Трилогия охотников Розы - Всю ночь напролет

— Добрый вечер, господа.

Джек вошел в гостиную, стягивая на ходу перчатки. На его лице сияла такая радушная улыбка, что, казалось, он ожидал их прихода. Впрочем, вынужден был признать Стрэнд, не исключено, что так оно и было на самом деле. Этот человек славился своей поразительной интуицией.

«Интересно, догадывается ли он о том, что я без памяти влюблен в его жену?» — размышлял Стрэнд, пытаясь изобразить на лице внимание, пока леди Диббс щебетала ему на ухо какие-то пустяки. Но ведь он сам не далее как два месяца назад признался Джеку в своей страсти к Энн. О таком мужчины, как правило, не забывают.

«Однако сгорать от страсти и сохнуть от тоски не одно и то же, не правда ли?» — спрашивал себя Стрэнд.

— Вы уже перекусили? — осведомился между тем Джек, как и подобало гостеприимному хозяину, прежде чем занять место подле Энн. — Если угодно, мы прикажем подать обед.

Понс-Бартоны, поспешно пробормотав слова благодарности, отказались. Они явно не ожидали, что Джек вернется домой как раз тогда, когда они будут смаковать сплетни, словно засахаренные фрукты. Стрэнду достаточно было одного беглого взгляда на свою будущую невесту, чтобы понять, кто ввел их в заблуждение. Софию, однако, все это нисколько не смутило, скорее позабавило. Его прелестная малютка невеста порой проявляет довольно странное чувство юмора.

— По крайней мере позвольте мне предложить вам что-нибудь выпить, — произнес Джек таким тоном, словно они находились во дворце, а не в дешевой наемной квартире, а сам он был изнеженным аристократом, а не закаленным в сражениях боевым офицером.

«Однако этому человеку не откажешь в прыти, — подумал про себя Стрэнд не без восхищения. — Он…»

Последняя мысль заглохла в его сознании, еще не успев родиться, потому что Джек на глазах у Стрэнда приподнял своенравный локон жены и, зажав его между большим и указательным пальцами, принялся лениво им поигрывать. Намек, заключавшийся в этом жесте, был настолько очевидным, что у Стрэнда пересохли губы, и ему стоило немалых усилий выровнять дыхание. В конце концов, Энн была женой Джека, а следовательно, принадлежала ему.

— Я должен извиниться перед вами, мистер Норт, за то, что похитил у вас Энн, — произнес Джек своим обычным невозмутимым тоном, глядя поверх головы Норта прямо в лицо Стрэнду. — Надеюсь, я не доставил вам тем самым лишних хлопот?

— О нет, что вы! — пискливым голосом проговорил Малкольм, не отрывая взгляда от руки Джека, гладившей волосы Энн, потом закашлялся и начал снова: — Мы только что сообщили нашей Энни радостную новость. Лорд Стрэнд объявил о своей помолвке с моей дорогой Софией.

Глаза «дорогой Софии» превратились в щелочки, едва она увидела смуглые пальцы Джека среди блестящих пышных локонов Энн. Кончиком языка девушка облизнула губы. Стрэнд почти готов был ей посочувствовать. Ей так хотелось, чтобы эта рука коснулась ее волос.

— А! Примите мои самые искренние поздравления, лорд Стрэнд.

Глаза Джека в эту минуту больше всего напоминали глаза покойника перед тем, как на его веки кладут монеты: они были такими же пустыми и безжизненными.

— Я уверен, что вы будете так же… — тут он сделал многозначительную паузу, — так же счастливы в браке, как и я.

Все остальные в комнате старались — правда, не от чистого сердца и потому без особого успеха — отвести глаза от разыгрывавшейся перед ними сцены. Джек между тем откинул волосы Энн с затылка и принялся поглаживать тонкую шею, слегка массируя ее с видом собственника.

Румянец отхлынул от лица Энн. Она с достоинством приподняла подбородок.

— У меня нет в том ни малейших сомнений, — отозвался Стрэнд натянуто.

Поведение Джека казалось совершенно необъяснимым. Стрэнд всегда видел в Сьюарде человека достойного и еще ни разу не замечал, чтобы он обращался подобным образом с кем бы то ни было, будь то мужчина или женщина, пэр королевства или последний нищий. С тем же успехом он мог бы выжечь на плече Энн клеймо владельца.

Дьявольщина! Муж он ей или нет, Джек не имел права проявлять свою склонность к ней в такой откровенной и вульгарной манере. Рот леди Диббс приоткрылся так широко, что им впору было ловить мух, а остальные собравшиеся обменялись удивленными взглядами.

Стрэнд решил, что пора вмешаться.

— Полковник, — произнес он, — у меня есть для вас кое-какие любопытные известия касательно жеребца, который привлек к себе ваше внимание. Того самого скакуна из конюшен Атвуда.

— Да? — пробормотал Джек без видимого интереса, поглощенный совершенно другим занятием. Он по-прежнему поглаживал шею Энн, а ее грудь вздымалась и опускалась все чаще и чаще, стоило ей поймать на себе взгляд мужа. Теперь уже глаза Джека не казались пустыми. Напротив, они так и пылали.

— Я бы не хотел оскорблять слух дам некоторыми не слишком деликатными подробностями, так что… — Сделав шаг к двери, Стрэнд указал рукой в сторону коридора: — Не были бы вы так добры выйти со мной?

Джек поднял голову.

— Боюсь, Стрэнд, старина, что лошади меня сейчас совсем не занимают, — ответил он спокойно. — Сказать по чести, приятель, вы крайне неудачно выбрали время. Не забывайте, что я теперь новобрачный и, само собой, горю желанием насладиться моей… то есть, я хочу сказать, обществом моей жены.

С этими словами Джек нагнулся так, что его губы оказались в нескольких дюймах от затылка Энн.

Стрэнд, который вот уже добрых два десятка лет не знал, что такое смущение, почувствовал, как его лицо залила краска.

— Джек…

Сьюард, раздраженно вздохнув, выпрямился.

— Нет, лорд Стрэнд. Лошади занимают меня сейчас меньше всего. Вы не смогли бы выманить меня из дома даже для того, чтобы скупить за бесценок все сокровища короны или приобрести за полпенса подлинники писем Платона. — Он говорил медленно, осторожно подчеркивая каждое слово, и Стрэнд понял, что именно хотел сообщить ему Джек.

Полковник ставил крест на своем задании. Его больше не заботили ни пропавшее письмо, ни шкатулка с драгоценностями, ни тем более Рексхоллский Призрак.

Внезапно Энн дотронулась до ладони Джека. Легкая дрожь пробежала по ее телу, хотя Стрэнд не мог утверждать с уверенностью, было то вызвано страстью или иной, менее явной причиной. Затем она прижалась щекой к руке мужа и зажмурилась, слегка касаясь густыми темными ресницами смуглой кожи Джека. В глазах Сьюарда читалось такое волнение, что Стрэнду было больно за ними наблюдать.

На этот раз потрясение леди Диббс казалось непритворным.

— Боюсь, мы злоупотребляем вашим гостеприимством.

— Да, пожалуй! — подхватил лорд Понс-Бартон. — Пойдем, моя лапочка!

«Лапочка» только хихикнула, когда супруг чуть ли не силой заставил ее подняться с дивана. Лицо Понс-Бартона было искажено яростью. Он вытолкал свою жену за дверь и затем вышел сам, не проронив ни слова на прощание. Леди Диббс рассеянно кивнула хозяевам и поспешила следом за супругами.

— Я… э-э… — С плотоядной улыбкой на губах Норт перевел взгляд с Энн на ее мужа и обратно. — Я желаю тебе счастья, Энн.

Затем он отвесил поклон и тоже удалился.

София оказалась единственной из присутствующих, на кого сцена не произвела особого впечатления. Скорее она изнывала от ревности, и хотя вряд ли кто-нибудь заподозрил бы это при виде вежливой улыбки на ее прелестном личике, Стрэнд сам находился во власти того же чувства и потому раскусил ее без малейшего труда. Бедняжка! Что ж, им обоим придется искать утешения там, где оно доступно.

Энн тоже поднялась, однако не отстранилась от Джека. Напротив, она едва ли была в состоянии отвести от него глаза, словно во власти какого-то колдовского зелья.

Джулия, озабоченная и расстроенная, поспешила к подруге.

— Все будет хорошо, Энн, — произнесла она тихо и, удостоив Джека коротким кивком, покинула комнату, а ее место тут же заняла София.

— Прощай, Энн, — проговорила она, склонившись к щеке кузины и запечатлев на ней легкий поцелуй.

— Я желаю тебе всего самого наилучшего, София, — отозвалась Энн со всей искренностью и на миг подняла свои темные глаза на ее жениха. — И вам тоже, лорд Стрэнд, — добавила она мягко, сопровождая свои слова слабой улыбкой.

— Да, все будет хорошо, — подхватил Джек, обвив рукой тонкую талию жены.

Энн откинулась назад, оказавшись в его объятиях. Это движение было таким быстрым и почти неуловимым, что казалось, будто сама ее душа рвалась к нему.

— Вы очень любезны.

Обернувшись, София взглянула на Стрэнда. Тот знал, что в мыслях она сравнивает его с Джеком Сьюардом, причем сравнение это явно не в его пользу. Джайлс в ответ только улыбнулся.

— Пойдем, София. — Он подхватил невесту под руку и вышел. Он не станет оглядываться назад ни сегодня, ни впредь.

Оказавшись в передней, Стрэнд молча накинул пелерину на плечи Софии и проводил ее вниз по ступенькам лестницы туда, где их уже ждали Джулия и его будущий тесть. При его появлении Норт с многозначительным видом насупил брови, а Стрэнд между тем почтительно усадил в экипаж сначала Джулию, а затем Софию.

Уже в карете Стрэнд взял на себя труд набросить кашмирскую шаль на ноги обеих дам, предложив другую будущему тестю. Затем он уселся напротив и постучал тросточкой в крышу. Экипаж тут же тронулся в путь. В течение долгого времени никто не произнес ни слова.

— Не надо смотреть на меня так печально, дорогая, — произнес наконец Стрэнд. К счастью для него, в его голосе не было ни малейших следов горечи, которую он испытывал. — Без сомнения, мы подходим друг другу даже больше, чем Сьюард и его жена.

Глава 27

Как только за гостями захлопнулась дверь, Энн подняла глаза на Джека, все еще обнимавшего ее за талию. Ее лицо было так близко от него, что он мог разглядеть крошечные фиолетовые крапинки на радужке ее глаз, окружавшие непроницаемо темные зрачки светлым ореолом. У нее были ровные, соболиные брови, столь же выразительные, как и весь ее облик.

— Благодарю тебя, — произнесла она к немалому удивлению Джека.

Джек разомкнул объятия, однако Энн и не подумала отстраниться от него, и на какой-то миг его охватило ликование. Но затем холодное подозрение омрачило его радость. Он не сводил глаз с ее лица, выискивая малейшие признаки, по которым можно было судить, искренна ли она с ним или лицемерит, но Энн смело встретила его испытующий взгляд. Впрочем, с какой стати ей беспокоиться из-за его способности читать у нее в душе? Все равно он никогда не видел в ней ничего, кроме того, что хотел видеть: отвагу, ум и утонченность.

Энн прекрасно понимала, как близко к сердцу Джек принимал все, что касалось ее. Уж не надеялась ли она таким способом отвлечь его от расследования? Глупышка, ведь это могло стоить ей жизни! А этого он никогда не допустит — по крайней мере до тех пор, пока он способен дышать. Он не доверял Энн, но тем не менее охотно пожертвовал бы собой ради этой женщины, потому что горячо ее любил.

Наконец он оторвал от нее взгляд и отступил на шаг.

— Я глубоко польщен, мадам. Позволено ли мне будет спросить, чем я заслужил вашу признательность?

— Вся эта чепуха насчет лошадей, драгоценностей и писем… Ты явно хотел дать знать кому-то из присутствовавших, что я нахожусь под твоей защитой.

А, вот оно что! Впрочем, чему тут было удивляться? Он никогда не отказывал Энн в проницательности.

— Благодарю, — повторила она, потупившись, что придавало ей еще больше очарования.

О Боже, если бы только он мог в это поверить!

Джек провел целый день, собирая и сопоставляя разного рода слухи и догадки, и как раз собирался удалиться к себе в библиотеку, чтобы там, в тишине, разработать план, который помог бы ему оградить Энн от смертельной опасности. Однако он еще не получил всех необходимых сведений. От Ноулза до сих пор не было известий, да и Берк вдруг как сквозь землю провалился. И теперь, глядя на жену, он не видел никаких оснований, почему бы ему не остаться на этот раз с нею. В конце концов одному Всевышнему известно, сколько времени у него в запасе.

— Ты уже поела?

Подняв голову, Энн улыбнулась:

— Нет.

— В таком случае я попрошу кухарку что-нибудь приготовить. Ты не против, если я… если мы пообедаем вместе?

— Да, конечно.

Джек немного успокоился. Он только сейчас осознал, до какой степени боялся, что она ему откажет. Он опустил глаза на свой костюм. Тот выглядел слишком претенциозным.

— Извини меня, пожалуйста, но сначала я должен переодеться. Я передам кухарке, чтобы она накрыла для нас стол в гостиной через… — Джек приподнял брови, как бы предлагая ей назвать удобное время.

Улыбка Энн стала шире. Казалось, она излучает вокруг себя сердечное тепло. До сих пор она не проявляла свои чувства так открыто, и Джеку потребовалось усилие воли, чтобы освободиться из-под власти ее чар. Он не мог продолжать стоять с глупо-влюбленным видом, как какой-нибудь чистильщик обуви, строящий глазки проходящей мимо молочнице.

— Ну, скажем, через полчаса, — предложила она наудачу.

— Хорошо, пусть будет через полчаса. Встречаемся здесь, в гостиной?

— Да.

— Так, значит, решено.

На ее губах снова промелькнула улыбка, но уже иного свойства — многообещающая и нежная, которая по-особому подчеркивала ее ослепительную красоту.

— Да.

— Что ж, прекрасно… — Он отвесил Энн поклон, когда та проследовала мимо него в гостиную, и затем поднялся к себе в комнату, перескакивая сразу через две ступеньки.

Энн положила ложку рядом с pot de creme[24]. Десерт не слишком удался, как, впрочем, и остальная еда, от водянистого консоме[25] до рагу из отсыревших овощей и пережаренной баранины. Зато общество было как нельзя более приятным.

Их обед прошел под знаком необъявленного перемирия. Никто даже не упомянул о письме, или о Рексхоллском Призраке, или о событиях минувшей ночи. Но всякий раз, когда Энн смотрела на Джека, она вспоминала тот короткий миг их любви. Любовь. Само это слово казалось ей необычайно прекрасным и пробуждало в душе дивные ощущения.

Джек старался изо всех сил, чтобы она чувствовала себя как можно непринужденнее. А поскольку он и без того был самым любезным и обходительным собеседником из всех, с кем ей когда-либо приходилось иметь дело, и всеми силами старался не только угодить Энн, но и очаровать ее, то к тому моменту, когда им подали десерт, ему удалось всецело завладеть ее вниманием. В свете последних бурных событий она уже успела забыть о том, что совсем недавно несколько коротких недель они были друзьями и получали удовольствие от близости друг друга. Тонкая, едва уловимая ирония Джека вызывала у нее улыбку, а его подчеркнутая предупредительность должна была подтолкнуть к признаниям. И теперь, когда он был рядом, Энн, казалось, снова стала слабой тенью той жизнерадостной девушки, которая десять лет назад покорила лондонский свет своей искренностью и живостью. Ее огорчало лишь то, что он ей не доверяет и склонен думать о ней только самое худшее.

— Ты как будто чем-то опечалена?

Энн подняла глаза. Она даже не заметила, что он за ней наблюдает. Не был ли весь этот вечер — дружеская беседа, подчеркнутое внимание и обаятельная улыбка — просто еще одной уловкой с целью добыть у нее нужные сведения? Если так, то она сыграла ему на руку. У него это чертовски здорово получилось. На свой лад такой способ ее соблазнить оказался не менее действенным, чем тот, которым он воспользовался минувшей ночью.

От этого воспоминания щеки и шея Энн вспыхнули жарким румянцем. Эти смуглые пальцы, вертевшие ножку рюмки, еще совсем недавно дотрагивались до самых интимных частей ее тела. Эти губы, изогнувшиеся в простодушной улыбке, прошлой ночью с жадностью целовали ее лоно, доводя до изнеможения…

— Энн!

Она вздрогнула и попыталась направить свои мысли в нужное русло. О чем он ее спрашивал?

— Извини. Кажется, я немного отвлеклась.

Он сдержанно улыбнулся, как бы уличая ее во лжи:

— Я сказал, что ты чем-то опечалена.

— А! Я просто думала о… — Она сделала паузу, после чего выпалила первое, что пришло ей в голову: — Я вспоминала о прошлом.

Улыбка тотчас исчезла с его лица, словно на него набежала легкая тень.

— О своем замужестве?

— Нет. — Ей почему-то казалось крайне важным, чтобы он не подумал, будто Мэтью все еще присутствует в ее мыслях — все равно, сейчас ли, за обедом, или минувшей ночью. — О моих родителях.

— Расскажи мне о них.

Энн немного расслабилась.

— Мой отец был человеком неприметным, как трава на лугу или, быть может, лучше сказать, как нищий у собора Святого Павла. Он родился в районе лондонских доков.

Джек задумчиво кивнул.

— Ты уже знаешь о том, что он зарабатывал себе на жизнь воровством. Затем он бросил преступное ремесло и переехал в Суссекс. Там он встретил мою мать, и они полюбили друг друга. Времена тогда были такие, что ее отец, мой дед, не стал особенно возражать, когда папа попросил у него ее руки… предложив заодно уплатить все его долги.

Джек рассмеялся, отчего вокруг его глаз собрались морщинки, а на щеке появилась крупная ямочка. Энн подалась к нему через стол. Его улыбка для нее была так же притягательна, как первые лучи солнца для цветка.

До чего же ей приятно поговорить о своем отце. Не о сэре Триббле, удачливом выскочке из низов, который женился на женщине много выше себя по положению, но именно о ее отце, известном взломщике, у которого хватило ума удалиться на покой, прежде чем он попался в руки правосудия.

— А что было потом?

— Моя мать скончалась от инфлюэнцы, — ответила Энн, сразу погрустнев. — Несколькими годами спустя я приехала в Лондон и была представлена ко двору. Там меня увидел Мэтью, и вскоре мы поженились.

Каким простым все это казалось на словах!

— Готов биться об заклад, что твой отец был на седьмом небе от счастья. — Перегнувшись через стол, Джек налил ей рюмку шерри.

— Да, наверное. — Энн нахмурилась, погрузившись в воспоминания. — Мы с ним редко виделись после нашей с Мэтью свадьбы.

Отец с гордостью наблюдал за нею, когда она стояла с женихом у алтаря. Сразу же после свадебного обеда он крепко ее обнял и уехал. Словно навсегда исчез из ее жизни.

— А почему? — осторожно допытывался Джек. Энн обратила к нему встревоженное лицо.

— У него просто не нашлось удобного времени, чтобы навестить нас, да и нам было некогда ездить к нему в гости. Ты ведь сам знаешь, как обычно получается. То Мэтью обещал провести со мной осень где-нибудь вне Лондона, то он не хотел обременять отца необходимостью содержать наших многочисленных слуг. Потом начинался очередной сезон, и нужно было нанимать прислугу, заказывать новые экипажи и примерять наряды. Зимой Мэтью любил брать с собой друзей в плавание вдоль берегов Италии… — Ее голос звучал все глуше, пока не замер совсем. — А потом, вскоре после того как получил дворянство, отец скончался.

— Мне очень жаль.

— Да, — отозвалась Энн чуть слышно. — Я знаю, что ты говоришь правду. Спасибо.

У нее возникло ужасное ощущение, будто Джек сразу ущел в себя.

— Расскажи мне о Мэтью.

Энн глубоко вздохнула.

— Многие считали его святым.

— Святых людей не бывает, — ответил Джек твердо.

— О нет! — усталым тоном возразила Энн. — Он был щедрым, внимательным и великодушным.

— Но это говорит всего лишь о добром и отзывчивом сердце…

— Нет! — вдруг огрызнулась Энн. На лице Джека промелькнуло изумление. Усилием воли она заставила себя говорить спокойно: — Спроси у любого, кто его знал. Мэтью был исключительным человеком.

— Он хорошо к тебе относился?

— Он обращался со мной, как с королевой. Малейшее мое желание было для него законом. — Ее голос звучал безжизненно. — Стоило мне выразить восхищение какой-нибудь картиной, как через несколько часов она оказывалась у меня. Достаточно мне было похвалить ту или иную книгу, и Мэтью тут же брал на себя труд ее прочитать, чтобы мы могли обсудить ее вместе. Если он заставал меня смеющейся в обществе новых друзей, то немедленно приглашал их к нам на обед.

С каждым из перечисленных ею проявлений супружеской любви тон Энн становился все более натянутым и фальшивым, однако, раз начав, она уже была не в силах остановиться, будто слова, так долго таившиеся в ее душе, вдруг разом вырвались наружу.

— Да что там, Мэтью принимал любое высказанное мною мнение как свое собственное, чтобы ни у кого не возникало сомнений, что он на моей стороне. По его словам, он делал все это только из любви ко мне и твердил мне об этом снова и снова. Он не раз повторял: все его поступки лишний раз доказывают, что он любит меня так горячо, как никто и никогда не любил.

И кроме того, Мэтью говорил ей, что ее отношение к его дарам лишний раз подтверждало, что она его не любит. Многие годы она стремилась убедить и его и себя в том, что он ошибался, делая все, что было в ее силах, чтобы дать ему ту любовь, которой он так жаждал. Однако в конечном итоге его сомнения взяли верх над ее стараниями. Ей так и не удалось вернуть мужу хотя бы ничтожную долю того чувства, которое так пугало и подавляло ее. И это разочарование стало причиной гибели Мэтью. Как могла она рассказать обо всем этом Джеку?

Энн посмотрела на свою рюмку. Рубиновая жидкость задрожала у нее в руке.

Джек не сводил с нее внимательного взгляда.

— Из него бы вышел превосходный отец. Я удивлен, что у вас не было детей.

Как бы она была счастлива иметь полный дом ребятни! Джек тотчас наклонился к ней и взял ее за руку:

— Извини меня. Что за непростительная грубость!

Энн опустила глаза на скатерть. Дети были тем единственным, в чем Мэтью отказал ей наотрез, и теперь ей казалось, что она знает почему. Он всегда заявлял, что, если ему придется делить ее с кем бы то ни было, его терпения хватит ненадолго. Тогда она решила, что он просто над нею подшучивает. Но что, если он говорил правду?

Образы прошлого, которые Энн вот уже целых пять лет тщетно пыталась изгладить из памяти, возникали перед нею один за другим: Мэтью, горько плачущий оттого, что она забыла напомнить ему о своей любви; Мэтью, стоящий перед нею на коленях в переполненной людьми бальной зале и со смехом заявляющий, что готов ради нее перевернуть все вверх дном, а рядом она сама, смущенная и раздосадованная столь открытым проявлением чувств; Мэтью, доведенный до отчаяния тем, что она отправилась в публичную библиотеку без него; Мэтью, входящий в ее спальню, словно прихожанин под сень храма, и прикасающийся к ней с таким благоговением, от которого все цепенело у нее внутри; Мэтью, заявляющий ей в порыве ярости, что низкое происхождение делает ее неспособной к тому, что он сам называл высшей формой любви… Еще год назад она не сомневалась в его правоте, считая, что ей не дано испытать настоящее чувство. В конце концов, разве он не твердил ей это в течение трех лет их совместной жизни? Теперь она уже не была в этом уверена.

Взяв Энн за руку, Джек принялся успокаивающе поглаживать ее, словно надеялся лаской вытянуть из нее нужные слова.

— Я… я хотела детей, но Мэтью решил, что нам лучше с этим повременить, пока я не повзрослею.

Выражение лица Джека было серьезным, сосредоточенным. Но будь Энн в состоянии прочитать мысли, которые будоражили сейчас его ум, то, без сомнения, они показались бы ей сплетенными в один темный и безнадежно запутанный клубок. Вряд ли она была готова выслушать приговор, который должен был последовать за этим допросом, поскольку начавшееся минувшей ночью с взаимной страсти кончилось совсем иным. Еще никогда прежде за всю свою жизнь молодая женщина не чувствовала себя такой уязвимой.

Теперь Энн постепенно теряла веру в непогрешимость Мэтью, однако не Джеку было об этом судить. Она решила подыскать более безопасную тему для беседы:

— Теперь очередь за вами, полковник.

Едва она упомянула его звание, как голова Джека тут же взметнулась вверх, а его глаза хищника снова стали пустыми. Однако теперь Энн знала его достаточно хорошо, чтобы понять: для него это просто мера защиты, к которой он прибегал всякий раз, когда она приближалась к тому, что ему самому хотелось бы сохранить в тайне. Поэтому его неприступный вид не заставил ее отступить.

— Расскажи мне о себе.

Энн не случайно задала Джеку этот вопрос. Она знала, о чем просила, и тем не менее это ее не остановило. И теперь она ждала от него ответа.

Джек перевел взгляд на хрупкое запястье, которое сжимали его пальцы. Осторожно перевернув руку Энн, он осмотрел уже заживающие раны на ее ладони.

Безоблачное детство с любящими родителями, неслыханно удачный дебют в Лондоне в качестве первой красавицы сезона, блестящая партия, невероятно счастливый брак… и затем трагедия, после которой Энн Уайлдер готова рисковать жизнью за те несколько тысяч фунтов, которые могли принести ей драгоценности, украденные у других дам. Но верно ли он описал последовательность событий? Обожание, с которым, по словам Энн, относился к ней ее первый муж, граничило в его представлении с извращением. Любовь Мэтью казалась ему скорее алчной, чем нежной.

— Полковник!

Джек медленно выпустил ее руку и снова поднял голову. Ее блестящие глаза были с любопытством устремлены на него.

— Я уже рассказала тебе о своей жизни, — заметила Энн.

«И к тому же гораздо больше, чем ты предполагаешь, дорогая».

— Справедливость требует, чтобы ты ответил мне тем же.

— А что именно тебе хотелось бы услышать? — осведомился он, не повышая голоса.

— Гриффин однажды уже говорил со мной… — После короткого колебания она продолжала: — Он рассказал мне о Париже и о том, что там произошло.

— Вот как? — пробормотал Джек. — А он чертовски предприимчив, наш старина Гриф.

— И еще немного о Джеймисоне. Я бы хотела узнать об этом больше.

Стало быть, ее интересовал Джеймисон. До сих пор Джек никогда и ни с кем не говорил о нем и вообще предпочитал не касаться в разговорах своего прошлого. Разумеется, он отдавал себе отчет в том, что его скрытность порождает новые и новые слухи, однако он не придавал им никакого значения. Но теперь Энн сама обратилась к нему с просьбой, и это в корне меняло дело.

Джек отодвинул кресло от стола и, скрестив ноги, посмотрел прямо в ее испытующие, темные, как полуночное небо, глаза. Сейчас он был готов согласиться с любым ее требованием, и если она пожелает, чтобы его сердце вырвали из груди и подали ей зажаренным на блюде, что ж, на все ее воля.

Он никогда не думал, что Энн Уайлдер вызовет в нем такую глубокую нежность. Он не ожидал, что воровка разбудит в нем похоть. А то обстоятельство, что обе женщины оказались одним и тем же лицом, только еще больше усложняло положение. И, что хуже всего, если его догадка верна, то достаточно одного откровенного признания с его стороны, чтобы заставить Энн исчезнуть из его жизни навсегда. Поэтому ему приходилось действовать со всей осторожностью.

Джек печально улыбнулся. В конце концов, он не ждал от жизни чудес. Он мечтал встретить нечто гораздо более редкое — любовь.

Глава 28

— Я не знаю своих настоящих родителей, — начал Джек. В его голосе не было и следа волнения. — Джеймисон утверждает, что он, возможно, и есть мой отец, однако это зависит от его настроения и от того, что именно ему от меня нужно. — Он отпил глоток шерри и поставил рюмку на место. — Этот человек нашел меня в одном из работных домов Эдинбурга, где он разыскивал своего незаконнорожденного сына от какой-то служанки родом из Шотландии. Я сам вызвался на эту роль, и Джеймисон согласился. Он выдвинул условия, которые устраивали нас обоих.

«Ну вот. Все оказалось куда проще, чем я думал».

— И сколько тебе тогда было лет?

Джек пожал плечами.

— Предположительно около семи, но на самом деле восемь. Или девять.

На какой-то миг за маской безупречной вежливости на ее лице проступил ужас.

— Извини, — произнес он. — Записи в таких местах ведутся не слишком аккуратно, а сведения обо мне были утеряны, если только они вообще когда-нибудь существовали.

— А твоя мать? — осторожно осведомилась Энн.

— По-видимому, умерла родами. Впрочем, мне трудно об этом судить. Я не помню никаких других женщин, кроме тех, которых встречал в работном доме.

— Как, ни единой? — Вероятно, его простота все же была обманчивой, решила Энн. — Кто же заботился о тебе?

Джек уставился на нее с видом полной безнадежности. Неужели отец никогда не рассказывал ей о том, как живут нищие?

Ее лицо на миг исказилось мукой. Она отвернулась, словно ей было больно даже на него смотреть.

Энн выглядела подавленной, а ведь он, в сущности, еще ничего ей не рассказал. Или почти ничего. Не в силах этого вынести, Джек уже собирался встать и уйти, но тут она снова обернулась к нему, на этот раз вся внимание.

— Так, значит, Джеймисон и впрямь приходится тебе отцом?

— Нет. — Джек глубоко вздохнул. — Я так не думаю. Там, в работном доме, находился еще один малыш — несчастное слабоумное создание, носившее то самое имя, которое искал Джеймисон. По-видимому, он и был его настоящим сыном.

— Но почему же тогда Джеймисон не спас того мальчика, раз он был его родным сыном?

Джек жалобно скривил губы.

— Да потому, что Джеймисон не мог извлечь для себя никакой выгоды из умственно отсталого ребенка. Поэтому-то он собрал всех остальных детей и спросил, не хочет ли кто-нибудь из нас занять место его сына, если ему дадут такую возможность. Я ответил утвердительно.

Последнее признание прозвучало для него подобно погребальному колоколу. Энн невольно прикрыла рот рукой — она была в ужасе.

«Что ж, — подумал Джек, — разве я мог ожидать от нее чего-либо еще?» Он лишил другого мальчика прав, принадлежавших тому по рождению, быть может, даже самой жизни.