- Напишите записку Гейнали, - попросил начдив. - Пусть он исправит Константину Ивановичу ногу. Гейнали все может, только напишите.
      Был в Конармии такой хирург - Гейнали, итальянец по национальности, швейцарский, кажется, подданный. Он попал к нам в армию в Ростове вместе с захваченным у деникинцев госпиталем. И оказался настоящим волшебником в своем деле. О чудесах, которые он творил, конармейцы рассказывали легенды. Бывало, боец говорит пострадавшему другу:
      - Не горюй, браток: Гейнали приделает тебе руку и ухо пришьет, - еще красивее будешь.
      Сам я, посещая госпитали, видел плоды благородного труда нашего хирурга, поражался его доведенному до ювелирной точности искусству. Помню, у одного конармейца было изуродовано лицо, и Гейнали восстановил его.
      Морозов знал обо всем этом и верил, что итальянец способен исправить ногу Озолину. Я обещал выполнить его просьбу...
      Побывав в двух бригадах 11-й дивизии, к вечеру мы с Куликом и Мустом вернулись в Ровно. Возвратился из Бердичева и Ворошилов. Он привез много интересных вестей о событиях в нашей стране и за рубежом.
      В те дни проходил II конгресс III Коммунистического Интернационала. Ему мы решили послать приветствие. Реввоенсовет Конармии заверил делегатов конгресса в том, что конармейцы не вложат клинки в ножны, пока не разобьют интервентов и не настанет время, когда, польский и советский народы заживут в мире и братской дружбе.
      15 июля поступила директива от командующего фронтом. Отмечая, что противник производит перегруппировку для перехода в общее наступление, А. И. Егоров приказывал армиям решительно продвигаться на запад и этим сорвать его намерение. Нашей Конной ставилась задача к 20 июля выйти в район Грубешов Сокаль.
      Из захваченных документов противника и сведений, добытых армейской разведкой, мы уже знали, что к реке Стырь против наших 6-й и 4-й дивизий выдвигаются войска 2-й польской армии. А положение у нас, особенно на левом фланге, оставляло желать лучшего. Если справа имелась тесная связь с 12-й армией, выходившей на рубеж Чарторийск - Дережно, то слева между нами и 14-й армией по-прежнему оставался большой разрыв. Там оперировала дубно-кременецкая группировка противника, наступавшая на северо-запад.
      Учитывая это, Реввоенсовет армии принял решение главными силами захватить переправы на реке Стырь Для наступления на Грубешов - Сокаль, а 11-й кавалерийской, 45-й стрелковой дивизиям и кавгруппе Осадчего разгромить польские войска в Дубно-Кременецком районе.
      С утра следующего дня на всем фронте Конармии развернулись встречные бои. На Луцком направлении войска 2-й польской армии, стремясь прорваться на юго-восток, переправились через Стырь и атаковали 4-ю и 6-ю кавдивизии. До глубокой ночи конармейцы сдерживали яростный натиск врага. Противник понес огромные потери, особенно от нашего артиллерийского и пулеметного огня, и вынужден был отступить на западный берег Стыри.
      По-прежнему тяжелая обстановка была в районе Дубно - Кременец. Перед рассветом 18-я пехотная дивизия перешла в наступление на Дубно. Кровопролитный бой длился 20 часов. Пересеченная местность благоприятствовала действиям пехоты и крайне затрудняла маневр конницы. В конце концов противнику, превосходившему нас по силе и огню, удалось снова овладеть Дубно. Кременец также остался в его руках. 45-я дивизия понесла большие потери. Был тяжело контужен командир кавбригады Г. И. Котовский.
      До глубокой ночи мы с К. Е. Ворошиловым и С. А. Зотовым анализировали положение армии, изыскивая наиболее верные пути для выполнения директивы командующего фронтом. И все время наши мысли и разговоры возвращались к дубно-кременецкой группировке противника. Уже четверо суток мы отвлекали крупные силы на ее разгром, но безуспешно. Нам не удалось не только разбить, даже отбросить противника, и он продолжал висеть на левом фланге армии.
      Конечно, можно было оторваться от неприятеля и все соединения двинуть к Луцку. Но тогда образовывалась 90-километровая брешь, закрыть которую 45-я стрелковая дивизия была не в состоянии, а сильная и активная группа противника получала свободу действий в тылу Конной и 12-й армий.
      Взвесив все это, мы пришли к выводу, что успешно наступать в Луцком направлении сможем, только разделавшись с дубно-кременецкой группировкой противника. Свои соображения телеграммой донесли командующему фронтом. Попросили его, чтобы для содействия нам левофланговые соединения 12-й армии не позднее вечера 18 июля вышли к реке Стырь на участке Чарторийск - Колки Рожище, а правофланговые дивизии 14-й армии развили стремительное наступление в направлении Почаев, Радзивиллов{54} и совместно с нами участвовали в разгроме противника в районе Полча - Дубцо - Верба - Кременец.
      В ответной телеграмме Реввоенсовет фронта согласился с тем, что выполнение задач, определенных его директивой, действительно вызывает необходимость в первую очередь разбить войска противника в районе Дубно Кременец. "Поэтому, - указывал командующий фронтом, - ваши соображения приказываю провести в жизнь с полной решительностью и в кратчайший срок".
      Чтобы предоставить Конной армии большую оперативную свободу, А. И. Егоров подчинил нам 24-ю стрелковую дивизию, подходившую к Луцку.
      По разработанному нами плану разгром противника предполагалось осуществить путем концентрического наступления трех кавдивизии с севера, востока и юго-востока. При этом двум бригадам 4-й дивизии предстояло захватить Радзивиллов и отрезать пути отхода неприятелю на запад, а одной бригаде прикрыть переправу через Стырь на участке Красное - Берестечко. 11-я и 14-я кавалерийские наносили удар из района Дубно - Хорупань.
      6-я дивизия получила задачу удерживать рубеж на Стыри от Рожище до Торговица и прикрыть наступавшие соединения от ударов с северо-запада.
      Чтобы лично руководить войсками на главном направлении, я с оперативной группой полештарма в ночь на 18 июля выехал в хуторок Ужинец, расположенный километрах в четырех северо-восточнее Млинова.
      Чуть свет загрохотала артиллерия. И тут же на фронте 11-й и 14-й кавдивизии начались яростные атаки противника, переходившие в рукопашные схватки.
      Та и другая стороны дрались с большим ожесточением. 18-я польская пехотная дивизия стремилась во что бы то ни стало прорваться к Млинову, куда, как поназывали пленные, навстречу им должна была выдвинуться 3-я пехотная дивизия легионеров 2-й армии. Соединения же Конармии рвались к югу, на Козин.
      Весь день мы провели в боевых порядках 14-й, а затем 11-й дивизий. Бои здесь не прекращались ни на час. Части действовали преимущественно спешенными, так как местность не позволяла атаковать в конном строю.
      К вечеру разразилась гроза. И без того сырая почва теперь окончательно размякла. Находясь в селе Страклов, южнее Дубно, мы видели, как мокрые до нитки, увязающие по колено в грязи бойцы 11-й кавалерийской дивизии и 134-й стрелковой бригады с трудом наступали к переправам на реке Иква.
      К тому времени дивизия Ф. М. Литунова внезапным налетом овладела городом Радзивиллов в тылу противника, разрушила железную дорогу и связь, захватила пленных и обозы. Этот успех мог сыграть решающую роль в операции, удержи 4-я дивизия Радзивиллов. Но, к сожалению, в тылу у нее противник форсировал Стырь, и Литунов был вынужден двинуться назад в район Берестечко.
      К исходу дня противник сохранил за собой выгодные рубежи обороны и отступил лишь на некоторых участках. Стало очевидным, что после ухода бригад Литунова из Радзивиллова наши ослабленные боем 11-я и 14-я дивизии не смогут сломить сопротивления неприятельской пехоты. Требовались новые усилия и маневр, подобный проведенному 4-й дивизией. Я принял решение на следующий день использовать для этого 6-ю кавдивизию, которую на Луцком направлении сменяла подходившая 24-я стрелковая дивизия. С. К. Тимошенко получил задачу к утру сосредоточить две бригады в районе Смордвы, за правым флангом 14-й дивизии. Одну бригаду приходилось оставить у Луцка до полного сосредоточения там стрелковой дивизии.
      Утром Семен Константинович приехал к нам в Ужинец.
      - Все в порядке, мои уже подошли к Смордве, - доложил он, пожимая мне руку.
      - Хорошо, - ответил я. - Приготовьтесь к наступлению. Как только Пархоменко начнет атаковать, сразу же обходите противника слева и стремительным броском захватите села Полча и Козин.
      Внимательно поглядев на карту, Семен Константинович согласно кивнул головой:
      - Будет выполнено.
      Не теряя времени, мы с ним выехали в Смордву. К. Е. Ворошилов отправился в 14-ю дивизию.
      Наступление началось. Лишь только части А. Я. Пархоменко завязали артиллерийскую и пулеметную дуэль с противником, 6-я дивизия выступила на юг, но неожиданно была остановлена сильным огнем. Оказывается, враг успел за ночь выдвинуть на свой левый фланг пехотный полк. Головная бригада спешилась и завязала огневой бой.
      А в это время другая бригада С. К. Тимошенко, отклонившись к юго-западу, лесом обошла фланг противника. После этого здесь наметился успех. И когда за лесом скрылись эскадроны 6-й дивизии, уходившие в тыл врага, я поехал к А. Я. Пархоменко.
      Под Хорупанью шла кровопролитная схватка, которой я не видел даже в дни последних жестоких боев. Не менее 30 орудий и масса пулеметов осыпали наши непрерывно атакующие части градом снарядов и пуль.
      Нелегко приходилось и врагу. Для подтверждения сошлюсь еще на одного участника тех боев - польского подполковника Арцишевского. "Трудно описать многократные бешеные и свирепые атаки полков неприятельской конницы, сообщает он, - невиданные до сих пор даже во время боев под Острогом, то в лоб и фланги на пехоту, то сзади на отдельные батареи, которым приходилось защищаться картечью с дистанции 200 метров, и безустанные контратаки наших резервов"{55}.
      Боем 18-й пехотной дивизии, как потом показали пленные, руководил лично генерал Крайовский. Он приехал прямо на позиции, чтобы морально поддержать своих солдат и офицеров. Арцишевский писал, что Крайовский видел в бинокль Буденного, который стоял на кургане у автомобиля и отдавал приказания непрерывно подъезжавшим к нему командирам.
      Бой гремел долго. Отдельные позиции по нескольку раз переходили из рук в руки. Перелом наступил лишь к вечеру, когда 3-я бригада 6-й дивизии захватила село Полча в тылу неприятеля. Обозначился успех и южнее Дубно, где части 45-й стрелковой дивизии вместе с кавбригадой С. М. Патоличева форсировали Икву и нависли над правым флангом 18-й пехотной дивизии.
      Не выдержав наших упорных атак, противник оставил Хорупань и Дубно. Только наступление темноты и неудобная для действий конницы лесистая местность спасли 18-ю пехотную дивизию от опасного преследования.
      В боях 19 июля 11-я, 14-я кавалерийские и 45-я стрелковая дивизии нанесли противнику большой урон. Но и сами они имели значительные потери. Тяжелой утратой для Конармии была гибель талантливого кавалерийского начальника командира 2-й бригады 11-й кавдивизии С. М. Патоличева. Кто знал этого скромного и умного, в бою спокойного и уравновешенного, в жизни доброго и по-отечески ласкового человека, тот глубоко уважал его и навсегда сохранил о нем светлую память.
      Похоронили Семена Михайловича в селе Мирогоща, которое освобождала его бригада. На траурном митинге присутствовали бойцы от всех частей 11-й дивизии. Низко склонив голову, в скорбном молчании слушали они ораторов.
      Проводить в последний путь своего освободителя красного командира собрались все жители села от мала до велика. Выражая искренние чувства к славному сыну русского народа, каждая семья возложила на могилу свой венок из живых цветов.
      Ф. М. Морозов, горячо любивший С. М. Патоличева, прислал в Реввоенсовет рапорт. Он писал, что у комбрига осталось семеро детей, старшему из которых было всего 15 лет, и просил оказать им материальную помощь. Мы решили выдать семье С. М. Патоличева его трехмесячное жалованье и, кроме того, пособие в 15000 рублей из денег, присланных трудящимися в подарок Конармии.
      - Мы потеряли славного человека, - вздохнул Климент Ефремович, передавая Зотову рапорт Морозова. - Но дети Патсличева вместе со всеми советскими людьми доведут до полной победы великое дело, за которое он отдал свою жизнь.
      И каждый раз я вспоминаю эти слова, когда вижу одного из сыновей С. М. Патоличева - Николая Семеновича, крупного партийного и государственного деятеля, члена Советского правительства,
      Утром 20 июля полештарм перешел в Дубно. Отсюда мы выехали к форту Тараканово. Одиноким островком оставался он на территории, занятой Конармией.
      Остановились на высоте, откуда была хорошо видна вся местность около Тараканово. С востока к нему подступала заболоченная долина Иквы, на которой виднелись пехотинцы. Возвышенное место западнее форта было сплошь изрыто окопами и прикрыто проволочными заграждениями. Часть этих окопов захватили спешенные эскадроны 11-й дивизии.
      Заметив недалеко от форта за дорожной насыпью группу людей, подъехали туда. Нас встретил подтянутый, среднего роста, чернявый человек, одетый в старенький серый плащ. Он представился начальником 45-й стрелковой дивизии Якиром. Взгляд его больших черных глаз был смел и спокоен.
      Иону Эммануиловича я видел впервые. Но слышал о нем много. К. Е. Ворошилов всегда говорил о нем с уважением и считал одним из лучших и опытных командиров, закалившихся в огне гражданской войны.
      Начдив обстоятельно доложил обстановку на фронте дивизии и свое решение захватить Тараканово.
      - Может, следует обойти форт, а не. распылять силы? - спросил я. - Как вы думаете?
      - Нет, - возразил Якир. - Форт держит под огнем дорогу, парализует наш тыл. Надо непременно ликвидировать это осиное гнездо.
      Меня его ответ не убедил. Но я промолчал, решив проехать к Ф. М. Морозову и осмотреть укрепления форта с противоположной стороны.
      Вообще я был принципиальным противником штурма узлов сопротивления с небольшими гарнизонами. Даже оставшись в нашем тылу, серьезной угрозы они не представляли. Штурм же отвлекал часть войск от главных задач и всегда требовал значительных жертв.
      Мы сели в машину. Иона Эммануилович, заметив, что собираемся ехать в 11-ю дивизию мимо форта, предупредил:
      - Местность простреливается, не стоит рисковать.
      - Ничего, - успокоил я его и приказал трогаться, рассчитывая побыстрее добраться к Ф. М. Морозову.
      Однако не успел наш автомобиль проехать и двухсот метров, как с укреплений застрочил пулемет, защелкали винтовочные выстрелы. Над головами послышалось противное повизгивание пуль, и нам пришлось повернуть в сторону, к небольшому хуторку. Оставив автомобиль за одним из домов, в 11-ю дивизию прошли пешком.
      У Морозова спешенный 63-й кавполк вел перестрелку с противником, засевшим в Тараканово. Я приказал начдиву прекратить огневой бой и наступать на юго-запад.
      Осмотр форта со всех сторон окончательно убедил, что на осаду его не было никакого смысла отвлекать значительные войска. Поэтому, вернувшись к И. Э. Якиру, я приказал и ему оставить для наблюдения за неприятелем не больше полка, а главными силами продолжать наступление.
      - Неприятель сам уйдет из Тараканово, когда убедится, что сидеть в нем бесцельно. Скорее всего, он попытается бежать ночью и, надеюсь, окажется у вас в плену. Форт после этого подорвите, - наказывал я начдиву.
      Когда мы вернулись в Дубно, здесь, по донесениям начдивов, уже было известно об отступлении главных сил 18-й польской пехотной дивизии к Радзивиллову. Пленные показывали, что генерал Крайовский вынужден был отвести свои полки для прикрытия бродского направления.
      Но войска 2-й польской армии все еще пытались прорваться на Млинов. Ночью крупные силы переправились через Стырь в районе Красного и на рассвете начали теснить прикрывавшую это направление 3-ю кавалерийскую бригаду Литунова. Начдив двинул в район боев две другие свои бригады, причем одну из них послал вдоль реки Стырь на север, приказав отрезать польские части от переправ.
      Активность 2-й польской армии в направлении Млинова и форсирование ею Стыри, конечно, тревожили нас, но не настолько, чтобы отказаться от разгрома группы Крайовского. Поэтому задачи главной группировке мы оставили в силе. Литунову же приказали ликвидировать переправившегося противника.
      И ночью бои продолжались с прежним ожесточением. 134-я стрелковая бригада овладела фортом Тараканово, пленив около двух батальонов противника и захватив 4 орудия и 40 пулеметов. В темноте удалось бежать лишь коменданту форта с небольшой группой солдат.
      Части Осадчего заняли Кременец. Группа генерала Шиманьского, оборонявшая город, понесла большой урон. А ее 105-й пехотный полк потерял свыше 75 процентов своего состава.
      Но главными героями ночных боев оказались бойцы Литунова. Они обратили в бегство четырехтысячный отряд противника, форсировавший реку Стырь, и захватили в плен свыше 500 человек.
      К исходу 21 июля Дубно-Кременецкий район был полностью очищен от противника. 18-я пехотная дивизия генерала Крайовского, группы генерала Шиманьского и полковника Ясинского, потерпев поражение, в беспорядке отошли к Радзивиллову и Бродам. Наши 6, 11-я кавалерийские и 45-я стрелковая дивизии, преследуя неприятеля, вышли на реку Пляшевка от впадения ее в Стырь до железной дороги Радзивиллов - Дубно. Кавгруппа Осадчего выдвигалась западнее Кременца, угрожая правому флангу врага.
      Но если мы обезопасили свой левый фланг, то на правом назревала новая угроза. Из захваченных у неприятеля оперативных документов и показаний пленных стало известно, что польское командование, считая уже определившимся движение советской конницы на Львов, спешно перегруппировывало главные силы 2-й армии к югу. Оно еще не теряло надежды ударом в направлении Млинов Броды разрезать фронт Конармии и соединиться с 6-й армией. В частности, мы установили выдвижение 3-й дивизии легионеров вместе с приданным ей 65-м пехотным полком в район Красного. Южнее Красного наши разведчики тоже обнаружили сосредоточение крупных сил пехоты и кавалерии противника.
      После того как части генерала Крайовского были оттеснены к Бродам, главную опасность для нас представляла 2-я польская армия. Именно она могла помешать нашему наступлению на Грубешов - Люблин.
      Обсудив обстановку, мы решили окончательный разгром отступивших к Радзивиллову и Бродам войск возложить на 11-ю кавалерийскую, 45-ю стрелковую дивизии и кавгруппу Осадчего. Главные же свои силы сосредоточить против 2-й польской армии, чтобы, отбросив ее, двинуться к Люблину.
      Конкретно в приказе по армии задачи дивизиям выглядели так: 14-й кавалерийской выдвинуться к переправе через Стырь у Липы и Вербени, 4-й форсировать реку на участке Красное - Берестечко и захватить плацдарм на западном берегу, а 6-й - выйти в район Берестечко - Шуровичи. 24-й стрелковой дивизии предстояло форсировать Стырь, взять Луцк, затем продолжать наступление на запад, угрожая левому флангу 2-й польской армии.
      Уже 22 июля 6-я и 14-я дивизии овладели переправами на Стыри, а 4-я захватила небольшой плацдарм на западном берегу реки.
      Пока мы наступали у Стыри, генерал Крайовский двинул свою дивизию в контрнаступление. 11-я кавалерийская под натиском пехоты и танков вынуждена была отходить. Ночью противник занял Козин, Боратин, Ситное и Иване Пусте.
      В 12 часов следующего дня Ф. М. Морозов прислал донесение. Он опасался, что дивизия не выдержит атак, и просил помощи.
      Успешные действия наших войск на Стыри ликвидировали угрозу со стороны 2-й польской армии. Поэтому мы приказали Тимошенко оставить одну бригаду в занимаемом районе, а главными силами атаковать противника на рубеже реки Пляшевка, овладеть городом Броды, а затем через Радзивиллов нанести удар в тыл дивизии генерала Крайовского.
      Мы с С. А. Зотовым и адъютантом П. П. Зеленским выехали в 11-ю дивизию.
      Наши кони легкой рысцой трусили на юг по дороге, разбитой колесами и снарядами. А навстречу непрерывным потоком тянулись повозки с ранеными. И потому, что их было очень много, мне стало как-то не по себе.
      На повороте у ручья от общего потока отделилась крестьянская телега. Пожилой, с перевязанной головой боец начал выпрягать лошадь. Мы подъехали к нему:
      - Что, конь притомился?
      - Да нет, товарищ командарм, напоить надо, - ответил боец, здороваясь.
      - А кого везете?
      - Комбрига.
      - Почему же у него ноги пятками кверху?
      - Это можно поправить. Видно, на ухабе перевернулись, - помрачнел боец, сдвигая в сторону одеяло.
      В окровавленной одежде, бледный как полотно, на телеге лежал командир 1-й бригады 11-й дивизии Василий Эрнестович Вильмут. При виде искалеченного тела сердце у меня защемило. Как безжалостна война! Всего лишь день назад я встречался с этим тогда еще цветущим человеком. Он был молод и любил жизнь. Мечтал после победы учиться в Академии Генерального штаба, и эту мечту вместе с жизнью оборвала вражеская пуля.
      В штабе дивизии нам сообщили, что Ф. М. Морозов находится в 3-й бригаде. Туда мы и направились.
      Начдив встретил нас возбужденный, раскрасневшийся. Он только что водил бригаду в контратаку и участвовал в жаркой рубке. На высотах севернее реки Пляшевка и сейчас кипел бой. Натиск польской пехоты отбивали контратаками спешенные части 11-й дивизии. У Морозова участвовал в бою даже резервный полк, но и это не остановило противника. Надо было немедленно вводить 6-ю кавдивизию, причем не. две бригады, как решено было раньше, а полностью.
      Я направил к С. К. Тимошенко посыльного с распоряжением срочно перебросить в район Хотына последнюю бригаду. Он должен был возглавить ее и вместе с 31-м кавполком атаковать противника во фланг. Военкому дивизии П. В. Бахтурову предстояло с тремя полками - 32, 35, 36-м - наступать в южном направлении и овладеть городом Броды.
      Мы с Зотовым рассчитывали до утра остаться в 11-й дивизии, но из штаба сообщили, что поступила важная директива, и пришлось возвращаться.
      Приехали в Дубно около полуночи. В полевом штабе было оживленно. Здесь собрались Ворошилов, Минин, Клюев и Орловский.
      - Ну что тут у вас нового? - поинтересовался я.
      - Да вот читайте, - протянул мне Климент Ефремович директиву фронта.
      В ней говорилось: "Перед армиями Западного фронта противник в полном отступлении. Части Западного фронта заняли Гродно, форсировали р. Шара, заняли Слоним и подходят к Пинску. Перед армиями Юго-Западного фронта противник оказывает весьма сильное сопротивление, при этом особенное упорство проявляет на путях к Львову. В целях окончательного разгрома польской армии, в связи с задачами, данными армиям Западного фронта, 12-й армии, овладев в кратчайший срок Ковелем и выставив заслон в сторону Бреста, развивать главный удар самым решительным образом в общем направлении Холм Красник - Аннополь. Холм занять не позднее 4 августа и переправы через Вислу и Сан в районе Аннополь - Ниско 15 августа.
      1-й Конной армии, разгромив окончательно дубно-кременецкую группу противника, стремительным рейдом главной массы конницы овладеть не позднее 29 июля районом Львов - Рава-Русская, выбросив передовые части для захвата переправ через Сан в район Сенява - Перемышль.
      14-й армии, учитывая задачу Конной армии, сломив сопротивление противника на линии р. Збруч, силами ударной своей группы решительно наступать в общем направлении Тернополь - Перемышляны - Городок"{56}.
      Судя по директиве, главный удар Юго-Западного фронта переносился в Восточную Галицию. Что же произошло? Ведь буквально до последнего дня главной нашей задачей было наступление на северо-запад в направлении Грубешова для совместных действий против основной - варшавской - группы противника. Именно с этой целью мы удерживали переправы через Стырь от Луцка до Берестечко.
      Что могло послужить основанием для такого крутого изменения нашего операционного направления?
      - Все же, на мой взгляд, следовало вначале уничтожить противника под Варшавой, - заметил С.К.Минин.
      - Очевидно, положение на польском фронте благоприятствует решению сразу двух задач - разгрому варшавской и львовской группировок противника, возразил Ворошилов.
      Должен сказать, что резюме Климента Ефремовича меня, например, не убедило. И вот почему.
      Из оперативных сводок Западного фронта мы видели, что польские войска, отступая, не несут больших потерь. Создавалось впечатление, что перед армиями Западного фронта противник отходит, сохраняя силы для решающих сражений.
      Своими сомнениями решили поделиться с командованием Юго-Западного фронта, получить разъяснения.
      У меня не сохранились записи разговора по этому поводу с А. И. Егоровым, но я хорошо помню его ответ. Он сказал, что польские войска нашим Западным фронтом разбиты и помощь ему не нужна, а овладение Львовским районом санкционировано главкомом. Только позже мы узнали, как родилось такое решение.
      В середине июля Реввоенсовет Западного фронта доносил главному командованию, что левое крыло польских войск в Белоруссии разбито и события развиваются с головокружительной быстротой. Командование Западного фронта выражало уверенность в достижении скорой победы. Главком выехал в Минск, в штаб Западного фронта. Уяснив обстановку на месте, он в полном согласии с Реввоенсоветом Республики поставил вопрос о развитии наступления на Варшаву. С. С. Каменев считал, что эту задачу успешно выполнят три из четырех армий М. Н. Тухачевского.
      В свою очередь командование Юго-Западного фронта 22 июля направило главкому телеграмму, в которой говорилось:
      "По всей линии Юго-Западного фронта поляки оказывают весьма серьезное сопротивление, при этом особенное упорство проявляют на львовском направлении. Положение с Румынией остается неопределенно напряженным. При данных условиях считаю необходимым центр тяжести главного удара со стороны армий Юго-Западного фронта перенести в пределы Галиции..."{57}
      Согласившись с этим предложением, Реввоенсовет Республики санкционировал 23 июля новый план действий армий Юго-Западного фронта.
      Против изменения направления Юго-Западному фронту не возражал и М. Н. Тухачевский. Еще 19 июля он рекомендовал главкому "обдумать удар Конармии в юго-западном направлении, чтобы пройти укрепления в районе, слабо занятом противником, и выиграть фланг поляков подобно Конкорпусу Гая"{58}.
      Отвечая командующему Западным фронтом, С. С. Каменев в тот же день сообщил, что дальнейшие действия Конармии "будут именно в том направлении, о котором Вы говорите"{59}.
      Ночью мы отдали приказ. Вначале решили ликвидировать радзивилловскую группировку противника, как главное препятствие на пути к Львову. Теперь кроме 6-й кавдивизии на Радзивиллов поворачивалась и 4-я. Удержание переправ через Стырь и обеспечение правого фланга армии возлагались на 24-ю стрелковую и 14-ю кавалерийскую дивизии.
      Для непосредственного руководства войсками, привлекаемыми к операции, мы с С. А. Зотовым выехали к Ф. М. Морозову. Обстановка в районе Радзивиллов - Броды к тому времени была напряженной. За ночь враг укрепился в Боратине, Жабокриках, Козине, на станции Рудня Почаевская и оборонялся с исключительным упорством.
      Но наши войска уже охватывали фланги противника. Кавгруппа А. М. Осадчего вела бои с бригадой генерала Шиманьского юго-восточнее Радзивиллова. К участку железной дороги Рудня Почаевская - Радзивиллов подошли полки 45-й стрелковой, а в районе Корытно - Хотын - Сестратин сосредоточились 4-я кавдивизия и три полка 6-й. 3-я бригада и 32-й полк дивизии С. К. Тимошенко обходили город Броды с северо-запада.
      Главный удар намечался из района Хотына вдоль реки Пляшевка на юго-восток по левому флангу неприятеля. Ф. М. Морозову приказывалось сковать польские войска наступлением с фронта.
      Когда все было организовано, я оставил Зотова в 11-й дивизии, а сам с адъютантом выехал в Хотын, где должен был решиться исход боя.
      На опушке леса, раскинувшегося между Хотыном и Боратином, куда мы приехали, находилась 2-я бригада 6-й кавдивизии. Комбриг И. Р. Апанасенко готовил ее к атаке в конном строю. Я направился было дальше, к Литунову, но развернувшиеся события задержали меня.
      Неожиданно из-за высотки к югу от Боратина начали выходить колонны неприятельской пехоты. Они двигались вдоль леса на северо-запад, словно специально подставляя себя под удар. Лучшего момента для атаки нельзя было и придумать. Я приказал Апанасенко немедленно атаковать врага.
      Одновременно ударили 1-я и 2-я бригады 4-й дивизии. Несколько минут рубки, и противник - а это был 9-й пограничный полк, - смятый натиском конармейцев, побежал к Жабокрикам, бросая артиллерию, винтовки и обозы.
      Паника, охватившая 9-й погранполк, словно пламя пожара, перекинулась на другие части 35-й польской пехотной бригады. Ее 144-й и 42-й полки оставили позиции на берегу реки Пляшевка и покатились на юг, к деревне Ситное. Растерявшийся штаб 35-й бригады во главе с комбригом полковником Шушковским оказался в плену.
      Это усилило замешательство. Теперь уже все хлынуло в едином стремлении спастись любым способом. Пехота, артиллерия, обозы неслись по дорогам и по полям: одни - на Ситное, другие - к железной дороге; под защиту подошедшего бронепоезда.
      Вырвавшийся вперед 34-й кавалерийский полк под командованием К. А. Трунова ворвался в Ситное и захватил мост через речку Ситенка, отрезав противнику путь отхода. С отчаяния белополяки бросались в контратаку, стремясь пробиться к мосту. Но безуспешно. Наконец большая группа неприятельской пехоты обошла Ситное и побежала к селу Крупец.
      В этом бою конармейцы взяли в плен свыше 1000 солдат и офицеров, захватили 25 орудий, 103 пулемета, бронепоезд, многочисленные обозы с боеприпасами и продовольствием.
      Вообще в тот день успех всюду сопутствовал нам. 24-я стрелковая и 14-я кавалерийская дивизии отбили все попытки соединений 2-й польской армии форсировать реку Стырь. Несколько эскадронов 14-й дивизии даже переправились на западный берег.
      Однако наши части понесли серьезные потери. Смертью храбрых пали командир 4-го эскадрона 34-го полка Воейко, командир 2-го эскадрона 33-го кавполка Довба, его помощник Крашенок и другие доблестные конармейцы. Выбыли из строя в связи с ранениями два храбрейших и популярнейших комбрига командир 3-й бригады 4-й кавдивизии Андрей Антонович Чеботарев и командир 3-й бригады 11-й дивизии Григорий Григорьевич Краснов. 11-я дивизия за последние дни потеряла всех своих командиров бригад, половину командиров и комиссаров полков, много командиров эскадронов и взводов.