— А ты на редкость догадлива, моя маленькая воровка!

— Вот так я сообразила, что Джеймисон его видел, а раз так, то он ни за что не выпустил бы столь важный документ из своих рук. И, — заключила Энн, понизив голос, — поскольку Джеймисон был убежден, что я собираюсь ограбить лорда Веддера, вряд ли он ожидал, что я ограблю его. Что я и сделала.

Улыбка Джека была полна нескрываемого восхищения.

— И где только ты была, когда я так нуждался в помощниках в Версале? — спросил он, качая головой. Однако улыбка почти тут же исчезла с его губ, сменившись серьезным выражением лица.

— Что такое? — осведомилась Энн. — В чем дело?

Джек посмотрел на нее.

— Тебя же могли убить! Тебя должны были убить. Вот почему Джеймисон послал тебя в дом Веддера. Полагаю, именно он должен был взять на себя эту задачу. К счастью, хотя Веддер и порядочный осел, он не убийца по натуре. Что наверняка удивит Джеймисона, — добавил он с горькой усмешкой. — Он никогда не мог понять странного нежелания некоторых людей поднимать руку на себе подобных.

— Но почему Джеймисону так не терпелось увидеть меня мертвой, если он с самого начала знал, что у меня нет этого письма и никогда не было? — спросила Энн, совершенно ошеломленная услышанным.

Джек положил руки ей на плечи.

— Да потому, что он безумец, Энн, — отозвался он угрюмо. — Думаю, именно Джеймисон отдал приказ устранить Атвуда, чтобы никто не заподозрил, что письмо у него. Ты единственная, кто знал в точности, что письма не было в той шкатулке с драгоценностями, которую ты похитила. Следовательно, тебе одной было известно, что Джеймисон лгал, пытаясь убедить всех и каждого, будто письмо потеряно безвозвратно. Вот почему, когда я почти добрался до тебя, Джеймисон тут же стал требовать от меня твоей головы. Он не хотел, чтобы кто-нибудь успел тебя допросить.

Энн посмотрела ему прямо в глаза. Когда-то, при их первой встрече, они показались ей глазами убийцы. Однако теперь она уже не испытывала перед Джеком прежнего страха.

Он осторожно приподнял ее подбородок.

— Я бы никогда этого не сделал, Энн. Я бы не стал посягать на твою жизнь. Я не наемный убийца, что бы он там тебе ни наговорил. — Он не сводил с нее взгляда, становившегося все более и более пристальным. — И что за сделку предложил тебе Джеймисон, Энн?

Она попыталась отвернуться, однако он по-прежнему не отпускал ее подбородок.

— Энн!

— Джеймисон мне пообещал, что, если я украду для него письмо, он даст тебе свободу, — хриплым голосом ответила она.

— И ты ему поверила? — Джек изумленно приподнял брови. — Впрочем, — добавил он, — ты ведь не знаешь его так, как я. Джеймисон никогда не откажется добровольно от той власти, которую он якобы надо мной имеет.

— Но ему придется сдержать обещание! — произнесла Энн испуганно.

Они были так близки к своей мечте. Казалось, нечто редкостное и чудесное находится от них на расстоянии вытянутой руки, и она не могла позволить Джеймисону разрушить их счастье.

— Нет. — Джек покачал головой. — Он не может ни отпустить меня, ни удержать силой. Он просто не имеет надо мной никакой власти. Я не его творение, Энн. Я вернул долг, которым был ему обязан, уже много лет назад. Однако в отличие от меня он так этого и не понял. Я могу уйти от него в любой момент.

— Это правда? — прошептала она. О, как же ей хотелось поверить ему на слово!

— Да, — ответил он печально. — Мне искренне жаль, что из-за обычного заблуждения Джеймисона ты подвергала себя такой опасности. Но, помилуй Бог, знать, что ты… — Он остановился и медленно отвел руки от лица Энн, едва сдерживаясь, чтобы не заключить ее в объятия.

Значит, он ей небезразличен, раз она готова рисковать собственной жизнью ради его спасения. Когда-то ему хотелось выглядеть в ее глазах рыцарем в сверкающих доспехах, однако он даже представить себе не мог, что она сама займет это место, чтобы защитить его от дракона в обличье Джеймисона.

Мир вокруг показался ему чужим и незнакомым, и вместе с тем хрупким и чудесным. Еще никогда желание жить не было в нем так сильно, как сейчас, ибо он хотел оставаться рядом с Энн до последнего мгновения, сколько бы времени ни было отпущено ему небесами.

Он взглянул в ее лицо — озадаченное и ставшее для него таким дорогим. Энн даже не догадывалась, что значили для него ее слова. Ему следовало проявлять сейчас как можно больше осторожности и терпения.

— Все из-за этого письма, — произнес Джек, едва справившись с желанием крепко ее обнять. — Полагаю, мы заслужили право хоть раз на него взглянуть. Как ты считаешь?

— Да, ты прав. — Энн подошла к столу, который служил ему вместо конторки. — Здесь слишком темно.

Джек зажег стоявшую на комоде лампу и поднял ее повыше, так чтобы свет падал на поверхность стола. Энн между тем осторожно развернула лист дорогой бумаги цвета слоновой кости, быстро пробежав глазами письмо.

Обращение и первые несколько строчек были выведены изящным, твердым почерком. Судя по всему, Атвуд служил его величеству писцом. Однако нацарапанная внизу подпись могла принадлежать только самому королю.

Они вместе прочли начало письма. Энн первой подняла голову.

— Неужели это тот самый документ, из-за которого погиб лорд Атвуд, а я сама чуть было не стала жертвой убийства только потому, что Джеймисон хотел сохранить его содержание в тайне? — спросила она сдавленным голосом. Впрочем, Энн ведь ничего не было известно о тайной деятельности спецслужб и политических интригах. — Боже мой! Что же нам теперь с ним делать?

— Мы проследим за тем, чтобы оно было доставлено по назначению.

Уже почти рассвело, когда Джек наконец покончил со всеми необходимыми приготовлениями и разослал записки. Энн спала, уютно устроившись на диване. Звук ее глубокого, ровного дыхания сопровождал его в течение долгих томительных часов ночи.

Вскоре после полуночи в комнату украдкой пробрался Гриффин. Он принес кувшин с водой и полотенце. Затем он так же молча удалился, по-видимому, отдавая себе отчет в том, что его не к месту проявленная преданность едва не стоила Джеку того единственного, что составляло смысл его жизни.

Джек устало потер рукой затылок и поднялся с кресла. У него болели глаза, во рту ощущалась горечь, и, кроме того, как ему самому казалось, от него отвратительно пахло. Последняя мысль вызвала у него усмешку. Стянув с себя рубашку, он бросил ее на кресло, после чего наполнил умывальник и ополоснул руки холодной водой. Затем он потихоньку обмыл водой лицо и торс, отскоблил засохшие пятна крови и грязи и обтерся полотенцем.

Наконец Джек с трудом подошел к окну и раздвинул тяжелые занавеси. Солнечный свет тут же ворвался в крошечное помещение, пленяя глаза своей поэтической красотой. Он струился сквозь оконные стекла, разгоняя тени и заливая все вокруг золотистым сиянием. Он согревал каждый предмет, на который падал, и возвращал ему живые краски. Даже крохотные пылинки искрились в воздухе, кружась под яркими лучами дневного светила.

Джек поднял лицо, наслаждаясь этим сиянием, которое окутало его с головы до ног и согрело продрогшее тело. Он долго стоял так, купаясь в блаженном тепле, и вдруг его коснулась рука Энн. Его веки медленно приподнялись, словно он опасался, что ее прикосновение не более чем сон и стоит ему только открыть глаза, как она исчезнет. Он даже не пошевельнулся, пока ее пальцы медленно двигались по его плечу, следуя очертаниям мускулов, после чего опустились к ложбинке на его спине.

— Энн… — Джек обернулся, но, едва взглянув на нее, чуть не лишился дара речи. Как ни странно ему было это сознавать, прежде он никогда не видел ее при свете дня. Обычно их встречи происходили под покровом ночи, в предрассветных сумерках или в глубоком мраке. Но теперь Энн стояла перед ним, озаренная солнцем, и она была прекрасна.

Ее волосы оказались не черными, а цвета собольего меха. Густые, роскошные пряди выделялись своим блеском на фоне белой рубашки, которую она до сих пор не сняла. Вместо молочно-белого ее лицо приобрело нежнейший розовый оттенок, словно сердцевина морской раковины. Только ее глаза оставались прежними — густо-синими, с фиолетовыми крапинками по радужке.

— Энн… — наконец смог повторить он.

— Да? — Ее голос доносился до него словно издалека.

— Дотронься до меня еще раз, Энн.

Он совсем не это собирался сказать, но, по-видимому, угадал ее желание, поскольку восхитительно нежные губы приоткрылись в ослепительной улыбке.

— Да. — Подняв обе руки, она одним легким движением коснулась его груди, крепко обняла и прижалась к нему всем телом. — Джек… — робко, чуть дыша выговорила она.

— Да?

— Я хочу тебя. — Она, казалось, смаковала эти слова, с таким явным наслаждением они слетали у нее с языка. — Сейчас.

— Да.

Обхватив руками ее талию, Джек привлек Энн к себе, крепко обнял ее и поцеловал. Она с восторгом ему ответила, и от той покорности, с которой она приоткрыла свой прелестный ротик, у него пошла кругом голова. Он поцеловал ее так, словно собирался испить ее всю без остатка. Ему незачем было допытываться о причине ее просьбы. Он просто не хотел этого знать.

Энн покрывала поцелуями его плечи, терлась бархатистой щекой о его шею. Она теснее прижалась к нему в ожидании новых ласк. Сам он тоже жаждал большего.

Он едва был способен устоять на месте. Все его тело дрожало от усилий сохранить самообладание. Он обвил рукой ее талию, сжимая в объятиях. Почувствовав сильное возбуждение, Джек даже прикусил губу от охватившего его острого удовольствия. Энн непроизвольно терлась бедрами о его плоть. Схватив ее за плечи, Джек посмотрел ей прямо в глаза.

— Я хочу тебя, — произнес он. — Я хочу владеть тобой безраздельно. Хочу чувствовать биение твоего пульса, слышать каждый твой вздох.

Энн молча высвободила руки и медленно расстегнула одну за другой пуговицы на своей рубашке. Покончив с этим, она робко подняла на него глаза. Она смущалась. Но он хотел видеть ее обнаженной. Джек приподнял ее рубашку, восхищаясь маленькой крепкой грудью, и дотронулся до соска, бархатистого на ощупь.

Энн накрыла своей ладонью его руку, лежавшую у нее на груди, и вскинула на него глаза с явным беспокойством, но он отвел ее руку в сторону и снова привлек к себе. Ей были приятны его поцелуи. Что ж, тогда он будет целовать ее до тех пор, пока они оба не лишатся чувств.

Энн с готовностью отвечала на его порыв. Их губы слились, поцелуи с каждым разом становились все более пылкими и требовательными. Казалось, что-то гнетет Энн, поэтому ее поцелуи были похожи на немую мольбу.

— Скажи же мне, чего ты хочешь? — спросил Джек, глядя прямо в ее прекрасные бездонно-синие глаза. — Как я могу тебе угодить?

Энн покраснела, скорее, залилась густым румянцем от груди до шеи и щек. Затем она отвернулась с расстроенным видом. Нежность и горячее стремление ее защитить волной пробежали по его телу.

— Твои губы, — пробормотала она, подняв руки и слегка коснувшись пальцами его рта. — Ты целовал меня.

— Да, — ответил он чуть дыша.

Все еще избегая смотреть в его сторону, Энн приложила руку к своему соску.

— Вот сюда.

О Господи! Он услышал стон возбуждения, вырвавшийся из глубины его горла.

— Ох, Джек, — пробормотала Энн жалобно, — для меня это было куда легче сделать под маской воровки, которая могла ничего не стесняться и взять то, что ей… то есть мне…

От ее слов желание с новой силой вспыхнуло в его груди, но вместе с тем он не мог отделаться от смутного подозрения.

— Энн, — произнес он чуть слышно, пристально глядя на нее, — Мэтью когда-нибудь спрашивал у тебя, что доставляет тебе удовольствие?

Она отрицательно покачала головой. Джек нахмурился. Он знал, что представители высших классов придерживались множества странных и мучительных ограничений во всем, что касалось брачных отношений, но как далеко заходил в этом смысле Мэтью?

— Скажи мне, — продолжал Джек, усилием воли заставляя себя говорить спокойно, — он не требовал от тебя ничего такого, что было бы тебе самой неприятно?

— Нет.

Он едва смог сдержать вздох облегчения.

— Ты вообще хоть раз говорила с ним о том, что тебе нравится, что бы ты хотела от него получить? — Джек сделал паузу. — Он пытался как-то угодить тебе?

— О Господи, конечно, да! — отозвалась она чуть слышно. — Но…

Он ее не понял.

— Но что, Энн? — Джек пригладил волосы у нее на виске — Продолжай.

— Мы никогда не занимались с ним тем же, что ты и я… Иногда он не мог… — Каждый намек замирал печально в воздухе, едва успев сорваться с ее уст, и она начала снова: — Он был таким ранимым, а я… я так боялась, что могу нечаянно его задеть. Я просто не знала, как он… А однажды, когда я попыталась его ублажить, он пришел в ужас. — Собравшись с силами, она добавила: — По его словам, это было уже не любовью, а похотью. Поэтому я не стала пробовать еще раз.

Глаза Энн, казалось, умоляли его о понимании. И он ее понял, пожалуй, даже слишком хорошо. Неудивительно, что Энн с такой готовностью откликалась на его прикосновения. Она изголодалась по плотской любви. Очевидно, несмотря на замужество, она еще никогда не испытывала от близости с мужчиной чисто чувственного наслаждения.

— Я вовсе не святой, Энн, — произнес Джек наконец. — Я бы проглотил всю тебя целиком, будь это в моей власти. Я хочу насладиться вволю твоим телом и готов сделать все, чтобы и ты испытала наслаждение. Для меня нет ничего приятнее, чем слышать, как ты стонешь от удовольствия и произносишь мое имя. Я с радостью приму от тебя все, что ты пожелаешь мне дать, а может быть, и больше. Вот чего я всем сердцем желаю, Энн. Ну а теперь скажи мне, чего хочешь ты сама?

Она не колебалась с ответом:

— Тебя.

Он подхватил ее на руки и отнес к дивану.

— Иногда, — проговорил он, дрожа от нетерпения, — мы можем позволить себе для разнообразия заняться любовью в постели.

Диван стоял спинкой к окну. Джек резким движением развернул его и оттащил по деревянному полу поближе к свету.

— Я хочу видеть тебя всю, с ног до головы, ощущать твою близость всем своим существом, — сказал он с грубоватой прямотой, после чего, уложив ее на огромные пуховые перины, принялся быстро раздеваться. Стащив с себя одежду, он обернулся к Энн, ничуть не стыдясь своей наготы.

Его мускулы буграми вздувались под гладкой кожей. С широкими плечами и узкой талией он казался настоящим воплощением мужской красоты и силы.

На теле Джека остались шрамы, и он знал, что они его не украшают. Переломанные кости руки срослись уродливо, кожа выглядела немного жестковатой, и его уже нельзя было назвать молодым человеком. Однако он любил Энн всей душой и протянул к ней руки со страстной мольбой. Она отозвалась на его призыв.

— Я хочу, чтобы ты меня любил, — произнесла Энн, и это было правдой.

Джек обхватил ее лицо ладонями и одарил ее долгим, страстным поцелуем. Вцепившись в его плечи, Энн тянула его на себя до тех пор, пока он не упал рядом с ней на диван. Он одним движением сорвал с нее одежду. Его руки скользили по ее телу. Они пробуждали в ней множество самых разнообразных ощущений. А его губы дюйм за дюймом обшаривали ее обнаженное тело. Губы Джека покрывали поцелуями то живот, то крохотную жилку с внутренней стороны бедра, то осторожно покусывали упругую грудь. Когда же он наконец нежно вобрал в рот ее сосок, она задрожала всем телом, выгнулась дугой ему навстречу.

— Да, — прошептал Джек, словно в ответ на ее безмолвную мольбу.

Он перевернулся на спину, и она оказалась над ним. Его плоть устремилась к ее лону, и она приняла его, страстно застонав. С каждым движением Джек все глубже проникал в ее бархатные глубины, заполняя собой, — могучий, крепкий, принадлежащий лишь ей одной. Его движения становились все напористее, глубже и резче. Сознание того, что все вот-вот должно кончиться, что неописуемое блаженство находится совсем рядом, но пока недостижимо, почти выводило Энн из себя.

— О Боже, я больше не могу… — прошептал Джек.

Энн посмотрела на него. Тело Джека покрывали мелкие капельки пота, глаза были закрыты, на суровом лице застыло выражение непреклонной решимости.

— Еще, — потребовала она.

Джек усмехнулся, но его смех вышел похожим на стон. Она была так восхитительно настойчива, что он был просто обязан сдерживаться еще какое-то время. Что поделаешь, ведь он обещал ей дать огромное наслаждение.

Джек перевернулся на живот, и теперь уже она оказалась внизу. Их пальцы сплелись, и он высоко поднял руки Энн, словно распял ее на постели. Она тяжело дышала, глаза блестели, как звезды.

— Тебе все еще мало? — спросил он срывающимся от волнения голосом.

— Да! — ответила она.

— Вот как? — отозвался он, с силой вонзаясь в ее тело. Энн тихо ахнула. Он повторил свой натиск. Она отвечала ему приглушенным постаныванием.

— Прошу тебя! Ты так мне нужен! — бормотала она, напрягаясь всем телом.

Джек трижды подводил возлюбленную к вершинам наслаждения. Наконец, когда он в последний раз накрыл собой корчившуюся в судорогах Энн, ее глаза вдруг широко раскрылись, и она обратила на него горящий укоризной взгляд.

— Вот! — Ее голос звучал теперь чуть ли не вызывающе. Резким движением она высвободила свои руки и обвила ими его шею, приподнявшись и тесно прижавшись к нему. Ее ноги обвили его бедра, и он ощутил, как глубоко внутри ее разгоряченные мускулы сомкнулись вокруг его плоти, словно влажный, шелковистый кулак.

— Да!

— Да! — неистово, почти гневно твердила Энн, как в лихорадке. — Еще немного! Еще несколько секунд!

Голова Джека была запрокинута, губы исказила гримаса, обнажив плотно сжатые зубы. Он казался таким красивым и сильным. Тугие мускулы на его груди напряглись, вены вздулись, шея налилась кровью. Энн всхлипнула, принуждая его положить конец затянувшейся пытке.

— Джек!

Нотка отчаяния в ее голосе заставила его очнуться от сладостной сосредоточенности. Его глаза приоткрылись.

— Да, — прохрипел он. — Энн… Теперь ты моя!

Он в последний раз притянул ее к себе и с мучительным стоном содрогнулся. Дрожь облегчения пробежала по его телу и передалась Энн, подхватив ее и бросив в головокружительный водоворот наслаждения.

Джек нежно сжимал Энн в объятиях. Он не мог припомнить в своей жизни ничего подобного тому, что они только что пережили вместе.

Веки Энн медленно приподнялись. Ее взгляд излучал полное удовлетворение.

— Я люблю тебя!

Он даже не отдавал себе отчета в том, что говорит вслух, пока не заметил отражения своих слов в ее глазах. Какая-то тень омрачила их блеск, сменившись выражением боли. Они снова заблестели, на этот раз от слез. Джек мысленно отругал себя за неосмотрительность и полное отсутствие чуткости. Он печально улыбнулся:

— Не стоит плакать, Энн. Вряд ли в моем сердце найдется так уж много места для любви. Оно давно опустошено, дорогая. Тебе достались только жалкие крохи.

Его неуклюжая попытка пошутить не вызвала у нее улыбки. Слезы потекли по ее щекам еще обильнее, причиняя ему боль, какой ему не приходилось испытывать уже очень, очень давно.

— Прошу тебя, не плачь, Энн. Наш брак заключен по закону, но я не стану даже пытаться тебя удерживать, если ты не пожелаешь остаться. Ты вольна уйти, когда и куда тебе будет угодно. Я и пальцем не пошевельну, чтобы тебя остановить, и не повышу голоса, чтобы позвать тебя обратно. Тебе не о чем беспокоиться, Энн. Я не прошу тебя о взаимности.

Молодая женщина слегка ударила его по груди кулачком. Джек изумленно уставился на нее.

— Глупец! — всхлипнув, произнесла она. — Я плачу вовсе не потому, что не люблю тебя. Напротив, я плачу от счастья! Я люблю тебя! Люблю! А я уже не верила в то, что вообще способна любить.