7

Они встали около часу дня, чтобы пообедать, потом Фрея захотела лечь снова. Решительно, она входила во вкус, к тому же Юберу она отдалась уже не девственницей. А сам он думал, что заниматься любовью с красивой девушкой – такой же разумный способ проводить время, как и любой другой.

Единственным неприятным моментом было то, что отец юной особы, чье обнаженное тело прижималось к нему, в это самое мгновение вполне мог погибнуть, и погибнуть по вине Юбера.

Но можно ли было поступить иначе? В делах такого рода ставкой был мир, не меньше. Можно ли колебаться, жертвуя одной-единственной жизнью, чтобы избавить от угрозы миллионы жизней? Юбер даже не задавал себе этот вопрос, он был решен заранее и уже давно.

С другой стороны, Лени Хагеманн был шпионом, солдатом невидимой войны, он сам в этом признался. Так что он не был невинной жертвой. Слишком пристально заинтересовавшись Юбером, он подверг его жизнь опасности. Может быть, он даже собирался обокрасть его, после того как получил бы то, что хотел, чтобы одному иметь выгоду от операции. Таковы правила борьбы. В шпионаже разрешены все удары. Каждый это знает.

Значит, Юбер, согласно кодексу, принятому в кругах разведки, находился в состоянии законной самозащиты. Он должен был убить, чтобы не погибнуть самому.

Было около пяти часов, и день клонился к закату, когда в начале улочки остановилась машина. Хлопнули дверцы. Послышались голоса. Кто-то спросил, где живет фрейлен Хагеманн.

Юбер поднялся на локте.

– Тебя зовут, – сказал он Фрее.

Она не слышала. Ему пришлось толкнуть ее, чтобы заставить встать. Шаги уже звучали под окнами.

– Да поторопись ты!

В дверь соседнего дома стучали. Убедившись на этот раз, Фрея поспешила надеть платье, потом туфли. Она выбежала из комнаты, стараясь привести в порядок свою прическу.

Юбер встал и надел брюки, на случай, если у визитеров появится мысль зайти к Ханно. Он услышал, как на улице девушка спрашивает мужчин, чего они хотят. Наступила пауза. Она закричала:

– Отец!

– Да, фрейлен.

– Несчастный случай? Говорите! Объясните мне!

– Очень серьезный случай. Он работал на столбе... Двадцать миллионов вольт.

Новое молчание. Юбер почувствовал дрожь, пробежавшую по его спине, и взял рубашку, чтобы надеть ее.

– Он?.. Он?..

Фрее не удавалось произнести слово, обжигающее ей горло.

– Умер, – ответил мужчина глухим голосом. – Сгорел, как факел.

Последняя, ужасная пауза. Юбер заправил рубашку в брюки; его руки дрожали. Потом Фрея разрыдалась. Мужчины, несомненно, из милиции, увели ее со словами утешения.

Юбер прошептал для самого себя:

– Это омерзительно!

Он так думал.

За несколько минут до полуночи Юбер снова находился за изгородью, в нескольких шагах от милиционера, несшего охрану сзади виллы Монтелеоне.

Юбер волновался, неприятно посасывало под ложечкой. Теперь игра шла по-крупному. Если итальянский ученый передаст ему планы, все практически закончится Ему останется только выполнить инструкции по возвращению. Вряд ли покинуть Россию будет труднее, чем проникнуть в нее.

Сердце колотилось в его груди, кровь стучала в висках. Иногда ему казалось, что часовой, стоящий всего в трех метрах, должен слышать эти удары.

Когда Юбер уходил из деревни шпетов около половины одиннадцатого, Фрея еще не вернулась. Она, конечно, осталась в морге у останков своего отца. Юберу не хотелось с ней встречаться.

Ханно Гугенбергер должен был находиться на пути домой. Когда он вернется к себе ранним утром, он найдет помещение пустым и никогда не узнает, что стало с Юбером.

По крайней мере Юбер на это надеялся. Но если Монтелеоне по какой-то причине не смог получить планы, ему придется вернуться к шпетам на необходимое время.

Подъехала машина. Юбер глубоко вздохнул. Часовой тотчас ушел к улице встретить сменщика. Юбер перепрыгнул через забор одним прыжком и покачнулся, едва не вывихнув ногу, приземлившись на другой стороне.

Он прыгнул, чтобы уцепиться за гребень стены. Обычно само начало действия мгновенно рассеивало тревогу ожидания; но на этот раз тревога не отпускала его. Он отнес это на счет своих любовных излишеств, подтянулся, перебросил одну ногу, другую, спрыгнул дальше от стены, чтобы не наступить на клумбу.

Тут же он почувствовал позади себя опасность, но слишком поздно. Прислонившись к стене, невидимые милиционеры спокойно ждали его. Они заломили ему руки за спину и надели наручники, не оставляя ни малейшего шанса.

Ошеломленный Юбер без сопротивления позволил себя увести. Вокруг него было четверо, не считая тех, что стояли на улице. Они вывели его через парадный вход. В доме темно... Монтелеоне сдал его. Монтелеоне предупредил МВД... Монтелеоне, в котором мистер Смит, казалось, был так уверен!..

Он сел в громоздкий черный "зим" между двумя милиционерами, наставившими на него свои "наганы". Двое других сели впереди, рядом с шофером. Машина поехала.

Юбер знал, как себя вести на допросе, которому его подвергнут. Это было предусмотрено "Детальными инструкциями". Тактика была направлена в основном на то чтобы выиграть время, поскольку было немыслимо полностью обмануть людей из МВД.

Около четверти часа они ехали по красивому спящему городу. Потом "зим" остановился перед большим новым зданием, где находилось управление МВД по Таджикистану.

Никто не обратился к Юберу ни с единым словом. Его высадили из машины. С двумя милиционерами по бокам, крепко державшими его за руки, он вошел в здание, потом в лифт. Двое других остались внизу: в них больше не нуждались.

Седьмой этаж, коридор, еще коридор. Дверь с табличкой "Комната допросов". Конвоиры втолкнули его, и Юбер вошел.

Комната была средних размеров, стены зеленовато-голубого цвета, довольно неприятного. В комнате были только письменный стол и стул; на столе железная линейка и лампа. Больше ничего.

Юбер подумал, что проведет неприятную четверть часа; несомненно, за ней последуют многие другие. Он не впервые попадал в руки МВД и приготовился к боли.

Два милиционера вывели его на середину комнаты, обыскали и выложили содержимое его карманов на стол. Они по-прежнему не говорили с ним, и Юбер был этим доволен, поскольку сам не имел никакого желания говорить с ними.

Милиционеры отошли от него, закурили. Они, конечно считали, что вполне заслужили это. Потом в коридоре послышались шаги, и появились двое мужчин в штатском. Первый был маленьким, черноволосым, сухим и нервным. У него был пронзительный и трудновыносимый взгляд. Второй, ничем не выделяющийся, был блондином среднего роста, ярко выраженного монгольского типа. Оба были одеты по советской моде в широкие брюки без складок, мятые пиджаки и плохо выглаженные рубашки с открытым воротом.

Маленький сделал милиционерам знак выйти. Второй закрыл дверь. Маленький обратился к Юберу по-русски:

– Я комиссар Василий Григорьев, а это мой помощник, Юрий Абдарханов.

Юбер остался невозмутимым, хотя был несколько удивлен этим неожиданным знакомством. Комиссар Григорьев сел за стол на единственный стул. Его помощник прислонился к стене.

– Как тебя зовут? – спросил комиссар.

– Хайнц Крит.

– Шпет?

– Да.

Григорьев начал изучать содержимое карманов Юбера, лежавшее перед ним. Юбер спрашивал себя, дежурили ли эти двое ночью или их разбудили специально для него.

– Ты приехал из Красноводска?

– Да, товарищ комиссар.

– Зачем ты сюда приехал?

Юбер рассказал историю о пропавшей сестре. Поскольку он с трудом изъяснялся по-русски, комиссар перебил его:

– Если ты хочешь говорить по-немецки, я тебе разрешаю. Я хорошо понимаю этот язык, и мой помощник тоже.

Юбер поблагодарил его и продолжил на немецком. Григорьев посмотрел фотографию "сестры" и передал ее своему помощнику.

– Как ты приехал? На поезде?

– Нет, товарищ комиссар. У меня не хватало денег. Я ехал на попутных машинах, просил шоферов подвести меня.

– Каких шоферов?

Юбер жестом показал, что не знает.

– Я не спрашивал у них фамилий, товарищ комиссар.

Ему пришлось уточнить, на скольких грузовиках он доехал из Красноводска и маршрут каждого из них. Григорьев делал заметки.

– Когда ты приехал?

– В среду, после обеда.

– Сегодня пятница... Вернее, суббота, – поправился комиссар, посмотрев на свои часы. – Где ты жил все это время?

– Спал на улице, товарищ комиссар.

– На улице? Ночи холодные. Где ты спал?

– Везде. В садах.

– Где провел последнюю ночь?

Юбер был начеку. Он подстраховался:

– В саду, где меня только что арестовали.

Комиссар посмотрел на него добродушным взглядом. Второй остался невозмутимым. Юбер был обескуражен Все шло не так, как он мог вообразить.

– И этой ночью ты опять вернулся туда спать?

– Да, товарищ, комиссар.

– Мне кажется, ты смеешься надо мной, Хайнц Криг. Этот сад охраняется милицией. Вокруг есть много других садов, неохраняемых.

Юбер пожал плечами и принял вид идиота.

– Я не знал, что он охраняется.

Комиссар подскочил.

– Что? Ты хочешь сказать, что не видел милиционеров, стоящих на посту?

– Я ничего не видел, товарищ комиссар. Если бы я их заметил, я бы не пытался туда залезть. Я не сумасшедший.

Милиционер пристально посмотрел на него.

– Это я и хочу знать, – сказал он. – Ты никого в этом не убедишь.

Юрий Абдарханов отступил от стены и подошел к Юберу.

– Ты забрался в сад, просто собираясь там поспать? – спросил он по-немецки.

– Да, товарищ комиссар.

Бац! Оплеуха, способная свалить быка. Этот человек имел тяжелую руку. Потеряв равновесие, Юбер чуть не упал, но милиционер выровнял его второй пощечиной, с другой стороны.

– Если не скажешь правду, я забью тебя до смерти, – спокойно пригрозил Абдарханов.

И снова начал бить. Со скованными за спиной руками, Юбер никак не мог защищаться от ударов.

– Говори, дурак!

Юбер позволил поколотить себя еще немного. Он не хотел создавать впечатление, что сдается слишком быстро.

– Стойте! – сказал он наконец. – Я хотел зайти в дом, чтобы обокрасть его. Я думал, в нем есть ценные вещи... Из-за милиции, охранявшей его.

Абдарханов отошел, массируя суставы. Комиссар Григорьев похвалил Юбера с доброй детской улыбкой:

– Вот это лучше. Мы запишем твое заявление и дадим его тебе подписать.

Он велел позвать секретаря с машинкой. Григорьев сам продиктовал сделанные Юбером признания, ничего не преувеличив. После этого Юберу пришлось подписать три экземпляра. Затем секретарь ушел, унося машинку. Двое полицейских вышли тоже, попросив Юбера подождать их.

Он уже ничего не понимал. Ему устроили ловушку, что означало, что Монтелеоне предал его. Тогда почему его не допрашивали сразу о главном? Какие цели они преследовали, действуя таким образом?

Конечно, можно предположить, что Монтелеоне им не все сказал; что он просто сообщил о ночном визите бродяги. Следы в саду подтвердили его слова, была устроена засада...

Вся эта история была очень странной.

Милиционеры вернулись с мрачным видом.

– Хайнц Крит, – сказал комиссар, – ты от нас что-то скрываешь. Ты не сказал, что уже приходил на улицу Чита в ночь со среды на четверг...

Юбер округлил глаза.

– В ночь со среды на четверг? Я не знаю... Не помню... В ту ночь я сильно напился, так что, вы понимаете...

– Это действительно указано в рапорте милиционеров, остановивших тебя. Но на мой взгляд, ты уже в ту ночь пытался проникнуть на виллу.

Он сделал паузу, глядя Юберу прямо в глаза.

– Ты знаешь, кто живет на этой вилле?

Юбер пожал плечами, показывая свою неосведомленность.

– Откуда мне знать?

Мужчины переглянулись. Юбер понял, что допрос примет другое направление.

– Тебе действительно не повезло, – сказал комиссар Григорьев тоном искреннего сочувствия. – В Сталинабаде существуют тысячи похожих домов с такими же удобными садами, но тебе надо было выбрать именно этот... Этот из тысяч!

– Я вам объяснил, почему, – пробормотал Юбер со слезами. – Я решил, что, раз его охраняют милиционеры, внутри должно быть что-нибудь интересное.

Милиционеры захохотали.

– Там действительно было что-то интересное. На этой вилле живет крупный ученый, чьи работы имеют огромное значение для безопасности Советского Союза.

Юбер принял ошеломленный вид.

– Я... Я не мог этого знать...

Григорьев взял металлическую линейку, лежавшую на столе перед ним, и стал ею играть.

– А я считаю, что ты это прекрасно знал.

"Они подходят к делу, – подумал Юбер, – но какого черта они ходили вокруг да около?" Он притворился испуганным.

– Да нет! Я вас уверяю... Не хотите же вы заподозрить меня в...

Григорьев насмешливо смотрел на него.

– В чем?

Юбер сделал вид, что не осмеливается произнести слово. Комиссар сделал это за него.

– В шпионаже? Да, мы подозреваем тебя в шпионаже; ты ведь сделал все, что для этого нужно.

Они пристально смотрели на него. Вдруг Григорьев включил настольную лампу и направил ее свет на Юбера, который отшатнулся.

– Не двигаться!

Верхний свет погас. Остался только ослепительный белый поток света, бивший Юберу прямо в лицо. Он ничего не видел и часто моргал.

– Почему ты не сказал нам, что вошел в спальню ученого в ночь с четверга на пятницу, то есть в прошлую ночь, и разговаривал с ним?

Юбер сильно скривился.

– Опустите это! – взмолился он.

– Не раньше, чем ты скажешь правду.

В дверь постучали.

– Войдите! – крикнул Абдарханов раздраженным тоном.

Дверь открылась, кто-то доложил:

– Профессор здесь.

– Введите его, – сказал Григорьев.

Юбер услышал шаги, но свет ослеплял его, и он ничего не мог увидеть. Милиционеры поздоровались с вошедшим.

– Здравствуйте, профессор.

Несомненно, Монтелеоне.

– Вы его узнаете?

Юбер услышал знакомый голос итальянского ученого, отвечавшего:

– Я не могу его узнать по той простой причине, что не видел. Он ослепил меня светом фонаря.

– Вы точно помните фразу, которую он произнес?

Монтелеоне заколебался.

– Я вам говорил... Я был очень напуган, и меня так внезапно разбудили... Я был, как оглушенный... Я не понял, что он у меня просит, и подумал, что деньги... Я сказал ему прийти опять...

– Ладно... Ладно... – отрезал Григорьев недовольным тоном.

Юберу пришлось сделать усилие, чтобы не выдать себя. Монтелеоне рассказал не все и давал ему это понять. Еще не все потеряно.

– Он вам сказал, что вернется следующей ночью? Как он вам это сказал? Постарайтесь вспомнить точно.

Монтелеоне подумал. Юбер безуспешно пытался его увидеть.

– Он сказал, как мне кажется: "Завтра, в то же время. Я вам доверяю".

– По-русски или по-немецки?

Новая пауза. Юбер затаил дыхание. Если Монтелеоне скажет, что разговор шел на английском, всему конец.

– По-русски, кажется...

Григорьев удивился и разозлился:

– Вы не уверены?

– Я вам сказал, я был полностью оглушен и не обратил внимания.

– Вы знаете немецкий?

– Я свободно говорю на семи языках, поэтому деталь такого рода может от меня ускользнуть.

Григорьев рявкнул:

– Криг!

Юбер сел прямо.

– Да, товарищ комиссар.

– Ты скажешь по-русски: "Завтра, в то же время, я вам доверяю".

Юбер повторил фразу, как его и просили. Милиционер обратился к ученому:

– Вы узнаете голос?

Молчание.

– Я... Кажется, да. Я не уверен.

Разнервничавшись, Григорьев перебил его:

– Хорошо, я благодарю вас, профессор.

Кто-то быстро вошел. Запыхавшийся голос доложил:

– Мы получили ответ из Ашхабада, комиссар! Документы этого человека поддельные, в службе регистрации иностранцев Туркмении не записан никакой Хайнц Крит. Совершенно неизвестен!

Итак, они быстро управились; Юбер надеялся, что это, продлится дольше. До него вновь донесся голос Монтелеоне:

– Я бы хотел с вами поговорить, комиссар, один на один.

Григорьев, должно быть, переваривал информацию. Ему понадобилось десять секунд, прежде чем ответить:

– Иду. Юрий, займись этой гадиной!

Шум отодвигающегося стула, удаляющиеся шаги, звук закрывающейся двери... Включился верхний свет. Юбер на секунду закрыл глаза. Когда он их открыл, рядом со злым видом стоял Абдарханов.

– Грязный шпион!

Удар кулака попал Юберу прямо в лицо. Ему показалось, вылетели все зубы. Но это было только начало. Абдарханов бил методично, жестоко. Не зря в жилах этого парня была монгольская кровь. В нем проснулась жестокость воинов Чингисхана.

Со скованными за спиной руками Юбер ничего не мог сделать для своей защиты. Он старался только устоять. Он знал, что если упадет, тот продолжит бить ногами, а кулаки причиняют меньшую боль, чем ботинки.

Устав, Абдарханов остановился.

– На кого ты работаешь? Кто тебя послал сюда?

Начались вопросы. Юбер знал эту музыку. Он будет слушать вопросы, всегда одни и те же, много-много дней.

– Откуда ты? Какие сведения хотел получить от профессора? Ну? Ты будешь говорить! Мерзавец!

И продолжил бить. Юбер превратился уже в кучу помертвевшего и болящего мяса с маленькой искоркой посередине: инстинктом самосохранения.

Потом он внезапно потерял сознание.

Настоящее благословение.

8

Когда Юбер пришел в себя, то постарался не показывать, что очнулся. Дорога была каждая минута. Он собирался попытаться снова выиграть время, рассказывая обрывки "правдоподобной" истории, требовавшие про-" верки. Но долго эта игра продолжаться не могла. Через более или менее долгий срок Юбер окажется окончательно загнанным в угол и будет вынужден расколоться.

Прошло несколько минут. Было совершенно тихо, ниоткуда не доносилось никакого шума. Юбер почувствовал, что лежит на чем-то относительно мягком, а наручники с него сняли. Он осторожно открыл глаза и увидел, что находится в слабо освещенной камере со стенами, побеленными известью. И, кажется, один... Несмотря на ужасную боль, он повернулся на бок...

Он ничего не понимал. Почему они прекратили допрос, начавшийся так хорошо? Что случилось? Он опять лег на спину, чувствуя жуткую боль в голове и груди. Абдарханов хорошо поработал. Юбер подумал, как было бы приятно зажать его однажды в угол и преподать ответный урок.

Потом он стал думать о странном поведении итальянского ученого, сдавшего его МВД, но все же оставившего шанс выдать себя за простого вора...

Странное поведение? Не очень... Если бы Монтелеоне сказал, что ночной гость хотел получить планы ракеты "Пурга", он рисковал бы, что тот признается во всем, то есть и в том, что Монтелеоне перебрался из США в СССР с согласия ЦРУ, а это навлекло бы на него неприятности. Таким образом, ученый постарался дать понять посланцу мистера Смита, что решил не выполнять свои обязательства, но соблюдение обеими сторонами определенной сдержанности его вполне устраивает.

Это была опасная игра по той простой причине, что, приехав из-за границы, Юбер не мог иметь абсолютно надежного прикрытия. Разоблачив его, работники МВД непременно задумались бы, почему он счел возможным прийти к Монтелеоне без всяких предосторожностей...

Приблизились шаги, кто-то отодвинул засов на двери. Юбер притворился что он в обмороке.

– Есть хочешь? – спросил голос.

Запах чая приятно защекотал ноздри Юбера. Его просто баловали. Он приоткрыл один глаз. Надзиратель в форме стоял перед нарами с полным подносом. Это была не ловушка. Юбер осторожно поднялся, стискивая зубы, чтобы не закричать.

– Больно? – спросил тот.

– Да.

– Я отведу тебя в медчасть, когда придет врач.

Это было уже слишком. Юбер ничего не понимал. Он прислонился к стене, взял кружку чая и кусок хлеба с маслом, который ему протягивал охранник.

– Который час?

– Семь.

– Утра?

– Да.

– А день?

– Суббота.

Значит, он провалялся без сознания несколько часов. Надзиратель стоял неподвижно.

– Я жду, когда ты закончишь.

Юбер ел с трудом. Даже жевать ему было ужасно больно. Первые проглоченные куски вызвали у него тошноту. От отпил несколько глотков горячего чая, и спазмы прошли.

Когда он поел, надзиратель забрал кружку.

– Постарайся заснуть, – посоветовал он. – Я вернусь в девять часов.

Он вышел, заперев дверь на засов.

Легко сказать "постарайся заснуть". С хорошим уколом морфия это было бы возможно... Юбер безуспешно искал более удобное положение. Ничего не вышло.

Он попробовал победить боль терпением.

Время совсем не двигалось! Юбер уже не Мог терпеть, когда пришел надзиратель, чтобы отвести его в медчасть.

Он с трудом поднялся и с еще большим трудом пошел. Надзиратель поддерживал его под руку. Они вышли в коридор, где был десяток камер по обеим сторонам. Два вооруженных милиционера охраняли бронированную дверь в конце коридора. Их пропустили.

Снова коридор, лифт. Юбер узнал его и сделал из этого вывод, что по-прежнему находится в здании МВД, а не в тюрьме.

Медчасть была чистой. Сначала они вошли в комнату ожидания. Потом надзиратель велел Юберу войти в смежное помещение, где стояла вешалка. Это была раздевалка.

– Разденься здесь и войди туда.

Он оставил Юбера одного. Это ничем не грозило. В нынешнем своем положении он был неспособен убежать.

Раздеваться было непросто. Рубашка была в крови и прилипла к телу. Наконец ему удалось снять все, вплоть до носков. Абсолютно голый, он открыл дверь напротив той, в которую вошел, и оказался в медчасти.

Врачом была женщина лет пятидесяти, не красавица, но симпатичная и уверенная в себе. Ей помогал санитар с сильно оттопыренными ушами.

– Ну, старина, – сказала она, увидев Юбера, – что-то не так?

В этот момент Юбер посмотрел на себя в зеркало, и увиденное ужаснуло его. Лицо потеряло человеческий вид...

– Ложись сюда.

Он с трудом лег на кушетку. Женщина приготовила шприц.

– Больно, да?

– Нестерпимо.

– С этим ты через десять минут ничего не почувствуешь.

Она сделал укол. Санитар принес тазик с теплой водой и вату. Они стали обмывать ему лицо...

Юбер не сопротивлялся. Он стиснул зубы, когда она смазывала раны спиртом. Потом она наложила мазь и бинты.

Все это потребовало времени, и, когда Юбер встал, укол начал действовать. Он уже не чувствовал особой боли, только некоторую вялость.

Он поблагодарил врача. Санитар, выходивший на несколько минут, сказал ему:

– Оденьтесь и подождите вашего конвоира в комнате ожидания. Он сейчас вернется.

Юбер прошел в раздевалку. Там раздевался какой-то милиционер. Он с любопытством посмотрел на Юбера и прошел в кабинет.

Эта форма... Настоящая провокация... Юбер открыл дверь в комнату ожидания. Никого. Могли он рискнуть? А почему бы нет? Подобный случай не предоставляется дважды. А если схватят, хуже не будет.

Ему показалось, что, надевая форму, он побил все рекорды скорости. Немного тесновато, но ничего. Жаль что ботинки великоваты.

С сильно бьющимся сердцем он открыл дверь в комнату ожидания, выглянул. Никого. Он вышел в коридор, направился к лифту.

Кабина была внизу. Он вызвал ее, опасаясь, что ноги подведут его, если он пойдет по лестнице.