Там, наверху, все те же бедолаги-рабы наматывают эту цепь на огромнейший ворот... Зато на Марсе, достигшем, как и Луна, поразительных успехов в машиностроении, герои романа находят и орнитоптеры, движимые тремя парами крыльев, и винтовые аппараты, рассекающие воздух с головокружительной быстротой - около семисот пятидесяти километров в час, и пневматические вагоны, несущиеся в подземных трубах с совершенно уже умопомрачительной для прошлого века скоростью - тридцать километров в минуту!.. Изображая инопланетные виды транспорта, авторы, между прочим, очень наглядно демонстрируют метафизическую ограниченность мышления, которую в науке последней трети XIX века отмечал Ф. Энгельс. За примером далеко ходить не надо. Вам говорит что-нибудь такая величина - 330 метров в секунду? Да, конечно же, это скорость распространения звука в воздушной среде. Так вот, герои Ле Фора и Графиньи не однажды превышают эту величину. Но превышение скорости звука для наших авторов - обычное количественное изменение, оно не переходит для них в новое качество. Фантасты прошлого века и не предполагают, что существует сверхзвуковой барьер, именно барьер, порог, с преодолением которого непременно связан целый ряд феноменов... Ведь чтобы предполагать это, надо быть диалектиком! Но пойдем далее. По-своему оригинально рисуют отважные авторы и мир планет, их природные условия, обитающих в этих условиях разумных существ. Возьмем для начала хотя бы инопланетные поселения. Селениты в основном живут в помещениях, вырытых в почве. Однако же и на Луне есть вполне приличные города, такова, скажем, лунная столица, в которой обитает несколько миллионов селенитов. Ощутимо сказывается местный климат на городских зданиях Венеры: дома здесь "походили на огромные металлические зонтики; их ручки, состоявшие из круглых башен, служили для жилья, а зонтикообразные крыши заключали в себе бассейны с водой, постоянное испарение которой предохраняло обитателей от излишнего жара". Что же до Марса, то на этой планете города имеют совершенно земной облик. "Путешественники могли сверху прекрасно разглядеть общую картину города, здания которого по своему стилю удивительно походили на средневековые готические постройки: те же высокие шпили, те же легкие, вытянутые в вышину формы, те же стрельчатые окна, те же остроконечные башни, горделиво поднимающиеся к небу". Ну, а инопланетяне, обитатели этих непохожих одно на другое поселений? Ведь не секрет, что сегодняшний читатель, на глазах которого человечество шаг за шагом углубляется в космос, с особенным интересом выискивает в фантастике конкретные описания иного разума: каков он, каково его обличье? Луна... "Остолбенев от изумления, старый ученый и его товарищи не без страха смотрели на этих гигантов, имевших по крайней мере двенадцать футов роста. Голова у них была удивительного объема, совершенно непропорционального туловищу: она качалась на длинной, тонкой шее, казалось, едва державшейся на узких, худых плечах; по бокам болтались костлявые, тощие руки, оканчивавшиеся широкими кистями; непомерно плоская грудь, словно не заключавшая в себе вовсе легких, переходила внизу в столь же плоский живот, а последний - в длинные, худые ноги с огромными ступнями". "Они именно таковы, какими я их себе представлял, - опомнившись, утверждает профессор Осипов. - Если у них громадный череп, значит, их мозг развитее нашего; грудь селенитов узка, так как их легкие функционируют под гораздо меньшим давлением, чем на Земле... Словом, что ни возьмите, все зависит от тех условий, в которых живет известное существо..." Эта последняя мысль очень верна, и мы постараемся запомнить ее, но... Впрочем, об этом чуть позже. На Венере у Ле Фора и Графиньи обитают две расы. Первая чрезвычайно напоминает землян. "Незнакомцы походили на обитателей страны пирамид: продолговатое лицо, обрамленное густой черной, тщательно завитой бородой, совершенно голый череп, черные огненные глаза. Одеты они были в короткие туники, обуты - в подобие древних котурн красного цвета". Если вспомнить о рабовладении, царящем на Венере, - чем, в самом деле, не древние египтяне?! Роль рабов на Венере выполняет народ Боос. "Эти существа вместо человеческой кожи были покрыты чем-то вроде тюленьей шкуры, ноги оканчивались круглыми плоскими ступнями, походившими на ланы уток, длинные мускулистые руки спускались почти до колен. На пальцах как рук, так и ног находились плавательные перепонки, на плечах сидела круглая голова с большими глазами, широким ртом, острыми белыми зубами и слуховыми перепонками вместо ушей". Что ж, учтем, что значительную часть времени люди Боос проводят в воде, тем самым мы легко поймем и их особенности... Поскольку Марс много легче Земли (его диаметр почти вдвое меньше земного), сильно отличаются от землян и обитатели "красной" планеты, "Высокого роста, тощие, худые, с огромными ушами и совершенно плешивыми головами, обитатели Марса казались какими-то карикатурными уродами. Но что было у них всего замечательнее, так это широкие кожистые крылья, походившие на крылья летучей мыши; эти крылья служили своим обладателям вместе с тем и одеждою, в которую они драпировались с большим достоинством. У некоторых, по-видимому, начальствующих лиц, перепонка крыльев была весьма искусно раскрашена в разные цвета и местами покрыта металлическими украшениями". Таковы у Ле Фора и Графиньи инопланетяне. При кажущейся оригинальности внешнего облика все они слишком похожи на землян, представляют собою ухудшенные или улучшенные, но всего только слепки с обитателей Земли, выглядят так, как выглядели бы, вероятно, проэволюционировавшие в их условиях земляне. А ведь самим авторам принадлежит мысль о том, что "все зависит от тех условий, в которых живет известное существо"! Почему же эта вполне здравая мысль так неожиданно узко преломилась в романе? И совсем уже земными оказываются в книгах Ле Фора и Графиньи инопланетные пейзажи. В самом деле, попробуйте догадаться, где еще, кроме родной нашей планеты, в каком уголке Солнечней системы могли бы встретиться земным космонавтам такие вот картинки? "Оглядевшись кругом, они заметили, что находятся у подножия высокой горы, на опушке густого леса" с той стороны, откуда слышалось журчание, сверкала серебристая лента ручья". Это, дорогой читатель, - Меркурий! "Они находились на берегу моря: вблизи раздавался гул прибоя; ветер доносил, до них брызги соленой влаги; под ногами хрустел прибрежный песок, смешанный с мелкими камешками... Словом, окружающая обстановка во всем напоминала им родную планету". Однако же местный пейзаж "резко отличался от пейзажа Земли". Чем же? Да тем, что "вместо зеленого цвета здесь все деревья, кустарники" травы были окрашены в красный цвет различных оттенков, начиная с оранжевого и кончая алым...". Только вот этот традиционный красный оттенок и подсказывает нам, что перед нами, ясное дело, - Марс!.. Но отчего же это так? Отчего при всем подчас отличии от земного все инопланетное сводится-таки у наших авторов к сугубо земному? Это, конечно, не случайно. Открой мы сейчас вместо рассматриваемых романов любое из многочисленных сочинений Камиля Фламмариона - французского астронома (6), который к концу прошлого века популярностью своих книг едва ли не затмевал даже Жюля Верна, - мы и там обнаружим в иных мирах чем-то отличные от земных и тем не менее изначально земные условия. Все дело в том, что конкретный земной опыт, метафизический способ мышления довлел в прошлом веке над самыми отчаянными фантазерами. Земные мерки и критерии переносились и в космос; они казались в целом единственно возможными, абсолютными. Нужны были серьезнейшие сдвиги в характере самой науки, чтобы вслед за уже достигнутыми результатами (которых в романах тех же Ле Фора и Графиньи отражено великое множество) пришло диалектическое осмысление их, в том числе и осмысление такого самоочевидного для нас факта, как проистекающее из разнообразия строения и свойств материи разнообразие ее форм. Лишь в результате этой, говоря ленинскими словами, "новейшей революции в естествознании" конкретный земной опыт потерял оттенок обязательности, абсолютности при сопоставлении его с бесконечностями Вселенной. Едва ли не символической предстает в этом плане такая деталь в "Необыкновенных приключениях русского ученого". Ле Фор и Графиньи снабжают своих героев отличными, с трехдневным запасом кислорода в баллонах, скафандрами. Но вот используются-то эти последние не так уж часто. Ибо и на Луне, и на Венере, и на Марсе, и даже на Меркурии (а позднее и на крохотном обломке Меркурия, увлеченном кометою) существует, оказывается, не просто атмосфера, но именно та самая смесь азота с кислородом, какою дышит человек Земли. Лишь на Фобосе, из-за разряженности атмосферы и для марсиан-то служащем чем-то вроде исправительной колонии, да на видимой стороне Луны (высочайшие горные цепи не пропускают сюда воздушные массы с другой половины нашего спутника) герои романа вынужденно облачаются в скафандры... Неосознанный геоцентризм в описании природных условий на иных планетах в разной, конечно, степени характерен для всей фантастики прошлого века. Космическая одиссея русского ученого в изложении Ле Фора и Графиньи наглядное тому подтверждение.
      В царстве "разумных зарослей"
      ...Победив малосимпатичных Коренастых, отряд Гура-Занка - "людей, живущих в воздухе", - возвращается к родным становищам, где их поджидает с основными силами вождь рода - Уамма, Голубой Орел. В арьергарде, окруженные воинами, у которых наготове нефритовые топоры, дубины и дротики, движутся несколько десятков пленных, предназначенных для торжественного пиршества... Не правда ли, вполне может показаться, что речь идет об очередном романе из числа "доисторических"? Тех, едва ли не самым ярким образцом которых остается и по сей день знаменитая "Борьба за огонь" Ж. Рони-старшего. Кто прочел ее в детстве, уже не забудет, вероятно, ни отважного уламра Нао, отправившегося с друзьями добывать огонь для родного племени, ни встречающихся на их пути мстительных рыжих карликов или людей-без-плеч из страны вод... Что ж, Жозефа Рони-старшего мы вспомнили не случайно: речь идет именно о его романе "Удивительное путешествие Гертона Айронкестля". К "доисторическим" этот роман, впрочем, не относится. Жозеф Анри Рони-старший (1856-1940), хотя и известен в наши дни прежде всего своими книгами о первобытных людях, писал не только на эту тему. Младший современник Жюля Верна, за свою долгую жизнь он выпустил вместе с братом Жюстеном (с которым нередко выступал в соавторстве вплоть до 1909 года) свыше ста томов сочинений и снискал себе славу остросоциальными романами о современной ему французской действительности. Однако нас сейчас интересует иное направление в его творчестве, мало освещавшееся критикой, не отраженное почему-то и в энциклопедиях, - от "Брокгауза-Ефрона" до нашей "Краткой литературной". Дело в том, что Рони-старший писал и фантастические произведения. (Правда, почти неизвестные современному советскому читателю: лишь две-три его фантастические вещи переведены на русский язык за последние пятнадцать - двадцать лет.) Евг. Брандис, исследуя творчество Рони, пришел к выводу, что писатель этот наряду с Ж. Верном и Г. Уэллсом - один из предтеч современной фантастики. Звучит как будто бы слишком громко, не так ли? И тем не менее... Едва ли не самым первым Ж. Рони ввел в фантастику тему нечеловеческих, неантропоидных цивилизаций. Это не столь малый вклад, как может показаться на первый взгляд. Вспомним романы Ле Фора и Графиньи: на любой иной планете эти авторы находили заведомо человекообразных носителей разума. И такой подход был, как мы уже говорили, весьма типичен. Но не забудем: в том же девятнадцатом веке (правда, в самом конце его) закладывал основы современной, куда более широко смотрящей на вещи фантастики Герберт Уэллс. И в том же девятнадцатом веке утверждал эти основы (притом отчасти еще до первых романов Уэллса) и Жозеф Ронн-старший. Возьмем раннюю его повесть "Ксипехузы" (1887), вошедшую в изданный на русском языке сборник французской фантастики "Пришельцы ниоткуда" (1967). Древние земляне становятся здесь свидетелями и жертвами вторжения неких кристаллических структур, пытающихся завоевать нашу планету. Будущему предводителю могущественного союза земных племен удается высмотреть "ахиллесову пяту" пришельцев: они - не бессмертны! И землянам, пусть с немалым уроном для себя, удается-таки отстоять родную планету. Обратим внимание: мотив противостояния злонамеренным пришельцам возник у Жозефа Рони за одиннадцать лет до появления классической "Войны миров" Уэллса. Кроме того, Уэллс носителями зла делает в своем романе все-таки удивительно земноподобных существ - спрутов, если соотнести их с обитателями нашей планеты. У Рони - иное, значительно более смелое и, кстати, созвучное идеям многих сегодняшних фантастов допущение: мыслящие конусы, призмы, цилиндры... И наконец, даже не видя возможности мирного сосуществования с ксипехузами, герой Жозефа Рони тем не менее не ожесточился сердцем: когда пришельцы гибнут, он искренне скорбит о печальной судьбе этой иной, чужой, враждебной, но все-таки - жизни... По существу, о такой же кристаллической форме жизни - железомагнитах идет речь и в более позднем романе Ж. Рони "Гибель Земли" (1911). Эта иная жизнь появляется на свет как порождение безудержной и бесконтрольной "технологизации" людского бытия, в результате которой исчезло на Земле все разнообразие фауны, кроме разве что птиц, приобретших зачатки разума и даже научившихся человеческой речи. Чуждая жизнь пока еще не являет собою сформировавшуюся цивилизацию: лишь инстинкты, грозящие вот-вот перерасти в нечто большее, объединяют эти странные фиолетовые образования... Несомненным новатором выступает Рони в рассказе "Неведомый мир" (1898), в переводе на русский язык напечатанном в 1974 году в "Искателе". Герой этого рассказа - первый, очевидно, в истории мировой фантастики мутант человек с более быстрой, чем у обычных людей, реакцией, с большим объемом зрения, с ускоренной речью (окружающие не способны воспринять его "скороговорку"), с некоторыми другими чисто внешними отклонениями. И он передает эти свои изменения, оказавшиеся генетическими, по наследству... В одной из повестей ("Нимфея", 1909) Ж. Рони изображает неведомое науке племя, приспособившееся к жизни в водной сфере едва ли не в большей степени, чем на суше. В другой ("Чудесная страна пещер", 1896) рисует еще один - обусловленный исключительными обстоятельствами - вариант возможного развития "гомо сапиенс" - летающего человека... Собственно, и в "доисторических" его романах мы можем при желании обнаружить совершенно фантастические существа. Разве не таковы, к примеру, в его "Борьбе за огонь" (1911) голубые люди, обитающие в лесных дебрях, могучие, широкогрудые великаны, пока что предпочитающие передвигаться "по старинке" - на четвереньках? Или племя Ва - люди-без-плеч, которые зимой, подобно медведям, впадают иной раз в спячку? Тех и других кое в чем напоминают и Коренастые из романа о Гертоне Айронкестле, вышедшего вскоре после первой мировой войны. Они неумелы в обращении с огнем, им неизвестно употребление металлов, питаются они полусырым мясом и, в сущности, пока еще очень недалеко ушли от приматов. И тем не менее это вполне разумные существа, понаделавшие для себя уйму тайных убежищ и ходов-переходов под поверхностью земли. Любознательный главный герой романа, с несколькими друзьями отправившийся в глубь Африки на поиски неведомой страны, с помощью Гура-Заика благополучно минует территорию злонравных Коренастых. И вот уж там-то он попадает в поистине странный лес! Здесь преобладают голубой и фиолетовый цвета. Среди растительных форм господствуют папоротники и... гигантские мимозы, достигающие высоты деревьев и приобретшие в ходе тысячелетней эволюции совершенно необычайные свойства. Свойства эти заставляют героев романа впрямую говорить об интеллекте мимоз-гигантов, - ведь их растительное сообщество словно бы "задрапировалось" от окружающего мира, представителей которого чудо-мимозы допускают в свои владения лишь в тех пределах, в каких эти последние не вредят дальнейшему их развитию, не нарушают их экологической (переходя опять же на современный язык) обособленности. У мимоз нет враждебности по отношению к людям: соблюдая диктуемые сообществом законы и ограничения, те вправе существовать рядом - и действительно, здесь существуют. Эти местные "сапиенсы" - странные чешуйчатые люди с цилиндрообразными головами, увенчанными чем-то вроде мшистого конуса, с ртом в форме треугольника и тремя сплюснутыми дырами вместо носа - прекрасно осведомлены об особенностях "разумных зарослей" и вкупе с ними составляют идеально сбалансированную экосферу... Чем, право, не иллюстрация к наисовременному роману о какой-нибудь экзотической сверхдалекой планете? Но любопытна в романе Ж. Рони не только попытка нарисовать фантастический мир, в котором "верховодят" растения. Привлекают в этой книге и необычайно злободневные по нынешним нашим меркам размышления ее героев о взаимоотношениях человека и природы. Вот слова одного из персонажей: "Я не могу допустить мысли, чтоб все виды, до австралийских двуутробок и утконосов, могли сохраняться долгие века для того только, чтобы погибнуть от руки человека... А мы истребляли без пощады, без милосердия... Сколько поколений кишащих здесь животных люди истребят или покорят себе еще до исхода двадцатого века?!" До чего же неожиданна у старого автора и до чего же созвучна нашим временам эта горечь по поводу бездумно потребительского отношения ко всему живому, что нас окружает или могло бы окружать! Что ж, Жозеф Рони-старший и в самом деле по праву может быть назван в одном ряду с Жюлем Верном и Гербертом Уэллсом: не только "доисторические" его произведения, но и столь современно звучащую "биологическую" его фантастику рано предавать забвению. У этих книг будет еще немало благодарных читателей.
      В Нью-Джерси приземлились марсиане...
      В 1895 году в Лондоне появилась необычная книга. Безымянный ее герой изобретает машину, с помощью которой получает возможность странствовать по эпохам... Это позволило автору заглянуть в будущее. И не чудесная машина, а именно увиденное ее владельцем грядущее всерьез взволновало читателей и критиков: оно оказалось совсем не таким, каким представлялось современникам автора. Казалось аксиомой, что Эволюция работает на человека, автоматически делает для него мир все лучше и лучше. А здесь, в романе Герберта Уэллса, тридцатилетнего журналиста и преподавателя биологии, возникал страшный мир, в котором сосуществуют, по сути, две разных расы. Элои - изнеженные потомки тех, кто избавлен от необходимости собственным трудом добывать себе хлеб насущный. И морлоки - обитатели подземелий, выродившиеся в уродливых полудиких существ. Противоречие между трудом и капиталом, доведенное до логического конца, выражено было в романе Уэллса в виде жуткой впечатляющей метафоры... Читателям и критикам Уэллса пришлось привыкать к этой безжалостной жутковатости его книг, как правило, лишенных "розовых" иллюзий. Уже в следующем году вышел новый его роман - "Остров доктора Моро". На заброшенном островке означенный доктор хирургическим путем очеловечивает всевозможное зверье: собак, лисиц, медведей, быков... Те, что уже вышли из-под его скальпеля, - конечно же, все-таки не люди, но наполовину уже и не звери. Уже сами пытаются они стать людьми, старательно повторяя заповеди своего то ли стада, то ли общества: "Не ходить на четвереньках это Закон"; "Не лакать воду языком - это Закон"; "Не обдирать когтями кору с деревьев..."; "Не охотиться за другими людьми...". Но чисто внешнее, пусть даже очень старательное копирование человеческих правил еще и человека-то, если вдуматься, не делает человеком. И тем более бессильно оно само по себе сделать человеком вчерашнего зверя, в облике которого довольно прозрачно проглядывали низменные, стадные инстинкты обывателя, едва прикрытые тонкой "гуманоидной" пленкой... Прошел еще год - и появилась трагическая история Гриффина. Ученого, овладевшего секретом невидимости, но использовавшего свое открытие во вред окружающим. Измученного, озлобленного, сознающего и свое могущество, и свою беззащитность... В 1898 году Уэллс опубликовал знаменитую "Войну миров" с ее ужасами инопланетного нашествия; на следующий год - роман о Спящем, который, проснувшись, и через добрых два века обнаруживает все ту же социальную несправедливость, царящую в обществе; еще через год печатаются "Первые люди на Луне" - новая карикатура на буржуазное общество. А впереди, предваряя бойню первой мировой, был роман "Война в воздухе". "Я хотел показать, - писал Уэллс, - что летающие машины в корне изменят характер войны: она будет идти не на линии фронта, а на огромных территориях. Ни одна сторона - будь то победитель или побежденный - не будет застрахована от страшных разрушений... Поэтому "Война в воздухе" кончается не победой одной из сторон, а гибелью социального строя". В отличие от современников Уэллса нам, увы, нетрудно представить себе такую войну... Пятью годами позже (но все еще за год до первой мировой) обнародовал Уэллс новый свой роман - "Освобожденный мир". А в нем - еще одну катастрофу. На этот раз атомную... Нет, в самом деле, не беспричинно закреплялась за Уэллсом с каждым его романом репутация пророка всевозможных глобальных бед! Крепла - и укрепилась настолько прочно, что не случайно именно с его именем связана поистине странная и страшная история.
      Вопреки Уэллсу все началось в лучших традициях научно-фантастических романов-с полной неожиданности. Помните, как это происходило в книге? "Затем наступила ночь первой падающей звезды. Ее заметили на рассвете; она неслась над Винчестером к востоку, очень высоко, чертя огненную линию. Сотни людей видели ее и приняли за обыкновенную падающую звезду..." Мастер бытовой прозы, Герберт Уэллс и в фантастических романах придерживался своего излюбленного повествовательного метода: и тут обитали все те же средние, ничем не примечательные люди, и тут самые невероятные события происходили в самой заурядной обстановке, и тут вокруг этих событий обычно не возникало никакого преждевременного ажиотажа. Вот и марсиане в "Войне миров" приземлились в британской провинции тихо и почти незаметно: в первую ночь их пребывания на Земле никто и не поинтересовался упавшей с неба гигантской массой. Так оно, возможно, могло бы произойти и в действительности... Но вот случилось-то все совершенно иначе! ...В тот день, в восемь часов вечера по нью-йоркскому времени, обычную музыкальную программу радиовещательной компании "Колумбия" ("Томная музыка Южной Америки переносит вас в залитый лунным светом дансинг отеля "Астория" в Бруклине..." - комментировал диктор мелодии, исполняемые оркестром Рамона Рамиреса) прервало краткое сообщение: "Странный предмет непонятной формы приземлился на ферме, недалеко от Гроверз Милз, штат Нью-Джерси. Полиция и войска выехали на место происшествия. Не выключайте радио и следите, как будут развиваться события..." После этого диктор пригласил радиослушателей вернуться "в дансинг, залитый лунным светом". За первым сообщением вскоре последовали другие. Из обсерватории в Принстоне. Из штата Нью-Джерси - с места падения необычного метеорита ("Наш специальный корреспондент Джек Вексли расскажет вам о своих непосредственных впечатлениях..."). Из правительственных учреждений Вашингтона. С крыши нью-йоркского небоскреба... Привлекший всеобщее внимание "метеорит" оказался гигантским металлическим снарядом. А дальше?.. Если не считать сверхскоростных темпов развития событий, дальше уже все шло совсем так, как это было в романе Уэллса. Правда, кое с какими поправками, ибо марсианский корабль приземлился не в старой доброй Англии, а как-никак в штате Нью-Джерси, в непосредственной близости от Нью-Йорка, этого ультрасовременного супергорода. Из "метеорита" одно за другим полезли чудовища-марсиане. Ростом с нью-йоркский небоскреб каждое; с внешним обликом отвратительным и ужасным. Было при них и страшное, почти "уэллсовское" оружие - зеркала, излучавшие огонь и смерть. Буквально в первые же минуты этими лучами "был уничтожен семитысячный воинский отряд, разгромлены посланные против марсиан военно-воздушные силы". Марсиане двинулись к Нью-Йорку, умерщвляя и пожирая людей, разрушая здания, мосты, дороги. Ядовитым черным дымом вытравили они все живое на своем пути... Обо всех этих кошмарных событиях американцы узнавали из коротких сообщений радиокомпании "Колумбия", работавшей с оперативностью, удивительной даже для нашего двадцатого века. В первый же час космической агрессии по радио было зачитано заявление министра внутренних дел... Сообщения радиокомпании не несли в себе ничего утешительного, и рядового американца охватил страх. "Быть может, подобная волна ужаса еще никогда не катилась по стране с такой быстротой", - отметит впоследствии газета "Нью-Йорк Уорлд Телеграм"... Особенно крупных размеров паника, естественно, достигла в штате Нью-Джерси и соседнем с ним штате Нью-Йорк. Маленькие города здесь обезлюдели совершенно: население их бежало в поля и горы, бросив жилища, захватив с собой лишь детей да наиболее ценные вещи. Десятки тысяч людей обращались в полицейские участки, в правительственные учреждения с одними и теми же вопросами: где укрыться от вражеского нападения? куда бежать? где достать противогаз? Впрочем, полиция и местные власти, поначалу тоже поддавшиеся панике, мало чем могли помочь своим согражданам. Волна ужаса перед марсианами не ограничилась пределами двух штатов. На улицах Сент-Луиса группы людей возбужденно обсуждали последние радиосообщения. В Чикаго опустели рестораны. В Провиденсе обыватели требовали от местной электрокомпании немедленно выключить свет во всем городе, чтобы замаскироваться от нападения с воздуха. В Индианополисе какая-то женщина ворвалась в церковь во время богослужения, крича: "Нью-Йорк разрушен! Настал конец света! Я слышала это по радио... Расходитесь по домам - лучше умереть у себя дома!" Понятно, что церковь моментально опустела... Все эти события происходили в течение какого-то часа - с восьми до девяти часов вечера. А потом... Потом последовало завершающее сообщение радиокомпании: марсиане... погибли от земных микробов! Словом, и закончилось все вполне по Уэллсу...
      О рассказанной здесь истории сегодня наслышаны многие. Нередко вспоминают о ней журналисты-международники. Оттого мне показалось вдвойне любопытным восстановить эту историю с возможно более полными подробностями, использовав для этого газетные материалы, появившиеся у нас свидетельства очевидцев... Да, марсиан на Земле не было: посети они наш мир-каждый житель планеты давным-давно знал бы об этом! И тем не менее все, о чем здесь рассказано, - истинная правда. Правда, что в один из вечеров 1938 года американская радиокомпания "Колумбия" начала передавать упомянутые здесь сообщения. Правда, что в стране разразилась невиданная паника. Лишь об одном я "забыл" упомянуть: в тот вечер радиокомпания "Колумбия" передавала инсценировку по знаменитому уэллсовскому роману "Война миров". Подготовил эту передачу двадцатитрехлетний Орсон Уэллс с артистической труппой организованного им на Бродвее театра "Меркурий". Будущий прославленный режиссер и актер кино, знаменитостью ставший уже на следующее утро после передачи, Орсон Уэллс "американизировал" своего английского однофамильца. Он перенес в США место действия, полностью "переписал" роман, приспособив текст к методам и формам современных режиссеру американских радиопередач... И столь гипнотическим оказался псевдодокументальный характер передачи (чего стоил один только призыв "оставаться сплоченными и не впадать в панику", с которым обратился к американцам "сам" Франклин Делано Рузвельт, - голос президента отлично имитировал один из актеров "Меркурия"...), что даже механизм полиции был на первых порах выведен из строя. Главным полицейским управлениям штатов Нью-Йорк и Нью-Джерси пришлось срочно давать своим подопечным обстоятельное разъяснение о смысле радиопередачи! Тем не менее служащим и добровольцам Общества Красного Креста потребовалось целых шесть недель, чтобы вернуть в города укрывшихся в горах сограждан. Всеобщий гипноз коснулся даже военно-морского флота США: в Нью-Йоркском порту тотчас после начала передачи были отменены все увольнения на берег... Между тем правительственная комиссия, изучавшая впоследствии материалы передачи, установила: не только перед началом и по окончании, но и дважды в ходе передачи диктор специально предупреждал слушателей, что передается инсценировка фантастического романа. Текст инсценировки был опубликован в газете "Нью-Йорк Тайме". И он в свою очередь свидетельствовал: диктор и артисты все время говорили о совершенно неправдоподобных, сугубо фантастических вещах - о "жителях Марса", "чудовищах". На чем же основывался столь зловещий успех мистификации Орсона Уэллса? Только ли на том, что передача была назначена на 30 октября? Этот день-канун Дня всех святых, и вечер его, по поверьям американского Среднего Запада, ознаменован тем, что вся нечисть выбирается из потайных своих убежищ, чтобы до наступления полуночи всласть попугать рядовых смертных. Ребятишки в этот вечер, укутавшись в простыни, рядятся привидениями и бродят под окнами; вовсю звонят колокола; выйдя из дома, вы рискуете столкнуться со страшным гостем - насаженной на шест выдолбленной тыквой с прорезями на месте глаз, носа и рта, зловеще освещенными спрятанной внутри свечкой... Канун Дня всех святых был выбран для передачи, конечно же, не без умысла. Однако не нужно забывать и о главной причине - о том, что шел 1938 год. В Европе поднимался в рост фашизм, и Гитлер вот-вот уже готов был начать серию своих "блицкригов", стремясь урвать для Третьего рейха изрядный кусок "жизненного пространства". Войной, большой войной ощутимо пахло в предгрозовой атмосфере Земли. Военный психоз и был почвой, взрастившей завидное легковерие американского обывателя. И разумеется, вовсе не случайно журнал "Нью Мессис", комментируя "высадку марсиан" в Нью-Джерси, писал: "Угроза войны глубоко проникла в сознание людей... Никакой ужас не представляется слишком большим, никакая катастрофа не кажется слишком сверхъестественной, чтоб быть невероятными..."
      Эта и в самом деле страшная история, казалось бы, должна только укрепить за Уэллсом репутацию пророка-пессимиста. Тем более в наши дни, когда многочисленные писатели на Западе конструируют в своих книгах все новые и новые варианты космических и прочих ужасов, будто бы ожидающих рядового землянина в самом иной раз близком будущем; когда кино- и телекомпании, словно бы соревнуясь, проецируют на экран пришествия злонамеренных чудищ, пугающие картины грядущих войн (вплоть до звездных) и иные катастрофы экологические, генетические, политические; когда, наконец, и сама действительность при всех вселяющих надежду сдвигах таит в себе возможность взрывоопасных международных конфликтов.