4

В коридоре на первом этаже он столкнулся с матерью.

— Ты не видел отца, радость моя? — спросила графиня Форкосиган.

— Видел, — пробурчал Майлз (мысленно добавив: «К несчастью»). — Он пошел в библиотеку с капитаном Куделкой и сержантом.

— Боевые друзья собрались выпить где-нибудь в уголке, — иронически констатировала мать. — Ну что ж, трудно его винить. День был ужасный. А он почти не спал. — Она внимательно посмотрела на сына. — А ты? Выспался?

Майлз пожал плечами.

— Да ничего.

— Ну-ну. Надо изловить отца, пока он не набрался как следует. После выпивки он, к несчастью, становится грубоват. А тут как раз пожаловал этот сукин сын граф Фордроза, да еще в компании с адмиралом Хессманом. Отцу предстоят нелегкие дни, если эти двое споются.

— Сомневаюсь, чтобы «ястребы» смогли заручиться достаточной поддержкой. Старые вояки безоговорочно поддерживают папин курс, — ответил Майлз.

— Да Фордроза в душе вовсе и не «ястреб». Просто его обуревает честолюбие, и он готов вскарабкаться на любого конька, лишь бы тот двинулся в нужном направлении. Он уже несколько месяцев пресмыкается вокруг Грегора… — В серых глазах графини сверкнул гнев. — Лесть, намеки, критика в папин адрес и эдакие гнусные маленькие шпильки, когда представляется удобный момент. Насмотрелась я на это. Терпеть его не могу,

— решительно заключила она.

— Ну, насчет Грегора тебе уж точно не стоит волноваться, — ухмыльнулся Майлз. Его всегда забавляла привычка матери говорить об императоре так, словно он был ее приемным сыном. Впрочем, для этого имелись некоторые основания, поскольку адмирал Форкосиган в годы своего регентства был не только политическим, но и личным опекуном будущего императора.

Она недовольно нахмурилась.

— Фордроза не единственный, кто, не задумываясь, совратит глупого мальчишку. Причем совратит в любом смысле — моральном, политическом, каком угодно. А на благо страны и самого Грегора им наплевать. — Майлз тотчас же определил эти слова как цитату из собственного отца: никаких других политических авторитетов на Барраяре леди Форкосиган не признавала. — Не понимаю, почему наше правительство так боится принять конституцию. Верность средневековым традициям — хорошенький способ управлять звездной державой! — А вот это уже ее собственные мысли, чисто бетанские.

— Папа уже столько лет у власти, — успокаивающе заметил Майлз. — Мне иногда кажется, что его не сдвинуть с места даже гравитонной торпедой.

— Пробовали уже, — сдержанно отозвалась мать. — Пора бы отцу всерьез подумать об отставке. Пока что нам везло… по большей части. — Она с грустью взглянула на своего покалеченного сына.

— И это вечное политиканство, — помолчав, устало продолжала мать. — Даже на похоронах… А уж эти родственнички… — тут ее голос немного оживился. — Если увидишь отца раньше, чем я, скажи ему, что его разыскивает леди Форпатрил. То-то он обрадуется… Хотя нет, не говори. А то он непременно напьется.

Майлз поднял брови.

— А что ей нужно от отца на этот раз?

— Ну, она считает, что с тех пор, как умер лорд Форпатрил, Эйрел должен быть вместо отца этому болвану Айвену; я не возражаю, но всему есть мера. Сейчас, например, проблема состоит в том, чтобы дать Айвену хорошую взбучку за то, что он… как это… спит с горничными. Я никогда не могла понять, почему бы здешней знати не стерилизовать временно своих лоботрясов, — лет этак с двенадцати, — и отпускать их на травку, пусть резвятся, раз уж им так невтерпеж. Это было бы разумно. Как их остановишь? Все равно что набросить платок на самум… — Она вздохнула и направилась к библиотеке с обычным своим резюме: — Барраярцы проклятые…

За окнами сгустился вечерний сумрак, а поминки в доме Форкосиганов все продолжались. Проходя по коридору, Майлз поглядел на свое отражение в темном стекле. То, что он увидел, его не обрадовало — взъерошенные волосы, серые глаза, бледное лицо со слишком резкими, заостренными чертами. Да, на красавца он явно не тянет.

Голод напомнил Майлзу, что он так и не пообедал сегодня. Надо тихо прокрасться в столовую, чтобы не наткнуться на какого-нибудь из этих жутких старцев, и набрать себе сэндвичей. Заглянув в проем арки, ведущей в холл, и никого там не обнаружив, Майлз подскочил к столу и принялся без разбора сваливать в салфетку все закуски, какие подворачивались под руку.

— Только не бери вон то красное барахло, — прошептал знакомый приветливый голос. — По-моему, это какие-то водоросли. Твоя мать опять увлеклась какой-нибудь сумасшедшей диетой?

Майлз заметил своего кузена, Айвена, уже успевшего нагрузиться таким же кульком с яствами. Несмотря на добычу, открытая, раздражающе красивая физиономия молодого Форпатрила хранила тоскливое, и даже слегка затравленное выражение. Новенький, с иголочки, кадетский мундир, сидел на нем очень ловко, но с одного бока как-то странно оттопыривался.

— Вам что, уже разрешили носить оружие? — удивился Майлз.

— Какое к черту оружие. — Айвен воровато оглянулся — возможно, опасаясь появления леди Форпатрил, — потом распахнул мундир. — Бутылка из запасов твоего папеньки. Отобрал у слуги, прежде чем он разлил ее по этим крохотным стаканчикам. Слушай, ты не мог бы провести меня в какой-нибудь укромный уголок этого мавзолея? А то охрана не позволяет мне бродить по резиденции одному. Вино у вас приличное, еда еще лучше, за исключением этих красных штуковин, но, Бог мой, что за компания!

Майлз кивнул, соглашаясь, хотя в тайне и был склонен включить братца в эту самую «компанию».

— Ладно. Раздобудь еще бутылку, — распорядился он, решив, что при достаточном возлиянии можно будет вытерпеть даже общество кадета Форпатрила. — Спрячемся в моей спальне, я как раз туда направляюсь. Встретимся у лифта.

Майлз со вздохом вытянулся на койке; Айвен разложил еду и откупорил первую бутылку. Наполнив до краев взятые из ванной пластмассовые стаканчики, он подал один из них своему калеке-кузену.

— Я видел, как старик Ботари вынес тебя с поля, — тут он сделал добрый глоток, и Майлз представил, как возмутился бы старый граф, если бы стал свидетелем такого варварского истребления благородного напитка. Сам он лишь слегка пригубил свой стакан, стараясь при этом лучше оценить букет

— из почтения к памяти старика: дед иногда язвительно говаривал, что Майлз неспособен отличить хорошее вино от воды, в которой полощут чашки. — Жаль, конечно, — бодро продолжал Айвен. — Хотя вообще-то тебе повезло.

— Как это? — пробормотал Майлз, вонзая зубы в бутерброд.

— Точно тебе говорю. Завтра у нас начинается муштра…

— Да я уж слышал.

— Мне нужно явиться в казарму не позже полуночи. Я думал, хоть последнюю ночь повеселюсь как свободный человек, а вместо того застрял здесь. Это все матушка. Но скоро нас приведут к присяге — и тогда посмотрим, посмеет ли она обращаться со мной как с мальчишкой. — Он ненадолго умолк, расправляясь с бутербродом. — Так что вспомни про меня завтра на рассвете: я буду месить грязь под дождем, а ты тут будешь нежиться в теплой постельке…

— Вспомню-вспомню. — Майлз глотнул вина, потом сделал еще глоток. И еще.

— За три года там всего три увольнительных, — сокрушался Айвен, не переставая набивать рот. — Не многим лучше тюрьмы. Не зря службу называют лямкой. Хотя вернее назвать рабством. — Он одним духом осушил стакан, запивая пирожок. — А ты сам себе хозяин. Что хочешь, то и делаешь.

— Да уж, — равнодушно согласился Майлз. Его услуги не были нужны никому — ни императору, ни кому-либо другому. Он не мог их продать, ни даже отдать даром…

Через некоторое время, утолив первый голод, Айвен опасливо заметил:

— А твой папаша нас не застукает?

— Ты что, боишься его? — бросил Майлз.

— Да кто же его не боится? Весь генштаб бледнеет, стоит ему открыть рот. А я какой-то зеленый кадетишка. Ты-то сам разве не боишься?

Майлз подумал.

— Нет, пожалуй. В общем, не так, как ты это представляешь. Но если ты не хочешь попадаться ему на глаза, то здесь действительно не самое лучшее место, по крайней мере, сегодня, — добавил он, припомнив недавнюю сценку в библиотеке.

— Да? — Айвен в сомнении повертел стакан. — У меня всегда было такое чувство, что дядя меня не больно жалует…

— Да нет, тебе кажется, — утешил брата Майлз. — Хотя лет до четырнадцати я думал, что тебя зовут «этот-болван-Айвен». — Он оборвал себя, вновь осознав разницу в их положении. Кто здесь болван, а кто — счастливчик? Заснуть бы поскорее и забыть обо всем…

В дверь властно постучали, и Айвен испуганно вскочил.

— О черт, уж не он ли случайно?

— Когда заходит старший офицер, младшему положено встать и отдать честь, а не лезть под кровать.

— А я и не собирался лезть под кровать, — возразил Айвен. — Я хотел спрятаться в туалете.

— Не стоит. Уверяю тебя, тут будет такая пальба, что никто не заметит, как ты удерешь. — И Майлз громко отозвался: — Войдите!

Это и вправду был граф Форкосиган. Взгляд его серых глаз был холоден, как ледник в пасмурный день.

— Майлз, — начал он без предисловия, — из-за чего эта девушка расплакалась? Что ты наде… — Тут он запнулся, заметив стоящего навытяжку Айвена, и продолжал уже обычным своим беззлобно-ворчливым тоном: — А-а, черт. Я-то надеялся, что сегодня ты мне не попадешься. Думал, у тебя хватит ума найти укромное местечко и быстренько набраться. — Айвен не водил с графа испуганных глаз.

— Сэр… Дядя Эйрел… А… матушка с вами говорила, сэр?

— Да, — вздохнул граф Форкосиган, и кадет побледнел, не разглядев веселых огоньков в полуприкрытых глазах всесильного премьер-министра.

Майлз задумчиво провел пальцем по горлышку бутылки.

— Айвен зашел выразить мне сочувствие по поводу моей травмы, сэр.

Братец усиленно закивал в подтверждение.

— Понятно, — сухо сказал граф Форкосиган, и Майлз почувствовал, что отцу действительно все понятно. Граф опять вздохнул и с легкой усмешкой обратился к Айвену: — Вот служу почти пятьдесят лет, и до чего я дослужился? Мною пугают мальчишек, чтоб хорошо себя вели. Людоед, который питается непослушными детьми, вот кто я такой. — Премьер-министр угрожающе расставил руки и рявкнул: — Вот я тебя!.. Можешь считать, что экзекуция состоялась и топай отсюда. Иди, иди, малыш.

— Да, сэр. — Повеселевший Айвен отдал честь.

— И не смей козырять, — резко добавил граф. — Ты пока еще не офицер.

— Казалось, он только сейчас заметил мундир племянника.

— Да, сэр. Нет, сэр. — Пунцовый от избытка ощущений Айвен выскочил из комнаты. Губы графа Форкосигана дрогнули в улыбке.

А я-то был уверен, что мне никогда не придется благодарить моего кузена, подумал Майлз.

— Итак, сэр?.. — подсказал он отцу.

Граф не сразу собрался с мыслями, а когда заговорил, голос его звучал гораздо спокойнее.

— Почему Элен расплакалась, сынок? Ты к ней не… приставал?

— Нет, сэр. Я знаю, что все выглядит именно таким образом, но я не трогал Элен. Могу поклясться.

— Незачем. — Граф подтянул к себе стул и уселся. — Я верю, что ты не собираешься подражать этому болвану Айвену. Но я хочу тебе напомнить, что философия твоей матери в области… э-э… секса — бетанская, скажем прямо, философия — уместна только на Колонии Бета. Возможно, когда-нибудь она приживется и здесь, но не теперь. И я хочу, чтобы ты раз и навсегда уяснил для себя, что Элен Ботари — совершенно неподходящий объект для опытов в этом направлении.

— А почему? — неожиданно спросил Майлз. Отец изумленно поднял брови, и Майлз быстро продолжил: — Я не понимаю, почему ее надо во всем ограничивать и стеснять. Ее же все время пеленают, шагу не дают ступить без провожатых. А она умная, она… она красивая, и сильная… Она могла бы меня пополам переломить, если б захотела. Так почему ей не получить, например, приличное образование? Сержант изо всех сил противится этому. Единственное, что его заботит, — это приданое. Как бы сколотить дочери приличное приданое. И он никогда не позволяет ей путешествовать. А это дало бы ей в тысячу раз больше, чем любой из родовитых девиц, каких я знаю. — Майлз умолк, задохнувшись от волнения.

Граф Форкосиган задумчиво провел рукой по спинке стула.

— Все это верно. Только… Элен значит для сержанта гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Она для него — символ… символ всех его надежд… Не знаю, как тебе объяснить… Она — залог разумности и даже необходимости его жизни. Я многим обязан ему, и я должен оберегать этот залог.

— Да-да, я понимаю, — нетерпеливо оборвал его Майлз. — Но разве справедливо, что твоя признательность сосредоточена на отце и совсем не затрагивает дочь?!

Граф, видимо расстроенный, начал снова.

— Я обязан ему жизнью, Майлз. И своей, и твоей матери. Это не преувеличение: всем, что я сделал для Барраяра в последние восемнадцать лет, я обязан ему. И еще я обязан ему твоей жизнью, которую он спас дважды, а следовательно, тем, что не сошел с ума, хотя последнее и не бесспорно, как выразилась бы твоя мать. Если Ботари захочет получить с меня этот долг, он имеет право требовать все, что угодно. — Граф задумчиво потер подбородок. — И еще: в настоящее время я бы очень хотел избежать каких-либо домашних скандалов. Мои противники высматривают любой повод, любой рычаг, чтобы опрокинуть меня. Пожалуйста, не дай им превратить тебя в этот рычаг.

— Интересно, что же все-таки творится сейчас в правительстве? — в который раз подумал Майлз. Хотя вряд ли я дождусь объяснений… Кто я? Лорд Майлз Нейсмит Форкосиган. Профессия: бездельник и болтун. Хобби: падать со стенок, отнимать жизнь у стариков, доводить до слез девушек… Он страстно желал случая хотя бы помириться с Элен, но чем теперь рассеять ее страхи? Единственное, что приходило ему в голову, — отыскать эту чертову могилу, а она наверняка на Эскобаре, одна из шести или семи тысяч могил, оставшихся на память стой давней войне.

И тут ему в голову пришел план, да такой соблазнительный, что он забыл, о чем хотел сказать, и застыл с открытым ртом. Граф Форкосиган вежливо-вопросительно приподнял брови. В конце концов Майлз решился:

— А как дела у нашей бабушки Нейсмит?

Отец пристально посмотрел на него.

— Любопытно, что ты об этом спрашиваешь. Твоя матушка частенько вспоминает о ней в последнее время.

— Ну, это понятно. Кончина деда… Хотя бабушка — крепкая старушка. Вообще, по-моему, бетанцы рассчитывают жить лет сто двадцать, не меньше. Наверное, думают, что это одно из их гражданских прав.

Бабушка жила на Бете, в девяти скачках сквозь п-в-туннели. Путешествие туда занимало три недели, если лететь прямым путем — через Эскобар. Если подобрать подходящий рейс, то Майлз вполне сможет сделать остановку на Эскобаре. Можно будет поглядеть на месте достопримечательности, и провести небольшое расследование — тихо и незаметно, даже если Ботари прилипнет к нему, как банный лист. Мальчик интересуется военной историей — почему бы ему не совершить экскурсию на кладбища солдат императора? Очень естественно. Он даже мог бы проделать поминальные обряды в честь павших.

— Сэр, — начал он, — как по-вашему…

Отец заговорил одновременно с ним:

— Сынок, ты не хотел бы… Прошу прощения.

— Нет, нет, говори, отец…

— Я хотел сказать, — продолжал граф, — что сейчас самый удобный момент навестить бабушку. Сколько прошло, с тех пор как ты в последний раз был на Колонии Бета? Года два, наверное?

Майлз пошевелил языком, проверяя, не онемел ли он.

— Замечательная идея! А можно… можно мне взять с собой Элен?

Отцовские брови снова взлетели вверх.

— Что?

Майлз встал и захромал взад и вперед по комнате, не в силах усидеть из-за переполнявших его чувств. Если бы только он смог увезти Элен в путешествие за пределы планеты! Бог ты мой, он стал бы для нее героем, метра два ростом, как Форталия Храбрый.

— А почему бы и нет? Ботари все равно будет рядом. А кто может приглядеть за ней лучше, чем родной отец? И кто нашел бы здесь что-нибудь предосудительное?

— Сам Ботари, — без колебаний ответил граф Форкосиган. — Не могу себе представить, чтоб он одобрил идею показать дочери Колонию Бета. Он-то там бывал. А поскольку приглашение исходит от тебя, я не уверен, что оно ему покажется приличным — в данный момент.

— А-а. — Майлз дошел до угла, развернулся, сделал еще пару шагов. — Что ж, тогда я ее приглашать не буду.

— Ну вот. — Граф облегченно вздохнул. — Это, я думаю, мудрое…

— Я попрошу маму, чтобы она ее пригласила. И пусть сержант только попробует заартачиться!

От неожиданности отец рассмеялся.

— Удар ниже пояса, сынок! — Но голос у него был совсем не строгий. Майлз воспрянул духом.

— Эта идея насчет поездки пришла в голову маме, ведь так?

— В общем, да, — признался граф. — И, честно говоря, я был рад, что она сама предложила это. Мне будет легче, если ты проведешь следующие несколько месяцев на Бете. — Он встал. — Извини, я должен идти — дела. Мне еще надо побеседовать с Фордрозой, ради вящей славы империи. — Брезгливое выражение, появившееся у него на лице, говорило о многом. — Честное слово, я бы предпочел напиться с этим дурачком Айвеном. Или поболтать еще немножко с тобой. — Он с нежностью взглянул на сына.