов работы люди начинают клевать носом, они заваливаются на свои сортировочные ящики, просыпаясь в самый последний момент. Мы сортировали почту по зонам. Если на письме стоит зона 28, нужно положить его в ячейку под номером 28. Все очень просто.
      Один темнокожий верзила, пытаясь отогнать сон, вскакивал и начинал махать руками. Его шатало из стороны в сторону.
      Черт! Я не могу стоять! бормотал парень, а ведь он обладал просто животной силищей. Постоянные нагрузки на одни и те же мускулы изматывали. У меня болело все тело. Но в конце коридора стоял контролер, типичный Стон, с типичным выражением на лице должно быть, все они тренируются перед зеркалом, чтобы иметь такое выражение лица все контролеры смотрят на вас, как на кучу человеческого дерьма. Интересно то, что начинали-то эти ребята так же, как и мы. Все они были когда-то клерками или почтальонами. А вот дальше... Дальше я ничего не мог понять. Наверное, они были прирожденными тюремщиками. Одна нога всегда должна быть на полу. Другая на отдых-баре. То, что они называли "отдых-баром", было невысокой табуреткой с маленькой круглой подушечкой. Разговоры не допускаются. Два десятиминутных перерыва за 8 часов. Время ухода на перерыв и возвращения на рабочее место фиксируются. Если вы задержитесь на 2-3 минуты, то непременно получите замечание. Но платили здесь лучше, чем в лавке, и я надеялся извлечь из этого хоть какую-то пользу.
      рассортирован за 23 минуты. Таков производственный график. ^.теперь, просто ради интереса, давайте посмотрим, кто из вас уложится в это время! Итак: раз, два, три... начали! "Что это за маразм?" думал я, чувствуя, что силы покидают меня. Все поддоны были одинаковой величины, но вмещали они разное количество писем. В некоторых было в два, а то и в три раза больше корреспонденции, чем в других. Это зависело от размера писем. Повсюду мелькали руки. Страх отстать от графика пришпоривал. Я не спешил.
      Когда вы закончите первый поддон, не останавливайтесь, принимайтесь за другой! И все клюнули на это. Закончив первый, они хватались за второй. Контролер остановился позади меня.
      Ну, вот, сказал он, указывая на меня, - этот человек справляется с заданием. Он уже ополовинил второй поддон! Поддон был первый. Не знаю, может быть, он издевался надо мной, но я посчитал, что если уж я так опередил остальных, то можно и сбавить темп.
      12 Контролер привел нас в новый цех.
      Перед тем, как вы приступите, обратился к нам начальник отделения, я хочу сказать несколько слов. Вот поддоны с различными типами писем, и каждый поддон должен быть
      13 В 3:30 утра мой рабочий день был завершен
      двенадцать часов. В те времена за сверхурочные подменным клеркам не доплачивали. Все часы шли по одному тарифу. Я завел будильник с расчетом, чтобы к 8 утра быть в лавке.
      Что случилось, Хэнк! встретил меня Фредди.
      Мы уж думали, не попал ли ты в автокатострофу! Но мы ждали твоего возвращения. Я увольняюсь. - Увольняешься?
      Да, вы не можете винить человека за то, что он стремится к лучшей жизни. Я пошел в контору и получил расчет. Итак, я вернулся на почту. 14 Тем временем продолжение следовало: Джойс и ее горшочки с геранью, а впридачу парочка миллионов, если, конечно, я сдюжу. Серьезные противники: Джойс, мухи и герань. Я работал в ночную смену по 12 часов, а днем попадал в руки Джойс. Она тискала меня до изнеможения, пытаясь привести в действие. Я засыпал и просыпался под неуемные ласки ее рук, губ, языка... И в конце концов, она добивалась своего. Милая моя бедняжка, она была просто чокнутая. Однажды утром, когда я пришел со смены, она сказала мне: Хэнк, только не сходи с ума. О, я был слишком уставшим для такого серьезного поступка. Говори, малыш. Я взяла собаку. Щеночка.
      Отлично. Я ничего не имею против собак. Где он? На кухне. Я назвала его Пикассо. Я пошел посмотреть на новичка. Щенок как-то странно передвигался, натыкаясь на все подряд. Он почти ничего не видел, длинная шерсть закрывала глаза. Я взял его на руки,
      раздвинул лохмы и заглянул в очи. Бедняга Пикассо! Дорогая, ты знаешь, что ты сделала? Он тебе не нравится?
      Я не могу сказать, что он мне не нравится. Но он ненормальный. Его интеллект равен нулю. Ты понимаешь, что ты принесла в дом идиота?! Как ты можешь так говорить? Могу, потому что видел его. И тут Пикассо начал писать. Он был большой мастер по части поссать. По полу побежала желтая речушка, постепенно превращаясь в желтое море. Пикассо закончил, отскочил в сторону и стал смотреть на содеянное. Я взял его на руки. Оставь это швабре. Так появилась еще она проблема Пикассо. Я просыпался после двенадцатичасовой ночной смены, оседланный изнемогающей Джойс, в окружении враждебной герани, и спрашивал: А где Пикассо?
      О, проклятый Пикассо! чуть не плакала Джойс. Я вылезал из постели, голый, с торчащим членом. Слушай, опять ты оставила его во дворе! Сколько можно повторять, не оставляй его днем во дворе! И я шел во двор, голый одеваться просто не было сил. Где-то там сидел бедный Пикассо, во власти банды мух. Я открывал дверь и выскакивал на траву с болтающейся обмякшей ялдой, проклиная гадких насекомых. Эти твари облепляли глаза Пикассо, забивались в шерсть, оккупировали уши, рот... Они лезли везде. А он просто сидел и улыбался. Посмеивался надо мной, в то время как мухи пожирали его заживо. Может быть, он знал что-то такое, чего никто из нас не ведал. Я подхватывал его на руки и уносил в дом.
      "Щенок улыбался - это так забавно; И миска смылась, прихватив ложку."
      Это черт знает что такое, Джойс! Я говорил тебе, говорю, и все без толку.
      Ну, ты же сам приучил его. Он ходит туда какать! Да, но когда он покакает, его нужно приносить обратно. Он еще не научился сам это делать. И дерьмо, Джойс, нужно убирать дерьмо. Ты создаешь там настоящий рай для мух. Как только я успокаивался и засыпал, Джойс опять хваталась за мой член. Да, миллионы так просто не даются. 15 Сонный я сидел в кресле, поджидая, когда меня накормят. Захотелось пить, я взял свой стакан, поднялся и отправился на кухню. Я был босой, и Джойс не слышала, как я вошел. Как раз в это время к ней подошел Пикассо и лизнул в лодыжку. Она посмотрела на щенка, и лицо ее побелело от ненависти. Ударом ноги она отшвырнула лохматого идиота в сторону. Бедняга заскулил и завертелся волчком, оставляя на полу лужу. Я подошел к раковине и вместо того, чтобы наполнить стакан водой, швырнул его в шкаф. Стекла полетели во все стороны. Джойс едва успела закрыть лицо. Но меня это не волновало. Я поднял щенка и вышел. Усевшись в кресло, я приласкал маленького придурка. Он внимательно посмотрел на меня и принялся лизать ладошку, тарабаня хвостом по ручке кресла, как рыба, умирающая в полиэтиленовом мешке.
      Боковым зрением я видел, как Джойс ползает по полу и собирает осколки в бумажный пакет. И тут она начала рыдать. Пытаясь скрыть это, она повернулась ко мне спиной, но я видел, как сотрясается все ее тело. Я отпустил Пикассо и пошел на кухню. Малыш. Малыш, ну, не надо! Я поднял ее с пола. Она еле держалась на ногах. Дорогая, ну, прости... я извиняюсь. Я поддерживал ее, и моя рука мягко и нежно поглаживала ее животик, пытаясь унять конвульсии. Успокойся, детка, все, успокойся... Немного поутихла. Я откинул волосы и поцеловал ее за ушком. Там было теплое местечко. Джойс мотнула головой. Я еще раз поцеловал ее туда же, теперь она уже не дергалась. Я чувствовал ее дыхание, наконец, она испустила легкий стон. Тогда я подхватил ее и перенес в комнату, опустился в кресло и усадил ее на колени. Она не хотела смотреть на меня. Я стал целовать ее шею, ушки. Одна моя рука обнимала ее за плечи, другая обвивала талию, я поглаживал ее в такт нашему дыханию, надеясь погасить отрицательный заряд. Наконец, робко улыбаясь, она взглянула на меня. Я дотянулся и куснул ее за кончик подбородка. - Чокнутая! сказал я. Она рассмеялась, и мы стали целоваться, наши головы вертелись, как на шарнирах. Вдруг я почувствовал, что она снова готова разрыдаться. Я отстранился и выкрикнул: Не смей! И губы наши вновь впились друг в друга. Распалившись, я вскочил и перенес Джойс в спальню. Мы рухнули на кровать. Одним движением я стащил с себя брюки, трусы и ботинки. Она подняла ноги, и я сорвал с нее трусики, зацепив по ходу одну туфлю. Вторая так и осталась на ноге, ведь я уже вошел в Джойс и начал свой самый мощный акт за последние месяцы. Все горшочки слетели со своих полок. Все до единого! Потом я еще немного понянчился с ней, поглаживая по спинке и поигрывая ее локонами. Я наговорил ей ворох всякой всячины. Джойс млела и мурлыкала. Наконец, она встала и ушла в ванну. Обратно уже не вернулась, завернула на кухню и взялась мыть посуду, что-то легонько напевая. Боже праведный, да сам Джеймс Бонд не справился бы лучше. Два Пикассо были на моей шее. 16 То ли после обеда, а может после завтрака или еще когда из-за этих сумасшедших двенадцати часов ночной смены в башке у меня все перепуталось я сказал Джойс:
      Послушай, малыш, я, конечно, извиняюсь, но не кажется тебе, что с этой работой я потихоньку шизею? Послушай, давай похерим все это. Давай просто валяться в кровати, наслаждаться любовью, гулять, болтать о чем-нибудь. Давай сходим в зоопарк, посмотрим на этих зверюг. Или давай махнем к океану. Ведь это всего 45 минут езды отсюда. Можно сходить в луна-парк и повеселиться на аттракционах. Заглянем на ипподром, в Музей искусств, на боксерские бои. Давай заведем друзей. Давай веселиться. Давай жить по-другому. Зачем нам жить жизнью, которой живут все: это убивает нас.
      Нет, Хэнк, мы должны показать им, мы должны доказать всем... Бред провинциальной девчонки из Техаса. Я безмолвствовал.
      17 Каждый вечер, когда подходило время собираться на работу, Джойс выкладывала на кровать мою одежду. Это были очень дорогие вещи. Теперь я никогда не одевал одну и ту же пару брюк, рубашку и одни и те же туфли две смены подряд. У меня имелся обширный гардероб. И что бы она не выложила, все я должен был одевать. То же самое когда-то делала моя мама. "Не очень-то я продвинулся", думал я и быстренько облачался во все это шикарное барахло. "Учебный класс" вот как они называли это
      30 минут каждый вечер. Во всяком случае, это было единственное время за смену, когда мы не имели дело с почтой. Рослый итальянец подымался на кафедру лектория и втолковывал нам:
      ...нет ничего естественнее запаха настоящего свежего пота, но нет ничего хуже застарелой вони немытого тела... Я не верил своим ушам. Правительство поручило этому здоровенному кретину, объяснить мне, что надо мыть под мышками. Инженеру или мастеру они не давали таких советов. Нас держали за быдло.
      ...итак, принимайте ванну каждый день. Вы будете соблюдать... внешность и работать лучше. Наверное, вместо слова "внешность", он хотел употребить слово "гигиена", но не отыскал его в своем лексиконе. Затем итальянец отходил в глубь сцены к заднику, раздвигал его, выставляя напоказ огромную карту мира. Она занимала половину всей сцены. Ее глянцевая поверхность холодно блестела отраженным светом. Наш лектор брал указку с резиновым
      наконечником, такие используют в начальных школах, и тыкал ей в карту:
      Видите это зеленое пространство? Почти везде на этом пространстве творится сущий ад. Смотрите! И указка начинала шнырять по "зеленому аду" взад и вперед, Антисоветские настроения тогда превалировали. Китай еще не накачал свои бицепсы, а Вьетнам казался всего лишь маленькой елочной хлопушкой. И все равно я не хотел верить тому, что слышал. Мне казалось, что у меня едет крыша! Но никто в аудитории не протестовал. Им нужна была работа. И благодаря Джойс, я тоже был вынужден участвовать в этом.
      Смотрите сюда. Вот Аляска! А вот уже они! Ничто не мешает нападению, не правда ли? Да,
      отвечал какой-то безмозглый в первом ряду. Итальянец резко щелкал указкой по карте. Карта реагировала воинственным хрустом. Лектор выходил на авансцену и наставлял на нас свою указку с резиновым соском на конце:
      Я хочу, чтобы вы понимали, мы должны подчиняться установленному бюджету! Я хочу, чтобы вы понимали, что каждое письмо, которое вы обслуживаете каждую секунду, каждую минуту, каждый час, каждый день, каждую неделю каждое экстренное письмо сверх нормы ваш посильный вклад в победу над русскими! На этом сегодня все. Но перед тем, как вы разойдетесь, каждый из вас получит свою схему назначения. "Схема назначения". Что за штуковина? Кто-нибудь из сотрудников проходил вдоль рядов и раздавал всем листки с таблицами, по которым мы должны были сортировать почту.
      Чинаски? - выкрикивал итальянец.
      Здесь.
      Девятая зона. Спасибо. Нет, я не ослышался. Зона No9 самая большая в городе. Остальные, естественно, получат меньшие. Меня поджидал двух-футовый поддон, заваленный письмами, и 23 минуты, чтобы расправиться с ним - таковы были неукоснительные правила, которые нам просто вбивали в голову. 19 В следующую смену, когда нашу группу повели из главного здания в учебный корпус, я остановился переговорить с Газом старым газетчиком. Газ когда-то был боксером третьего разряда в среднем весе, правда, он так и не стал чемпионом. Дело в том, что боксировал он на левую сторону, а, как вы, возможно, знаете, никто не любит биться с левосторонними нужно переучиваться. Зачем напрягаться? И его просто не приглашали. Газ отвел меня в сторону, и мы пропустили по глоточку из его фляжки. Затем я бросился догонять свою группу. Итальянец ждал в дверях. Он увидел меня и пошел навстречу. На середине двора мы встретились. Чинаски? Что? Вы опоздали. Я не ответил. Рука об руку мы направились к учебному корпусу.
      У меня возникла идея пообщаться с вашим талоном предупреждений, сказал он, гордо вышагивая.
      Ой, пожалуйста, не надо, сэр! Ну, зачем же так сразу! Ну, пожалуйста! канючил я, пока мы шли к двери.
      Ну, хорошо, оборвал он мою тираду. - На этот раз я вас прощаю.
      Спасибо, сэр, потупился я, и мы вместе протиснулись в дверь. И знаете что? От него несло, как от старого козла. 20 Теперь наши 30 минут учебного времени посвящались отработке схем. Каждому выдавалась колода карточек, имитирующих письма, и мы должны были рассовывать их по своим сортировочным ящикам. Установочная норма была 100 карточек за 8 минут (не больше) с точностью не менее 95%. Давалось три попытки, и если все три раза ты проваливался, они тебя отпускали. Я имею в виду, увольняли.
      Некоторые из вас не справятся, - предупредил итальяшка. Ну что ж, вероятно, они созданы для чего-нибудь большего. Возможно, их ждет пост президента "Дженерал Моторс". После этих слов "гигиенист" покинул нас навсегда, и мы попали в руки к прекрасному инструктору, который постоянно нас подбадривал.
      Вы все справитесь, друзья мои, это не так трудно, как кажется. Каждая группа имела своего инструктора по отработке схем. Этих инструкторов тоже классифицировали по процентной успеваемости их группы. Наш парень имел самый низкий показатель. И это его очень беспокоило.
      В этом нет ничего сложного, товарищи, просто нужно сконцентрировать все свое внимание.
      У многих моих товарищей колоды быстро худели. У меня же была жирнее всех. Я сдался. Я просто стоял в своей фантастически новой одежде, запустив руки в карманы.
      Чинаски, что случилось? подскочил ко мне инструктор. Я уверен, у вас получится. - Да, да. Я просто думаю. О чем вы думаете? - Уже ни о чем. И я ушел. Через неделю я опять стоял в учебном классе, запустив руки в карманы, и ждал, когда ко мне подойдет руководитель учебной части.
      Сэр, я думаю, что готов к аттестации. - Вы уверены?
      На практике я делал 97, 98, 99 и пару раз по 100%. Вы должны понимать, что мы затрачиваем на ваше обучение большие деньги. И хотим иметь в вашем лице первоклассного специалиста аса, если можно так выразиться!
      Сэр, я, действительно, уверен, что готов! - Ну, хорошо! (Тут я поймал его руку и пожал). Тогда вперед, мой друг, и желаю удачи! - Благодарю, сэр. Мы направились в комнату для отработки схем помещение со стеклянными стенами. Нас запускали в этот аквариум и наблюдали, выплывем мы или пойдем ко дну. Они жаждали падения! Но какое может быть падение у никчемного негодяя, прибывшего из маленького провинциального городка? Я зашел в комнату и снял резинку с пачки карточек, чтобы испытать судьбу в первый раз. О, черт! Вокруг засмеялись. Ко мне подошел инструктор:
      Ваши 30 минут истекли. Вам надо возвращаться на
      рабочее место. Рабочее место 12 часов каторги. По графику мы должны были работать две недели без выходных, но зато после нам полагалось сразу четыре. Это подбадривало. Четыре дня свободы! И вот в последнюю ночь перед долгожданным четырехдневным отпуском по громкоговорителю разнеслось сообщение: Внимание! Всем сотрудникам 409-й группы!.. Я был в группе 409.
      ...ВАШ ЧЕТЫРЕХДНЕВНЫЙ ОТПУСК ОТМЕНЯЕТСЯ. ПО НОВОМУ УСТАНОВЛЕННОМУ ГРАФИКУ ЭТИ ЧЕТЫРЕ ДНЯ РАБОЧИЕ! Не доставало рабочих рук на приемке, поэтому каждый должен был вкалывать за двоих. 21 Джойс подыскала себе работу в округе, в отделе полиции округа, если уж быть точным. Я жил с полицейским! Но, по крайней мере, теперь днем она отсутствовала, и это давало мне небольшой отдых от ее нежно-удушливых рук. Правда, у нас появилась парочка попугаев, эти твари не владели английским, весь день они трещали по-своему. С Джойс мы теперь виделись только за завтраком и ужином это оживляло - прекрасный способ. И хотя она умудрялась изнасиловать меня и утром и вечером, все равно это было не так утомительно, как не англоязычные попугаи. Послушай, малыш...
      Ну, что еще?
      Все хорошо. Я свыкся и с геранью, и с мухами, и с Пикас- со, но ты должна понимать, что я работаю по 12 часов каждую ночь, к тому же изучаю схемы, а ты высасываешь остатки моих с и л . . .
      - В ы с а с ы в а ю ?
      Погоди, я не так выразился. Что значит
      "высасываю"? Все, забудем об этом! Давай поговорим о попугаях. А что попугаи? Они тоже обсасывают тебя? Да! Они да! И кто сильнее?
      Послушай, не смеши. Не неси ахинею. Я просто пытаюсь поговорить с тобой.
      Ты пытаешься показать мне, что ты зарабатываешь деньги!
      Отлично! Черт бы тебя побрал! Пусть ты единственная, кто умеет зарабатывать! И я спрашиваю тебя можно мне сказать? Отвечай: да или нет? Ну, хорошо, мой маленький мальчик: да. Прекрасно. Маленький мальчик хочет сказать: "Мама! Мамочка! Твои сраные попугаи откручивают мне яйца!"
      Не надо так волноваться, малыш, расскажи мамочке, как умудряются эти засранцы издеваться над твоими гениталиями.
      Ну, как же, мамочка, эти подонки трещат весь день напролет, а я все жду, когда же они произнесут что-нибудь членораздельное, но они не произносят, и я не могу спать, слушая их бредятину!
      Хорошо, карапуз. Если они не дают тебе спать, прогони их. Прогнать, мамочка? Прогони. - Ну, хорошо, мама.
      Она поцеловала меня, раскачивая лестницу, сбежала вниз и отправилась по своим полицейским делам. Я завалился в кровать и попытался уснуть. О, как они трен-дели! Каждый мускул моего тела болезненно реагировал на истошные вопли. Лежал ли я на правом боку, лежал ли на левом или же отваливался на спину
      не было мне покоя. Наиболее удобным оказалось положение лежа на животе, но и оно быстро утомляло. Пара-тройка минут облегчения и снова поворот. Я метался, как припадочный, вертелся словно флюгер, я сыпал проклятиями, то вопил, то хохотал над нелепостью своего положения. Над их безумным щебетом. Они меня достали. Что они могли знать о настоящем страдании в своей клетушке? Яйцеголо-вые пиздаболы! Пучок перьев и мозги с булавочную головку. Я заставил себя подняться с кровати, доплелся до кухни, наполнил чашку водой, подошел к клетке, окатил их от клюва до когтей и громогласно проклял:
      Еб вашу мать! Два зловещих взгляда уставились на меня из под мокрых перьев. Они безмолвствовали! Вода - безотказный метод. Я позаимствовал его у психотерапевтов. Вскоре Зеленый спустился на дно клетки и клюнул себя в грудь. Затем он посмотрел вверх и что-то прощебетал Красному. Они были готовы вновь продолжить прерванный галдеж. Я сидел на краю кровати и слушал разгорающийся пересвист. Подошел Пикассо и куснул меня за пятку. Это подействовало. Я понес клетку во двор. Пикассо последовал за мной. 10000 мух разом взмыли в воздух. Я поставил клетку на землю, отворил дверцу и сел на крыльцо. Птицы уставились на открытый проем. Они не понимали, что произошло. Но постепенно они стали догадываться. Я чувствовал, как их крошечные мозги пытались соображать. Здесь они получали еду и воду, но что же там, за решеткой, что это за открытое пространство?
      Зеленый решился первым. Он соскочил со своей перекла-динки и уселся на краешек клетки, крепко вцепившись в проволоку. Мухи привлекли его внимание. Так он просидел пятнадцать секунд, пялясь на насекомых и пытаясь принять какое-нибудь решение. Затем, по-видимому, что-то щелкнуло в его маленькой голове (или, может, в ее маленькой голове), потому что птица резко взмыла в небо. Выше, выше, выше... Еще выше. Как стрела! Мы с Пикассо наблюдали за ее стремительным взлетом, пока она не исчезла. Теперь очередь была за Красным. Он был более нерешительным. Мучительный выбор. Люди, птицы, все когда-то оказываются в такой ситуации. Таковы правила игры. И Красный кружил по клетке, снова и снова обдумывая все "за" и "против". Сияние солнечных лучей. Жужжание мух. Взгляды человека и собаки. И бездонное небо, огромная голубая бездна. Какой соблазн! И Красный соскочил на край клетки. Три секунды... ФЬЮТ! И птица исчезла. Я взял пустую клетку, и мы с Пикассо вернулись в дом. Впервые за многие недели я спокойно уснул. Я даже забыл завести будильник. На белой лошади въезжал я на Бродвей города Нью-Йорка. Только что меня избрали мэром. Член мой наливался мощной эрекцией, и вдруг кто-то из толпы швырнул в меня кусок грязи... Джойс растолкала меня. Что случилось с птичками? К черту всех птичек! Я мэр Нью-Йорка! Я спрашиваю о попугайчиках! Я нашла пустую клетку! Птички? Попугайчики? Какие попугайчики? Да проснись же ты!
      У тебя был тяжелый день, дорогая? Ты выглядишь очень раздраженной.
      Где птицы, я тебя спрашиваю.
      Ты же сама сказала, чтобы я прогнал их, если они не дадут мне спать.
      Я имела в виду: вынеси их на веранду или во двор, придурок! Придурок?
      Да, ты настоящий придурок! Ты что же, хочешь сказать, что выпустил их из клетки? Ты, действительно, отпустил их?
      Действительно. Я даже могу поклясться, что не запирал их в ванной и не запихивал в шкаф. Я отпустил их. Они же умрут с голоду!
      Ну, почему? Они будут ловить червяков, есть ягоды, да мало ли чего на воле есть поесть.
      Они не будут, не будут! Они не умеют! И поэтому умрут! Они научатся, или умрут, сказал я и, потягиваясь, перевернулся на другой бок. Сквозь надвигающийся сон я слышал, как, готовя себе ужин, она швыряла на пол крышки, ложки и проклинала меня. Но Пи-кассо был рядом, и ему не угрожали припарки ее остроносых туфель. Я протянул руку щенку, он облизал ее, и я уснул. Через некоторое время меня разбудили активные ласки. Открыв глаза, я содрогнулся Джойс выглядела совершенно безумной. Абсолютно голая она сидела на мне, ее груди покачивались перед самыми моими глазами, распущенные волосы щекотали ноздри. Мне сделалось жутковато. Но, подумав о ее миллионах, я подхватил свою безумную женушку, опрокинул на спину и, без промедления, вставил.
      22 Джойс не совсем была полицейским, она была клерком в полицейском участке. И теперь она приходила с работы и рассказывала мне о парне, который носил лиловую заколку на галстуке и принадлежал к породе "настоящих мужчин". О, он такой добрый! Каждую ночь я слышал о нем.
      Ну, спросил как-то я, что там сегодня старина Лиловая Заколка?
      Ой,-всполошилась она,-а ты уже знаешь, что случилось? Нет, малыш, поэтому и спрашиваю. Ох, он ТАКОЙ мужчина! - Хорошо, хорошо. А что же случилось? Ты знаешь, он очень много страдал! Не сомневаюсь. Знаешь, у него умерла жена.
      Нет, не знаю.
      Не валяй дурака. Серьезно, его жена умерла, а ему остались счета за ее лечение и похороны. Всего на 15 тысяч долларов. Понятно. И что дальше?
      Я спустилась в вестибюль, и он как раз входил с улицы. Мы встретились. Он посмотрел на меня и с турецким акцентом сказал: "Ах, вы так очаровательны!" И знаешь, что он сделал? Нет, малыш, поделись. Я весь во внимании! Он поцеловал меня в лоб, легонько, едва коснулся губами. И сразу ушел.
      Знаешь, что я могу сказать тебе о нем, крошка? Он слишком много смотрел фильмов. Откуда ты узнал?
      В смысле?
      У него открытый кинотеатр. И каждую ночь после работы он крутит фильмы. Оно и видно, - усмехнулся я.
      Но все равно, он очень славный, взялась она за свое. Послушай меня, малыш, я не хочу тебя обижать, но... Что но?
      Ты еще совсем девочка да, к тому же, из маленького провинциального городка, а я на своем веку поменял 50 мест, может, и все сто. Я нигде не задерживаюсь долго. Я хочу сказать этим, что есть определенный сорт игр, которыми развлекаются во всех учреждениях по всей Америке. Людям скучно, они не знают чем им заняться, и поэтому они разыгрывают "служебные романы". В большинстве случаев это ни к чему не приводит, так убитое время. Иногда умудряются перепихнуться после работы, где-нибудь на стороне. Но даже тогда это ни что иное, как импровизация на тему времяпровождения. То же, что кегельбан или телевизор, или вечеринка в канун Нового года. Ты должна понять, что это все туфта, чтобы не ошибиться на сей счет. Понимаешь, о чем я? Я думаю, что мистер Партизани искренний человек. Когда эта Заколка затащит тебя в постель, не забывай, что я тебе сказал, малыш. Остерегайся этих хитрецов. Они такие же пустышки, как все эти бесчисленные дешевые книжонки.
      Он не пустышка. Он порядочный человек. Настоящий мужчина. Я хотела бы, чтобы ты был похож на него. Я отступился. Пересев на кушетку, я вытащил свою схему и попытался заучить бульвар Бэбкок. Бэбкок разбит на зоны: 14, 39, 51, 62. Какого черта! Разве это возможно запомнить?
      23 Наконец, я получил выходной. И что я сделал? Я встал пораньше, до прихода Джойс, и пошел в магазин
      прикупить чего-нибудь. И, наверное, я сумасшедший. Я прошелся по магазину и, вместо того чтобы купить свежий бифштекс с кровью или обжаренных цыплят, что я сделал? Со взглядом удава я подобрался к секции азиатской кухни и стал набивать свою сумку осьминогами, крабами, улитками, морской капустой и т. п. Кассир подозрительно взглянул на меня и стал подсчитывать общую сумму. Когда Джойс пришла вечером домой, все уже было на столе. Морские водоросли с мясом краба и куча золотистых, поджаренных в масле, улиток. Я пригласил Джойс на кухню и, подойдя к столу, сказал: Я приготовил этот ужин в твою честь и посвящаю его нашей любви.
      Что это за желтые какашки? сморщилась Джойс. Улитки. Улитки?
      Да. А ты думаешь, за счет чего вот уже много веков процветают восточные люди? Давай поддержим их и уважим себя. Они поджарены в масле. Джойс села за стол и уставилась на свою тарелку. Я стал поглощать улитку за улиткой. Ох и вкусно, разрази меня гром! Малыш, попробуй! Джойс подцепила одну улитку вилкой и осторожно вложила в рот. Я обжирался восхитительной морской капустой.
      Ну, что вкусно?
      Она молча жевала.
      Поджаренные на золотистом подсолнечном масле! продолжал расхваливать я улиток и, подхватив несколько штук прямо руками, забросил их в пасть. Века процветания говорят сами за себя. Мы не должны игнорировать это. В конце концов она проглотила и принялась исследовать остывающих на ее тарелке улиток.
      Господи, у них у всех есть крохотные анусы! Это ужасно! Ужасно!
      Что в этом ужасного, дорогая? Она зажала рот салфеткой и бросилась в ванну. Ее рвало, а я орал из кухни:
      ЧТО ТАКОГО УЖАСНОГО В АНУСЕ, КРОШКА? У ТЕБЯ ЕСТЬ АНУС! У МЕНЯ ЕСТЬ АНУС! ТЫ ИДЕШЬ В МАГАЗИН И ПОКУПАЕШЬ ОТЛИЧНОЕ ФИЛЕ, У КОТОРОГО ТОЖЕ БЫЛ АНУС. АНУСЫ ПО ВСЕЙ ЗЕМЛЕ! ДАЖЕ ДЕРЕВЬЯ ИМЕЮТ СВОИ АНУСЫ! ПРОСТО ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ИХ ОБНАРУЖИТЬ, ПОТОМУ ЧТО ВМЕСТО ДЕРЬМА С НИХ СЫПЛЕТСЯ ЛИСТВА. ТВОЙ АНУС, МОЙ АНУС, МИР КИШИТ МИЛЛИОНАМИ АНУСОВ, И У ПРЕЗИДЕНТА ЕСТЬ АНУС И У МОЙЩИКА МАШИН ОН ЕСТЬ! ЕГО ИМЕЕТ ЕВРЕЙ И УБИЙЦА.... ГОСПОДИ, ЧТО ГОВОРИТЬ, КОГДА ДАЖЕ У БОРДОВОЙ ЗАКОЛКИ ЕСТЬ АНУС! Прекрати! Слышишь, прекрати! Ее снова стошнило. Девочка из маленького провинциального городка. Я откупорил бутылку сакэ и принял дозу на сытый желудок.
      24 Это случилось неделю спустя около семи часов утра. Мне посчастливилось получить еще один выходной. Я только что примостился к заднице Джойс, к ее тепленькому анусу, совершенно сонный, как вдруг в дверь позвонили. Я вылез из постели и пошел открывать. За дверью стоял маленький человек в строгом галстуке. Он всучил мне какие-то бумаги и исчез. Я сосредоточился оказалось, что у меня в руках повестка на бракоразводный процесс. Меня собирались разводить с моими миллионами. Я не рассердился, потому что никогда серьезно и не рассчитывал на капиталы моей провинциалки. Пошел и разбудил ее. Что?
      Более подходящего времени ты не могла выбрать? сказал я и показал бумаги. Извини, Хэнк.
      Да все нормально. Просто тебе ничто не мешало сообщить мне заранее. Я бы не стал настаивать. И еще, Джойс... Ведь мы только что дважды занимались любовью, смеялись, дурачились, и ты в это время все уже знала. Нет, черт бы меня побрал, я никогда не смогу понять женщин.
      Послушай, я подала заявление, когда мы были в ссоре. Я подумала, если остыну, то уже никогда не сделаю этого.
      Ладно, крошка, я в восторге от честных женщин. Это Лиловая Заколка?
      Да, это Лиловая Заколка, ответила Джойс. Я рассмеялся. Смех получился какой-то грустный. Я этого не хотел, но так уж вышло.
      Конечно, это уже не мое дело. Но у тебя с ним будет не меньше проблем. И я желаю тебе удачи, детка. Ты знаешь, как я любил тебя, и это совершенно не из-за твоих денег. Она заплакала, уткнувшись лицом в подушку и сотрясаясь всем телом. Эта избалованная девочка из маленького городка совсем запуталась. Она корчилась в плаче без дураков. И это было ужасно. Одеяло сползло на пол, и я уставился на ее белую спину, лопатки выпирали так, будто хотели вырасти в крылья, пробившись сквозь нежную кожу. Крохотные лопаточки. Беспомощная Джойс. Я прилег рядом и стал гладить ее по спине, ласкать, утешать, я почти успокоил ее, но она разревелась снова:
      О, Хэнк, я люблю тебя, я люблю тебя! Прости, ради Бога, прости меня! Прости! Она действительно страдала. И скоро я стал чувствовать себя так, будто это я бросаю ее. В конце концов мы хорошенько перепихнулись, по старой памяти. За ней оставались дом, собака, мухи и герань. Она помогла мне собрать вещи. Искусно уложила брюки в чемодан, не забыла трусы и бритву. И когда я уже был готов уходить, снова заплакала. Я потрепал ее за правое ушко, подхватил свои пожитки и сбежал по лестнице. Сев в машину, я стал раскатывать по улицам, высматривая объявления о сдаче жилья. Для меня это было не ново.
      I l I
      1 Я не стал протестовать против развода. Я даже не пошел в суд. В итоге я потерял три или четыре миллиона. Но за мной все еще оставалось место на почте. Плюс машина, которую оставила мне Джойс. Сама-то она не водила. Вскоре на улице я повстречался с Бетти. Видела тебя с твоей сучкой. Это не твой тип женщины. Мой тип вымер, - сострил я и объявил, что с Джойс покончено. Мы решили врезать по пиву. Бетти постарела. Стремительно. Обвалом. Появились морщины. Двойной подбородок. Печальное зрелище. Но ведь и я не помолодел. Я узнал, что наша собака сбежала и ее прикончили. И еще, что Бетти потеряла работу. Много лет она проработала официанткой в кафе, но его снесли и на том месте построили административное здание. Сейчас моя древняя подружка проживала в захолустном отеле. Меняла белье в комнатах, чистила ванны и унитазы. И все время квасила. Она намекнула, что мы могли бы снова сойтись. Я намекнул, что нам следует повременить с этим. Я еще не оклемался от своей прежней семейной жизни. Бетти заскочила к себе и переоделась. Она думала, что вечер- 1 нее платье и туфли на высоком каблуке скроют ее увядание. Но, напротив, они лишь дополняли печальную картину. Мы прихватили 0,75 виски, побольше пива и забрались ко мне на четвертый этаж старого доходного дома. Я позвонил на службу и сказал, что болен. Мы расположились друг против друга. Бетти забросила ногу на ногу и, покачивая ступней, посмеивалась. Все было как в старые времена. Почти. Что-то безвозвратно ушло. Как только вы звоните и объявляете себя больным, к вам на дом выезжает медсестра, чтобы удостовериться, что вы действительно мучаетесь от какого-нибудь недуга, а не отрываетесь где-нибудь в ночном клубе или за покерным столом. Я жил совсем рядом с центральным отделением, так что для них устроить мне проверку сплошное удовольствие. Часа через два, после того как мы с Бетти расположились поудобней возле бутылочки виски, в дверь постучали. Кто это? всполошилась Бетти.
      Спокойно, шепнул я ей, не ори так! Снимай свои туфли, ступай на кухню и замри.
      ОДНУ МИНУТКУ! крикнул я с посылом на дверь. Закурил сигарету, чтобы перебить спиртной выхлоп и пошел открывать. За дверью дожидалась медсестра. Та же, что и прежде. Она меня уже знала.
      Итак, что вас беспокоит, мистер Чинаски? Я выпустил аккуратное колечко дыма.
      Живот крутит. Вы уверены? За свой живот
      на все сто. Вы распишитесь, что я была у вас? Обязательно. Сестра сунула мне бланк. Я подписал. Она спрятала бумагу. Завтра вы будете на работе?
      Еще не знаю. Если полегчает, выйду. Нет, останусь дома. Она посмотрела на меня очень подозрительно и ушла. Учуяла запах виски. Веское доказательство? Вряд ли, слишком много формальностей, зачем ей это. Скорее всего, она просто посмеялась, когда садилась в машину с этой бумажкой в своей маленькой черной сумочке и тут же забыла обо мне.
      Все в порядке, крикнул я Бетти. - Одевай свои туфли и выходи оттуда. Что за баба? Медсестра с почты. Ушла? Да, выходи. Что, каждый раз вот так?
      Еще ни разу не пропустили. Ладно, давай-ка эту скромную победу отпразднуем хорошенькой порцией! Я сходил на кухню и принес два полных бокала. Салют! Мы высоко подняли свои бокалы и чокнулись. И тут взорвался будильник. Я подпрыгнул так, будто мне в задницу всадили заряд соли. Бетти завалилась на диван и задрала ноги выше головы. Подскочив к часам, я вырубил звонок. Черт, очухалась первой Бетти, я чуть не обделалась! Мы рассмеялись, уселись рядышком и осушили наши бокалы.
      Был у меня один приятель, он работал в администрации округа, взялась рассказывать Бетти. К нему тоже приходили с проверкой, обычно мужик, но не всегда, а, примерно, на пятый раз. Однажды ночью мы пили с Харри, так его звали, Харри. Мы уже прилично надрались, когда в дверь вот так же постучали. Харри сидел на кушетке, и как был в одежде, так и бросился в кровать. Я сунула наши бутылки, стаканы под кровать и открыла дверь. Ввалился какой-то рыжий козел и прямиком на кушетку. Харри даже не успел скинуть ботинки, он просто закутался в одеяло. "Как самочувствие, Харри?" начал пытать он. "Да не очень. Вот она ухаживает за мной", сказал Харри и показал на меня. А я еле-еле на ногах стою. "Ну, тогда, я надеюсь, ты скоро поправишься",- говорит этот козел, встает и уходит. Конечно, он видел и бутылки, и стаканы под кроватью и догадался, почему у Харри такие большие ноги. Неприятная ситуация.
      Черт, они не позволяют человеку даже пернуть самостоятельно! Только под их руководством. Это точно. Мы выпили еще и переместились на кровать. Мы лежали поодаль друг от друга невероятно, но это было так. Бетти пошла в ванну, и я смотрел на ее обвисшие, сморщенные ягодицы. Бедняжка. Пожухлая женщина. Я вспомнил Джойс, ее налитые формы, как приятно было ласкать их. И Бетти когда-то была такой. Печаль, глубокая и безмолвная, окутала комнату. И когда Бетти вернулась, мы уже не смеялись, не пели, мы даже не разговаривали. Мы просто лежали в темноте, пили и курили сигареты, пока не уснули. Наши ноги не переплелись во сне, как это бывало прежде. Мы не прикоснулись друг к другу. Два пепелища.
      2 Я позвонил Джойс.
      Как функционирует шпингалет у Лиловой Заколки? Я не понимаю, что происходит, Хэнк, ответила она. Ты ему сказала, что развелась? Да. Мы сидели в кафетерии, и я все рассказала. Ну, и что же случилось?
      Он выронил вилку. У него отвисла челюсть. "Что?" переспросил он.
      Он понял, к чему ты клонишь, детка.
      Но я не понимаю. Почему с тех пор он избегает меня? Когда мы встречаемся в вестибюле, он убегает. В кафетерии он уже не подсаживается ко мне. Он меня совсем не замечает.
      Крошка, это не последний мужчина на побережье. Забудь его. Зааркань себе другого.
      Трудно забыть его. Я рассчитываю объясниться. А он знает про твои деньги? Нет, я ничего не говорила ему.
      Ну, если ты непременно хочешь заполучить его, то... Нет, нет! Так я не хочу! Ну, как знаешь. Пока, Джойс. - Пока, Хэнк. Вскоре после этого разговора я получил от нее письмо. Она вернулась в Техас. Бабушка совсем сдала присмерти. Все спрашивали обо мне. И так далее. В конце: люблю, Джойс. Я отложил письмо и представил себе удивление моего гида-карлика, когда он узнал, что я облажался. Ведь этот нелепый уродец считал меня непревзойденным мошенником. Какое он пережил разочарование!
      Неожиданно меня вызвали в Главное управление. Как обычно, промариновали перед дверью 45 минут, а может, и все полтора часа. Затем:
      Мистер Чинаски? - послышался голос. Да,
      отозвался я. Входите. Меня проводили к столу, за которым сидела женщина. В свои 38 или 39 она выглядела еще довольно соблазнительно, но всем своим поведением подчеркивала, что ее нерастраченная сексуальная энергия направлена на дела более достойные. Садитесь, мистер Чинаски. Я сел. "Дорогуша, попутно мелькнула мысль, - попади ты под меня, я бы доставил тебе настоящее удовольствие".
      Мистер Чинаски, начала женщина, - мы сомневаемся, что вы заполнили эту анкету должным образом. А?
      В частности, это касается записи приводов в полицию. Она протянула мне лист. В ее глазах не было и намека на чувственность. При заполнении я просто указал общее число арестов 8 или 10 залетов по пьяной лавочке. Но требовались точные даты каждого.
      Ну, все ли вы указали? пытала меня старая кошелка. Хммм, хммм, дайте подумать... Я знал, к чему она клонит. Ей хотелось, чтобы я сказал "да", и тогда бы она вставила мне по самые гланды. Сейчас я соображу... Ну, ну? ерзала она на своем стуле. Ой, Господи! Боже мой! Что такое? Все эти аресты за вождение в нетрезвом виде. Это случилось года четыре назад, а может, и больше. Понимаете, я не помню точной даты. Значит, вы просто забыли?
      Ну, естественно, я рассчитывал потом вписать. Хорошо. Впишите сейчас примерную дату. Я вписал.
      Мистер Чинаски, эта запись нас обеспокоила. Я хочу, чтобы вы подробнее объяснили, что с вами произошло четыре года назад и, если возможно, обосновали ваше сотрудничество с нами. Хорошо. Даем вам десять дней. Не так уж я и держался за эту работу. Но она меня завела. В тот же вечер я позвонил на службу и сказал, что болен, а перед этим я приобрел пачку разлинованной и пронумерованной бумаги и синюю, строго официального вида, папку-скоросшиватель. И еще я купил 0,75 виски и упаковку пива, а потом сел за пишущую машинку. Под рукой у меня был энциклопедический словарь. Время от времени я перелистывал страничку, отыскивал громоздкое, трудное слово и выстраивал на его значении новое предложение или целый абзац. Всего вышло 42 страницы. Закончил я уведомлением: "Копия этого отчета предназначена для предоставления прессе, телевидению, а также другим средствам массовой информации". Я блефовал. Женщина вышла из-за стола, чтобы лично принять мое сочинение, упакованное в синий скоросшиватель. Мистер Чинаски? - недоумевала она. Да? На часах было 9.00. Прошли ровно сутки с тех пор, как мне было поручено составить этот отчет. Подождите. Она положила перед собой 42 страницы бреда и принялась
      читать. Страницу за страницей. Она читала и читала. Вскоре за ее плечами появились еще читатели два, три, четыре, пять. Все читали шесть, семь, восемь, девять. Читальный зал. "Что за чертовщина?" - думал я. И вдруг из толпы читателей вырвалось восклицание: "Все гении алкоголики!" Как будто это оправдывало отсутствие какого-либо смысла в моей писанине. Опять это кино! Слишком много кино в головах у людей. Наконец, женщина поднялась, держа в руках измаранные мной 42 страницы. Мистер Чинаски? - Да?
      Ваше дело будет рассмотрено. О результате мы вас оповестим.
      До тех пор мне продолжать работать? - До тех пор продолжайте работать. Доброго всем утра, сказал я. 4 В одну из смен мне выпало работать рядом с Бучнером. Он не прикасался к почте. Он просто сидел на своей табуретке. Сидел и говорил. В конце нашего прохода трудилась молодая девушка. Я услышал Бучнера:
      Ах ты, фифа! Как насчет моего боровка в твой мышиный глазик, а? То, что надо, фифуля? Я продолжал трудиться. Мимо нас прошел управляющий. Бучнер отреагировал:
      Ты в моем дерьмовом списке, педик! Скоро я отхарю тебя, вонючий гомик! Похотливый ублюдок! Хуесос! Контролеры не обращали на Бучнера никакого внимания. Никто не возражал ему. И я снова слышал его голос:
      Ну, ты дождался, говнюк! Мне давно не нравится твоя рожа! Ты в моем самом дерьмовом списке, гаденыш! Ты в нем No1, паскуда! Я поставлю тебя раком! Эй, я с тобой разговариваю, педрила! Слышишь меня? Это было уже слишком. И я взорвался:
      Я слышу, прошипел я, не оборачиваясь, и я заткну твою вонючую пасть! Ты хочешь прямо здесь, или выйдем? Я повернулся Бучнер сидел, уставившись в цотолок и мирно продолжал свое безумие:
      Я предупредил тебя, ты No1 в моем самом дерьмовом списке. Я первому порву тебе очко! И не сомневайся, я отымею тебя на все сто! "О, черт бы меня побрал! думал я. Как я попался на такое фуфло!" Никто вокруг даже глазом не моргнул. Я встал и отошел выпить стакан воды. Потом вернулся и приступил к работе. Через 20 минут у меня был десятиминутный перерыв. Когда я возвращался из курилки, меня поджидал контролер жирный негр лет пятидесяти. Увидев меня, он заорал: ЧИНАСКИ!
      В чем дело, парень? остановился я. За 30 минут ты дважды покидал свое рабочее место! Да, первый раз я выпил стакан воды
      30 секунд. А сейчас у меня был законный перерыв.
      Ты же работаешь на конвейере. И не можешь покидать его, когда тебе вздумается! Вся его физиономия просто сияла от ярости. Это выглядело потрясающе. Непостижимо. По крайней мере, для меня.
      Я запишу тебе замечание! - Как знаешь. Я прошел в цех и сел на свое место рядом с Бучнером. Следом подскочил контролер со своим замечанием. Оно было написано от руки. Я не смог разобрать ни одного слова. Он писал обуреваемый неистовой яростью кляксы летели в разные стороны, буквы скакали и кривлялись, как фурии. Я аккуратно свернул задокументированный гнев и положил в задний карман брюк.
      Я собираюсь прикончить эту сальную суку! сказал Буч-нер, когда контролер отошел.
      Это неплохая идея, сраный пустозвон, - вторил я ему. Идейка то, что надо, безмозглый урод! 5 Итак, вот что я имел: 12 монотонных часов, плюс контролеры, плюс сослуживцы, плюс спертый воздух в этом скопище потной плоти, плюс несвежая пища в "льготном" кафетерии. Плюс СОГ1 Схема Основного 1орода 1. Остальные схемы была ничто по сравнению со Схемой Основного Города 1. В нее умещалась треть всех улиц города, которые были разбиты на бесчисленное количество зон. Я жил в одном из огромнейших городов Америки. Рассадник улиц. А потом еще СОГ2 и СОГЗ. Тестирование проводилось через каждые 90 дней: три попытки, качество 95% или больше, 100 карточек, стеклянная клетка и 8 минут не справитесь, и у вас есть шанс выбиться в президенты "Дженерал Моторс", как говаривал наш Итальянец. Для тех, кто проходил первый тест, последующие схемы
      давались немного легче. Но для большинства 12 ночных часов без выходных были смертельны. Из нашей группы в 150 или 200 человек уже оставалось 17 или 18.
      Как я могу, отработав по 12 часов каждую ночь, успевать спать, есть, мыться, бегать в прачечную, оплачивать ренту, газ, менять пробитое колесо, делать все эти необходимые мелочи и потом еще изучать схемы? вот такой вопрос я задал инструктору, находясь в учебной комнате.
      Обходитесь без сна, ответил он, после недолгого размышления. Я пригляделся к нему. Нет, этот клоун не валял дурака. Этот кретин был совершенно серьезен.
      6 Получалось так, что взяться за изучение схем мне удавалось только перед сном. У меня не оставалось сил готовить себе завтрак, по пути домой я покупал упаковку пива, клал ее на стул рядом с кроватью, ложился, вскрывал первую банку, хорошенько прикладывался и раскрывал лист с очередной схемой. После третьей банки схема вываливалась у меня из рук. Лимит был исчерпан. Потом я просто сидел на кровати, уставившись в стену и допивал пиво. С последней банкой я засыпал. А когда просыпался, времени оставалось только на то, чтобы опорожниться, помыться, перекусить и добраться до работы. И в такой график невозможно было втянуться, усталость накапливалась все больше и больше. Однажды утром я возвращался со смены со своими неизменными шестью банками пива. Лифт не работал, пришлось подниматься по лестнице. Я вставил ключ в замок, сделал два оборота, дверь открылась, и я вошел. Кто-то переставил мебель у меня в комнате, постелил новый половик. Нет. Мебель была тоже новой. На кушетке сидела женщина. Приятной внешности. Молодая. Стройные ножки. Золотистые волосы. Здравствуй, сказал я.
      Дернешь пивка? Привет! обрадовалась она. Не откажусь. Здесь стало здорово! Мне нравится, протянул я ей баночку. Я все сделала сама. С какой стати?
      Просто захотелось,
      отвечала она. Мы припали к пиву.
      Ты молодчина, сказал я, поставил свою банку пива и поцеловал ее. Она не возражала. Я положил ей руку на колени. Это были великолепные коленки. Пришлось глотнуть еще пивка.
      Да, не мог налюбоваться я интерьером,
      прекрасный вид. Знаешь, это бодрит, вселяет уверенность, придает силы и укрепляет дух.
      Замечательно! Моему мужу тоже очень нравится. И твоему мужу нравится... Что?! Твоему мужу? Послушай, куда я попал, какой это номер? 309.
      309? Боже! Я ошибся этажом! Я живу в 409. Мои ключи подошли к твоему замку. - Сядь, дорогой, попросила она. Нет, нет... Я подхватил оставшиеся 4 банки пива. Она задержала меня. Почему ты так заспешил?
      Потому что я знаю эти чокнутых мужиков, - сказал я, направляясь к двери. Каких мужиков?
      Которые влюблены в своих жен. Она рассмеялась. Не забывай меня. Я поднялся этажом выше. Открыл дверь под номером 409 и заглянул. В комнате никого не было. Мебель прежняя, изрядно обшарпанная, половик почти полностью выцвел. Повсюду валялись пустые пивные банки. Это было мое жилище. Я разделся, забрался в свою холостяцкую кровать и вскрыл баночку пива. 7 Во время работы на станции Дорси я слышал, как сторожи-лы подкалывали Грейстоуна за то, что он купил себе магнитофон для изучения схем. Этот Грейстоун записывал на ленту название улиц и номера зон, а потом просто прослушивал перед сном. Грейстоуна еще называли Глиномес, на то были веские причины. Своей чудовищной ялдой он загнал в больницу трех женщин. Потом этот ебака попробовал сунуть в другую дырку. Гомика звали Картер. Но и он не выдержал. Его самолетом отправили в Бостонскую клинику. Весь фокус в том, что на всем Западном побережье не нашлось достаточного количества какой-то специальной нитки, чтобы починить Картера после того, как его приласкал Глиномес. Правда это или нет, меня не интересовало, я решился опробовать магнитофонную запись. Я возлагал на нее большие надежды. Включив запись, я мог бы спокойно спать, а процесс запоминания шел бы на подсознательном уровне. Где-то я читал о такой методике обучения. Мне это подходило идеально. Я купил магнитофон и кучу пленки.
      Записав схему на ленту, я ложился в кровать, вскрывал банку пива и слушал: "РАЙОН ХИГГИС: 42 ХАНТЕР, 67 МАРКЛЕЙ, 71 ХАДСОН, 84 ЭВЕРГЛЕЙДС! А СЕЙЧАС, СЛУШАЕМ, СЛУШАЕМ, ЧИ-НАСКИ, РАЙОН ПИТСФИЛД: 21 АШГРОУВ, 33 СИМСОНЗ, 46 НИДЛЗ! СЛУШАЙ, ЧИНАСКИ, СЛУШАЙ, РАЙОН ВЕСТ-ХЕЙВЕН: II ЭВЭРГРИН, 24 МАРКХЭМ, 55 ВУДТРИ! ЧИНАСКИ, ВНИМАНИЕ, ЧИНАСКИ! РАЙОН ПАРЧБЛЭЙК..." Что-то не срабатывало. Мой голос меня усыплял. Теперь я не мог дотянуть даже до конца третьей банки. Через некоторое время я забросил эту идею с магнитофоном. И вообще, с обучением. Я просто выдувал мои шесть банок пива и засыпал. Я не понимал, в чем причина. Мне даже пришла в голову мысль обратиться к психоаналитику. Я представил себе, как бы это могло быть: Я вас слушаю. Ну, как бы это сказать.
      Продолжайте, смелее. Не хотите ли прилечь на кушетку? Нет, спасибо. Я непременно усну. Пожалуйста, продолжайте. - Понимаете, мне нужна моя работа. Резонно.
      Но для того чтобы сохранить ее, я должен выучить и отработать более трех схем. Схем? Что это такое "схемы"?
      Понимаете, многие люди не указывают в своих письмах номер почтовой зоны. Кто-то же должен разбирать эти письма. Вот мы и изучаем: какая улица принадлежит какой зоне. И изучаем это после двенадцатичасовой ночной смены. Ну, и?
      Я не могу брать в руки эти схемы. Я беру, а они вываливаются. Значит, проблема в том, что вы не можете учить эти, так называемые, схемы?
      Не только. Еще я должен отработать 100 карточек в стеклянном загоне за 8 минут с точностью не меньше 95%, или меня уволят. А без работы мне нельзя.
      Почему вам не удается выучить схемы, как вы думаете? Поэтому-то я и здесь. Должно быть, я сумасшедший. Но улиц так много, и все они разбросаны по всему городу. Вот посмотрите. И я покажу ему все шесть страниц с моими схемами, скрепленные вместе и проштампованные с обеих сторон. Он пролистает страницы. И все это нужно запомнить? Да, доктор.
      Ну, мой мальчик, скажет док, вернув мне схемы, вы не сумасшедший, хотя и не желаете учить все это. Я был бы более склонен считать вас сумасшедшим, если бы вы хотели заучить все это. С вас 25$. Так я сам себя проанализировал и сэкономил деньги. Но все же, что-то нужно было предпринять. И я придумал. В 9.10 утра я позвонил в Главное управление в департамент по работе с персоналом.
      Мисс Грейвс? Я хотел бы поговорить с мисс Грейвс. Алло? Это была она. Сука. Мне пришлось взять себя в руки, чтобы продолжить разговор.
      Мисс Грейвс. Моя фамилия Чинаски. Не знаю, помните ли вы меня? Я представлял вам объяснительную по поводу моих арестов.
      Мы помним вас, мистер Чинаски. - Есть какое-нибудь решение по моему вопросу? Еще нет. Мы оповестим вас.
      Понимаете, у меня появилась проблема. Слушаю, мистер Чинаски?
      В настоящее время я изучаю СОГ1. Я выдержал паузу. Так, и что? спросила она.
      Это очень сложное задание. Оно требует колоссальных усилий. И все мои старания могут оказаться бесполезными, если меня попросят покинуть почтовый сервис. А это, как вы понимаете, может произойти в любой момент. Согласитесь, что при таких условиях не совсем честно требовать от меня выполнения этого задания.
      Хорошо, мистер Чинаски. Я позвоню в учебный отдел и дам указание освободить вас от занятий до тех пор, пока мы не придем к определенному решению по вашему делу. Спасибо, мисс Грейвс.
      Желаю успехов, сказала она и повесила трубку. Приятный выдался денек. После телефонного звонка я почти решился заглянуть в No309, но осторожность взяла верх. Я поднялся к себе, приготовил яичницу с беконом и обмыл удачу литром крепкого пива. 8 Итак, из нашей группы осталось всего шесть или семь человек. Остальные срезались на СОГ1. Как у вас дела со схемой, Чинаски? спрашивали меня. Без проблем, отвечал я.
      Отрадно. Ну, для тренировки назовите район Вудберн Эйв. - Вудберн Эйв? Да, Вудберн Эйв.
      Послушайте, мне не нравится, что меня отвлекают, когда я работаю. Честно говоря, меня это бесит. Я не люблю одновременно хвататься за несколько дел. На Рождество я снова пригласил Бетти. Она приготовила индюшку, и мы налегли на выпивку. Бетти всегда сходила с ума по огромной рождественской елке. Она непременно должна была быть не меньше 7 футов высотой и полфута в диаметре, увешанная гирляндами, блестящей мишурой и прочим барахлом. В запасе у нас была пара 0,75 виски. Мы пили, ели, занимались любовью и снова пили. Шпилька в подставке ослабла, и елка еле держалась в вертикальном положении. Мне приходилось постоянно поправлять ее. Бетти растянулась на кровати и вскоре отключилась. Я продолжал пить, лежа на полу в одних трусах. Пил, пока не вырубился. Закрыл глаза и улетел. Но что-то заставило меня вернуться. Я открыл глаза в тот момент, когда огромное дерево, сияющее разноцветными гирляндами, медленно склонялось надо мной. Остроконечная звезда мерцала, как разящий кинжал. Я не понял, что происходит. Смахивало на конец света. Я даже не мог пошевелиться. Мохнатые лапы обхватили меня. Я оказался в колючих объятиях, раскаленные лампочки гирлянд обжигали мое тело.
      Ой, ой, прости меня. Господи! Помоги! Будь милостив! Христа ради! Я перекатывался с боку на бок, пытаясь выбраться из-под коварного дерева. О-Ё-ЁЙ! Наконец, я выкатился на свободу. Бетти спрыгнула с кровати и подскочила ко мне. Что случилось? Что ты наделал?!
      ТЫ ЧТО, НЕ ВИДИШЬ? ЭТО ПОДЛОЕ ДЕРЕВО ЗАДУМАЛО МЕНЯ ПРИКОНЧИТЬ! Что ты мелешь? ДА ТЫ ПОСМОТРИ НА МЕНЯ!
      Все мое тело покрывали красные пятна. Ой, бедненький! Я выдернул вилку из розетки, и гирлянды погасли. Дерево умерло.
      Ах, моя несчастная елочка! - Что? Несчастная елочка? - Она была такая красивая!
      Я подниму ее утром. У меня нет к ней доверия. Я хочу дожить до утра. Бетти не соглашалась. Я чувствовал, что вызревает скандал. Тогда я поднял елку, установил ее гирляндами к стене и прижал креслом. Бетти успокоилась. Если бы эта елочка поджарила ее задницу и титьки, она без разговоров вышвырнула бы ее в окно. "Уж слишком я мягкий", подумалось мне. Спустя несколько дней я зашел навестить Бетти. Она была уже пьяная, в 8.45 утра. Она не умывалась, не одевалась, не причесывалась. Видно, на Рождество все жильцы, которых она обслуживала, дарили ей по бутылке. Чего только здесь не было вино, виски, водка, коньяк. И еще батарея дешевой барматухи. Бутылки загромождали комнату.
      Ну, кретины! Не могли придумать что-нибудь получше? Если ты все это вылакаешь, ты помрешь! Бетти только взглянула на меня. Но так, что я все понял. У нее было двое детей, которые никогда не навещали ее и не писали писем. Она
      уборщица в дешевом отеле. А когда-то, при первой нашей встрече, на ней было шикарное дорогое платье, на элегантных ножках красовались дорогие туфли. Великолепная фигура, почти совершенная. Безумные глаза. Фонтан веселья. Она сбежала от богатого мужа, развелась с ним, и он погиб в автомобильной катастрофе, пьяный, сгорел в Коннектикуте.
      Тебе не удастся обуздать ее, говорили мне все, кто знал ее.
      Так оно и вышло. Но что-то я должен был сделать.
      Послушай, начал я, будет лучше, если я заберу все это пойло к себе и буду время от времени подкидывать тебе по бутылочке. Клянусь, я не притронусь к ним. Не трогай, сказала Бетти, даже не посмотрев на меня. Ее комната находилась на самом верхнем этаже, и она сидела в кресле у окна и наблюдала за утренним движением на дорогах. Я подошел ближе.
      Знаешь, сейчас я никакой. Мне нужно идти. Но я прошу тебя, ради Бога, притормози!
      Обязательно, бесцветным голосом ответила она. Я наклонился и поцеловал ее на прощание. Наверное, недели через полторы я снова зашел. На стук никто не отозвался.
      Бетти! Бетти! С тобой все в порядке? Я повернул ручку. Дверь была не заперта. Я вошел и увидел развороченную кровать. Огромное кровавое пятно расползлось по простыне.
      О, черт! вырвалось у меня. Я осмотрел бутылки, они были пусты. В дверях появилась пожилая француженка владелица отеля. . Она в главной окружной больнице. Ей было очень плохо, и я вызвала скорую, прошлой ночью.
      Она одна все это выпила? Был у нее какой-то помощник. Я спустился вниз, сел в машину и поехал в больницу. Я хорошо знал это место. В крошечной палате было три или четыре койки. Какая-то женщина сидела в проходе, жевала яблоко и хохотала со своими двумя посетительницами. Я задернул занавеску вокруг кровати Бетти, сел на стул и склонился к изголовью. Бетти! Бетти!
      Я в з я л е е р у к у.
      - Б е т т и ! И она открыла глаза. Они снова были прекрасны. Ясная, бездонная голубизна.
      Я знала, что это будишь ты, прошептала она. И закрыла глаза. Губы ее потрескались. В уголках рта засохла желтая слюна. Я взял салфетку, смочил ее из графина и обтер ей рот, лицо, руки и шею. Потом я намочил другую салфетку, выжал немного воды ей в рот и освежил губы. Затем я расчесал ей волосы. За занавеской продолжали гоготать.
      Бетти, Бетти, Бетти. Ну, прошу тебя, выпей немного воды, всего маленький глоток, не надо много, глоточек. Она не отвечала. Я бился минут десять. Бесполезно. В уголках рта снова скопилась слюна. Я вытер. Наконец я встал и отдернул занавеску. От моего взгляда все три женщины разом заткнулись. Я вышел из палаты и подошел к дежурной сестре. Послушайте, почему вы ничего не делаете с той женщиной из 45-й палаты? Бетти Уильяме. Все, что можем, мы делаем, сэр. Но возле нее никого нет. Мы регулярно делаем обходы. А где доктора? Я не вижу ни одного доктора. Доктор ее уже осмотрел, сэр. Ее нельзя оставлять одну! Мы делаем все, что в наших силах, сэр. СЭР! СЭР! СЭР! ЗАБУДЬТЕ ВЫ ЭТОТ ВАШ "СЭР", ПОНЯТНО? Клянусь, если бы это был президент или сенатор, пусть даже мэр или какой-нибудь богатый сукин сын, здесь бы все кишело докторами, и вы бы все торчали в этой палате и делали все, что положено! Почему вы обрекаете ее на смерть? Что грешного в том, что она бедная?
      Я же объясняю вам, сэр, мы делаем все возможное. Я вернусь через два часа. - Вы ее муж?
      Да, я был ее гражданским мужем. Может, вы оставите ваше имя и номер телефона? Я назвался и поспешно удалился. 10 Похороны были назначены на 10.30 утра, но и к этому времени на улице уже стояло настоящее пекло. Я был одет в дешевый черный костюм, купленный и подогнанный в спешке. Это был мой первый новый костюм за последние годы. Сын Бетти заехал за мной на своем новеньком "мерседесе". Я вычислил его с помощью маленького лоскутка бумажки с адресом его тестя. Дважды я вызванивал его и, наконец, достал. Но его мать была уже мертва. Она умерла как раз в тот момент, когда он подошел к телефону. Малыш Ларри никогда не заботился об общественной морали. Он преспокойно воровал машины у своих друзей и умел увернуться и от обиженных товарищей, и от суда. Потом его призвали в армию, там он каким-то образом получил образование и после демобилизации нашел хорошо оплачиваемую работу. С тех пор он не навещал свою мать. Где твоя сестра? поинтересовался я. - Понятия не имею.
      Отличный автомобиль. Работает почти бесшумно. Ларри улыбнулся. Это ему нравилось. На церемонию нас отправилось трое: сын, любовник и сумасшедшая сестра хозяйки отеля п.о имени Марси. Марси никогда ничего не говорила. Бессмысленная улыбка навсегда застыла на ее губах. Кожа ее была бела, как эмаль. Волосы на голове мертвенно-желтые, поверх нелепая шляпа. Хозяйка послала ее вместо себя. Сама она оставалась следить за отелем. Как всегда, я был с похмелья. Мы остановились выпить кофе. С организацией похорон прошло не все гладко. Ларри повздорил с католическим священником. У него были сомнения, что Бетти настоящая католичка. И он отказывался служить. Но в конце концов, сговорились на неполную службу. Что ж, урезанная церемония все же лучше, чем совсем ничего. И с цветами вышла неувязка. Я купил венок и попросил в цветочном магазине вплести в него розы. Они трудились до обеда. Дама из магазина была знакома с Бетти. Они вместе квасили, еще когда мы с Бетти имели общую квартиру и собаку. Делси вот как ее звали. Я всегда порывался разведать, что таится у Дел-си между ног, но почему-то сдерживал себя. Она позвонила мне.
      Хэнк, ты знаешь, что сделали эти кретины?! Какие кретины?
      Ну, эти тупоголовые выродки из морга. Что они сделали?
      Я отослала твой венок с нашим посыльным, а они не захотели взять его. Сказали, что уже закрылись. Ты же знаешь, как туда долго добираться. И чем кончилось?
      Ну, потом они разрешили оставить его на улице, а в холодильник так и не поставили. Что оставалось делать? Парень оставил его у двери. Слушай, я не понимаю этих людей!
      Я вообще людей не понимаю, Делси. Будь они в морге, будь в Белом Доме.
      Знаешь, Хэнк, я не смогу быть на похоронах. Ты как, в порядке?
      Почему бы тебе не прийти и не утешить меня, Делси? Пауль не отпустит меня. Пауль муж Делси. Ладно, забудем, сказал я. Итак, мы ехали на купированную похоронную процессию и остановились у кафе. Ларри отведал своего кофе и сказал: Я напишу тебе по поводу памятника. Сейчас у меня не хватает финансов.
      Договорились, ответил я. Лари расплатился, мы вышли из кафе и погрузились в "мерседес".
      Подожди минутку, - выбрался я обратно. Что такое? спросил Ларри. - Мне кажется, мы что-то забыли. Я вернулся в кафе.
      Марси? Она по-прежнему сидела за столом и улыбалась. Мы должны ехать дальше, Марси. Она встала и пошла за мной. Священник бубнил себе под нос. Я не слушал. То, что раньше было Бетти, теперь лежало в гробу. И еще было очень жарко. Солнце расплылось по небу огромным желтым пятном. Между нами фланировали разжиревшие мухи. Во время церемонии двое парней в рабочей одежде принесли мой венок. Розы почти все погибли, уцелевшие на глазах умирали, задыхаясь в жаре. Парни оставили венок у ближайшего дерева. Вскоре он упал своим мертвым лицом прямо в пыль. Никто не захотел поднять его. Наконец, все закончилось. Я подошел к священнику и пожал руку: "Спасибо". Он улыбнулся. В нашей компании способны были улыбаться двое: священник и Марси.
      На обратном пути Ларри напомнил: Я напишу тебе насчет памятника. Я продолжаю ждать это письмо. II Я поднялся в свой 409-й номер, взбодрился крепкой дозой шотландского виски, добрался до запасника в верхнем ящике комода, отсчитал немного деньжат, спустился вниз, сел в машину и рванул на ипподром. К первому забегу я уже был на месте, но играть не стал не было времени ознакомиться с участниками. Я пошел в бар выпить для разминки и увидел там сексапильную мулатку в дешевом затрапезном плаще. Она действительно была очень плохо одета, а поскольку я знал, что это значит "быть плохо одетым", я произнес ее имя так, чтобы только она могла услышать меня. Ви, детка. Она остановилась, пригляделась и потом подошла ко мне. Привет, Хэнк. Как делишки? Ви тоже работала на почте, только на другой станции, на той, что у фонтана. Она казалась мне более приветливой, чем остальные.
      Паршиво. Трое похорон за два года. Сначала мать, потом отец, а сегодня давняя приятельница. Ви посочувствовала для приличия. Я открыл программу. Давай-ка глянем, что мы имеем на второй заезд. Ви присела рядом и плавно прижалась ко мне сначала ляжкой, потом бедром и, наконец, грудью. Под плащом скрывалось нечто волнующее. Но я думал о скачках. Я всегда искал "темную лошадку", которая могла бы побить фаворита. Если же я не видел никого, кто бы мог соперничать с ним, тогда я ставил на фаворита. После первых двух похорон я тоже приходил на ипподром, играл и выигрывал. Видимо, соприкосновение со смертью делало меня прозорливее. Утром похороны вечером я богат. В последнем заезде на милю "шестерка" проиграла фавориту всего четверть корпуса. Фаворит обошел ее, но в начале дистанции "шестерка" лидировала с преимуществом в два корпуса. Ставки на "шестерку" были 35 к 1. На фаворита 9 к 2. Обе лошади подпадали под один и тот же класс. Но рейтинг фаворита поднялся на два пункта: со 116 до 118, а у "шестерки" по-прежнему оставался на 116. К тому же на ней сменился жокей, посадили какого-то неизвестного парня. Да и дистанция увеличивалась на 1/16 мили. Толпа рассуждала так: если фаворит побил "шестерку" на миле, то, естественно, он сделает это и при дополнительной 1/16. Что ж, логично. Но на скачках нельзя уповать на логику. Тренеры делали все, чтобы их лошади казались малоэффективными, и публика ставила деньги на других. Смена дистанции, плюс бесславный жокей, все указывало на хороший куш. Я посмотрел на табло. На утренней пробежке "шестерка" пришла только лишь пятой. Ставки были 7 к 1. Номер шесть, сказал я Ви. Это не лошадь, а черепаха, ответила она. Вот именно, - подтвердил я, пошел к кассам и взял десять билетов на No6. Со старта "шестерка" вырвалась вперед, на первом повороте заняла крайний круг и затем легко удерживала перимущест-во в корпус с четвертью всю первую половину дистанции. Остальные кучно шли позади. Они полагали, что "шестерка" продержится в лидерах лишь до последнего поворота, а на финишной прямой сдаст. Это была стандартная схема. Но, судя по всему, тренер "шестерки" дал своему наезднику другие указания. На последнем повороте тот ослабил удила и пришпорил лошадь, она рванула вперед. Пока остальные жокеи распаляли своих скакунов, "шестерка" была уже на четыре корпуса впереди. Выйдя на финишную прямую, жокей "шестерки" дал лошади небольшую передышку, оглянулся назад и снова пришпорил. Я был доволен. Но вдруг фаворит (9 к 5) вырвался из общей кучи отстающих и, как ужаленный, устремился вперед. Корпус за корпусом он сокращал разрыв. Казалось он вот-вот оставит мою лошадь позади себя. Фаворит шел под номером два. На середине финишной прямой "двойка" отставала от "шестерки" всего на полкорпуса. И тогда парень на "шестерке" налег на хлыст. Жокей фаворита не уступал. До самого финиша они нещадно хлестали своих лошадей, мчась на расстоянии в полкорпуса друг от друга. "Шестерка" получила 8 к 1. Мы вернулись в бар.
      Лучшая лошадь проиграла! Кто бы мог подумать? сказала Ви.
      Меня не волнует, кто лучший. Меня интересует, кто будет первым. Выпьем. Мы заказали горячительного.
      Ну, хорошо, крутой. Посмотрим, что будет дальше. Детка, я уже говорил тебе, откуда я пришел сюда. Сегодня я прозорливее черта. Она прильнула ко мне ляжкой, бедром и грудью. Я махнул виски и раскрыл программку скачек. Итак 3-й заезд. Я просмотрел весь список участников. Похоже, для толпы сегодня заготовили убийственный сюрприз. Лошадь, которая только что пришла первой, теперь считалась самой быстроходной. Про остальных толпа просто забывала. Публика, в основной своей массе, способна держать в памяти только последний забег. Отчасти тому виной 25-минутный перерыв
      между заездами. Все, на что они способны, это думать и рассуждать о том, что произошло 25 минут назад. Третий заезд был на 6/8 мили. Фаворитом, естественно, считалась самая быстроходная лошадь. Свой последний забег на 7/8 мили она проиграла всего на одну восьмую корпуса, удерживая лидерство на протяжении всей дистанции и уступив лишь на последнем прыжке. "Восьмерка" была к ней ближе всех. Она финишировала третьей, на полтора корпуса позади фаворита. И все рассуждали так: если "восьмерка" не побила фаворита на 7/8, то с какого же хуя ей это удастся на 6/8. Толпа всегда уходила домой с пустыми карманами. К тому же, лошадь, которая победила на 7/8, в сегодняшних скачках вообще не участвовала. Оставалось... - Восьмерка, сказал я Ви.
      Слишком короткая дистанция. Ей ни за что не победить, ответила она. На стартовой линии "восьмерка" была шестой, ставки на нее былы 9 к 1. Я получил деньги за последний забег и взял десять билетов на "восьмерку". Если вы ставите слишком много, и ваша лошадь проигрывает, вас охватывают сомнения, вы начинаете колебаться, метаться и менять лошадей. Десять билетов - самая удобная ставка. Она помогает сохранять равновесие. Фаворит выглядел отлично. Из стартовых ворот он вышел первым, занял внутренний круг и оторвался на два корпуса. "Восьмерка" шла далеко позади, почти последней, постепенно смещаясь к внутреннему кругу. Фаворит уверенно вел забег. Жокей на "восьмерке", вырвался на пятое место и пустил в ход хлыст. Фаворит стал сокращать шаг. Первую четверть мили он прошел за 22 секунды и сохранял преимущество в два корпуса до половины дистанции. Потом "восьмерка" просто взорвалась, понеслась, как вихрь, и победила с отрывом в два с половиной корпуса. Я посмотрел на табло: 9 к 1.
      Мы снова вернулись в бар, и Ви прильнула ко мне всем телом. Я выиграл в трех забегах из последних пяти. В тот день состоялось всего восемь забегов из намеченных девяти. В любом случае, этого было достаточно. Я купил пару шикарных сигар, и мы загрузились в мой автомобиль. По дороге домой приобрели 0,75 виски. 12 Ви осмотрела мое логово.
      Послушай, что такой парень, как ты, забыл в этой конуре? Все женщины спрашивают меня об этом. Да это же крысиная нора! Она помогает мне хранить скромность. Поехали ко мне. 0'кей. Мы вернулись в машину, и Ви сказала куда ехать. По пути мы прикупили отличную вырезку для бифштекса, овощей, зелени для салата, картофеля, хлеба и еще выпивки. В холле гостиницы нас встретил огромный плакат: "НЕ НАРУШАЙТЕ ТИШИНУ И ПОКОЙ. ПОСЛЕ 22.00 ТЕЛЕВИЗОРЫ ДОЛЖНО ВЫКЛЮЧАТЬ. ЛЮДЯМ РАНО НА РАБОТУ". Плакат был исполнен красной краской. Мне нравится строка о телевизоре, сказал я. Сели в лифт и поднялись на ее этаж. Ви снимала хорошенькую квартирку. Я отнес наши припасы на кухню, отыскал пару бокалов и налил промочить горло с дороги.
      Разгрузи пока пакеты. Я сейчас вернусь. Я выпил, высыпал зелень и овощи в раковину. Выпил еще. Вернулась Ви. Она преобразилась. Экстравагантные сережки, высокие каблучки, коротенькая юбочка. Шикарное зрелище. Слегка коренаста, но попка, бедра и грудь в полном соку. Соблазнительная штучка.
      Привет, сказал я. Я друг Ви. Она сказала, что скоро вернется. Дернете со мной? Она рассмеялась, и я обнял ее крепкое тело и поцеловал в губы. Они были холодные, как речные камни, но приятные на вкус.
      Я хочу есть, сказала она. Дай мне чего-нибудь приготовить!
      Я тоже голоден. И я съем тебя! Она опять рассмеялась. Я еще раз поцеловал ее, погладил по попке и пошел в комнату, прихватив с собой наполненный стакан. Там я развалился в кресле и мечтательно вздохнул: "Может, остаться здесь, пока она не оборзеет? Буду делать деньги на тотализаторе, а она будет обихаживать меня: делать массаж с мазями, готовить еду, беседовать со мной и спать со мной. Конечно, без скандалов не обойдется. Это у женщин в крови. Они любят разбодяживать дерьмо по чанам - немного воплей, чуть-чуть соплей и трагедия готова. А на финал обоюдные клятвы в вечной любви и верности. Правда, я не силен в вечной любви и особенно в верности". Я воодушевился. Мысленно я уже перебрался к Ви. Ви мне подходила по всем статьям. Вот она вошла со своим бокалом, опустилась ко мне на колени и прильнула к моим губам, запустив свой резвый язык мне в рот. Мой член мгновенно раздался вширь и уперся в ее упругий зад. Я схватил ее за ягодицы и сжал.
      Я хочу показать тебе кое-что, - сказала она. Отлично, но давай сначала поужинаем.
      О, я не это имела в виду! Тогда я дотянулся до ее губ и высунул свой язык. Ви спрыгнула с моих колен.
      Нет, хочу показать тебе фотографию дочери. Она в Детройте с моей матерью. Но к началу учебного года она приедет сюда. А сколько ей? Шесть. - Где отец?
      Мы развелись с Роем. Эта скотина только и делал, что пил и просаживал деньги на скачках. - Да? Она вернулась с фотографией и протянула ее мне. Я попытался что-либо разглядеть. Общий фон был слишком темный.
      Послушай-ка, да она же черная! Неужели нельзя было догадаться сфотографировать ее на светлом фоне? Это от ее папаши. Черные гены преобладают.
      Да. Это заметно. А фотографировала моя мать. - Я думаю, у тебя прекрасная дочка. Да, она настоящая красавица. Ви забрала фотографию и вернулась на кухню. О, эти фотографии! Женщины и их фотографии примечательный сюжет. Он повторяется снова и снова и тогда, и сейчас, и потом. Ви появилась в дверях кухни. Не пей слишком много! У нас еще есть одно важное дельце! Не волнуйся, детка, для тебя я всегда найду силы. А пока принеси-ка мне еще порцию. Слишком тяжелый был день. Виски с водой 50 на 50. Обслужите себя сами, мистер Крутой. Я повернул кресло к телевизору и включил его. Женщина, ты же не прочь еще раз выиграть на скачках, а значит, ты принесешь мистеру Крутому его любимый напиток.
      И сделаешь это как можно быстрее! В последнем заезде Ви все же решилась поставить на выбранную мной лошадь. Уже два года эта лошадь не показывала приличных результатов. Я поставил на нее просто потому, что ставки были мизерные 5 к 1, но при выигрыше громадные 20. И она выиграла с преимуществом в шесть корпусов без особых усилий. А Ви сидела, замерев от ноздрей до заднего прохода. Вскоре над моим плечом появилась ее рука с бокалом разведенного виски. Спасибо, детка. Не за что, хозяин, улыбнулась она. 13 В ту ночь у меня стоял, как у кита. Но я никак не мог кончить. Я нырял еще и еще, проваливался вглубь, барахтался на поверхности, шнырял туда-сюда-обратно. Ви все стойко переносила. Я то стервенел, то впадал в меланхолию, но все напрасно я слишком много выпил.
      Прости, крошка, прошептал я, скатившись с нее. И тут же заснул. Ненадолго. Ви не успокоилась. Она поставила его снова и оседлала.
      Ну, поехали! прорычал я. Моя спина выгибалась снова и снова. Сверху, сквозь узкий прищур меня пожирали алчные глаза. Распаленная мулатка яростно насиловала меня! На мгновение я возбудился. Но...
      Черт! Слезай, крошка. Видно, слишком тяжелый был день. Отложим до лучших времен. Она слезла. Член упал мгновенно, как экспресс-лифт.
      14 Спозаранку я слышал ее шаги. Из спальни в ванну, из ванны на кухню, из кухни в спальню... Было всего половина одиннадцатого утра. Мне не здорови-лось. Перспектива встречи не радовала. Еще бы минут 15, и тогда я смог бы подняться. Но она растолкала меня:
      Эй, скоро заявится моя подруга, я бы не хотела, чтобы она видела тебя!
      Что так? Боишься, что я ее тоже выебу? В общем-то, да, рассмеялась она. Примерно так. Я поднялся. Прокашлялся. Не спеша стал влезать в свою одежду.
      Конечно, я облажался, сказал я ей. Но это скорее исключение, чем правило. Я оделся, зашел в ванну, сполоснул лицо и расчесал волосы. "Не плохо было бы уложить и эту физиономию, думал я, глядя на себя в зеркало. - Но разве это возможно? Нет". И вышел из ванны.
      Ви?
      Ну?
      Не серчай. Ты не виновата. Это все из-за пьянства. Со мной и раньше такое случалось.
      Да ладно уж, хотя, конечно, мог бы и не нажираться так. Думаешь, приятно идти вторым номером после бутылки? А чего ж ты меня не тормознула? Слушай, кончай, а?!
      Ну, ладно, извини. Тебе нужны деньги, детка? Я вытянул из бумажника двадцатку и протянул ей.
      Мой сладкий! прокурлыкала она. Мои щеки утонули в ее душистых ладонях, и холодные влажные губы поцеловали меня нежно и продолжительно в обе стороны рта.
      Будь осторожнее на дороге. Конечно, крошка. Я был осторожен на протяжении всего пути к ипподрому. 15 Меня пригласили в кабинет советника на второй этаж, в самую дальнюю комнату. Дайте-ка я посмотрю на вас, Чинаски. Он осмотрел меня. Ох-о! Выглядите неважнецки. Придется мне принять за вас пилюлю. И действительно, он открыл бутылочку, выкатил на ладонь таблетку и проглотил. Ну, мистер Чинаски, мы хотели бы услышать от вас, где вы пропадали последни е два дня? - Скорбел.
      Скорбели? По поводу чего, разрешите узнать? - Похороны. Старый друг. Первый день пришлось повозиться с трупом. Второй погребение и поминки.
      Но вы не позвонили, мистер Чинаски. Да.
      Я хочу сказать вам пару слов, что называется, без протокола. Слушаю.
      Когда вы не звоните, знаете, что вы тем самым говорите? Нет.
      Мистер Чинаски, тем самым вы говорите: "Да ебал я эту почту! " Я?!
      А знаете, мистер Чинаски, что это значит? Нет, а что это значит?
      Это значит, мистер Чинаски, что почта будет ебать вас! Он откинулся на спинку кресла и уставился на меня. Мистер Физерз, сказал я,-а не пойти ли вам в жопу? Не дерзи, Генри. Это играет против тебя. Пожалуйста, обращайтесь ко мне моим полным именем. Я требую от вас элементарного уважения. Вы требуете уважения, а иначе...
      Совершенно верно. Мы знаем, где вы припарковываете свой автомобиль, мистер Фризерз. Что? Это угроза?
      Все местные черные любят меня, Фризерз. Мне не составит труда настроить их соответствующим образом. Что значит, любят? Каким еще соответствующим образом? Это значит, что им раз плюнуть пустить кровь за меня. Ведь я даже поебываю их женщин. Вернее, пытаюсь делать это.
      Довольно. Это переходит все границы. Пожалуйста, возвращайтесь на свое рабочее место. Он протянул мне мой пропуск. Бедняга, он имел бледный вид. Конечно же, я не мог настроить черных соответствующим образом. Я вообще никого не мог настроить никаким образом. Кроме Фризерза, естественно. Но бледность его была вполне объяснима. Какие-то черные молодчики спустили одного контролера с лестницы. Другому располосовали бритвой задницу. Третьему пропороли ножом брюхо, когда он в 3 часа ночи остановился на светофоре. Прямо напротив Главного почтового управления. Мы так и не увидели его больше.
      и фризерз вскоре после нашего разговора испарился из гдавного управления. Не знаю точно, куда он делся. Но в Главном управлении его и след простыл. 16 Однажды утром, часов в 10, зазвонил телефон: Мистер Чинаски? Я узнал этот голос и стал настраивать себя на нужный тон. Мгу, промычал я. Это была мисс Грейвз, это трухлявое бревно. Я вас разбудила?
      В какой-то мере да, но это ничего. Все в порядке, я уже вставал.
      Хорошо. Нас убедили ваши объяснения. Ага, ну, что ж...
      Мы оповестили о нашем решении квалификационную комиссию. Охо.
      Вам назначено сдать вашу задолженность по СОГ 1 в течение двух недель. Что? Минуточку...
      Это все, мистер Чинаски. Хорошего дня. И повесила трубку.
      17 Ну что ж, я взял листок со схемой СОГ1 и стал вглядываться в него. Я вглядывался все пристальней и пристальней. И вот что я обнаружил. Жил да был один парень в доме по номером N. И было у него три женщины. Одну он пользовал только в задний проход (ее имя соответствовало названию улицы, а возраст номеру почтового отделения); вторая делала ему минет (аналогично); третью он "тянул" простым дедовским способом (то же самое). В следующем доме обитало три гомика (одного звали Манфред авеню), было ему 33 года... и т.д., и т.п. Я уверен меня не пустили бы и на порог этой стеклянной душегубки для отработки схем, если бы они только знали, о чем я думаю, когда смотрю на все эти карточки с названиями улиц и бесконечными номерами домов и почтовых отделений. Но они ничего не ведали и смотрели на меня, как старые добрые приятели. И все же еще не во всех своих оргиях я ориентировался достаточно хорошо. Первый результат был 94%. Но уже через десять дней, когда я снова зашел в стеклянную душегубку, я знал досконально, кто с кем и что должен делать. Мой результат 100% за 5 минут. Глава городского почтового управления откликнулся на мои достижения поздравительным письмом.
      18 Вскоре после этого меня зачислили в штат. Рабочий день сократился с 12 часов до 8, плюс оплачиваемый отпуск. Из группы в 150 или даже 200 человек к финишу пришли двое. На службе я познакомился с Дэвидом Джанко. Это был двадцатилетний белый парень. Я совершил большую ошибку, заговорив с ним. Что-то о классической музыке. По случайности я выказал компетентность по этому вопросу, потому что каждое утро, лежа в кровати и попивая пиво, я мог слушать только классическую музыку. К тому же, уходя от Джойс, я по ошибке сунул в свой чемодан два тома "Биографии классических и современных композиторов". Жизнь большинства этих ребят была сплошная пытка, и я радовался, читая об их муках. "Что ж, размышлял я, значит, моя жизнь сущий ад, коли я даже не могу писать музыку". И я распустил язык. Джанко и еще какой-то парень спорили между собой, а я расставил все точки над i: выдал дату рождения Бетховена, дату написания 3-й Симфонии и обобщил (или смешал) высказывания критиков об этом произведении маэстро. На Джанко это произвело впечатление. И он зачислил меня в эрудиты. Усаживаясь рядом со мной, он начинал свои бесконечные излияния о страшных страданиях, которыми под завязку полна его мятущаяся и оскорбленная душа. К несчастью у него был ужасно громкий голос, и ему хотелось, чтобы все слышали его монологи. Я распихивал письма по ячейкам и слушал, слушал, слушал и все думал, думал, думал, что мне теперь делать? Как мне заткнуть этого несчастного кретина?
      Каждую ночь я возвращался домой с разбухшей головой, совершенно больной. Децибелы голоса безудержного Джанко медленно убивали меня. 19 Я начинал работу в 18.18. Дейв Джанко в 22.36. Эта разница спасала меня. В 22.06 я уходил на тридцатиминутный перерыв. К моему возвращению появлялся этот садист. Он входил и сразу искал место рядом со мной. Кроме того, что Джанко корчил из себя человека большого ума, он еще разыгрывал крутого ловеласа. Если ему верить, то ежедневно у проходной его поджидала очередная молодая красотка и садилась ему на хвост. От них ему не было отбоя. Бедняга весь вымотался. Но я лично никогда не видел, чтобы Джанко разговаривал с какой-нибудь женщиной на работе, тем более, чтобы кто-нибудь поджидал его у проходной. Но появлялся он с неизменной фразой: ЭЙ, ХЭНК, БРАТ, ЕСЛИ Б ТЫ ТОЛЬКО ЗНАЛ, КАКОЙ Я ИМЕЛ СЕГОДНЯ ОТСОС! Он не говорил, он орал и не умолкал уже всю ночь. ЧЕРТ, ДА ОНА ЧУТЬ НЕ ЗАГЛОТИЛА МЕНЯ ВСЕГО! ЕЩЕ СОВСЕМ ЗАССЫХА, НО УЖЕ ПРОФИ! Я закуривал. Мне предстояло услышать, как все это было: - ПРИКИНЬ, ВЫСКОЧИЛ, ЗНАЧИТ, ЭТО Я КУПИТЬ БУХАНКУ ХЛЕБА!
      И затем все до мельчайших подробностей что она сказала, как он ответил, на что она посмотрела, как он усмехнулся и т. д. В то время вышел закон, по которому внештатным клеркам полагалось доплачивать за ночные часы. На почте извернулись они стали оставлять на сверхурочные штатных работников. Минут за восемь-десять до 02.48, когда истекали мои положенные часы, по громкоговорителю раздавалось объявление:
      Пожалуйста, внимание! Все штатные сотрудники, чей рабочий день начинается с 18.18, должны отработать час сверхурочно! Джанко улыбался и, придвинувшись поближе, впрыскивал в меня очередную порцию яда. За восемь минут до истечения моего девятичасового рабочего дня, снова включался громкоговоритель:
      Пожалуйста, внимание! Все штатные сотрудники, чей рабочий день начинается с 18.18 обязаны отработать два сверхурочных часа! До конца десятичасового рабочего дня оставалось 8 минут: Пожалуйста, внимание! Все штатные сотрудники, чей рабочий день начинается с 18.18 обязаны отработать три сверхурочных часа! Рабочий день растягивался, но Джанко не останавливался. ПРИКИНЬ, СИЖУ ЭТО Я, ЗНАЧИТ, В БАРЕ. ВДРУГ ЗАВАЛИВАЮТ ДВЕ КЛАССНЫЕ ТЕЛКИ. ОДНА САДИТСЯ ПО ОДНУ СТОРОНУ ОТ МЕНЯ, ДРУГАЯ ПО ДРУГУЮ... От него не было спасения, я был на грани гибели. Я вспоминал все места, где мне довелось поработать и, как ни странно, везде ко мне привязывалась какая-нибудь шизоидная личность. Придурки просто обожали меня. И вдруг Джанко дал мне свою повесть. Он не умел печатать и желал, чтобы его творение отпечатал профессионал. Рукопись была в дорогом блокноте, в переплете из черной кожи с орнаментом.
      МНЕ ХОТЕЛОСЬ БЫ УСЛЫШАТЬ ТВОЕ МНЕНИЕ, сказал он. Ладно, согласился я. 20 Я принес рукопись домой, вскрыл баночку пива, забрался на кровать и приступил. Начало было хорошее. Главный герой Дейв Джанко голодал в маленькой комнатушке, пытаясь найти работу. У него были проблемы с агентствами занятости. Еще он встретил парня в баре на вид весьма образованный тип, - который промышлял тем, что занимал деньги и никогда их не возвращал. Описано все это было довольно правдиво. "Может, я ошибался насчет этого мудозвона?" подумалось мне. Надеясь на лучшее, я стал читать дальше. Но вдруг повесть рассыпалась. Почему-то с момента, когда он стал описывать почту, чувство действительности ему изменило. Повесть становилась все хуже и хуже. Я дочитал до того, как герой попал в театр на оперу. Во время перерыва он решил уединиться от неотесанной и глупой толпы зрителей, окружавшей его. Ну, что ж, тут я был на его стороне. Затем произошло поворотное событие. Обходя колонну, Джанко чуть не сбил с ног это одухотворенное, прекрасное существо, источающее лучи истинной культуры и изящества. Пошел примерно такой диалог: Ох, простите великодушно! Ничего страшного...
      Я не хотел... вы знаете... так получилось.. извините!.. О, я уверяю вас, со мной все в порядке! Я хотел сказать, что я не видел вас... В смысле, не заметил... Бывает. Не беспокойтесь, вы не причинили мне ничего плохого... И полторы страницы в таком духе. Бедный парень просто давился извинениями. К концу этой сцены все же выясняется, что девица, хотя и бродит среди этих величественных колонн в одиночестве, на самом-то деле замужем за доктором. Но док не воспринимает оперу, он вообще равнодушен к высокому искусству. Даже такие простые вещи, как "Болеро" Равеля или "Танец треуголки" де Фалла ему недоступны. Здесь я был на стороне дока. Судя по всему, при столкновении двух тонко чувствующих душ, что-то произошло. Они стали встречаться на концертах, и потом наспех совокуплялись где-нибудь в подворотне. (Подразумевалось, что они были слишком утонченны для встреч, единственно за ради ебли). Дальше больше. Бедное прекрасное создание все же продолжало любить своего мужа, но и без героя (Джанко) она уже не могла прожить и дня. Она не знала, что же ей делать с таким огромным счастьем, и, естественно, покончила с собой покинула обоих разом и навсегда. А док и Джанко остались стоять в одиночестве в своих ванных комнатах перед полочками, на которых хранились их бритвы. Я сказал парню:
      Начало хорошее. Но тебе следует переделать и сократить этот диалог во время блуждания среди колонн. Он ужасный...
      Нет! воскликнул Джанко. ВСЕ ОСТАЕТСЯ! Спустя месяц повесть вернулась к автору.
      Черт! удивился он. ЗНАЧИТ, Я НЕ ПОЕДУ В НЬЮЙОРК И НЕ БУДУ ПОЖИМАТЬ РУКИ ИЗДАТЕЛЯМ!
      Послушай, малыш, почему бы тебе не бросить эту работу? Запрись в своей конуре и пиши. Доработай эту повесть.
      ТАКОЙ ЧЕЛОВЕК КАК ТЫ МОЖЕТ ЭТО СДЕЛАТЬ, ответил он. ПОТОМУ ЧТО ТЫ ВЫГЛЯДИШЬ, КАК ПРОСТОЙ АЛКАШ, И ТЕБЯ ВСЕГДА ВОЗЬМУТ НА ЛЮБУЮ ДРУГУЮ ДЕРЬМОВУЮ РАБОТУ. ОНИ ПОСМОТРЯТ НА ТЕБЯ И СКАЖУТ: "ЭТОТ ПРЫЩ НИКУДА НЕ ДЕНЕТСЯ, НИ НА ЧТО ДРУГОЕ ОН НЕ ГОДЕН". А МЕНЯ НЕ ВОЗЬМУТ, ПОТОМУ ЧТО У МЕНЯ СЛИШКОМ ИНТЕЛЛИГЕНТНЫЙ ВИД. "НЕТ. ТАКОЙ ПАРЕНЬ У НАС ДОЛГО НЕ ЗАДЕРЖИТСЯ! СКАЖУТ ОНИ. НЕ СТОИТ И НАНИМАТЬ ЕГО!" Да наплюй ты на это! Иди и пиши. НО МНЕ НУЖНО СОДЕРЖАНИЕ!
      Неплохо, конечно, иметь содержание, но лучше не думать о нем. Ван Гог, например, не думал. Он просто рисовал ЗА НЕГО ДУМАЛ ЕГО БРАТ! ответил на это малыш.
      IV 1 Я выроботал новую систему игры на тотализаторе. За пол-гора месяца мой выигрыш составил 3000$. И это при том, что появлялся я на ипподроме всего два-три раза в неделю. Меня уже стали одолевать фантазии. Мне мерещился маленький домик на берегу моря. Я видел себя
      одетого в достойную одежду, умиротворенного, который поднялся рано поутру, отзавтракал и загрузился в импортную машину с мягим ходом и бесшумным двигателем. Мне представлялся богатый мясными блюдами ужин, которому предшествовала и затем сопутствовала хорошая порция холодного виски в цветных бокалах. И щедрые чаевые. И сигары. И женщины на мой вкус и выбор. Очень легко забраться в такие дебри, когда вам вручают чек на
      кругленькую сумму в кассе ипподрома. Когда за один забег на 6/8 мили, длящийся всего 1 минуту и 9 секунд, вы делаете свою месячную зарплату. Итак, я стоял в кабинете начальника смены. Он сидел за своим столом напротив меня. Во рту у меня благоухала сигара. К запаху ее дыма примешивался аромат виски. Я жаждал денег и выглядел, как новенькая стодоллоровая купюра.
      Мистер Уинтерс, начал я, меня устраивает работа на почте. Но я имею деловые интересы и за пределами этого учреждения, и именно теперь они требуют моего стопроцентного внимания. Если вы не сможете дать мне отпуск, я вынужден буду уволиться.
      Разве я не давал вам отпуск в начале года, Чинаски?
      Нет, мистер Уинтерс, вы отклонили мое заявление. Но в этот раз у меня нет выбора. Или вы даете мне отпуск, или я увольняюсь. Такова ситуация.
      Хорошо, приносите заявление, я подпишу. Но помните, я могу дать вам только 90 дней.
      Я воспользуюсь ими на все сто, ответил я и направился к двери, оставляя за собой голубой шлейф дыма от моей дорогой сигары. 2 Ипподром располагался на побережье в сотне миль от города. Я внес плату за жилье, а сам сел в автомобиль и укатил к океану. Дважды в неделю я наведывался в город, чтобы проверить почту и, переночевав, возвращался на побережье.
      Началась славная жизнь. Я продолжал выигрывать. Каждый вечер после скачек я заходил в бар, выпивал пару стаканчиков и оставлял бармену хорошие чаевые. Я как бы переродился. Да, собственно, так оно и было. Однажды вечером я даже не стал дожидаться конца последнего забега, а сразу спустился в бар. Пятьдесят баксов на победителя это была моя стандартная ставка. С тех пор, как вы начинаете ставить 50$ на победителя, эта ставка для вас становится все равно что 5$ или 10$.
      Виски со льдом, сказал я бармену. Решил этот забег послушать у вас по радио. На кого поставили?
      Голубой Чулок, ответил я. - P на победу. Слишком рискованно.
      Ты шутишь, сынок? У лошади рейтинг 122 пункта и 6000 долларов откупного. Это означает, согласно условиям, что лошадка сделала нечто такое, что никакая другая и рядом не стояла. Конечно, это была совсем не та причина, по которой я поставил на Голубой Чулок. Но я всегда заметал следы и дезориентировал окружающих. Мне не хотелось с кем бы то ни было делить свой успех. В то время ипподром не был еще оборудован телекамерами. И можно было только слушать болтовню комментатора. Мой дневной выигрыш составлял уже 380$. Если я последний забег проигрываю, останется 330$. Неплохо для почтового клерка. Мы слушали. Комментатор перечислил всех лошадей последнего забега, кроме Голубого Чулка. "Похоже, моя лошадка сошла с круга", подумал я. А лошади уже миновали последний поворот и вышли на финишную прямую. Этот ипподром славился своими сюрпризами на коротких дистанциях.
      И вдруг перед самым финалом комментатор заорал: "Вперед вырывается Голубой Чулок! Голубой Чулок лидирует! Да... это Голубой Чулок!"
      Сынок, обратился я к бармену, я скоро вернусь, а ты пока приготовь мне двойной виски с водой. - Конечно, сэр! гаркнул он.
      Я вышел и направился к кассам тотализатора. Голубой Чулок имел 9/2. Ну, это, конечно, не 8 к 1 или 10 к 1. Но я играл на победителя, а не на сумму Получив свои 250$ с мелочью, я вернулся в бар.
      Кого облюбовали на завтра, сэр? спросил бармен. До завта надо еще дожить, сынок ответил я. Опрокинув поджидавший меня двойной виски, я оставил бармену доллар чаевых и вышел. 3 Вечера проходили в однообразном блаженстве. Неспешно я ехал вдоль побережья, высматривая местечко, где можно было поужинать. Я стал требователен, мне нужен был дорогой и, желательно, безлюдный ресторанчик. У меня развилось особое чутье на такие заведения. Я научился распознавать их с первого взгляда. Конечно, не всегда удавалось отыскать столик с открытым видом на океан, но я соглашался и на его часть - у самого горизонта, с отблесками лунного света. Предворитель-но сделав заказ
      немного салата и большой бифштекс я погружался в эйфорию мечтаний и радостного созерцания. Я позволял себе немного понаслаждаться жизнью.
      Официантки обворожительно улыбались и подходили так близко, что у меня перехватывало дыхание. Все больше и больше я удалялся от того странного парня, который когда-то вкалывал на бойне, колесил по стране с бригадой железнодорожников, трудился на фабрике по изготовлению сухих кормов для собак, спал в парках на скамейках, объездил дюжину городов великой страны в поисках грошовой работы.
      После ужина я отправлялся на поиски отеля еще одна небольшая автомобильная прогулка по побережью. По пути я запасался бутылочкой виски и упаковкой пива. Я избегал номеров с телевизором, мне хватало чистой постели и горячего душа.
      Роскошь. Да, это была волшебная жизнь. И я не уставал от нее.
      4
      Как-то, между заездами, я сидел в баре и приметил женщину. Бог или кто другой неустанно создает женщин и расшвыривает их по улицам. Повсюду эти задницы: то слишком большие, то отвратительно рыхлые; эти титьки уж очень маленькие, зато вон те чересчур мясистые; одна бешенная, другая просто сумасшедшая; та в религиозном зашоре, другая читает судьбы по чаинкам индийского листового и не может контролировать выхлопы своего кишечника; у той большой нос, ау следующей костлявые ноги... Но время от времени создается нечто! Цветок оргазма. Женщина, на которой взрывается любая одежда... Воплощенное вожделение, проклятие, всемирный потоп, конец света. Я поднял глаза и у другого конца стойки увидел нечто подобное. Уже прилично пьяная, она требовала, чтобы бармен налил ей еще, но тот отказался обслуживать. Тогда она подняла такой хай, что
      бармен вызвал полицейского из местной охраны. Парень взял ее за руку и повел к выходу. Они громко переговаривались. Я допил свой виски и последовал за ними. Офицер! Офицер! Он остановился.
      Моя жена совершила что-то ужасное? спросил я. Сэр, ваша жена пьяна. Я вынужден проводить ее к воротам.
      К стартовым воротам? Он рассмеялся.
      Нет, сэр. К воротам на выход. Позвольте, я позабочусь о ней, офицер. Конечно, сэр. Но помните, что ей больше не следует пить. Я промолчал, взял под руку этот "бутон желаний" и повел обратно в бар. - Черт, ты спас мне жизнь, сказала она, прижимаясь ко мне.
      Это мое хобби. Хэнк, представился я. Мери Лу, ответила она. Мери Лу, я тебя люблю, сымпровизировал я. И она рассмеялась. Кстати, ты случаем не любишь прятаться за колоннами в оперном театре, а?
      Я вообще не люблю прятаться, ответила она и наставила на меня свои груди. Выпьем?
      Конечно, но мне не наливают. На ипподроме это не единственный бар, Мэри Лу. Давай поднимемся на этаж выше. Главное не шуметь. Я сам принесу тебе выпить. Что ты будешь? Мне все равно. Виски с водой пойдет?
      За милую душу.
      Мы пили до окончания скачек. Мэри Лу принесла мне удачу. Я выиграл в двух забегах из последних трех. Ты на машине? спросил я ее.
      Я приехала с одним засранцем, ответила она. Забудь о нем.
      Ну, если уж ты забыла, то и я постараюсь. Мы загрузились в мой автомобиль, и ее язык оказался у меня во рту и забился там, как маленькая змейка, попавшая в западню. Потом я развернул машину, и мы поехали вдоль побережья. И опять удача сопутствовала нам. Я взял столик с видом на океан. Мы потягивали виски, поджидая, пока поджарятся наши бифштексы. Все в зале смотрели на Мэри Лу. Я наклонился к ней и поднес зажигалку к ее сигарете, думая о том, какая меня ждет восхитительная ночь. И все вокруг знали, о чем я думаю, и Мэри Лу знала, и я улыбнулся, глядя на нее сквозь пламя зажигалки.
      Забавно смотреть на океан, заговорил я, как он вздымается, обрушивается на берег и отползает, чтобы наброситься вновь. А его толщи кишат рыбами. Они без устали гоняются друг за другом и пожирают себе подобных. Мы похожи на этих рыб, только они там, а мы здесь. Одно неверное движение и тебе конец. Прекрасно быть победителем. Здорово чувствовать себя неуязвимым. Я взял сигару и прикурил. Выпьем, Мэри Лу? Конечно, Хэнк.
      5 Мы сняли комнату на первом этаже. Мотель был выстроен так, что прямо нависал над океаном. Странное местечко с претензией на шик. Под нами жил океан, мы могли слышать шум его волн, обонять его аромат, ощущать движение воды во время прилива и отлива... прилива и отлива... Я не спешил. Мы разговаривали и выпивали. Потом я подошел к кушетке, на которой расположилась Мэри Лу, и присел рядом. Легкими прикосновениями мы возбуждали друг друга, смеялись, болтали и слушали океан. Постепенно я стащил с себя всю одежду, но ей раздеться не дал. Я взял Мэри Лу на руки и понес на кровать, попутно ощупывая и обнюхивая ее шикарное тело. Наконец, я снял с нее все. Мой член искал вход, и она открыла его. Это граничило с чудом. Я слышал движение вод, накаты и откаты волн. И мы будто слились с океаном и превратились в единое целое. И каждый прилив казался последним... И я кончил.
      О, Господи Иисусе, задыхался я от восторга. Господи Иисусе! Я не знаю, почему образ Иисуса Христа всегда возникал передо мной в такие мгновения.
      6 На следующий день мы забирали вещи Мэри Лу из ее отеля. Там оказался смуглый парень небольшого роста с бородавкой на носу. Я почувствовал опасность. Ты что, уходишь с ним? спросил он у Мэри Лу. Да.
      Хорошо. Желаю удачи, - парень закурил. Спасибо, 1ектор. Гектор? Что это за блядское имя! Хочешь пива?
      спросил меня Гектор. - Безусловно, ответил я. Гектор сидел на краю кровати. Он встал, сходил на кухню и принес три бутылки отличного немецкого пива. Затем он открыл одну бутылку, наполнил бокал и подал его Мэри Лу.
      Бокал? опять обратился ко мне Гектор. - Нет, спасибо. Я встал, и мы чокнулись. Мы сидели и молча пили каждый свое пиво. Вдруг Гектор спросил:
      Ты достаточно крепкий мужик, для того чтобы забирать ее у меня?
      Откуда я знаю? Ей виднее. Если хочет, пусть остается с тобой. Почему бы тебе не спросить у нее? Мэри Лу, хочешь остаться со мной? Нет, ответила она, я ухожу с ним. И указала на меня. Я приосанился. Слишком много женщин покидало меня ради других парней, теперь было все наоборот, и это бодрило. Я закурил сигару и огляделся в поисках пепельницы. Обнаружил ее на комоде.
      И тут я решил посмотреться в зеркало - хотелось узнать, как я выгляжу с похмелья. Такого я еще не видел. Гектор летел на меня, как стрела к мишени. Пивная бутылка была все еще у меня в руке. Я ударил, не оборачиваясь. Хрустнули зубы, брызнула кровь. Гектор схватился руками за рот, рухнул на колени и завыл. На полу рядом с ним я увидел стилет. Отшвырнув кинжал подальше от этого падонка, я подобрал его и осмотрел. Трехгранное лезвие было дюймов девять. Я нажал кнопку на рукоятке, и лезвие исчезло. Стилет перекочевал в мой карман. 1ектор продолжал скулить. Я подошел и отвесил ему под-жопник. Он растянулся на полу, но ныть не перестал. Я отошел, глотнул пивка из бутылки Гектора и врезал пощечину Мэри Лу. Она заорала.
      Мандавошка! Ты все это подстроила? Ты хотела, чтобы эта обезьяна убила меня за четыре или пять сотен баксов в моем бумажнике!
      Нет, нет! причитала она, заливаясь слезами. Они оба пускали воду. И я врезал ей снова.
      Так вот, значит, чем вы занимаетесь, ублюдки? Убиваете людей за пару сотен?
      Нет, нет, я люблю тебя, Хэнк, я люблю тебя! Я схватил Мэри Лу за ворот ее голубого платья и разорвал его до пояса. Она была без лифчика. Этой сучке он был не нужен, она и не думала никуда уходить. Я вышел, забрался в авто и поехал прямо на ипподром. Две или три недели я ходил и инстинктивно оглядывался. Нервы мои были на взводе. Но ничего не случилось. Я никогда больше не видел Мэри Лу на ипподроме. И 1ектора тоже.
      7 После этого инцидента деньги стали как-то ускользать от меня, и вскоре мне пришлось покинуть ипподром. Я оказался в своем номере, и мне ничего не оставалось, как поджидать, когда же окончится мой 90-дневный отпуск. Нервы мои были совершенно измотаны пьянками и сложными отношениями с женщинами. Это не новая история, когда женщина обрушивается на мужчину, как снег на непокрытую голову, по крайней мере, для меня. Вы думаете, что, наконец-то, есть время перевести дух, но не успеваете и сплюнуть, как рядом с вами уже снова кто-то дышит. Через несколько дней после моего возвращения на работу в моей жизни появилась Фэй. У нее были волосы с проседью. Одевалась она исключительно в черное. С ее слов так она протестовала против войны. Я ничего не имел против этого. К тому же она была писательница, в некотором роде, и посещала какие-то писательские мастерские. Сверхзадачей ее творчества было Сохранение Мира. Ну, если бы ей это удалось сделать, хотя бы для меня, я был бы только рад. Она жила на алименты своего бывшего мужа они имели троих детей и еще ее мать присылала ей деньги время от времени. В своей жизни Фэй работала два или три раза. За время моего отпуска на душе у Джанко накопилась громадная куча дерьма, и он с энтузиазмом обрушил ее на меня. Каждое утро я уходил с разбухшей и больной головой. Я не мог даже нормально ориентироваться на дороге. На меня сыпались бесчисленные штрафы за нарушение ПДД. Казалось, что стоит мне взглянуть в зеркало заднего вида, как там появлялись красная мигалка патрульной полицейской машины или мотоциклист.
      Однажды я вернулся домой поздно вечером. Силы мои были на исходе. Вытащить ключ из кармана и вставить его в замок все, на что я был способен. Заглянув в спальню, я увидел Фэй. Она лежала на кровати, читала "Нью-Иоркер" и поедала шоколад. Спаситель Мира даже не поздоровалась со мной. Я прошел на кухню в надежде что-нибудь съесть. Холодильник был пуст. Оставалось только выпить воды. Я взял стакан и подошел к раковине. Она была забита грязной посудой, подтух-шими отходами и до краев залита водой. На поверхности плавали несколько бумажных тарелок и какие-то банки, крышки и прочая дрянь. У Фэй была мания собирать банки, крышки и прочую дрянь. Я вернулся в спальню как раз в тот момент, когда Фэй откусывала очередную порцию шоколада.
      Послушай, Фэй, сказал я, я слышал, ты хочешь спасти мир. Может, стоит начать с кухни?
      Кухни это частности, которые не имеют значения, сказала она, проглотив сладость. Трудно ударить седеющую женщину, поэтому я отправился в душевую и пустил воду в ванну. Возможно, горячая ванна охладит мои воспаленные нервы. Но когда ванна наполнилась, я испугался влезать в нее. Мое болезненное тело к тому времени так закостенело, что я боялся утонуть. Я покинул ванную, превозмогая боль и усталость, стащил с себя рубашку, штаны, ботинки и носки. Из последних сил доплелся до спальни, влез на кровать и распластался рядом с Фэй. Теперь мне требовалось отыскать наимение болезненное положение. Это было нелегко. Я был сплошная болячка и вертелся, как флюгер. Наконец, мне удалось закрепиться, лежа на животе. Совсем скоро нужно было возвращаться на работу. Если б только удалось поспать, это могло бы пойти мне на пользу. Но я постоянно слышал шорох переворачиваемых страниц и звуки поедания шоколада. Это была еще одна обычная ночь женщины, которая посещала мастерскую писателей. О, если бы она только выключила свет. "Только одно время ты бываешь на едине с самим собой, Чинаски,
      когда едешь на работу и возвращаешься с нее", - подумал я и спросил: Как дела в мастерской? У Робби неприятности. Да, а что случилось? Этому Робби было около сорока. Все эти годы он прожил со своей матерью. Писал, как мне говорили, только ужасно смешные истории о Католической Церкви и посвящал их всем католикам. Журналы были просто не готовы сотрудничать с Робби, хотя его рассказы уже публиковали однажды в канадском альманахе. Я видел Робби один раз. У меня был свободный вечер, и я повез Фей в эту усадьбу, где все они читали друг другу свои творения.
      Ой! А вон Робби! сказала Фэй. Он пишет очень смешные истории о Католической Церкви! И она показала его мне. Робби стоял к нам спиной. Я уставился на его задницу, слишком широкую, массивную и мягкую. Безвольной массой свисала она в его штанах. "Неужели они не видят, что он..." подумал было я. Не хочешь зайти? спросила Фэй. Лучше в следующий раз... Фэй откусила шоколад.
      Робби мучается. Он потерял работу. И теперь не может писать. Ему не хватает чувства защищенности. Говорит, что пока не найдет работу, не напишет ни строчки.
      О, черт, да я могу найти ему другую работу, - сказал я, покоясь на своем болезненном животе. - Где? Каким образом?
      У нас на почте принимают всех подряд. И платят неплохо. НА ПОЧТУ?! О ЧЕМ ТЫ ГОВОРИШЬ! РОББИ
      СЛИШКОМ РАНИМ, ЧТОБЫ РАБОТАТЬ НА ПОЧТЕ!
      Жаль, мне кажется, имело бы смысл попробовать. Спокойной ночи. Фэй не ответила. Она была рассержена. 8 На пятницу и субботу у меня выпадали выходные. Из-за чего воскресенье превращалось в самый паршивый день недели. Ко всему прочему, мне перенесли время выхода на работу. Теперь я должен был являться к 15.30 вместо привычного 18.18. Однажды в воскресенье меня направили в отдел газет, что для такого дня обычное дело, и что означало все 8 часов на ногах. Кроме обычного набора страданий у меня стали появляться кратковременные, но периодически возникающие головокружения. Неожиданно все начинало взметаться у меня перед глазами и закручиваться в кошмарный вихрь. Чтобы взять себя в руки, я должен был выскакивать на площадку черного хода. О, это было жестокое Воскресенье. Еще с утра к Фэй притащились несколько ее друзей, расселись на кушетке и расчирикались так, как будто они-то и были величайшие писатели всех времен и народов. И единственная причина, по которой их не публиковали
      как они сами ее формулировали в том, что они просто не посылают издателям свои творения. Я сидел и наблюдал их. Если они писали так же, как они выглядели, когда пили свой кофе, мочили в нем свои пончики и беспрестанно хихикали, то это не имеет никакого значения, рассылали они свое дерьмо или копили в ящиках.
      Я сортировал воскресные журналы и чувствовал, что мне просто необходимо выпить кофе, двойной кофе, и чего-нибудь съесть. Но у главного входа постоянно маячили управляющие. Я бросился в другой конец цеха. Я должен был привести себя в норму. Кафетерий находился на втором этаже. Я - на четвертом. Значит, всего два этажа. Рядом с туалетами я обнаружил дверь. Над ней вывеска: ВНИМАНИЕ! ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ПЕРЕХОДОМ ЗАПРЕЩЕНО! Это была жалкая уловка. Я был мудрее всех этих писак и их мамаш вместе взятых. Они просто вывешивали свои объявления, чтобы такие ловкие парни, как Чинаски, не сбегали в кафетерий, Я открыл дверь и вышел на лестничную площадку. Никого. Спустился на второй этаж и взялся за ручку. Еб вашу мать! Дверь не открывалась! Она была заперта. Я бросился обратно. То, что первый и третий этажи закрыты, я знал наверняка. Если уж они устраивали ловушки, то подходили к этому делу основательно и достигали совершенства. Оставался один единственный хлипкий шанс четвертый этаж. Я дернул за ручку. Дверь была закрыта. Но рядом с моей ловушкой находился туалет. Рано или поздно кто-нибудь решит им воспользоваться. Я стал ждать. 10 минут. 15 минут. 20 минут! НИКТО не хотел посрать, отлить или вздрочнуть! 25 минут. Наконец, один появился. Я постучал в стекло.
      Эй, приятель! ЭЙ, ПРИЯТЕЛЬ! Он не слышал меня или притворился, что не слышит. Невозмутимый, он прошествовал мимо и зашел в туалет. Прошло еще 5 минут. Появился другой. Я стукнул погромче. ЕЙ, ПРИЯТЕЛЬ! ЭЙ, ТЫ, МУДОЗВОН ХУЕВ!
      Так я рассчитывал привлечь его внимание. И не ошибся. Он посмотрел на меня сквозь рифленое стекло. Я заорал:
      ОТКРОЙ ДВЕРЬ! ТЫ ЧТО, НЕ ВИДИШЬ, МЕНЯ ЗАПЕРЛИ. ТЫ, ПРИДУРОК! ОТКРОЙ НЕМЕДЛЕННО! Он открыл. Я вышел. Парень остолбенел. Я пожал ему локоть. Спасибо, малыш. Легко и непринужденно я вернулся к брошенным журналам. Вскоре появился управляющий. Он остановился и уставился на меня. Я приостановился. Как дела, мистер Чинаски? Я зарычал, схватил пару журналов и замахал ими, как помешанный. Потом я стал бубнить себе под нос всякие гадости, и управляющий удалился.
      9
      Фэй забеременела. Но это не изменило ее. Это вообще ничего не изменило. Ни дома, ни на почте.
      Все те же клерки исполняли основную работу, пока бригада подсобных рабочих беседовала о спорте. Эта бригада целиком состояла из крутых чернокожих чуваков с телесами профессиональных боксеров. Как только на почте появлялся новичок, его бросали в бригаду подсобников. Крутые парни отводили душу, и это сдерживало их от расправы над контролерами. Бригада просто растворялась, когда на горизонте возникал контролер. Основной их задачей была загрузка рассортированной почты в грузовики, которые доставлялись в цех грузовым лифтом. Пять минут работы в течение каждого часа. Иногда они подсчитывали почту, ну, или делали вид, что считают. Тогда они выглядели истинными интеллектуалами с длинными, хорошо отточенными карандашами, вставленными за ухо. Но основное время они посвящали обсуждению неистовых спортивных сцен. Все они были знатоки и читали одни и те же спортивные издания. Ну, мужик, давай колись, кто будет в фаворе? Ну, Вилли Мэйс, Тед Вильяме, Кобб. Что-что? Что слышал, сынок! Кто сынок? Ты отвечаешь за сынка? Ладно, замяли. А кто твоя команда? Фаворит и команда это не одно и то же! Кочумай, ты врубился, о чем я, сынок, ты врубился! Ну, я ставлю на Мэйса, Раза и Ди Мэйджа! Оба последних нули! Как насчет Хэнка Эйрона, сынок? Как тебе Хэнк?
      Вскоре был введен новый порядок, по которому на все подсобные работы надлежало подавать предварительные заявки в специальный журнал. Заявки исполнялись по мере важности. Но чуваки из бригады просто выдирали из журнала листы с заявками и ничего не делали. Никто не решался сообщить о вероломстве крутых парней с атлетическими фигурами. Слишком далек и темен был ночной путь от проходной до стоянки.
      10
      Головокружения повторялись все чаще и чаще. Я научился предугадывать их наступление. Сначала ячейки начинали плыть у меня перед глазами и закручиваться в стремительный вихрь. Это длилось с минуту. Я переставал соображать что-либо. Каждое последующее письмо становилось тяжелее предыдущего. Лица моих сослуживцев принимали какой-то смертельно-серый оттенок. Я начинал сползать со стула. Ноги едва удерживали тело в вертикальном положении. Эта работа просто убивала меня. Я пошел к доктору и рассказал ему о странных явлениях. Он измерил мне давление. Давление у вас в норме. Затем он прослушал меня фонендоскопом и взвесил. Я не нахожу никаких нарушений. Тогда он решил провести какой-то особенный анализ крови. Для этого ему нужно было сделать три забора крови из вены с небольшими интервалами. Причем интервал возростал раз от раза.
      Вы подождете в другой комнате?
      Я бы предпочел прогуляться.
      Хорошо, но только не опаздывайте. Это главное условие. На второй забор я прибыл вовремя. Оставался самый длинный интервал 20 или 35 минут. Я вышел на улицу, прогулялся немного, зашел в магазин и взялся просматривать журналы. Переворошив приличную стопку, глянул на часы и вышел на улицу. И тут я увидел женщину. Она сидела на автобусной остановке. Она была из числа тех немногочисленных НЕЧТО! Ее ноги были почти не прикрыты. Я просто не мог оторвать от нее
      глаз. Я перешел улицу и встал ярдах в двадцати. Она поднялась и пошла. Я последовал за ней. Ее точеная задница с покачивающимися ягодицами просто приворожила меня. Женщина зашла на почту, я повлекся вслед. Она встала в длинную очередь, я пристроился крайним. Она купила две открытки. Я приобрел 12 конвертов и марок на два доллара. Когда я вышел на улицу, женщина садилась в автобус. Еще один взгляд на эти восхитительные ноги, произрастающие из великолепной задницы и автобус увез НЕЧТО прочь. Доктор заждался.
      В чем дело? Вы опаздали на 5 минут! - Не знаю. Наверное, что-нибудь случилось с моими часами. В ЭТОМ АНАЛИЗЕ ВАЖНА ТОЧНОСТЬ! В любом случае, давайте продолжим. Он ввел в меня иглу... Двумя днями позже тест показал, что со мной все в порядке. Не знаю, возможно, на результат повлияли те 5 минут, которые я посвятил созерцанию божественной задницы, но приступы головокружения прогрессировали. Я начал уходить с почты после 4 часов работы, безо всякого на то разрешения. Возвращаясь домой около одиннадцати вечера, я встречался с Фэй. Бедная беременная женщина волновалась: Что случилось? Не могу больше,
      отвечал я. Я слишком раним...
      Тогда я склею черную. Ну, ты знаешь, какого цвета у нее будут волосы.
      Вы, ребята, веками тянули наших телок. Теперь наша очередь. Ты не будешь против, если засажу твоей белой подружке свой черный поршень.
      Если она этого захочет, то тебе, парень, не отвертеться. Вы отобрали землю у индейцев. Я это помню.
      Вот ты не приглашаешь меня в свой дом. А если и пригласишь, то будешь просить меня зайти с заднего двора, чтобы никто не видел, какого цвета моя кожа... Но я оставлю для тебя включенным свет. Это походило на пытку, но другого выхода у меня не было. 12
      Беременность Фэй протекала нормально. Для женщины ее возраста - даже очень хорошо. Мы готовились к родам. Наконец, время приспело.
      Скоро начнется, сказала Фэй, но я не хочу ехать в больницу слишком рано. Я вышел проверить, все ли нормально с машиной, и вернулся. Видно было, что Фэй тяжело, но она сказала: Нет, подождем еще. Может, ей действительно было под силу спасти мир? Я был просто горд за ее выдержку и спокойствие. Я сразу простил ей и грязную посуду, и "Нью-Иоркер", и мастерскую писателей. Эта стареющая женщина была всего лишь еще одним одиноким созданием в нашем равнодушном мире.
      II
      Чернокожие ребята на проходной не знали о моих проблемах. Я выбирался из цеха через черный ход, прятал рабочий свитер в поддон и шел отмечать свой пропуск. Приветствую вас, братья и сестры! говорил я. О, брат Хэнк!
      Привет, брат Хэнк!
      Таковы были правила игры, которая называлась "Белый и Черный". Уж очень им нравилось играть в нее.
      Первым подходил Боуэр, он брал меня за руку и говорил:
      Слышь, мужик, если бы у меня была такая классная работа как у тебя, я бы, наверное, был миллионером!
      Конечно, Боуэр. Но для этого надо иметь белую кожу. Следующим был коротышка Хадли. Он начинал сходу:
      На одном корабле был черный кок. Он был единственный чернокожий из всей команды. Два-три раза в неделю он готовил пудинг из тапиоки и приправлял его своей спермой. Всем белым очень нравился его пудинг, ха-ха-ха-ха! Они всегда спрашивали его: "Эй, нигер, как ты это делаешь?" И он отвечал им: "О, братья, я владею секретным рецептом своих предков!" Ха-ха-ха-ха!
      И мы тоже все хохотали. Не возьмусь вспомнить, сколько раз мне пришлось выслушать эту историю про тапиоковый пудинг... Эй, белый мудила! Слышь, сынок?!
      Послушай, мужик, если я назову тебя "сынком", ты, наверняка, пропорешь мне брюхо. Так что, забудь это слово.
      Эй, белый, что скажешь, если мы вместе с тобой кутнем в субботу вечером. Я подцеплю себе белую биксу с золотистыми волосами.
      Может, лучше поедем? спросил я.
      Нет, упиралась Фэй, я не хочу, чтобы ты сидел там слишком долго и волновался. Да не думай ты обо мне. Давай, поехали. Ну, пожалуйста, Хэнк, подождем. И она не двигалась с места. Тебе чего-нибудь нужно? снова спросил я. Нет. Прошло еще минут десять. Я пошел на кухню, чтобы принести ей воды. Когда вернулся, она спросила: Ты готов ехать? - Конечно. А ты знаешь, где больница? Без сомнений. Я помог ей сесть в машину. Неделей раньше я специально сделал две пробные поездки до этой клиники, чтобы не заблудиться. Но когда мы подъехали, я не мог найти места для парковки. Фэй показала мне путь.
      Поверни сюда и остановись вон там. Мы дойдем пешком. Слушаюсь, мэм, сказал я.... Ее поместили в палату с окнами на оживленную улицу. Она лежала на кровати, и лицо ее искажали гримасы боли. Возьми мою руку, - попросила Фэй. Я взял.
      Неужели это действительно скоро произойдет? осторожно спросил я. Да.
      Знаешь, со стороны кажется, что для тебя это пара пустяков, сказал я.
      Ты так заботлив и мил. Это помогает.
      Мне нравится быть заботливым и милым. Я хочу быть заботливым и милым. Но эта чертова работа...
      Я знаю, дорогой. Я знаю. Мы оба смотрели в окно. И я сказал:
      Посмотри на этих людей, там внизу. Они понятия не имеют, что происходит у них над головами. Они просто идут, уткнувшись себе под ноги. И что самое смешное... все они когда-то вот так же появились в этом мире, все. Да, забавно. По руке я почувствовал, как содрогается ее тело. Сожми крепче, попросила она. - Хорошо.
      Мне будет неприятно, когда ты уйдешь. А где доктор? Почему никого нет? Что это за чертовщина? разволновался я. Они сейчас придут. И тут же вошла сестра. Эта больница принадлежала католической церкви, и сестра была очень симпатичная темнокожая испанка или португалка. Вы должны уйти, сказала она мне. Я скрестил два пальца на руке и показал Фэй. Но она уже не смотрела на меня. Я зашел в лифт и спустился вниз.
      13 Ко мне подошел доктор, немец, тот, что делал анализ моей крови. Мои поздравления, сказал он, пожимая мне руку, у вас девочка. Девять фунтов и три унции. А как мать?
      С ней все будет хорошо. Никаких осложнений не было. Когда я смогу увидеть их? Вас позовут. Посидите здесь, они скажут вам, когда будет м о ж н о .
      И
      у ш е л . Я смотрел через стекло. Сестра указала мне на моего ребенка. Его лицо было почти пунцовым, и он кричал громче всех других малышей. Комната была набита орущими новорожденными. Как много новых жизней! Мне показалось, что сестра очень гордится моей малышкой. Мне было приятно, ведь я сыграл в ее появлении не последнюю роль. Ну, по крайней мере, я надеялся на это. Сестра подняла девочку повыше, чтобы я смог лучше рассмотреть ее. А я стоял и улыбался через стекло, я не знал, как следует вести себя в такой ситуации. Я улыбался, а девочка орала мне в лицо. Бедняжка, думал я, бедное крохотное создание. Тогда я и думать не мог, что в один прекрасный день этот пунцовый сморщенный комочек превратится в стройную красивую девушку, которая так же будет смеяться мне в лицо... Ха-ха-ха-ха. Я дал знак сестре, чтобы она положила ребенка, и помахал на прощание им обеим. Сестра действительно была очень симпатичная стройные ноги, шикарные бедра. И великолепная грудь.
      У Фэй в уголках рта запеклась кровь, я взял мокрую салфетку и убрал ее. Женщинам перепадает много страданий, не удивительно, что они требуют постоянных проявлений любви.
      Я хочу, чтобы они дали мне моего ребенка, - сказала Фэй. Это не правильно, что они разлучают нас.
      Я понимаю тебя, Фэй, но, наверное, на то есть медицинские причины.
      Но мне все равно кажется, что это не верно.
      Конечно, в принципе, это не верно. Но не волнуйся, с ребенком все в порядке. Я скажу им, чтобы они принесли его, как только это станет возможным. Знаешь, их там, наверное, штук сорок. И они все вместе ждут встречи со своими мамашками. Я думаю, это делается для того, чтобы вы поднабрались силенок после родов. А наша малышка очень крепкая, я сам видел, так что не беспокойся за нее. С ней я была бы так счастлива. Я знаю, знаю. Скоро ты увидишь ее.
      Сэр, толстая мексиканка вошла в палату, я попрошу вас уйти. Но я отец.
      Мы знаем, но вашей жене нужно отдохнуть. Я сжал руку Фэй и поцеловал в лоб. Она закрыла глаза и, казалось, тут же уснула. Конечно, она была уже немолода. Возможно, ей и не удастся спасти мир, но бесспорно, она его уже усовершенствовала. Поздравим ее.
      14 Марина Луиза так Фэй назвала девочку. В нашей спальне у окна стоит детская кроватка. В ней Марина Луиза Чинаски. Лежит и смотрит на дерево, что за окном, на яркий рисунок, что на потолке. И вдруг заплачет. Нужно ходить и качать ребенка, разговаривать с ребенком. Девочка хочет мамину титьку, но у мамы еще не скопилось молочко. А у меня нет такой титьки. И по-прежнему нужно ходить на работу. А в городе беспорядки, и десятая его часть в огне... 15 Лифт шел наверх. Я был единственный белый из всех пассажиров. Это выглядело забавно. Они говорили о беспорядках в городе, стараясь не смотреть на меня.
      Бог ты мой, говорил парень, черный как уголь, это что-то! Эти ребята разгуливают по улицам в дымину пьяные с бутылками виски в руках. Полицейские проезжают мимо и даже не останавливаются, они их не трогают. Представляете, среди бела дня. Люди тащат отовсюду телевизоры, пылесосы и все такое. Нет, ну, это что-то... Да, блин.
      Черные вывешивают на своих магазинах плакаты: "КРОВНЫЕ БРАТЬЯ". Белые тоже. Но людей не обманешь. Они знают все магазины, которые принадлежат белякам...
      Это точно, брат.
      Лифт остановился на четвертом этаже, и мы все вместе покинули кабину. Я чувствовал, что мне следует воздержаться от каких-либо комментариев.
      Чуть позже по радио выступил управляющий городской почтой:
      "Внимание! Юго-восточная часть города заблокирована. Только те лица, которые имеют документы, подтверждающие их проживание в этой части города, будут пропускаться через блокпосты. С семи часов вечера объявляется комендантский час. После этого часа проход через блокпосты запрещен. Блокпосты расположены от улицы Индиана до улицы Хувер и от бульвара Вашингтона до 135-йПлэйс. Проживающие в этой части города от работы не освобождаются". Я встал и потянулся за своей учетной картой. Эй! Ты куда?
      спросил меня контролер. ~ Ты что, не слышал объявление? в свою очередь задал ему вопрос я.
      Да, но... Я запустил левую руку в карман.
      Что НО? Ну, что НО? Он молча таращился на меня.
      Что ты понимаешь, беляк? сказал я, взял свою учетную карту и ушел.
      16 Беспорядки в городе кончились, малышка присмирела и успокоилась, а я нашел способ избегать неуемного Джанко. Но приступы головокружения так и не отступали. Доктор выписал мне рецепт на бледно-зеленые пилюли, и они давали некоторое облегчение. Однажды вечером я отлучился с рабочего места выпить стакан воды. Потом вернулся, отработал еще 30 минут и ушел на десятиминутный перерыв. Когда я снова приступил к работе, ко мне подскочил Чам-берс чернокожий контролер.
      Чинаски! В конце концов ты доиграешься! Тебя не было на месте 40 минут! Как-то ночью Чамберс грохнулся на пол в припадке, он пускал пену и бился в конвульсиях. Его вынесли из цеха на носилках. В следующую смену, как ни в чем не бывало, он был уже на рабочем месте в новой рубашке и ярком галстуке. И вот теперь он стоял передо мной и брызгал своей тухлой слюной.
      Послушай, Чамберс, не сходи с ума. Я вышел попить воды, потом вернулся и отработал 30 минут и только тогда ушел на перерыв. Меня не было 10 минут, как и положено.
      А я тебя говорю, ты доиграешься, Чинаски! У меня есть семь свидетелей, которые подтвердят, что ты отсутствовал 40 минут! - Семь свидетелей? ДА, СЕМ!
      Ну, и что? А я говорю 10 минут.
      Нет, мы все видели, Чинаски! Все видели, что тебя не было 40 минут!
      Я устал. Мне все это надоело:
      Хорошо. 40 минут. Пусть будет по-твоему. Иди и выпиши мне замечание. Чамберс убежал. Я занялся письмами. Вскоре подошел начальник участка худой белый мужчина с редкими пучками волос над ушами. Я посмотрел на него и продолжил свою работу.
      Мистер Чинаски, я надеюсь, вы знаете и понимаете все наши правила и требования. Каждый клерк имеет право на два десятиминутных перерыва, один до обеда, второй после. Дополнительный перерыв, утвержденный правлением: еще десять минут. Эти десять минут...
      О, ЧЕРТ ВОЗЬМИ! гаркнул я и отшвырнул письма в сторону. Я согласился с тем, что отсутствовал 40 минут, чтобы вы, ребята, вдули мне пару раз и успокоились. Но, я вижу, вы решили задолбить меня до смерти. Поэтому я отказываюсь от своих слов и заявляю: я отсутствовал только положенные 10 минут! А теперь я хочу видеть семь ваших свидетелей! Представьте мне их! Двумя днями позже я был на ипподроме и наткнулся взглядом на штакетницу белых зубов
      широкую улыбку и сияющие дружелюбием глаза. Кто этот милый весельчак у барной стойки? Я подошел поближе. На меня смотрел и улыбался во весь рот Чамберс. Поигрывая бутылкой пива, я прошел мимо улы-бальщика и остановился возле урны. Продолжая смотреть ему прямо в лицо, я смачно сплюнул и удалился. Больше Чамберс меня не беспокоил.
      17 Днем малышка ползала по комнатам и мало-помалу познавала мир. Спали мы все вместе на одной кровати. Марина, Фэй, кошка и я. "Посмотри-ка сюда, размышлял я, глядя на урча-ще-сопящую компанию, на твоем попечении три рта. Даже странно". И вот две ночи подряд я возвращался домой лишь под утро. Фэй неизменно сидела и читала объявления по аренде жилья. Все так чертовски дорого, говорила она. Это точно, поддакивал я. На третью ночь я спросил: Ты уходишь? Да.
      Хорошо. Завтра я помогу тебе найти жилье где-нибудь поблизости и перевезу. Я обещал выплачивать ей ежемесячное содержание. Хорошо, только и сказала она. Фэй забирала девочку, со мной оставалась кошка. Мы нашли приличную квартиру кварталов за восемь или десять. Я помог ей перевезти вещи, попрощался с малышкой и вернулся к себе. Я стал навещать Марину два, три или четыре раза в неделю. Я чувствовал, что пока я могу видеть ее, со мной ничего не случится. Фэй по-прежнему клеймила войну своими черными одеждами. Она участвовала в демонстрациях в поддержку мира, посещала Ночи Любви, поэтические вечера, мастерские художников, коммунистические митинги, просиживала ночи напролет в хиппи-кафе. И повсюду она таскала с собой ребенка. Если же она никуда не уходила, то просто сидела в кресле, курила сигарету за сигаретой и читала. Даже пуговицы на ее черной блузке выражали протест. Все реже и реже мне удавалось застать их дома. Наконец, я отыскал их. Фэй ела йогурт с семечками подсолнуха. Она сама пекла хлеб, но он был не очень вкусный.
      Я встретила Энди, он шофер, сказала она мне. И еще художник. Вот одна из его работ, и она показала на стену. Я играл с девочкой и рассматривал картину. Мне нечего было сказать.
      У него огромный член, рассказывала Фэй дальше. Недавно ночью он пришел ко мне и спросил: "Ты не хотела бы, чтобы тебя трахали большим членом?" " Я предпочитаю, чтобы меня трахали с большой любовью", - ответила я. Похоже, он не глупый человек, - сказал я на это. Пошалив с малышкой еще немного, я распрощался с ними. Мне нужно было заняться схемами, надвигался час моего экзамена. Вскоре после этой встречи я получил от Фэй письмо. Она вместе с девочкой уехала в Нью-Мехико и поселилась в коммуне хиппи. "Это прекрасное место, писала она, здесь Марина будет по-настоящему свободна". В конце письма был маленький рисунок, который накалякала для меня моя малышка.
      V I ДЕПАР ТАМЕНТ СВЯЗИ ТЕМА: Предупреждение. КОМУ: Мистеру Генри Чинаски. Нами была получена официальная информация из департамента лос-анджелесской полиции, что 12 марта 1969 года вы были задержаны и доставлены в участок за управление автотранспортом в нетрезвом виде. В связи с этим, просим обратить ваше внимание на параграф 744,12 Общего руководства для всех почтовых служащих. В частности:
      "Почтовые служащие являются представителями государства, и поэтому их поведение, во многих случаях, должно быть подчинено более высоким стандартам, чем поведение служащих частных компаний. Надеемся, что своим безупречным поведением, как на работе, так и вне ее, служащие будут поддерживать и укреплять репутацию почтового сервиса, как государственного учреждения. При всем этом Министерство связи придерживается политики невмешательства в частную жизнь своих служащих, надеясь на честность, порядочность, доверительность и безупречную репутацию своего персонала". И хотя ваш арест основывался на сравнительно незначительном обвинении, в то же время он является подтверждением вашего пренебрежительного отношения к нашим требованиям: безупречным поведением поддерживать и укреплять репутацию почтового сервиса, как государственного учреждения. Поэтому мы предостерегаем и предупреждаем вас, что повторение подобного правонарушения или возникновение какого-либо другого конфликта с полицейскими органами повлечет за собой дисциплинарные действия со стороны соответствующих инстанций нашего учреждения. За вами остается право представить на рассмотрение ваше письменное объяснение данного инцидента, если вы сочтете это нужным.
      2 ДЕПАРТАМЕНТ СВЯЗИ ТЕМА: Уведомление о возможном дисциплинарном взыскании. КОМУ: Мистеру Генри Чинаски. Цель этого уведомления предупредить вас о возможной вашей временной отставке без заработной платы сроком на 3 дня или каком-либо другом дисциплинарном взыскании, которое будет определено в соответствии с правилами о вынесении дисциплинарных взысканий. Мы рассчитываем, что данное действие будет способствовать повышению вашей дисциплины, а значит, и эффективности всего нашего сервиса. Исполнение вышеизложенного взысканиявозможно не раньше, чем по прошествии 35 календарных дней от даты получения этого уведомления. Далее изложены обвинение и факты, подтверждающие его: ОБВИНЕНИЕ No1 Вы обвиняетесь в незаконном отсутствии на рабочем месте 13, 14 и 15 мая 1969 г.
      В дополнение к вышесказанному следует отметить, что если это обвинение подтвердится, то при определении степени дисциплинарного взыскания будет учитываться и ваше прежнее нарушение, о котором вас уведомляли письмом от 1 апреля 1969 года: За оставление рабочего места без должного на то разрешения. Вы имеете право опротестовать данное обвинение как в устной, так и письменной форме, а также выбрать представителя ваших интересов. Ваши возражения необходимо представить в течение 10 календарных дней со дня получения этого письма. Также вы можете представить письменные показания, сделанные под присягой, подтверждающие ваши возражения. Любые письменные возражения должно направлять по адресу: Главное почтовое управление, Лос-Анджелес, Калифорния, 90052. Если для предоставления ваших возражений потребуется дополнительное время, необходимо представить для рассмотрения письменное заявление, объясняющее эту потребность. Если вы пожелаете объясниться лично, то можете условиться о встрече либо с Эллен Нормелл, начальником Бюро по найму, либо с К. Т. Шеймс, ответственным по работе с персоналом, по телефону 289-2222. По истечении десятидневного срока, отпущенного на обжалование, все факты по вашему делу, включающие и ваши возражения, аргументы, доказательства и т. п., будут вынесены на обсуждение, для принятия справедливого решения. О результате вам сообщат письменно. Если решение будет не в вашу пользу, в письме будут изложены причины, подвигнувшие комиссию к принятию такого решения.
      3 ДЕПАРТА МЕНТ СВЯЗИ ТЕМА: Извещение о решении КОМУ: Генри Чинаски Данное извещение относится к письму, адресованному вам, от 12 августа 1969 года с предупреждением о возможном применении к вам дисциплинарного взыскания такого, как временное отстранение от работы сроком на три дня. В письме также было изложено Обвинение No1, на основании которого вас могут подвергнуть наказанию. Возражений, оправданий, опровержений на это письмо с вашей стороны к назначенному сроку не последовало. После детального рассмотрения выдвинутого против вас обвинения, были подтверждены его обоснованность и правомочность для временного отстранения вас от работы. Таким образом, вы будете отстранены от должности сроком на 3 (три) дня. Первым днем отстранения считать 17 ноября 1969 года и последним 19 ноября 1969 года. За ваше прежнее нарушение, о котором упоминалось в предыдущем письме, также было решено наложить штраф. Вы имеете право обжаловать это решение либо в Департаменте связи, либо в Комиссии по государственной гражданской службе США, или же сначала в Департаменте связи, а затем в Департаменте государственной гражданской службы и потом уже в Комиссии по государственной гражданской службе. Такой порядок обусловлен следующим: Если вы подадите апелляцию сразу в Комиссию по государственной гражданской службе, то вы уже не будете иметь право апеллировать в Департамент связи. Апелляцию в Комиссию по государственной гражданской службе должно посылать на имя Регионального директора, Регион Сан-Франциско, Комиссия по государственной гражданской службе США, 450 Голден Гейт Авеню, ящик 36010, Сан-Франциско, Калифорния, 94102. Ваша апелляция должна быть: а) в письменном виде; б) излагать причины, побудившие вас обжаловать решение о вашей временной отставке, подкрепленные доказательствами и документами (если таковые имеются); в) представлена не позже 15 дней после вступления в силу данного решения. Если вы не представите письменных показаний, сделанных под присягой и утверждающих, что были подвергнуты взысканиям по политическим причинам, кроме предусмотренных законом, или вследствие дискриминации из-за вашего матримониального статуса или же физической неполноценности, которые требуют соответствующего рассмотрения и соответствующих процедур, то Комиссия начнет процедуру рассмотрения вашей апелляции. В случае, если вы подадите апелляцию в Департамент связи, вы не сможете обратиться с обжалованием в Комиссию до вынесения Департаментом решения первого уровня. И только после этого решения вы получаете возможность продвинуть вашу апелляцию на более высокий уровень в Департаменте связи или сразу в Комиссию. Тем не менее, если решение первого уровня не будет вынесено в течение 60 дней со дня подачи апелляции в Департамент связи, вы можете переадресовать апелляцию непосредственно в Комиссию.
      Если вы подадите апелляцию в Департамент связи в течение 10 дней со дня получения этого извещения, то исполнение решения о вашей временной отставке приостанавливается до результатов обжалования, исходящих от Регионального директора Департамента связи. Кроме того, вы имеете право на сопровождение и консультацию вашим личным представителем. Вы и ваш представитель будете защищены от всякого рода ограничений, вмешательств, принуждений, дискриминации и репрессий. Вам будет предоставлено определенное количество служебного времени для подготовки и подачи апелляции. Апелляция в Департамент связи может быть подана в любое время после получения данного письма, но не позже 15 календарных дней после даты вступления в силу решения о вашей временной отставке. Ваше письмо должно включать просьбу на слушание вашего дела или официальный отчет. Апелляцию посылайте по адресу: Региональному директору Департамент связи 631 Ховард стрит Сан-Франциско, Калифорния, 94106 Одновременно с подачей апелляции Региональному директору или в Комиссию по государственной гражданской службе, вам следует предоставить подписанную копию апелляции по нашему адресу. Если у вас возникнут какие-либо вопросы по процедуре обжалования, вы можете связаться с Ричардом Н. Марсом: Служба по кадрам и Бюро по найму. Персональный отдел, комната 2205, Федеральное управление, улица Hope, Лос-Анджелес, 300, с 8.30 до 16.00, понедельник пятница.
      4 ДЕПАРТАМЕНТ СВЯЗИ ТЕМА: Извещение о возможном дисциплинарном взыскании КОМУ: Генри Чинаски Это предварительное извещение о возможном применении по отношению к вам дисциплинарного воздействия или о вашем увольнении из почтового сервиса. Предполагается, что такие действия будут способствовать повышению эффективности нашего сервиса и намечены к исполнению не раньше 35 календарных дней со дня получения данного извещения. Обвинение, выдвинутое против вас, и факты, его подтверждающие: ОБВИНЕНИЕ No1 Вы обвиняетесь в отсутствии на рабочем месте без соответствующего на то разрешения по следующим датам: Сентябрь, 25,1969-4 час. Сентябрь, 28,1969-8 час. Сентябрь, 29, 1969-8 час. Октябрь, 5, 1969 - 8 час. Октябрь, 6, 1969 - 4 час. Октябрь, 7, 1969 - 4 час. Октябрь, 13, 1969 - 5 час.
      жения, необходимо представить письменное заявление и указать причину, подтверждающую необходимость. Если вы пожелаете объясниться лично, то можете условиться о встрече либо с Эллен Нормелл, начальником Бюро по найму, либо с К. Т. Шеймс, ответственным по работе с персоналом, по телефону 289-2222. По истечении десятидневного срока, отпущенного для подачи возражений, все факты по вашему делу, включая и предоставленные вами документы, будут подвергнуты тщательному рассмотрению и вынесено соответствующее решение. Вам будет направлен письменный вариант вынесенного заключения. Если решение окажется не в вашу пользу, в письме будут изложены причины, на основании которых было принято такое решение.
      Октябрь, 15, 1969-4 час. Октябрь, 16, 1969 8 час. Октябрь, 19, 1969 8 час. Октябрь, 23, 1969 4 час. Октябрь, 29, 1969 4 час. Ноябрь, 4,1969-8 час. Ноябрь, 6, 1969 4 час. Ноябрь, 12,1969-4 час. Ноябрь, 13, 1969-8 час.
      В дополнение к изложенному, нижеследующие записи о ваших прежних нарушениях будут учитываться в определении степени дисциплинарного воздействия, если выдвинутое против вас обвинение подтвердится:
      1 апреля 1969 года вы получили письмо-предупреждение за отсутствие на рабочем месте без должного на то разрешения.
      17 августа 1969 года вас известили о возможном дисциплинарном взыскании за то, что вы без разрешения покинули рабочее место. В результате, вы были подвергнуты временной отставке без оплаты сроком на три дня, с 17 ноября 1969 года по 19 ноября 1969 года.
      Вы имеете право опротестовать выдвинутое против вас обвинение в личном порядке или письменно, или же обоими способами, а также через вашего личного представителя. Опротестование должно быть сделано в течение 10 (десяти) календарных дней с момента получения этого письма. Вы можете представить письменные показания, сделанные под присягой, в подтверждение вашего опровержения. Любое письменное обращение должно отправлять на имя Главы почтового управления: Лос-Анджелес, Калифорния, 90052. Если требуется дополнительное время для предоставления опровер
      VII
      Я работал рядом с молодой девицей, которая еще плохо знала свои схемы.
      А куда идет Роутфорд 2900? спрашивала она меня. Попробуй-ка в ячейку No33, отвечал я. Тут же стоял контролер и пытался завязать с ней беседу: Ты говорила, что приехала из Канзас-Сити? Мои родители родом из тех мест.
      Серьезно? удивлялась девица и обращалась ко мне: АМэйерз8400? - Бросай в 18-ю.
      Она держала себя в строгости, но между ног у нее почесывалось. Я не обольщался. Мне требовалось временное воздержание от женского общества.
      Контролер почти прильнул к девице. - Ты далеко живешь от работы?
      Нет.
      А работа тебе нравитс я?
      О, конечно ! И поворач ивается ко мне:
      Элбени 6200?
      16. Когда письма в моем поддоне закончились, контролер вдруг обратился ко мне:
      Чинаски, я проверял тебя на время. Ты провозился 28 минут. Я проигнорировал его заявление. Ты знаешь норму на такой поддон? Нет, не знаю.
      Как? А сколько времени ты здесь работаешь? - Одиннадцать лет.
      Ты проработал одиннадцать лет и не знаешь нормы?! Я уже отвечал на этот вопрос.
      Ты наплевательски относишься к своим обязанностям. Перед его кралей из Канзаса стоял еще почти полный поддон. А начинали мы вместе.
      Почему ты разговаривал с этой девушкой? - не унимался контролер. Я закурил сигарету.
      Чинаски, подойди сюда на минуту, - поманил он меня за собой в проход между сортировочными ящиками. Я подошел. Клерки, завидев контролера, прибавили усердия. Я видел бесконечный ряд правых рук, неистово распихивающих письма по ячейкам. Даже канзасская монашка влилась в общее безумие.
      Видишь эти цифры, нарисованные на каждом ящике? Да. Это количество писем, которое вы должны обрабатывать за минуту. На такой поддон как у тебя, отпускается 23 минуты. Ты тратишь на 5 минут больше. Он ткнул пальцем в цифру 23. Двадцать три значит норма. Двадцать три ничего не значит, возразил я. Что ты хочешь этим сказать?
      Я хочу сказать, что любой может взять банку с краской, кисточку, пройти вдоль рядов и нарисовать везде 23.
      Нет, эти нормы выверены годами и постоянно перепроверяются. Я молчал.
      Я вынужден выписать тебе замечание, Чинаски. И тебе придется объясниться на этот счет. Я сел на свое место. 11 лет! А в моем кармане не прибавилось ни на грош с тех пор, как я попал сюда. 11 лет. Каждая ночь тянется вечность, а года пролетают со свистом, словно пули. Это особенность ночной работы. Или ее бесконечного однообразия. По крайней мере, со Стоном я должен был всегда держать ухо в остро. Здесь же сюрпризов не жди. Одиннадцать лет пронеслись перед моим взором. Я видел, как эта работа подтачивала людей. Они просто таяли на глазах. Джими Поттс со станции Доурси. Когда я только начинал работать, Джими был симпатичным парнем с великолепной фигурой, в белой накрахмаленной рубашке. Сейчас его не узнать. Он опускает сиденье своего стула как можно ниже к полу и привязывает себя, чтобы не свалиться на пол. Он не стрижется и носит одну пару брюк по 3 года. Дважды в неделю он меняет рубашку и передвигается очень медленно. Работа прикончила его. Сейчас ему 55 семь лет до пенсии. Я не дотяну, говорит он мне. Одни худеют, другие толстеют огромные залежи жира на животах, задницах, щеках и подбородках. Один и тот же стул, одно и то же движение, одни и те же разговоры. Я видел себя
      среди этих мертвецов с приступами головокружения, с болью в руках, шее, груди. Сплошная болячка. Я спал весь день и поднимался только для того, чтобы снова идти на работу. Все выходные я пил в надежде хоть как-то забыться. Когда я нанимался, во мне было 185 фунтов. Сейчас 233. Все II лет двигалась лишь моя правая рука. 2 Я вошел в кабинет советника. За столом сидел Эдди Бивер. На почте его звали Тощий Бобр. У него были острая голова, острый нос и острый подбородок. Весь он был какой-то остроконечный. И колол всех без разбора. Присаживайтесь, Чинаски. В руках Бивер держал несколько листков. Он дочитал их и вонзил в меня свой острый взгляд.
      Чинаски, вы затратили 28 минут вместо положенных 23. Да хватит вам толочь это говно. Я устал.
      Что?
      Повторяю, хватит перемалывать это говно! Давайте сюда ваши бумаги, я подпишу и отвалю! У меня уже нет сил слушать одно и то же!
      Я здесь, чтобы проконсультировать вас, Чинаски! Я обреченно вздохнул. Ну, начинайте, раз так. Я слушаю. У нас существует производственный график, которому подчинены все структуры, Чинаски. - Ясно.
      мне все же попадаются. Тогда я управляюсь с ними за 5, ну, за 8 минут. Давайте считать, что я прикончил его за 8 минут. Согласно нормам, я сэкономил 15 минут. Могу ли я эти 15 минут потратить на то, что спущусь в кафетерий, съем кусочек пирога с мороженым, посмотрю телевизор и вернусь назад?
      Нет! По инструкции, вам надлежит незамедлительно брать следующий поддон и продолжать работу! Я подписал бумагу, чем собственноручно подтвердил факт проведения со мной консультативной беседы. Тощий Бобр отметил мой пропуск, указав в нем время окончания консультации, и я снова оказался на своем стуле перед "жирным кусочком".
      3
      Время от времени размеренную жизнь отделения нарушали мелкие происшествия. На той самой лестнице, где я попал в западню, прихватили одного парнишку. Его застукали, когда он лакомился под юбкой у смазливой приемщицы. Потом самая бойкая официантка из кафетерия подняла скандал, что с ней не рассчитались, как было обещано, за оральные услуги. Халявщиками оказались три управляющих и начальник цеха. Официантку и управляющих уволили, а начальника цеха разжаловали в контролеры.
      И, наконец, я чуть не спалил все отделение. Меня послали разгружать бесплатную рекламу. Я покуривал сигару и не спеша освобождал тележку, груженую целым ворохом всякого дерьма, как вдруг какой-то парень закричал:
      Эй, ты горишь!
      Когда вы выходите за рамки установленного графика, это означает, что кто-то другой должен будет делать за вас ту работу, которую не успели выполнить вы. А это значит сверхурочные часы.
      Вы намекаете, что это я виноват в том, что нам почти каждую ночь назначают три с половиной часа сверхурочных?
      Послушайте, вы затратили 28 минут вместо положенных 23. Это не проходит бесследно.
      Ну, конечно, вам лучше знать. Но я тоже знаю, что все поддоны одинаковые, а вот количество писем в них разное. В одних в три, а то и в четыре раза больше, чем в других. Служащие называют это "схватить жирный кусочек". Но я никогда не выбираю. Кто-то же должен заниматься "жирными" делами. А вы, ребята, знаете только то, что все поддоны одинаковой величины и все должны быть выработаны за 23 минуты. Но мы-то заталкиваем в ячейки не поддоны, а письма, которыми завалены эти вонючие поддоны.
      Нет, нет, здесь все просчитано и выверено! Возможно. Хотя я сомневаюсь. А уж если вы действительно собираетесь протестировать человека, то нельзя это делать по результатам одного поддона. Даже малыш Руз лажается время от времени. Судить надо хотя бы по десяти поддонам, а лучше по работе за всю смену. Но вам это не выгодно, ребята. Вы просто используете эту ситуацию для того, чтобы вздрючить любого, кто встал у вас поперек горла.
      Ну, хватит, Чинаски. Вы уже стали заговариваться. Теперь послушайте меня: вы затратили на поддон 28 минут вместо положенных 23. Мы делаем вам замечание. Но если вас снова уличат в подобном нарушении, к вам будет применено более суровое наказание!
      Договорились, но можно я задам вам один вопрос? Задавайте. - Предположим, я ухватил легкий поддон.
      Изредка, но они
      Я осмотрел телегу. И точно. Маленькое пламя, пританцовывая, как змея, пробивалось сквозь пачки бумаг. Очевидно, это сотворил уголек от моей сигары. О, черт! Пламя быстро разросталось. Я схватил первый попавшийся каталог и принялся колотить им что есть мочи, пытаясь подавить очаг. Полетели искры. Они жгли мне руки. Но не успевал я управиться с одним участком, как пламя появлялось на другом. Со стороны я услышал голос: - Ого! Я чую огонь!
      ТЫНЕ МОЖЕШЬ ЧУЯТЬ ОГОНЬ,- завопил я,-ТЫ ЧУЕШЬ ДЫМ!
      Эге! Кажется, надо сматываться отсюда!
      донеслось в ответ.
      Пошел ты, придурок! орал я. - УБИРАЙСЯ! На моих руках уже вздулись волдыри. Но я должен был спасти почту Соединенных Штатов, рекламную дешевку, идущую 4-м классом. В конце концов я взял ситуацию под контроль. Спихнув ногами всю кучу с телеги на пол, я затоптал последние тлеющие угольки. Подошел контролер, с явным намерением что-то мне высказать. Я стоял в центре пепелища с обгоревшим катологом в обожженных руках и ждал. Он посмотрел на меня и удалился. Я взялся укладывать разбросанную по полу почту обратно на телегу. Все, что обгорело, я отложил отдельно. Моя сигара потухла. Зажечь ее желания не возникло. Ожоги нестерпимо горели, я пошел к питьевому фонтанчику и опустил руки в воду. Это не помогло. Тогда я отыскал контролера и отпросился в медпункт. Дежурила та же сестра, которая навещала меня на дому. "Итак, что вас беспокоит, мистер Чинаски?" спросила она тогда с порога.
      Тот же самый вопрос встретил меня и на этот раз. Хе, вы помните меня? спросил я. О да, у вас были серьезные проблемы с животом, несколько дней подряд. Это точно.
      Женщины все еще навещают вас? - спросила она. Да. А вас навещают мужчины? Ну, хорошо, мистер Чинаски, что у вас? Я обжог руки.
      Подойдите сюда. Как произошел с вами такой казус? Какая разница? Дело сделано. Она чем-то смазала ожоги. Попутно коснулась грудью моего указательного пальца.
      Как же это случилось, Генри?
      Сигара. Я стоял рядом с телегой, груженой почтой 4-го класса. Наверное, искра попала туда. Все загорелось. Грудь снова чиркнула по пальцу. Подождите, не убирайте руки! И она прильнула ко мне всем боком, покрывая мазью мои жалкие руки. Я чуть не упал со стула. В чем дело. Генри? Мне кажется, вы нервничаете. Ну... вы знаете, как это бывает, Марта. Я не Марта. Я Элен.
      Поженимся, Элен?
      Что?
      Я имею в виду, когда я снова смогу пользоваться своими руками? Вы можете воспользоваться ими прямо сейчас, если есть ж е л а н и е .
      - Ч т о ?
      Я имею в виду, на своем рабочем месте. Она наложила бинты. - Вам не следует больше истреблять почту.
      Это был всякий хлам.
      Любая корреспонденция имеет свое предназначение. Хорошо, Элен. Она отошла к своему столу. Я потянулся за ней. Пока она заполняла мой пропуск, я изучал ее тело. Выглядела Элен очень привлекательной, особенно в этой маленькой белой шапочке. Я должен был найти способ вернуться сюда. Отметив мой ласкающий взгляд, она протянула мне пропуск: Все, мистер Чинаски, я думаю вам следует идти. О, да... Как говорится, спасибо за все. Это мои прямые обязанности. И я про то же. Неделю спустя повсюду вывесили плакаты НЕ КУРИТЬ. Всем служащим вообще запрещалось курить, если они не пользовались пепельницами. Вскоре появились и пепельницы. Они были очень красивые. С надписью: СОБСТВЕННОСТЬ ПРАВИТЕЛЬСТВА СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ. Большинство из них клерки растащили по домам. Но остались плакаты НЕ КУРИТЬ. Все это я относил на счет Генри Чинаски, который революционизировал почтовую систему Соединенных Штатов. 4 В один день в цехе появилась бригада наладчиков. Они ходили и демонтировали один за другим питьевые фонтанчики. Эй, посмотрите, что это они делают? - заволновался я. Но оказалось, что никого кроме меня эта проблема не интересовала.
      Я подошел к клерку, который трудился рядом. - Послушай! заорал я. Они лишают нас воды! Он глянул на пока еще живой фонтанчик и вновь обратился к почте третьего класса. С тем же вопросом я обратился к следующему. Реакция идентичная. Я недоумевал. Когда недоумение выдохлось, пришлось обратиться в профсоюз. После продолжительной паузы появился Паркер Андерсон. Раньше Паркер спал в старой машине. Умывался, брился и опорожнялся он на бензозаправочных станциях, где уборные работают круглосуточно. Паркер пытался заделаться картежным кидалой, но не потянул. И тогда он устроился на службу в центральное почтовое отделение, вступил в профсоюз, стал регулярно посещать профсоюзные собрания, выбился в приставы, вскорости перешел на должность уполномоченного представителя и, наконец, был избран вице-президентом.
      В чем дело, Хэнк? Я знаю, что ты и без моей помощи держишь за яйца все свое начальство!
      Не льсти мне, сынок. Я исправно плачу профсоюзные взносы вот уже почти 12 лет и еще ни разу не обращался к вам. Ясно. Проблема? - Питьевые фонтанчики. Плохая вода?
      Какая к черту вода? Где ты видишь воду? Посмотри вокруг. Где? Здесь! Я ничего не вижу.
      Вот в этом-то и проблема. Раньше они здесь были. Так они убрали их! А на кой хрен?
      Послушай, Паркер, я бы не поднимал шума из-за одного фонтанчика. Но они уничтожают их по всему зданию. Если мы
      Допустим, его прижало к фонтану телегой, груженой тяжеленными мешками с журналами.
      Я все понял. Фонтан не должен стоять на этом месте. И почтовое отделение обвиняют в преступной небрежности. Правильно! Здорово. Спасибо, Паркер.
      Работа такая. Если бы он состряпал рассказик на эту тему, то эта хреновина, наверняка, потянула бы на 312 баксов. По крайней мере, в "Плейбое" печатают вещи гораздо слабее. 5 Только одним способом я мог спасаться от внезапных приступов головокружения это время от времени подниматься со своего стула и совершать небольшие прогулки. Фаззио.наш контролер, увидел меня, когда я направлялся к одному из уцелевших питьевых фонтанчиков.
      Послушай, Чинаски, каждый раз, когда я тебя вижу, ты прогуливаешься!
      В этом нет ничего страшного, ответил я. Каждый раз, когда я вижу тебя, ты занят тем же.
      Но это моя работа. Ходить по цеху входит в мои обязанности. Я должен это делать.
      Знаешь, заорал я, это еще и часть моей работы. Я тоже вынужден это делать. Если же я засижусь на своем стуле слишком долго, я не замечу, как вскачу на этот железный ящик и начну одновременно высвистывать зажигательный дикси-ленд своей задницей и выводить жалостное Маленькие Детки не остановим их сейчас, они начнут закрывать сартиры, потом... Я даже боюсь думать, что будет потом! Ясно, сказал Паркер. Что ты хочешь, чтобы я сделал? - Я хочу, чтобы ты оторвал от кресла свою задницу и выяснил, почему демонтируют питьевые фонтанчики. Понятно. Увидимся завтра.
      Не сомневаюсь. Сумма членских взносов за 12 лет 312 баксов. На следующий день мне пришлось самому выискивать Паркера. Он был пуст. И на следующий. И на следующий. На четвертый день я сказал ему, что устал ждать. Он попросил еще день.
      Наконец, вице-президент нашел меня во время перерыва. Чинаски, я все выяснил. Да?
      В 1912 году, когда это здание было построено... В 1912-м? Больше полувеканазад! Неудивительно, что это местечко смахивает на кайзеровский бордель!
      Погоди, слушай дальше. Значит, в 1912 году, когда это здание построили, по контракту предполагалось определенное количество фонтанчиков. При проверке управление обнаружило, что установили фонтанчиков в два раза больше, чем было запланировано.
      Ну, хорошо, перебил его я, что плохого в том, что питьевых фонтанчиков оказалось в два раза больше? Единственная неприятность в том, что клерки будут пить чуть больше воды.
      Правильно. Плюс тот факт, что они являются препятствием. Они стоят на пути. И что?
      А вот что. Предположим, что какой-нибудь клерк, у которого ушлый адвокат, поранился о такой внеплановый фонтан.
      7
      Любят Песочное Печенье через ротовое отверстие. Ты хочешь посмотреть, как это выглядит? Успокойся, Чинаски. Забудем об этом.
      6
      Однажды вечером я шмыгнул за угол, после того как стянул в кафетерии пачку сигарет, и наткнулся на знакомую рожу.
      Это был Том Мото, парень, с которым мы ишачили под игом великого Стона.
      Мото, ебическая сила, это ты! - воскликнул я. Хэнк! заорал он. И мы затряслись в рукопожатии.
      Эй, парень, я ищу тебя! Стон отбывает на заслуженный отдых в этом месяце. Мы собираемся закатить ему отвальную. Знаешь, он, оказывается, заядлый рыбак. И мы решили отвезти его на рыбалку. Не желаешь присоединиться? По старой памяти сбросишь его за борт и утопишь. Мы знаем прекрасное озеро дикое и глубокое. С какого хуя? Я даже видеться с ним не хочу. Но ты приглашен. Мото сиял улыбкой от ягодиц до бровей. И тут мой взгляд скользнул по его груди, и я увидел значок контролера. Не может быть, Том?
      Хэнк, у меня четверо детей. Я должен приносить им не только хлеб, но и масло. - Извини, Том, сказал я. И вскоре ушел.
      Я не знаю, как объяснить это. У меня был ребенок, я ни дня не мог обходиться без выпивки, я должен был платить за жилье, покупать ботинки, рубашки, носки и еще кучу всякого барахла. Как и всем, мне нужно было заправлять свой старенький автомобиль, да и самому неплохо было бы чего-нибудь жрать и, конечно же, все эти удовольствия в неосязаемой сфере. Например, женщины. Или денек на ипподроме. И вот, имея все эти проблемы и практически не имея способа их разрешить, я просто не думал о них. Я припарковал машину напротив здания Федерального Управления и теперь стоял у светофора, поджидая зеленый. Загорелся. Я перешелулину. Толкнул дверь-вертушку. Я был, словно кусок железа, который притягивал к себе гигантский магнит. Я был бессилен что-либо изменить. Поднялся на второй этаж. Открыл дверь и увидел их. Клерки Федерального Управления. Я отметил девушку. Бедняжка, без одной руки. Она останется здесь навсегда. Это почти то же самое, что быть таким же старым алкашом, как я. Все вокруг твердят, что ты обязан где-нибудь работать. И они рады, что попали сюда. Мудрость рабов. Подошла молодая чернокожая девица. Она была прекрасно одета, довольна собой и довольна всем, что ее окружало. Я почувствовал удовлетворение за ее удовлетворенность. Потому что будь у меня такая работа, я непременно ебнулся бы в кратчайшие сроки.
      Слушаю вас? обратилась ко мне черная дива. Я почтовый клерк, начал я, и хотел бы уволиться.
      Она сунула руку под стойку и выложила передо мной целую стопку бумаг. Так много? Она улыбнулась: Не уверены в своих силах? Напротив, ответил я. С удовольствием сделаю все, что потребуется. 8 Чтобы уволиться, вы должны заполнить бумаг больше, чем при поступлении. На первой странице давалось личное обращение от главы городского почтового управления. Начиналось оно так: "Я весьма сожалею, что вы заканчиваете свою службу в нашей системе... и т.д., и т.п." Как он мог сожалеть? Он даже ни разу не видел меня. Затем прилагался список вопросов: "Каково ваше мнение о наших контролерах? Удавалось ли вам достичь с ними взаимопонимания?" "Да", отвечал я. "Отмечали ли вы в какой-либо степени со стороны контролеров рассовые, религиозные, социальные или родственные преду бе жд ен ия ?" "Н ет ",
      - бы л мо й от ве т. "Посоветовали бы вы своим друзьям обратиться в нашу систему в поисках работы?" "Конечно", написал я.
      "Если вы имеете какие-либо жалобы или пожелания в адрес почтового сервиса, пожалуйста, детально изложите их на оборотной стороне этого листа". "Жалоб нет", закончил я. Вновь подошла черненькая. Уже закончили? Закончил.
      Я еще не видела, чтобы ктонибудь заполнял эти формы быстро. Быстрее, поправил я.
      Быстрее? переспросила она.
      В каком смысле? В смысле, что мы будем делать дальше? - Пройдемте. Я повлекся за ее попкой, лавируя между столами, почти в самый конец помещения.
      Присаживайтесь, сказал лысый мужчина. Он просмотрел мои ответы и перевел взгляд на меня. Могу я спросить, почему вы увольняетесь? Это из-за дисциплинарных взысканий? Нет. Тогда в чем причина? - Моя карьера.
      Ваша карьера? вытаращился он. До пятидесятилетнего юбилея мне оставалось 8 месяцев. Н я знал, о чем он подумал.
      Можно узнать, в какой области вы собираетесь начать вашу карьеру?
      Я расскажу вам, сэр, но все по порядку. Охотничий сезон на заливе открыт только с декабря по февраль. Я уже потерял целый месяц.
      Месяц? Но вы проработали у нас 11 лет. - Хорошо, будем считать, что я потерял 11 лет. Зато теперь я буду иметь от 10 до 20 тонн баков за 3 месяца охоты на заливе Ла Форч.
      Лысый сунул мне еще один лист для подписи, я подмахнул и направился к выходу.
      Удачи, старик, сказал Паркер, когда я проходил мимо. Спасибо, сынок, отреагировал я. В тот момент я не чувствовал в себе каких-либо изменений. Но опыт подсказывал, что очень скоро они проявятся и заставят меня страдать. Что-то похожее происходит с человеком, которого быстро подняли с морского дна - кессонная болезнь. Я был в той же ситуации, как те вонючие попугаи Джойс. После жизни в клетке передо мной распахнулась дверь, и я вылетел, словно пуля, пущенная в небеса. В небеса ли? 9 "Кессонная болезнь" настигла меня. Я запил. И превратился в нечто, что похуже последнего подонка из Вечного Ада. Однажды ночью я очнулся на кухне с приставленным к горлу ножом для разделки мяса, оставалось сделать последнее движение, и вдруг я подумал: "Спокойно, старик, а что если твоя малышка захочет, чтобы ты сводил ее в зоопарк. Мороженое, шимпанзе, тигры, разноцветные птицы и заходящее солнце на макушке твоей крошки, заходящее солнце, блуждающее в волосах твоих рук, спокойно, старик". И отключился. Очнувшись в очередной раз, я нашел себя уже в гостиной. Сплевывая на палас, я тушил сигарету о свое запястье и дико хохотал. Бешенство мартовского кота. Сфокусировав взгляд, я обнаружил перед собой этого студента-медика. Мы сидели друг перед другом, а между нами, на кофейном столике, в засаленном кувшине плавало человеческое сердце, маркированное как
      Каким образом?
      Ловушки! Ондатры, нутрии, выдры, норка и эти... Как же их?.. Еноты! Все, что мне потребуется прочная пирога. 20 процентов от прибыли придется выкладывать за аренду участка. Но за каждую шкурку андатры я буду получать по баксу с четвертью, 3 бакса за норку, 4 за крупную норку, полтора - за нутрию и 25 баксов за выдру. Я продам тушки ондатры, которые около фута длиной, по 5 центов на фабрику сухих кормов для кошек. По 25 центов я выручу за тушки нутрий. Я разведу поросят, курей и уток. Займусь рыбалкой. В заливе полно под-каменьщиков. И это еще не все. Я...
      Не затрудняйтесь, мистер Чинаски, этого достаточно. Он вставил несколько листов в печатную машинку и ударил по клавишам.
      А я увидел Паркера Андерсена, профсоюзного деятеля, с прошлым обитателя бензозаправочных сартиров. Он направлялся ко мне с усмешкой заправского политика.
      Увольняешься, Хэнк? Я слышал, ты грозишься сделать это уже 11 лет...
      Да, собираюсь в Южную Луизиану отведать их винца. А там есть ипподром?
      Издеваешься? Фэр Граудз один из старейших ипподромов в стране!
      С Паркером был молодой белый парнишка один из невро-стеников потерянного поколения глаза этого ребенка застилали слезы. По огромной слезище в каждом глазу. Но они не выкатывались. Это очаровывало. Я вспомнил нескольких женщин, которые смотрели на меня вот такими же глазами перед тем, как взвиться и разразиться воплями о том, какой я мерзавец, паскудник и негодяй. Очевидно, парень попался в одну из тех многочисленных ловушек, что расставлены по всему отделению, и теперь весь мокрый примчался к Паркеру. Паркер будет бороться за него.
      "Франциск" в честь бывшего хозяина. Кувшин с сердцем располагался в центре натюрморта из ополовиненных 0,75 виски и скотча, хаоса пивных бутылок, пепельниц и объедков. Я ухватился за первую попавшуюся бутылку, прильнул к горлышку и глотнул адский коктейль из пива и пепла. Вспомнилось, что не ел уже две недели. Перед глазами пронеслась бесконечная череда приходящих и уходящих людей. Моя отвальная переросла в дикую оргию, я требовал: "Пьем! Пьем! Пьем!"
      и рвался в небеса. А вокруг меня трепались какие-то люди и капали друг другу на мозги.
      Так, сказал я студенту-медику, на чем мы остановились? Я намерен стать твоим лечащим врачом. Хорошо, док, первую процедуру, которую ты должен провести, это выбросить сейчас же отсюда это поганое сердце!
      Ох-о.
      Что?
      Сердце останется здесь. - Послушай, парень, я не знаю твоего имени! Уилберт.
      Так вот, Уилберт, я не знаю, кто ты и как сюда попал, но ты заберешь "Франциска" с собой!
      Нет, он останется с тобой, сказал студент и выложил на стол манометр. Нацепив фонендоскоп, он старательно наложил манжетку мне на руку и налег на воздухонагнетатель. Манжетка раздулась и сжала мне руку.
      У тебя давление девятнадцатилетнего сосунка, огласил студент результат.
      Хуй с ним. Послушай, а это не противозаконно, оставлять повсюду человеческие сердца?
      В свое время я заберу его. А сейчас сделай глубокий вдох! Я съебал с почты, чтобы не двинуться, но я не рассчитал, что встречу тебя.
      Тихо. Еще вдох!
      Доктор, мне нужна.пилюля в виде молоденькой девичьей попки, и все как рукой снимет.
      Твой позвоночник смещен аж в 14 местах, Чинаски. Это вызывает в организме излишнее напряжение, приводит к слабоумию и частенько к помешательству. Хуйня! воскликнул я... Не помню, как он ушел. Помню, очнулся на кушетке в час тридцать после полудня. Смерть после полудня. Жара. Солнце, просачиваясь сквозь драные занавески, резвилось в кувшине, что так и стоял по центру кофейного столика. "Франциск" тушился в спиртовом рассоле, совсем разомлев в смертельной диастоле. Похоже на куриный окорок. Перед тем, как его начнут жарить. Точно. Я взял кувшин, отнес его в туалет и прикрыл рваной рубашкой. Потом перешел в ванну и проблевался. Затем захотелось подрочить. Кончив, я уставился в зеркало. Все лицо покрывала черная щетина. Неожиданные рези в животе швырнули меня на толчок. Это было настоящее извержение вулкана. В дверь позвонили. Я подтер задницу, набросил на себя какие-то лохмотья и пошел открывать. - Привет. На пороге стояли молодой блондин (или блондинка) с длинными волосами, скрывавшими его (или ее) лицо, и чернокожая пацанка с сумасшедшей улыбкой. Хэнк?
      Да. Среди вас есть мужчина?
      Она женщина, сказал блондин. Не помнишь нас? Мы были на твоей отвальной.
      Вот принесли тебе цветы. Зря. Заходите.
      Они заволокли цветы несколько темно-оранжевых бутонов на зеленых стеблях. В таких акциях присутствует очень много смысла, чувств и прочего, если не брать во внимание убийство самих цветов. Я отыскал вазу, определил цветы и выставил на столик бутылку вина.
      Ты не вспомнил ее? опять спросил обросший парнишка. Ты говорил, что не прочь выебать ее. Пацанка рассмеялась.
      Я от своих слов не отказываюсь, но только не сейчас. Чинаски, как ты собираешься жить без своей почты?
      Не знаю. Может быть, я наймусь дрючить тебя или сдам в аренду свою жопу, например, тебе. Я еще не решил. Ты можешь ночевать у нас на полу некоторое время. Вы позволите мне наблюдать за вашей еблей?
      Конечно.
      Мы выпили. Скоро я забыл их имена. Наверное, после того как показал им сердце. Я просил их забрать от меня эту ужасную вещь. Выкинуть гадость я не решался вдруг студенту-медику потребуется возвращать ее в мед-библиотеку или тащить на экзамен, или еще чего.
      Выпили еще и поехали в город. Смотрели стриптиз, пили, бесились и хохотали. Не знаю, у кого были деньги, по-моему, в основном тратился он и делал это с легкостью. А я продолжал смеяться, тискал шоколадную попку, поглаживал бедра, целовал в рот, но никто не обращал на нас внимания. Насколько хватает денег, так долго длимся и мы. Потом они отвезли меня домой и уехали. Я помахал им на прощание, открыл дверь, включил радио, отыскал немного скотча, выпил все до капли и рассмеялся. Отличное самочувствие. Наступало долгожданное расслабление, легкость свободы.
      Окурок сигары жег мне пальцы, а я двигался к кровати, все ближе, ближе, наконец, споткнулся о край, рухнул поперек матраса и провалился прямо в сон и спал, спал, спал...
      * * *
      Утром... да, это было утром, и я был все еще жив. "Что ж, может быть, написать роман", подумал я. И написал.