ТАКАЯ НЕЖНАЯ КОЖА

Патрульная машина мчалась по желтой полосе, разделявшей шоссе. Ее длинный капот как щитом раздвигал темноту улиц. Пятна света фонарных столбов волнообразно скользили по ней, напоминая отблески неспокойного пруда. Затянутые в перчатки руки Лиз обхватили рулевое колесо, подправляя кривизну бега машины. Удобно устроившись в раковине сиденья, она чувствовала себя прекрасно. На ее коленях лежал автоматический пистолет армейского образца 45-го калибра, заряженный семью патронами с полыми пулями. Оружие спокойно дремало на ее бедрах, охлаждая их килограммом отливающей чернью стали.

Выключив фары, Лиз слилась с ночью. На авеню Виллемин последние полуночники прыгали в такси. Лиз вздохнула. Накануне у нее начались месячные. Усталость и нервное напряжение, без сомнения, ускорили их приход, отрезав ей путь к работе под водой. По этой причине решили, что семь дней в месяц она будет выполнять рутинную работу, то есть инспектировать старые входы в метро, заделанные службой путей сообщения. Для этой цели Лиз разрешили брать из административного гаража обезличенную машину с мощным мотором, которой некогда пользовались дорожные бригады.

Лиз сбавила скорость, подъезжая к бывшей станции «Иеронимус Бальбек». На месте входа лежала плита размером 15x10 метров. По черной мраморной поверхности хлестал дождь. Лиз невольно задумалась о гробнице гиганта, покоящегося в самом центре бульвара.

Лиз притормозила, сунула пистолет в карман на животе своего кожаного комбинезона. Весь город был заставлен такими горизонтальными стелами. Повсюду, где некогда входы в метро дырявили тротуары, служа точкой доступа в подземное царство, положили эти надгробия. Они были и прикрытиями, и погребальными монументами.

Девушка надела официальную каску патрульного и открыла дверцу. Дождь мелкой дробью застучал по шарообразному шлему.

Мужчина в непромокаемом плаще ковырял поверхность плиты инструментом для обработки мрамора. Справа от него лежал небольшой лист бумаги, прижатый по углам камнями. Работал мужчина лихорадочно, цедя сквозь зубы ругательства. Это был гравер квартала. Каждую ночь он переходил от плиты к плите, высекая фамилии пропавших и официально опознанных за минувший день. Бегая в темноте с инструментами под мышкой, он вносил дополнения с листов, разложенных на крышках-надгробиях. Лиз поздоровалась. Он ответил нечленораздельным ворчанием.

— Это уж слишком! — бросил он, взглянув на дневной формуляр службы переписи. — Чем больше я стараюсь, тем больше делаю ошибок, а потом все ругают меня! Посмотрите сюда, что вы видите? Это О или Q? А здесь: V или U?

Лиз высказала свое мнение. Дождь промочил бумагу, размыв маленькие буквы, напечатанные на машинке, поэтому трудно было прийти к какому-либо решению.

— Хотите сигарету? — спросила она.

Мужчина согласился и смахнул с бровей воду. Девушка достала из нагрудного кармана пачку. Как правило, она никогда не курила и делала исключения лишь в неделю патрулирования. От пламени зажигалки затрещал табак на кончике сигареты.

— Много фамилий? — поинтересовалась Лиз.

— В среднем от пяти до шести на каждой плите. Как мне все это закончить до рассвета? Это не работа. Самая настоящая халтура… Прошу прощения.

Жестом мужчина дал понять, что ему некогда отвлекаться на пустые разговоры, и повернулся к своим инструментам с прилипшей к губам сигаретой. Лиз села в машину и включила зажигание. Когда она пересекала по диагонали площадь Эрминия-Вайнготт, ей показалось, что она узнала знакомую фигуру, идущую вдоль стен Торговой палаты. Лиз сбавила скорость и бесшумно последовала за ней. Через пару секунд она узнала Гудрун. Та шагала широким шагом, воротник ее куртки был поднят, спина сгорблена. Приоткрыв дверцу, Лиз поехала вдоль бордюра тротуара.

— Залезай! — крикнула она, поравнявшись с девушкой.

Гудрун оглянулась и решительно села в машину. Капли дождя стекали с ее подросших волос. Куртка с заклепками болталась на ней, отчего она казалась более худой, чем обычно.

— Bay! — насмешливо воскликнула она. — Тебе выдали старые рыцарские доспехи! Ты прогуливаешься по похоронным делам? Следишь, хорошо ли надраены надгробные плиты? Супервпечатляющая работенка. Ты видела папашу, царапающего на мраморе? Я бы на твоем месте проследила за ним. Он удирает, когда сильно ударит по зубилу и плита дает трещину. Паф! И завтра авеню заполнят мертвецы. Суперскандал!

— А твоя рана? Девушка поморщилась.

— Дело дрянь. Заражение. Полагаю, ты не медсестра. У тебя благие намерения, но скверная привычка убивать своих больных. Не так ли произошло с Наша?

— Почему ты ушла? Я считала, что наше соглашение устраивает тебя…

— Тоскливо у тебя. Нечего выпить, нет курева. Наркоты тоже нет. Нет даже вибро, чтобы вставить его между ляжек для развлечения. Настоящая келья монахини. Тебе, может быть, и подходит, а мне нет.

Лиз сделала вид, что сконцентрировалась на вождении патрульной машины, словно нервозность механизма поглощала все ее внимание. Идиотское положение: она не знала, какие вопросы задавать Гудрун, чтобы та не взбрыкивала. Пустынное авеню оставалось позади. Молодая маргиналка визгливо крикнула:

— Стоп, твоя штука слишком шикарна! Ты всю ночь проездишь зазря. Я могу проводить тебя туда, где есть на что посмотреть, но только не вмешивайся, если даже это противно твоей религии. Ты смотришь — и это все. О'кей?

Лиз согласилась, но предложение насторожило ее.

— Я покажу тебе тайное логово, — продолжила Гудрун, — при условии, что ты не раскроешь рта. Если попытаешься сделать что-либо, ты труп! Вбей себе это в голову. Эти типы готовы на все, чтобы получать свои барыши. После этого ты платишь мне, а то я совсем задеревенела. Мне нужно время, чтобы выздороветь. Для улицы я уже слишком стара, у меня больше нет рефлексов.

Лиз кивнула, и они последовали запутанным маршрутом, кончавшимся в квартале Цистерн, в районе бывших рынков.

В машине атмосфера незаметно изменилась. Пальцы Лиз вцепились в рулевое колесо. Гудрун только что дала сигнал к отправлению, слова, употребляемые ею для описания маршрута, отделявшего их от нефтеналивных баков, подействовали как магическое заклинание. Патрульная машина словно превратилась в акулу с приоткрытой пастью, осторожно скользящую вдоль изгибов мостовой.

Лиз оценила эту метаморфозу. Иллюзия прибавила ей злости, которая вместе с кровью бежала по венам. Длинный капот съехал с бульваров и углубился в лабиринт плохо освещенных улиц. Тротуары текли по обе стороны облицовки радиатора, разрываемые ростром бампера. От скорости они сделались резиновыми. В зеркале заднего вида Лиз видела, как коробились, выпучивались, перекашивались улицы. Переулки становились большими резиновыми шлангами, царством бродячих кошек и собак. Одноглазые коты с разорванными ушами восседали на мусорных ящиках, пособниками караульных лежали на своих сторожевых башнях, уставившись глазами в бойницы. Горячие пальцы Гудрун легли на запястье Лиз.

— Приехали, — чуть слышно пробормотала она. — Дальше пойдем пешком…

Лиз загнала машину под навес между двумя горами мусора. Сладковатый запах разложения витал в воздухе. Он не был неприятным, скорее тяжелым, как бродящее вино. Не хлопнув дверцами, они вышли. Девушка-подросток шагала впереди, задевая плечом стену. Ее кожаная куртка обдирала штукатурку, заклепки срывали размокшие афиши. Из калитки выскочила собака с налитыми кровью глазами. На миг показалось, что собака набросится на них, но она повернулась к ним спиной и помочилась на каркас заброшенной машины. Улица темнела, образуя мрачный коридор. Лиз заметила, что фонари разбиты камнями. Гудрун шла согнувшись, словно индеец-разведчик. В такую темень Лиз с трудом различала бледное пятно ее бритого затылка. Гудрун остановилась на углу стены, легла на землю и поползла к выстроенным в ряд пластиковым мешкам с мусором. Лиз тоже поползла. Выглянув из-за баррикады из отбросов, она увидела небольшую площадку. Центр ее занимала плита, закрывающая бывшую станцию метро. В этом бедняцком квартале сочли лишним тратиться на мраморную стелу, и мемориальный прямоугольник был отлит из обычного цемента. Мокрое светлое пятно падало от одинокого фонаря на этот шершавый параллелепипед, исчерченный корявыми надписями, по которым ящерицами ползли трещины. Близ плиты в асфальте была проделана дыра. По диагонали она уходила под проезжую часть до обреченной станции. На стеле лежали строительные инструменты: лопата и кирка; стоял и бак с раствором, из которого торчал мастерок. Так, значит, пираты тщательно заделывали отверстие после каждого вторжения!

Возле монумента стоял синий грузовик с открытыми задними дверцами. Сидящий за рулем мужчина курил. Время от времени он бросал беспокойный взгляд в боковое окно или прислушивался. Несмотря на темноту, Лиз поняла, что внутри машина была приспособлена для перевозки трупов. Вдоль боковых стенок в несколько рядов располагались нары — обыкновенные решетки, привинченные к железным стойкам и оснащенные джутовыми ремнями. Глухое поскребывание, исходящее из туннеля, привлекло внимание Лиз к тротуару. Из дыры показался аквалангист, сгибающийся под тяжестью баллонов. Он с трудом протискивался в узкое отверстие. Его резиновый комбинезон был испачкан грязью и порван во многих местах. Наконец ему удалось встать одним коленом на дорогу, снять маску, освободиться от ремней, крепящих баллоны. Он повернулся лицом к провалу, протянул туда руки и напрягся, словно вытаскивал непомерный груз. В желтоватом свете уличного фонаря показалась первая мумия. Она была голая, с нее стекала вода. Ее плотная кожа поскрипывала, задевая неровности отверстия. Аквалангист взял ее в охапку, словно большую кожаную куклу, и поднес к фургону. Нетерпеливый зов из глубины заставил его вернуться. Он снова нагнулся и вытащил второе тело. Его пальцы скользили по затверделой плоти, искали, за что бы уцепиться. Впервые Лиз заметила, что кожа мумий отливала медом. Эта окраска напоминала роскошную кожу изделий, продававшихся в престижных бутиках города. Гудрун вернула ее к реальности.

— Я знаю, куда они поедут, — прошептала она. — Здесь нам больше нечего делать!

Она поползла, пятясь задом и приглашая Лиз следовать за ней. Оказавшись под прикрытием темноты, они встали и побежали к патрульной машине. Гудрун бежала в темноте с замечательной легкостью. Лиз скользнула к рулю и развернула машину, стараясь не опрокинуть мусорные ящики, стоявшие по бокам. Гудрун быстро села на правое сиденье и тихо закрыла дверцу.

— У нас еще есть время, — задыхаясь, сказала она. — А им нужно заделать проход…

— Куда направляемся? — спросила Лиз, держа ногу на акселераторе.

— В ангар… Там они складывают свою добычу. Я покажу тебе.

Тихо урча, патрульная машина выехала из лабиринта зданий и направилась вдоль пустыря, заваленного обломками техники. Скелет подъемного крана сторожевой вышкой возвышался над этим бесплодным полем, будто охраняя подступы к лагерю военнопленных. Далее шли ряды складов с помятыми крышами, кладбище автомашин, электротрансформатор и, наконец, проржавевший ангар.

— Проезжай мимо, — приказала Гудрун, — остановись за пилонами. Вернемся по сточной канаве.

Лиз повиновалась. Безлунная ночь давила, уничтожала расстояния. Гудрун выскочила из машины, пробралась между старыми холодильниками и скатилась в канаву, откуда послышалось хлюпанье.

— Осторожно! — предупредила она. — Здесь полно крыс!

Лиз догнала ее, по щиколотки погрузилась в жидкую грязь и, втянув голову в плечи, бросилась вдогонку за своей попутчицей. Она подражала движениям Гудрун, толком не зная, что происходит. Через четверть часа обе девушки выбрались из канавы и очутились у подножия ангара в зарослях высокой травы. Возле строения стоял катафалк с поднятым бортом. Мужчины в рубашках с закатанными рукавами, пыхтя и отдуваясь, топтались на месте. Лиз увидела, что они держали гроб с серебряными ручками. Супружеская пара в трауре с усталым видом стояла в ожидании у похоронного фургона.

«Они-то и оплатили извлечение тела из воды, — подумала Лиз. — Пираты, должно быть, содрали с них целое состояние за труп родственника. Теперь они втайне похоронят его в своем саду. У них такой вид, будто они спешат поскорее покончить с этим…»

Борт катафалка со стуком откинулся. Лиз хотелось увидеть продолжение, но Гудрун за руку увлекла ее к противоположной стене ангара. Потрогав ржавую стенку плечом, она порылась в кармане, достала нож со стопором и обнажила лезвие. С помощью этого импровизированного инструмента она начала отвинчивать лист железа. Катафалк все не отъезжал. Лиз нащупала автоматический пистолет, оттопыривавший карман на животе комбинезона.

— Готово! — шепнула Гудрун. — Полезли…

Она отогнула железный лист сантиметрах в тридцати от земли. Получилось отверстие типа лазейки для кошки; на него было мало надежды в случае быстрого отступления. Лиз распласталась в пыли, поползла.

Освещенная крохотным ночником внутренность ангара напоминала дортуар. Мумии размещались на лежаках из досок. Все они были сухие и лежали на спинах, вытянув руки вдоль тела, точно средневековые памятники. Гудрун поднялась, проверила, нет ли охраны, и приблизилась к первому настилу. Его занимал молодой человек, голый, как и все остальные. Лиз насчитала около сотни трупов. Ни на одном не было идентификационной карточки. Она удивилась.

— Извлечение, финансированное семьями? — осведомилась Лиз.

Лицо Гудрун приняло насмешливое выражение.

— Ты бредишь? Извлечения были хороши в первое время после катастрофы. А теперь народ привык. Смирился даже с тем, что тела не станут вытаскивать. У пиратов почти нет заказов, и пришлось найти другие рынки сбыта, других… клиентов.

Она провела по мумии кончиками пальцев.

— Гениально! — злобно воскликнула Гудрун. — Шелковистее самой дорогой кожи. Роскошный материал для самых привередливых клиентов! И выбрасывать нечего: если я разрежу его, увидишь, что все органы подверглись такому же изменению. Кожа, и только кожа. Не веришь?

Она подняла свой нож, целясь в пупок неподвижного живота.

Лиз перехватила запястье Гудрун в тот момент, когда та собиралась вонзить нож.

— Что ты плетешь? — В голосе Лиз звучали тоска и тревога. — Что ты пытаешься мне доказать?

Гудрун высвободила руку. Лицо ее стало жестким.

— Жалкая идиотка! До тебя ничего не доходит? Пираты расчленяют мумии и продают их кожевникам, обслуживающим специальных клиентов. Это все равно что «делание порнофильмов». Многие богатые извращенцы обожают испытывать дрожь, надевая одежду, сшитую из кожи трупов. Да, да! А ты как думаешь? На всей планете не найти кожи такого качества! Наши дорогие жертвы — идеальное сырье для пошива сумочек или обуви для актеров, продюсеров, режиссеров, собирающихся на вечеринки. Делают также клёвые пиджаки и куртки из содранной кожи этих господ. Тебе все еще не верится? А я вот думаю, неужели это более жестоко, чем сдирать кожу с живых животных, как это часто делается в кожевенной промышленности?

— Ты все выдумываешь! — возразила Лиз. — Такое невозможно.

— Да что ты, Лиззи! Это сущая правда! Этим бедным пиратам грозила безработица, они пошевелили мозгами, изучили рынок! А ведь я не сказала тебе самого худшего…

— Что еще?

— Эти кожаные куклы, такие нежные, такие гибкие, если их обсушить… Почему бы не использовать их как античных надувных куколок? Есть немало клиентов-некрофилов, готовых отвалить приличную сумму за эти запретные игрушки.

У Лиз свело желудок. Ужасное видение пронзило мозг: останки Наша в объятиях сексуального маньяка…

Изо всех сил старалась она убедить себя в том, что это лишь опасная игра, жестокая фантазия извращенного мозга Гудрун.

«Она все выдумала, чтобы помучить меня, — сказала себе Лиз. — Гудрун знает, как причинить мне боль».

— А есть еще коллекционеры, — щеголяла всезнайством Гудрун, — они выставляют их в витринах и натирают воском раз в неделю, а также…

Прозвучала звонкая пощечина. Лиз не смогла удержать свою руку. Гудрун отскочила, черты ее лица исказила ненависть.

— Вот дура! — прошипела она сквозь зубы. — Ты все еще дорожишь своим душевным покоем, моралистка! И тем не менее меховые манто тебе по душе? Их ежедневно продают в бутиках дорогих кварталов! И никто не видит в этом ничего странного и страшного…

Скрежет ворот по полозкам насторожил их; кто-то входил в ангар. Девушки бросились на землю и доползли до выходного отверстия. У Лиз стучало в висках, пересохло во рту. Ярость затмила тревогу. Словно во сне, она выбралась наружу, спрыгнула в сточную канаву. Теплые грызуны стукались о ее ноги, но Лиз было не до них. Ее словно окутал туман. Ни один крик не раздался за их спинами — значит, их не заметили. Перепачкавшись с ног до головы, они пробежали по канаве не меньше километра. Только тогда они встали на твердую землю. Их сразу же осветил тонкий луч прожектора, и голос, искаженный громкоговорителем, прозвучал в их ушах:

— Полиция! Выходите из укрытия с поднятыми руками. Это обычная проверка. Повинуйтесь, и вам не сделают ничего плохого…

— Ч-черт! — выругалась Гудрун. — Этого еще не хватало!

— Пустяки. — Лиз достала из кармана свою полицейскую бляху.

— Не делай этого, — шепнула Гудрун. — Ты хочешь, чтобы нас убили? Неужели не понимаешь, что они обеспечивают безопасность торговцев человеческой кожей? Все они заодно. Если, на наше несчастье, мы выйдем из канавы, они ликвидируют нас.

Лиз колебалась, края полицейского значка врезались в ладонь. Она уже и не знала, кому доверять.

— Согласна, — бросила она. — Смываемся… — Их машина стояла с потушенными фарами у выхода из канавы, за нагромождением отбросов. Похоже, полицейские не видели ее. Лиз наклонилась к Гудрун. — Бежим как можно быстрее и прячемся за машиной, — шепнула она. — Дверцы открыты. Я влезу первой…

Гудрун коротко кивнула. Они пошли шагом. Патрульные всполошились. В темноте послышался характерный хлопок помпового ружья.

— Бежим! — завопила Лиз, выпрыгивая из канавы. Она поскользнулась в грязи и угодила головой в правое крыло автомобиля. А луч патрульного прожектора уже следовал за ними. Гудрун неловко упала и теперь держалась за плечо. Лиз открыла дверцу, проскользнула внутрь, не опасаясь того, что вся на виду. Полицейские дали первый залп; пули попали в боковое стекло.

Лиз села за руль, нажала три цифры системы зажигания на клавиатуре, укрепленной на панели. Гудрун скорчилась на правом сиденье с перекошенным от боли лицом, зажимая гноящуюся рану. Зловоние проникало сквозь кожу куртки.

— Дверь! — приказала Лиз. — Закрой свою дверь!

Ее руки прыгали на баранке, пытаясь возобновить старые рефлексы.

Втянув голову в плечи, Лиз снова надавила на педаль акселератора. Подошва ее сапога уперлась в резиновый коврик. Патрульные открыли беспорядочный огонь. Пули жужжали, пролетая сквозь разодранный полотняный верх, отскакивая от бронированного бампера, и терялись в ночи. Шесть попаданий в ветровое стекло не разбили его, а лишь образовали шесть паутин.

Лиз пересекла свалку техники и выехала на дорогу. Как только шипы достигли асфальта, грязный капот устремился к желтой полосе, разделяющей шоссе.

— Я думала, нам каюк, — вздохнула Гудрун, откидываясь на сиденье. — Видишь ли, я не рассказала тебе всего. Полицейские спелись с торгашами. Так что не доверяй никому. Многие дельцы втянулись в торговлю одеждой из человеческой кожи. Тебе трудно представить этот мир. Они готовы извлекать прибыль из всего, что возбуждает современных извращенцев.

— Зайди завтра утром ко мне, — пробормотала Лиз, — я попытаюсь вылечить тебя, пока заражение не проникло внутрь.

— О'кей, дорогая мамочка, — усмехнулась Гудрун, — ничего не бойся! Твоя дочурка хорошо вымоет ручки после того, как покакает в горшочек.

Минут двадцать они ехали молча, потом Лиз возобновила разговор.

— А эти… мумии, — спросила она, — газ сделал их такими, не правда ли?

— Газ? Какой газ? — Гудрун выразила наигранное удивление. — Я-то считала, что это ил. Ты ведь знаешь… Их законсервировал чудодейственный ил…

— Перестань паясничать.

— А ты не задавай опасных вопросов, — отбрила ее Гудрун. — Раньше ты не слишком задумывалась над этим, теперь же чересчур много размышляешь. Не сделай промаха, чтобы никто не заметил. Ты очень уязвима, когда выпускаешь пузыри из своего шланга. Может случиться, что один из приятелей мэра перекроет кран компрессора из-за твоего глупого любопытства. Мечта о стальном плоде не осуществится, ты не находишь? Он утонет в жидком чреве своей подводной мамаши! — Лиз пожала плечами, изобразив равнодушие. И все же тревога винтом вошла в ее солнечное сплетение. — Конечно же, это газ! — вздохнула Гудрун. — И в тот день, когда весьма неумный полицейский докажет это, мэру с его кликой дадут под зад коленом.

Лиз сбавила скорость. Ночь разжижалась.

— Высади меня здесь, — попросила Гудрун, — моя подруга живет за углом.

Лиз сняла ногу с педали. Патрульная машина наехала на борт тротуара. Гудрун открыла дверцу и, не прощаясь, выпрыгнула в светлеющую ночь. Лиз помассировала веки.

Тихий знакомый шумок резонировал в глубине головы. Тот самый шумок, который часто слышался Лиз, когда на нее обрушивалась усталость: «Крик-крак-крииик-крииик…»

РАЗГЛЯДЫВАНИЕ ВИТРИН

Гудрун не пришла к ней. Ни утром, ни в последующие дни. И лекарства, которые приготовила для нее Лиз, так и лежали на клеенке кухонного стола между баночкой растворимого кофе и кастрюлькой с накипью внутри, образовавшейся от частого кипячения.

Лиз больше не спрашивала себя о причине болезни Гудрун — и решила отправиться на площадь Шмук-Штак в престижный торговый квартал, чтобы проверить свои предположения. Она со вкусом оделась, позаботилась о макияже и направилась к роскошным кварталам. На ней был кожаный костюм с короткой юбкой, черные чулки. Когда Лиз сошла с трамвая, в тени аркад уже толпились праздношатающиеся буржуазки. У некоторых из них кожа была черной или желтой, однако эти модные цвета появились от постоянного приема с пищей капсул с красящими веществами. Здесь иногда приходилось записываться за три недели, чтобы получить возможность примерить новый корсаж. Лиз протиснулась через волны духов к витрине торговца кожаными изделиями с международной репутацией. Она испытала шок, отозвавшийся спазмом в желудке. Многие предметы были сделаны из невероятно гибкой кожи с необычным медовым оттенком. Лиз увидела ручные сумочки, чемоданы, а также пиджаки, на плечах которых не было видно ни одного шва, особенно там, где обычно пришивают рукава…

«Эксклюзивный метод шитья», гласила вывеска. У Лиз на висках выступил пот. Она представила себе человеческие торсы, рассекаемые скальпелями, петли для пуговиц, пуговицы, грудь, вывернутую наизнанку… Увидела Лиз и руки с отрезанными кистями и завернутыми краями кожи, готовыми к подрубке и окаймлению.

Наша… Неужели и останки Наша подверглись такой же обработке? И жена какого-нибудь набоба примеряла их, чтобы пойти к своему молодому любовнику?

Лиз невольно прислонилась к столбу. В памяти звучал насмешливый голос Гудрун: «А что другие делают с животными?» Овладев собой, Лиз заставила себя детально рассматривать товары со сногсшибательными ценами. Текстура, казалось, была одна и та же, а вот цвет… Она почувствовала на себе вопрошающий взгляд. Слишком обычная одежда выдавала ее. Лиз решила уйти. Полная отвращения, она неуверенным шагом направилась к трамвайной остановке. Теперь Лиз убедилась, что Гудрун ничего не выдумала. Трупы, украденные из глубин, стали объектом гнусной торговли, чудовищного практического применения.

«Не гниющие надуваемые куклы, натертые воском…»

Слова Гудрун ужасающим рефреном звучали в мозгу Лиз, и ей хотелось каким-то способом опустошить голову, как спускают воду из ванны, но слова прицепились к извилинам мозга лапками мерзких паразитов.

Вернувшись домой, Лиз закрыла на задвижки двери и ставни, приняла душ и легла с бутылкой узо, уместившейся во впадинке между грудями.

На электрофон она поставила диск с песней Нкуле Бассаи, надеясь, что музыка прочистит ей мозги.

Опустошив бутылку, Лиз словно рухнула в пропасть, оглушенная алкоголем…

«Крик-крак-крииик-крииик».

ГАЛЛЮЦИНАТОРНЫЙ ПСИХОЗ

Лиз спит так же плохо, как последние три года. Сон — это хоровод кошмаров, возглавляемый мясником тьмы с садистской улыбкой.

Она ворочается, мечется, запутываясь в простынях.

Вдруг она слышит голос. Сначала — шепот. Сдержанный, едва слышный.

Кажется, он идет из ящика, из ящика стола. Лиз встает в темноте. Отчетливо слышит, как произносят ее имя:

— Лиз, Лиз…

Не включая свет, девушка делает несколько шагов. Зов исходит из гардероба. Лиз открывает дверцу шкафа. Кто-то прячется за рядами одежды. Она лихорадочно шарит. Но нет, никого.

— Лиз, Лиз…

Теперь-то она уверена: это голос Наша.

— Лиз, я здесь…

— Где? — невнятно спрашивает Лиз. — Я не вижу тебя.

— Здесь… вишу на этой вешалке.

Лиз тянет руку. Голос исходит от кожаного пиджака медового цвета. Прорези для пуговиц синхронно раскрываются, будто губы маленьких ртов. Их можно принять за хор, старательно поющий в унисон.

— Это ты?

— Да… или, скорее, то, что осталось от меня, — уточняет Наша. — Из моих ног сделали штаны, из ступней — обувь, а кисти стали перчатками. Меня расчленили… Собери меня, Лиз. Найди разрозненные части. Тогда только я смогу спать спокойно.