Пролог

Йорк, 1801 год

Кто-то вошел в огромную, почти лишенную мебели гостиную, и Шарлотта Элизабет Нэш прижалась к стене оконной ниши, где укрылась, чтобы почитать. Она никого не хотела видеть. Устала слышать шепот и ловить на себе сочувственные взгляды людей, поневоле замечавших то, что не заметить было невозможно, — пустующие места на стенах, где прежде висели картины.

Шарлотта опустила книгу на колени и поплотнее задернула занавес, частично скрывавший нишу. Но мужские голоса, ставшие редкостью в их доме с исключительно женским населением с тех пор, как Кейт «отпустила» дворецкого, вызвали у нее интерес.

Шарлотте было шестнадцать, она еще не выезжала в свет и поэтому знала, что если она объявится сейчас, то результат будет один: ее попросят уйти. А уходить Шарлотте не хотелось. Смерть отца опечалила девушку не меньше остальных, однако молодость сделала свое дело: за долгие месяцы траура ей стало немного… скажем так, скучновато. Кроме того, посетители могли на некоторое время отвлечь Кейт от ее постоянных жалоб на вынужденную экономию, а Хелену — от необходимости изображать оптимизм по поводу их будущего. Немного мужского внимания, возможно, вызовет румянец удовольствия даже на бледных щеках их матери.

Шарлотта просунула палец между занавеской и стеной и заглянула в щель. Ее мать сидела на единственном оставшемся в комнате диванчике и читала какую-то бумагу. Старшие сестры Шарлотты устроились возле нее: Хелена, бледная, как зимнее солнце, и Кэтрин, пылкая и темноволосая, как безлунная летняя ночь. Они сидели, выпрямив спины, сложив на коленях слегка сжатые руки, и не сводили глаз, в которых застыло выражение приятной любезности, с трех молодых людей, стоявших перед ними.

Рассмотреть их как следует Шарлотте не удавалось, а расширить щель она не рискнула. Вместо этого девушка бесшумно опустилась на безупречно чистый дощатый пол и приподняла край занавески. Ну вот, другое дело!

Из этого положения, никому не видимая, она смогла рассмотреть молодых людей, когда те представлялись. Они решительно не принадлежали к классу Нэшей.

Шарлотта и сама не смогла бы объяснить, почему пришла к такому выводу. Их одежда, хотя и тщательно вычищенная, была поношенной: манжеты потерлись на краях, и ткань слишком плотно обтягивала плечи и спины, — но с тех пор, как началась война с Францией, многие жили скромно, забыв о моде. То, как они держались, тоже вполне соответствовало манерам благородных людей, попавших в стесненные обстоятельства. Но было и еще что-то неуловимое, выделявшее их среди окружающих. Казалось, вместе с ними в комнату ворвалось нечто дикое, грозное, всколыхнувшее застоявшуюся атмосферу особняка.

Шарлотта прильнула к щели, когда стоявший впереди представился как Эндрю Росс. Голос у него был низкий, с характерным для шотландского горца картавым «р». Среднего роста, с каштановыми волосами, загорелый и несколько нескладный, он легко улыбался и казался человеком искренним. Его не портил даже страшный шрам, пересекавший впалую щеку, однако решительное выражение его лица несколько не соответствовало приветливому взгляду карих глаз.

Рядом с ним стоял самый красивый мужчина, какого только Шарлотте приходилось видеть. «Рамзи Манро», — представился он. Высокий, стройный, бледный, с завитками блестящих черных волос, падающими на белый лоб, и темно-синими глазами, сверкавшими из-под густых ресниц. Его аристократично-надменное лицо слегка смягчала ироничная усмешка. Шарлотта вполне могла представить его на светском рауте. Хотя за изяществом Манро, несомненно, скрывалась хищная сущность. Как у пантеры, которую она видела прошлым летом в зверинце.

Третий молодой человек, Кристиан Макнилл, держался позади, во всей его плечистой фигуре чувствовалась напряженность. Неровно подстриженные, слишком длинные волосы цвета красного золота обрамляли худое аскетичное лицо, на котором выделялись бледно-зеленые внимательные глаза. Он выглядел менее утонченным — с глубоко посаженными глазами, широким чувственным ртом и тяжелой квадратной челюстью.

Шарлотта склонила голову набок. Он кого-то напоминал ей… Ах да, теперь она вспомнила.

Однажды поздним вечером несколько лет назад, утишая на кухне взбунтовавшийся желудок стаканом молока с бренди, она услышала снаружи свист. Вбежала горничная Энни с верхних этажей и распахнула заднюю дверь. Из темноты появился какой-то мужчина, все в нем было тревожащим и волнующим. Он сгреб Энни в охапку и закружил по кухне, пока не заметил Шарлотту. Кружить Энни он перестал, но на пол не поставил. В тот вечер, переполненная страхом и радостью, Энни убежала вместе с ним. Она так и не вернулась.

Кристиан Макнилл напомнил Шарлотте того человека — «прирожденного висельника и негодяя», похитившего Энни.

Хотя если бы Энни и не убежала тогда, здесь ее все равно уже не было бы. Кроме кухарки и двух перегруженных работой горничных, всех остальных слуг пришлось отпустить.

— Я не понимаю, что им нужно, — прошептала мать. Она вопросительно посмотрела на Хелену, которая успокаивающим жестом коснулась ее плеча. Кейт в это время молча взяла у нее бумагу и принялась читать.

— Нам ничего не нужно, миссис Нэш, — сказал мистер Росс. — Мы пришли, чтобы дать клятву вашей семье. Сочтете вы уместным воспользоваться ею — ваше дело. Но в любом случае эта клятва не утратит своей силы, пока жив хоть один из нас.

Шарлотта как очарованная слушала, широко раскрыв глаза. Клятва? Она поняла, что эти молодые люди каким-то образом связаны с ее отцом, и решила, что они, вероятно, его сослуживцы и пришли выразить свое уважение.

— Что это за клятва? — поинтересовалась Хелена.

— Присяга на верность, — сказала Кейт, все еще читавшая письмо.

Шарлотта посмотрела на среднюю сестру с завистливым восхищением. За последний год именно Кейт, а не Хелена стала опорой семьи, хотя у нее было больше оснований, чем у остальных, чувствовать себя надломленной.

Выйдя в девятнадцать лет замуж за бравого лейтенанта Майкла Блэкберна, Кейт не успела даже расположиться в своем доме в Плимуте, как муж ее умер по дороге в Индию.

Она вернулась в Йорк вдовой меньше чем через год после того, как стала молодой женой. А еще через шесть месяцев до них дошла весть, что их отец погиб во Франции, где вел секретные переговоры со свергнутыми членами правительства Людовика XVI — по крайней мере с теми, чьи головы еще оставались на плечах.

Но на этом их несчастья не закончились. Им объявили, что денежные поступления, на которые они жили, прекратились вместе со смертью лорда Нэша. Почти сразу же к двери черного хода потянулись торговцы, слуги принялись подыскивать более надежные места, а новые владельцы отчужденного в порядке наследования особняка начали присылать письма, которые миссис Нэш никогда не читала.

С их содержанием знакомилась Кейт. Она взяла на себя немыслимую задачу распродать их личные вещи, написать рекомендации слугам и оплатить старые счета. Кейт, любившая танцевать больше, чем читать, Кейт, которая терпеть не могла арифметику, предпочитая ей сплетни, Кейт, которую пожилые матроны именовали «ветреной» и «капризной». Шарлотта и теперь удивилась. Она не могла узнать свою беспечную, любящую развлечения сестру в этой сдержанной молодой женщине, спокойно складывающей письмо, которое ей отдала мать.

— Благодарю вас за предложение, джентльмены, — сказала Кейт, — но нам не нужна ваша помощь. И вряд ли понадобится.

Шарлотта скривилась. Помощь им была просто необходима. Впрочем, им требовались деньги, а эти молодые люди были явно не в лучшем положении, чем они сами. А может быть, и в худшем. Хотя такое трудно было себе представить.

Считалось, что Шарлотта ничего не знает о денежных затруднениях, испытываемых семьей. Сестры всячески изображали уверенность и спокойствие, но, умея ходить неслышно, Шарлотта достаточно наслушалась под закрытыми дверями в поздние вечерние часы, чтобы понимать, в каком отчаянном положении они оказались.

— Ясно. — Мистер Росс вежливо смотрел на трех сидящих перед ним женщин, Рамзи Манро оставался бесстрастным, но ледяной взгляд Кристиана Макнилла бродил по комнате, останавливаясь на невыцветших прямоугольниках на полосатых шелковых обоях, на вмятинах на персидском ковре, говоривших об исчезновении тяжелой мебели, и на единственном буфете, с которого исчезли все украшения.

«Он все видит, — подумала Шарлотта, — но что он может сделать, столкнувшись с отказом Кейт?»

— Мы не собираемся дольше обременять вас, миссис Блэкберн. Но прежде чем мы уйдем, — мистер Росс неопределенно указал на своих спутников, — не будете ли вы столь добры принять от нас кое-что?

Он поднял холщовую сумку, которую Шарлотта до того не замечала. Из нее торчал какой-то маленький сучок.

— Что это такое? — поинтересовалась Хелена.

— Роза, мисс Нэш, — ответил мистер Росс. — Если вы когда-нибудь окажетесь в таком положении, что вам понадобятся наши услуги, вам нужно будет только прислать один из цветков в Шотландию, настоятелю Сент-Брайда. Он знает, как с нами связаться, и мы явимся к вам со всей быстротой, на которую способен человек.

Едва заметная смущенная улыбка показалась на губах Хелены.

— А почему…

— Роза? — послышался в дверях удивленный женский голос, и в холодную гостиную в облаке золотистых кудрей вплыла их разрумянившаяся кузина Грейс, на ходу сбрасывая с плеч бархатную накидку. — Здравствуйте, мои дорогие! — Она наклонилась, чтобы запечатлеть небрежный поцелуй на щеке тетки, потом выпрямилась и посмотрела на молодых людей с видом легкого удивления и превосходства.

— Грейс, это молодые люди, которых ваш дядя… которые… — Матушка Шарлотты запнулась, не зная, что сказать дальше. Хелена пришла ей на помощь:

— Это молодые люди, которым батюшка помог спастись перед своей гибелью: мистер Росс, мистер Манро и мистер Макнилл. Джентльмены, это наша кузина Грейс Дилз-Коттон.

Спастись? Так этих молодых людей спас ее отец, а сам погиб? Заинтригованная Шарлотта приподняла повыше край занавеса. Гости поклонились и пробормотали какие-то приличествующие случаю приветствия, а Грейс улыбнулась своей кошачьей улыбкой, и ее большие глаза оценивающе прищурились.

— Понятно, — сказала она. — И вы привезли… розу? Как это сентиментально! — Грейс повернулась к тетке:

— А что, дядя Родерик любил розы? Я прежде этого не замечала. Правда, я пробыла с вами всего один год, — она снова улыбнулась, — на этот раз.

— Я уверена, что лорд Нэш очень ценил розы, — сказала мать Шарлотты с заученной вежливостью. — Мы тоже оценим, когда зацветет этот куст… позже, в этом году.

Ее колебания выдавали невысказанную, но не покидавшую всех их мысль: они не задержатся здесь на столько, чтобы увидеть подаренную розу в цвету. Конечно, никто не сказал об этом посетителям: Нэшы были люди гордые.

— Ну разумеется, вы же не предполагаете, что вам удастся пробыть… Ах, вы имеете в виду, что возьмете черенок, когда будете переезжать, — сказала Грейс. Она уселась на другом конце дивана и занялась вышиванием, оставленным здесь накануне вечером.

— Вы переезжаете на новое место? — резко спросил Рамзи Манро.

— Да, — ответила Хелена, бросив на Кейт смущенный взгляд. — Со временем. Воспоминания… — протянула она, сделав неопределенный жест рукой.

Кейт сердито посмотрела на смутившуюся Грейс. Шарлотта приспустила занавес. Позиция Кейт вызвала у нее некоторое раздражение. О необходимости переехать из модного особняка Грейс обмолвилась, конечно же, не нарочно, только вот Кейт никогда в это не поверит. Они враждовали уже давно, скорее всего потому, что одно время были удивительно похожи. Когда-то Кейт была такой же беспечной и безыскусной, как Грейс. Ей следовало бы помнить об этом, вместо того чтобы вечно выискивать недостатки в их бойкой кузине.

— Как и вы, Грейс, — сказала Хелена, и все повернулись к ней, — я имею в виду переезд.

— А, да! — отозвалась Грейс, мило опуская глаза. — Но меня, бедное создание, просто высылают в дикие края, а вы все сможете хотя бы бывать в обществе. — Она улыбнулась мистеру Россу. — Через пять месяцев я выхожу замуж за Чарлза Мердока. Его брат — маркиз Парнелл. Полагаю, он вас не знает… — Она вовремя остановилась, не успев оскорбить посетителей. — Вы, вероятно, не знакомы. Его замок… — Она произнесла это слово с нескрываемым удовлетворением. А почему бы ей и не испытывать удовлетворения? В конце концов, замок есть замок. — Его замок находится на северном побережье Шотландии. Когда нам будет надоедать суета Лондона, мы будем жить там.

— В Лондоне, а не в Эдинбурге? — спокойно поинтересовался Рамзи Манро. — Признаюсь, я удивлен. Шотландцы необыкновенно гордятся Эдинбургом.

Что-то в тоне, с которым Рамзи Манро разговаривал с Грейс, подсказало Шарлотте, что он не поддался очарованию ее кузины, а это, на не слишком опытный взгляд Шарлотты, выгодно отличало его от множества молодых людей.

— Эдинбург? — повторила Грейс. Иголка с шелковой ниткой блеснула и замерла в воздухе, когда она задумалась над его словами. Грейс замечательно вышивала, что тоже роднило ее с Кейт. — Возможно, я об этом не задумывалась. Признаюсь, свадьба поглотила все мое внимание.

— Примите мои поздравления в связи с вашей предстоящей свадьбой, — сказал мистер Росс, а потом повернулся к остальным женщинам:

— А теперь могу я попросить вас о последней любезности?

— Конечно, — ответила Хелена прежде, чем Кейт успела возразить.

— Нельзя ли нам посмотреть, как посадят эту розу?

— О-о! — Хелена удивленно заморгала. — Конечно. Кейт, как ты думаешь, где можно поместить…

— Нет, милочка, решай сама. Садовники у нас — ты и матушка.

Мать, погруженная в грезы, очнулась, и на мгновение улыбка оживила ее лицо.

— Сад? Ну конечно. — Она неуверенно поднялась с дивана, и Хелена поддержала ее. — Мы сделаем это прямо сейчас. Идем с нами, Грейс, ты неплохо составляешь цветочные композиции.

— Очень рада быть вам полезной, тетя Элизабет. — И с этими словами Грейс отложила рукоделие в сторону.

Мать, опираясь на руку Хелены, вышла вслед за остальными из комнаты. Шарлотта, уже приготовившаяся выскользнуть из-под занавеса и убежать, застыла на месте, увидев, что Кейт не ушла и что человек с зелеными глазами, Кристиан Макнилл, остановился на пороге.

— После вас, мэм. — Его голос звучал ровно и вежливо.

— Нет, благодарю вас, сэр. Я уверена, что мое присутствие не поможет вашей розе лучше укорениться. Но прошу вас, идите.

— Я тоже полагаю, что посадка этого растения не требует обязательного присутствия нас троих, — возразил мистер Макнилл. — Вы не против, если я подожду здесь, с вами?

— Конечно, нет. — Согласие прозвучало несколько нерешительно. — Не хотите ли немного… пунша?

Шарлотта чуть не рассмеялась, представив себе эту картину — Кристиан Макнилл пьет пунш из хрустальной чашечки. Его крупные руки просто раздавят хрупкий хрусталь. Но она тут же нахмурилась, вспомнив, что у них больше нет чаши для пунша. Кейт явно забыла, что ее продали на прошлой неделе. О Боже! Кейт почувствует себя униженной, если придется подавать пунш в чайных чашках…

— Благодарю вас, нет.

Шарлотта с облегчением вздохнула: хотя бы от этой неловкости Кейт была избавлена.

Кристиан Макнилл подождал, пока Кейт устроится на краю дивана, и вид у нее при этом был такой, словно она в любой момент готова убежать. Что это стряслось с ее сдержанной сестрицей? Она нервничает, с изумлением поняла Шарлотта. Она не помнила, чтобы кто-нибудь мог заставить Кейт потерять самообладание. До того как Майкл начал ухаживать за Кейт, за ней охотилась целая дюжина молодых людей, и никто из них, как бы ни был искушен и какими бы изысканными манерами ни обладал, так и не смог лишить ее душевного спокойствия.

Шарлотта подалась вперед, внимательно разглядывая грубого золотоволосого горца. Он вернулся в комнату и стоял, возвышаясь над Кейт. Она же отвернулась к окну и не видела его настойчивого взгляда.

— Надеюсь, что не огорчил вас, миссис Блэкберн, — сказал он. Голос его напоминал грубо-спокойный гул — так разговаривает вода на речных камнях.

— Вовсе нет.

«Лгунья», — подумала Шарлотта.

— Боюсь, я немного рассеянна, простите. — Кейт сложила руки на коленях точно так же, как она делала это в классной комнате много лет назад, когда под руководством гувернантки практиковалась в умении вести разговор. Откашлялась. Часы отсчитывали минуты, а высокий шотландец оставался почти противоестественно спокойным, и ни следа смущения не было на его лице, ни намека на неловкость — в его фигуре. Кейт же, казалось, вот-вот рассердится, несмотря на чопорный самоконтроль, заставлявший ее сидеть неподвижно, как статуя. Наконец она не выдержала.

— Вас, если я правильно поняла, посадили в тюрьму? Сочувствую, что пришлось пережить такие испытания.

Слова ее прозвучали вежливо и корректно. Таким же был его ответный кивок, принимавший ее сочувствие.

— Могу я узнать, во время какого сражения вас взяли в плен? — с мрачным видом продолжила она.

— Никакого сражения не было, — спокойно ответил он.

— Вот как? — Кейт задумалась. — Но как же тогда вы и ваши друзья оказались во Франции во время военных действий, мистер Макнилл? — В ее голосе слышался теперь искренний интерес.

— Я и сам этому удивлялся, и чаще, чем вы можете себе представить, — ответил шотландец. — Похоже, во всем виноваты розы.

Гладкий лоб Кейт слегка наморщился, и она принялась теребить ткань платья. «Сестра кажется такой юной, — подумала Шарлотта. — Кожа, оттененная темными волосами, такая бледная, а шея тонкая и беззащитная». И хотя Шарлотта знала, что Кейт — это оплот силы, и весьма внушительной силы, ей показалось, что сестра выглядит очень… хрупкой. И слабой.

Затаив дыхание так, как бывает, когда входишь в дверь чужой темной комнаты, Шарлотта подумала: может быть все, что случилось с Кейт, не так… ну… не так уж плохо, как полагают все они — Хелена, она, Шарлотта, и даже матушка?

— Как могли розы привести вас в тюрьму? — спросила Кейт, взглянув в глаза Макниллу.

Тот заложил руки за спину. Он смотрел на Кейт с непроницаемым выражением лица. По телу Шарлотты пробежала дрожь. Он был гораздо крупнее, чем ей представлялось. Вид у этого молодого человека был ужасно суровый.

— Это неприятная история, миссис Блэкберн.

— Рассказывайте.

Решительный тон сестры испугал Шарлотту. Гувернантка не одобрила бы такого тона. Нельзя так требовательно обращаться даже к знакомому человеку. Но он, кажется, не оскорбился. Напротив, что-то смягчилось в его суровом лице.

— Все мы что-нибудь знаем о садах, — сказал он. — Там, где мы росли, уход за розами был одной из наших обязанностей.

— Очень жаль. — В ее голосе прозвучало сочувствие.

Он коротко рассмеялся.

— Не жалейте нас понапрасну, это был не работный дом. Насколько я помню, в работных домах нет розариев. Нет, это было что-то вроде сиротского приюта. Но это не имеет значения.

Кейт ждала.

— Как раз из-за роз и кое-каких других навыков, которые мы приобрели, к моим товарищам и ко мне обратился некий джентльмен, который попросил нас поехать во Францию и среди прочего отвезти одной леди очень редкую желтую розу. Выполняя его поручение, мы надеялись, что будем допущены в ее мир и, — он пожал плечами, — она поможет нам изменить свой.

— Леди, способная изменить мир? — недоверчиво переспросила Кейт, и Шарлотта снова ощутила легкое смущение. Не важно, что сказал посетитель, ни в коем случае нельзя открыто сомневаться в его правдивости.

— Ее звали Мари-Роз, но муж зовет ее Жозефиной.

Шарлотта беззвучно произнесла «О!» и заткнула костяшками пальцев рот, чтобы заглушить изумленный вздох. Так этот человек знаком с супругой Наполеона?

Кейт тоже не смогла скрыть изумления:

— Вы встречались с Жозефиной?

Кристиан Макнилл невесело усмехнулся:

— Один раз, мэм. Вскоре после приезда наши планы были раскрыты… Нет! — На лице его застыло такое выражение, что Шарлотта ужаснулась. — Наши планы не были раскрыты — их выдали. Выдал предатель. Человек, знавший о нашей миссии. Нас собирались казнить, и если бы не вмешательство вашего отца… Но один из нас все же погиб.

— Как жаль, — сказала Кейт. — Как жаль, что жертва, принесенная моим отцом, не спасла вашего друга. Я хочу сказать, что если человек твердо решил стать мучеником, нужно, чтобы от этого была какая-то польза… Боже мой! Прошу прощения! Не знаю, зачем я это говорю. Пожалуйста… простите меня. Я, право, не хотела вас обидеть. Просто… — ее голос упал до хриплого шепота, — смерть моего отца кажется мне предательством.

Шарлотта снова забилась в нишу, ошеломленная признанием сестры. Она никак не думала, что Кейт питает такие чувства. Потом она снова выглянула из-под занавеса.

Внезапно Макнилл опустился на одно колено, так что его глаза оказались на одном уровне с глазами молодой женщины.

— Клянусь вам, мэм, если бы в наших силах было удержать вашего отца от такой жертвы, мы бы это сделали, — тихо заверил он. — Мы понимали, с каким риском связано то, что мы собирались совершить, и ни за что не согласились бы, чтобы другой человек платил за наши поступки. Но выбора не было, нас никто не спрашивал.

Помрачневшая Шарлотта подалась назад. Незнакомым людям не полагается вести такие разговоры! Не положено задавать друг другу каверзные вопросы. Не положено сообщать друг другу сокровенные подробности своей жизни, едва познакомившись. Не положено разговаривать с незнакомым человеком так пылко! Ведь даже с теми, кого хорошо знаешь, не положено разговаривать пылко! Это… это дурной тон.

Шарлотта была шокирована. Она оказалась права, мысленно назвав этих молодых людей дикарями. Они вошли к ней в дом и нарушили правила, по которым живут она и ее семья.

И конечно, следующие слова Кейт подтвердили предположение Шарлотты.

— Как умер мой отец, мистер Макнилл? Что именно произошло? Нам никто ничего не рассказал. — Эти слова, произнесенные шепотом, вырвались из глубины души отчаявшейся молодой женщины.

На подбородке Кристиана Макнилла задергался какой-то мускул — на его тяжелом, квадратном, чисто выбритом подбородке. Кожа его, потемневшая от загара, не была бледной, холеной кожей джентльмена. В уголках его зеленых глаз собрались мелкие морщинки, что придало ему злобный вид. Не пора ли Шарлотте как-то вмешаться?

С кошачьей грацией он поднялся с колен и, сложив руки за спиной, беспокойно заходил по комнате. Потом остановился и устремил взгляд на пустую стену.

— Лорда Нэша там не было. Это ошибка. Наши имена случайно назвал какой-то пьяный офицер, которому даже не полагалось знать о нашем существовании. Когда ваш отец услышал, что нас задержали и держат в заключении, он настоял, чтобы в обмен на нашу свободу арестовали его.

— Нам сказали, что отец погиб при попытке освободить вас, — сказала Кейт.

— Миссис Блэкберн, из французской темницы никого нельзя освободить. Нужно заключить сделку, пообещать деньги, или, если у человека нет наличных, он предлагает обмен. Ваш отец предложил себя вместо нас. Поскольку он представлял собой гораздо большую ценность, чем трое грязных парней, французский полковник, державший нас в тюрьме, воспользовался подвернувшейся возможностью, наверняка решив сделать себе имя. Во время переговоров он предложил вашему отцу войти в крепость, где мы сидели. Лорд Нэш согласился, но только при условии, что сначала освободят нас. Французский полковник пришел в ярость, но ваш отец не дал себя принудить силой. Он ждал перед воротами, пока нас… не выпустили. Только тогда он пересек мост.

Эта запинка выдала Макнилла. Каким бы путем ни получили узники свободу, их явно не просто «выпустили». Он посмотрел на Кейт, которая сидела, отвернувшись от него.

— Предполагалось, что он вернется через пару дней, самое большее — через неделю, как только достанут выкуп. Предполагалось, что у него дипломатическая неприкосновенность. Через несколько часов ворота снова распахнулись, и появился всадник, к седлу которого была привязана коробка. — Он на мгновение закрыл глаза, словно пытался отогнать от себя какое-то воспоминание. — В коробке лежала нота, в которой сообщалось, что ваш отец мертв и что отныне со всеми британскими шпионами будут поступать точно так же. Он умер вместо нас. Ваш отец не был шпионом, миссис Блэкберн.

Она подняла голову:

— Но вы-то были, вы и остальные.

— Мы знали, чем рискуем, — возразил он. — Мы готовы были понести наказание. Но я не ожидал, что кто-то другой погибнет вместо меня. Теперь я должен как-то жить с этим, вот почему мы здесь.

— Понятно. — Она устремила горестный взгляд на какую-то точку в пространстве, видимую только ей. — А вы все еще… шпионы?

— Я — тот, кого вы видите перед собой. Человек без профессии, без дома и без семьи.

— Вряд ли в таком положении можно предлагать кому-то помощь, — сказала Кейт довольно мягко.

Улыбка мелькнула на его жестких губах.

— У нас почти ничего нет, но все же есть кое-какие таланты. И решимость. — Улыбка исчезла. — Этим я обладаю в избытке, мэм.

— Понятно.

— Неужели? — спросил он, неожиданно разъярившись. — Вам это понятно?

— Да, разумеется, — ответила Кейт, но слова ее прозвучали рассеянно. — Вы намеревались стать героями. Все молодые люди жаждут стать героями, не так ли? Это очень даже понятно. Только вот мой отец превзошел вас в этом, да? А он не имел на это никакого права. — Голос у Кейт стал низким и хриплым от волнения. — Он не имел права рисковать собой. Ведь он не мог не знать, что его смерть будет означать для нас…

«Бедность». Шарлотта Мысленно договорила за сестру, которая не произнесла этого слова, но оно повисло в воздухе, как если бы она выкрикнула его. Кейт никогда не кричала. Она никогда не делала чего-либо непозволительного или неподобающего, и теперь Шарлотта отчетливо увидела свою сестру со всей ее болью, сомнениями и негодованием.

Ей это страшно не понравилось. Ее это испугало, а мир и без того уже был ужасен — слишком многое изменилось в нем! Она не могла расстаться с тем представлением о Кейт, с которым жила до этого.

— Не могу обещать, мистер Макнилл, что воспользуюсь вашим предложением, как бы благородно оно ни выглядело. — Кейт глубоко вздохнула. — В моей жизни героев было больше чем достаточно, — прошептала она. — Я с ними покончила. Найдите кого-то другого, кто извлечет пользу из вашего жеста.

— Вы неверно поняли, если считаете наше предложение благородным или галантным.

— Нет, я все поняла. Я поняла, что вы чувствуете себя обязанными отплатить нам. Это не так. Вы обязаны моему отцу..

Он покачал головой, и свет упал на его блестящие волосы и лицо, четкими тенями подчеркнув жесткие черты.

— Вы просите у меня, миссис Блэкберн, взвалить себе на плечи невыносимое бремя, бремя, от которого мы не сможем избавиться до тех пор, пока что-нибудь не сделаем. Я что-нибудь не сделаю. Как видите, миссис Блэкберн, в этом мире у меня не осталось ничего… кроме чести. Я должен заплатить свои долги и отомстить за свои потери. Так что я буду ждать, сколько бы ни потребовалось. — И, не сказав больше ни слова, он вышел.

Глава 1

Что делать, когда тебя бросают твои слуги

Южный хребет Шотландского нагорья, 1803 год

«Миссис Блэкберн, этот вояж сумасшедший, и я не из тех, кто даст грязному разбойнику возможность убить нас, даже если вы заплатите мне двойное жалованье, что, я думаю, вряд ли будит. Я знаю, што вы не дадите мне рикомендацию, но мне все равно, потому што толку в рикомендации для мертвой женчины? Всиво вам хорошево, вы были хорошая госпожа и я па-малюсь за вашу душу.

Сью Маккрей».

«Ну вот, — подумала Кейт, — стоило мне решить, что можно больше не ждать от жизни никаких сюрпризов, и вот вам пожалуйста». Она понятия не имела, что Сью Маккрей умеет писать. По крайней мере употреблять модные слова вроде «вояж».

Она невольно рассмеялась. Шум в соседней комнате стих, и сидевшие там посмотрели через невысокую перегородку, отделявшую общий зал трактира «Белая роза» от отдельной комнаты, где расположилась Кейт. Она придвинулась ближе к жалкому подобию огня, развести который вынудила трактирщика.

Скомкав записку, Кейт бросила ее в тлеющий огонь, удивляясь, почему предательство служанки так задело. Всевозможные случайности преследовали молодую женщину так давно, что ей пора было привыкнуть к подобным происшествиям.

Сначала карманный воришка в Эдинбурге лишил ее кошелька. Потом, не отъехав и тридцати миль от города, их экипаж сломался, и им со Сью Маккрей пришлось провести холодную ночь на дороге, закутавшись в тонкие одеяла, пока кучер Дугал чинил его. После чего Дугал потребовал дополнительной платы сверх той, что обещал его конторе маркиз Парнелл, заочно нанявший экипаж. В довершение ко всему разразилась зимняя буря, и так не вовремя, что можно было с полным основанием заподозрить, что стихия вступила в сговор с этим вымогателем.

Не удовлетворившись, судьба привела ее в конце концов сюда, в это подозрительное место, почему-то называвшееся «Белой розой», в тесные помещения которой набилось множество народу — людей неприятного вида и с еще более неприятным запахом, укрывшихся от непогоды. И теперь, подлив масла в огонь, ее горничная, которая не только служила за гроши, но была относительно хороша, несмотря на то что, как правило, пребывала в подпитии, исчезла. Что еще может с ней произойти?

Кейт в смятении посмотрела на мужчин в соседнем помещении. Они тайком бросали на нее затуманенные спиртным взгляды.

Она поплотнее закуталась в плащ, размышляя о положении, в котором оказалась. К этому времени сплетник-хозяин уже разболтал, что ее служанка ушла и что теперь она осталась одна, если не считать Дугала, весьма сомнительного защитника. Наверное, ей не стоит оставаться здесь, но кто-то из «джентльменов», расположившихся в соседнем помещении, может счесть ее уход в свою комнату за приглашение. Мужчины, как говорил ей недавно приобретенный опыт, всегда видят приглашение там, где его не существует. Особенно если речь заходит о бедных вдовах. С другой стороны, если она останется здесь, на виду, это может быть истолковано как еще более настоятельное приглашение. А она ничего не ела с… ну да, с самого утра.

Кейт мысленно подбросила монетку и решила остаться, несмотря на то что тревога подтачивала ее и без того скудные силы. Здесь по крайней мере мужчинам придется считаться с окружающими. Хотя они и обращались друг к другу с подчеркнутым дружелюбием, друзьями они не были. Вместе их свела непогода, а не взаимная симпатия.

Только тесный кружок четверых мужчин, сидевших за низким столиком, походил на компанию. Дым от очага мешал ей рассмотреть их, но все они были крупные парни, грубые, с мощными плечами и бычьими шеями, с мясистыми руками, сжимавшими жестяные кружки, которые трактирщик то и дело наполнял крепким элем. Остальные путешественники сидели поодиночке либо парами, найдя здесь приют еще до того, как к ледяному ветру, который сотрясал окна и выл за дверью, добавились все прелести темноты.

Кейт тайком бросила взгляд туда, где сидел последний из прибывших. В отличие от большинства находившихся в комнате, шотландцев из долин, этот был горцем.

Когда он вошел, большой поношенный плед свисал с его плеч, как крылья какой-то огромной хищной птицы, а лицо затеняли широкие поля шляпы. Не сказав ни слова, он направился в темный угол и сел на свободный стул. Откинув назад свой потрепанный плед, он придвинул стул к стене и вытянул длинные ноги, обтянутые видавшими виды кожаными сапогами. Под пледом у него была темно-зеленая куртка, украшенная черными шнурами и серебряными пуговицами.

Он стянул с себя поношенные кожаные перчатки и извлек из кармана глиняную трубку и кисет. И с тех пор он сидел, зажав в зубах трубку, спрятав подбородок в воротник, и единственной видимой частью его лица была темно-золотистая щетина на подбородке. Бледные глаза посверкивали в неверном свете угольков, тлеющих в его трубке. Он не делал никаких попыток присоединиться к остальным, чья общительность все возрастала, равно как не делал никаких попыток утаить направление своего взгляда.

Он смотрел на нее.

Кейт это не нравилось. Честно говоря, именно этот взгляд удерживал ее здесь, усталую и измученную после долгого дня, проведенного на плохих дорогах в разбитом экипаже. Этот взгляд тревожил ее.

Она украдкой посмотрела на него. Дым от его трубки уходил вверх и терялся в тени под полями шляпы. Табак почти прогорел, поэтому в темноте уже не было видно его глаз.

Кейт быстро отвела взгляд, снова поразившись, как далеко она ушла от той живущей в полной безопасности молодой женщины, которой была когда-то. Ведь были времена, когда одна мысль о том, что ее пути могли бы пересечься с путями такого человека, показалась бы смешной. Но за три года она узнала, что такие, как она, бедные, но благородные, постоянно сталкиваются со всякими нежелательными типами.

И не всегда в ущерб себе.

Например, она узнала, что пьющая и не имеющая рекомендаций горничная умеет укладывать волосы вполне прилично и что свободное расписание может оказаться настолько соблазнительным для такой горничной, что она не станет обращать внимания на нерегулярную выплату жалованья. Хотя, подумала Кейт, слегка улыбнувшись, в отношениях между работодателем и работником путешествие в «дикие места» представляет собой, очевидно, непреодолимое препятствие.

Нужно хорошенько запомнить: никогда не вовлекать в опасное путешествие горничную, которой не платишь.

Не стоит ли ей написать книгу советов? Памфлет. Что-то вроде «Полезного справочника для благородной, хорошо воспитанной леди, которой предстоит жить в стесненных обстоятельствах». Конечно, торговое сословие примет это как учебное пособие по аристократическим манерам. Почему бы не написать книгу о том, как жить в достойной бедности? Если только это не оксюморон — сочетание слов, противоположных друг другу по значению.

Уголки ее губ приподнялись от удовольствия, и она вспомнила, как когда-то думала, что навсегда разучилась улыбаться. Слава Богу, она ошиблась. Но все-таки, напомнила себе Кейт, сейчас не время для веселья. Чувство юмора может спасти ее от отчаяния, которое так быстро унесло жизнь их матери, но оно же может привести к осложнениям. Как в тот раз, когда она убедила мясника, что гости Джасперов — убежденные вегетарианцы, а потому им не нужно мясо, которое тот нарубил к их субботнему обеду, и она, Кейт, готова избавить его от него, по заниженной цене, разумеется. Миссис Джаспер с тех пор перестала с ней разговаривать.

Громкий стук сообщил о прибытии очередного путешественника, ищущего укрытия от непогоды. Краснолицый юнец ввалился в дверь, подталкиваемый завесой из дождя со снегом, руки у него были засунуты под мышки, лицо обветренное.

— Закрой дверь, дурень! — рявкнул один из сидевших за столом, вскакивая на ноги.

Юнец, казалось, не слышал. Едва переступив через порог, он согнулся и принялся отчаянно дуть на свои сложенные лодочкой ладони, поскуливая при этом. Кончики его пальцев подозрительно побелели. Бедняга может лишиться пальцев…

— Говорю тебе, закрой дверь! — Огромный мужчина схватил юнца за плечи и толкнул к стене. Вытянутые руки парня ударились о дерево, и он вскрикнул. Сердце у Кейт гулко забилось от сочувствия.

— Заткнись, парень! Никому неохота слушать твое вытье! — Когда незнакомец схватил юношу за воротник, намереваясь выбросить его за дверь, Кейт узнала его. То был Дугал, ее кучер. Подумать только!

В комнате все замолчали. У некоторых лица насмешливо скривились, кто-то из собутыльников Дугала довольно фыркнул, но большинство просто смотрели, не вникая в происходящее.

С тошнотворным ощущением неизбежного Кейт осознала, что она стоит. Она вся, как и паренек, дрожала, но отступить не могла. Потому что наравне с чувством собственного достоинства, которое было у нее когда-то, она еще обладала и гипертрофированным чувством ответственности. И никак не могла от этих проклятых черт избавиться. Ей бы промолчать, закрыть глаза и отвернуться, как это сделали некоторые в комнате. Но… Дугал работал на нее, она ответственна за него.

Сердце ее бешено стучало, ее мутило от страха перед тем, что неминуемо произойдет, если она вмешается. Ноги перетащили Кейт через порог в общее помещение, где Дугал снова встряхнул юнца:

— Может, я и позволю тебе войти, если ты запомнишь, что дверь нужно…

— Отпусти его, — услышала Кейт спокойный голос. Слава Богу, голос был не ее.

Дугал обернулся посмотреть, кто это осмелился ему помешать. Говорившим оказался высокий человек в поношенном пледе.

— И еще, — тихо добавил горец, — закрой эту чертову дверь, хорошо?

— Интересно, кто ты такой, что смеешь мне приказывать? — поинтересовался Дугал, держа в одной руке, похожей на окорок, съежившегося паренька.

Передние ножки стула осторожно опустились на пол, и оборванная фигура поднялась с жутковатым плавным изяществом. Лицо горца по-прежнему затеняли поля шляпы.

— Малый замерз, и ты ведь сам не пускаешь его закрыть дверь. — В его спокойном голосе промелькнуло что-то угрожающее.

— Да иди ты к черту! — бросил Дугал. — Закрою дверь, как только вышвырну этого…

Паренька сняли с пальцев Дугала осторожно, точно спелую грушу с низко свесившейся ветки. И в следующий момент он уже летел в сторону двух молодых людей, судя по виду, арендаторов, наблюдавших за разыгравшейся сценой молча, но с явным неодобрением. Потом, так же спокойно, как он решил судьбу юнца, горец протянул руку мимо Дугала и захлопнул дверь.

— Ну вот. Скорее начнешь — скорее закончишь, как говаривала моя старая матушка. — Горец склонил голову набок и продолжал уныло:

— То есть если бы у меня была матушка, она, конечно же, именно так и говорила бы.

Один из посетителей нервно фыркнул, но Дугал был не из тех, кто позволял сбить себя с толку. Лицо у него побагровело как свекла.

— Я не люблю, мистер, когда вмешиваются в мои дела. А вы вмешались. Верно ведь? — Дугал повернулся к своим приятелям. Те закивали и, прищурившись, посмотрели на спасителя паренька. Мало того что у Дугала отобрали его жертву — их самих лишили развлечения.

Горец вроде бы ничуть не встревожился.

— Полагаю, вы правы, — согласился он. — Этот недостаток уже не один раз пытались из меня выбить.

— Ага! Ну вот мы и посмотрим, может, на этот раз урок пойдет впрок, а, ребята? — спросил Дугал.

Те рявкнули в знак согласия. Но тут вперед вышли те двое, под присмотр которым отдали жертву Дугала.

— Послушайте, — обратился к Дугалу тот, что был поприземистее. — Нам не больно нравятся ссоры, вроде той, которую вы затеяли…

— Отойди, дружище, — остановил его горец. — Я ценю твой жест, но, имея дело с четырьмя такими бравыми воинами, намеревающимися уложить меня, мне некогда будет волноваться, все ли с тобой в порядке.

Два молодых арендатора обменялись испуганными взглядами.

— Сидите, ребята, а я поставлю вам пинту. — Горец повернулся к трактирщику, стянул с себя выцветшую зеленую куртку, а Дугал напрягся, точно шакал, завидевший кусок мяса.

— Осторожней! — крикнула Кейт, но горец уже поднырнул под кулаки Дугала, повернулся, и его кулак попал прямо в толстое брюхо кучера. Дугал выдохнул: «Уфф!» — споткнулся и рухнул на пол.

Его дружки бросились вперед, остальные вскочили, чтобы лучше видеть происходящее. Один из приятелей Дугала схватил тяжелое металлическое блюдо и стал размахивать им, орудуя как топором. Высокий горец отпрянул, шляпа его упала, открылись спутанные отросшие рыже-золотистые волосы.

Кейт успела разглядеть заостренный подбородок и худое лицо, покрытое грязью после трудного путешествия, а лотом он отступил, и самый крупный из собутыльников Дугала начал надвигаться на него. Еще двое теснили горца по бокам, прижимая его к стене, и… перед ней сомкнулось кольцо зрителей, она оказалась вне этого кольца, а Дугал все еще хватал ртом воздух, корчась у ее ног.

Толпа разразилась криками. Взлетели вверх шляпы, руки замелькали в воздухе. Кто-то из наблюдающих вздрогнул, другие закричали еще громче, глядя на происходящее. Кейт почти ничего не было видно — мелькали кулаки, мельтешили напряженные, покрытые потом лица. Раздавались ругательства и проклятия, слышались удары кулаков по телу.

Кто-то испустил угрожающий крик, и внезапно круг перед ней распался. Она увидела двух собутыльников Дугала — один лежал на полу бесчувственной грудой, другой пытался подняться на колени. А горец неожиданно появился прямо передней.

Он сбросил свою шотландскую куртку, льняная рубашка вылезла из штанов, один рукав на плече был оторван, в прорехе виднелась мускулистая спина. Волосы прилипли к шее темными влажными прядями. Он дрался с самым страшным на вид дружком Дугала. Горец побеждал, отбивая удары противника, как если бы они были чем-то несерьезным.

Он дрался, как какой-то дьявольский механизм, — методично и сосредоточенно. Он отражал каждый удар противника, а малейшую ошибку использовал для немедленного беспощадного ответа. Наконец удар снизу угодил его противнику под челюсть, тот пошатнулся и покатился по полу, пока не остановился у ног Кейт.

Горец шагнул следом за ним, и ее испугали разворот его плеч и выражение лица. Человек у ее ног перевернулся на живот и пополз. Шотландец наклонился и схватил упавшего за воротник. Его зубы, отчетливо белые на темном лице, сверкнули в усмешке.

Он поднатужился и водворил толстопузого мужлана на ноги.

— Ну-ну, приятель, не надейся так скоро лишить меня своего общества. Если ты куда-то спешишь, ступай, но сперва отдай ножичек — тот, которым ты меня дразнил, потому как не хочется, чтобы он торчал у меня из спины.

О Дугале он забыл.

Кейт тоже.

А Дугал что-то воинственно проревел и бросился с пола прямо на горца, не обращая внимания на Кейт, стоявшую между ними. Шотландец отпустил того, кого держал, и подставил Дугалу ногу. С быстротой молнии горец опустился на колено, протянул руку, схватил Кейт за запястье и, рывком убрав ее с дороги Дугала, отбросил к зрителям. Молодой арендатор успел поймать ее на лету, прежде чем она упала.

Кейт обернулась и увидела, как Дугал поднял свой кинжал. Все еще стоя на одном колене, горец схватил Дугала за запястье, остановив его руку на полпути. Плечи его напряглись, на шее обозначились мускулы, похожие на канаты. Дугал заскрежетал зубами, в уголках его рта проступила пена, а шотландец медленно, с трудом встал на ноги, выжимая все шестнадцать стоунов[1] массивного тела Дугала.

Толпа притихла.

— Брось, не то тебе будет очень больно, — мрачно посоветовал горец.

— Иди к черту, ублюдок!

— Вот и хорошо! Честно скажу, я бы сильно огорчился, получив твое согласие сдаться.

Внезапно горец повернулся, рванув Дугала прямо на себя. В то же время он опустил плечо ниже локтя Дугала и вывернул его руку. Приглушенный треск ломаемой кости наполнил комнату.

Кейт затошнило. Дугал смертельно побледнел, нож выпал из потерявших чувствительность пальцев и звякнул об пол. Кучер безобразно скривил рот и завыл.

На лице горца выразилось отвращение, и он толкнул что-то бормотавшего Дугала к его дружкам, потом подозвал трактирщика:

— Хорошо бы наложить ему на руку лубки, не то он никогда уже не сможет править лошадьми.

Эти слова заставили перепуганную Кейт встрепенуться. Горца она не видела, только слышала его пророческие слова, и вдруг осознала, что у нее больше нет кучера.

На подгибающихся ногах она подошла к трактирщику, онемевшими пальцами пошарила в кармане и вынула пару крупных монет, зашитых в подол плаща.

— Найдите кого-нибудь, кто сможет заняться его рукой, — сказала Кейт и повернулась, чтобы выйти, хотя и не знала, куда отправится.

Если не удастся нанять другого кучера, придется сесть в почтовую карету и вернуться в Йорк. Учитывая, что разбойников и грабителей на большой дороге становилось все больше, а также ранний приход суровой зимы, немногие частные конторы рисковали посылать своих людей и лошадей на север Шотландии. Ее удивило, что маркизу удалось нанять экипаж в это время года. Если придется вернуться в Йорк, то этой зимой попасть в Клит она едва ли сможет.

А попасть в Клит ей просто необходимо, хотя, похоже, ее последний шанс вернуть то, чего они лишились, теперь утерян.

У нее закружилась голова, и впервые в жизни Кейт почувствовала, что сейчас упадет в обморок. Слишком мало еды, слишком мало надежды. Она покачнулась, закрыла глаза, протянула руку, чтобы за что-то ухватиться, но ничего не нашла. С другой стороны, какое облегчение, что можно отказаться наконец-то от всяких попыток…

Сильные руки схватили ее за локти, не давая упасть. От горца пахло кожей, потом и металлом. Кейт открыла глаза.

Он стоял спиной к очагу, и свет, падавший из-за спины, создавал огненный нимб вокруг его темно-рыжей шевелюры. Лица почти не было видно, только щетина поблескивала по краю тяжелого подбородка.

— Кто вы? — спросила она.

— Я-то? — прогудел густой голос. — Да ведь, голубушка, я ваш ангел-хранитель.

Кейт кожей чувствовала, что сейчас произойдет нечто очень важное. Она попятилась, а горец, чтобы не дать ей упасть, шевельнулся, слегка притянув ее к себе. От этого движения он повернулся, и свет упал на его лицо. Впервые за весь вечер Кейт смогла отчетливо рассмотреть его безжалостные глаза, как зеленый лед, губы распутника и подбородок кельтского воина.

И в глубоком обмороке она поникла на руках Кристиана Макнилла.

Глава 2

Как ночевать в тавернах, трактирах, на постоялых дворах и прочих неподобающих местах

Кейт витала между бодрствованием и сном. Горячий мужской запах проникал сквозь темноту, поднимаясь от плотной поверхности, к которой она прижималась. Она чувствовала себя в безопасности, совершенно расслабленной… слегка… растрепанной. Растрепанной?!

Она почти очнулась и увидела перед собой тяжелый подбородок и могучую шею. Золотоволосый горец смотрел на нее глазами, похожими на халцедоны, — бледно-зелеными и непроницаемыми.

— Вы меня не помните, миссис Блэкберн? — спросил он. — Я Кит Макнилл.

— Кристиан?

Уголки его большого рта приподнялись в быстрой улыбке.

— К сожалению, скорее Кит, нежели Кристиан. Значит, вспомнили.

Ах да! Она вспомнила. Вспомнила, как сидела в комнате, лишенной всякого убранства, как смотрела в страдающие, неистовые серо-зеленые глаза молодого человека, который неслышно метался по комнате, точно дикий зверь, человека настолько чуждого всему ее жизненному укладу, что она почувствовала, что может раскрыть перед ним то, что скрывала даже от близких, потому что была уверена, что их миры, встретившись на короткий миг, никогда больше не пересекутся. Не стоило этого делать.

— Да, вспомнила. — Кровь бросилась ей в лицо. — Как… почему вы оказались здесь?

Темная бровь, пересеченная глубоким шрамом, иронически выгнулась.

— Вы не верите в ангелов-хранителей?

— Нет. — В противном случае ее ангела давно бы выгнали со службы за столь небрежное исполнение своих обязанностей. Она пошевелилась, и он встряхнул ее на руках, устраивая поудобнее, и это тут же напомнило ей, что ее несет человек, совершенно ей не знакомый. — Прошу вас, я могу идти сама.

Не сказав ни слова, Кит поставил ее на пол, и она покачнулась, потому что голова у нее закружилась. Он протянул было руку, но Кейт отстранилась:

— Все в порядке.

Его красиво очерченный рот растянулся в загадочной улыбке. Тот молодой человек, который принес ее близким замечательные золотистые розы, был неистов, но было в нем нечто зажигавшее в ней родственную искру. Как ни странно, тогда она почувствовала, что знает Кристиана Макнилла. Но по отношению к этому худому, суровому Киту Макниллу она этого не чувствовала. Что он здесь делает?

— Где ваша комната?

Она указала на ближайшую дверь, и он распахнул ее, отступив, чтобы дать дорогу. Кейт повернулась, и свет, падавший через дверь, обнаружил то, что скрывал темный коридор: золотистые волосы на его виске были в крови. Ее взгляд скользнул по его рукам. Кожа на костяшках пальцев была содрана и кровоточила. При виде этого свидетельства грубого насилия ее передернуло.

— Вы ранены.

— Выглядит хуже, чем есть на самом деле. Так часто бывает при ранениях в голову.

Кейт пришла в замешательство. Может быть, дело было в его близком знакомстве с ранами, а может быть, в остатках ее чувства долга, — как бы то ни было, но она не закрыла дверь.

— Вы хотя бы умойтесь над тазом. Это лучше, чем лошадиное корыто.

— А другого выбора у меня нет? — спросил он с кривой улыбкой.

— Я заняла последнюю комнату, и если с тех пор ни одна не освободилась, то да, выбора у вас нет, — сдержанно ответила она, не желая попадаться на крючок. — Прошу вас. — И она указала на щербатый фарфоровый таз.

Кит фыркнул, а потом с видом человека, подчиняющегося непонятному капризу другого, вошел, захлопнув за собой дверь. Он направился к тазу, наклонился, плеснул в лицо водой и предоставил Кейт рассматривать себя.

Неудивительно, что она не узнала его поначалу. К шраму на лбу добавилось множество новых отметин, которых она раньше не замечала, хотя и три года назад у него уже было слишком много шрамов.

И он оказался выше, чем ей запомнилось. Крупнее. Когда Кит тер лицо, спина у него выгнулась, рваная льняная рубашка натянулась, обрисовав набухшие мускулы.

Почему он закрыл дверь? Следовало оставить ее открытой. Джентльмен нашел бы какую-нибудь женщину, чтобы Кейт не пришлось остаться с ним наедине. Боже мой! О чем она думает? Неужели какая-нибудь трактирная служанка годится на роль дуэньи? А джентльменом его вряд ли можно назвать, хотя он и говорит как образованный человек. Впрочем, в общем зале его произношение ничем не отличалось от простонародного. Что же происходит?

Не стоило приглашать его. Возможно, он решил, что у нее были какие-то иные причины так поступить, кроме обычной человеческой доброты. Кейт понятия не имела, что он за человек, чем занимается, чем занимался раньше.

От криков, раздававшихся внизу, в общем зале, затрясся тонкий дощатый пол, словно предостерегая от опасности. Если она закричит, никто не услышит. Кейт украдкой глянула на закрытую дверь и шагнула к ней поближе.

— У вас есть полотенце? — Кит выпрямился, и она вздрогнула и подала ему полотенце, а потом нервно попятилась. Прежде чем отвернуться, он посмотрел на нее. — Полагаю, вы ведете себя как испуганный кролик, потому что боитесь меня. Я не собираюсь подвергать вас насилию, миссис Блэкберн, — сказал он, вытирая лицо, словно обвинение в насилии было для него делом повседневным и надоевшим.

Лицо у нее вспыхнуло, и она почувствовала себя дурочкой.

А он снова повернулся к тазу, приблизил лицо к зеркалу, висевшему над ним, и стал рассматривать рану на виске. Кейт немного успокоилась, поскольку он абсолютно не обращал на нее внимания, — Кит выжал полотенце и вытер кровь на руках.

Глядя на него в зеркало, она заметила, что у него изменились даже глаза. Когда-то это были двери, ведущие в первобытные глубины; теперь они ничего не выдавали, даже намека на характер того, кому служили. Прежней осталась только их красота — удлиненные глаза, льдисто-зеленые, окаймленные ресницами с золотистыми кончиками. Он отложил окровавленное полотенце.

— Кровь все еще идет, — пробормотала Кейт.

Кит потрогал рану, раздраженно посмотрел на окровавленные пальцы и замер в нерешительности. Других полотенец в комнате не наблюдалось. Поколебавшись, Кейт сунула руку под кровать, где находился затейливо сработанный кожаный сундук с медными украшениями, принадлежавший ее покойной кузине.

Вместе с вещами Грейс Мердок там помещался весь гардероб Кейт: три лучших платья ее матери, перешитые так, что, прибыв в замок Парнелл, она не будет походить на нищенку, каковой на самом деле является. Она осторожно выложила завернутые в ткань платья на кровать. На дне лежало аккуратно сложенное белье.

Когда-то это были сокровища новобрачной — пошитые из тончайшего батиста, вышитые шелком, отороченные брюссельскими кружевами. Самые тонкие давно сносились, кружева были сняты, чтобы украсить школьные платья Шарлотты Оставшееся истончилось от стирки и чинилось столько раз, что Кейт уже потеряла счет штопкам.

— Что вы делаете? — поинтересовался Кит.

— Не можете же вы ходить с такой раной. — Она разорвала по швам старую сорочку. — Это неприлично. Сядьте.

Он склонил голову набок, с удивлением глядя на нее, но подошел к ней и опустился на единственный стул в комнате. Она двигалась у него за спиной, разрывая сорочку на узкие полоски. Потом, сделав толстую подушечку, прижала ее к ране на виске:

— Подержите так.

Он накрыл ее руку своей рукой. Как и все в нем, рука была крупная, грубая и в шрамах, но неожиданно изящная, с длинными и тонкими пальцами, с широким, но гибким запястьем. Кейт поспешно высвободила свою руку и принялась бинтовать ему голову.

От ее прикосновения он затаил дыхание.

— Я делаю вам больно? — спросила она.

— Нет.

Может быть, под его густыми нечесаными волосами цвета красного золота скрывались еще и другие раны? Подойдя ближе, Кейт осторожно исследовала его череп. Он сидел неподвижно, держа руки на коленях, устремив взгляд прямо перед собой.

Стоя над ним, она взглянула вниз и сквозь прореху в рубахе увидела грудь, покрытую темными волосами. Тело мужчины. Она уже и забыла, как оно выглядит…

— Сильно же вы опустились, голубушка, — заметил Кит. Кейт вздрогнула с виноватым видом, но он только сказал:

— Вряд ли вы стали бы перевязывать мне голову три года назад.

— Вот как?

— Вы были светской молодой леди. Безукоризненной. Чистой. — Голос его превратился в задумчивый шепот. — Никогда не видел ничего более чистого.

Кейт выпрямилась, уязвленная его выводом.

— Если сейчас я не выгляжу столь безупречно, так это потому, что я в дороге, — сказала она.

Он рассмеялся, и этот радостный смех привел ее в полное замешательство. Кейт попыталась найти в его словах какой-то подтекст. Может быть, это попытка выяснить, не привели ли ее стесненные обстоятельства к моральной распущенности? Уже не один человек совершал подобную ошибку и получал в ответ сокрушительную отповедь, потому что хотя теперь они и превратились в низкие, низменные создания, ими по-прежнему управляли определенные общественные условности. А вот у Кита Макнилла был вид человека, которого вообще ничто не сдерживает. И уж конечно, у него был вид человека, которому бесполезно читать проповеди.

Кейт откашлялась.

— Вы совершенно правы, три года назад я бы отослала вас на кухню и велела экономке заняться вами. Пусть у меня больше нет ни экономки, ни кухни, но я еще не настолько низко пала, чтобы утратить представления о долге и благодарности, особенно по отношению к человеку, менее благополучному, чем я сама. И надеюсь, никогда не утрачу.

Его суровое лицо снова озарилось самодовольной усмешкой.

— Стало быть, меня поправили. Вы, несомненно, поступили бы должным образом. Какая удача для меня, что вы не утратили своих манер.

— Вы говорите так, мистер Макнилл, как будто в должном поведении есть что-то крайне подозрительное, — надменно возразила Кейт, зубами отрывая от сорочки еще одну полоску батиста. — Судя по тому, что я вижу вокруг, поведение, предписанное приличным обществом, есть приемлемая альтернатива поведению, основанному на порывах.

Говоря это, она не смотрела на него. Это было ни к чему. И без того было ясно, что она хочет сказать.

Кейт поражалась собственной опрометчивости. Лучше бы она не расставалась со своими недавними страхами. Ее несокрушимая вера в собственную неуязвимость была еще одним призраком того образа жизни, которого давно уже не существовало.

— Я не хотела показаться неблагодарной, — нервно добавила она.

— Разумеется, — отозвался он. — Я в долгу перед вами за вашу заботу.

Ей не нужна была его благодарность. Ей нужно было, чтобы он ушел. Он ее беспокоил. Он ее пугал. Но в давние времена на уроках верховой езды Кейт усвоила, что никогда нельзя показывать свой страх опасному животному.

— Теперь кровь остановится, — сказала она. — Благодарю вас за то, что вы сделали для этого бедняги. — Кейт отошла, явно давая понять, что ему нужно идти. Но Кит не торопился покидать ее комнату. — А теперь разрешите пожелать вам всего хорошего.

Но он все еще не двигался.

— Боюсь, мое поведение сильно удивило вас.

— Вы поступили как смелый человек. — Кейт скомкала обрывки батиста, глядя на Макнилла с улыбкой, которая, как ей хотелось думать, была спокойной. — Ради доброго дела стоит и рискнуть.

— Я не сильно рисковал, — сказал он.

— Не согласна, у Дугала был нож. Я это видела. Вы вели себя как настоящий герой. — На этот раз она шагнула к двери и положила руку на засов, собираясь открыть ее.

— А вы, если мне не изменяет память, считаете героев существами бесполезными, — пробормотал он.

Поскольку Кейт промолчала, он пожал плечами:

— Я хотя бы должен вас довезти до… — Кит вопросительно поднял бровь. — До Йорка?

— Нет.

— «Должное поведение», конечно же, не мешает вам принять от меня деньги?

— Я еду не в Йорк, а в противоположном направлении. Так оно и было. У нее действительно не было денег, но деверь Грейс, маркиз, конечно же, заплатит кучеру, сколько тот запросит. Он уже выслал за ней экипаж. И она проделала эту поездку за его счет.

Макнилл окинул ее взглядом с ног до головы, не упустив ничего, начиная с предательской рыжины ее трижды перелицованного платья и кончая потертой кожей башмаков, на которые уже не раз ставили набойки.

— Вы думаете, что сможете все устроить, не имея кучера?

— Да.

— К сожалению, вас ждет разочарование, — заметил он. — Это не постоялый двор, где можно найти кучера и лошадей. Это притон воров и разбойников с большой дороги.

— Вы говорите так, словно хорошо знакомы с ним, — прервала его Кейт.

— Как и с сотней других, ему подобных, — охотно признался Кит.

Ее не интересовало, завсегдатаем скольких притонов порока он являлся. Он не знал ее положения. Он не знал, чем она рискует и что намерена обрести. Кит не понимал, что она, если все получится, сможет вернуться к прежней жизни. Она и сестры.

— Вы слишком рискуете, — сказал он. — Совесть не позволяет мне оставить вас, особенно если учесть, что вы оказались в безвыходной ситуации именно из-за моего вмешательства.

— Это не ваша забота. — Кейт старательно покрыла льдом каждый слог своей фразы со всей надменностью, на которую еще была способна.

Его медленная улыбка лоснилась от удовлетворения.

— Но, дорогая моя миссис Блэкберн, вы только что прочли мне нотацию о том, как важно приличное поведение, отличающее цивилизованного человека от таких, как, скажем, дикие шотландцы. Не можете же вы сами предписывать себе приличное поведение и лишать меня такой возможности.

Кейт вспыхнула. Он весьма ловко обвел ее вокруг пальца.

— Вы напрасно теряете время, пытаясь убедить меня повернуть обратно. Я еду на север, в Клит, а оттуда в замок Парнелл. Так и будет, если только вы, мистер Макнилл, мне не помешаете, — бросила она не подумав.

Улыбка его стала совсем кроткой.

— Моя дорогая леди, посмотрите на меня. — С убийственным изяществом он оторвался от стула и широко раскинул свои длинные руки. Под загорелой кожей переливались мускулы, мокрая рубашка была в пятнах крови. Пот все еще блестел у основания шеи. — Неужели вы усомнились хотя бы на миг в том, что я вполне в состоянии это сделать?

— Я думаю, — тихо ответила Кейт, — что из-за того долга, который, как вы когда-то утверждали, у вас есть перед нашей семьей, вы не станете чинить мне препятствия.

Он напрягся, словно его ударили.

— Меткий удар, мэм. Одобряю. Но теперь вы поставили меня в трудное положение: что делать — надоедать вам или позволить попасть в опасную ситуацию?

— Это вас не касается. Забудьте о том, что мы встретились, если это так беспокоит вашу совесть.

— Прекрасная память — мое проклятие. Я говорил вам когда-то, что быть в долгу — обременительная вещь. Я плачу долги, мэм, чтобы никому не быть ничем обязанным, — сказал он. — Так объясните же мне, маленькая мрачная наставница, что я должен делать по правилам хорошего тона?

Она распахнула дверь:

— Вы не должны надоедать леди, это бесспорно, какие бы угрызения совести вы ни испытывали. А теперь мне хотелось бы остаться одной. Еще раз благодарю вас за помощь несчастному юноше. И еще раз до свидания.

Кит подошел к ней подозрительно послушно. Но, оказавшись рядом, захлопнул дверь и уперся в нее ладонью. Мускулы его бицепсов бугрились рядом с ее щекой, но она не отодвинулась.

— Где вы найдете нового кучера? — спросил он.

— Я расспрошу трактирщика, — ответила Кейт в отчаянии. — Он мне обязательно поможет.

— Вам придется посверкать горстью золота, чтобы заставить кого-нибудь пуститься на север в это время года. — Кит внимательно смотрел на нее. — А ведь у вас его нет, так ли?

Что толку отрицать?

— Нет.

— Ну вот! И на каком же основании этот предполагаемый кучер повезет вас на север Шотландии? За красивые глазки?

— Можете не язвить, — огрызнулась Кейт. — Я смогу убедить его, что маркиз Парнелл заплатит, когда мы приедем.

— И выдумаете, что этого будет достаточно, чтобы убедить этого безымянного рыцаря?

— А почему бы и нет?

— Нет — потому, что эти люди слышат обещания всю жизнь, миссис Блэкберн. Землевладельцы обещают понизить арендную плату, законы обещают защищать то немногое, что у них есть, суды обещают справедливость. Ни одно из этих обещаний никогда не было выполнено. Мы, шотландцы, настороженно относимся к обещаниям, миссис Блэкберн. Даже если их дает такая симпатичная женщина, как вы. А может быть, особенно если их дает такая симпатичная женщина.

— Но я же не лгу!

— Это не имеет значения. Здесь вас никто не знает, кроме меня.

Почему-то от этого самоуверенного заявления у Кейт перехватило дыхание.

— Вы меня не знаете. Вы ничего обо мне не знаете. — Она нагнулась под его рукой, намереваясь ускользнуть от двери, но он схватил ее за запястье.

Кит рванул Кейт на себя, но она в отчаянии отпрянула. Никто еще никогда не прикасался к ней таким образом. Макнилл без каких-либо усилий продемонстрировал ей свое физическое превосходство. Она почувствовала себя совершенно беспомощной и пришла в ужас.

— Послушайте меня, — сказал он, не обращая внимания на ее состояние. — Даже если вы и найдете кого-то, кто согласится на ваши условия, разве вы можете знать, что это за человек? И что может случиться через пару дней на безлюдной дороге? За вашего предыдущего кучера ручалась контора, а посмотрите, насколько надежным оказался он с его характером? Кто бы ни взялся отвезти вас — рекомендаций у него не будет никаких.

Кейт наконец вырвала руку, или, точнее, Кит отпустил ее так быстро, что она откачнулась назад, ударившись о стену. Теперь он нависал над ней, отрезав от остальной комнаты.

— Представьте себе, что вы просто исчезнете. — Он устремил на нее свои красивые глаза, точно сытый хищник, который не прочь немного поиграть с жертвой. — Кто вас найдет? Кто вообще станет вас искать?

Его загорелая рука упиралась в стену над головой Кейт, его тело поймало ее, точно в клетку. Она изогнулась, плотно прижавшись щекой к стене. Его пальцы были совсем рядом с ее виском. Если она пошевелится, он прикоснется к ней. Страх будоражил ей кровь, как сильный яд. Кит окинул ее лицо медленным взглядом, задержавшись на губах. Она закрыла глаза, пытаясь унять противную дрожь.

— Кто узнает, где спрашивать или кого спрашивать о вас?

Он мог сделать с ней все, что угодно, и никто ему не помешает. Но этого-то он и добивался: если она так беззащитна здесь, насколько возрастет опасность на дороге! И Кейт поняла. И согласилась.

Несколько лет она искала выход из создавшихся обстоятельств. И это была первая открывшаяся перед ней возможность, хотя и не ахти какая. Как бы ни были велики ее страх и возможная опасность, они не заставят ее повернуть назад. Теперь уж она не отступит.

Кейт открыла глаза:

— Я должна ехать.

— Почему?

Она думала, что Кит покончил со своими наставлениями, но он по-прежнему смотрел на ее губы, словно очарованный тем, как она произносит слова.

— Вы помните мою кузину Грейс?

— И что?

— Она вышла замуж за младшего брата маркиза Парнелла, Чарлза. Они жили в его фамильном замке рядом с Клитом, — проговорила она торопливо, — но несколько месяцев назад Грейс написала, что они с Чарлзом перебираются в Лондон. — Она рискнула взглянуть на худое лицо Макнилла. — Она прислала сундук, полный личных вещей, которые представляли собой небольшую денежную ценность и которые она просила меня сохранить до их приезда. — Кейт сделала жест в сторону открытого сундука. Медный телескоп, немного книг и плоский дорожный портфель лежали сверху. — Вскоре после этого мы узнали, что Грейс и Чарлз погибли во время лодочной прогулки. Убитый горем маркиз прислал письмо, сообщив, что ему хочется вернуть их вещи. Я обещала привезти их лично.

— Ах, миссис Блэкберн, вы просто кладезь нежных чувств, — с иронией заметил Макнилл. Он отвел прядку волос, которая упала на уголок ее рта. — Но я уверен, что его светлость переживет одну зиму без вещичек своего брата.

Он вынуждал ее сделать признание, чего ей вовсе не хотелось. Кейт отвела взгляд.

— Мы с маркизом… мы встречались несколько лет назад. Я уверена, что у него остались хорошие воспоминания обо мне, — сказала она, поневоле смиряя гордость. — Надеюсь, мне удастся убедить его стать благодетелем нашей семьи. Мы — последние здравствующие родственники Грейс.

Макнилл рассмеялся:

— Бедные родственники? Это вам не идет, миссис Блэкберн.

— Умирать с голоду идет мне еще меньше! — Она резко повернулась к нему. Как он смеет судить ее?! Многие живут на вспомоществование более удачливых родственников. Они с сестрами будут не первыми.

Он некоторое время смотрел ей в глаза, а потом его губы скривились в молчаливом согласии.

— Весна — лучшее время для исполнения задуманного вами дела.

— Весной у меня не будет средств на такое путешествие.

— У меня есть деньги. — Кит резко оттолкнулся от стены, опустив руки. Ему надоело играть с ней. Он считал, что с этим делом покончено. Он отошлет ее обратно в Йорк и даст ей кошелек с таким количеством денег, что ей хватит нанять карету весной и пуститься в путь, чтобы выполнить наконец свой долг перед семьей. Только весной будет уже поздно. Помощь маркиза нужна ей сейчас.

— А у вас есть деньги, чтобы содержать нас всю зиму? Чтобы платить за обучение Шарлотты? Чтобы купить ей новые платья? — Кейт была слишком горда, чтобы объяснить ему, что платья — это самое главное из стоящих перед ними трудностей. Ее взгляд выразительно скользнул по его нечесаным волосам, рваной рубашке и изношенным сапогам.

Он ответил жестким и язвительным взглядом.

— Знал бы я, что ваши дела настолько плохи…

— Мистер Макнилл, — прервала она его тираду, — если бы я не считала, что мои дела плохи, меня не было бы здесь этим вечером. За минувшие годы у нас было не слишком много возможностей поправить наши дела. Я не могу упустить эту. К весне, — продолжала она, — горе маркиза утихнет, заговорят практические соображения, и мои героические усилия вернуть ему вещи брата уже не произведут такого впечатления. И не покажутся достойными вознаграждения.

— Вы расчетливое создание. А скажите, это тоже характерно для… аристократов?

— Поступить так меня вынуждают обстоятельства, — сказала Кейт. Разве он может понять? У него есть здоровье, сила и никаких обязательств — кроме тех, которые он так отчаянно пытается выполнить. — Сейчас обстоятельства требуют действия. Мне придется довериться трактирщику и найти кучера. Выбора у меня нет.

— Нет, есть, — сказал он. — Я отвезу вас.

— Нет! — сорвалось с ее губ.

Его губы скривились.

— В чем дело, миссис Блэкберн? Вы мне не доверяете? — Нет.

Он рассмеялся без всякой горечи:

— Разумно, но я не причиню вам вреда. Я владею немногим, но тем, чем владею, дорожу: мое слово, честь и независимость. Первое я сохраню потому, что у меня есть умение и сила, второе — потому что у меня сильная воля, а третье — потому что я не связан ни с одной женщиной или мужчиной, кроме тех, перед которыми я в долгу. И среди прочих, а их не так уж много, ваша семья стоит на первом месте.

Кейт в полном смятении всматривалась в его обветренное лицо. Скорее всего этот человек — ее единственный шанс добраться до замка Парнелл. У нее не было ни малейшего желания пускаться в путь с каким-то незнакомцем, особенно при условиях, которые Макнилл так сжато и красочно обрисовал. Но его она боялась. Кейт инстинктивно чувствовала, что он представляет для нее реальную угрозу, а она привыкла доверять своим инстинктам.

— Нет.

Его рука сжалась в кулак. Кейт невольно отпрянула, вспомнив о гневе, который он обрушил на Дугала и его дружков. Тихо выругавшись, Макнилл отошел от нее.

— Может быть, вы и правы, — хрипло сказал он. — Бог знает, может, вы и правы.

И тут она с изумлением увидела, что он опустился на одно колено и, склонив голову, скрестил руки на груди, прижав один кулак к сердцу. Догорающая свеча бросала золотистый отблеск на его волосы цвета темно-красного золота.

— Кэтрин Блэкберн, я даю клятву служить вам. Клянусь служить своей рукой и мечом, дыханием и кровью. — Его голос задрожал от напряжения. — Что бы вы ни попросили, я выполню, чего бы вы ни потребовали, я достану. Единственно по воле Божьей, а не человеческой я клянусь служить вам верой и правдой. Красивые слова, не правда ли? И я скорее умру, чем нарушу клятву.

Последние слова он проговорил так тихо, что Кейт не знала, правильно ли она их услышала. Но он снова заговорил, и его бледные глаза сверкнули.

— Это моя страна. Я знаю эти горы и эти реки. Я знаю, где найти приют и где нет никаких приютов. Я могу отличить капризы ветра от его ярости, и я знаю тропы, которые приведут нас к вашей цели, минуя все опасности. Когда-то я сказал вам, что буду ждать столько, сколько понадобится, чтобы выполнить свою клятву. Я ждал долго. Преданно. Вы можете освободить меня от тяжести моих обязательств и спокойно ехать в Клит. Разрешите мне сделать это.

Она вспыхнула, удивленная пылкостью его речей. Три года назад он вызвал ее на откровенность. Теперь она слышала в его голосе отзвук этой откровенности. Это было безумие, но еще большим безумием было бы довериться совершенно незнакомому человеку.

— Хорошо.

— Пойду соберу свои вещи. — Он встал легко и изящно, к нему вернулась прежняя сдержанность. Только что прозвучавшая пылкая клятва никак не могла быть произнесена этим человеком. — Мы выедем, как только рассветет.

Глава 3

Как разобраться в своих новых обстоятельствах

Она его боится. Стоит ему пошевелиться — и, несмотря на всю свою браваду, она не может скрыть опасливой дрожи, растущего беспокойства.

Кит Макнилл прошел через темный двор, не обращая внимания на колючий ледяной дождь и ветер, треплющий волосы. Он сделал то, о чем его просили. Проведя почти два года в Индии, он сошел три недели назад на берег в Бристоле и тут же связался с лондонским поверенным, которому аббат должен был доставлять для него сообщения. Никаких новостей он не ждал. Он искренне удивился, когда в пансион, где он остановился, прибыла роза — помятая и маленькая, но все такая же золотистая.

В записке, прибывшей вместе с розой, его просили обеспечить безопасность Кейт Блэкберн, которой предстоит поездка в Северную Шотландию. Сообщали, по какой дороге она поедет, и поясняли, что она будет всячески сопротивляться любому вмешательству, так что пославший розу (возможно, отправителем была Шарлотта, так как подпись расплылась) просил его убедить Кейт, что их встреча — чистая случайность. Он, конечно, поступил согласно указаниям. Выбора у него не было. Он ведь дал клятву.

Но это не помешало ему возмутиться таким вмешательством в свою жизнь и посягательством на время, которое ему придется потратить, чтобы сопроводить молодую красавицу до дома ее предполагаемого мужа. Кит вернулся в Англию с определенной целью, и теперь достижение этой цели откладывалось.

Он старался забыть, что когда-то у него были «братья», суррогатная семья, которую он любил, в которую верил и которой был неистово предан. Он провел эти три года, пытаясь стереть прошлое из памяти. Но ничего не вышло. Оставался только один путь, по которому он мог двигаться вперед, — найти человека, вероятно, одного из этих названых братьев, который своим предательством обрек его на верную смерть во французской тюрьме.

Но появилось новое препятствие — в лице Кейт Блэкберн. Значит, она его боится. Это хорошо. Напуганная женщина скорее будет поступать так, как ей велят. А это облегчит их недолгое совместное пребывание. Кит всегда делал только то, что служило его целям.

Но тогда почему же он все время вспоминал ее лицо, бледное и потрясенное, такое, каким оно было в момент драки? Кейт мельком заглянула в его мир, тот мир, где у людей, которых бьют, идет кровь. Можно представить себе ее ужас, узнай она что-нибудь о том, что он видел — или даже сделал — за последние три года. Жизнь солдата далеко не сахар.

Правда, Кейт не дрожащая от страха курица. В ней чувствовалась храбрость. Губы Кита невольно изогнулись в усмешке, когда он вспомнил, как она пыталась припугнуть его. Как гневно посмотрела на него, задрав свой маленький тонкий носик с видом надменной богини, обреченной пребывать в теле смертной женщины, все еще держа себя так, словно она живет в самом фешенебельном и привилегированном квартале Йорка и может одним гневным взглядом поставить на место нижестоящего.

Ну что же, в Йорке он, может, и был нижестоящим. Но не здесь.

Но и она тоже не была. Верно, она опустилась вниз по общественной лестнице, но это не повлияло на ее самоуверенность. Кейт Блэкберн свято верила в свою исключительность. Проклятие! Если посмотреть на нее, можно поверить, что ее самообладание, высокомерие, все еще сверкающее в ее глазах, даже вздернутый подбородок — воистину что-то такое, что можно впитать только с молоком матери. Чувство собственного превосходства было такой же неотъемлемой частью ее личности, как дьявол — его. По крайней мере так утверждали монахи. Из чего следовало, что никто не может быть дальше от него, чем Кейт Блэкберн. И очень жаль, потому что, несмотря ни на что, тело его напрягается под кнутом желания.

Кит проскользнул в темную конюшню и нашел стойло, где стоял его конь Доран. Стянув через голову рваную рубашку, Кит отбросил тряпку, которую приложил к ране, проделанной в боку собутыльником Дугала. Слава Богу, Кейт этого не видела, иначе он все еще был бы у нее в комнате и терпел ее прикосновения к более сокровенным местам.

Кит открыл свою кожаную сумку и вынул одну из двух оставшихся у него рубашек, надел ее и сел, повернувшись спиной к двери стойла. Отсюда ему было видно ее освещенное окно. Спать он не будет, потому что дал клятву охранять ее, а от выполнения этой клятвы его ничто не отвлечет.

Тень пересекла освещенное стекло в ее комнате.

Кейт.

Пульс у него участился, он пренебрег этим, хотя и не мог отрицать очевидного. У него достаточно власяниц — хватит на всю жизнь. Но он позволил ее образу свободно расцвести перед его мысленным взором, погрузиться в мечты о том, чего он не позволял себе в реальности.

Испытания стерли простодушие молодости с ее лица. Лиловые тени залегли под глазами, прекрасными и темными, как оникс. Только ее губы, роскошные и ранимые, беззащитные и спелые, оставались таким же, как он их запомнил. А почему бы и нет? Кит думал об этих мягких, сладких губах много ночей и во многих страшных местах.

Он тихо подошел к двери конюшни, подставил лицо под ледяной дождь, чтобы охладить разыгравшееся воображение.

— В жизни не видела такого смельчака, — промурлыкал женский голос.

Кит оглянулся и увидел девушку, стоявшую в дальних дверях. Он ощутил ее запах еще до того, как увидел, — то был запах земли, мускуса и похоти.

— Там только об этом и толкуют. Как ты ухватил эту темноволосую леди и понес ее наверх, в ее комнату. Они думают, что вы с ней… — она помолчала и похотливо усмехнулась, — бодро проводите ночку.

— Они ошиблись.

— Понятно. — Она скользнула ближе и облизнула губы. — Я не признала твой плед. Откуда он?

— Ниоткуда.

Она дерзко улыбнулась:

— Тогда откуда ты пришел? Издалека?

— Что тебе нужно, девушка? — Хотя он уже знал: пару часов забвения, или монетку, чтобы купить водки, или просто волнующую ночь с диким шотландцем, чтобы развеять скуку. Следующие за их лагерем женщины и даже некоторые офицерские жены хотели того же. Ночью, в темноте, граница, разделяющая джентльмена и простолюдина, бедного и богатого, стиралась. А похоть оставалась похотью.

Услышав его вопрос, девица рассмеялась, но ничего не ответила.

— Я повидала таких же полудиких, как ты, — вы спускаетесь с гор. — Она окинула его оценивающим взглядом. — Многие идут на юг и там исчезают. Но некоторые, бывает, возвращаются. А что с ними происходит потом, хотела бы я знать? Они больше не годятся для этого мира, да и для того, откуда сбежали.

— Действительно, что? — пробормотал Кит.

— Говоришь ты куда лучше, чем все, кого я встречала, — это точно, но хоть ты и говоришь как образованный, все одно тебе не скрыть, кто ты есть.

— А кто я, по-твоему?

— Горец, — сказала она, словно удивившись, зачем он спрашивает. — Дикий, — она скользнула ближе, — бездомный, — она снова облизнула губы, — с пудовыми кулаками. — Она встала на цыпочки и провела языком по его шее до впадины на подбородке. — И ты именно такой мужчина, для которого у меня кое-что припасено.

Поскольку он никак не прореагировал на ее заигрывание, улыбка девицы потускнела.

— Ты что же, может, хочешь ее? — с сомнением спросила она, мотнув головой в сторону таверны. — Зря теряешь время. Она тебе неровня. Чего лаять на луну? Вот я-то как раз такая же, как ты, — не унималась она. — Знаю, как ублажить. Знаю такие штучки, какие леди и в голову не придут.

Кит почти не слушал ее, взгляд его не отрывался от окна Кейт.

— Неужели?

Она обняла его за шею и ущипнула за плечо. Он закрыл глаза и сразу же увидел водопад блестящих темных волос, глаза, черные, как озеро ночью, и мягкие пышные губы. Кит резко открыл глаза. Он совсем рехнулся, черт побери!

— Ступай в трактир. — Он отвел от себя руки девушки, и та сердито посмотрела на него.

— Вот дурак, отказывается от дарового угощения. С чего бы это? — спросила она.

Он ответил с кривой улыбкой:

— Кажется, я еще не кончил лаять на луну.

Аббатство Сент-Брайд, Шотландское Северное нагорье, 1789 год

— Он не дьявол. — Паренек с умным лицом и синими глазами засмеялся, глядя на мальчиков, окруживших Кита. Тот, который попытался стащить бисквит Кита, лежал теперь у его ног хнычущим комком.

— Значит, Дуги, он — отродье дьявола, — заявил один из мальчиков. Кит был новичком и еще не знал, как кого зовут. — Или волчонок. Я слышал, как братья говорили, что он дурной от рождения.

Защитник Кита фыркнул.

— Монахам везде чудится зло, — безапелляционно заявил он.

— Глаза у него зеленые и лицо злое, — послышалось из толпы. — Это настораживает.

Сколько раз за свои короткие десять лет Киту приходилось это слышать! Он сжал кулаки в ожидании ударов, которые непременно должны были последовать за этими словами.

— А вот у тебя, Ангус, лицо глупое. — Высокий черноволосый мальчик, примерно годом старше Кита, протолкался вперед. Кит никогда еще не видел такого хорошенького мальчишки, хотя ничего женственного в нем не было. — Но я не вижу в этом ничего удивительного.

Дуглас улыбнулся вновь прибывшему с явным облегчением.

— Ты всегда знаешь, что сказать, Рамзи Манро'.

Кит стоял и ждал. Ожидание стало смыслом его жизни, он только и делал, что ждал. Ждал возвращения матери, с которой они переезжали из города в город, когда она пропадала по несколько дней неизвестно где и с кем. Ждал, когда мужчины, с которыми его мать уходила, щелкали его по носу и приказывали ждать в переулке, или на конюшне, или еще где-нибудь, где он не будет мозолить им глаза.

— В чем дело? — поинтересовался черноволосый паренек. Хотя он явно был шотландцем, речь его звучала плавно и отчетливо.

— Джон решил, что с новичка хватит ужина, и взял его бисквит, — объяснил Дуглас. — А новичок с этим не согласился. А теперь кое-кто, увидев, как он отлупил Джона, считает, что это проделки дьявола, так как новичок легче Джона и меньше в два раза.

— Ты свинья, Джон, — дружелюбно заметил Рамзи Манро, ткнув лежащего рваным носком своего башмака. Джон сел, вытирая разбитый нос. — И обжора. Ты что, не слышал проповедь аббата о семи смертных грехах? А что до этого малого, который задал Джону трепку, — продолжал Рамзи, — так время покажет, что он собой представляет. Посмотрите, как он буравит человека взглядом. И глаза у него горячие, как адский огонь, и холодные, как лед на Северном море. Это ненормально.

Его матери тоже неприятно было смотреть на него, однако она то и дело хватала его за подбородок своими длинными пальцами и вглядывалась в его лицо, пока на глазах у нее не наворачивались слезы. Тогда она отталкивала Кита и исчезала. В один прекрасный день вообще не вернулась.

Вместо нее однажды утром появился крупный, широкий в поясе монах по имени Фиделис и, заплатив монету старой ведьме, сдававшей койку его матери, усадил Кита в повозку и увез. Неделю спустя он оказался здесь, в глубине Шотландского нагорья, в местечке под названием Сент-Брайд, среди дюжины мальчишек, большая часть которых была не ближе к Богу, чем сам Кит.

Он убежал бы, только вот аббатство было совершенно отрезано от мира. К тому же ему понравились горы и запах сосен, чистота воздуха и цвет неба. И уж конечно, ему понравился свежий хлеб, который он теперь получал каждое утро, и бисквиты и сыр, появлявшиеся на столе воспитанников каждый вечер.

Кит посмотрел на Джона, понимая, что он не причинил ему и половины вреда, который могли бы причинить ему самому дружки Джона. Это было бы в порядке вещей. Но теперь ему казалось, что драки вообще может и не быть благодаря вмешательству Дугласа, который, как уже тогда понял Кит, обладал задатками лидера, также как и Рамзи Манро.

Но… почему?

— Вставай, Джон. Пострадала в основном твоя гордость. — Дуглас протянул Джону руку, и тот, угрюмо взглянув на Кита, позволил поставить себя на ноги. — И не гляди так сердито на этого парня. Как тебя зовут, малый?

— Кристиан Макнилл.

— Макнилл ? Вы слышите, ребята? И на нем плед, — сказал он, оглядывая Кита. — Это ведь плед, да? Он такой грязный, что и не разберешь.

— Ага, плед, — зло ответил Кит.

Несколько лет назад мать раздобыла для него плед у священника в Глазго. Она ничего не объяснила, только сказала, что плед принадлежит ему, и только ему, и что лучше пледа ничто не защитит его от холода.

— Так вот, ребята, это не просто какой-то ублюдок с нагорья, — с восторгом заявил Дуглас окружающим. — Помнится, я уже видел похожий рисунок. Судя по всему, этот малый принадлежит к тайному древнему клану. Кристиан Макнилл может оказаться одним из их правителей!

Рамзи наклонился к Киту и заговорил, понизив голос, пока Дуглас поднимал настроение собравшимся:

— Ты лучше выбрось Джона из головы, Кристиан… — Он осекся. — Вряд ли найдется менее подходящее имя для тебя, малый. Тебя нужно звать как-нибудь по-другому.

— Меня звали Кит.

— Сумка дьявола?[2] — Разлетающиеся брови Рамзи поднялись, но с такой явной иронией, что Кит не смог удержаться и усмехнулся в ответ.

— Может, и так, — согласился он.

— Ты! Новенький! — Глубокий баритон раздался со стороны арочного входа в монастырь. Брат Фиделис, великодушный похититель детей, четырнадцати стоунов весом, шел по дорожке, посыпанной мелким гравием. Коричневая сутана развевалась вокруг толстых лодыжек. При его приближении мальчики, окружающие их, разбежались, но он не обратил на это внимания.

— Я все видел! Я видел, как ты ударил одного из мальчиков. Это злой поступок! Я не потерплю здесь ничего подобного! Ты понял ? — И брат Фиделис ткнул под нос Киту грязный мозолистый палец.

— Он тут ни при чем, — сказал Дуглас.

— Джон собирался стащить у него бисквит, — вмешался Рамзи.

Фиделис подозрительно фыркнул, пронзительно глядя на Кита.

— Ударить своего брата — грех.

— Он мне не брат, — равнодушно сообщил Кит. Родных у него после исчезновения матери не осталось. Ион этому только радовался.

— Мы все здесь братья, иначе человеку не прожить. Не имея брата, он одинок. Ты хочешь оставаться одиноким целую вечность?

Кит пожал плечами, Дуглас выразительно потряс головой, а длинные глаза Рамзи слегка сузились. Фиделис вздохнул:

— Нет, не хочешь. Ничего, ты всему научишься. Что же до драк, то если ты действительно такой злой, то я ничего не могу изменить. Злобность — это забота Господа. Но я могу кое-что сделать с мальчиками, которым нечем заняться. Пойдем со мной. — И он, пыхтя, зашагал вперед, не сомневаясь, что его приказания будут выполнены.

Может, Кит и был злым, но трусом не был. Поэтому он направился за монахом, заметив через пару секунд, что и Рамзи Манро, и Дуглас Стюарт зашагали следом за ним.

— Вам что надо? — шепотом спросил он.

— Идем с тобой, — спокойно ответил Дуглас.

— Я никогда еще не видел, чтобы брат Фиделис кого-то наказал. Любопытно посмотреть, — добавил Рамзи.

Монах повел их кружной дорогой через обветшавшее аббатство, часть старинных построек которого развалилась, а стены под бременем лет осели. Он обогнул монастырь и направился к высокой каменной стене, увитой виноградными лозами, остановился перед полукруглой деревянной дверью и вынул из кармана тяжелый ключ. Вставив ключ в скважину и распахнув заскрипевшую дверь, повернулся к мальчикам. Если он и удивился, что за Китом следуют Рамзи и Дуглас, то и виду не подал, но когда его маленькие темные, как изюм, глазки устремились поверх их голов, он поджал губы.

— Еще одна душа созрела для падения! — пробормотал он, указывая на стоявшую неподалеку старую яблоню. — Эй ты! Эндрю Росс, ты тоже можешь снизойти!

— Что? — спросил откуда-то сверху юношеский голос.

Кит поднял голову. Сначала он никого не увидел, потом тихий шелест листьев заставил его перевести взгляд на самые верхние ветви старого дерева. Из листвы свисали длинные загорелые ноги.

— Спускайся оттуда, Данд! — громко сказал брат Фиделис без гнева.

Через мгновение на землю соскользнул гибкий мальчишка с покрытыми пылью волосами. Его живые карие глаза светились невинной чистотой.

— Подойди сюда!

Съежившись, мальчишка нехотя направился к ним.

— Эндрю Росс, — шепнул Рамзи Киту. — Вот кто обрадуется твоему появлению.

— С чего бы это?

— Потому что все звали его Сумкой Дьявола, — Рамзи сверкнул жизнерадостной улыбкой, — до сих пор.

— Я ничего плохого не сделал! — заявил загорелый мальчишка, держа руки по швам в доказательство своих слов.

— Ты, — фыркнул брат Фиделис, — пойдешь вместе с остальными. — Монах протиснулся в дверь. — Стойте на дорожке и ничего не трогайте. — И, махнув рукой, он велел мальчикам войти, после чего закрыл за ними дверь.

Сразу же на Кита обрушился запах, такой тяжелый и непривычный, что у него закружилась голова. Он озирался, его ошеломили ароматы гвоздичного дерева и сладкой амброзии, оба густые и невесомые, как туман. Медленно поворачиваясь, Кит обнаружил источник этих запахов.

Розы, везде были розы. Они карабкались на крошащиеся кирпичи и замшелые камни. Розы свисали с наполовину обрушившихся арочных проходов. Розы сползали с разрушенных стен и стлались густыми коврами по едва заметным дорожкам. Они взрывались фонтанами красок, гнездились в мелких незаметных щелях. Они пылали и сверкали, нежные и дерзкие, смелые и хрупкие.

Алые и малиновые, розовые и вишневые. Розы совершенно белые и розовые, как раковина, розы цвета слоновой кости и свежих сливок. Но самым поразительным, самым захватывающим было то, что рядом с тем местом, где они стояли, среди изобилия серовато-зеленых листьев с мелко зазубренными краями цвела совершенно желтая роза. Она пылала среди яркого света дня, и казалось, что ее радостный, трепещущий цвет порожден солнечным сиянием.

— Вот это да, — пробормотал Кит, наклоняясь к цветку шафранового цвета. — Она желтая, точно яичный желток. Никогда не видел роз такого цвета.

— И никто не видел.

Кит поднял глаза. Фиделис смотрел на него, кажется, с одобрением.

— Ну, скажем, немногие видели, — уточнил Фиделис. — Несколько человек в Англии и Шотландии. Большинство любителей роз поклянутся, что желтых роз не бывает.

— Откуда она взялась? — спросил Рамзи, который никак не мог оторвать взгляд от прекрасного цветка.

— История гласит, что некий крестоносец привез ее из Святой земли и преподнес в дар нашему аббатству за заботу о его семье во время Черной Смерти. Взамен мы… — Он неожиданно осекся. — С тех пор она растет здесь.

— А остальные розы ? — спросил Дуглас.

— Собирались долгие годы. За ними охотились и привозили сюда со всех концов света. В свое время Сент-Брайд славился своими розами, — гордо проговорил он. — Но когда король изгнал из Шотландии католическую церковь, розы перестали что-либо значить. Однако мы не покинули Сент-Брайд. Мы находимся в отдалении, понимаешь? Это место, — он обвел рукой монастырь, — еще не совсем забросили.

— Красиво. — Эндрю наклонился и понюхал цветок. — Здесь так сильно пахнет, что, пожалуй, голова может заболеть.

Примирительное настроение брата Фиделиса исчезло, и он неодобрительно взглянул на Эндрю:

— Я и забыл, Эндрю Росс, что ты маленький варвар. Но ты напомнил мне, что вы пришли сюда не для того, чтобы узнать историю этого сада. Вы пришли сюда работать.

— И мы тоже ? — встревожился Рамзи.

— Ну конечно. В тебе, Рамзи Манро, сидит точно такой же дьявол, как и в Кристиане. Только ты умело скрываешь его.

Кит понятия не имел, что это значит, но ему понравился намек на то, что не он один такой злой.

— А я? — спросил Дуглас, чье лицо выражало недовольство.

— Вы, мистер Стюарт, всегда претендуете на роль вожака. И я не знаю, с какой стати вам отказываться от нее теперь. — Монах повернулся к Эндрю Россу:

— Что же касается тебя… — Он покачал головой и не договорил.

Кит не понимал, из-за чего весь этот шум. Ему приходилось щипать паклю, чистить конюшни и носить воду по четыре часа кряду. Разве можно сравнивать работу в саду с этой тяжелой работой ?

— И на какое время ? — спросил Рамзи.

— Пока не исчезнут все сорняки, — сказал брат Фиделис. — И может быть, пока не будут немного починены стены.

Кит улыбнулся еще шире. Полоть сорняки? Вырывать из земли такую славную зеленую травку? Принести немного камней? Он чуть было не рассмеялся.

Через шесть часов спина у Кита болела, ноги дрожали от сидения на корточках, руки покрылись царапинами от миллионов тонких, как волосинки, шипов, покрывавших стебли роз, а кисти ныли от ожогов крапивы, которую он вырывал из земли. Лицо у него покраснело от зноя, коленки под залатанными штанами были расцарапаны в кровь. Но он не жаловался. И не ушел, как и все остальные.

Еще два часа — и они закончили. Тяжко вздыхая и чертыхаясь, мальчишки укрылись в тени, которую отбрасывала одна из каменных арок, украшавших сад, и устало опустились на землю.

— Лучше бы я позволил им избить тебя до смерти, — сказал Дуглас, но настоящей злобы в его голосе не было.

— Лучше бы я шел своей дорогой, — согласился Рамзи.

— Но вы ведь этого не сделали, да ? — сказал Кит. — Чертовы дурни.

— А я-то что же? — возмущенно воскликнул Эндрю Росс. — Я-то ведь занимался своим делом, и все.

— К примеру, воровал яблоки.

Эндрю пожал плечами.

— Греховное дело, верно, — согласился он без всякого раскаяния, — но ведь мое.

Они усмехнулись, понимающе глядя друг на друга. Когда через пару минут появился брат Фиделис, они все еще усмехались.

— Итак, вы все сделали, да ? — спросил он мягко.

— Да, брат Фиделис. Ни одного сорняка не осталось. Только розы. — И Дуглас с трудом поднялся на ноги.

— На сегодня — все.

— Что?!

— На сегодня, Дуглас. Сегодня сорняков нет, но за розовым садом, как за человеческой душой, следует ухаживать бдительно. Сорняки, подобно грехам, растут всю ночь. Вернетесь сюда завтра. Все четверо.

— А что, если сорняков не будет ? — выпалил Рамзи, разом утратив невозмутимость, которая, как уже начал понимать Кит, была напускной.

— Ну тогда можно заняться устройством дорожек, починкой стен, можно расчистить колодец, отремонтировать арки. Да всегда что-нибудь найдется, — успокоил их брат Фиделис. — А теперь я вас выведу отсюда.

Когда он открыл дверь, Эндрю бросил на Кита взгляд, говоривший, что лучше им смириться со своей участью. Но Кит не желал смиряться, особенно потому, что не очень-то понимал, какая такая у него была участь и какой она будет теперь, когда он оказался здесь, где бы это «здесь» ни находилось.

— Почему мы здесь? И все остальные? — спросил он у Дугласа нетерпеливым шепотом.

— А разве ты не знаешь? Мы должны стать рыцарями, — тоже шепотом ответил Дуглас и зашагал дальше.

Глава 4

Как ужасны бывают последствия необдуманного поведения

Кейт спала урывками. Ей снился ее муж, Майкл, но его глаза все время становились зелеными, а в речи то и дело проскальзывал шотландский акцент. Она проснулась еще до рассвета, встревоженная и терзаемая угрызениями совести.

Отец познакомил ее с лейтенантом Майклом Блэкберном, она влюбилась, вышла замуж и через два года овдовела. Оглядываясь назад, Кейт понимала, почему отец форсировал события. Как и ее отец, лейтенант был смелым, дерзким и исключительно преданным человеком. И также, как и он, происходил из обедневшей, хотя и благородной семьи.

Она жалела не о том, что вышла замуж, а о том, что вышла замуж за героя, за человека, который действует, не думая о судьбе семьи, оставленной дома. Какое же возмущение вызывали у нее герои!

Эта предательская, полуосознанная мысль вырвала ее из сна, и Кейт неловко спустилась с кровати и надела то же самое хлопчатобумажное платье, в котором путешествовала три дня. Потом уложила в сундук Грейс немногочисленные вещи, глубоко вздохнула и сошла вниз.

Зал напоминал поле брани после большого сражения. Люди лежали везде: одни скорчились на полу, другие растянулись вдоль стен. Кое-кто сидел, прислонившись к соседу, а немногим счастливцам удалось захватить скамьи. В ноздри ей ударил спертый запах пива и мокрой золы, а храп перемежался другими, менее приятными звуками. Служанка торопливо вошла через боковую дверь, в руках она несла охапку дров.

— Миссис Блэкберн, — окликнули ее.

Кейт оглянулась. Кит Макнилл стоял в открытых дверях, за спиной у него свинцовые облака сгрудились над тусклым горизонтом. Края его пледа развевал ветер, и было видно темно-зеленую куртку. Тусклый свет обрисовывал шрамы на его худом загорелом лице. Интересно, у скольких людей остались ответные шрамы, нанесенные им? И сколько их не дожило до того, чтобы увидеть дело рук своих? Кейт поежилась. Она совершила ошибку. Нельзя пускаться в путь с этим человеком. Ведь это…

— Ваши вещи готовы?

Она сказала запинаясь:

— Я изменила свои планы.

Он ждал.

— Я останусь здесь, — заявила она. — Контора, которой принадлежит этот экипаж, пришлет кого-нибудь вместо Дугала или потребует назад экипаж. Лучше я уговорю нового кучера отвезти меня в Клит, чем возвращаться в Йорк.

— Дугал и экипаж исчезли, — сказал Кит. — Вчера он с одним из своих дружков забрал его.

— Неужели? — У нее точно гора с плеч свалилась. Судьба разлучала ее с Китом Макниллом. — Значит, мне придется ждать здесь, пока не прибудет другой экипаж.

— Другая карета есть у меня, — сказал он. — В задней части конюшни стоит старый фаэтон.

Судьба снова отдавала ее в руки Кита Макнилла.

— Вот как. — Фаэтон? Маленькая двухместная коляска, в которой нет заднего отделения для пассажиров — только скамейка, на которой кучер сидит рядом с пассажиром. И у нее нет крыши, если не считать небольшого складного верха. И это, очевидно, единственная возможность попасть в замок Парнелл. — Я… да, мои вещи готовы.

— Я отнесу. — Кит поднялся по лестнице и исчез, и плед развевался вокруг его широких плеч. Он вскоре вернулся, неся тяжелый сундук. Внизу лестницы он остановился. — Я в два счета договорюсь с трактирщиком! Не заставляйте меня заниматься пустяками. Расплатитесь со мной, когда мы приедем в замок вашего маркиза.

Кейт вспыхнула:

— Он вовсе не «мой маркиз»!

Он укоризненно посмотрел на нее.

— Лошадь запрягли, и экипаж ждет. К вашим услугам, мэм. — Кит сделал насмешливый приглашающий жест, и Кейт последовала за ним во двор.

При виде фаэтона сердце у нее упало. Он стоял во дворе, покрытом смесью грязи и колотого льда. Это была старая развалина. Две необструганные доски, сбитые вместе, заменяли то, что должно было быть сиденьем. Рваный вылинявший козырек наполовину закрывал фаэтон сверху, и влага, скопившаяся из-за густого тумана, капала с рваного края. Только молодой чалый мерин в постромках казался на что-то пригодным.

— Где вы нашли лошадь? — спросила Кейт.

— В Индии, два года назад. Она моя.

— В Индии? — удивленно повторила Кейт.

— Да. — Кит поставил сундук на полку в задней части фаэтона, где уже лежало его седло, и, обойдя повозку, протянул руку молодой женщине. Кейт колебалась. Он ждал, держа свою руку без перчатки вверх ладонью, и капли влаги сверкали на его широких плечах как бисер, а холодный туман расползался у него за спиной.

Она нерешительно вложила в его руку свою ручку в перчатке. Ее обдало жаром. Что она делает! Она попыталась убрать руку, но он легко потянул ее.

— Я бы предпочел ваше презрение, а не отвращение, миссис Блэкберн.

От этих слов жар бросился ей в лицо, и Кейт вздернула подбородок. Она вырвала у него руку и уселась на грубую доску. Он усмехнулся и пошел обратно в таверну.

— Мэм! — Служанка, которую Кейт видела только что, появилась возле фаэтона с небольшой корзинкой и глиняным кувшином в руках. — Он сказал мне принести вам поесть. — Незачем было спрашивать, кого она имеет в виду. — Здесь немного хлеба с сыром и кувшин эля, — сказала служанка с виноватым видом. — Мужчины, что сидели у нас вчера вечером, съели все, что было.

— Благодарю вас, — сказала Кейт, принимая у девушки корзину и кувшин и убирая все под сиденье. Потом она нашарила в кармане монетку и протянула служанке. Та выхватила монету и хотела уйти, но остановилась.

— Я мало знаю о том, как живут люди в других местах. — Она кивнула в сторону южных холмов. — Но честное слово, мужчины, они везде одинаковые. Я видела, как вы смотрели на этого шотландца. Вы его боитесь.

Кейт ничего не ответила. Она действительно боялась Кита.

— Так вот, у других, — продолжала девушка, — у них, может, и была бы причина волноваться, а вам это ни к чему.

Прежде чем Кейт успела ответить, она убежала, проскользнув мимо Кита, выходившего из трактира. Он молча положил свою сумку на сундук, легко вспрыгнул на сиденье рядом с Кейт и бросил ей толстое шерстяное одеяло.

— Вам лучше укутать ноги, — сказал он. — Мы поедем по пустоши, а там сильный ветер. Будет очень холодно.

— Тогда зачем ехать через пустошь? — спросила Кейт.

— В трактире были мужчины, с интересом посматривавшие на вас, но не только из-за вашего хорошенького личика, — ответил он, отвязывая вожжи. — Держу пари, они заметили, как Дугал отнес к вам в комнату сундук.

Кейт все поняла.

— Тогда мне кажется, что нам нужно отъехать отсюда как можно дальше. Разве не лучше сделать это по наезженной дороге?

Эти слова вызвали у него усмешку.

— Миссис Блэкберн, на севере Шотландии нет никаких наезженных дорог.

— И все же мне кажется, что лучше было бы держаться тех дорог, по которым ездит больше людей.

— Вы уже не в Англии. Придется вам довериться мне. — Кит щелкнул языком, и повозка тронулась. — Мы поедем по пустошам, миссис Блэкберн, потому что в наши дни Северное нагорье кишит убийцами, ворами и разбойниками. Но не дураками. А только дурак отправится на пустоши Северного нагорья в ноябре.

Большинство светских знакомых Нэшей открыто удивлялись, как это три сироты сумели продержаться столько времени после смерти матери. Подумав, они приписали бы это экономности и осмотрительности Кейт. И были бы не правы.

Кейт быстро поняла, как необходимо научиться тому, что она называла в домашней обстановке «осторожной смелостью». Сюда входило не только желание ухватить возможность, если она подворачивалась, но что еще важнее — способность содействовать появлению таких возможностей. Если временами она уклонялась от условностей своей прошлой жизни или иногда отступала от того, что считала «милым поведением», то делала это ради выгоды. Но это путешествие наедине с очень грубым, очень суровым и очень опасным с виду молодым мужчиной выходило за пределы того, на что даже она считала себя способной. И мысль, что эта ошибка может стоить ей жизни, возникала у нее постоянно и все чаще по мере того, как время шло, а Макнилл, прищурив свои холодные глаза, вглядывался в горизонт.

Кейт смотрела вокруг, и суровые картины мало утешали ее. Она никогда еще не бывала в таких унылых и пустынных местах. Вчера она ехала, окруженная уютными стенками закрытого экипажа, и только иногда откидывала тяжелую занавеску, чтобы выглянуть из окна. Но в фаэтоне пассажира ничто не отделяет от мест, которые он проезжает, и от непосредственной близости того, мимо чего они ехали, у нее дух захватывало. И эта близость вызывала у нее такое же беспокойство, как и соседство с молчаливым Макниллом.

Ближе к полудню Кит направил фаэтон к осиновой рощице у края дороги и спрыгнул на землю. Кейт последовала его примеру. Ноги у нее после многочасового сидения на жесткой скамье затекли. Удалившись по неотложной нужде, она вернулась и увидела, что Кит уже снова сидит на своем месте и с невозмутимым видом жует хлеб, принесенный трактирной служанкой. Он молча протянул руку, чтобы помочь ей влезть на сиденье. Когда она приняла его руку, он без всяких церемоний втащил ее наверх, подал ей салфетку, на которой лежал кусок хлеба, и приказал поесть. После чего схватил вожжи и снова пустился в путь.

Они въехали в горы, выступавшие из земной коры, как плечи Атласа, согбенного и мускулистого, одетого в тонкие покровы из сосновых лесов. Утесник и папоротники, темно-золотые и рыжеватые, в изобилии росшие по сторонам дороги, подрагивали под свежим ветерком. Простор, необычайная пустота превосходили все, что когда-либо видела Кейт. Ей казалось, что ветер — это дыхание горы, что дорога, у которой не было, собственно, четкого начала, никогда не кончится и они затеряются здесь навсегда.

Всю жизнь она прожила в замкнутом мире, заполненном цокотом лошадиных копыт и побрякиванием упряжи, гомоном уличных торговцев и криками рабочих, запахом угольного дыма и фабричных дымов, свеженакрахмаленных вещей и воска, которым натирают мебель и полы. Ее глаз привык к фактуре и цвету городской жизни, правильности брусчатки и железной ограды, геометрии городской архитектуры и улиц. Здесь же не было никакой симметрии. Дорога прихотливо извивалась, горы сбивались в кучу и торчали как попало, небо нависало низко и бугрилось тяжелыми облаками.

Кейт посмотрела на Макнилла. Его профиль словно был выточен из того же материала, что и горы. Подбородок дерзко выступал вперед, глубоко вырезанные ноздри трепетали. Только в бахроме ресниц с золотистыми кончиками и в красно-золотых бликах в волосах, падавших на воротник плаща, было что-то теплое. Весь он казался воплощением этой негостеприимной местности. Такой же суровый, такой же жесткий и такой же нелюдимый и равнодушный.

С тех пор как они поели, он не произнес ни единого слова, и Кейт твердила себе, что должна радоваться этому полному равнодушию. И вместо того чтобы волноваться о том, что уже нельзя было исправить, ей следовало раздуть искру удовлетворения, которое она испытала при отъезде из «Белой розы».

Несмотря на все препятствия, Кейт намеревалась добраться до замка Парнелл. Она собиралась обратиться к маркизу за помощью. Вероятность того, что она и ее сестры смогут вернуться к чему-то, напоминавшему их прежнюю жизнь, вероятность, которая так долго ускользала от них, наконец-то была в пределах досягаемости. Она сама, Хелена и Шарлотта смогут не просто выживать, но на самом деле освободятся от бедности. Мысль о том, что она будет сидеть в натопленной, удобной комнате и пить сладкий кофе, не беспокоясь о том, смогут ли они заплатить за него, вызвала у Кейт улыбку.

— Вы похожи на кошку, вдоволь налакавшуюся сливок, миссис Блэкберн.

Голос, приводивший Кейт в трепет, вырвал ее из мечтательного состояния. Она-то думала, что Кит не обращает на нее никакого внимания. Ее встревожило, что, судя по всему, он давно наблюдает за ней. Какие мысли и планы скрывала загадочная внешность Макнилла?

— Я думала о кофе, — сказала Кейт с вымученной улыбкой.

— Стало быть, вы очень любите кофе, — отметил он. Поскольку Кейт не знала, как именно следует отнестись к этому замечанию, она никак на него не прореагировала. Может, он просто неосознанно запугивает людей своим угрожающим видом? Вместо того чтобы трястись от страха, надо превратить Кита в своего союзника. Нечасто ведь удается побеседовать с разбойником. Или с человеком, реально связанным с темной стороной жизни. Он может оказаться неоценимым источником сведений о том, как обойти опасности, грозившие их семье в ближайшем будущем, если ее план сорвется и ей не удастся договориться с маркизом. Упускать такую прекрасную возможность не следовало.

— Гм…

Его взгляд по-прежнему был прикован к дороге.

— Итак, — Кейт хлопнула в ладоши, желая привлечь его внимание, — как вы провели последние три года?

Кит медленно повернул голову:

— Простите?

— Чем вы занимались? Где жили?

Он колебался, и это, как ни странно, успокоило Кейт. Какую опасность может она представлять для такого, как он?

— В Индии.

— Ах да, оттуда родом ваш конь.

— Да.

— Вы и там были шпионом?

Он удивленно вскинул на нее глаза:

— Нет!

— К чему этот смущенный вид? Приехав в Йорк три года назад, вы признались, что были шпионом во Франции, когда вас схватили и посадили в тюрьму.

— Не схватили, — спокойно поправил он ее, — меня выдали.

Последовало долгое молчание.

— Вы провели в Индии все эти три года? — спросила Кейт наконец. Ее отец много рассказывал им о лишениях и трудностях, с которыми сталкиваются солдаты в Индии: зной, пыль, болезни. — Это, наверное, очень тяжело? Как вы выдержали?

— Выбор у меня был несколько ограничен, миссис Блэкберн. Стрелок идет, куда пошлют.

Значит, он был солдатом нового стрелкового полка. Служивших в этом подразделении, кажется, называли «избранными людьми». Как же он оказался среди них? Шотландцу-сироте, без имени, без денег, неоткуда было бы взять средства на покупку патента. Но если он всего лишь рядовой, то что он делает здесь? Солдат вербуют на всю жизнь, и только ранение может избавить от службы. А он, судя по всему, серьезно ранен не был. Он, похоже, пребывает в полном здравии.

— А что стало с остальными? Они тоже завербовались?

— С остальными? — Кит бросил на нее недоумевающий взгляд.

— Я говорю о тех двух молодых людях, приезжавших вместе с вами в Йорк. Мистер Росс и мистер Манро. Они тоже пошли в солдаты?

Зеленые озера его глаз вновь сковал вселенский холод.

— Нет.

— А где они?

— Я слышал, что Манро в Лондоне, учит мальчиков убивать друг друга ради забавы. Данд… Где теперь мистер Росс, я не знаю… Но собираюсь выяснить. — В голосе его прозвучали мрачные нотки.

— А когда вы его найдете, то что?

— Мы побеседуем, — сказал он. — Поболтаем о прошлых временах.

Сами по себе эти слова были вполне безобидны, но от того, как они были произнесены, Кейт вздрогнула. Вот и конец ее недолгому спокойствию. Слишком многое в Макнилле пугало ее, а она терпеть не могла бояться.

— Вы нарочно это делаете? — выпалила она.

Кит нахмурился, не сводя глаз с дороги:

— Что именно?

— Запугиваете людей. Потому что я нахожу эту вашу манеру крайне неприятной.

Он очень удивился:

— Вы хотите сказать, что я дурно воспитан?

— Да, очень. Думаю, это вас недостойно — запугивать беспомощных вдов, вгоняя их в ужас.

— В ужас?

— Да! Вряд ли я стою таких усилий. Я слишком легкая цель, вы напрасно тратите на меня свои таланты, но если это помогает вам почувствовать некое превосходство, так и быть, признаюсь, что испытываю перед вами трепет.

— Трепет?

— Будьте любезны, перестаньте повторять мои слова как попугай, — попросила Кейт, и голос ее прозвучал почти пронзительно. — Это сбивает с толку!

— Сбивает… — Вид у него был уже не такой напряженный, и уголок рта приподнялся в усмешке, от которой на его впалой щеке появилась глубокая ямочка. — Простите меня, никогда прежде леди не признавалась мне, что испытывает передо мной трепет. Это необычайно лестно.

В этот момент повозка подпрыгнула на корне, перегораживавшем дорогу, Кейт ахнула, и ее отбросило к Макниллу. Он протянул руку и крепко прижал ее к себе. Даже через слои нижней юбки, платья и плаща Кейт почувствовала, какой он горячий.

— Осторожней, миссис Блэкберн. Мужчина может и не устоять против такого количества… «трепета».

— Ах! — Кейт отпрянула, отодвинувшись от него как можно дальше. Вот негодяй!

Он рассмеялся:

— Ах, девушка! Прощения просим. Я ведь неотесанный грубиян, который никогда не мог устоять перед искушением вырвать парочку перьев из павлиньего хвоста — особенно если им машут у меня под носом, — проговорил он с неожиданной любезностью.

Но Кейт обезоружили не его слова, а улыбка. Впервые она заметила в его лице что-то мальчишеское и поняла, что он все еще очень молод, несмотря на свою суровость и трудную жизнь. Он выглядел очень опытным и… пожившим человеком.

«Нельзя, чтобы манеры человека влияли на твое восприятие», — напомнила она себе.

Кейт сунула руку под сиденье и достала из своего ридикюля огрызок карандаша и сложенный лист бумаги. Потом торопливо записала свои впечатления. Кит молча смотрел на нее, пока она не закончила и не убрала бумагу обратно.

— Трудновато писать, сидя в повозке, — проговорил он ничего не выражающим голосом. — Вы, наверное, очень скучаете по матушке и сестрам. — Он замолчал, словно поддерживать разговор было для него делом неестественным и неловким.

— Моя мать умерла от лихорадки через несколько месяцев после того, как вы навестили нас в Йорке.

Кит сдвинул брови:

— Мне очень жаль.

Кейт кивнула, захваченная врасплох острым ощущением утраты и одновременно знакомым чувством страха. Теперь им с сестрами не у кого искать поддержки. Мать героически боролась, но в конце концов болезнь победила. Все сожалели о кончине этой прекрасной женщины. А ее отец сожалел о своем поступке, когда смотрел в лицо палачам? Сожалел ли Майкл о том, что добровольно согласился на свое назначение? Тут Кейт одернула себя: эта мысль была слишком мучительной.

— А ваши сестры?

Кейт хотела солгать ему, чтобы сохранить хотя бы остатки достоинства, но потом живо вспомнила свои признания прошлой ночью. Какое имеет значение, если он узнает всю степень обнищания ее семьи?

— Хелена стала компаньонкой у одной престарелой соседки. — Кейт предпочла не сообщать Макниллу, что эта соседка была неописуемой старой кошкой и как она тиранила Хелену. Сама Кейт не выдержала бы и часа такого обращения, но Хелена, сдержанная и уравновешенная, как ледяная статуя, выносила все стоически, со спокойной, даже язвительной улыбкой.

— У вас ведь есть еще младшая сестра, — напомнил Кейт.

— Да, Шарлотта. — Кейт улыбнулась, представив себе красивую и своенравную любимицу всей семьи. Уж Шарлотта по крайней мере твердо стоит на ногах. — Она в школе. Весной ее пригласили провести лето с ее близкой подругой Маргарет Вилтон, единственной дочерью барона и баронессы Вилтон.

— На вас это произвело впечатление?

— Меня это обрадовало, — строго сказала Кейт, реагируя на презрение, прозвучавшее в его словах. — Она может сделать приличную партию.

— Она может сделать приличную партию, а вы при этом сидите здесь, в открытой повозке рядом с весьма неприличным спутником. Это как-то несправедливо, а? Вас, наверное, это возмущает.

Кейт не ответила. Макнилл вызывал у нее беспокойство. Ее будоражило все: его рост, мужской запах, ширина плеч, грубая щетина на подбородке и щеках, легкость, с какой он правил лошадью. Кейт слишком остро ощущала его присутствие.

Овцы, пасшиеся на крутом склоне, подняли головы и проводили их взглядами. Кейт ухватилась за возможность сменить тему разговора:

— А мне уже начало казаться, что здесь нет ничего живого.

— Это овцы породы шевиот, — сказал Кит. — Иногда их называют четырехногими горцами.

— Почему? — изумленно спросила Кейт.

Он пожал плечами:

— Это арендаторы у помещиков. Их единственные арендаторы. Чтобы освободить для них место, выгоняют людей.

— Всех людей? — недоверчиво переспросила Кейт.

— Большую часть. Вы видели «Белую розу»? — Шотландский акцент в его голосе усилился. — В прошлые времена там был центр маленького городка, пока не приехал лорд Росс.

— И он выгнал целый город? Куда?

Макнилл уставился на дорогу.

— На берег моря. Одни стали собирать водоросли, другие попытались заняться рыбной ловлей. Но оказались неприспособленными для этого и уехали. Уплыли на запад, в Канаду.

— Но… почему же они так поступили?

— Видите вот эту огромную жирную овцу, уставившуюся на вас? Акр за акром отдают этим арендаторам, требующим куда меньше внимания, чем несколько стариков, разводящих скот. — Его голос просто источал иронию. — И они приносят больше прибыли, — закончил Кит. — Это происходит по всему нагорью, скоро в Шотландии не останется шотландцев.

— Это не правильно — все отбирать у людей.

— Все не отберешь, — возразил Макнилл с кривой улыбкой. — Можно забрать у человека землю и лошадь, можно запретить носить плед и играть на волынке, но нельзя украсть душу человека, а в душе шотландца — гордость и верность. Вот почему шотландские полки так храбро сражались за вашего короля, миссис Блэкберн. Мы дали клятву, и мы будем верны ей до смерти. — Глаза его потемнели и стали непроницаемы. — И будь проклят тот, кто нарушает клятвы!

После этого Кит замолчал и больше не произнес ни слова.

Глава 5

Как ночевать в более неподобающих местах, чем таверны, трактиры и постоялые дворы

Спустились сумерки, похолодало. У Кейт не было одежды, подходящей для путешествия в открытой повозке, а башмаки ее и вовсе остались от другой жизни, когда она была модной молодой леди и гуляла по травянистым садовым аллеям, а не по заиндевевшим камням. Она закрыла глаза и заставила себя задремать, чтобы по возможности не чувствовать ледяной хватки сумерек.

— Приехали.

Кейт сразу же очнулась, подняла голову и огляделась из-под капюшона.

— Куда? Я ничего не вижу, — сказала она, пытаясь разглядеть огни, свидетельствующие о близости деревни.

Макнилл остановил лошадь и легко спрыгнул на землю. Он подошел к повозке с той стороны, где сидела Кейт, и не мешкая снял ее с сиденья — она даже не успела ничего сообразить — и, поставив на землю, снова повернулся к повозке.

Привыкнув к полумраку, Кейт увидела, что они остановились рядом с грубыми каменными хижинами, маленькие окошки которых зияли как темные провалы, а двери оставались полуоткрытыми. Все это были брошенные жилища.

— Что это за место? — поинтересовалась она. Макнилл, распрягавший коня, пожал плечами:

— Никогда не слышал, чтобы у него было название. — Он указал на ближайшую хижину:

— Вот этот ничем не хуже остальных. Идите внутрь.

— Туда? — Кейт полагала, что придется заночевать на постоялом дворе, или в конюшне, или по крайней мере на ферме, где можно за деньги получить что-то вроде кровати. Ей не приходило в голову, что она останется ночью в совершенно пустынном месте наедине с Китом Макниллом. — А разве поблизости нет какой-нибудь гостиницы, где можно переночевать?

— На много миль вокруг — ничего.

— Это не страшно. Я не буду возражать, если придется проехать еще немного. Ночь приятная…

Руки его замерли на упряжи, он повернул голову и посмотрел на нее через плечо. На всякий случай Кейт улыбнулась.

— Ночь безлунная, и когда я говорю «много миль», я имею в виду много миль, а это не час и не два. Дорога станет еще хуже, прежде чем мы поднимемся на пустошь, а я не хочу ради вас рисковать ногами Дорана. — Тон его исключал какие бы то ни было возражения. — Стало быть, миссис Блэкберн, лучше выбирайте себе квартиру.

— Понятно. Конечно, если речь зашла о благополучии вашей лошади, мы, разумеется, должны остаться здесь, — сказала она с вымученной веселостью и направилась к ближайшей лачуге.

Это была именно лачуга. Дверь, наполовину сорванная с петель, висела в дверном проеме косо, как пьяная. Узкий вход закрывала занавеска из рваной тряпки, а грязный пол шел под уклон к низкому плоскому каменному очагу под грубым дымоходом. Хижина была пуста, если не считать черепков битой посуды.

Что она должна делать? Мебели нет никакой. Кейт в нерешительности остановилась в дверях, несчастная, озябшая, напуганная.

— Отойдите. — Она вздрогнула при звуке его голоса, раздавшегося у нее за спиной, но Кит притворился, что ничего не заметил, и прошел мимо нее с охапкой дров. Он сложил их в очаг, вынул из кармана коробочку с трутом, разжег огонь. Потом выпрямился. — Я принесу ваш сундук.

— Благодарю вас.

Он исчез и вскоре вернулся с ее багажом и корзиной, которую им дала служанка в «Белой розе». Присев на краешек очага, Кит подбросил в огонь еще поленьев, после чего достал из корзины кувшин с элем.

«Господи, сделай так, чтобы он не напился! Не знаю, что я буду делать, если он опьянеет». Кейт подвинулась ближе к двери, приготовившись бежать. Только вот куда?

Кит зубами вытащил из кувшина пробку и выплюнул ее в огонь, а потом поднес горлышко кувшина к губам. Запрокинул голову и, как показалось Кейт, ужасно долго вливал в себя эль. Наконец он вытер рот рукавом и протянул кувшин ей:

— Держите. Согреет лучше, чем вода.

Кейт не хотелось пить грубый эль, но оставить все Макниллу казалось неразумным. Она нерешительно приняла от него кувшин. Его глаза блеснули в свете пламени.

— У вас нет какой-нибудь посуды для питья?

Он спокойно посмотрел на нее:

— Предлагаю воспользоваться ртом.

— Понятно.

Он отломил себе кусок хлеба, глядя, как она пытается повторить его движения, но кувшин был для нее слишком тяжелым и выскользнул, когда она наклонила его, и эль пролился ей на платье.

— Черт побери!

Услышав такое выражение, Кит поднял брови. Но Кейт было все равно. Теперь ей было не только холодно, но и сыро, платье стало липким. Дороге, казалось, предстояло длиться целую вечность, спать ей было негде, и она оставалась один на один с этим высоким, грубым горцем, который, возможно, совратил множество женщин. И что хуже всего, она оказалась здесь по собственной воле. Она была откровенно напугана, а собственный страх у Кейт Блэкберн еще с детства вызывал возмущение.

— Да черт побери! Как можно пить из этой… штуки? — раздраженно прошипела она. — Почему у вас нет стакана? Или это идет вразрез с вашим горским кодексом самоограничения? Ни к чему постоянно устраивать себе трудности, чтобы потом преодолевать их. Немного удобств не лишат вас мужественности! Или «шотландского лоска»!

Кит выпрямился и, сделав всего один шаг, замер перед ней, глядя в ее лицо сверху вниз. В глазах его бушевало пламя, улыбка скорее напоминала волчий оскал. И все-таки Кейт не опустила голову, вызывающе глядя на него.

— Ну вот что, уверить вас в своей мужественности я могу только на словах. Или вы предпочтете, чтобы я доказал ее на деле? — промолвил он обманчиво спокойно. Кейт вспыхнула. Его взгляд скользнул к ее губам. Потребовалось все ее самообладание, чтобы не закусить губы, чтобы сдержать их дрожь. — Что же до посуды для питья… Можете пить из моего рта, если хотите. Потому что другой посуды здесь не найдется. И уверяю вас, меня это ничуть не затруднит.

Кейт раскрыла рот от удивления. Она с усилием отвела взгляд от его глаз, лицо и шея у нее покрылись потом.

— Не хотите? — спросил он. Лицо его мгновенно утратило выражение сияющей чувственности. — Тогда укладывайтесь спать, миссис Блэкберн, — спокойно продолжил он. — Завтра нам предстоит настоящая езда, и я думаю, что погода скоро испортится. — Он повернулся к очагу, потом оглянулся на Кейт. — И не нужно заманивать мужчину, если вы не намерены с ним расплачиваться.

Да, это она запомнит до могилы.

Дрожащими пальцами Кейт отперла сундук, поискала, нет ли там какой-нибудь теплой одежды. Но ее постигло очередное разочарование. Платья, которые она перешила из некогда модных туалетов матери, были из шелка и муслина, тонкие и изящные, как крылья стрекозы. Кейт глубоко вздохнула. Видимо, предполагается, что спать она будет на земляном полу.

— Миссис Блэкберн.

Она оглянулась. Макнилл стоял над своим пледом, который он аккуратно расстелил у своих ног, сделав некое подобие ложа.

— Можете устроиться здесь. Я пойду позабочусь о До-ране и принесу еще дров. А вы поступите разумно, если поедите и ляжете спать. — Ждать ответа он не стал, но, прежде чем выйти в ночную тьму, сказал:

— Вам нечего меня бояться. — И добавил так тихо, что она решила, что ей это почудилось:

— Луна не боится волчьего воя. Черт побери, она даже не знает, что волк воет!

— Пора вставать, миссис Блэкберн.

Кейт перевернулась и едва удержалась, чтобы не застонать. Потом открыла один глаз. Было еще темно.

— Лучше подождем, пока рассветет, — пробормотала она. — Здоровье вашей лошади и все такое…

— Снаружи светлее, а с севера надвигается буря. Мне не хочется, чтобы она настигла нас на пустоши. Мы выезжаем немедленно.

Кейт не стала протестовать. Поздно вечером она пообещала себе больше не поддаваться низменным порывам. Она все-таки леди, хотя, возможно, на мгновение забыла об этом, но больше такого не произойдет. Она с трудом поднялась, заметив, что зола уже залита водой, а ее сундук вынесен.

Кит дал ей поспать как можно дольше.

— Держите, — сказал он, протянув ей какой-то цилиндрический предмет. — Это что-то вроде горного чая. Выпейте, а поедим по дороге.

Она с удивлением взяла цилиндр, радостно обхватив теплый металл озябшими ладонями.

— Да где же вы нашли посуду?

— Это крышка от подзорной трубы, лежащей у вас в сундуке. Я увидел ее, когда закрывал сундук.

Неужели он действительно так серьезно отнесся к случайно сорвавшемуся с ее губ требованию? Кейт смотрела на него, заинтригованная неожиданной галантностью горца.

— Я не рылся в ваших вещах, если вы думаете об этом, — насмешливо сказал он. — Я шотландец и считаю, что это не по-мужски.

— Ну разумеется. — Кейт вспыхнула, обрадованная улыбкой, осветившей его лицо, потом выпила горькую горячую жидкость, не зная, шутит он или нет.

Сунув пустой колпачок в карман, она вышла из дома вслед за Макниллом и вскарабкалась на сиденье, не дожидаясь его помощи. Она докажет ему, что не изнеженная бездельница. Если это и произвело на него впечатление, виду он не подал. Кит что-то поправил в сбруе Дорана, уселся рядом с Кейт, взял в руки вожжи и резко хлестнул мерина по крестцу.

Ни сейчас, ни позднее есть им не пришлось. Отъехав на несколько миль от заброшенной деревушки, они переправились через быстрый поток. Заднее колесо повозки наткнулось на камень, лежащий на дне, и вся повозка, стоя поперек течения, резко наклонилась, угрожая вывалить их в ледяную воду. Макнилл схватил Кейт за талию и резким броском переместил их обоих в поднявшуюся сторону, закричав на Дорана, который устремился вперед против потока и наконец вытянул повозку.

От сильного толчка корзина с едой свалилась в воду, перевернулась вверх дном, и ее подхватил поток. Только то, что седло Макнилла и ее сундук были привязаны сзади, спасло их от такой же плачевной участи. Однако это не слишком утешало Кейт, когда она сидела, съежившись, на жестком сиденье, спрятав подбородок в складки плаща и крепко обхватив себя под плащом руками, а в животе у нее громко бурчало.

Ближе к полудню они пересекли низкий холм, за которым начиналась вересковая пустошь. Ветер завывал, как зверь, ищущий добычу. Фаэтон сотрясался и кренился набок от любого порыва ветра, и каждый раз у Кейт перехватывало дыхание.

Кейт не помнила, чтобы ей когда-либо было так холодно.

Она закрывала глаза от порывов ветра. Унылый утесник цвета горчицы и мокрые зеленые папоротники двигались и кружились, волнуясь на холмах, простиравшихся до горизонта. Тонкая линия облаков цвета бычьей крови отделяла землю от серого стального неба. Буря, разразившаяся над ними две ночи назад, готовилась к новому нападению.

Настроение у Кейт испортилось. Но она ничего не сказала Киту. Что тут говорить? Делать нечего, нужно ехать, пока они не доберутся до другого края этой пустоши. Жалобы не помогут, он только станет презирать ее еще больше. Сам он как будто не чувствует холода, словно стихии давно уже утратили свою власть над ним.

Ей нужно только выдержать.

Глава 6

Мода или здоровье? Выбор, продиктованный экономической необходимостью

Кейт завалило на Кита, но она не отстранилась. Этого было достаточно, чтобы почувствовать неладное.

Кит остановил Дорана, и она наклонилась вперед и упала бы, не успей он подхватить ее. Он притянул ее к себе на колени и заглянул ей в лицо. Веки были белы, как алебастр, губы — бесцветны. Она была в обмороке.

— Миссис Блэкберн!

Кит слегка потряс ее, веки Кейт затрепетали и открылись.

— Мы ее пересекли? Она кончилась?

— Еще нет. — Черт побери! Им еще ехать и ехать, прежде чем они минуют пустошь. Он оглядел горизонт, ища знакомый ориентир. Заморосил мелкий холодный дождь, сопровождавшийся бешеными порывами ветра. Поношенный плащ Кейт был плохой защитой. Ее единственной защитой оставался он, Кит. Макнилл привлек ее к себе, огляделся. Должно же быть что-то, где можно укрыться, — маленькая ферма, хотя бы груда камней, что угодно…

И тут он увидел его, несколько в отдалении, словно призрачный корабль, плывущий среди не отмеченного ни на каких картах моря тумана. Его сердце гулко забилось. Он понял, что это. Он и не знал, что они так близко от замка.

Кит хлестнул Дорана поводьями, повернул повозку и поехал на юг. Проехать нужно было около мили.

Одна миля плюс-минус целая жизнь.

— Кому он принадлежит, как ты думаешь ? — спросил Данд. Его темные глаза задумчиво щурились на огромные руины.

— Принадлежал, — поправил его Рамзи, презрительно пожав плечами. — Кому бы ни принадлежал, теперь он принадлежит пустоши.

— Я слышал, отец аббат говорил, что им владел один из мятежников, сражавшихся против короля, — сказал Дуглас. — Большой военачальник.

— И еще больший дурак, если он выступил против короны на пустоши Куллоден, — сказал Рамзи.

— Все большие воины дураки, — отозвался Данд.

Замок. Кит никогда не слышал, чтобы его называли как-то по-другому. Его рваные очертания застыли на фоне неба, как живописное изображение замка некоего чародея. Большинство замков стоит на вершинах каменистых нагорий или утесов; некоторые прячутся в густых лесах или на развилке реки. По какой-то причине, из прихоти или спеси, но строитель этого замка решил сделать пустошь его стражем.

Кит остановил Дорана перед огромным проемом, в котором когда-то были массивные двери, думая только о легком озябшем теле Кейт, лежащем у него на руках, и о необходимости отогреть ее. Он осторожно поднял молодую женщину и зашагал по лестнице к замку. Пронес ее по длинному пустому коридору, не обращая внимания ни на ветер, ни на то, что его сапоги шуршат по гниющим листьям, которые наносило сюда в течение пятидесяти осеней, листьям, которые укрывали вздувшийся, потрескавшийся пол.

— Где мы? — пробормотала Кейт. Глаза у нее были все еще закрыты, но между бровями обозначились две тревожные морщинки.

— Не волнуйтесь.

В конце коридора Кит спустился по короткой лестнице в подземную кухню, куда через дымовое отверстие попадал бледный предвечерний свет. Камины в других комнатах давно забило всяким мусором. Только здесь можно было спокойно развести огонь.

Он опустился на колени и прикрыл пледом Кейт, а потом закутал ее еще в шерстяное одеяло. Выпрямившись, сказал:

— Я разведу огонь.

Ее веки задрожали.

— Благодарю вас.

Она, наверное, поблагодарила бы и самого дьявола, распахни он перед нею дверь в преисподнюю. Аристократы. Хорошие манеры, видите ли.

Кит огляделся, разыскивая что-нибудь, что можно сжечь.

— Что это за место? — услышал он вопрос Кейт.

— Старая куча камней, когда-то бывшая замком.

— Как вы узнали о нем?

— Я бывал здесь мальчишкой. Мы часто убегали из спальни и проводили ночи здесь, а к заутрене возвращались.

— К заутрене? Неужели вы жили в монастыре?!

— В аббатстве Сент-Брайд.

— Вы собирались стать монахом?! — В ее голосе слышалось явное изумление.

— Нет.

— Вот как? — Внезапно она приподнялась на локтях. — Если вы могли приходить сюда в детстве, значит, ваше аббатство где-то неподалеку, — отметила она.

Кит высек искру в груде растопки.

— Ворона долетит за два часа, но Доран не ворона. По дороге мы ехали бы пять часов или около того, а буря уже набирает силу. Пока она не утихнет, ехать нельзя.

Кит раздул уголек, и вся куча вспыхнула. Он торопливо подбросил в огонь еще топлива, чтобы разгорелось как следует, потом подошел к Кейт. Пока он занимался огнем, она закрыла глаза. Решив, что она уснула, он протянул руку, чтобы снять с нее намокший плащ.

Едва он прикоснулся к ней, как глаза ее открылись и она выпрямилась и отпрянула, стиснув руками ворот плаща.

— Я не собираюсь вас насиловать. — Кит отодвинулся. — Это не по-мужски, а стало быть, не по-шотландски, да к тому же здесь пока чертовски холодно.

Его слова заставили ее поневоле улыбнуться.

Эти слова она восприняла бы не так безмятежно, если бы знала, насколько они лживы. Она ведь понятия не имеет, как привлекательно выглядит, лежа на его сложенном пледе, с лицом, окаймленным колдовской путаницей волос, с темными настороженными глазами. Негодяй! Томиться по женщине, которая едва может поднять голову. Но Кит действительно томился.

— Плащ у вас мокрый, — сказал он сердито, протягивая руку. — Снимите, я повешу его у огня.

Не сводя с него настороженного взгляда, Кейт развязала завязки у шеи. Плащ соскользнул с ее плеч, и Макнилл тихонько выругался, увидев ее платье. На ней было то же тонкое хлопчатобумажное одеяние, что и накануне вечером. Неудивительно, что она так замерзла.

Не дожидаясь ее разрешения, Кит снял с себя куртку и закутал в нее молодую женщину. Она не возражала, и от этого, его охватила незнакомая тревога. Как же это он не заметил, что она одета совершенно неподходящим образом для предстоящего путешествия?

Очень просто. Он полагал, что она хорошенько утеплится, потому что пустилась в путешествие по Шотландии в ноябре. Он не учел, что она никогда не ездила по Шотландии и не может знать, что ей потребуется. Но, будучи леди, она оделась так, как им положено одеваться для путешествия.

— Зачем рисковать здоровьем ради моды, если…

— Мне не хочется вам противоречить, Макнилл! — прервала его Кейт, улыбаясь слабо, но торжествующе. — Но выбор моего платья продиктован не модой, это мое единственное платье.

— Не смейтесь надо мной! — прорычал он. — Или вы не понимаете? Я ведь ничего не знал, и вы могли замерзнуть насмерть.

Глаза ее от удивления округлились, а потом смягчились, нанеся ему более чувствительный удар, нежели ее презрение или упреки.

— Ну что же, Макнилл, если это загробная жизнь, то в Йорке найдется какой-нибудь священник, который все это сможет объяснить. Не смотрите на меня так. Мне нужно только немного согреться и… — Кейт осеклась, покраснев так, что Кит понял: она чуть было не попросила поесть. Есть было нечего. Пока нечего.

Он выпрямился:

— Я пойду позабочусь о Доране, а потом поищу чего-нибудь. Раньше на пустошах водилось множество кроликов.

Кит не сказал, что кролики, будучи куда разумнее двуногих, хорошенько прячутся на время бури. Но он попытается раздобыть пищу.

— Вам здесь будет хорошо.

— Я знаю.

— Очаг глубокий, ни одна искра не вылетит наружу, а я вернусь до того, как огонь догорит. Поспите.

— Постараюсь.

Если он не уйдет сию же минуту, то вообще не уйдет, а ей нужны еда и чистая вода. Кит посмотрел на Кейт. Она закрыла глаза и уже уснула. Ей здесь будет хорошо. Никто не придет в замок, сюда никто никогда не ходит.

Дорана он нашел там, где оставил, тревожно переступающего в постромках, в то время как ветер кидал повозку из стороны в сторону. Кит распряг его и стреножил, отвел к разрушенной стороне замка, где ручей омывал его берега, и отпустил.

Потом, зарядив ружье, вышел в бурю.

Кейт спала неспокойно и, проснувшись, обнаружила, что руки и ноги у нее дрожат, а зубы стучат. Она никак не могла согреться, как ни придвигалась ближе к огню, хотя от жара у нее щипало щеки и обжигало руки, которыми она сжимала у горла одеяло. Казалось, прошла вечность, прежде чем она услышала голос Макнилла.

— Кейт, выпейте вот это. — Он обхватил ее за плечи и, приподняв, начал терпеливо цедить воду ей в рот. Кит был весь мокрый. И холодный. Очень холодный. Вода капала ей на платье, вызывая страшную дрожь.

— Я очень замерзла, — жалобно сказала она.

Кит опустил ее на землю, и она сжалась, пытаясь остановить дрожь, глядя на него из-под полуприкрытых век. Он встал, сбросил промокший плащ и быстрым свободным движением стянул рубашку через голову. Освещенное со спины угасающим пламенем, его худое тело поблескивало — сильное, с лоснящимися мускулами, мощной грудью и плоским животом. Но лицо его оставалось в тени.

Он опустился на колени и притянул ее к своей обнаженной груди. Жар его крови уже дошел до кожи, и теперь он лился в нее, восхитительный, согревающий, возвращающий к жизни. Кейт следовало устыдиться, она должна была бы высвободиться. Но вместо этого Кейт прижалась к нему как можно крепче. Она расслабилась, поглощая тепло его тела, расположившись на нем как на ложе.

И уснула.

Кит уселся, прислонившись спиной к стене, вытянув перед собой ноги и держа Кейт на коленях. Потом нерешительно откинул с ее лица прядь волос. Прядь обвила его пальцы, шелковистая и мягкая, точно мех котенка, черная, как промасленный атлас. Он запрокинул голову и уставился невидящими глазами в потолок.

Кейт спала, совершенно расслабившись, абсолютно беззащитная, великолепно доступная. А в его душе просыпался голод. Ее мягкие линии идеально вписывались в жесткие очертания его тела, как теплый воск, когда со вздохом она спрятала голову ему под подбородок. Ее руки вытянулась на его груди, пальцы расслабились. Ее дыхание лилось ему на кожу, нежное, как детские сны, которых он никогда не знал, сладостное, как летние дни, которых он не помнил.

Кит опустил глаза. Губы ее были раскрыты, ресницы подрагивали. Она оставалась изящной и утонченной даже во сне. Что ему делать с ней? С существом, для которого важнее всего найти кого-то, кто снова закутает ее и ее сестер в дорогие шали.

Даже три года назад Кит понимал, что короткий разговор между ними был случайностью. Ему не стоило задерживаться в их гостиной; нужно было уходить вместе со всеми. Она разговаривала с ним как с равным, а он не был ее ровней. В любом другом месте, в любое другое время этого не произошло бы.

Кит вышел тогда из Йоркского особняка Нэшей и отправился в доки, намереваясь напиться. Это ему, в общем, удалось, а проснувшись, он обнаружил, что завербовался в армию и находится на борту транспортного судна, идущего в Индию. Теперь если у солдата пехоты его величества и оставалось что-то, так это время на размышления.

А размышлял он преимущественно о двух вещах, первой из которых была Кейт. Ничего плохого в этом не было. Плохо бывает тогда, когда не умеешь отличить воображаемое от реальности. Его обожженная солнцем кожа и легкие, опаленные горячим воздухом пустыни, были реальностью; открытые раны на ногах из-за тесных сапог были реальностью; соленые ручейки пота были реальностью; кровь умирающих была реальностью. Он слишком хорошо знал реальность, и Кейт Блэкберн была легким бегством от нее.

Так что он не лишал себя удовольствия думать о ней — о ночном цвете ее глаз и отблеске солнца на черных волосах, о ее белой коже и узких запястьях, о ее мягких, полных губах. Мысли о ней уносили его в мечты, когда реальность становилась невыносимой. Кит никогда не думал, что снова увидит ее. За те несколько минут в гостиной он ясно понял, как она горда. Кейт ни за что не пришлет в Сент-Брайд желтую розу.

Но бывали времена, когда смерть и крики раненых, воспоминания о бое становились такими яркими, что Кит не мог вызвать ее образ. Тогда он думал о предательстве. Тогда он думал о человеке, который убил Дугласа Стюарта. Он был так же уверен в этом, как если бы сам опустил нож гильотины.

Пока Кит размышлял о том, кто же был предателем, армия двигалась. Война с Францией разделилась на войны с властителями Индии, с русскими и испанцами. Прежде чем она закончилась, Кит повидал десятки стычек и сражений. На самом деле понадобилось немного времени и удачи, чтобы его способности были замечены. И поскольку офицеры падали в сражениях, как пшеница под серпом, его труды были вознаграждены боевым чином. И не один раз, а трижды.

Кит знал, что был хорошим командиром. Подчиненные доверяли ему безоговорочно. Но всякий раз, когда его повышали в чине, всякий раз, когда ему доверяли еще больше человеческих жизней, предательство, пережитое им в прошлом, нависало над ним все ощутимее. Он должен был выяснить, кто предал, и встретиться с предателем, чтобы проанализировать свои прошлые ошибки. Кит добился отставки, но судьба нередко смеется над человеческими планами.

Кейт неожиданно пошевелилась, и Кит замер, потому что она подняла голову и сонно огляделась, при этом потерлась шелковистой короной своей головы о его подбородок, все еще скорее спящая, чем проснувшаяся. Он сидел затаив дыхание, пока ее голова снова тяжело не опустилась ему на плечо и ее губы не оказались у его шеи.

И он возблагодарил Господа за то, что умеет распознать, что реально, а что нет.

Глава 7

Как просыпаться в незнакомом месте

— Какая красивая, Кит! Я почти завидую тебе. — Тихий голос шептал возле ее уха, что-то холодное и сухое коснулось шеи Кейт, затрепетало на ключице и скользнуло ниже… Она пошевелилась, отодвигаясь от этих фамильярных прикосновений, слабая от лихорадки и утомления. — Но зачем мне тебе завидовать, если я могу взять у тебя все, что захочется? — Дыхание говорившего было легкое и взволнованное. — В том числе и твою жизнь.

Пальцы видения скрючились над краем ее лифа, потянули его вниз. Она снова попыталась отпрянуть и проснуться. Рука видения неторопливо ласкала ее грудь, что-то придвинулось к ее лицу.

— Скажи Киту, чтобы он полюбовался розами. — Чьи-то губы коснулись ее, Кейт задохнулась и резко выпрямилась.

В углу черной комнаты шевельнулось темное пятно и исчезло в углу. Звук, похожий на тихий смех — или то был ветер в дымовом отверстии? — задрожал в воздухе.

Кейт с трудом поднялась, голова у нее кружилась, и она никак не могла сориентироваться. В очаге еще тлели угли. Проснувшись, она их не видела. Разве что кто-то стоял в тот момент между нею и огнем.

От страха Кейт окончательно проснулась. Где же Макнилл?

Она заметила короткую лестницу и поднялась по ней на подкашивающихся ногах.

— Макнилл! — хрипло позвала Кейт. В горле больно саднило, и от усилий у нее закружилась голова. — Макнилл!

Ответа не было. Она пошла по длинному полутемному коридору, вдоль которого лежала полоса лунного света. Она шла с трудом, пересекая одну пустую комнату за другой. Везде было темно. Везде было тихо. Точно в могилах, ждущих Своих обитателей.

Наконец Кейт добралась до огромного входа, наполненного тусклым серым светом. Она подняла голову. Тремя этажами выше огромное отверстие, проделанное в крыше, открывало темное небо, по которому стремительно неслись облака, затеняя лик убывающей луны, и холодный, резкий ветер врывался сверху, закручиваясь вихрем, шевеля листья у ее ног и набрасывая волосы ей на лицо.

— Макнилл! — Ветер подхватил ее слабый крик и унес его прочь.

Никто ей не ответил.

Случилось худшее: он ее бросил, и от этой мысли по коже Кейт побежали мурашки.

Пожалуйста, не нужно, чтобы это повторилось! Она сморгнула слезы, не желая плакать, хотя мысли у нее разметало, как клочья тумана по ветру, а ноги подкашивались. Холод высасывал остатки тепла из нее и… и тут она увидела слабое мерцание.

Кит ее не бросил.

Всхлипнув, Кейт потащилась по направлению к освещенной комнате. Дороги назад она не смогла бы найти, голова у нее кружилась, сердце трепетало, как кролик в западне. В комнате спиной к ней стоял Макнилл, и горящая ветка у него в руке освещала темные стены комнаты.

— Макнилл… — Радостное восклицание замерло у нее на губах, когда Кейт увидела, на что он смотрит. Тяжелый дубовый стол лежал на боку, его поверхность была испещрена глубокими шрамами, словно по нему прошлись топором. То, что некогда было стульями или скамьями, лежало в обломках. Стеклянные осколки покрывали пол, как ковер из драгоценных камений, и мятые оловянные подносы и чаши валялись вдоль выщербленных и шершавых оштукатуренных стен.

— Что здесь произошло? — спросила она.

— Судя по всему, — спокойно сказал Кит, — кому-то не повезло. — Он поднял ветку в руке и осветил стены повыше.

Кейт отпрянула. В трех футах над полом к стене кинжалом был пригвожден труп крысы. Шею высохшего трупа обвивал венок из четырех цветков, сухих и сморщенных, но в них еще можно было узнать розы. Маленькие желтые розы. Кейт нашарила позади себя стену, чтобы не упасть. А Макнилл опустил факел, и мерзкий трупик исчез. Он обвел глазами комнату, все замечая, отбрасывая ненужное, ничего не упуская.

— Кто это сделал? — шепотом спросила она. — Это был он?

Кит повернул голову, внимательно вглядываясь в нее.

— Кто — он?

— Когда я проснулась, в кухне был какой-то человек. Он назвал… ваше имя и сказал, что может взять у вас все, что захочет, в том числе и жизнь. Потом…

Кит круто повернулся к ней:

— Что потом?

— Он прикоснулся ко мне.

— Так я и знал! — Кит направился к ней, внезапно превратившись в разъяренного и устрашающего кельтского воина. Схватив ее за плечи, он посмотрел ей в лицо. — Он вас обидел? Он осквернил вас?

Кейт не сразу осознала его слова. Конечно, он ее осквернил. Потом поняла, и лицо ее вспыхнуло.

— Нет-нет. Он только прикоснулся ко мне… — Ее рука затрепетала у расстегнутого лифа.

Макнилл свирепо рявкнул, отпустил ее и огляделся.

— Он велел передать вам, что вы должны полюбоваться розами.

— Что?

— Он сказал: «Передайте Киту, чтобы он полюбовался розами».

Макнилл снова выругался. Он протянул руку, схватил ее за плечо и круто развернул, отчего голова у нее закружилась.

— Как вы смеете?! — возмутилась Кейт, слегка ударив его по руке, но его хватка была как стальная, и он не обратил внимания на ее возмущение. — Вы не можете…

— Могу.

Она покачнулась, споткнулась и упала бы на колени, если бы Кит не подхватил ее. Он прижал молодую женщину к своей широкой груди, легко поднял и вышел из комнаты в коридор, умудрившись при этом не выпустить из рук факел.

— Вы должны мне сказать, — проговорила она. — Вы обещали. Вы поклялись! Что здесь происходит?

— Ну, будь по-вашему, мэм. — Смех у него был горький и короткий. — Вы видели крысу в цветочном венке?

— Да. — Кейт порылась в тумане, застилавшем ее мысли. — Это такие же розы, как та, что вы привезли нам в Йорк?

— Да. Пригвоздивший крысу сделал это не в качестве любовного подарка, — мрачно проговорил Кит. — Я не знаю, кто это и чего он добивается, но, честное слово, не хотел бы, чтобы вы были здесь, когда я это выясню.

Он остановился посреди холла, глаза у него были яростные и напряженные, на суровом лице отражалась тяжелая внутренняя борьба.

— Проклятие! — пробормотал он. — Черт бы все это побрал! Он знает, он знает, что у меня нет времени его разыскивать. Он меня дразнит. Он может прятаться в тысяче мест, а у меня нет времени. Потому что вы здесь. Потому что вы так слабы и… Проклятие, вот проклятие!

Испуганная его неистовством, Кейт съежилась у него на руках, и тут же огонь в его глазах погас и на его лице снова воцарилось безразлично-учтивое выражение.

— Нам пора уходить, но сначала возьмите вот это.

Он отдал ей факел, и она взяла его, а он направился к дальнему концу узкого прохода, неся на руках ее неподатливое тело. Плечом он открыл тяжелую дубовую дверь и посмотрел на крутую лестницу, ведущую в темноту.

— Прошу прощения, — сказал он, взял у нее факел и перебросил ее через плечо, чтобы освободить руки.

Кейт возмутилась:

— Вы не можете… Ах!

Высоко подняв горящую ветвь, он начал спускаться, и каждый возмущенный возглас совпадал с его шагами.

В подвале ничто не изменилось. Паутина по-прежнему свисала толстыми клочьями с низких сырых каменных арок, и в темноте слышался шорох разбегающихся тварей. Запах сырости и гнили, стоявший в промозглом воздухе, был все так же густ.

Кит опустил Кейт на пол, прислонил к стене и снова отдал ей факел.

— Держите и ждите здесь.

Она взяла факел, ничего не сказав, быстро заморгала, словно пытаясь сосредоточиться. Она была явно больна — то ли от голода, то ли от холода и недостатка сна, этого Кит не знал. Он знал только, что ее нужно доставить как можно скорее в Сент-Брайд. Все остальное не имеет значения. Даже этот призрак, будь он проклят, хотя потребность найти его и наказать за то, что он к ней прикоснулся, бурлила в нем, как живое существо.

Кит углубился в разрушающийся подвал и, остановившись у дальней стены, принялся шарить руками по ее осклизлой поверхности, пока не нащупал выступающий край каменной кладки. Он вытащил его и просунул руку в открывшуюся щель. Оттуда он извлек завернутый в кожу сверток. Развернув его, Кит достал длинный, тяжелый клинок.

— Что ты делаешь, Кит ?

— Я делаю запасы, Данд. Никогда не знаешь, когда может понадобиться оружие.

Данд рассмеялся:

— Но здесь? С какой стати? Ты боишься, что когда-нибудь эти скоты снова поднимут на тебя оружие?

— Что это такое? — Слабый голос Кейт вернул его в настоящее.

— Старинный палаш, — сказал он, легко поднимая громоздкое с виду оружие словно шпагу и оглядывая его тупой конец взглядом знатока.

— Почему ты так упорно цепляешься за эту дубинку, . Кит, ведь можно пользоваться чем-нибудь более тонким?

— Потому что дубинка бьет, а не колет, и это надежнее.

Он вынул кожаные ножны из того же свертка и закрепил их ремнем на спине между лопатками, затем убрал тяжелое лезвие в ножны.

— Теперь мы уходим.

Властность, прозвучавшая в его голосе, привела в порядок беспорядочные мысли Кейт. Она кивнула, и на этот раз, когда он сгреб ее в охапку, прижалась к нему. Вернувшись в кухню, Кит собрал их вещи и вынес молодую женщину наружу. Он оставил ее рядом с полуразрушенной стеной, велев подождать, пока он поймает и запряжет Дорана.

На востоке тьма немного поредела. Кейт стояла, где ей было велено, чувствуя неприятную слабость и ощущая за спиной подавляющую тяжесть замка. Она смущенно повернулась, подняла голову и увидела край крыши, открывавший обуглившиеся полустены комнат второго этажа; весь фасад был испещрен затененными нишами и черными пустотами окон. Высоко вверху среди крошащихся зубцов расселились травы. Грубые стебли качались от ветра, бледные среди полумрака, точно призрачные руки маленьких детей, умолявших ее подняться к ним, а позади этого какая-то темная фигура…

— Кейт!

Она вздрогнула и резко повернулась. Слишком поздно услышала она зловещий шум наверху, а Кит уже обхватил ее, крепко прижал к стене, держа руки над их головами, а небо обрушило на них поток камней. Она прижала лицо к его шее и почувствовала, что его крупное тело сотрясается каждый раз, когда в него попадает камень. Самой Кейт не коснулся ни один камешек.

Все кончилось так же внезапно, как и началось. Макнилл оттолкнул ее, держа на расстоянии вытянутой руки.

— Вас не ушибло?

— Нет.

Он вздохнул спокойнее, потом взглянул вверх.

— Вы ничего не видели? Никого?

— Не знаю. Мне показалось… — Она покачала головой. — Нет, не знаю.

Он наклонился, обхватил ее под колени, отнес к повозке и усадил. Мерин бил копытом, когда Макнилл усаживался возле нее.

— Куда мы едем? — спросила она.

— Туда, где все это началось, — ответил он. — В Сент-Брайд.

Глава 8

Как забыть прошлое: полезное, но зачастую бесплодное стремление

Кит легко тронул кнутом спину Дорана, и мерин взял с места рысью. Макнилл чувствовал чей-то враждебный взгляд, наблюдавший за их бегством. Но самих их никто не мог видеть, потому что навес повозки был поднят. Что еще важнее, они не были мишенями, хотя Кит без малейшего тщеславия знал, что только он один способен на такой выстрел.

— Мы в безопасности? — чуть слышно прошептала Кейт.

— Да.

— Но что, если он гонится за нами? Что, если он подстережет нас впереди?

— Посмотрите вокруг, миссис Блэкберн, здесь негде спрятаться. И если бы он хотел нас убить, то сделал бы это, пока мы спали.

— Вот как, — слабо пробормотала она, медленно наклоняясь к нему. Он посмотрел на нее и опять поразился бледности ее лица, темным кругам под глазами и впадинам под скулами.

— Боже мой! — сказал он. — Вы ужасно выглядите.

Она постаралась выпрямиться. Подбородок у нее задрожал, потом привычно вздернулся.

— А вы… — заявила она, — вы невоспитанный человек. — Я только хотел сказать, что…

— Я прекрасно знаю, что вы хотели сказать, — проговорила она. — Недавно вы сказали мне, что я грязная…

— Что?! — Киту не понравилось, как она клонится вперед, и он схватил ее за руку, но она высвободилась. — Я никогда…

— Нет, сказали. В том трактире! А теперь вы заявляете, что я ужасно выгляжу. Какие еще замечания вам хочется сделать?

— Иисусе! У вас больной вид, и я понятия не имею, что вы имеете в виду, когда утверждаете, что я говорил, будто вы грязная. Но уж если на то пошло, то так оно и есть.

Господи, помоги! Теперь она захлюпала носом.

Кит в ужасе уставился на нее. Дыхание ее прервалось настоящим рыданием.

— Но я тоже грязный! — выпалил он яростно. — Мы же в дороге. Вы спали на полу. Вы выглядите… вы выглядите… — Господи, он не мог поверить, что это он едет через замерзающие болота, уходя от опасности, и при этом пытается придумать комплимент! И что именно она старается вынудить его к этому! Что же такое с ним творится? — Я не могу в это поверить.

— Во что? — спросила она, обиженно сопя.

— Вы оскорблены тем, что мужчина, который совершенно вас не интересует, считает вас не слишком привлекательной. Есть ли в вас, благовоспитанные леди, что-нибудь, кроме тщеславия? Ну ладно, как бы то ни было, я нахожу вас привлекательной. Но все равно вы ужасно выглядите.

Ее лицо сморщилось.

— Я не выгляжу, а чувствую себя ужасно! — И она тут же закрыла лицо руками.

— Кейт!

— Нет! — Она немного встряхнулась и вытерла слезы тыльной стороной руки. — Я обещала себе, что буду держаться, как подобает леди. Я вынесу все, что преподнесет эта поездка. Так и будет. Но… — она устремила на него сердитый взгляд, — я хочу кое-что выяснить. Кто был этот человек?

Киту не хотелось начинать разговор на эту тему.

— Вы должны мне сказать. Он… позволил себе вольности.

— Уж не думаете ли вы, что я не сознаю этого, — проскрежетал он, — и что я оставлю это безнаказанным? Я в ярости, сударыня, уверяю вас. И он дорого заплатит за это оскорбление.

— Ваше негодование не может меня успокоить. Мне нужна правда. Я заслужила ее. — Она внимательно всматривалась в его лицо, ища ответа. — Макнилл.

Он снова устремил взгляд на дорогу. Его руки крепче сжали поводья, старые кожаные перчатки натянулись на костяшках пальцев.

— Нас было четверо, — начал он.

— Те двое, что приезжали с вами в Йорк, и тот, что умер в тюрьме? — уточнила она.

— Да.

— Как вы познакомились?

— Мы были сиротами, собранными, как клочки шерсти с колючих кустов, по городам и деревням в Сент-Брайд, последнюю католическую общину Шотландии.

— Кто вас собирал?

Макнилл пожал плечами:

— Настоятель и его монахи.

— А как они вас находили? Как они узнавали, где вас искать? Почему именно вас?

— Господи, сколько вопросов! — Но, увидев, что ее не собьешь, Кит вздохнул. — Какое-нибудь письмо, слухи, сплетни, нашептанные тайным приверженцем католицизма, — всего этого было достаточно, чтобы они отправились на поиски.

— С какой целью?

— Я в точности не знаю, могу только предполагать. — Кит помрачнел. — Мальчишками мы верили, что нам суждено стать рыцарями древнего ордена тамплиеров, мы даже принесли клятву верности. — Он горько улыбнулся. — И потом, когда мы поняли, что нам не станут дарить никаких серебряных блюд, мы все равно хранили верность этой клятве. Только верность мы хранили не Сент-Брайду, а друг другу.

— Это та же клятва, которую вы принесли мне, — сказала она, начиная понимать.

— Да.

— Но какое это имеет отношение к разрушенному замку и к человеку, который там прячется?

— Кто-то нарушил клятву. И я думаю, что это тот человек, которого вы видели.

— Не понимаю.

Он раздраженно сдвинул брови.

— Нас воспитывали не для того, чтобы мы стали рыцарями, нас воспитывали, чтобы мы стали… воинами. Наши поступки направлялись и поощрялись церковью.

— Как в ордене тамплиеров?

— Только здесь не было такой четкой дисциплины. Мы были орудиями, которые предназначались для использования во времена больших потрясений и опасностей. Вроде тех, что произошли во Франции в девяносто третьем году. Тогда в сентябре в одном только Париже были убиты четыре сотни священников и больше тысячи дворян-католиков. Кое-кто из священников бежал в Англию, один — брат Туссен — в Сент-Брайд. Прежде чем обратиться к священному ордену, он был великим воином. Он научил нас своему искусству. Однажды, — продолжал Макнилл, — в аббатстве появился какой-то человек, француз. Я не знаю его настоящего имени — он называл себя Люшен, и было ясно, что он знавал брата Туссена в Париже. Теперь я подозреваю, что в нем текла кровь французских королей. В то время у роялистов и церкви были общие интересы — реставрировать французскую монархию и таким образом вернуть во Францию католическую церковь. У него был план. Мы должны были отправиться во Францию, назвавшись путешественниками, которые странствуют по миру в поисках неизвестных растений и животных, но в основном роз. И как охотники за розами мы должны были представить наши открытия Жозефине Бонапарт.

— За розами? — Должно быть, в ее голосе прозвучало сомнение, потому что на лице его промелькнула кривая усмешка.

— Жена Наполеона Бонапарта собрала в своем поместье в Мальмезоне самую большую в мире коллекцию роз. Она была увлечена розами, и Наполеон, как любящий муж, потакал ей. Ее сады стали легендой, и она разослала по всему свету доверенных лиц на поиски новых сортов. Дипломаты, лизоблюды, послы множества государств и княжеств постоянно прибывали к ее дверям со своими подношениями. Можете представить себе, какой плодородной почвой для сбора сведений был этот дом. Конечно, такие возможности не остались незамеченными советниками короля.

Кейт ждала. Он погрузился в воспоминания и уже не просто рассказывал, но живописал свое прошлое.

— Среди прочих на службе у нее состоял человек, который хотел сообщить нам сведения о сторонниках Наполеона, о его планах, даже о переписке. Мы должны были встретиться с ним. Но нас схватили, обвинили в шпионаже и бросили в тюрьму, прежде чем мы смогли приблизиться к дому Жозефины.

— И вы считаете, что о ваших планах донес кто-то из ваших товарищей или этот французский священник?

— Да.

— Почему?

— Потому что в тот день, когда Дугласа повели на гильотину, начальник тюрьмы сказал нам, что он все знает: всех, с кем мы входили в контакт, священников, с которыми мы встречались, имя француза — капитана судна, на котором нас переправили через Ла-Манш, даже хозяина трактира, где мы остановились. И все эти люди погибли. Их выдали. Особенную радость ему доставило то, что предатель был среди нас.

— Как можно быть уверенным, что он говорил вам правду? — спросила Кейт. — Может быть, ему хотелось, чтобы вы мучились от подозрений. И это был трюк, чтобы вырвать у вас еще какие-то сведения.

Макнилл покачал головой:

— Он и так знал все, включая клятву, которая была известна только пятерым: Дугласу, Рэму, Данду, мне и брату Туссену, которому мы доверились.

— Это бессмыслица. Вы все были в той темнице. Вы все пострадали.

— Разве? — Кит встретился с ней взглядом. — Нас допрашивали порознь. Это обычная практика — отделить человека от его друзей, особенно если есть надежда получить от него сведения. Да, мы все пострадали. Но все ли пострадали одинаково?

— Но зачем было вас выдавать? — спросила Кейт, качая головой. — Никто не был освобожден, никто ничего этим не достиг.

— Ценой предательства он мог променять свою жизнь на наши. Он полагал, что в живых останется только он, разве непонятно? Единственный уцелевший, и притом обогатившийся, так мне думается. — На его губах появилась угрожающая улыбка. — Тот, кто нас выдал, не мог бы жить с сознанием, что о его предательстве известно хотя бы тем, кого он предал. Его самолюбие и его вина были слишком велики. Он должен был получить награду после нашей смерти. Дуглас стал первым. Остальные вскоре должны были последовать за ним, но тут появился ваш отец и разрушил все планы тюремщиков.

— Но почему они не казнили всех одновременно с Дугласом?

— У меня есть предположение, что начальник тюрьмы хотел убедиться в достоверности полученных сведений. Хотел, чтобы его осведомитель знал, что его ждет, если он задумал предать Францию так же, как своих товарищей.

— Вы пришли в наш дом все вместе. Если вы знали, что один из уцелевших — предатель, почему вы пустились в дорогу вместе с ним? Почему вы не устроили остальным очную ставку?

— Я устроил! — проскрежетал Кит. — Мы устроили. Но двое из нас невиновны. Может быть, все невиновны. Может быть, брат Туссен был в той французской тюрьме и сообщил обо всем, хотя я ума не приложу, как… — Он покачал головой. — Скажу одно: обвинение было предъявлено и полностью опровергнуто. Рэм и Данд обвиняли меня, я обвинял их обоих.

— Какой ужас!

Кит не обратил внимания на ее сочувствие.

— После того как мы принесли клятву вашей семье, мы не могли больше видеть друг друга. Мы расстались, думая, что никогда больше не встретимся. Только…

— Только?

— Только я не смог отказаться от этого так просто. Три года мне не было покоя. Как я могу доверять самому себе, если не в состоянии доверять своему прошлому? Как могу я доверять своему суждению, своим чувствам, верности, на которой я основал всю свою жизнь, когда все это может оказаться ложью? Я должен докопаться до истины. — Он отвел взгляд и добавил:

— А теперь — тем более.

— Тогда… почему вы не остались? — спросила она смущенно. Ответы на мучившие его вопросы, казалось, были совсем близко, а он предпочел все бросить. — Почему вы не стали искать того, кто скрывается в замке?

— Потому что я обещал, что благополучно доставлю вас к месту назначения. И вы больны, а я не могу рисковать вашим здоровьем и медлить больше, чем это необходимо. — И Кит хлестнул Дорана, словно напоминая, что нужно поторапливаться. — Ну вот, я ответил на ваши вопросы. — Голос его звучал отчужденно. Он упорно не смотрел на нее. — Теперь поспите. Мы будем в Сент-Брайде еще до наступления темноты.

Глава 9

Как обзавестись новыми друзьями

— Что это такое? — шепотом спросила Кейт, не поднимая головы с плеча Кита. Она только что проснулась и обнаружила, что видит маленькие темные глазки, мясистые розовые щеки и рот, округлившийся в молчаливом изумлении.

— Не «что», — ответил Кит спокойно, — а «кто». Это брат Фиделис.

Кругленький человечек в коричневой сутане, который рассматривал ее близорукими глазами, придвинулся ближе.

— Боже праведный, что это такое, Кристиан?

— Не «что», — повторил Кит голосом, в котором звучало что-то похожее на удовольствие, — а «кто». Это миссис Кэтрин Блэкберн.

— Женщина! — ахнуло несколько мужских голосов, словно они только и ждали подтверждения своих страшных подозрений.

Кейт приподнялась со своего удобного ложа и увидела позади брата Фиделиса небольшую группу одинаково одетых людей, столпившихся неподалеку, лица их выражали разную степень любопытства и беспокойства. И кажется, она поняла почему. Кейт была одета в слишком большую для нее куртку Кита, закутана в его плед и оперлась на него самым развязным образом. Она попробовала выпрямиться и — о! — совершенно неожиданно все завертелось у нее перед глазами, и она упала лицом на руки Кита.

Кейт забыла, что у нее кружилась голова. Ей показалось, что она больше не чувствует холода. Она впервые с начала этой поездки успокоилась и перестала бояться, слушая историю, которую по ее просьбе рассказал Макнилл. Кейт начала понимать характер человека, поклявшегося защищать ее. Кит Макнилл не был ужасным, холодным механизмом разрушения. Во многих отношениях он был… не так уж не похож на нее. Поняв это, Кейт встрепенулась и опять встревожилась.

— Что она говорит?

— Что ты натворил?

— Ах, Кристиан, ты ведь не…

— Бедное создание…

— Я ничего не натворил! — с силой сказал Кит. — Но благодарю вас за трогательную демонстрацию уверенности в непоколебимости моей нравственности. — Он старательно устроил Кейт у себя на коленях. От этого движения мир медленно завертелся у нее перед глазами. Она крепко зажмурила глаза, но ничего не изменилось.

— Да нет, Кристиан, мы и не думали об этом.

— Ну, ясное дело, куда там, — язвительно сказал Кит, привлекая Кейт ближе к себе и перекидывая ноги через край повозки. — Не позаботится ли кто-нибудь о лошади? — И Кит спрыгнул на землю вместе с Кейт. У нее под закрытыми веками вспыхнули иглы света.

— Кристиан, что ты делаешь с этой женщиной? — Новый голос, полный властности и удивления, пробился сквозь бессмысленное бормотание монахов.

— Поддерживаю ее, — судя по тону, вопрос не произвел на Кита особого впечатления, — и намерен поддерживать дальше.

На какое-то мгновение Кейт захотелось открыть глаза и объяснить окружавшим их людям, что происходит, но у нее не было сил что-либо объяснять, и к тому же так приятно, когда кто-то может сделать это вместо тебя. Короче говоря, так ей было гораздо удобнее. Поэтому Кейт, не открывая глаз, расслабилась и удивилась, почему она не догадывалась раньше, как это выгодно — притворяться, что падаешь в обморок.

— Это я вижу, — сказал властный голос. — Я хотел спросить: зачем ты привез сюда женщину? У нас монашеский орден, Кристиан. Женщин сюда не пускают.

— Эту пустите, — ответил Кит и пошел вперед. — Она плохо себя чувствует.

— Что случилось? — спросил брат Фиделис, на лице которого подозрительность сразу сменилась сочувствием.

— Главное, она страшно замерзла, но, как мне кажется, еще и умирает с голоду. Куда мне ее отнести?

— Кристиан.

Макнилл остановился, и Кейт почувствовала, как он напрягся.

— Отец настоятель. — Уважительное обращение Макниллу далось явно с трудом. — Я привез сюда эту молодую леди не для того, чтобы ограбить ее или скомпрометировать. А также не для того, чтобы — хотя это и было бы, конечно, забавно — она могла бегать по монастырю в чем мать родила. Я привез ее сюда, — продолжал он, — потому что у меня не было другого выхода. Точно так же, как у вас, доброго христианина и священника-бенедиктинца, нет другого выхода, кроме как принять ее. В конце концов, пастырь, — его низкий голос источал сладкий сарказм, — она совсем заблудившаяся, совсем замерзшая овечка.

После этих вызывающих слов Кита все стихли. Даже в своем теперешнем состоянии Кейт поняла, что это вызов. Она досчитала до пяти, прежде чем настоятель сказал:

— Сарказм не приличествует человеку такого образования и…

— Воспитания? — Вопрос прозвучал легко, но под этой легкостью чувствовалась ярость.

— Я намеревался сказать «таких достоинств», Кристиан, — спокойно возразил настоятель. — Что же до этой молодой леди, я разрешаю ей остаться, пока она не оправится настолько, что сможет продолжать поездку. А она непременно оправится, и очень, очень скоро. Я в этом уверен, брат Мартин, — закончил он сурово, и где-то кто-то заворчал. — Можешь отнести ее в… — настоятель подумал, — в теплицу. Там в конце есть небольшой сарай с кроватью. После того как ты устроишь эту молодую женщину, приходи ко мне, Кристиан.

— Будьте уверены в этом, отец настоятель.

Не дожидаясь дальнейших указаний, Кит зашагал прочь от толпы перешептывавшихся монахов. Они прошли несколько ярдов, и он сказал:

— Теперь можете открыть глаза. Коричневая компания осталась позади, и, если я их знаю, — а я их знаю, — у них не хватит духа зайти к нам прежде, чем они пообедают.

— Откуда вы знаете, что я очнулась? — спросила Кейт, глядя ему в глаза. Лицо его было жестким и мрачным, но во взгляде, устремленном на нее, светился юмор.

— Несмотря на то, как вы припали к моей груди?

От этих слов Кейт резко вскинула голову и жалобно вздохнула. Теперь приличие требовало, чтобы она высвободилась из его рук. Леди всегда поступает так, как должна поступать леди.

— Я могу идти.

— Возможно, — согласился он, — но вы ведь не хотите испортить наше представление под конец. Добрые братья относятся к женскому полу весьма предубежденно. Но они не винят представительниц вашего пола каждую в отдельности, заметьте. Это было бы не по-христиански. Но женщин вообще они считают слабыми и вероломными, и поскольку эти свои свойства женщины прикрывают очарованием, значит, они способны нравственно развращать. И не только бедных, заблудших пьяниц. Я бы ничуть не удивился, узнав, что уже дюжина молельщиков просит наставить на путь истинный мою бессмертную и излишне впечатлительную душу.

— Ах!

— Лучше воздержитесь от этих негодующих возгласов, миссис Блэкберн. В конце концов, вы ведь притворились, что упали в обморок, а это говорит о том, что представления добрых братьев о женщинах не так уж далеки от истины.

— Вы находите меня вероломной? — спросила Кейт, широко раскрыв невинные глаза.

Кит улыбнулся:

— Без всякого сомнения. И если бы вы теперь соскочили на землю и жизнерадостно прошествовали вперед, это только подтвердило бы их подозрения, что женщинам никак нельзя доверять.

— Возможно, и нельзя, — согласилась Кейт. — Возможно, вы подвергаетесь ужасной угрозе и вас развратит моя слабая и вероломная натура. Я никогда не прощу себе нравственной гибели такого невинного человека, как вы. Я настаиваю на том, чтобы вы опустили меня на землю.

Кит громко рассмеялся:

— Кейт Блэкберн, кто бы мог подозревать, что вы способны на такую дерзость?

Его смех обезоружил ее. На мгновение его зеленые глаза потеплели.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — сказала она. Ей хотелось, чтобы он снова улыбнулся.

— Я говорю о том, что молодые вдовы безупречного происхождения, намеревающиеся снова войти в общество, не должны сбивать с толку простых людей. — Выражение его лица едва заметно изменилось, в нем проскользнуло что-то хищное. — Это может оказаться рискованным. Никогда не знаешь, на что они способны.

Он склонил голову к ее губам. Она отпрянула, хотя какой-то части ее существа захотелось встретить его смелое поддразнивание и посмотреть, что он станет делать. Страх вернулся, но это не был страх перед Китом Макниллом. Это был страх перед собой, перед тем, на что она может оказаться способной, если ее чуть-чуть поощрить. Слава Богу, что она трусиха.

— Вы по-прежнему не понимаете? — прошептал он, глядя ей в глаза.

— Нет, — тихо сказала она и окинула взглядом окрестности.

На взгляд человека неосведомленного, каковой и была Кейт, Сент-Брайд не очень-то походил на аббатство. Это была маленькая деревня, выстроенная в виде прямоугольника и окруженная стенами. Одну сторону прямоугольника образовывало низкое каменное здание, выступающая крыша которого создавала как бы галерею, куда выходило около дюжины дверей. Углом к этому зданию был пристроен двухэтажный дом с шатровой крышей уступами. Часовня, наверное. Вдоль двух остальных стен стояли в ряд несколько построек различного размера и возраста, ни одна из которых не отличалась каким-либо особым архитектурным стилем, и все явно были воздвигнуты по необходимости и из подручного материала.

На самом деле единственной достопримечательностью этого места было его расположение. Ибо вокруг монастыря со всех сторон возвышались великолепные, покрытые снегом горы. С востока солнечный свет озарял белые склоны, согревая маленькое поселение, расположившееся у подножия горы, отчего даже в ноябре здесь смогли кое-где уцелеть пятна зелени. Холодный ветер, который постоянно сопровождал их последние два дня, совершенно стих, воздух был мягким и ласковым. Они, наверное, находятся в глубокой долине, где свой, особый микроклимат.

— Здесь… здесь не так холодно, да? — пробормотала она.

— Да, здесь никогда не бывает холодно, — ответил Кит, останавливаясь перед крепкой дверью в каменной стене.

Они оказались в розовом саду, который содержался в таком же порядке, как любой сад в Англии. Изогнутая дорожка, усыпанная мелким гравием, огибала мраморный колодец, вдоль нее на равных расстояниях стояли голые деревья. С обеих сторон двери, в которую они вошли, террасой располагались грядки, ожидавшие зимы под толстым слоем листьев, а вся задняя часть сада, как с удивлением отметила Кейт, была покрыта стеклом, образуя, как она была уверена, самую отдаленную, если не самую северную теплицу во всей Великобритании.

Кит пронес ее прямо туда, открыв дверь в теплицу коленкой. У Кейт просто дух захватило. Снаружи уже царила зима, а внутри теплицы уцелели последние остатки летнего великолепия. Вьющиеся розы взбирались по шпалерам, образуя навес, с которого все еще свисали несколько роз: красных, карминных и цвета розовой раковины. Но это были остатки летней роскоши, старые цветы-дозорные, чья жизнь затянулась сверх положенного природой срока. Даже от легкого дуновения воздуха, влетевшего в открытую дверь, сверху посыпались лепестки, обведенные по краю бурой полосой.

Кит шел сквозь это великолепие не останавливаясь и вскоре оказался у сарайчика с дверью, разделенной надвое. Внутри стояли небольшая плетеная кровать, покрытая несколькими одеялами, и несколько полок, на которых хранились лопаты, разные садовые инструменты и горшки с саженцами в разной стадии роста.

Без лишних слов Кит уложил Кейт на кровать и выпрямился, а потом протянул руку к глиняному кувшину, стоявшему у его ног. Понюхав его содержимое, он налил немного в глиняную кружку и протянул Кейт:

— Вот, выпейте.

Она с благодарностью взяла кружку и набрала целый рот чистой холодной воды, не заботясь о том, что вода течет по подбородку. Она просто умирала от жажды. Допив, она отдала Киту кружку и неловко вытерла мокрый подбородок и губы рукавом. Потом посмотрела на зеленые заросли роз, заглядывавших в верхнюю, незакрытую половину двери.

— Это… невероятно.

Кит проследил за направлением ее взгляда.

— Это мы построили, — пробормотал он.

— Кто?

— Я, Рамзи, Данд… и Дуглас. — Кит посмотрел на нее. — Здесь я вырос, здесь научился говорить, читать, писать. И здесь нас готовили.

— Но не к тому, чтобы стать священниками, — вспомнила Кейт.

Он рассмеялся:

— Нет, даже отец Таркин не мог примириться с мыслью, что священники могут быть наемными убийцами.

— Убийцами? — Кит снова поразил ее.

Он пожал плечами:

— А как назвать того, кого научили обращаться с оружием? Как вы думаете, что мы должны были делать в конечном счете в Мальмезоне?

Но Кейт не успела ответить. Кит ушел.

Убийца.

Это ее не касается. Ни ужасное слово, каким он назвал себя, ни затравленное выражение его глаз, ни горькое удовольствие, с которым он смотрел, как она от него отворачивается.

«Слава Богу, что он это сказал», — неистово твердила себе Кейт. Больше она об этом не забудет. Напряжение последних дней, недостаточный сон и голод поставили ее в зависимость от Макнилла. Но Кристиан скоро уйдет из ее жизни. Она не должна думать ни о его прошлом, ни о будущем. И не будет. Она должна беспокоиться о собственной судьбе.

Ее внимание привлек легкий стук по стенке сарая. Она оглянулась и увидела двух монахов, вцепившихся с обеих сторон в сундук Грейс и задыхавшихся от стараний внести его внутрь. Она совершенно забыла о сундуке и почти забыла об изначальной цели своего путешествия. Однако неплохо было бы освежить память.

Монахи бросили на нее взгляд украдкой, опустили сундук рядом с дверью и убежали. Все еще слабая, Кейт снова упала на подушку. Она оправится, а потом продолжит путь к замку Парнелл, и эта странная задержка по дороге станет забавной историей, которой можно будет повеселить маркиза за обедом в недалеком будущем.

Интересно, поел ли Кит…

— Миссис Блэкберн? — В открытых дверях появился дородный брат Фиделис в сопровождении иссохшего беловолосого старца, который, как подумала Кейт, возглавлял лазарет, поскольку он принес с собой какие-то дурно пахнущие микстуры. Они выдали ей дозу снадобий, сопровождая эту процедуру извиняющимися улыбками и бормотанием толстого монаха, и поспешно удалились.

Как только они ушли, появился нервный паренек, сунул ей в руки тарелку дымящегося мяса и, пятясь, вышел наружу, где его ждал коренастый монах. Как ни была она голодна, Кейт все же заставила себя есть восхитительное блюдо медленно. Доев мясо, она почувствовала, что мир не так уж плох, и решила спросить первого, кто появится, куда делся Кит. Вскоре пришли еще двое, чтобы забрать пустую тарелку, но они так быстро ретировались, что она не успела ни о чем спросить.

Прошло некоторое время, прежде чем Кейт догадалась, что происходит, а догадавшись, расхохоталась: их посылали сюда по двое, чтобы они могли защищать друг друга. От нее! Какие возможности открываются перед ней! Это может даже составить отдельную главу в ее книге.

Когда снова появились брат Мартин и брат Фиделис, на сей раз чтобы проверить ее пульс и оценить ее бледность, она перебросила ноги через край кровати, и оба монаха попятились, словно у нее в любой момент могла вырасти вторая голова.

— Вам следует только лежать и отдыхать, молодая леди! — пропищал старец, прячась за брата Фиделиса, который пытался напустить на себя угрожающий вид. К несчастью, его обеспокоенное лицо никого не могло устрашить, хотя его габариты предполагали такую возможность.

— Мне гораздо лучше, — сказала Кейт, хотя на самом деле суставы у нее были точно склеенные, а горло саднило. — Мне бы хотелось увидеть мистера Макнилла.

— Он придет, когда придет, — убедительно заявил брат Мартин из-за спины брата Фиделиса. Брат Фиделис кисло улыбнулся.

— Тогда мне придется отыскать его.

— Это нельзя! Мы вам запрещаем! Это не по правилам!

— Я не монах, так что ваши правила на меня не распространяются.

— Правила относятся ко всем! И потом, он занят — готовится к отъезду.

— Что? — Веселость Кейт разом улетучилась. Так он ее оставляет?

— Всего на несколько дней, — сказал успокаивающим голосом брат Фиделис. — Пока вам не полегчает и вы не сможете пуститься в дорогу. У него есть кое-какие неотложные дела, которыми ему следует заняться.

— Какие это дела? — спросила Кейт.

— Этого я не могу сказать, миссис Блэкберн. Но я знаю, что он просил настоятеля, чтобы мы ухаживали за вами, пока его не будет.

— Вот как? — спросила она, странно тронутая, что было смешно. Что еще ему оставалось делать, как не обратиться с просьбой к настоятелю? Не может же он бросить ее к их порогу и уехать, словно она — подкидыш. Хотя на самом деле он так и поступил.

— Он сошел с ума, — раздался голос из-за спины брата Фиделиса. — Вот что сделал с ним мир.

Кейт решила, что с нее хватит злобных высказываний этого ворчливого старого монаха.

— Я не желаю вести разговор с человеком, которого не вижу, — пробормотала она.

Брат Мартин тут же появился перед ней, его узловатые пальцы уперлись в тощие бока.

— Вот почему мы избегаем общества женщин, брат Фиделис, — мрачно заявил он. — Пять минут в обществе одной из них — и я четко вспомнил, какие они упрямые, своевольные и своенравные. А вы вспомнили?

— В общем, нет.

— Что? — И брат Мартин обратил взгляд на своего собрата, и в этом взгляде отчетливо выразилось сомнение.

— Я вступил в священный орден, когда умерла моя мать. Мне было десять лет. — На круглом лице брата Фиделиса появилось блаженное выражение. — Я очень любил свою матушку. У нее были такие же темные волосы, как у этой молодой леди. Я и забыл, как это красиво.

Кейт торжествующе улыбнулась старому женоненавистнику, который, не сказав ни слова, подхватил свою сутану и выбежал из сарая, оставив брата Фиделиса наедине с ней. После ухода старого монаха храбрость брата Фиделиса поколебалась. Он начал пятиться к двери.

— Не уходите, — попросила Кейт.

— Отец настоятель вряд ли одобрит это.

— Тогда постойте за дверью, а я останусь здесь. Разве в этом есть что-то дурное?

Это не слишком его успокоило. Тогда она решила зайти с другой стороны.

— Эта теплица просто чудо, не так ли?

Он остановился, на лице его появилась гордость.

— Мистер Макнилл сказал, что ее построили он и его друзья.

— Это так. Они тогда были еще подростками. Либо прилагай руки на пользу Господа, либо дьявол приложит их к тебе, как я часто говаривал настоятелю.

— Очень мудро. — Кейт опустилась на постель и внимательно посмотрела на него. — Но конструкция! Такая необычная. Должно быть, кто-то хорошо обдумал ее. Конечно, подросткам такое дело не по плечу. Не вы ли были архитектором?

Он порозовел от удовольствия:

— Ну…

— А, — кивнула она, — так я не ошиблась. Скажите, как у вас возник такой проект?

Монах скромно опустил глаза и переступил порог.

Глава 10

Как определить достижимые цели и сосредоточиться на них

Сент-Брайд, 1797 год

— Преданные ли они люди? — спросил француз, внимательно рассматривая их.

— Да. — Взгляд отца настоятеля коснулся Кита и перешел на Дугласа, а потом на Данда и Рамзи. — Но они служат Богу, а не Франции.

— Служа Франции, они будут служить Богу.

— Они были предназначены для этого! — В голосе французского изгнанника, священника Туссена, слышалось отчаяние. — Во всей Англии мы могли бы искать сто лет и так и не найти молодых людей, более приспособленных совершить то, что могут совершить они.

— А что от нас требуется ? — спросил Дуглас, выходя вперед.

Только что прибывший француз холодно оглядел его с ног до головы, но все же ответил:

— Отправиться во Францию и помочь реставрации монархии.

— И святой церкви, — напомнил гостю настоятель.

— А если у нас не получится ? — спросил Данд.

— Должно получиться, — сказал француз. — Время пришло. После того как Директории хватило дерзости удалить из Рима папу, она зашаталась. Народ уже тошнит от их кощунств, таких как, например, осквернение собора Парижской Богоматери, который переименовали в Храм Разума и сделали шлюху его настоятельницей. — Он перекрестился. — Нужно немногое, чтобы в так называемом правительстве начался разлад, а потом — потом мы вернем Францию!

Кит пересек двор, и его охватили живые воспоминания о последнем посещении этих мест. Какими они были тогда пылкими, с их юношеской горячностью, мечтами о славе, набожностью и надменностью!

Он шел, прекрасно сознавая, что множество глаз следит за ним и что глаза эти тревожны. Пусть боятся. Плевать ему на их опасения. И на ее опасения тоже. Он заставил себя забыть ее лицо, застывшее от смущения и страха, когда он произнес «наемный убийца». Ну что же, ей не придется по крайней мере несколько дней терпеть его общество. А ему — ее.

Кейт знает о нем слишком много, она подошла слишком близко. В этом таится опасность, это как призыв сирены к близости, на который он не должен обращать внимания. И не хочет. Из-за нее ожили голод и желания, которые он считал умершими, а оказалось, что они только уснули.

Потребность. Желание. Жажда. Им нелегко сосуществовать с человеком, в которого он превратился. Значит, он освободится от них. А это легче совершить вдали от нее. Вдали от ее запаха и голоса, темных глаз и гибкого тела…

Кит рывком распахнул дверь в домик настоятеля и, захлопнув ее за собой, прошел мимо молодого псаломщика, стоявшего на страже, и направился в библиотеку. Дверь туда была открыта. Настоятель сидел за своим огромным письменным столом, ожидая его, сложив руки поверх стопки бумаг.

На вид он был точно таким же, каким Кит его помнил: та же густая шевелюра белых волос, тот же крючковатый нос над тонким строгим ртом, глубоко посаженные глаза, взирающие на мир с непоколебимым спокойствием. Киту стало обидно, что в то время как сам он изменился так сильно не только внешне, но и духовно, этот человек кажется совершенно не тронутым жизнью, той самой жизнью, в которую он послал Кита и его товарищей.

— Кристиан. — Настоятель протянул руку для поцелуя, но Кит холодно посмотрел на нее, и настоятель убрал руку. — Я молился за твое возвращение, Кристиан. — Тот же голос, полный спокойного достоинства и силы.

— У меня не было выбора.

— Я знаю. Но ты здесь, и я рад. — В его поведении и выражении лица не было и намека на страх, укоризну или лицемерие.

— Почему?

Настоятель не ответил на этот вопрос, словно Кит должен был все понимать и только притворяется тупицей.

— Ты возбужден, я успокою тебя.

— Вот как? — Кит слегка улыбнулся. — Хорошо. Скажите тогда, кто предал нас французам?

Настоятель тихо вздохнул:

— Я не знаю.

Кит стукнул кулаками по столу, и от этого лежащие на нем бумаги подпрыгнули. Настоятель даже не вздрогнул.

— Только пять человек могли нас предать. — Кит перегнулся через широкий стол. — Рамзи Манро, Эндрю Росс, Дуглас Стюарт, брат Туссен и я. Дуглас мертв. Остаются четверо.

— Что ты хочешь услышать от меня, Кристиан? Даже если бы кто-то признался мне на исповеди, я бы ничего не сказал тебе.

— Я хочу знать имя того, кто выдал нас, того, кто виноват в смерти Дугласа. И я это узнаю. Клянусь Богом, узнаю.

— Надеюсь, узнаешь, но что за этим последует?

Кит в отчаянии оттолкнулся от стола.

— Тогда скажите мне, кого из нас вы сочли бы способным на такое предательство?

— Никого, ни Рамзи, ни Эндрю, — спокойно сказал настоятель. — Ни тебя.

Кристиан откинул со лба свои золотисто-рыжие волосы.

— А Туссен? Я его не видел. Этого уже достаточно для обвинения…

— Брат Туссен покинул монастырь пять лет назад и вернулся во Францию. Он отправился совершать богослужения тайком, с большим риском для себя.

— Вот как? — с сомнением проговорил Кит. — А что вы слышали о нем с тех пор?

— Есть опасения, что его поймали и казнили, — уклончиво ответил настоятель.

Кит прищурился:

— Но вы в этом не уверены?

— Да, — неохотно согласился настоятель и встал. — А не мог бы ты бросить все это? Твоя молодая женщина…

— Она не моя женщина, — возразил Кристиан. — Она — мое обязательство. Я чту свои обязательства, и она — одно из них. Когда я избавлюсь от нее, я найду убийцу Дугласа.

— Хорошо, — сказал настоятель. — А когда ты его найдешь, что ты будешь делать, Кристиан?

По загорелому лицу молодого человека прошла судорога.

— Подставлять другую щеку я не стану, в этом можете не сомневаться.

— «Аз воздам» — так говорит Господь.

— А я — орудие Господа. Разве не этому вы меня учили?

— Кристиан, в твоей душе поселился мрак, которого раньше не было.

— На мне раньше не было клейма, отец настоятель, — холодно отозвался Кит. — Не всегда огонь утончает дух, иногда он просто сжигает.

Неистово чадил дымный смоляной факел, прикрепленный сбоку от двери. На середине комнаты рдела плоская жаровня, перед которой стоял, слегка покачиваясь на пятках, тюремщик, заложив руки за спину.

— У меня есть для тебя подарок. — С улыбкой он снял с огня длинный железный прут. Его конец, сработанный в виде стилизованной розы, ярко светился в полумраке оранжевым светом.

— Я не верю.

— Верьте во что хотите, я тоже когда-то верил в наше единство.

— Лучше бы ты верил в промысел Божий.

— Я считал, что мы были составной частью Божьего промысла! — Эти слова, пылкие и выстраданные, явились криком его души. Потом выражение страдания исчезло, остался только суровый молодой человек с безжалостными глазами. — Я пришел не за этим.

— Тогда зачем, Кристиан?

— Я нашел венок из желтых роз.

— Где? — спросил, насторожившись, настоятель.

— В старом разрушенном замке на пустоши. Он висел на шее мертвой крысы.

Настоятель уставился невидящим взглядом на бумаги у себя под рукой, и морщины по сторонам его носа стали глубже.

— И что ты об этом думаешь?

— Не знаю, — ответил Кит. Он не понимал, какую игру ведет настоятель, и пока не поймет, не станет снабжать его никакими сведениями. — Я хочу вернуться и получше все рассмотреть. Но… я не могу ее оставить.

Молчание.

— Какие у тебя отношения с этой молодой женщиной, Кристиан?

— Я ее охраняю. — Кит пожал плечами. — Я ее кучер, если угодно. Я должен благополучно доставить женщину в замок Парнелл.

Взгляд настоятеля стал жестки м.

— Замок Парнелл находится в Клите, не так ли? Сейчас Клитстал опасным местом, полным множества неспокойных душ. Недавно у маркиза и его семьи произошла трагедия.

— Откуда вам это известно? — спросил Кит, задумчиво глядя на старика. Настоятель всегда знал больше, чем ему полагалось по должности простого главы уединенного монастыря. Еще когда Кит жил здесь мальчишкой, тонкая, незримая сеть, раскинутая настоятелем, достигала самых дальних уголков страны. — И какое отношение имеют неспокойные души к утратам маркиза? Смерть его брата и невестки была несчастным случаем.

— Так я слышал.

— Вы в это не верите?

— У меня нет причин не верить, — кротко ответил настоятель. — Я знаю только, что там, где бедность и отчаяние живут бок о бок с богатством и привилегиями, там появляется богатая почва для зла.

Кит не знал, стоит ли обращать внимание на подозрения настоятеля.

— Мне бы хотелось оставить миссис Блэкберн здесь. Я хочу выяснить, можно ли выследить того, кто оставил эту крысу. Я расспрошу окрестных жителей, не видел ли кто-нибудь незнакомого человека, проезжавшего через эти места.

— Боюсь, ты гоняешься за призраком, Кристиан.

— Я не гоняюсь. Пока. Пока благополучно не доставлю миссис Блэкберн. Когда начну погоню, обещаю, что вернусь не с пустыми руками. — Кит выдержал задумчивый взгляд настоятеля. — Так вы оставите ее у себя?

Настоятель кивнул:

— Хорошо, Кристиан. Мы будем ухаживать за миссис Блэкберн, пока ты не вернешься. Но возвращайся до воскресенья.

— Три дня, — пообещал Кристиан. — И запомните: она не моя женщина.

Настоятель задумчиво смотрел на свои сложенные руки и прислушивался к затихающему звуку шагов Кристиана. Этот молодой человек стал еще опаснее. Знамение, предвещавшее беду при его рождении, оправдалось: этого молодого волка так и не удалось укротить.

Настоятель мысленно перенесся на двадцать лет назад. В начале своего служения он принял на себя миссию отыскать оплот католической Шотландии. Он обшарил всю страну, рассылая своих эмиссаров на поиски этих потерянных сыновей, не имея никаких иных стремлений, кроме желания вытащить их из помойных ям и публичных домов. В конце концов отыскали всего четверых.

Но это не имело значения. Когда он узнал, из какого металла сделаны его юные подопечные, другая идея пришла на смену первоначальным намерениям. Он обучит их, отполирует и сотворит современных рыцарей, крестоносцев сегодняшнего дня. Им требуется только цель, одну из которых предоставил в свое время террор во Франции.

Вспомнив о своем тщеславном, таком удивительном замысле, настоятель покачал головой. За свою гордость он дорого заплатил. Но Кристиан и остальные заплатили еще больше. Эти четверо были так близки, больше похожи на братьев, чем даже… нуда, чем братья его ордена. Эта дружба была единственным, что имело значение в их молодой жизни. И кто-то все погубил.

Эндрю Росс спрятал свои чувства за шутками, Рамзи не желал копаться в прошлом. А Кристиан ожесточился до предела.

Вспомнив лицо Кристиана, настоятель провел рукой по глазам. Вид у мальчика измученный, разочарованный и потрепанный. К тому же от него исходит дыхание смерти. Такое мощное, что на мгновение, глядя Кристиану в глаза, настоятель ощутил, что может умереть в любой момент. Эта мысль не вызвала у него страха, а только глубокое отчаяние из-за того, что все те люди, которые полагаются на его осведомленность и знания, останутся без его помощи в бедственном положении и он лишится возможности исполнить свое предназначение.

Но Кристиан не поднял на него руку. Наверное, это неспроста. Так же, как неспроста он заботится о миссис Блэкберн. В его манерах, в том, как он смотрел на нее, как нес на руках, настоятелю виделось что-то собственническое.

Но теперь… теперь ему нужно думать о других вещах.

Со вздохом он распечатал письмо, которое прибыло утром этого дня. Он узнал почерк: его владелец писал периодически, если не сказать часто, и всегда сообщал что-то интересное.

В конце концов, это-то и было работой Данда Росса — шпиона в наполеоновской Франции.

Глава 11

Близкие отношения с собственным кучером: положение, которого любой ценой нужно избегать

Один из монахов принес маленькую каменную скамейку к стене сарая, здесь-то Кит и нашел Кейт, поднявшую лицо к совершенно чистому небу, к солнцу, исчезающему за горными вершинами. На ясной темнеющей поверхности неба уже зажглись редкие звезды.

— Сегодня ночью можно будет увидеть Андромеду, — тихо сказала Кейт.

Она выглядела гораздо лучше, чем по приезде, хотя прошло всего несколько часов. Кейт отогрелась, на лицо ее вернулся румянец, глаза были ясные и темные.

Он пришел, чтобы сказать ей, что оставляет ее на попечение монахов, но теперь, когда он стоял перед ней, ему очень не хотелось уезжать. Она была так хороша! Даже бледная и слабая, она напоминала звездный свет. И была такой же недосягаемой.

Что-то изменилось в их отношениях, что-то сдвинулось в ее обращении с ним; в ней появилась доступность, которой он очень хотел воспользоваться, хотя и знал, что сделать это — значит совершить небывалую глупость. Но уйти он не мог.

— Андромеду?

— Созвездие, — сказала она не без гордости. — Названо так в честь Андромеды, дочери Цефея, царя народа мореплавателей, и его прекрасной супруги царицы Кассиопеи.

— Расскажите поподробнее, — попросил Кит, почти уверенный, что она прогонит его. Он ведь был простолюдином, покрытым шрамами, и солдатом. А она — леди. Она терпела его общество, когда ей ничего другого не оставалось, но теперь, конечно, Кейт от него отстранится. И конечно, с любезным видом. Она даст ему отпор, сохраняя образцовые манеры.

— Если собираетесь слушать, то присядьте.

Сесть можно было только рядом с ней, больше некуда.

— Мне бы не хотелось садиться.

— А мне не хотелось бы вывихнуть себе шею. Вы, знаете ли, очень высокий. И вы кажетесь еще больше, когда пытаетесь довести до моего сведения какую-нибудь точку зрения, что вы делаете весьма часто.

Кит настороженно посмотрел на нее и удивился, увидев, что она насмешливо улыбается. И все его намерения уйти тотчас же рухнули.

— Разве только вы чувствуете потребность в преимуществах, которые дает вам ваше высокое положение?

Он сел.

— Мое положение, как вам хорошо известно, во всех отношениях ниже вашего, — сердито сказал он. — А теперь расскажите о Кассиопее.

— Итак, — начала Кейт, — Кассиопея похвалялась, что она красивее своей соседки, госпожи морской богини. Такие заявления не только говорили о ее прискорбно дурных манерах, но также о полном отсутствии рассудительности, поскольку греческие богини не отличались мягкосердечием. Но вот что касается отмщения, в этом они знали толк.

Кейт шаловливо улыбнулась и сразу похорошела. Лучше бы она оставалась такой, как раньше. Эта молодая, с блестящими глазами Кейт была слишком притягательна, слишком оживленна.

— Вот как?

— О да. — Она кивнула с серьезным видом. — Мы, смертные, всего лишь жалкие любители, когда дело доходит до отмщения, мистер Макнилл.

Он не стал с ней спорить. У него были свои представления о том, что такое месть и насколько он преуспел в этом деле.

— Оскорбленная богиня потребовала, чтобы ее папочка, которого, кстати, звали Посейдон, покарал смертную царицу за ее тщеславие, — продолжала Кейт. — Будучи любящим родителем, Посейдон согласился, поставив царя Цефея перед ужасным выбором: он должен принести в жертву морскому чудовищу либо свою дочь, либо свою страну.

— Неприятный выбор, — поторопил ее Кит, потому что она замолчала и ее насмешливая улыбка исчезла. — И что же он выбрал?

— Он предпочел стать героем своего народа. — Она говорила с нарочитой легкостью. — Он велел приковать свою дочь Андромеду к скале посреди моря, предоставив ее ждать своей участи, и не просто покинул ее, но даже не дал ей никакого оружия, которым можно было бы защитить себя.

Кит понял, что она говорит уже не о мифической царской дочери. Она говорит о себе, о своих сестрах, о своем отце.

— И что было дальше?

— Персей, — сказала она с вымученной легкостью. — Он мчался высоко над землей в своих крылатых сандалиях, как вдруг заметил несчастную девушку, прикованную к скале, торчащей из воды. Он слетел вниз, потребовал объяснений, как все это случилось, и правильно рассудил, что для предприимчивого молодого героя вмешательство может оказаться весьма выгодным.

— Прирожденный политик, — с улыбкой сказал Кит, и на мгновение страдальческое выражение на лице Кейт исчезло.

— Вот именно! — согласилась она. — Потом Персей убил злобное чудовище, освободил девушку и получил в награду часть царства Цефея. А потом все жили счастливо. Гораздо позже, — продолжала Кейт, — когда все главные участники этой истории уже умерли, боги решили, что эта история недурно подходит в качестве узора для небесного ковра, — голос ее зазвучал тише, — и вот пожалуйста. — Кейт указала тоненьким пальчиком на одну из звезд созвездия. — Дева, прикованная к скале.

— Она когда-нибудь простила своего отца? — спросил Кит.

Ее лицо все еще было поднято к яркому ночному небу.

— А за что было прощать? Он поступил, как положено царю. Хотя я не сомневаюсь, что Андромеде, после того как ее спасли и она благополучно переместилась со своей скалы во дворец богатого и красивого мужа, оказалось не так уж трудно это сделать. — Своим тоном она предупреждала его не настаивать на продолжении, и он позволил ей уклониться.

— А там, наверху, есть еще какие-нибудь девы?

Она легонько вздохнула.

— Пока нет. Но скоро можно будет видеть царицу, саму Кассиопею.

— Откуда вы все это знаете? Не могу поверить, что астрономия входит в программу образования молодых леди. Хотя откуда мне знать, что входит в это образование.

Кому он напоминал об этом? Себе или ей?

— Не важно, что изучает молодая леди, — пробормотала Кейт. — Ничто не может свести на нет ее уязвимость и зависимость. Только богатство.

Ах да. Жизненная суть аристократии, без которой ничто не работает, ничто не происходит и ничто не имеет смысла.

Кейт посмотрела на него через плечо, и на ее темные волосы упал отсвет заходящего солнца. Ее губы — соблазн и очарование — блестели. Видимо, до его прихода она пила воду или вино, и ему вспомнилось, как он пригрозил, что ей придется пить из его рта. Все в нем сжалось от вожделения, а она ничего не заметила. Кейт совершенно не представляла, как сокрушительно она действует на его тело.

— Но мы говорили о звездах, да? — Она улыбнулась, явно решив, что не позволит чему бы то ни было испортить их разговор. Кит понятия не имел, почему она так мучительно действует на него.

— Мой отец очень увлекался астрономией. Я помню, как маленькой поздним вечером сижу у него на коленях и смотрю в телескоп. Если бы няня нас застала, она все рассказала бы матушке, и нам основательно влетело бы! — Кейт рассмеялась, а его пульс участился. Ему хотелось почувствовать, как она тает, прижавшись к нему, податливая и разнеженная — или сном, или ласками.

Кит постарался отогнать эти безумные мысли.

— А ваши сестры тоже находили это занятие таким захватывающим?

— Нет. — Отголоски детского презрения послышались в ее голосе, и она, вероятно, заметила это, потому что наморщила носик в знак самоосуждения. — Шарлотта тогда была еще младенцем. Хелена появлялась время от времени, но быстро засыпала, и приходилось нести ее на руках в постель. Но Грейс иногда оставалась, чтобы увидеть ночное небо, — продолжала Кейт, и на лице ее появилось меланхолическое выражение. — Она всегда была очень любопытна и развита не по годам. Грейс твердила, что хочет купить звезды и сделать из них ожерелье.

Кейт медленно провела пальцем по небу, найдя широкую полосу скопления звезд.

— Греки называли это Дорогой богов, так мне сказал отец.

Ее отец. Кит колебался, увлекаемый порывом, которого сам почти не понимал. Об отношениях между детьми и родителями он знал еще меньше, чем об обратной стороне луны. Кит видел ее боль, видел, что она чувствует себя преданной. И его, Господи помилуй, охватило сочувствие. А он не хотел ничего испытывать по отношению к ней — ни сочувствия, ни нежности, ни участия, ни понимания.

— Он не хотел бросать вас и ваших сестер, Кейт. Он не собирался умирать.

Она напряглась, но глаза ее по-прежнему были устремлены на небо.

— Он не должен был умереть, у него был выбор. Вы сами так сказали. — Взгляд ее темных глаз упал на него. — Пожертвовать собой таким образом… безответственно! Он обязан был позаботиться о нашем будущем, позаботившись о своей жизни! И мне очень хочется узнать, почему он предпочел умереть ради вас, а не жить ради нас.

Кит не обиделся. Он хорошо ее понимал, понимал так, как вряд ли понял бы кто-то другой. Она потеряла то, что ей было дорого, и потеряла из-за того, что считала предательством. Да, уж это-то он понимал прекрасно.

Глаза Кейт широко раскрылись, когда она осознала, что оскорбила его.

— Боже мой! Прошу прощения. Я и не подумала! Просто я считала, что он нас любит…

Кит пропустил ее извинения мимо ушей.

— Он и любил. Но он должен был сделать то, что считал… — он замялся, подбирая нужные слова, — необходимым.

— Хотелось бы мне в это верить. — Кейт взглянула на свои руки, на пальцы, сплетенные на коленях. — Я знаю, что это не правильно — так чувствовать. Но ведь это не имеет значения, не так ли? Правильно или не правильно. Если человек чувствует что-то в глубине души, логика не может этого побороть.

Господи, да кто она? Кейт беспомощно посмотрела на него:

— Как это объяснить?

— Я сочувствую, но объяснений вы от меня не дождетесь. Здесь я бессилен.

Кейт вопросительно склонила голову набок, в ее глазах цвета полуночи явственно читалось, что она осознает, что кто-то несет такое же бремя, как и она.

— Да, — тихо сказала Кейт. — Конечно, вы все понимаете.

Как ни странно, но Кит погрузился в печаль, миновав черный поток ярости, который обычно овладевал им при мысли о том, что его предали, о потерянных товарищах.

Глаза Кейт блестели в полумраке.

— Как же вы с этим живете? С предательством?

— Никак, — ответил он с ожесточением. — Я держусь верой в то, что узнаю правду и когда-нибудь смогу встретиться с тем, кто нас предал.

— А если его нет в живых? Того, кто вас предал?

Откуда? Откуда в ней это участие, эта глубокая, непринужденная искренность?

— Не знаю.

— А я знаю. — Кейт говорила серьезно, подавшись к нему. — Оставьте его, кто бы он ни был.

— Не могу. Долг нужно отдавать, а я должен Дугласу.

Выражение серьезной мольбы исчезло с ее милого лица.

— Разумеется, я не имею права осуждать это ваше качество.

Чего она добивается? Ждет заверений, что даже если бы он не обещал ее семье всяческой помощи, что даже если бы он не дал клятвы служить ей, он все равно сделал бы все, что в его власти, чтобы видеть ее благополучной, любимой и довольной? Что он будет сражаться ради нее? Красть ради нее? Отдаст за нее жизнь?

Кит поднялся.

— Вы уезжаете, — тихо сказала она.

— Да.

— Неотложные дела, конечно.

Ему хотелось снова услышать ее смех. Но другой частью своего существа он хотел услышать, как у нее перехватит дыхание от того, что она истомилась и готова сдаться. Его взгляд невольно остановился на мягкой выпуклости ее нижней губы, на белой коже, исчезающей под шерстяным воротником плаща, на тонких запястьях с голубоватыми венами и на блестящих глазах.

Желание взорвалось в нем с такой силой, что на мгновение голова пошла кругом.

— Макнилл!

— Вам здесь будет хорошо. Они обманутые и наивные, но достойные люди. Они будут вас кормить и проследят, чтобы вы отдохнули.

— Как долго вас не будет?

— Я вернусь через несколько дней.

— Вы… — Кейт запнулась, наморщив лоб. — Вы хотите вернуться в тот замок? Видите ли, мне кажется, там небезопасно.

Он рассмеялся, и ложь легко сорвалась с его губ.

— Нет, я же вам говорил. Я доставлю вас в целости и сохранности до места, а потом уже займусь своими делами.

Кейт успокоилась, а у него гулко забилось сердце. Оказывается, она беспокоится о его благополучии. Уже много лет никто не беспокоился о его безопасности. Здесь какая-то западня, ловушка.

— А когда вы вернетесь, мы поедем в Клит?

Следовало поблагодарить ее за то, что она напомнила ему, куда едет, к кому и зачем. Но Кит почувствовал только огонь, сжигавший его душу.

— Да, мэм. — Он чопорно поклонился и ушел, прежде чем Кейт успела что-нибудь сказать.

Глава 12

Как опасно гулять по садовым дорожкам

«Моя дорогая Хелена, очень прошу тебя передать содержание этого письма Шарлотте, когда она сможет выкроить время из лихорадочного расписания светской жизни Уэлтонов и навестит тебя.

Не волнуйся, дорогая, что я только теперь пишу тебе, потому что мое путешествие было прервано разбушевавшейся стихией, и мы были вынуждены укрыться в неожиданном и совершенно очаровательном маленьком шотландском…»

Кейт закусила кончик пера и задумалась, подбирая нужное слово. «Монастырь» только подтвердит опасения Хелены, что она поступила необдуманно, позволив Кейт пуститься в путь без нее. «Гостиница» — еще хуже.

«…курорте, — написала она. — Надеюсь, дорогая, что твоя нанимательница не очень сильно подавляет твой славный характер, но боюсь, зная и тебя, и ее, что надежда эта напрасна».

Кейт задумалась.

«Ты, конечно, сожжешь это письмо, как только прочтешь».

— Вам повезло, миссис Блэкберн, что вы не подхватили воспаление легких.

— Отец настоятель! — Кейт резко поднялась с табурета, на котором сидела в саду, и чуть не споткнулась о край коричневой сутаны, покрывавшей ее с головы до пят.

Настоятель сделал вид, что ничего не заметил.

— Я помешал вам писать письмо? Прошу прощения.

— Нет-нет, — торопливо успокоила его Кейт. — Я уже закончила коротенькую записку моей сестре Хелене. Найдется здесь с кем отправить его?

— Ну конечно, мы не настолько удалены от мира. Посыльный должен прийти сегодня во второй половине дня. Я отошлю ваше письмо с ним.

— Благодарю вас. — Кейт огляделась, не зная, может ли она, не погрешив против этикета, сидеть в присутствии настоятеля.

Он облегчил ей жизнь, изящно опустившись на мраморную скамью, стоявшую поблизости, и жестом показав, что она может снова занять свой табурет.

— Как вы поживаете, миссис Блэкберн?

— Очень хорошо, сэр. — Прошло два дня с тех пор, как уехал Кит, и она снова чувствовала себя как обычно. По крайней мере в физическом отношении. — Я должна еще раз поблагодарить вас за ваше гостеприимство. Как только я приеду в дом маркиза Парнелла, я попрошу его воздать вам за ваше попечение обо мне…

— В том нет никакой необходимости. Мы принадлежим к ордену бенедиктинцев, миссис Блэкберн. Наше дело — служить странникам и бедствующим.

— Бедствующим? — удивленно повторила Кейт.

Настоятель улыбнулся:

— Я не имел в виду, что вы относитесь к категории последних, миссис Блэкберн. Простите, что выразился неточно.

— Не за что, — пробормотала Кейт. — Дело в том, что после смерти родителей я оказалась слишком близко к этой категории, в чем мне не слишком приятно сознаваться.

— Вы оказались в затруднительном положении, — мягко согласился он, — когда горничная бросила вас, а кучер скрылся вместе с экипажем.

Кейт кивнула. Должно быть, Кит рассказал настоятелю о ее злоключениях.

— Вдобавок к этому вам пришлось положиться на услуги человека, к которому вы должны относиться как к чужому.

— Он сделал все, что было в его силах, чтобы охранять меня и служить мне, — ответила Кейт несколько суховато.

— Вот как! Рад слышать это.

— Почему? — с подозрением спросила Кейт. — У вас есть какие-либо основания подозревать, что он мог вести себя иначе? Значит, вы его не знаете. Это весьма достойный и смелый человек.

— Разумеется, замечательно, что вы оценили его.

— Гм! — В начале разговора Кейт напряглась, но теперь напряжение спало.

— Я могу сделать для вас еще что-нибудь?

Она колебалась. Ей хотелось просто чем-то заполнить время.

— Да. Расскажите мне о Кристиане Макнилле.

Чем ближе Кит подходил к розарию, тем шире становились его шаги. Его поездка к разрушенному замку и в его окрестности ничего не дала. Никто не видел чужака, который мог быть человеком, напавшим на Кейт, и Кит не нашел прохода, через который тот мог бы выйти из замка, кроме обвалившейся стены, к которой он и привязал лошадь.

В Сент-Брайд он вернулся на день раньше и сразу же встретился с настоятелем, который и сообщил ему, что Кейт чувствует себя хорошо — «цветет», как он выразился. Потом по настоянию монаха Кит принял ванну, а потом, потом… ну, в общем, он больше не мог медлить. Он ведь за нее в ответе, напомнил себе Кит. И поэтому должен убедиться, что их странствие по пустоши не повредило ей.

— А! Понятно. — Голос Кейт донесся до него через стену сада. Правильное английское произношение, округлые гласные, твердые согласные. — И вот эти части говорят о том, что это мужчина? Не очень-то они впечатляют, не так ли? — В ее голосе слышалось некоторое разочарование.

«Господи, что здесь происходит?»

— Они и не должны впечатлять. — «Неужели это раздражительный женоненавистник брат Мартин?» — Они должны только выполнять функцию размножения, и они справляются вполне удовлетворительно.

Кит распахнул дверь в огороженный стеной сад, тихо пробрался через густые кусты у входа и обнаружил Кейт у теплицы на мраморной скамье рядом с ворчливым старым монахом. Она рассматривала розу, осторожно разрезанную пополам и лежавшую на белом мраморе между ними.

Кейт сидела к нему в профиль, но он увидел, что лоб у нее сосредоточенно наморщен. Волосы были просто заплетены в падающую на спину косу, длинную и черную, как мех соболя. Кто-то нашел для нее сутану послушника, чтобы она накидывала ее поверх платья, — наверное, чтобы ее женское очарование было не так заметно. Бесплодная попытка.

Очевидно, настоятель был прав. Выглядела она прекрасно. Кит прислонился спиной к стене, с удовольствием глядя на нее: румянец на щеках, нос с маленькой горбинкой, нежный изгиб шеи, темная коса, на которой блестел ясный утренний свет. Если закрыть глаза, можно представить себе, как эти распущенные шелковистые волосы падают ему на ладони.

К счастью, двухдневное отсутствие вернуло ему трезвый взгляд на вещи. Он раздумывал о Кейт и о влечении, которое она у него вызывает, и решил, что дело просто в старой как мир проблеме — желать недостижимого.

— Вы говорите, что мистер Макнилл все это знает? — простодушно поинтересовалась Кейт.

Он открыл глаза и посмотрел на ее невинное лицо. К чему она клонит?

— Если и не знает, то не из-за отсутствия стараний с моей стороны. Всех этих мальчиков хорошо обучали садоводству. «Займите чем-нибудь их головы», — говаривал настоятель.

— А почему нужно было чем-то занимать их головы? Мне кажется, что латыни, истории и географии было бы вполне достаточно.

Просто сыщик, подумал Кит. Что еще ей удалось выведать?

— Они были не дураки, никогда не видел таких смышленых ребятишек. Что по отдельности, что все вместе, но, говоря по правде, приходилось иметь дело со всеми разом.

— Вот как?

— Они держались друг за друга крепче, чем сатана — за грехи, да упасет нас Господь от лукавого. Этакая четверка смышленых найденышей. — Мартин фыркнул. — Для чего нужны смышленые? Куда это может их завести? Развитый ум означает только, что ты четко сознаешь, какой ты жалкий. Лучше быть как брат Джон, который только подозревает, и то смутно, какое это жалкое место — наш мир.

Должно быть, Кейт подняла одну из своих изящно выгнутых бровей, потому что брат Мартин снова заговорил, и заговорил ворчливо:

— Человек имеет право на собственное мнение.

— Разумеется. — В ее голосе не было порицания. — Но если мужчина или женщина не знают, до какой степени они жалки, как могут они оценить великолепие спасения?

— Из вас, миссис Блэкберн, получился бы настоящий иезуит, — мрачно пробурчал брат Мартин.

— Сочту это за комплимент, — отозвалась она, — но мы говорили о мистере Макнилле.

— Это вы говорили о мистере Макнилле. Уже в который раз. Я же говорил о цветах.

— Уже в который раз.

— Хм! — Кит расслышал в хриплом голосе брата Мартина удовольствие. Ей удалось очаровать даже этого желчного старика. И всего за два дня. Одному Богу ведомо, что творится с остальными монахами. Быть может, все они отправились на исповедь каяться во всевозможных интересных и греховных помышлениях. Видит Бог, ему самому следует быть среди них из-за некоторых мыслей, которые он пестует в себе.

— Вы открываете мне глаза на разные и не очень простые вещи.

— Вы снова думаете о мистере Макнилле.

— Неужели?

Неужели? А зачем ей это нужно? Но Кит уже знал ответ. Она сказала ему однажды, что будет вести себя так, как того требует создавшаяся ситуация. Очевидно, ей кажется, что нынешняя ситуация требует, чтобы она узнала что-нибудь о прошлом Кита.

Пора положить конец ее расспросам. Он вышел из тени, рассматривая маленькую соблазнительницу в сутане. Голову она склонила набок почти кокетливо, на кончиках ресниц у нее играл свет, словно их обмакнули в золото. У брата Мартина даже издали было несчастное, смущенное лицо плененного мужчины.

Что она узнала от монахов? Что он сын какой-то шлюхи? Что он участвовал в драках чаще, чем кто-либо из мальчишек? И для чего ей эти сведения? Как она собирается ими воспользоваться? Потому что человек не станет обзаводиться чем-то таким, чем не собирается воспользоваться, — еще один урок, который мир поторопился преподнести ему, когда Кит покинул Сент-Брайд.

И все же хорошо, что он уехал от нее на некоторое время. Кит ненадолго забыл, что может сделать с тобой мир, если твоя жизнь слишком тесно переплетается с жизнью другого. Лучше одиночество.

Брат Мартин подобрал с земли прутик и пользовался им как указкой, но после удара, который случился с ним несколько лет назад, он не оправился, и рука у него дрожала. Не привлекая к этому ненужного внимания, Кейт накрыла своей рукой его скрюченную старую руку в коричневатых пятнах.

Кит ощутил укол ревности и сам улыбнулся нелепости этого чувства. Но факт остается фактом — она никогда не прикасалась к нему по собственному желанию. Даже когда делала ему перевязку, ею руководило только чувство долга.

Интересно, подумал он, что он ощутит, когда эти длинные изящные руки пробегут по его коже, рукам, груди? Пригодны ли руки леди для любовных ласк? Больше ли наслаждения дают мягкие ладони и не загрубевшие кончики пальцев, чем грубые ладони и пальцы трактирной служанки? Или это все равно — леди или трактирная служанка, а прикосновения Кейт Блэкберн будут сокрушительны безотносительно к тому, кто она и каково ее происхождение?

Но отделить одно от другого невозможно. Потому что ее происхождение определяет, кто она, а она леди. Недосягаемая для него, простолюдина.

Вдруг Кейт замолчала, словно ощутив его внимательный взгляд, подняла голову, точно насторожившаяся лань, и начала озираться. И вот глаза их встретились. Ее глаза повеселели от улыбки, которая уже приподнимала кончики ее губ. Кит сопротивлялся, чувствуя, что его притягивает к ней, как металл к магниту.

— Макнилл, — тихо сказала она.

— Да, мэм?

— Вы приехали раньше, чем вас можно было ожидать, по словам настоятеля. — В голосе ее звучали радость и удовольствие. Вопреки здравому смыслу это его разозлило, хотя он и понимал, что это несправедливо. Какое она имеет право радоваться ему? Какое она имеет право заставлять его хотеть, чтобы она обрадовалась?

Иногда, чтобы избавиться от безумия, нужно поддаться ему. По крайней мере так сказал он себе, направляясь к ней, — эта мысль сформировалась у него в голове с быстротой молнии. На вкус она наверняка точно такая же, как и все остальные женщины. Тогда он освободится от желания… узнать, какова она, и сможет продолжить дело отмщения.

— Не было никаких оснований продолжать искать то, чего там нет, миссис Блэкберн.

— Очень жаль, что вы разочарованы.

— За возвращение полагается компенсация, — твердо сказал Кит, не сводя с нее глаз. «Посмотри на меня. Захоти меня, хоть немножко».

Ее необыкновенные глаза широко раскрылись, словно он произнес свои мысли вслух. Вот и отлично! Ему не нужны ничего не подразумевающие жертвы. Он предупредил, что собирался заполучить ее.

— Вернулся, Кристиан, да? — с кислым видом спросил брат Мартин, огорченный тем, что их уединение нарушено.

— Да. — Кит не сводил глаз с Кейт. — Полагаю, вы хорошо себя чувствуете, миссис Блэкберн?

— Конечно, она хорошо себя чувствует, — фыркнул брат Мартин. — Она три дня подряд пьет целебный отвар из примулы, просвирника и лимонного бальзама. Горло больше не болит. Кроме того, мы ее кормим. Бедняжка почти умирала с голоду. — Его взгляд со всей очевидностью обвинял Кита в состоянии Кейт.

— Я вижу, что она в полном здравии.

Кейт потупилась под его взглядом, и щеки ее слегка порозовели. Теперь нужно было избавиться от монаха.

— Вы нашли новую ученицу, брат Мартин?

Старый монах засопел.

— Миссис Блэкберн была в нетерпении, поджидая тебя, и, следуя духу гостеприимства, я решил, что будет правильным составить ей компанию, пока тебя нет.

Пока брат Мартин оправдывался, Кейт подняла голову. Выражение покорного страдания на ее лице противоречило сияющим, веселым глазам.

— Вам незачем оправдывать ваше пребывание здесь, брат Мартин, — сказал Кит. — Стоит только взглянуть на миссис Блэкберн, и все дальнейшие объяснения становятся излишними.

Кейт очаровательно зарделась.

На это у брата Мартина не нашлось ответа. Отрицать сказанное означало бы обидеть Кейт, а согласиться — признаться в пристрастии к земному. И он только нахмурился и сменил тему:

— Миссис Блэкберн спрашивала, помнишь ли ты что-нибудь из того, чему я тебя учил. — Он задрал голову, глядя на Кита с веселым ехидством соперника. — Так как же?

— Ах, почти ничего. Вы ведь не собираетесь испытать меня? — осведомился Кит, делая испуганные глаза. Провалиться на экзаменах у брата Мартина бывало малоприятно. Этот старый ворчун, может, и походил на хрупкую тростинку, но мастерски владел хлыстом.

— Если бы мы находились в моем саду, я так и сделал бы, — проскрипел брат Мартин. — Но это сад брата Фиделиса. Я всегда говорил, что он возится с вами, мальчиками, точно так же, как с этими колючими красотками. Никогда не видел в этом смысла — тратить столько сил на розы, в то время как за стенами борются за жизнь мята, пиретрум, манжетка и прочие славные целебные растения.

— Розы процветают только в местах защищенных, — сказал Кит. Говоря, он не сводил глаз с Кейт. — Вынесите их в реальный мир, и они погибнут.

— Тогда зачем взваливать на себя столько трудов? — спросила она.

— Поначалу, — тихо сказал Кит, — потому что у вас нет выбора. А потом… потом вам не захочется, чтобы такое красивое создание страдало только потому, что никто не приложил малую толику усилий для его спасения.

Этот ответ не понравился ему самому, Кейт заметила это по тому, как он на мгновение нахмурился.

— Надеюсь, брат Фиделис погулял с вами по саду?

— Нет.

— Это промах, который необходимо исправить. Это замечательное место — розарий, требующий забот и тяжелой работы.

— Но стоящий этих усилий.

— Иногда, ради короткого цветения роз. А цветение у них действительно очень короткое. Конец всегда горек и сладок одновременно. — Быстрой улыбкой, очаровательной и беспечной, Кит смягчил свои слова. Опасливая дрожь пробежала по телу Кейт.

В монастырь вернулся совсем другой человек. У этого Кита были безжалостные глаза, он был по-мужски привлекателен, опасен и сосредоточен. На ней. Он протянул руку, выжидая, когда она вложит в нее свою, а потом помог ей подняться.

— Брат Мартин!

Старик с трудом встал.

— Что? Вы думаете, я потащусь у вас в хвосте, пока вы будете извергать кучу латинских названий этих смехотворно избалованных цветов? У меня есть дела поважнее. — Он бросил на Кейт самодовольный выразительный взгляд. — Мои травы. — И побрел к двери, презрительно фыркнув.

— Пойдемте?

Она склонила голову набок.

— Да, благодарю вас, но предупреждаю: я надеюсь увидеть нечто необыкновенное.

Он положил ее руку себе на сгиб локтя.

— Я постараюсь не разочаровать вас.

— А знаете, мистер Макнилл, — сказала Кейт, помолчав, — вы притворяетесь дурно воспитанным сиротой. Иногда вы демонстрируете манеры, которые скорее уместны в гостиной, а не на чердаке.

— Театральный костюм, — заверил он. — Не более. За долгие годы я подцепил немного паутины, с которой время от времени смахиваю пыль. Один из моих… давнишних товарищей умел говорить так искусно и гладко, что мог бы уговорить кошку спеть.

— Не знаю, верить вам или нет.

— Как вам угодно, мэм, — сказал Кит. Он держался непринужденно, стараясь ни в чем ей не противоречить, взгляд его выражал откровенное восхищение.

Внезапное подозрение заставило Кейт остановиться, и она сказала, не подумав:

— Вы пытаетесь меня соблазнить, мистер Макнилл?

Кит тоже остановился. Губы его выгнулись, словно он хотел рассмеяться, но, когда он посмотрел на нее, глаза у него были совершенно серьезные.

— Ну разумеется, миссис Блэкберн, пытаюсь. Эта перспектива вас тревожит?

— Да, — тут же ответила она.

— Ах, как это прискорбно и, я бы сказал, излишне, хотя я бы предпочел, как мне кажется, чтобы ваша тревога была обоснованна.

— Не позвать ли мне на помощь? — спросила Кейт, пытаясь выглядеть такой же искушенной, как и он.

Кит насмешливо посмотрел на нее:

— Кажется, было употреблено слово «соблазнить», а не «изнасиловать». От меня вам никакая опасность не грозит. Ну положим, это не совсем так, — сознался он. — Но вы ровно в такой степени опасности, в какой вы позволите себе находиться.

— Понятно, — чуть слышно сказала она.

— Вот и хорошо. Значит, мы понимаем друг друга. — Кит снова положил ее руку себе на локоть и собрался идти дальше, но она точно к месту приросла. Он посмотрел на нее.

— Могу я убедить вас не пытаться соблазнять меня?

На мгновение Кит сдвинул брови, обдумывая ее просьбу.

— Нет, — сказал он наконец. — Нет, думаю, что не можете.

— Тогда какой у меня остается выбор?

— Продолжить нашу прогулку и позволить мне испробовать свое мастерство. Или не позволить.

Как только он заявил о своих намерениях, сердце у нее забилось быстрее. Кит ответил ей печальной улыбкой.

— Полноте, миссис Блэкберн. Мое мастерство, даже по моему решительно пристрастному мнению, не так уж велико.

Кейт ему не поверила. Он недавно вымыл голову, и теперь волосы его блестели, как расплавленная бронза, а на чисто выбритом худом лице не осталось и следа щетины, покрывавшей его в день их встречи в «Белой розе». Высокий, мускулистый, дерзкий и здоровый, он казался опасно привлекательным, тревожно волнующим и… Она вздохнула. Ей хотелось пройтись с ним, хотя бы совсем немножко.

— Меня действительно интересуют розы, — чопорно сказала Кейт.

— Ну разумеется! — В голосе его слышался теплый юмор, и когда он пошел дальше, крепко держа ее руку на своем согнутом локте, она, не упираясь больше, последовала за ним.

Они шли по дорожке, усыпанной мелким гравием, к стеклянной постройке, где Кит открыл дверь и подождал, пока она войдет, а потом вошел сам. Немногие розы в теплице еще цвели, хотя все они сохранили зеленую листву. Сначала он остановился перед небольшим кустиком, покрытым тысячами похожих на иголки шипов.

— Rosagallica[3]. Судя по размеру и характеру произрастания, это и есть роза Ланкастеров. Как вам известно, во времена войн между домами Ланкастеров и Йорков эмблемой дома Ланкастеров была алая роза. Это единственная роза, к которой благосклонен брат Мартин, поскольку она так же известна как «роза аптечная».

— А как она цветет?

— Она цветет очень обильно, но только один раз. — Кит указал на кустик таких же очертаний, росший рядом. — Это Rosa Mundi[4]. Она тоже французская, но ее лепестки испещрены красными штрихами.

— Такую я видела, — сказала Кейт с видом человека, сделавшего открытие.

— Полагаю, что так. Это очень старинная разновидность. — Кит пошел дальше, миновав еще несколько низкорослых растений, и остановился перед кустиком повыше, листочки у которого были более удлиненными, чем у всех предыдущих. — Вот это дамасская роза, привезенная в Британию из Персии.

Кейт наклонилась, чтобы найти цветок, и огорчилась, ничего не обнаружив. А когда выпрямилась, оказалось, что Кит стоит совсем рядом. Она чувствовала, как от его дыхания шевелятся волоски у нее на затылке.

Она похолодела, сердце забилось гулко, как барабан. От спины и плеча до бедер по телу ее побежали мурашки.

— Когда вы в отдаленном будущем будете совершать утренний туалет и надушите кожу вот здесь, — он коснулся ее шеи сбоку, и у нее перехватило дыхание то ли от нехватки воздуха, то ли от его избытка, — или вот здесь, — кончики его пальцев пробежали по ее шее вверх и погладили нежную кожу за ухом легко, как паутинка, — вспомните розы, тысячи которых принесли в жертву, чтобы выжать этот аромат, и погрустите немножко об их участи.

Кит не должен был позволять себе таких вольностей. Она не должна была этого допускать. И все же Кейт не могла пошевелиться, хотя прекрасно понимала, что происходит. Он опустил голову, его губы были совсем рядом с ее шеей. Кейт задрожала, качнувшись к нему.

— Но разве не всегда так? — прошептал он, и губы его при этом задевали ее затылок. — Мир должен приносить жертвы красоте ради красоты.

Кейт затаила дыхание, ожидая, что он ее поцелует. Однако Кит не поцеловал. Она чувствовала дразнящее прикосновение его улыбающихся губ там, где шея переходит в плечо, а потом он поднял голову, подошел к Кейт сбоку и положил ее руку на свой согнутый локоть. Ее охватило разочарование. Он двинулся дальше, и она пошла с ним, слегка задыхаясь, совершенно сбитая с толку. Он вывел ее на боковую дорожку и оттуда подвел к группе кустов ростом с нее. Их серебристо-зеленая крона была усеяна плодиками, окраской похожими на светлую хурму.

— Rosa alba[5], — сообщил он, словно и не прикасался к ней, словно она не склонилась к его ласкам, желая большего. — Предположительно происходит из Рима. Когда она цветет, цветы у нее преимущественно белые. Вот это alba semiplena[6], историки считают, что она-то и была белой розой Йорков. Пойдемте дальше. Лучшее я приберег напоследок, — продолжал он, увлекая Кейт под небольшую решетчатую перголу, покрытую тяжелой зеленой листвой. Дальше узкая дорожка привела их коротким кружным путем туда, где зеленая листва была более светлой и блестящей. Со стеклянной крыши капала вода, словно кто-то дышал на стекло снаружи. Запах сырой земли сменился другим ароматом — не тем известным ей гвоздичным запахом роз, но каким-то более сладким, более резким.

Кит остановился, улыбнулся и слегка обнял Кейт за плечи. Потом повернул ее, резко притянул к себе и закрыл ее глаза руками. Она подняла руку, недоумевая.

— Подождите, — сказал он и пошел вперед, подталкивая ее своим телом, так что ей приходилось либо идти, либо терпеть прикосновение его бедер к своим ягодицам. Горло у нее стиснуло от напряжения, а очаг другого напряжения образовался в животе, по мере того как в ней медленно просыпались спазмы полузабытого желания.

Это продолжалось всего несколько мгновений, а казалось, что прошли часы. Даже сквозь его рубашку Кейт ощущала исходящий от него жар, чувствовала каждый его длинный палец, закрывающий ей глаза, сознавала, что нижняя часть его тела прикасается к ее юбкам, и со стыдом понимала, что ищет доказательств его желания при этих прикосновениях, и с еще большим стыдом почувствовала дрожь, убедившись в своей неоспоримой женской победе.

Наконец Кит остановился. Его бархатистые губы коснулись ее уха.

— «Я сделаю тебе постель из роз. Из тысячи букетов ароматных».

Покрытый шрамами солдат цитирует Кристофера Марло? Все это никак не укладывалось в его образ. Он убрал руки, Кейт открыла глаза и тут же забыла обо всех своих страхах.

Они стояли в маленькой зеленой беседке, усеянной, как каплями, ярко-золотистыми розами, чьи тяжелые головки покачивались от малейшего движения воздуха. Кейт шагнула вперед, и ее обдало тем пьянящим ароматом, который она уже ощутила раньше. Она посмотрела под ноги и увидела, что ступает по ковру из блестящих лепестков, давя их ароматную шелковистость и тем высвобождая таинственный запах.

— Что это такое? — тихо спросила она. — Как могут они цвести сейчас? Это волшебство?

— Отчасти. Это дети той розы, которую мы привезли вашей семье.

— Дети?

— Отпрыски вашей розы и красивой дамасской леди, розы, которая цветет круглый год.

— И никогда не перестает цвести? — спросила Кейт, потянувшись к ветке, усыпанной цветами. Тут же посыпался ливень золотистых лепестков, сверкающих на свету. Кейт резко отпрянула и, оглянувшись через плечо, увидела, что Кит смотрит на нее с непонятным выражением на лице.

— Ничто не цветет вечно.

От этого простого возражения Кейт ощутила легкую меланхолию. Время идет, розы умирают, мир меняется. Всегда приходит зима. Она протянула руку и сорвала с ветки цветок.

Увы! Волшебство исчезало. На близком расстоянии было видно, что атласные лепестки слегка обведены по краю бурым; влажная сердцевина вылиняла и была скорее прозрачной, чем золотой.

— Как грустно, да?

Кит подошел к ней. На этот раз Кейт не уклонилась, как испуганная кошечка с атласной шерсткой. Она стояла спокойно, задумчиво рассматривая цветок. А Кит протянул руку у нее над головой и встряхнул ветку, отчего на ее темные волосы и плечи, покрытые плащом, обрушился каскад лепестков. Она удивленно подняла на него глаза.

— Поцелуйте меня, — попросил он.

Она попятилась, когда он шагнул за ней. Кейт хотела проскользнуть мимо него, но он схватился за решетку, преградив ей дорогу.

— Вы сказали, что мне нечего будет бояться.

— А вы боитесь?

— Кажется, да.

— Напрасно, — сказал он, стараясь говорить спокойно и весело. Никогда еще ему не хотелось чего-то с такой силой, как испробовать ее рот, зарыться руками в ее волосы, прижать к себе. Но Кит этого не сделал. — Я ничего не могу поделать, если вас пугает ничто.

— Вы — не ничто.

В конце концов ей удалось вызвать у него кривую улыбку.

— Для вас я ничто. Всего лишь забавная история, которую можно будет вспомнить от скуки.

Кейт отчаянно покраснела, разозлившись оттого, что его слова вполне соответствовали ее прежним мыслям. Но она никогда не намеревалась рассказывать забавные истории о нем. Никогда. Невыносимо было, что он так думает.

— А если я вас поцелую, вы меня отпустите?

— Я вас отпущу, поцелуете вы меня или нет, — сказал он. — Я просто упрямо продолжаю ухаживать за вами.

— В самом деле?

— Да. — И в доказательство своих слов Кит опустил руку, преграждавшую ей дорогу. Она пытливо посмотрела на него.

Но Кит строго хранил свои тайны. И именно это в конечном итоге заставило ее решиться. Он был слишком опасен.

— Прошу прощения, — пробормотала она, опустив голову, и прошмыгнула мимо него.

Кит схватил ее за запястье, повернул к себе и привлек в свои объятия. Перед ней мелькнули зеленые глаза, горящие от страсти, грубые и алчные черты застывшего лица.

— Не делайте мне больно!

Кит отпрянул, словно она ударила его, но потом…

— Боже! — низким голосом пробормотал он и обхватил ее голову своими крупными руками, покрытыми шрамами. Кейт крепко зажмурилась и ждала продолжения. Теперь, когда он лишил ее выбора, она даже хотела, чтобы он ее поцеловал.

— Проклятие! — послышалось снова возле ее губ.

— Прошу вас, не нужно, — пробормотала она.

Кит поцеловал ее, поначалу это было легкое прикосновение губ, такое же нежное, как лепестки роз у них под ногами. Невесомая ласка его губ, совершенно неожиданная, совершенно расслабившая ее. С необычайной нежностью он высосал ее дыхание, осторожно, мягко, снова и снова касаясь губами ее губ, сладко… но греховно, каждый поцелуй лишал ее воли, крал ее мысли и превращал их в ощущения. Он остановился, чтобы потеребить оба уголка ее рта, потом с потрясающей деликатностью провел кончиком языка вниз по ее шее — медленно, словно проделывал горячую дорожку, и не торопясь лизнул трепещущую жилку в ямочке у основания ее шеи.

И тут колени Кейт подогнулись. Она обхватила его руками за шею, чтобы не упасть.

— Поцелуйте меня. Один раз. Только один раз, — пробормотал Кит и обнял ее одной рукой за талию, чтобы поддержать. А свободной рукой он намотал ее косу на свой кулак и отвел ее голову назад, так что шея Кейт стала совершенно доступна ему.

— Что это значит для вас? — хрипло спросил он. — Почему вы не хотите… Пожалуйста, не заставляйте меня брать. Дайте сами.

А ей только этого и хотелось.

Ее рот раскрылся под его губами, жадно отзываясь на пылкую требовательность поцелуя. С мрачным стоном вожделения она отдалась его объятиям, еще крепче обнимая его за шею, впиваясь пальцами в холодные шелковистые волосы. Из его груди вырвался рокот удовлетворения, и его язык глубоко проник ей в рот.

Стремнина вожделения подхватила Кейт, нахлынула, пробежала по всему телу, толкая к гребню, о котором она давно подозревала, но которого никогда не достигала полностью. Она почувствовала, как его руки скользнули по ее спине. Томление переросло в потребность, приливая и отливая от вершины ее бедер. Внезапное мощное наслаждение подавило четкие мысли, и Кейт превратилась в существо, обязанное исполнять требования тела и удовлетворять их.

Она притянула к себе его голову, желая большего, желая снова буйной встречи языков, пылких поцелуев, от которых захватывало дух. Желая его — высокого и крепкого, напряженного от желания. Точно поднесли факел к труту, иссохшему за долгие годы. Она хотела… она хотела…

— Нет. — Его руки больно сжали ее плечи. Он грубо оттолкнул Кейт. Она споткнулась и упала бы, если бы он не схватил ее за предплечья. Не понимая, она взглянула в его злое, напряженное лицо, все еще настолько опутанная паутиной желания, что не могла ощутить замешательство или почувствовать что-то, кроме смущения и разочарования.

— Что вы хотите сказать? — спросила она, сбитая с толку.

— Я поклялся, что в моих руках с вами не случится ничего плохого.

— А разве это плохо? — чуть слышно прошептала она, внимательно вглядываясь в его зеленые глаза. Она так не считала.

Его лицо напряглось от какого-то внутреннего смятения, и он процедил сквозь стиснутые зубы:

— Да.

Она нахмурилась, протянула руку, чтобы коснуться его, но он дернулся, словно кончики ее пальцев могли его обжечь.

— Проклятие! — взорвался Кит. — Десять минут назад вы умоляли меня не причинить вам вреда, а теперь, миссис Блэкберн, — он выговорил ее имя так, словно возводил между ними непреодолимый барьер, — теперь я попытаюсь сделать то, о чем вы меня просили.

Он старался держать себя в узде.

— Я не причиню вам вреда. Я поклялся. Но черт побери, — голос его задрожал, — мне было бы гораздо легче, если бы вы помогали мне, а не мешали моим стараниям!

— Вот как?

Вот так. Ему показалось, что он потерял власть над своим телом. Простой поцелуй, который он хотел использовать как противоядие от ее очарования, оказался смертоносным, он поколебал его намерения и чуть не поставил его на колени от желания, вызванного ею.

Кит обманывал себя и знал это с самого начала: Кейт не такая, как все остальные женщины. Никакая другая женщина в мире, не важно, со сколькими он переспал и какие экзотические наклонности искал, никогда не заменит ее. Знать это было мучительно, и Кит проклинал себя за то, что так охотно стал жертвой самообмана.

Он отдернул руки, поняв, что если будет удерживать ее еще хотя бы мгновение, то снова привлечет к себе и… Он закрыл глаза, пытаясь побороть примитивный инстинкт. Если бы только он мог перестать чувствовать. Если бы он мог не видеть спелый цвет ее губ, словно на них кровоподтек, не слышать, как у нее замирает голос. Если бы только не ощущал слабый вяжущий запах ее мыла, смешанный с тяжелым ароматом раздавленных роз. Если бы только он не чувствовал до сих пор холодного атласного водопада ее волос между своими пальцами.

Поцелуи только разожгли желание, зародившееся три года назад в пустой гостиной ее отца, которое он продолжал вскармливать в течение долгих маршей по проклятому пеклу индийской пустыни. Кит считал, что воображение лучше, чем реальность. Так он всегда говорил себе, но это оказалось ложью. Ее губы, сладкие и полные, ее тело, теплое и податливое, — никакая игра воображения не могла сравниться с этими недолгими минутами. Ему оставалось либо смеяться над собой, либо сойти с ума. Кит выбрал смех.

Кейт, прищурясь, смотрела на него, и блуждающий блеск в ее темных глазах постепенно проявлялся все резче. Она отступила назад.

Кейт окинула его серьезным взглядом, на мгновение подняла темную бархатистую бровь, а потом повернулась и пошла обратно на дорожку. Будь он проклят, если понимал, о чем спрашивала эта выгнутая бровь!

Но ведь все равно — так или иначе, он будет проклят.

Глава 13

Разница между низменными местами и необычайно низменными местами

— Вы уверены, что не хотите, чтобы кто-нибудь из братьев сопровождал вас? — спросил настоятель, внимательно глядя на Кейт. Он пригласил ее в свой кабинет и попросил Кита подождать снаружи. Дверь была толстая, подслушать их было невозможно.

— О нет, — сурово ответила Кейт. — Я уверена, что ваши монахи принесут здесь гораздо больше пользы.

Хрустальные четки в руке настоятеля тоненько зазвенели.

— Бывали времена, когда я с полной уверенностью доверил бы вашу судьбу Кристиану. Но теперь я знаю его не так хорошо, как прежде.

— Я понимаю. — Кейт говорила с полной убежденностью. Кит не хотел прерывать поцелуи, а она… ну ладно, она еще не готова разбираться в причинах своего поведения. Достаточно сказать, что ей очень хотелось и дальше с ним целоваться. Только Кит это прекратил, потому что не желал причинять ей вред.

Нет, она не боялась, что Кит предпримет новую попытку, и должна была этому радоваться.

— С Кристианом Макниллом я в такой же безопасности, как с братом Мартином. — Даже для нее самой это заявление прозвучало довольно нелепо.

Настоятель улыбнулся:

— Как хотите. — Он поднял руку, молодой монах у двери открыл ее, и сразу же появился Кит.

— Полагаю, вы предупредили ее о моих многочисленных недостатках?

— Я попытался.

— И она не прислушалась к вашим добрым советам?

— Равно как и к предложению взять кого-то в сопровождающие на пару к вам.

— Это неожиданно, хотя я и не позволил бы никому присоединиться к нам.

— Кристиан…

— Нет, отец настоятель. Она моя, и только моя, пока я…

— Не выполню свой долг, — вмешалась в разговор Кейт, решив положить конец всей этой чепухе. Она посмотрела на настоятеля:

— Поверьте мне, сэр. Никакая опасность со стороны мистера Макнилла мне не грозит.

— Опасности бывают разные, — сказал настоятель. — Вы не подумали о том, что маркиз может счесть ваше прибытие в обществе одного только этого человека неприличным?

— Я уверена, что сумею объяснить ему все так, что он будет удовлетворен.

Кит с усмешкой посмотрел на настоятеля:

— Как можно счесть нарушением правил наличие у леди кучера?

— Отец настоятель, — сказала Кейт, не обратив на это внимания и поднимаясь, — я еще раз благодарю вас от всей души за вашу доброту, равно как и за ваше гостеприимство.

Когда она повернулась к Киту, лицо ее было непроницаемым. Что случилось с сиреной, которая так страстно отзывалась вчера на его поцелуи? Впрочем, он это знает. Сирена исчезла, а на ее место вернулась светская красавица, вспомнившая о цели своей поездки, как только зашла речь о маркизе. Кит сжал челюсти.

— А теперь, если только у отца настоятеля больше нет предостережений и указаний… — Она посмотрела на настоятеля. Тот покачал головой. — Думаю, можно ехать, мистер Макнилл.

Кит поклонился с насмешливой любезностью:

— Как пожелаете, мэм.

Как только они выехали из Сент-Брайда, с нависшего неба повалил снег, заметая дорогу и поблескивая в тенях, отбрасываемых деревьями. Кейт молчала, закутавшись в коричневую сутану, которую отдали ей монахи. Путешествие продолжалось не так, как она ожидала.

Нет, она и сама в точности не знала, чего ожидала, но, во всяком случае, не такого мучительного молчания. Да, ей приходило в голову, что после вчерашнего им придется преодолеть некоторую неловкость, прежде чем они смогут вернуться к прежним дружеским отношениям. Дружеским? Она сильно сомневалась, что их отношения можно назвать таковыми, — но назвать их приятельскими… вполне допустимо. Однако с тех пор как они выехали из монастыря, Кит вел себя так, как если бы она была незнакомым человеком, общение с которым приходится терпеть, но никак не поощрять.

— Не бойтесь меня, — наконец нарушил он молчание.

— Я не боюсь, — сказала она. Кейт ждала от него любых слов, но только не этих. Хотя он и спровоцировал поцелуй, он же его и прервал. И именно поэтому она поверила, что он доставит ее в Клит.

— Я никогда не стану набрасываться на вас… черт побери! — выпалил он. — Почему вы должны мне верить? Я ведь уже нанес вам оскорбление, верно?

— Конечно, вы не станете на меня набрасываться, — спокойно отозвалась она. — Вы ведь джентльмен.

В ответ он только рассмеялся:

— Я не джентльмен, мэм. Я — ублюдок шотландской шлюхи. — Кейт увидела боль в его глазах, увидела, как он старается побороть ее.

— Мне очень жаль.

Кит покачал головой в злом отчаянии:

— Мне не нужна ваша жалость. Я хочу, чтобы вы видели вещи такими, какие они есть, а не обольщались сказками выживших из ума стариков, которые уже не могут отличить правду от воображения.

Кейт покачала головой:

— Настоятель вовсе не выжил из ума, и мне кажется, он прекрасно сознает, что реально и что нет.

— Тогда жаль, что он не научил меня этой проницательности, — отозвался Кит.

— Он рассказал мне о вашем происхождении.

Кит вздохнул:

— Вот как? Позвольте мне высказать предположения. Он рассказал вам, что мы сыновья последних могущественных вождей шотландских кланов.

Кейт кивнула.

— И хотя наше появление на свет могло быть незаконным, мы все равно истинные наследники Северного нагорья. Храбрые воины с древней кровью в жилах.

— Да, именно так и сказал тогда настоятель.

Во взгляде, брошенном на нее Китом, было что-то похожее на жалость.

— Когда мы пришли к нему, он заявил нам то же самое. Но это всего лишь сказки для маленьких детей, которые рассказывают, чтобы сделать этот суровый мир немного приятнее.

Нет. Настоятель говорил не только серьезно, но совершенно спокойно и уверенно.

— Я вам не верю, — упрямо сказала Кейт.

— Я не джентльмен, миссис Блэкберн. Я всего лишь сын своей матери. Запомните это на будущее, когда вам захочется приписать мне высокие побуждения.

— Кого вы пытаетесь наказать? — спросила она. — Меня — за то, что я поверила настоятелю? Или себя — за то, что вы ему не верите?

Некоторое время он ехал в напряженной позе, сжав челюсти.

— Кит, — позвала она, потому что ей не нравилось выражение мрачной пустоты в его глазах. — Вы не должны…

— Следите за дорогой, нет ли там путников. Мы подъезжаем к побережью.

Никаких путников на дороге не оказалось.

Час шел за часом. Кит отвечал на ее вопросы кивками головы. Когда же говорил — а это случалось довольно редко, — то обращался к ней чопорно, и было совершенно ясно, что теперь он старается увеличить дистанцию между ними.

Они въехали в зелено-голубые заросли сосен, и сырой запах перегноя долины сменился бодрящим запахом хвои. Ближе к сумеркам Кит заметил крестьянскую хижину и подъехал к дверям.

— Подержите поводья, пока я схожу туда.

Он отдал ей поводья и исчез в доме. Вскоре Кит вернулся и, на мгновение прикоснувшись к Кейт, помог ей сойти на землю. Она вошла в низкую дверь и увидела, что он уже развел огонь под дымовым отверстием в потолке. Он не вошел следом за ней, а когда она повернулась, то увидела, что он выпряг Дорана и взнуздал его.

— Что вы делаете?

— Хочу осмотреть окрестности, — ответил Кит.

— Какие? — спросила она.

— Немного дальше по дороге. Я уже не уверен в направлении. Проеду немного и посмотрю, узнаю ли я здесь что-нибудь.

Это была явная ложь. Как мог он знать об этой усадьбе, если бы не знал местности? Но прежде чем Кейт успела высказать свое замечание по этому поводу, он ухватился за гриву Дорана и уселся верхом без седла. Потом посмотрел на Кейт, и она поняла, что глаза ее выдали то, что было у нее на душе, — ее застарелый страх перед предательством.

С приглушенным ругательством Кит протянул руку и грубо обхватил ее подбородок.

— Не смотрите так, — хрипло сказал он. — Обещаю, что вернусь. Обещаю, что с вами ничего не случится, пока меня не будет.

— А если я попрошу вас остаться, вы останетесь?

На лице его выразилось страдание.

— Я дал клятву, что буду делать то, о чем вы попросите, да?

— Да. Так вы останетесь?

— Я сделаю все, о чем бы вы ни просили.

— Вы останетесь?

Пролетело мгновение.

— Да.

Она кивнула с серьезным видом:

— Тогда я не буду просить.

Он коснулся каблуками боков мерина и ускакал.

В очаге догорали угли, когда Кейт проснулась. Она уставилась неуверенным взглядом в почти полную темноту — в хижине не было окон. Снаружи заржала лошадь, и Кейт услышала мужской голос, успокаивающий ее, — голос был низкий и усталый. Макнилл.

Она не сомневалась, что он вернется. Ни минуты. Даже когда огонь почти догорел, и ветер завел свой заунывный шепот, и темнота опустилась с неба, как погребальное покрывало. Он все время был рядом, следил за хижиной. Кейт его не видела, но ей этого и не требовалось. Она просто знала.

Она услышала, как скрипнула дверь, и приоткрыла глаза. На мгновение он задержался, вырисовываясь силуэтом на фоне усеянного звездами неба. Потом дверь, щелкнув, затворилась, и комната погрузилась в полную темноту. Кейт услышала, как затрещал огонь, когда Кит подбросил в него дров. Она устроила голову поудобнее и посмотрела на Кита из-под прикрытых век.

Он сел у огня спиной к стене, согнув колени, положив на них руки и свободно свесив пальцы. Он смотрел на нее. Его глаза освещались время от времени вспышками в очаге, малиновые всполохи играли на его непреклонном лице. Кит напоминал какого-то древнего кельтского короля.

А может, так оно и было, подумала Кейт в дремоте. Такой суровый, грозный и красивый. Ожившее славное прошлое.

— Макнилл!

— Спите дальше.

— Макнилл, — повторила она сквозь дремоту, — вы верите в привидения?

Она уже почти уснула, когда услышала его ответ откуда-то издали, и голос у него был тихий и удрученный.

— Да. Да, Господи Боже ты мой!

Глава 14

О сомнительных прелестях деревенской жизни

Наутро Кейт, проснувшись, обнаружила, что в хижине никого нет. Она торопливо встала, вышла и увидела, что Кит ждет рядом с повозкой.

— Доброе утро, — сказала она.

В ответ он протянул ей яйцо, сваренное в мешочек, и кусок хлеба, извлеченные из корзины, которую монахи дали им в дорогу. Когда она протянула руку за едой, лист бумаги, на котором она делала свои записи, выпал у нее из кармана и упал к ногам Кита. Она торопливо наклонилась за ним, но Кит опередил ее.

Он поднял листок и прочел:

— «Достоинства репы как главного продукта на кухне». — Он резко вскинул голову. — Что это такое?

— Книга, которую я пишу, — пренебрежительно ответила Кейт. — Я уверена, что найду того, кто захочет ее издать.

— О чем же эта книга? — В голосе его звучала язвительность. Он явно пребывал в дурном настроении.

— Я пишу книгу о том, как нужно изящно опускаться по социальной лестнице.

Кит замер.

— Так вот почему вы меня расспрашивали?

— Нет!

— Вы использовали меня? — Он бросил взгляд на лист бумаги и прочел: «Разбойник: предостерегающее описание его окружения и товарищей».

— Ну возможно, до некоторой степени, — тихо ответила Кейт. — Но вы напрасно видите дурное в том, что является всего лишь пробой пера.

— Ага! Понятно, — сказал он. — В таком случае прошу извинить меня за то, что я позволил себе непозволительное возражение. Право, если я могу и дальше быть вам полезным в исследовании сознания низших классов, пожалуйста, не стесняйтесь.

Кейт задумчиво посмотрела на него:

— А знаете, мне действительно хочется выяснить кое-что…

— Это была ирония, мэм, — сердито сказал Кит.

— Я так и поняла, — солгала Кейт.

Последовал короткий недовольный смешок, и Кит снова принялся запрягать Дорана. Спина у него была напряженная. Закончив, он молча усадил ее в повозку.

Значит, сегодня повторится вчерашнее молчание? Ну и прекрасно! Если он не желает иметь с ней дела, то ей только и остается, что пойти навстречу его желанию. Какая-то гордость у нее еще осталась.

Скоро она будет далеко от него и никогда больше его не увидит. На самом деле Кит правильно поступает, что отдаляется от нее. Право, он выказал гораздо больше рассудительности, чем она.

Ей нужно обдумать свое дальнейшее поведение, необходимо смотреть в будущее. Завтра в это время она уже будет подъезжать к замку. При этой мысли ее охватило беспокойство. Несколько лет назад маркиз смотрел на Кейт благосклонно. Он так часто танцевал с ней, что на это обратили внимание, а один раз даже сопроводил ее к столу.

Их немногочисленные друзья шептались, что он вот-вот начнет за ней ухаживать официально. Но хотя эта ни на чем не основанная вера в ее привлекательность была весьма лестной, Кейт все прекрасно понимала. Она принадлежала к сельскому дворянству, а он был маркизом. Браки между людьми, стоящими так далеко друг от друга на ступенях общественной лестницы, не заключаются. Но он действительно флиртовал с ней, осторожно, осмотрительно, искренне, не пробуждая, однако, ложных надежд.

Кейт рассчитывала, что он с удовольствием вспомнит те недолгие недели, когда круги, в которых вращался каждый из них, частично соприкасались. Увидит ли он в ней ту оживленную молодую девушку, которой она была когда-то? Или он найдет только очередную просительницу, взывающую к его щедрости? Кейт поправила волосы.

— В Клите есть трактир, там вы сможете привести себя в порядок, перед тем как мы приедем в замок.

Кейт выпрямилась на жестком деревянном сиденье, смущенная тем, что Кит заметил и догадался о ее тщеславных мыслях. Но женщина, не имеющая ни семьи, ни доходов, должна и выглядеть хорошо, и вести себя безупречно.

— Благодарю, с вашей стороны очень мило позаботиться об этом.

Ближе к полудню дорога отдалилась от подножия холмов и шла теперь по равнине, окрашенной во все цвета осени. Они миновали еще несколько хижин с разрушающимися без хозяйского присмотра изгородями из замшелого камня. То были заброшенные отдаленные поселения, оставленные исчезнувшим народом фермеров и гуртовщиков. День клонился к вечеру, и соленый запах моря становился все ощутимее. Появились морские птицы — пронзительно кричащие крачки с черными головками и белые чайки, которые кружились над далеким горизонтом с серебряным краем.

Проехав еще пару миль, путники оказались на вершине отвесных белых утесов, обрывавшихся в море. Дорога круто спускалась в деревню, маленькие кирпичные домишки которой цепко прижимались к скату утеса, и тонкие клубы угольного дыма стояли над колпаками труб, как вопросительные знаки.

Под крутым спуском дороги дома сгрудились вдоль узкой набережной. Два древних волнолома вдавались от нее в море, отбрасывая тени на дюжину обшарпанных открытых рыбачьих лодок, лежавших на боку на ложе из блестящей тины. Было время отлива, и в воздухе стоял неприятный запах рыбы, керосина и гниющих водорослей.

— Клит, — сказал Кит, правильно поняв ее отвращение. — Трактир находится на пристани. Может быть, вы предпочтете проехать прямо в замок?

— Нет! — Приехать в замок в платье, в котором она спала? Это невозможно. Особенно когда в сундуке есть очень красивое платье и щетка для волос.

Кит ничего не ответил, но направил повозку вниз, к набережной. Людей на улице было мало. Двое крепких рыбаков с обветренными лицами уставились на них с мрачной враждебностью, изможденная женщина показалась в низкой двери, держа в руках старое ведерко с углем.

Кит остановил своего мерина перед узким зданием, втиснутым между двух складских построек. Над входом на выступающем брусе висела серая доска, но морская соль и время стерли то, что было там некогда написано. Из дверей выбежал мальчишка с бледным мучнистым лицом и схватил поводья.

— Конюшня там, сзади, — сказал он хриплым голосом. — Я его как следует вычищу и накормлю, да еще пригляжу, чтобы ему было удобно и безопасно, — все за два пенса, кэп.

Кит бросил мальчишке монету, тот поймал ее в воздухе. Кейт не терпелось спрятаться от резкого, вонючего ветра, дувшего с гавани, и она не стала ждать помощи Кита. Она сама слезла с повозки и быстро вошла в трактир. Там оказалось не так плохо, как она ожидала. Тонкий слой пыли покрывал потолочные балки, но огонь в очаге горел ярко, и портовая вонь исчезла, как только она закрыла за собой дверь. Единственными посетителями были два человека, сидевшие в полутьме в дальнем конце зала. При ее появлении они прервали разговор. Старший, малый с подбородком как фонарь, с толстыми, сгорбленными плечами, встал и вытер руки о грязный передник, повязанный на поясе. Он медленно окинул Кейт оценивающим взглядом:

— Что вам угодно?

— Вы трактирщик?

— Да.

— Как далеко до замка Парнелл? — спросила Кейт.

— Верхом примерно час, в повозке около двух часов.

— Понятно. — Кейт надеялась добраться до замка засветло, но выходило так, что ей следует набраться терпения и подождать до завтра. Она не стала разбираться, почему почувствовала скорее облегчение, чем раздражение от этой задержки.

— У вас есть кого послать в замок? — спросила она.

Ее собеседник посмотрел на своего товарища, атлетически сложенного молодого человека с густыми черными волосами и тяжелыми бровями, под подбородком у которого был надет немыслимый кружевной галстук, а на поясе висела еще более немыслимая рапира. Это был красивый парень, и, судя по тому, как он оглядел Кейт с ног до головы, он знал об этом. Он кивнул трактирщику.

— Вот он может съездить.

— Тогда, пожалуйста, пошлите его немедленно. И велите ему сообщить в замке, что миссис Кэтрин Блэкберн приехала в Клит и прибудет в замок, как только рассветет.

— Это, значит, вы — миссис Блэкберн? — спросил товарищ трактирщика.

— Да.

— Добро пожаловать в Клит, миссис Блэкберн, — сказал он. — Меня зовут Каллум Ламонт.

Дверь за спиной у Кейт отворилась, и внезапный порыв холодного ветра пошевелил ее подол.

— Этой леди требуется комната.

Трактирщик посмотрел мимо Кейт туда, где стоял Кит, с легкостью удерживая на своих широких плечах тяжелый сундук, ухватившись за связывающие его веревки. Он заполнил собой низкий дверной проем позади Кейт, на фоне его роста она казалась совсем маленькой. Ламонт резко прищурился, но ничего не сказал, только откинулся назад, в полумрак.

— Три шиллинга за ночь, — сказал трактирщик, который, шаркая, обошел стойку и жестом предложил Кейт и Киту следовать за ним. — Плата вперед.

Кит положил на прилавок крону.

— А вы как же, сэр? — спросил трактирщик. — Вам нужна комната или… — И он улыбнулся сальной улыбкой.

— Ты неверно понял, дружище. — В слове «дружище», произнесенном Китом, не было и намека на дружелюбие. — Я — кучер.

Трактирщик фыркнул, но распространяться на эту тему не стал.

— Там только одна комната. Но за два пенса я позволю тебе переночевать над конюшней.

— Идет. — Ледяные зеленые глаза Кита глянули на Кейт. — Вам нужно еще что-нибудь?

— Да. Мне бы хотелось, чтобы наверх принесли чан с горячей водой…

Трактирщик загоготал.

— Леди хочет выкупаться, — сказал Кит таким тоном, что смех трактирщика тут же оборвался.

С мрачным видом трактирщик приложил ко рту огромную лапу и рявкнул:

— Мег!

Мгновение спустя появилась тощая, изможденная женщина.

— Что, Горди?

— Ты с Робби отнесешь на кухню медную лохань для мытья и нальешь туда горячей воды. Вот эта леди хочет выкупаться. — Он бросил на Кейт взгляд, ясно говоривший, какой глупостью казалось ему это занятие. — Наверх лохань не втащишь, но на кухне достаточно удобно. Мег будет вам прислуживать, а Робби посторожит у двери. За это еще шиллинг.

— Замечательно, — сказала Кейт. Если бы понадобилось, она согласилась бы вымыться хоть в свином корыте. Ей хотелось одного — снова почувствовать себя чистой.

Мег, вытаращившая глаза, услышав, что кто-то будет купаться зимой, быстро присела в реверансе и исчезла.

— Что-нибудь еще? — спросил трактирщик, несколько оживившись после того, как увидел, какого цвета золото Кита.

— Можно здесь выпить что-нибудь стоящее? — спросил Кит.

— Жаловаться не будете. — Трактирщик отошел, а когда снова появился, в руках у него были бутылка из коричневого стекла и два маленьких стаканчика. Не говоря ни слова, он налил в один стаканчик на палец жидкости и подал его Киту, который так же молча поднес его к губам и глотнул. На мгновение его губы расслабились, пробуя напиток.

— Французское бренди. Понятно, почему никто не жалуется.

— Да, я нашел его на берегу.

— Просто удивительно, как небрежно некоторые люди обращаются с ценными вещами. — Кит быстро взглянул на Кейт. Лицо его помрачнело. Он налил сначала ей, потом себе. И поднес ей стаканчик. — Найдите то, что ищете, миссис Блэкберн, — сказал он с вымученным добродушием.

— Да, пусть я найду то, что ищу, мистер Макнилл, — отозвалась Кейт, не отводя глаз.

Глава 15

Как оживить слабеющий дух

Тепло, исходившее от воды, впитывалось в усталые мышцы Кейт, а запах дорогого мыла действовал умиротворяюще. За последние дни она очень устала и перенапряглась и вот теперь наконец-то могла расслабиться.

Пока Кейт отмокала, Мег выстирала ее нижнюю юбку и сорочку, цокая языком по поводу состояния ее платья. Теперь она развесила все на спинке стула перед огнем и сняла с крючка дымящийся котелок. Потом осторожно долила горячей воды в медную лохань.

— Ну вот, мэм, так будет получше. — Ухаживая за Кейт, эта суровая женщина мало-помалу смягчалась. — И какие же у вас красивые волосы. Просто срам, что пришлось их так спутать, но здесь у нас люди не знают и не интересуются, чем дорожат леди и что нравится джентльменам.

— Вот как? — пробормотала Кейт.

— Вот кэп, тот интересуется, — лукаво сказала Мег.

Кит? Да, он интересуется. Нерадостно, мрачно, ворчливо.

— Почему вы называете его капитаном?

— Что? А-а. — Мег оттирала подол ее платья. — Уж поверьте, я видала столько всяких мундиров, что узнаю капитана, коли увижу. Половина молодых людей в Шотландии одета в обноски мундиров. Вот он одет в офицерскую куртку. А почему я говорю «капитан», ну так это потому, что капитан ничем не хуже майора, коли вам не нужно это доказывать. А он что, приехал поступить в стражники, да? — продолжала Меган. — Коли так, я ему скажу, чтобы он не болтал об этом тут, в Клите.

Кейт нахмурилась:

— В какие стражники?

— Да в те, которые живут в замке Парнелл с тех пор, как убили ихнего капитана.

— Убили? — переспросила Кейт.

Маленькое личико Мег сжалось и стало еще меньше.

— Его заместитель появился на прошлой неделе, такой капитан Уоттерс, и по велению маркиза перевел солдат в замок. — Она презрительно фыркнула. — Для чего маркизу нужно, чтобы те, кого он вызвал на подмогу, занимались не его делами, верно? И потом, нужно быть дураком, чтобы разместить стражников в Клите.

— А почему это? — спросила Кейт, снова встревожившись.

— А потому! — Мег прищурилась, потом совсем закрыла глаза, словно что-то обдумывая, а потом выпалила:

— Последний акцизный не выжил здесь и дня.

Кейт похолодела. Ее охватил мучительный страх, от которого засосало в желудке.

А Мег откашлялась и свирепо нахмурилась.

— Чего это вы так глядите? — Как ни странно, в голосе у нее слышалась обида. — Вы-то не видели, как у него кровь хлещет из живота, — пробормотала она. — А сам такой белый и напуганный… — Она резко осеклась, и Кейт поняла среди нарастающего ужаса, что Мег видела убитого акцизного чиновника.

Охваченная отвращением, Кейт съежилась в воде. А ей-то казалось, что она в безопасности! Ни в какой она не в безопасности. И никогда не будет. То есть до тех пор, пока…

— Ага, я так напугалась! — пронзительным голосом продолжила Мег, словно отвечая на какое-то обвинение, и Кейт вдруг поняла, что Мег рассказала ей об этом потому, что Кейт — приезжая, и потому, что Мег больше не могла жить с тайной или сознанием вины. — Я до сих пор боюсь. Так боюсь, что не могу позаботиться даже о себе, не говоря уж о приезжих. Я там стояла. Пошевелиться не могла! Дохнуть не могла! — С внезапным пылом она придвинулась к Кейт и прошептала:

— Но вам я, может, помогу. Будьте осторожны, мэм. Берегитесь Каллума Ламонта. — Потом Мег выпрямилась, облегчив признанием свою измученную душу. — Вот, помогу, чем только могу.

Кейт содрогнулась.

— Ах! Вы посмотрите на себя! — Мег ударила тыльной стороной рук себя по красным щекам. — Вы ж замерзли. Ну да не важно. Мы уже кончили. — Голос ее был нарочито небрежным. Не может быть, чтобы это она только что говорила об убийстве. — Вылезайте-ка, миссис Блэкберн.

Кейт встала, умудрившись не отшатнуться, когда эта женщина накинула ей на плечи толстое полотенце. Что, если Мег скажет Ламонту, что она призналась Кейт в том, что видела? Что он будет делать?

— Да вы не волнуйтесь так, мэм. — Мег игриво погрозила пальцем, и Кейт постаралась заглушить тошноту, поднимавшуюся к горлу. Как могла Мег вести себя так, словно она не призналась только что в том, что была свидетельницей убийства? — Вам будет в замке хорошо. Бояться нужно нам, которые остались здесь, ну да мы к этому привыкли. Ну вот, ваши юбки и сорочка высохли, так что надевайте их, закутайтесь в плащ и ступайте наверх, в вашу комнату. Никто и не заметит, что платья на вас нет. Никуда не годится надевать грязное на чистое тело.

Кейт молча надела белье. Неужели в ее жизни никогда больше не будет ничего свежего? Каждый поворот выводит ее на дороги, о существовании которых она даже не подозревала, не говоря уже о желании их исследовать. Контрабандисты и разбойники, жертвы и мучители, думала она, напуганная и возмущенная. Бедность принесла с собой еще одно наказание — знания.

Ей не хотелось их умножать. Ей нужно попасть в замок, туда, где играют по известным ей правилам. Она не желает иметь ничего общего с дикостью и зверствами. Она не желает знать людей, которые убивают, наносят раны, охотятся друг за другом. Таких людей, как Кристиан Макнилл. Ей хочется снова вернуться в свою защищенную жизнь, в блаженное неведение.

И первым шагом к возвращению в эту жизнь будет приготовление к приезду в замок. Она оденется, как подобает леди. Да, думала Кейт, именно это она и сделает. Руки и ноги у нее дрожали так сильно, что она с трудом шла по покатому полу кухни.

Она наденет платье из лилового батиста. Как только она будет выглядеть как леди, все это исчезнет. Она никогда больше не увидит трактирных драк. Она никогда больше не будет разговаривать со свидетелями убийства. Она никогда больше не будет лежать без сна, опасаясь, что ночью на нее кто-то посягнет. Она никогда больше не доверит свое благополучие незнакомому человеку.

А Кит Макнилл — человек незнакомый. Что бы там ни говорило ее тело, она больше не будет мечтать о его сладких, неистовых поцелуях и крепком мускулистом теле. Она забудет о его смехе и задумчивых глазах. Она не будет заботиться о ранах, которые она видит, и о тех, о которых она только подозревает.

Кейт завернулась в плащ, поискала в подоле оставшиеся монеты и молча вложила их в руку Мег. Потом, пока эта женщина не успела втянуть ее еще глубже в свою окруженную страхом жизнь, проскользнула в кухонную дверь.

В общем зале сидели несколько человек, и Кейт, спотыкаясь, пошла наверх, в свою комнату. Ее желание уехать отсюда крепло с каждой преодоленной ступенькой. Нужно уговорить кого-нибудь отвезти ее в замок сегодня же вечером. Мысль о том, что она будет лежать без сна всю ночь, думая о том, кто из пьющих внизу под ее комнатой распорол живот другому, — эта мысль была невыносима. Ей стало нехорошо, голова у нее закружилась.

Кейт отворила дверь и замерла на месте.

Пустой сундук Грейс лежал на боку, его обивка из синего шелка была сорвана, и золотые звезды подмигивали ей с пола. Разбитое и разорванное, раскиданное и сваленное в кучу, все содержимое сундука было перевернуто вверх дном и обшарено: судовой барометр, разбитые фарфоровые часы, книги с разорванными переплетами и вырванными страницами. С ужасным чувством непоправимости содеянного она взглянула на пол и увидела дорожный кожаный медицинский ларчик Чарлза, ящики которого были вытащены, а разноцветное содержимое пузырьков вылито.

Вылито на все ее платья.

Каллум Ламонт смотрел прямо перед собой, трогая пальцами свою рапиру. Настроение у него было не из лучших. У него перехватили большое сокровище. Верно, он нашел некоторое удовлетворение, послав Чарлза Мердока и его сучку-жену на тот свет, но это удовлетворение уже осталось в прошлом, и теперь он чувствовал только бессильную злобу.

Он поторопился, теперь это было очевидно. Но ведь он был тогда так зол. Мало того что Чарлз Мердок сохранил в тайне сообщение от их «друга» о пути следования богато нагруженного французского баркаса, так он еще использовал четверых людей Каллума, чтобы потопить проклятую посудину и спрятать добычу в одной из — Каллум посмотрел на потолок и задумчиво почесал подбородок — пяти? или десяти? тысяч пещер, бухт или подводных гротов на побережье. Бесстыжий ублюдок!

Чарлз, мрачно подумал Каллум, оказался не слишком хорошим сообщником — не таким, как его «настоящий» партнер. Хотя этот негодяй нагнал на Каллума страху тем, как он дырявит ножичком собственную шкуру.

Мердок удрал бы со своим сокровищем, если бы партнер Каллума не предупредил его. Когда Каллум узнал, что сделал Мердок, он убил его вместе с его женой, сохранив трезвость ума ровно настолько, чтобы оставить тела на яхте Мердока и потопить ее, разбив о рифы. Потом он отправился искать своих людей и сокровище, которое по праву принадлежало ему. Пока все было хорошо.

Но тут произошло нечто немыслимое. Он обнаружил, что Чарлз Мердок убил тех, кто помогал ему — убил людей Каллума! — чтобы они не могли рассказать, где находится сокровище, или самим убраться с ним подальше. Как бы то ни было, эти люди мертвы. Будь проклят перехитривший его Мердок! Это произошло несколько месяцев назад, а Каллум так и не нашел сокровище.

Каллум допил свое виски. Дверь с шумом распахнулась, и Каллум поднял голову, ожидая, что сейчас к нему подойдет кто-то из его ребят. Но вместо этого появился высокий «кучер» темноволосой женщины. Все в нем напоминало о войне — и мундир старинный, и палаш, укрепленный между плечами. И было в нем что-то знакомое.

Каллум наклонил голову набок, размышляя, не стража ли подослала его. Да нет, этот человек, похоже, был просто дезертиром, сохранившим свой мундир по причине сентиментальности или от злости. Стражники проглядели, как к берегу пристала одна лодка, и это — по крайней мере так рассказывали — раздражало капитана Уотерса, который стал заместителем убитого офицера.

Мрачное настроение Каллума улучшилось.

Высокий человек скинул с плеч плед, оглядел комнату с естественной настороженностью человека, привыкшего к опасности. Его взгляд задержался на Каллуме, потом устремился на лестницу, ведущую наверх, после чего он пересек комнату и, усевшись на стул, велел Броуди принести виски.

Броуди подчинился сразу же, отозвавшись на властные манеры незнакомца. А на Каллума Ламонта и то и другое подействовало раздражающе. Он не любил парней, которые что-то из себя строят, если только таким парнем не был он сам. Каллум Ламонт был королем контрабандистов. Кивком велев Броуди принести себе еще виски, он встал и направился к горцу.

— Интересно, из какого это полка ты сбежал?

Незнакомец медленно поднял глаза. Они были бледные и темные в одно и то же время, точно лед, покрывающий базальт. Господи! Где же он видел этого ублюдка раньше?

— Не помню, чтобы меня с вами знакомили.

Брови Каллума высоко взлетели.

— Знакомили, вот оно как? Ах, да ведь мы благородные. — Он придвинул соседний стул к противоположной стороне стола, перекинул через него ногу и уселся. — Нет, — возразил он сам себе, наклонившись вперед и положив руки на стол. — Мы не благородные. Мы — хайлендское отребье, вот что мы такое.

— Неужели? — Вновь прибывший без всякого интереса посмотрел Каллуму в глаза.

— Я не расслышал, как тебя зовут.

Светлые глубокие глаза сверкнули.

— А я себя и не называл.

— Ну так подумай, может, стоит сделать это сейчас?

С быстротой змеиного броска в каждом кулаке горца появилось по кинжалу, которые вонзились глубоко в стол, оцарапав запястья Каллума и пригвоздив его рукава к деревянной крышке стола. Потом незнакомец спокойно вытащил кинжалы и поднес к губам стакан. И сказал, сделав глоток:

— А может, не стоит?

Каллум скривил губы.

— Ты же не хочешь, чтобы я стал твоим врагом, парень.

— Я вообще не хочу от тебя ничего… парень.

— Скоро придут мои люди, это не очень-то приятная компания.

— Неужто? — спросил горец скорее насмешливо, чем опасливо.

— Они из тех ребят, которые любят пошуметь. — Каллум многозначительно понизил голос:

— Или поразвлечься. — И он выразительно посмотрел на лестницу.

Горец проследил за направлением его взгляда, а потом снова посмотрел в ухмыляющееся лицо Каллума.

— К несчастью, в одно и то же время нельзя заниматься и тем и другим, верно? Человек может находиться только в одном месте зараз, — сказал Каллум, уверенный, что незнакомец обратит внимание на его не очень-то прозрачные угрозы.

Горец резко выбросил вперед руку и схватил Каллума за горло. На мгновение Каллум так удивился, что не прореагировал, а потом стал бороться за свою жизнь. Незнакомец сжал пальцы сильнее, не изменив выражения лица.

В глазах Каллума вспыхнули искры. Он услышал хриплый звук и сквозь пелену боли понял, что это он пытается дышать.

— Не смей никогда, — услышал он спокойный голос горца, — никогда больше угрожать миссис Блэкберн.

Но благоразумие никогда не было сильной стороной натуры Каллума. Он не мог отступить перед этим человеком. Ведь все происходило на глазах у Броуди.

— Она еще поблагодарит меня, когда я с ней позабавлюсь! — задыхаясь, проговорил он, пытаясь вырваться. Но, ослабленный удушьем, он мог только цепляться ногтями за руку, безжалостно сжимавшую его горло.

На него сверху смотрели глаза, неумолимые и холодные, как арктические моря. Какое-то воспоминание пробилось сквозь охвативший Каллума панический страх. Зеленые глаза. Волосы золотые, как гинея. Грязный, плохо кормленный паренек с зелеными глазами и холодной дикостью во взгляде, которая навела Каллума на мысль о том, что когда-нибудь этот паренек ему пригодится. Может, и стоит о нем позаботиться. Может, стоит…

— Ты ведь не станешь убивать того, кто спас твою шкуру, Кристиан Макнилл? — Хватка на его горле слегка ослабла. В холодных глазах вдруг мелькнуло узнавание. — Ну да! — торжествующе прохрипел Каллум. — Ты же мой должник. Ты не можешь отнять у меня жизнь, ублюдок!

Он почувствовал, как рука, привыкшая сжимать палаш, грубо стиснула его горло. В глазах у него потемнело, и он услышал голос Кристиана Макнилла:

— Да тут и отнимать-то особенно нечего.

И Каллум перестал что-либо чувствовать.

Темница замка Лемон. Франция, май 1799 года

— Берегись!

Англичанин бросился на Кита, сбив его с ног. Кит покатился и быстро выпрямился, повернувшись вокруг себя как раз вовремя, чтобы увидеть нож, погрузившийся в горло рычащего француза, в то время как кинжал выпал из его безжизненной руки.

Сердце у Кита лихорадочно забилось. Он знал этого мертвеца. Грубое животное преследовало молодых людей в тюрьме, и ему приглянулись зеленые глаза Кита.

— Благодарю вас, — сказал Кит, поворачиваясь к своему защитнику.

Тяжело дыша, англичанин кивнул в сторону француза:

— Он не собирался тебя убивать.

— Слава Богу, что вы увидели, что он собирался сделать, — сказал Дуглас, появившийся вместе с Дандом.

— Тебе повезло, что я увидел, что собрался сделать этот мерзавец. — Англичанин энергично кивнул. — Полагаю, ты теперь мой должник, верно?

— Конечно. — Появившийся Рамзи мгновенно разобрался в происходящем. — Скажите и получите. Какова цена человеческой жизни в наши дни? Ближе к делу. Чего вы хотите?

— Я тебя знаю. — Человек указал на Рэма. — Я видел, как ты на палках фехтовал с каким-то из этих французских ублюдков. У тебя неплохо получалось, прямо-таки изящно.

Рэм наклонил голову:

— Вы слишком добры.

— Я хочу, чтобы ты научил меня управляться с этими воображаемыми шпагами.

— Я перед вами в долгу, — сухо сказал Кит.

— Верно, но я не видел у тебя ничего такого, что мне хотелось бы. Пока что.

— Брось, Кит. — Рэм пожал плечами. — Дай и мне тоже поразвлечься! Это хоть избавит нас от скуки между побоями.

— Ладно, — недовольно сказал Кит. — Но когда-нибудь я с ним расплачусь.

Глава 16

Искушения, соблазны и обольщения, ожидающие неосторожную леди

Кит еще крепче сжал пальцы, и каблуки Ламонта забили по доскам пола. Трактирщик, бывший свидетелем бог знает скольких драк, незаметно удалился. В последний момент Кит разжал руки и уронил задыхающегося Ламонта на пол, как зачумленную крысу.

Со звуком, выражающим отвращение, горец перешагнул через своего давнишнего спасителя. Кит Макнилл всегда помнит о долге: только по этой причине мерзавец еще дышит. Но если он когда-нибудь снова посмеет угрожать Кейт — намеками, словами или действием, — ему не жить.

Кит равнодушно посмотрел на лежащего без сознания человека, вглядываясь в его лицо. Он не узнавал его. Все они были тогда небриты, в блохах, болячках и грязи. Но у него есть рапира, а это задело в Ките какую-то струну. Кто может уметь обращаться с рапирой, кроме Рэма и его ученика? Кит нахмурился. Может, Рэм послал его сюда?

Горестный женский вопль оторвал Кита от смутных размышлений.

Перепрыгивая через ступеньку, он плавным смертоносным движением вытащил на ходу палаш из ножен, висевших на спине. Дверь в комнату Кейт была открыта, а сама она лежала, скорчившись, на полу, закрыв лицо руками. Ее темно-синий плащ сполз с обнаженного плеча. Сердце у него гулко забилось. Если кто-то прикоснулся к ней…

Он захлопнул дверь и скользнул мимо Кейт, окинув взглядом комнату. Спрятаться в ней было негде; они были одни. Кит снова повернулся к Кейт.

— Посмотри-ка на меня, девочка, — напряженным голосом велел он. — Что с тобой случилось?

— Ничего.

— Он прикоснулся к тебе?

— Нет. — Она потрясла головой, ее чернильного цвета пряди заструились, ловя и отбрасывая свет свечи. — Зачем кому-то понадобилось сделать это?

«Сделать это»?.. Он огляделся и только тогда заметил, что творится в комнате. Повсюду валялись осколки фарфора и стекла, расщепленное дерево и разорванные бумаги. Кто-то привел в негодность почти все содержимое сундука Кейт.

Но сама она была невредима.

— Вы уверены, что с вами все в порядке?

— Я даже никого не видела. — Кейт подняла голову, по ее бледным щекам текли слезы.

Кит успокоился, немедленных действий не требовалось, и палаш скользнул обратно в ножны. Узнав, что она невредима, он вздохнул с облегчением, но вместе с тем мало-помалу начал сознавать, в каком она виде. Ему страшно хотелось, чтобы это было не так. Не думать о ее теле еще было возможно, когда она куталась в свой темно-синий плащ и в толстую шерстяную монашескую сутану. Но теперь от ее движения плащ соскользнул с плеч, а тонкая сорочка совсем не скрывала тела. Кружево кокетливо трепетало у нее на груди, и белая атласная ленточка соблазнительно падала в ложбинку между грудями. Сквозь тонкую белую ткань соски сияли, как запоздалые бутоны под первым снегом. Во рту у Кита пересохло от желания.

— Тогда почему вы плачете? — Говорил он грубо и укоризненно, хотя на самом деле упрекать мог только самого себя. Какое же он животное, что так быстро переходит от страха к похоти!

Ее рука упала на платье, лежащее рядом на полу, пальцы слабо сжали его.

— Они погибли, все погибли.

«Платья?» — подумал он, не понимая. Все эти слезы из-за какого-то дурацкого платья?

— Это всего лишь платье.

— Нет. — Она отчаянно затрясла головой. — Нет, это мой единственный шанс спасти положение.

Шанс спасти положение. Она совершенно не представляла себе всей глубины раны, которую нанесла ему этими скупыми словами.

— Неужели это так невыносимо — не быть богатой? — Кит не смог скрыть своего презрения. — Не иметь красивых платьев?

Она подняла на него глаза, блестевшие от слез.

— Да! — выкрикнула она. — Именно невыносимо. Вам это кажется недостойным? — спросила она. — Ну а я устала до смерти извиняться за то, что не желаю быть бедной, как будто в этом нежелании есть что-то трусливое и чудовищное, а терпеть бедность благородно и добродетельно. Ничего благородного в бедности нет, Макнилл, — продолжала Кейт. — Бедность безнадежна и тревожна. Она стоит рядом и смотрит, как людей режут надвое, и не смеет вмешаться. А потом она душит вас за то, что вы уцелели.

Кит нахмурился, не понимая истоков ее негодования, но сознавая, что дело не в погубленном платье. Он протянул руку, чтобы помочь Кейт подняться, но она отпрянула, сердито отмахнувшись от него.

— Я мечтаю вернуть то, что у меня было раньше. Я больше не желаю жить в страхе. Я не хочу смотреть, как убивают человека, и ничего не делать, чтобы помешать этому. Потому что я понимаю, как ей было страшно!

«Ей»? О ком это она?

— Кейт, мне очень жаль, что вы…

— Нет! Не смейте меня утешать!

Кейт прижала распластанные ладони к полу.

— Я не согласна прожить так всю жизнь, как будто я устроила заговор против своей страны или должна нести наказание за какой-то грех.

Кейт оттолкнулась от пола и встала рядом с ним. В ее темных глазах были возмущение и вызов. Плащ упал на пол.

— Это он умер, а не я!

Так она говорит о своем отце? Кит наконец все понял.

— Я была не готова. Не предполагалось, что я стану вдовой и сиротой. — Голос у нее сорвался, и возмущение внезапно сменилось болью. — И я хорошо знаю, что есть такие, кому пришлось претерпеть еще более мрачную участь, чем моя, и что нужно благодарить за то, что все не обернулось еще хуже. Но я не так благородна, чтобы радоваться крохам! Я так устала бояться, какой очередной вызов бросит мне новый день. Бояться того, чего я, возможно, не вынесу.

— Понимаю.

— Неужели? — прошептала она.

Кейт мрачно взглянула на него, и он, конечно же, утонул бы в ее глазах, потерялся бы там так, что никогда не смог бы найти дорогу обратно. Кит обхватил ее лицо руками. Он не имел никакого права целовать ее. Он обещал и ей, и самому себе, что не станет этого делать.

Он солгал.

Минуло почти четыре года с тех пор, как прикосновения мужчины вызывали в Кейт возбуждение, с тех пор, как она выгибалась, лежа под мужем, инстинктивно призывая его. Почти четыре года прошло с тех пор, как она испытывала и вызывала желание.

Все это нахлынуло на нее с такой быстротой, что закружилась голова, в ней проснулись дремавшие инстинкты. Это произошло так же молниеносно, как падает бревно на зверя, попавшего в западню. Колени у нее задрожали, Кит подхватил ее и, опустившись вместе с ней на колени, крепко обнял за талию. Он так и не оторвался от ее губ.

Свободной рукой он обхватил ее подбородок, приподнял ее лицо и не отпускал, словно боялся, что она отвернется. Но это было ни к чему. Кейт ответила на его поцелуй, открыла рот, чтобы касаться его не только губами, но и языком: вкус у него был острый, мужской, соленый и пряный.

Кит слегка отодвинулся, положил руку ей под поясницу и медленно привлек ее к себе, прижав к своему восставшему естеству. Глаза у него уже не были светлыми и холодными, но темными и бездонными.

— Мне не следовало так поступать, — сказал он, но не отпустил ее. — Не следовало мне опять целоваться-с вами. Я ведь поклялся не делать этого.

— Я хочу, чтобы вы меня целовали, — отозвалась она. Желание сокрушило ее скромность.

— Нет. — Он покачал головой, с трудом поднимаясь на ноги. Лишившись его поддержки, она опустилась на груду своих испорченных платьев. — Не прошло и двух дней, как я поклялся, что никогда больше не прикоснусь к вам.

Она подняла руку и положила ладонь ему на живот. По телу Кита пробежала дрожь. Он посмотрел на ее руку, его глаза были ужасны от раздиравших его противоречивых стремлений, они проклинали ее, умоляли, жаждали.

— Я не помню, как меня обнимал муж. — Кейт стремилась объяснить ему то, что сама едва понимала. — Я была замужем всего шесть месяцев, и мы наслаждались нежностью и любовью, ласкали друг друга, но я ничего не помню. Только во сне. А в последнее время мне постоянно снились вы.

Сдавленный стон вырвался из груди Кита.

— Господи, Кейт!

— Вы меня поцеловали, и с тех пор я как в огне. От вашего поцелуя сгорело все. Все, кроме вас.

Вид у него был потрясенный и затравленный.

— Я прошу прощения. Я украл этот поцелуй. Не нужно было этого делать.

— Я не принимаю ваших извинений.

— Как же мне теперь быть?

Она потупилась, боясь встретиться с ним взглядом.

— Любите меня, — чуть слышно прошептала она, ошеломленная собственной смелостью. — Сделайте так, чтобы я забыла, сделайте так, чтобы мне было что вспомнить.

Дрожащими пальцами он откинул назад волосы, упавшие на лицо, и заметался по комнате.

— Вы говорите несерьезно, — сказал он. — Вы напуганы, вы чувствуете себя беспомощной. Вам нужно утешение, а не любовник.

Кейт ничего не говорила, только следила за ним темным, загадочным взглядом.

— У вас должен быть любовник-джентльмен, который станет целовать вам кончики пальцев, писать любовные письма и нашептывать стишки.

Она по-прежнему молчала.

— Я не такой, Кейт. Я не джентльмен, а солдат. Все, что у меня есть, все, из чего я состою, — это жестокость, — с сожалением проскрежетал он. — Это все, что я знаю.

Он прошел мимо нее, направляясь к двери, но она схватила его за руку, остановила, заставив посмотреть на себя. Она тянула его до тех пор, пока он не опустился на колени, на его резком лице отражались, сменяя друг друга, мрак и свет, надежда и отчаяние.

— Я этому не верю. — Ее пальцы ухватились за воротник его рубашки, и она с силой стянула ее с него. Под ее рукой сминались жесткие волосы, покрывающие его грудь. Тело у него было твердое, гибкое и мускулистое.

— Боже мой, пожалуйста, не надо! — Кит закрыл глаза, отвел ее руку, пытаясь найти слова. — Мне здесь не место. Когда-нибудь здесь будет кто-то другой.

— Какой другой? — фыркнула Кейт. — Я — обедневшая вдова без связей, миновавшая первый расцвет юности. Никого другого нет, Кит, и быть не может. — Она высвободила руку и слегка коснулась его лица стыдливым жестом, который выражал одновременно тихую просьбу и страстную мольбу. — Есть только вы. И одна ночь, которая даст возможность выдержать все будущие ночи.

— Это что, какое-то дьявольское испытание? — На шее у него набухли жилы. — Если так, то могу ли я выйти из него с честью? — требовательно спросил он. Лицо его казалось непреклонным. Он схватил ее за плечо и с внезапной неумолимой силой притянул к себе. — Выслушайте меня, Кейт. Ничего, кроме вреда, не выйдет, если я возьму вас здесь теперь. А я поклялся, что не причиню вам никакого вреда.

— А еще вы поклялись, что сделаете все, о чем я попрошу, — взволнованно сказала она.

Кит посмотрел на нее. Руки у него дрожали, тело было напряжено.

— Как хотите, мэм, — прошептал он наконец. Потом опустил ее на спину на груду испорченных атласных, кружевных, шелковых и бархатных платьев. — Какое еще клеймо мне носить?

Он сел на корточки и быстрым, ловким движением отстегнул палаш. Его красота была совершенной. Гладкая кожа обтягивала тяжелые объемы мускулов и костей. Он склонился к ней, навис над ее телом, точно кошка над добычей.

Некоторое время Кит смотрел ей в глаза, а потом повернулся спиной, нарочно демонстрируя не только рубцы. Толстый, выпуклый шрам, напоминавший грубыми очертаниями розу, виднелся под правой лопаткой.

— Нас заклеймили во Франции, в Лемоне. Тюремщику это показалось забавным.

Господи, какую же боль ему пришлось вытерпеть!

— Я хотел, чтобы вы это видели. Чтобы вы хорошенько прочувствовали то, что я пытался вам рассказать. Ни один мужчина, который подойдет к вашей постели, Кейт, не должен быть заклейменным или покрытым рубцами от кнута. Такое бывает только с простолюдинами или преступниками. Я не гожусь для вашего света, не гожусь для вашего общества, недостоин лечь в вашу постель, и так скажет вам любой порядочный человек.

Уверенность в его глазах придала ей решимости. Он думал, что она отпрянет. Кейт видела это по его лицу, по смирению, которое скрывалось под его спокойными словами.

Она же обвила его за шею руками.

— Любой человек, Кит Макнилл, скажет, что в вас нет ничего от простолюдина. — Какой же он горячий, какая гладкая у него кожа!

Внезапно его прекрасные глаза торжествующе сверкнули.

— Я найду в себе нежность, я подарю вам наслаждение, Кейт, или умру, стараясь это сделать.

Потом он усмехнулся и разом превратился в настоящее воплощение мужской притягательности. Все следы противоречивых чувств исчезли с его лица. Глаза стали бархатными от желания. Одним дерзким движением он спустил с ее плеч сорочку, обнажив груди.

— Кит…

Но она не успела ничего больше сказать — он закрыл ей рот поцелуем.

Желание грубо подстегивало его, требовало поторопиться. Ее груди с набухшими сосками мягко покоились в его ладонях, и все это было западней, в которой должны были исчезнуть его лучшие намерения. Она просила нежности, и он обещал ей сделать все, о чем она попросит, и если ради того, чтобы выполнить это обещание, он спалит себя в топке желания, пусть так и будет.

Кит обнял ее и встал, челюсти у него сжались от того, как она съежилась, моля о сдержанности, хотя и прекрасно понимала, что сдержанности от него ждать не приходится. Кровать стояла рядом, и он опустил на нее Кейт, не сводя с нее глаз. Он ни на мгновение не спутал то, что хочет получить она, с тем, чего добивался бы сам. Она никогда не будет принадлежать ему. Он станет ее любовником на одну» ночь, но не ее возлюбленным.

Кит опустил голову, приказав себе быть нежным и не торопиться.

Кейт не сразу отозвалась на его поцелуй, но ему это и не нужно было. Скорее, ее активное участие могло погубить сдержанность, к которой он призывал себя. Кит осыпал легкими поцелуями ее щеки, веки, виски. Голова у него кружилась от блаженства и вожделения. Он мог вкушать ее, и не только языком, но самим дыханием, напоенным ее мускусным и женственным запахом.

Кит наклонился и застонал от наслаждения, потому что ее груди мягко сплющились под его торсом. А когда он почувствовал, что она вцепилась ему в плечи, а шея у нее выгнулась назад, он задрожал. Кит погрузил пальцы в темные волны ее волос, влажных и прохладных от ночного воздуха, и упивался ее губами. Шелк, атлас, бархат? Он никак не мог решить, на что они похожи. О шелке он имел очень слабое представление, еще меньшее — об атласе и бархате, но, конечно, ничто на земле не могло быть более блестящим, чем ее волосы, более гладким, чем ее тело, более мягким, чем ее губы.

Кейт коснулась языком его языка, отчего его решение сдерживать себя дало трещину. Он перевернулся на спину, усадил ее верхом на себя, и его плоть уперлась в нее.

Кейт задохнулась от этого ощущения — знакомого и в то же время неведомого. Она этого хотела, хотела ощутить его внутри себя. Там, где он прикасался к ней, началось пульсирование.

И она потеряла всякое представление о стыдливости. Она не просто хотела его — она жаждала. Она не могла высказать свою жажду яснее, а он все-таки, кажется, был склонен к игре и к медленным, неспешным ласкам, так лениво он ее гладил.

— Ну пожалуйста! — Она задыхалась от невозможности получить желаемое.

— Нет, пока еще нет, — тяжело выдохнул Кит.

Он обвел пальцем ее сосок. Она вздрогнула от этого нежного прикосновения, не могла справиться с охватившими и переполнившими ее чувствами, забилась на нем, а он схватил ее за бедра, крепко прижал к себе, не давая пошевелиться. Глаза у него были темные и бешеные, а губы — мягкие и нежные.

— Стойте! — прорычал он. — Я всего лишь человек, и если вы это повторите, тогда все ваши надежды на нежный союз пойдут прахом и все мои лучшие намерения рухнут. Я ведь держу себя в руках, мэм. Но меня хватит ненадолго.

Вместо того чтобы обуздать, он только еще больше подстегнул ее. То, что он обуздывает свое желание по ее просьбе, наполнило Кейт восторгом от ощущения своей женской силы. Но через несколько мгновений торжество отступило перед новым наплывом чувств.

Кит приподнял ее за плечо и жадно втянул ее сосок в рот. Она задохнулась, выгнулась, а он осторожно сжал ее грудь своими сильными пальцами и стал водить языком по соску, отчего Кейт задрожала. Голова у нее закружилась, но он держал ее, приподняв немного над собой, чтобы ему было удобно делать то, что хотелось, — теребить ее сосок, сосать его и ласкать. И ей ничего другого не оставалось, кроме как блаженствовать от этих умелых прикосновений и отдаваться его страсти.

Она снова задвигалась на нем, он попытался ее остановить, его рука была груба в попытке не дать ей шевельнуться, но ее не волновало, чем она рискует. И она сжалась на нем, чтобы устроиться поплотнее. И почувствовала его ответную реакцию.

Испустив вопль отчаяния, Кит поднял ее и опустил на спину, прижав к постели, чтобы она не шевелилась.

— Еще рано.

— Нет.

— Поцелуйте меня. — Это был приказ, и она подчинилась, с жадностью притянув к себе его голову. Поцелуй был грубым, страстным, слегка отросшая щетина у него на подбородке колола ее нежные губы.

— Кейт! — Она нащупала пределы его способности сдерживаться. Ее стоны подстегивали его. — Если вы будете продолжать в том же духе, я возьму вас так, как не захотелось бы никакой леди.

— Как именно? — спросила она бесстыдно и дерзко.

Его зеленые глаза сузились между золотистыми ресницами.

— Я буду брать вас, положив на живот, и поставив к стене, и поставив на колени. Я буду слушать, как вы рыдаете и умоляете меня повторить, и я снова буду брать вас.

Она посмотрела на него без страха, ее волосы разметались на светлой наволочке, как плащ ночи.

— Вы этого хотите, Кейт? Потому что я могу дать вам это. Но, Кейт, я бы хотел… Позвольте мне ласкать вас. — Его голос дрогнул от избытка чувств, и глаза у Кейт потемнели от осознания происходящего.

Он ничего не понимал, но ведь до последнего мгновения она тоже ничего не понимала. Удивленная, она погладила его по щеке. Он повернул голову в ответ на эту ласку, закрыл глаза и запечатлел горячий поцелуй на ее ладони.

— Я хочу вас таким, какой вы есть, Кит. — Она погладила его, начав с крупного, покрытого шрамами плеча, вниз по бархатистой лестнице ребер, к бедрам, забралась под пояс его штанов и обхватила рукой возбужденную плоть. — Это и есть ласки, Кит.

Он наклонился над ней, на мгновение его лоб коснулся ее лба. Потом он поднял на ней нижнюю юбку. Теперь он дышал тяжело и жестом мужчины-собственника обхватил ее холм. Этот порыв вызвал у нее вздох наслаждения, и улыбка озарила его мрачное, напряженное лицо.

Кит ласкал ее, и ей следовало бы сгореть со стыда от такой фамильярности, от уверенности, с которой он гладил и изучал ее, но она сгорала совсем по иной причине. Веки ее опустились. Дыхание стало быстрым и прерывистым. Снова и снова он гладил ее, и бедра ее приподнимались каждый раз, и наслаждение бесстыдно смешалось с возбуждением, Она ерзала на простыне, нижняя юбка собралась на талии, тело ее было горячим и жаждущим. Она беспомощно открыла глаза и увидела, что он смотрит на нее.

Ей не хотелось быть одной, она протянула руку:

— Кит, ну пожалуйста!

— Кейт, я пытаюсь…

— Ну пожалуйста!

Издав неотчетливый звук, он расстегнул штаны и подмял Кейт под себя. Голова его опустилась на впадину ее шеи. И вот оно! Он ринулся в нее, стараясь сдерживаться, стараясь не причинить ей боль, но она открылась ему навстречу, И он вошел и наполнил ее.

Кейт закричала, ион, выругавшись, остановился.

— Клянусь, я не мог…

— Нет! — задыхаясь, сказала она. — Нет. Просто это так… Ты такой… такой…

— Я не могу… — сказал он в отчаянии, неверно поняв ее. — Так я устроен, я не могу стать меньше.

— А я и не хочу этого, — прошептала Кейт, и в ответ на его испуганный взгляд она одновременно рассмеялась и всхлипнула, и по телу ее пробежала волна вожделения.

Кит во всех отношениях был крупным мужчиной. Ей это понравилось. Она приготовилась встретить еще один удар. И еще один. И еще. Теперь он осмелел, но по-прежнему сознавал, с кем он.

Он сознавал, что это тело — тело Кейт, эти губы — губы Кейт. Он ощущал каждый ее палец, слышал каждый вздрагивающий вздох. Он перекатился на спину, и теперь она сидела на нем верхом. Она широко раскрыла глаза, ощутив его еще глубже в себе.

— Так будет лучше, — с трудом проговорил он. — Я очень уж тяжелый и… о!

Она выгнула спину, и ее волосы упали ему на бедра. Он чуть не задохнулся от наслаждения. Кит обхватил ее бледные груди, мял их, а она поднималась и опускалась, и жажда ее все нарастала.

— Пользуйся мной, Кейт, — прошептал он жарким, неистовым голосом. — Пользуйся мной, я хочу дать тебе наслаждение. Я хочу служить тебе, чтобы ты прочувствовала все вместе со мной.

Она всхлипнула, он погладил ее, и Кейт задвигалась быстрее, задохнулась, и… Мир содрогнулся, закрутился спиралью и взорвался. Кейт задыхалась от наслаждения, она кричала, достигнув пика страсти.

Она долго пребывала в расслабленном состоянии, обмякнув на груди Кита, блестевшей от пота.

Но когда стихли последние содрогания, она услышала глухие удары его сердца, ритм, так отличающийся от нежной ласки его руки, что она снова стала на колени. Расправив руки, она легко впилась ногтями в его кожу, потом заглянула ему в горящие глаза.

— Я не просила, — с вызовом сказала она.

Он рассмеялся, перекатил ее под себя и снова вошел в нее.

— Пока что нет, — согласился он.

Глава 17

Как иметь дело с ошибочными суждениями

— Миссис Блэкберн! — позвала ее Мег из-за двери.

— Что такое, Мег? — Кейт проснулась и поняла, что она одна.

— На дворе стоит карета из замка, за вами приехали.

Кейт оглядела комнату. Кит исчез. Платья ее тоже исчезли. Только беспорядок на полу остался. Сундук так и лежал на боку.

Мег постучала в дверь:

— Так что мне сказать кучеру?

Кейт села в постели. Нужно сообщить Мег, что она непременно уедет, нужно только встать и упаковать то, что еще можно спасти из вещей Грейс. Но Кейт сидела, кутаясь в тонкое одеяло, и с горечью сознавала, что не испытывает ни малейшего удовольствия от того, что маркиз прислал за ней карету.

Она просто дура.

— Эта ночь — моя, — прошептал как-то раз Кит. Оба понимали, что будущего за пределами этой комнаты у них нет. Он ушел до того, как она проснулась, и ей следовало радоваться этому.

В жаркой темноте ночи еще можно было притворяться, но утро принесло знакомое отчаяние: ей нужно то, что было у нее когда-то, — уверенность и безопасность. Она хочет дышать свободно, смеяться беспечно и не чувствовать, закрывая глаза, что грядущий день нависает над ней как враг. Она хочет жить так, как жила до гибели отца.

Даже если бы он попросил ее остаться с ним, чего он не сделал, и даже если бы она поддалась искушению сказать «да», чего она не сделала бы, какие у них перспективы — у нищего солдата и обедневшей вдовы? Через год-другой она окажется снова на том же месте, где находится сейчас, тоскуя о прошлом и пугаясь будущего.

Она, разумеется, трусиха, но трусиха разумная.

— Мэм? — снова позвала ее Мег. — Вы уже пришли в себя?

Как она может прийти в себя, если больше не понимает, кто она такая? Кейт резко откинула одеяло. Хватит, ничего ведь не изменилось. Она выбросит из головы прошедшую ночь, спрячет ее, как нежные девичьи мечты. И забудет о ней.

Если бы только тело тоже было таким сговорчивым!

— Я слышала, что кто-то забрался к вам в комнату и поломал все ваши вещи, но клянусь, что я тут ни при чем, — жалобно сказала Мег, встревоженная продолжительным молчанием Кейт. — Мэм!

— Да! Я сейчас спущусь вниз. — И Кейт со злостью ущипнула себя за щеки и закусила губы. Маркиз прислал карету. Это благоприятное начало, которым она должна воспользоваться. Но что же ей надеть? Она заметила что-то белое, застрявшее между кроватью и стеной. Ее сорочка. Она выхватила белый предмет, но это оказалась рубашка Кита.

Кейт с болью зажмурилась. Руки ее сжали тонкую ткань, ощущая его воображаемую теплоту, мужской запах, слабый, но возбуждающий.

— Ну пожалуйста, мэм! Вы меня пугаете. Откройте дверь-то, — умоляла Мег. — У меня тут платья, что капитан велел мне привести в порядок, — с надеждой взывала она.

С трудом подойдя к двери, Кейт отперла ее. За дверью ждала Мег, на руке у нее висели платья Кейт. На другой руке качалась маленькая швейная корзинка, крышка в виде подушечки была утыкана булавками и иголками с продетыми в них шелковыми нитками.

Мег увидела, что творится в комнате, и разинула рот.

— Ай! Глядите, что они сделали с вашими вещичками!

— Это не мое. Вещи принадлежали моей кузине Грейс и ее мужу, — без всякой интонации ответила Кейт. — Она прислала их мне перед смертью. Я собиралась вернуть их маркизу.

— Знать, кто-то искал денег, а когда не нашел, выместил все на вещах. Мерзавцы, — сказала Мег, кладя платья на кровать.

Потом она поставила сундук как нужно и собрала разорванное белье.

— Немного стежков — и все будет в порядке. — Она не стала дожидаться похвалы Кейт, а опустилась на колени перед сундуком и несколькими ловкими движениями уложила туда белье.

Кейт ходила среди разбросанных вещей, с вялым видом собирая книги и укладывая их на дно сундука. Сколько всего погибло! Сколько всего потеряно!

— Ну-ну, мэм, не горюйте уж так, — сказала Мег, вставая. — Вот гляньте, как у меня получилось, и вам станет повеселее. — Она встряхнула синее платье и подала его Кейт, чтобы та все осмотрела. — Вот тут у подола было разорвано, так я пришила ленты, так что теперь ничего и не видно, верно? А вот из этого фиолетового я вырезала полоску, которая была вся в пятнах, и сшила по разрезам. Вы такая тоненькая, мэм, что никто ничего не заметит.

Кейт взяла платья, которые протягивала ей Мег, и заставила себя улыбнуться.

— У меня нет денег, — сказала она, — но я уверена, что маркиз…

Мег отмахнулась.

— Капитан уже хорошо заплатил мне, — сказала она. — Я в жизни не видала Каллума Ламонта в таком положении, а ваш кучер проделал с ним такое!

— Что? — спросила Кейт. — Когда?

— А вчера вечером, — пояснила Мег. — Как только вы ушли наверх, искупавшись. Я прихожу сюда и вижу: Каллум-то болтается, точно тряпичная кукла, в руках капитана, глаза выкатились, язык висит, а у всех вокруг такой вид — ну точно сам дьявол появился. — И она грубовато хохотнула. — А тут вдруг он как бросит Каллума на пол, как помчится вверх по лестнице — никто и не понял, чего он хочет сделать. Нуда никто и не собирался бежать за ним. Он там такое натворил.

— Господи! — прошептала Кейт. — Так этот человек умер?

Мег пожала плечами.

— Нет. Я слышала, как он стонал, когда дружки волокли его к двери. Хорошенько помучится сегодня, вот и все, — сказала она с явным удовольствием.

«Все, что есть я, — это жестокость».

Ноги у Кейт задрожали. Тогда она ему не поверила, а следовало бы.

Как она могла забыть, особенно оказавшись свидетелем его дикости в «Белой розе»? Человек, чьи руки дрожали от врожденной деликатности над ее телом, за несколько мгновений до этого избил кого-то до потери сознания. Господи! Она прижала ладони к глазам. Нужно уезжать отсюда. Найти приют там, где мужчины цивилизованны, а женщины защищены от мерзости жизни, где мужчина не является к своей возлюбленной, еще не остыв после драки.

— Мне нужно идти, — прошептала она упрямо.

Мег, неверно поняв ее, кивнула:

— Само собой. Кому захочется оставаться здесь, если его ждет замок?

Кейт принялась упаковывать то, что не было приведено в негодность, сосредоточившись на этом занятии и твердо вознамерившись не давать поблажки своим мыслям. Но взгляд ее то и дело устремлялся на смятую кровать. Перед ней вставали картины его тела, блестящего от пота, с переливающимися мускулами… Она с шумом захлопнула крышку сундука. Нужно уйти из этой комнаты. Она круто повернулась, оставив остальное на Мег.

Сойдя вниз, она увидела молодого человека с шевелюрой цвета меди, одетого в нарядную чистую ливрею, который быстро вскочил на ноги при се появлении.

— Миссис Блэкберн? А я Джон, кучер маркиза, — с гордостью сообщил он, торопясь обогнать ее и открыть перед ней дверь.

Кейт замедлила шаги и оглянулась с расстроенным и неуверенным видом:

— Сначала мне нужно все уладить с трактирщиком.

— Маркиз велел мне все устроить, мэм, — сказал Джон. — Вы подождите в карете, ладно? А я велю снести вниз ваши вещи.

— Вот как? Прекрасно.

Он открыл перед ней дверь, почтительно склонив голову, когда она проходила мимо. На дворе стояло ландо, бока его блестели, как черное масло, золотые шнуры удерживали откинутый наполовину верх. Мальчик из конюшни держал под уздцы двух великолепных гнедых, и на лице его застыл благоговейный восторг. Увидев Кейт, он распахнул дверцу экипажа и торопливо спустил лесенку.

Кейт уселась и принялась разглядывать роскошную внутреннюю отделку. Она никогда не ездила в таких прекрасных каретах, даже живя в Йорке. Маркиз был явно очень богат. Экипаж содержался в полном порядке, лошади были выхолены. Ее посещение, конечно, не окажется бесполезным.

Она глубоко вздохнула. Кит исчез. Значит, это конец. Она вздохнула и почти пришла в себя. С ней все будет очень хорошо. Она…

— Миссис Блэкберн, — раздался у нее за спиной мрачный голос. Сердце у нее подпрыгнуло, и на мгновение Кейт замерла, пытаясь совладать с собой, потом обернулась.

Какой мужественный у него вид, какой он крупный и крепкий!

Он сидел на своем мерине, и ветер прижимал воротник его плаща к худому бронзовому лицу. Он был с непокрытой головой, словно нарочно позволял солнцу высветить каждый шрам на его обветренном лице. Но она заметила, что он чисто выбрит.

Обратиться к нему «мистер Макнилл» казалось ей лицемерным, «Кит» — слишком интимно.

— Кристиан, я…

Это просто невозможно. По коже у нее побежали мурашки от чувственных воспоминаний. Его губы оставили отпечатки на ее губах. На грудях остались царапины от его бороды, а… Ее взгляд упал на его красивые смертоносные руки. Глубокие красные отметины остались на них там, где в них впивалась его жертва. Кейт сглотнула.

Он смотрел на нее со странным, непонятным выражением. Она не могла этого сделать. Она не принадлежала к тем женщинам, которые принимают любовника, а потом встречаются с ним на другой день с таким видом, будто между ними ничего не произошло. И все же что ей оставалось делать? Ведь рядом, навострив уши, стоял паренек из конюшни.

— Благодарю вас, что проводили меня сюда.

— А дальше вам остается только предложить мне рекомендации. — Слова эти прозвучали довольно ровно, но глаза у него вспыхнули, и она ощутила ответный жар.

На мгновение ей показалось, что он скажет что-то еще, что-то ужасно интимное, но он только заметил:

— Боюсь, что вы еще не избавились от меня. Я обещал доставить вас благополучно в замок, и только там я вас оставлю.

Не нужно. Ну пожалуйста! Находиться рядом с ним — все равно что бередить рану.

— В этом нет необходимости.

— Не согласен. Вы видели, что здесь за люди. Дороги кишат ими, и никто не знает, что вас уже ограбили. Карета эта слишком хороша. Маркиз с таким же успехом мог бы разослать приглашения всем грабителям в округе.

Кейт покраснела еще больше:

— Я уверена, что он заботился о моих удобствах.

— А я забочусь о вашей безопасности, — бросил Кит.

— И вы всегда держите слово, — отозвалась она слишком пылко и тут же пожалела об этом.

— Вам виднее, мэм. — Голос у него стал низким, и она вспыхнула и опустила глаза, вспомнив, как вчера вечером воспользовалась его верностью слову, чтобы завлечь его к себе в постель. Кит стиснул зубы. — Это не…

Но прежде чем он успел сказать что-либо еще, из трактира, радостно улыбаясь, вышел Джон. Кейт отодвинулась. Кит отъехал от кареты.

— Я буду рядом, малый, — сказал Кит молодому кучеру, получив в ответ удивленный и благодарный взгляд. — Но сначала я проеду вперед и разведаю дорогу. — Кит коснулся каблуками боков Дорана и пустился вскачь по крутой дороге, выходившей из рыбацкой деревни.

Он не вернулся.

Поездка была долгой и вынужденно медленной. Горы отвесно спускались к морю, миля за милей береговую линию разрывали заливы и расселины. В скрытых дырах и подземных пещерах грохотал прибой, высоко взметая в воздух гейзеры и заволакивая подножия утесов мерцающей дымкой. У Кейт захватывало дух, когда она смотрела вниз через край дороги, где море падало стеной, разбиваясь в пенные буруны.

Неудивительно, что Грейс с Чарлзом погибли на яхте в таком месте. Удивительно только то, что они вообще решились выйти в море.

Но картины, открывавшиеся на побережье, не смогли отвлечь ее от воспоминаний о минувшей ночи: губы Кита, прикасающиеся к ее губам, руки Кита, обнимающие ее, Кит, шепчущий ей на ухо пылкие и нетерпеливые слова.

Наконец она в отчаянии наклонилась вперед:

— А вы давно служите у маркиза?

Джон весело кивнул:

— Я родился в замке. Мой отец был главным кучером до меня.

— Понятно. Значит, вы знали мою кузину миссис Мер-док?

Улыбка сошла с лица Джона.

— Да. — Он грустно покачал головой. — Жуткое это было дело. Но вы не бойтесь, мэм. Маркиз твердо решил найти виноватых и проследить, чтобы суд наказал их.

Кейт изумленно уставилась на него.

— Они не уйдут без наказания, — твердо сказал Джон. — Да и с какой это стати? Убить родного брата хозяина и его жену. Они, верно, спятили.

— Убить? — в смятении повторила Кейт. — Но… они погибли при крушении яхты.

У Джона покраснели даже уши.

— Ой! А я думал, вы знаете!

— Что знаю? Что произошло? — спросила Кейт. — Маркиз писал нам, что Грейс утонула, что это был несчастный случай на море. Разве не так?

Джон уныло смотрел перед собой, плечи у него поникли.

— Так и мы все думали поначалу. Но…

— Пожалуйста, расскажите.

Он провел рукой по своим медным волосам.

— В легких у мистера Чарлза воды вовсе не было, хотя его вытащили из моря, и потому маркиз и понял, что он не утонул. На теле у него были отметины, и мы решили, что это потому, что его швыряло о камни, но потом оказалось, что это вроде бы… Ой, мэм! Я извиняюсь! Я лучше перестану!

— Нет-нет, со мной все в порядке. — Кейт прижала руку к животу и успокоилась. — Почему не сообщили об этом нашей семье?

— Не могу сказать, мэм, — уныло ответил Джон. — И сдается мне, я и так уже наговорил лишнего.

— Кто их убил?

Джон пожал плечами:

— Разбойники, контрабандисты. Мы все сделаем, чтобы выяснить это, вы не сомневайтесь, миссис Блэкберн. Контрабандисты в Клите были всегда, сколько я себя помню, но на этот раз они обнаглели. И я считаю, что они это понимают и поэтому так постарались, чтобы все напоминало несчастный случай.

— Но зачем вообще было убивать мою кузину с мужем? — спросила Кейт. — Почему бы просто не ограбить их и отпустить?

— Мистер Чарлз был не из тех, кто даст себя запросто ограбить. А если он видел этих людей в лицо… — Джон замолчал. — Но теперь уж их ничто не спасет, этих негодяев, потому как когда маркиз понял, что произошло убийство, он послал в Эдинбург, и сразу же прибыли полицейские, чтобы все выяснить. А теперь у них есть свои резоны, чтобы поймать преступников. Дело в том, миссис Блэкберн, — доверительно сказал Джон, — что не успели они приехать, как убили их начальника, и кое-кто говорит, что в этом тоже виноваты контрабандисты. — Он покивал головой. — Не волнуйтесь. На той неделе приехал его заместитель, и вы даже представить себе не можете такого джентльмена. Теперь-то уж им не уйти от правого суда за убийство Чарлза Мердока и вашей кузины, мэм! — торжествующе докончил Джон. — Вот погодите и увидите.

Как замок Парнелл был невелик. Его построили по обычному образцу, в виде квадрата вокруг небольшого внутреннего двора, который увидела Кейт, когда они въехали в широкие недействующие ворота. Удачно расположенный над морем во впадине между скал, замок таким образом был избавлен от обветшания, которому подвергается большинство замков-крепостей, и камень, из которого он был сложен, сверкал, хотя ему и была не одна сотня лет, как будто недавно извлеченный из каменоломни, и множество окон сияло золотым светом в лучах утреннего солнца.

Замок удивителен, подумала Кейт с оттенком отчаянной тоски, аккуратен, содержится в хорошем состоянии и прекрасно защищен. Карета остановилась, Джон спрыгнул с козел и поспешил подать ей руку. Дверь замка отворилась, и на пороге показался восьмой маркиз Парнелл, Джеймс Мердок.

Кейт помнила его юношей с приятной внешностью, но теперь он превратился в элегантного мужчину с темно-русыми волосами и большими карими глазами. Роста он был чуть выше среднего, обладал атлетическим телосложением, которое подчеркивал его превосходно сшитый фрак. Белизна его галстука заставила бы снег зарыдать от зависти. Словом, он был само совершенство.

— Миссис Блэкберн! Даже при столь грустных обстоятельствах я очень рад снова видеть вас! — Он склонился в поклоне, и Кейт ответила ему, присев в неглубоком реверансе:

— Благодарю вас, милорд.

— Нет, прошу вас. Ваша кузина была мне сестрой. Я настаиваю на родственных правах. Вы должны называть меня просто Парнеллом.

— Как вам угодно, сэр.

— Разрешите сердечно приветствовать вас в моем доме, — сказал он, совершенно не скрывая гордости. И Кейт это пришлось по душе. Загадочных мужчин с нее вполне хватало за последнее время. Его явное удовольствие действовало ободряюще. Он отошел в сторону, и Кейт прошла мимо него в великолепный вестибюль, просторный, полный света. Пол, выложенный черно-белой плиткой, сверкал. Горничные усердно натирали мраморную лестницу, которая возносилась мягкой спиралью к площадке среднего этажа, на которую выходило несколько высоких узких окон.

— Как красиво!

— Очень рад, что вам нравится.

— Милорд, — обратился к Парнеллу лакей, подошедший сзади.

— Да?

— Капитан Уоттерс передает свои наилучшие пожелания и спрашивает, не могли бы вы принять его сегодня ближе к вечеру в удобное для вас время.

Уоттерс, вспомнила Кейт, заместитель убитого капитана Грина. И ее преждевременная радость улетучилась.

— Сообщите капитану, что сейчас я занят, — сказал маркиз, — но после обеда я с удовольствием встречусь с ним в библиотеке.

— Слушаюсь, сэр. — И лакей поклонился.

После этого маркиз повернулся к ней. Лицо у него стало серьезным.

— Я плохой хозяин. Вы устали. Я велю показать комнаты вашей горничной, как только она приедет, а потом…

— У меня нет горничной. — Кейт смущенно опустила глаза. Теперь он узнает, какое положение занимают в обществе родственники его невестки. Точнее, узнает, что они больше не занимают никакого положения. — Она от меня сбежала.

— Как это ужасно! — воскликнул маркиз с сочувствием. — В таком случае мы попросим Пегги исполнять ее обязанности, пока вы здесь. Она была горничной вашей кузины.

— Благодарю вас.

Дверь отворилась, появился Джон, с трудом тащившей что-то тяжелое. Позади него, неся дорожный сундук с такой легкостью, словно это был кожаный саквояж, вошел Макнилл. Взгляд у него был равнодушный, держался он отчужденно.

— Это ваш кучер, миссис Блэкберн? — спросил маркиз, рассматривая Кита с явным и дружелюбным интересом. — Судя по его виду, он в состоянии справиться с любой трудностью. Я выскажу свое одобрение каретной компании.

— Нет, сэр, — возразила Кейт, чувствуя, что краснеет. — Он… как бы это сказать…

— Я в долгу перед ее отцом, сэр, и миссис Блэкберн любезно разрешила мне заботиться о ее безопасности во время поездки, — спокойно сказал Кит. Плащ его распахнулся, и стал виден темно-зеленый мундир.

— Так вы военный, — констатировал маркиз. — Этим все объясняется. Я слышал множество рассказов о том, как верны горцы своим командирам. Это традиция кланов, полагаю?

Макнилл не стал исправлять ошибку маркиза. С какой стати? Он ведь скоро уедет. Какое ему дело, что думает о нем маркиз?

— Вы правы, сэр.

— Очень хорошо… э-э-э…

— Макнилл, сэр. Кит Макнилл.

— Мистер Макнилл, — сказал улыбаясь маркиз, — благодарю вас, что вы благополучно доставили сюда миссис Блэкберн. Я вам крайне признателен.

Серо-зеленые глаза Макнилла оглядели Кейт с нарочитой небрежностью.

— Рад был услужить.

Кейт вздернула подбородок. Как он смеет так демонстрировать свое безразличие?! Или он боится, что ночь, которую они провели вместе, превратила ее в романтическую дуреху? Что она бросит все, на что надеялась и к чему стремилась, при одной мысли о его прикосновении? О его губах? О словах, которые он ей шептал? Что она устроит сцену, настаивая, чтобы он предложил ей руку?

Ну и напрасно! Она не глупенькая барышня, только что вышедшая из классной комнаты, с головой, набитой слащавой сентиментальностью.

— Вы ведь поживете у нас, пока ваша лошадь не поправится, не так ли? — спросил маркиз совершенно искренне, хотя это качество Макнилл вряд ли был в состоянии определить, будучи незнакомым с ним по своей натуре. — Конечно, поживете. Я сию минуту велю приготовить для вас комнату… Нет-нет! И не думайте протестовать. Я настаиваю. Это меньшее, что я могу для вас сделать. — И прежде чем Кит успел ответить, маркиз поднял руку. — Слушайте, Джон! Отведите лошадь мистера Макнилла на конюшню. Джон просто волшебник в том, что касается лошадей, верно, Джон? Конечно, волшебник.

— Прошу вас, сэр, в том нет никакой необходимости, — сказал Кит. По крайней мере у него хватило вежливости казаться смущенным.

— Разумеется, есть, — возразил маркиз. — Не могу же я позволить, чтобы защитник миссис Блэкберн спал как простолюдин. — И он тайком оглядел обтрепанный плед Макнилла. — Пегги! — Вперед быстро выступила невысокая, серьезного вида женщина. — Отведите мистера Макнилла наверх, в башенную комнату, проследите, чтобы о нем позаботились, и хорошенько вычистите его мундир, поняли? — Он бросил выразительный взгляд на одеяние Макнилла. — Мы ужинаем через три часа.

Коротко поблагодарив его и слегка поклонившись в сторону Кейт, Макнилл отправился наверх следом за Пегги, и, прости Господи, Кейт не могла не почувствовать глубокого облегчения.

Маркиз протянул ей руку:

— Нам нужно о многом поговорить, дорогая миссис Блэкберн.

Глава 18

Как суметь продлить свое пребывание в приятном окружении

Маркиз оказал Кейт такой дружеский прием, что ее дурное настроение быстро улучшилось, а приветливое выражение его лица развеяло томительное смущение, вызванное язвительными словами Макнилла. Ее взгляд невольно устремился на верх лестницы, где исчез этот человек.

Он не затруднился переложить заботу о ней на другого. Почему бы и нет? У него есть более важные дела — убивать людей. Она должна радоваться, что он так предусмотрителен. Кит не сделал ни малейшего намека, что их отношения — это нечто иное, чем просто вежливое сотрудничество. Она должна помнить, что он действует в ее интересах, и ценить это, а не чувствовать себя обиженной, несчастной и…

Кейт заставила себя весело улыбнуться и приготовилась переключить все свое внимание на маркиза.

— Полагаю, вам хотелось бы увидеть ваши комнаты, — сказал тот. — Но я был бы вам крайне признателен, если бы сначала вы позволили мне навязать вам свое общество на несколько минут.

— Конечно, — сказала Кейт. Он ждал, пока лакей примет у нее плащ и шляпку, а она торопливо сняла перчатки, чтобы никто не заметил, какие они грязные.

— Прошу вас. — И он предложил ей руку.

Умение точно понять по силе, с которой он сжал ее руку, что ей предлагаются дружеские отношения, лишенные какой-либо развязности, — это умение вернулось к ней разом, словно она сбросила последние три года с такой же легкостью, с какой сбросила грязные перчатки. Все было так знакомо: тихий рокот вежливого разговора, шорох ее подола по толстому роскошному ковру, наклон головы, выражающий интерес собеседника. Все те мелочи, которые делают жизнь изящной и терпимой.

«Да, — подумала она с твердым убеждением, — мое место здесь».

Дом производил сильное впечатление. Мрачных каменных глыб, которые она ждала увидеть, не существовало. Стены были выкрашены в белый цвет и служили фоном для редкостных картин и очаровательной коллекции офортов. Кейт ожидала увидеть целую выставку оружия, но в замке Парнелл не осталось ничего от геральдического прошлого его владельцев. Светлые и просторные комнаты были обставлены удобной мебелью, по краям оштукатуренных потолков красовались лепные украшения.

Джеймс рассказал ей, что три из четырех флигелей замка все еще используются его семейством, в то время как четвертый, который был заброшен предыдущими поколениями, ныне занимает отряд стражников, хотя присутствие в замке военных было делом исключительным.

Маркиз пояснил, что его предшественники держались как можно дальше от политической лихорадки, которой заразилось большинство семей в Северном нагорье. За это благоразумие они были вознаграждены тем, что им позволили сохранить дом их предков, в то время как многим их соседям после восстания горных шотландских кланов против английской короны, а случилось это в 1745 году, пришлось расстаться — если не с землями, то с титулами.

— Вам здесь нравится? — неожиданно спросил маркиз.

— О да, — ответила она. — Здесь просто замечательно.

— Я очень рад, что вы одобряете.

Кейт с любопытством взглянула на него.

— С соседями нам тоже повезло, — сказал он.

Она подняла брови:

— Признаюсь, я удивлена, что Клит может предложить образованное общество.

— Я говорю не о Клите. — Его добродушное лицо стало суровым. — Я имею в виду окрестные поместья. На расстоянии десяти миль таких два. Вы, полагаю, и представить себе не могли, что у нас так оживленно? А дальше в глубь страны, на расстоянии одного дня пути, живут еще восемь достойных семейств. Так что, как видите, мы никогда не испытываем недостатка в обществе.

Кейт недоуменно смотрела на него.

— Прекрасно.

— Да, вот именно, — сказал он, открыл дверь и посторонился. — Здесь моя библиотека. Не хотите ли присесть? — Он указал на обитый шелком диванчик, и, убедившись, что Кейт удобно устроилась, сказал:

— Признаюсь, миссис Блэкберн, я привел вас сюда намеренно. Я хочу рассказать вам то, что мне следовало сообщить вам в письме, — об обстоятельствах смерти вашей кузины.

— Они мне уже известны, сэр.

Маркиз удивленно поднял брови.

— Мне рассказали, что моя сестра погибла не в результате несчастного случая.

На лице маркиза появилось недоумевающее выражение.

— Да. Именно так я писал вашей семье в своем втором письме.

— Втором?

— Да. Я написал, как только понял, что… эти смерти не были результатом несчастного случая. — Он смотрел на Кейт с легким недоумением. — Неужели вы его не получили?

— Нет. — Кейт нахмурилась. В том, что письмо потерялось, не было ничего необыкновенного, особенно если горничная имела обыкновение не платить посыльному за доставку… Но все равно это удивляло.

— Боже мой! — воскликнул маркиз. — Бедная моя миссис Блэкберн. Так вы ничего не знали?

— Нет. Я узнала об этом только по приезде сюда.

— Мне крайне неприятно, что вы прибыли в мой дом и вас встретили такими новостями, и теперь я нахожусь в затруднительном положении, поскольку мне придется огорчить вас еще больше.

Кейт резко вскинула голову.

Маркиз заложил руки за спину и заходил по комнате.

— Я поступил не правильно, не сообщив сразу же всю правду. То, что вы не получили моего второго письма, не оправдывает меня ни в коей мере, но, возможно, услышав мой рассказ, вы не станете слишком дурно думать обо мне из-за моего решения.

Кейт просила его продолжать.

Он глубоко вздохнул.

— Здесь, на севере Шотландии, Чарлзу и Грейс было не по себе.

В это Кейт вполне могла поверить. В нескольких письмах Грейс не скрывала своего отвращения к сельской жизни. Ее притягивал Лондон с его многочисленными радостями.

— Чарлз постоянно просил меня купить им в Лондоне особняк, но я отказывался. — Джеймс вспыхнул. — Я не хочу оскорблять вас, делая излишне интимные признания, но хочу, чтобы вы поняли обстоятельства, сопутствовавшие этому ужасному преступлению.

— Прошу вас, продолжайте.

— Мой отец в течение многих лет до своей смерти был не в состоянии уделять внимание поместью. Вступив в права наследства, я взял в долг крупную сумму, чтобы превратить землю в доходное предприятие и вернуть замку его былое великолепие. Постепенно мои усилия были вознаграждены. Но не до такой степени, какая необходима, чтобы содержать Чарлза и Грейс в Лондоне на том уровне, какого им хотелось. Так я им и сказал, — продолжал маркиз. — Это превратилось у нас в ежегодный ритуал — он просил, я отказывал, — но ритуал, который — как я думал с удовольствием — не вызывал у Чарлза негодования. — Лицо его помрачнело. — Я ошибался. Оказалось, что Чарлз так и не смирился с моим решением. Напротив, он завел связи, которые, по его мнению, могли помочь ему разбогатеть. И помогли, если вещи, присланные вам Грейс, могут служить доказательством тому. По крайней мере он настолько разбогател, что мог переехать в Лондон и вести там роскошную жизнь.

— Боюсь, я вас не понимаю.

Маркиз присел рядом с ней.

— Чарлз решил попытать счастья в банде воров, контрабандистов и грабителей. Вы видите, как мы расположены. — Он жестом указал на окно, выходящее на море. — Чарлз разрешил этим мерзавцам использовать мой берег для выгрузки контрабанды и, спаси Господь его душу, грабить те несчастные суда, которые искали безопасные гавани во время шторма.

— Господи, — прошептала Кейт, — и что же произошло? Лицо маркиза выразило жесткость, которая, как казалось Кейт, была несвойственна его натуре.

— Что должно произойти, если человек связывается с жестокими и дикими людьми? Произошла ссора, приведшая к убийству.

— Но мне сказали, что их убили по ошибке! — воскликнула Кейт. — Грабители ограбили их и убили, чтобы Чарлз не смог их опознать.

— Мне хотелось, чтобы люди так думали, — мрачно сказал маркиз. — Вот почему я написал вам не всю правду о случившемся. Я побоялся, что вы обратитесь к британским властям, а те обнаружат связи моего брата с контрабандистами. — Джеймс умоляюще сжал ее руку. — У меня четыре сестры. Две из них живут в наших местах, две — в Лондоне, вращаются в высшем обществе. Скандал погубил бы их, и я, что, вероятно, было не правильно, не увидел ничего хорошего в том, что им пришлось бы расплачиваться за алчность брата.

— Это разумно, — немедленно согласилась Кейт.

— Вы говорите без колебаний потому, что у вас доброе сердце, миссис Блэкберн, — сказал маркиз. — Но я не смог бы считать себя порядочным человеком, если бы не добавил, что ваша кузина Грейс была убита из-за слабости моего брата. Я не смею обвинять ее в соучастии. Я никогда не намеревался скрывать от вас факты, насколько они мне известны, но хотел сначала дождаться нашей встречи, а уже потом представить их и позволить вам самостоятельно сделать выводы. Поэтому вы должны обдумать, что вам кажется лучше: позволить мне искать справедливости, не вмешивая репутацию моей семьи, или откровенно рассказать обо всем британским властям.

Хотя Кейт почти не сомневалась в соучастии Грейс, она ничего не сказала, ограничившись вопросом:

— Как предпочитаете поступить вы, милорд?

Маркиз мрачно улыбнулся и выпустил ее руку.

— Стражники уже здесь, миссис Блэкберн. Они выкурят все эти шайки негодяев из их пещер и притонов. Я найду того, кто убил моего брата и вашу кузину. И я добьюсь правосудия.

Он с явным усилием подавил гнев.

— Простите, что обременяю вас всем этим, едва вы успели приехать, но я человек простой, миссис Блэкберн. Мне кажется, что лучше все рассказать сразу же и выслушать ваше мнение.

Маркиз будет действовать в зависимости от ее решения. Кейт осознала всю ответственность того, что он возложил на нее. Она обязана ему и, стало быть, должна тщательно обдумать все до самой последней мелочи.

— Вы собираетесь сами выследить преступников, милорд?

— Господи, конечно, нет. — В голосе его слышалось удивление. — Я бы только все испортил. Капитан Уоттерс уже достаточно продвинулся в своих поисках.

— И что же будет дальше?

— Как только мы убедимся, что виновные задержаны, я передам их властям, обвинив в потоплении судов и контрабанде. Слово «убийство» не будет произнесено ни в коем случае. Другими словами, их будут судить не за убийство, но за потопление судов. Правосудие будет осуществлено, но при этом невинная сторона не пострадает.

— Я буду руководствоваться тем, что вы сочтете наилучшим, — тихо ответила она.

— Благодарю вас, сударыня, — так же тихо отозвался он, — и от своего имени, и от имени моих сестер. Я перед вами в долгу.

— Ради Бога! Вы ставите меня в неловкое положение.

— Я ни за что на свете не хотел бы этого делать. Еще я хочу сообщить вам, что не позволю, чтобы ваш визит ко мне проходил в обстановке мрачной и суровой. Я слыву весьма приятным человеком.

— Мне бы тоже этого хотелось, — пробормотала она.

Он протянул руку, и Кейт пожала ее.

— В таком случае продолжим нашу прогулку, хорошо?

Кейт понравился замок. Это по всем статьям был дом, а не экспонат, и маркиз не жалел сил, чтобы привнести комфорт и изысканность в эти дикие края.

Кейт рассматривала нишу в библиотеке, когда услышала решительные шаги. Она обернулась и увидела, как в комнату вошел джентльмен в офицерской форме. Волосы у него были длинные, собранные в косицу и напудренные на старомодный лад, шляпу он держал под мышкой. Руки его были обтянуты белыми офицерскими перчатками.

Хотя и не такой красивый, как маркиз, он, не обладая грубой мужественностью Кита Макнилла, отличался приятной осанкой и энергичностью. Глубоко посаженные глаза смотрели с необычной прямотой поверх высоких угловатых скул. Он казался одновременно человеком умным и уверенным благодаря своей безукоризненно опрятной форме.

— Милорд, — сказал он, подходя к маркизу с почтительно склоненной головой.

— Капитан Уоттерс, — с удивлением отозвался маркиз. — Я послал передать вам, что встречусь с вами сегодня вечером. Разве вам не передали?

— Передали, сэр. Но у меня есть кое-какие сведения, которые, как мне показалось, вы пожелаете услышать немедленно.

Маркиз нахмурился:

— В настоящее время я занят.

— Я понимаю, сэр. Мне сказали, что приехала молодая дама, а с ней человек в военном мундире. — И капитан замолчал, ожидая подтверждения.

— Да, это миссис Блэкберн.

— А с ней — джентльмен? — подсказал ему капитан Уоттерс.

— Да, капитан. Хотя я никак не могу понять, почему это вас заинтересовало.

— Может статься, сэр, что это очень даже меня касается. Особенно сейчас. Вам известно, и это факт: у контрабандистов есть доверенное лицо, которое работает на них и, оставаясь за пределами этого края, предупреждает их., .

— Капитан Уоттерс! — И маркиз, покраснев от смущения, кивнул в сторону Кейт:

— Моя гостья.

Офицер обернулся и увидел Кейт, спрятавшуюся в оконной нише.

— О! — воскликнул он. — Тысяча извинений, сударыня, — сказал он, кланяясь Кейт.

— Ничего страшного. Я не могу упрекать вас за ваше рвение. — И маркиз улыбнулся с легким раздражением. — Пойдемте, Уоттерс, разрешите мне вас представить.

Лицо капитана посветлело от неподдельного удовольствия.

— Миссис Блэкберн, разрешите представить вам капитана Уоттерса? Капитан Уоттерс — миссис Блэкберн.

Капитан низко поклонился.

— Как поживаете, сэр? — пробормотала Кейт, слегка встревоженная явным восхищением капитана. Улыбка изменила его суровое лицо, сделав его необычайно привлекательным. Кейт неуверенно улыбнулась в ответ. Пожалуй, в это мгновение она почувствовала, что понимает этого человека.

— Превосходно, сударыня. То есть в настоящий момент, — ответил он с таким добродушием, что Кейт никак не могла на него обидеться. Зато у маркиза вид был не совсем довольный.

— Ну хорошо, Уоттерс. А теперь скажите, что именно вам так не терпелось сообщить мне?

Уоттерс попытался ответить маркизу, но его восхищенный взгляд не отрывался от Кейт.

— Я могу подождать, сэр. Если бы я знал, что вы занимаете миссис Блэкберн, я бы ни за что не осмелился помешать.

— Вы подозреваете, что мистер Макнилл замешан в преступной деятельности в этих краях? — сказала Кейт.

— Мистер Макнилл, сударыня? — переспросил капитан Уоттерс.

— Молодой человек, который сопровождал меня.

— Нет, сударыня, — сказал он твердо.

— А мне кажется, что подозреваете. Боюсь, вы ошибаетесь. Мистер Макнилл мне хорошо известен, и я могу подтвердить, что он никак не связан с контрабандистами.

Капитан любезно склонил голову:

— Этого для меня вполне достаточно, сударыня.

— И для меня, — признался маркиз.

Больше никаких замечаний капитан не делал, но он все время смотрел на Кейт, пока наконец она, встревоженная и не привыкшая к такому вниманию, не сказала:

— Вы меня смущаете, капитан. Что вас так привлекает во мне?

Он ответил без всяких околичностей:

— Ваше лицо, сударыня, хотя оно очень женственно и красиво, напоминает мне другого человека. Вы, случайно, не состоите в родстве с Нэшами из Йорка?

— Конечно, состою. Моя девичья фамилия — Нэш, а моим отцом был полковник Родерик Нэш.

— Так я и думал! — заявил капитан. Глубокое волнение слышалось в его голосе. — Я не был знаком с вашим отцом лично, и я не служил у него в полку, но когда я был во Франции, я один раз с ним встречался. — Голос его стал серьезным. — Его смерть — это огромная утрата, сударыня.

— Благодарю вас.

— Вы пообедаете сегодня с нами, Уоттерс? — спросил маркиз. — К нам присоединится и мистер Макнилл, а он тоже военный.

— Вот как?

— Возможно, у вас найдутся общие знакомые.

— Без сомнения, сэр, и в любое другое время я с удовольствием принял бы ваше приглашение, но, увы, меня призывает долг. Неподалеку на берегу есть одно место, на осмотр которого стоит потратить время.

— Хорошо, в таком случае — до вашего возвращения.

Капитан повернулся к Кейт:

— Буду ждать. С вашего позволения, сэр, сударыня.

Кейт наклонила голову, и капитан, еще раз поклонившись, снова оставил ее с маркизом. Капитан принадлежал к тем людям, которые производят благоприятное впечатление и затмевают других, вне зависимости от их титулов. Даже такого достойного уважения человека, как маркиз.

Хотя вряд ли, по ее мнению, Кит Макнилл померк бы рядом с ним.

Кейт попыталась взбодриться, но маркиз заметил ее хмурый вид и вопреки ее возражениям — хотя они и были не совсем искренними — настоял на том, чтобы кончить осмотр замка, поскольку Кейт явно устала. Он вернул ее Пегги, которая послушно ждала гостью в большом вестибюле. Горничная провела Кейт вверх по длинной лестнице и по ярко освещенному коридору в большую просторную комнату, обставленную мебелью в желтых и белых тонах, со стенами, обитыми тканью переливчатого синего цвета. Эта комната, как и все уже виденные Кейт, была отделана с безупречным вкусом.

— Вот мы и пришли, сударыня. — И Пегги принялась взбивать подушки, лежавшие на кресле возле камина. Ее широкое, добродушное лицо расплылось в усмешке. — А вот и ваш сундук.

— Это не мой, он принадлежал Грейс.

Веселое лицо Пегги затуманилось.

— Жаль, что ваш приезд связан с такими грустными обстоятельствами.

Кейт наклонила голову, принимая сочувствие горничной, хотя и заметила, что пока никто еще не выразил вслух личного горя по поводу гибели Грейс. Даже горничная Грейс не проявила настоящего сожаления об утрате.

Раньше Кейт надеялась, что Грейс нашла счастье, став взрослой, но, судя по всему, беспокойный, вечно чем-то не удовлетворенный ребенок, которым она была, превратился в женщину с таким же характером. Эта мысль навела Кейт на размышления о том, превратилась ли она сама в такую женщину, какой когда-то мечтала стать. Конечно, она никогда не считала себя способной обзавестись любовником. Но все же не это заставило ее чувствовать, что она себя скомпрометировала, и это тревожило Кейт. А то, что она… здесь. Кейт отмахнулась от этой странной, беспокойной мысли.

— Что-нибудь не в порядке, миссис Блэкберн? — Пегги, разбиравшая немногочисленные платья Кейт, выпрямилась.

— Нет-нет. — И Кейт заставила себя улыбнуться.

А горничная хмуро посмотрела на платья:

— Джон сказал, вещи миссис Мердок поломали, но умолчал о том, что ваши платья тоже испорчены.

— Прошу прощения?

Пегги глубокомысленно кивнула:

— Ясно как день, что почти весь ваш гардероб тоже привели в негодность, а вы не захотели об этом рассказать, потому что вы леди. — Она прищелкнула языком. — Бедняжка, приехать без ничего, с двумя старомодными платьями! Но не волнуйтесь, дорогая миссис Блэкберн. Миссис Мердок всегда посылала в Ивернесс за швеей, она приезжала и шила ей новые туалеты. У нее в гардеробе, наверное, найдется дюжина платьев, которые она ни разу не надевала. Вы можете носить их.

— О! Я не могу…

— Да почему же? — воскликнула Пегги. — Вы малость потоньше будете, но ростом почти такая же, а платья только зря там пылятся.

— Маркиз, вероятно, не одобрит, что платья миссис Мердок носит другая женщина.

Но Пегги была иного мнения.

— Он только обрадуется, что они кому-то пригодились.

— Ну тогда, может быть, кому-то еще из членов семьи будет тяжело видеть, что другая женщина носит вещи миссис Мердок.

По тому, как Пегги отвела глаза, Кейт поняла, что не ошиблась. Слава Богу, по крайней мере хоть один человек скучает по Грейс.

— Кто же это? — спросила она.

Пегги не стала увиливать.

— Мисс Мертис Бенни, подопечная лорда Парнелла. Она так переживает из-за миссис Мердок, что просто ужас. Они были очень близки, обе хорошенькие и молоденькие. — Пегги вздохнула. — Но это пройдет, дайте только время.

— Мне бы не хотелось печалить ее еще больше.

— А вы ее не опечалите, — уверенно возразила Пегги, и Кейт поняла, что среди прислуги она приобрела союзника. — Я уж постараюсь, чтобы вы надевали только те платья, которые миссис Мердок никогда не носила.

Кейт сомневалась, что ей хочется надевать вещи своей покойной кузины, но она слишком устала, чтобы спорить. Она кивнула, и Пегги поспешила прочь, торопясь выполнить свое дело.

Кейт даже не стала умываться перед тем как опуститься на мягкую пуховую перину. Она легла и сразу же погрузилась в роскошь, которую давно забыла. Прошло столько времени с тех пор, как она прижималась щекой к белью, такому гладкому, что оно казалось атласным. Она закрыла глаза, и солнце укрыло ее своими лучами, как теплое одеяло.

С прошлым покончено, и с теми годами, что простирались позади, и с минувшей ночью. Пришло время смотреть вперед.

Маркиз был внимателен и заботлив, а отважный капитан Уоттерс напомнил ей о том, каково это, когда тобой восхищаются, а не жалеют тебя как женщину, потерянную в глазах общества. Все, чего ей хотелось, лежит у нее на ладони. Остается только сжать кулак.

И по щеке ее скатилась слезинка.

Глава 19

Как оценить искусство учтивого ухода

Кит сидел в медной лохани с быстро остывающей водой. Проклятая горничная унесла его мундир и стащила его рубашку и штаны, пообещав «малость их почистить», и, пока она не вернулась, ему ничего другого не остается, как только, плескаться в этой лохани подобно рыбе.

Лохань втащила наверх пара крепких парней, хотя он не просил ни о чем таком, а потом явилась стайка хихикающих горничных — да сколько же слуг нужно одному человеку? — и стала таскать котелок за котелком горячую воду. Когда он спросил, что он, по их мнению, должен делать, самая молоденькая, маленькая девчонка, не старше его последней стрижки, ухмыльнулась, многозначительно посмотрела на него и сказала: «Как что, сэр? Верно, выкупаться», — а потом присела и умчалась со стайкой своих хихикающих подружек.

Кит не устоял перед искушением и вымылся. Ничего не скажешь, это роскошь и наслаждение. Он столько лет провел в таких отвратительных условиях, что бывали времена, когда ему казалось, что он никогда больше не будет чистым. Только в ее объятиях…

Кит резко встал, расплескав воду. Огляделся, схватил полотенце, приготовленное для него, и сердито вытерся. Он терял ту небольшую долю здравого смысла, которую ему удалось сохранить. Он чувствовал себя как человек, который пустился в путешествие, запасшись четкой картой, и обнаружил, что дорога совсем не прямая и что есть еще одна, на карту не нанесенная.

Кит обмотал полотенцем бедра и пересек комнату. Подойдя к окну, оперся о подоконник и выглянул. Где она теперь? Разумеется, с маркизом, так и следует, и не важно, что с ним самим сотворила одна-единственная ночь. Проклятие! Он все прекрасно понимал. Разве в него не вбили самый горький из всех уроков? Не нужно было доверять своему склонному ошибаться органу, который зовется сердцем. Так уже случалось раньше… и результаты были гибельными для его души.

Кит резко ударил кулаком по стене и обрадовался резкой боли.

Кто-то постучал в дверь, и Кит повернулся, радуясь любому способу отвлечься. Вошел лакей, неся в руках аккуратно сложенную стопку одежды.

— Его светлость кланяется вам, сэр, и надеется, что вы примете его самые искренние извинения, но, кажется, прачка, которая стирала ваши рубашку и штаны, была неосторожна и сожгла их так, что починить уже нельзя.

— Что?! — тупо спросил Кит. У него было всего две рубашки, а штаны заменить было просто нечем.

— Его светлость просит вас принять вместо них вот это. Он понимает, что они, наверное, не очень хорошо сидят, но Пегги — мастерица насчет шитья и сумеет подогнать все как следует.

— Вот проклятие!

— Да, сэр. Я сию минуту пришлю сюда Пегги. Могу я передать лорду Парнеллу, что вы будете готовы к обеду в восемь часов, сэр?

Так вот каково это — иметь слуг. Если это так, то Кит порадовался, что они никогда его не терзали. Горничные хихикают, лакеи всем распоряжаются, а теперь еще и эта швея, которая истыкает его иголками не хуже, чем какой-нибудь пустынный воин — стрелами.

— Ладно.

— Не желаете ли, сэр, чтобы я помог вам одеться?

— Ни в коем случае.

— Тогда я сейчас пришлю Пегги, сэр. — Лакей положил стопку одежды в изножье кровати, поклонился и удалился, оставив Кита в унынии созерцать одолженное ему платье.

Аккуратно сложенный галстук, белый как снег, лежал поверх тонкой батистовой рубашки, почти такой же белой. Под ними лежали чулки, подвязки, темный жилет и короткий шерстяной сюртук с серебряными пуговицами. Облегающее исподнее было сложено осмотрительно внизу, под штанами цвета буйволовой кожи. Он отбросил сюртук в сторону и нашел в самом низу стопки свой мундир.

Слава Богу, эта дуреха прачка не попыталась прокипятить хотя бы мундир. Кит поднял его. Ей удалось отскрести кое-какие пятна и залатать порванную кое-где ткань. Ткань эта, темно-зеленого цвета, выцвела под жарким солнцем юга, но там, где прачка расправила швы, ткань была яркой по сравнению с остальной, точно всплеск шотландской весны.

Кит сердито натянул на себя исподнее и штаны. Они были тесны в бедрах и сильно стягивали ногу в колене. Он никогда не любил такие штаны до колен, предпочитая клетчатые штаны горцев. Но таковых в стопке не было. Он посмотрел на часы — половина восьмого.

У платья был слишком низкий вырез, ткань была слишком прозрачной, а бледно-розовый цвет не подходил женщине, которая, как предполагалось, была в трауре. Но Пегги убедила ее, что лиф вырезан не ниже, чем любая леди может надеть к обеду, а траур по Чарлзу и Грейс не только был соблюден как полагается, но что определенно пришло время, когда его светлости и остальным членам семьи пора подумать о живых.

Итак, напомнив себе добавить к своей книге главу об одолженных нарядах и чувствуя себя совершенно голой, Кейт вышла из спальни и двинулась за лакеем в столовую, пытаясь утихомирить сильно бьющееся сердце. Кит тоже приглашен к обеду. Она глубоко вздохнула, надеясь, что не кажется взволнованной или встревоженной.

Столовая была ярко освещена свечами, стоявшими на роскошном столе, уставленном хрусталем и серебром, фарфором и золотом. Маркиз, стоявший рядом с невысоким старым джентльменом, похожим на птичку, сразу же пошел ей навстречу.

Она отметила, что Кит еще не появился.

— Миссис Блэкберн! — приветствовал ее маркиз. — Надеюсь, Пегги вам понравилась? Если это не так, клянусь собственной жизнью, что не знаю, в чем она могла бы не угодить вам.

— Благодарю вас, милорд.

Маркиз подозвал своего собеседника.

— Разрешите познакомить вас с моим дядюшкой. Дядя, это миссис Блэкберн. Миссис Блэкберн, это мистер Кервин Мердок, младший брат моего отца.

— Добрый вечер, сэр, — пробормотала Кейт, приседая в реверансе.

— Воистину так, — кивнул джентльмен. Его светло-синие глаза уставились на нее из-под нависших густых белых бровей, он склонил голову набок, отчего еще больше стал напоминать какую-то любопытную и, вероятно, злую птицу. — Англичанка, да? Родственница Грейс? Значит, англичанка.

— Да, сэр, — сказала Кейт, слегка сбитая с толку. — Я англичанка.

— Жаль, — сказал старый джентльмен, склонив голову на другую сторону. — Можно подумать, что в окрестностях нет шотландок, — наша семья постоянно привозит сюда английских девчонок. — И он с осуждением уставился на племянника.

— Дядя!

Враждебность старика внезапно исчезла.

— Я — пережиток прошлого, ничего не могу поделать. Я не имел в виду ничего плохого, молодая леди.

— Я, возможно, что-то не расслышала, сэр, потому что не припомню, чтобы вы сказали что-то, что могло бы вызвать у меня возражения.

Старик довольно рассмеялся:

— Англичане всегда умели складно говорить. Даже Грейс, когда хотела, могла наплести достаточно слов вокруг угрозы, чтобы та походила на что-то приятное.

— Хватит, дядя, — сказал маркиз с ласковым раздражением.

В этот момент появилась пожилая женщина, опиравшаяся на руку невысокой девушки.

Кейт с интересом посмотрела на эту пару. У старой женщины была грубая, густо напудренная, как было принято при французском дворе два десятилетия назад, кожа. Ее высоко поднятые волосы явны были париком. Молодая девушка, шедшая рядом с ней, была не старше семнадцати лет. Ее пушистые локоны, светлые, как лед, были искусно уложены вокруг лица в форме сердечка. Ротик был маленький, губы — полные и алые.

— Тетя Матильда, это миссис Блэкберн, кузина Грейс, — громко проговорил маркиз. — Сестра моего отца, леди Матильда.

— Да-да, Джемми. Вы сказали сегодня утром, что она должна приехать. — И старая леди улыбнулась Кейт. Катаракта затуманивала ее глаза, но не могла скрыть легкого раздражения, мелькнувшего в их глубине.

— А это моя подопечная, мисс Мертис Бенни, которую мы зовем Мерри.

Молодая девушка холодно пробормотала, что она рада познакомиться, и на мгновение Кейт удивилась: уж не дали ли ей ее сокращенное имя в насмешку — ведь Мерри означает «веселая», а представить себе менее веселое существо, чем эта девушка с холодным выражением лица, было просто немыслимо. Вдруг девушка широко раскрыла свои надменные глаза, взглянув на платье Кейт, — она явно узнала его и была потрясена.

— Какое красивое на вас платье, миссис Блэкберн, — проговорила она чопорно.

— Благодарю вас. — Кейт была в замешательстве. — На вас тоже.

— Господи, не говорите мне, что мы впустили еще одну особу женского пола в дом, чтобы обсуждать оборки и побрякушки, — фыркнул мистер Мердок.

— Что ты сказал, Кервин? — спросила леди Матильда.

— Я сказал, дорогая, — рявкнул мистер Мердок, — что ты необыкновенно хорошо выглядишь сегодня.

Его сестра бросила на него хмурый, раздраженный взгляд:

— Я в этом сомневаюсь, Мердок. И могу посоветовать тебе в очередной раз не орать, достаточно просто повысить голос. — Потом она обратилась к Кейт:

— Не будете ли вы столь добры, милочка, отвести меня к дивану, поближе к камину? К сожалению, с каждой зимой я все сильнее чувствую холод.

— Ну конечно, — радостно сказала Кейт, предлагая ей руку. Если взгляд Мердока станет еще резче, он уколет ее до крови.

— Я плоховато слышу, так что члены семьи считают себя обязанными орать. Что совершенно излишне — нужно только говорить четко и ясно. У вас приятный голос, милочка. Не то что у этой Мерри, — она оглянулась на Мерри и мистера Мердока, которые шли сзади на некотором расстоянии, — которая недавно начала шепелявить.

— Ничего подобного! — пылко возразила Мерри.

Но леди Матильда не обратила на нее никакого внимания.

— Грейс шепелявила, а Грейс, — она доверительно наклонилась к Кейт, — имела большое влияние на юную Мерри. Она страшно по ней скучает. А! Вот мы и пришли. Благодарю вас, милочка.

Старая леди села, ее брат наклонился, чтобы помешать угли в камине, а маркиз подошел и стал рядом с Кейт.

— А я полагал, что у нас сегодня будет обедать настоящий шотландец, — внезапно сообщил мистер Мердок, словно только что осознал, что ему обещали сладкое и не принесли.

— Надеюсь, вам придется удовольствоваться моим обществом, сэр. — Знакомый голос раздался в вестибюле, и Кейт резко обернулась.

Большой плед Кита Макнилла свободно развевался, мускулы на длинных ногах играли, когда он пересекал комнату. Он носил плед так, как принято в Северном нагорье, — перекинув через торс и плечо поверх мундира, серебряные пуговицы которого, только что начищенные, ярко блестели. Сверкающий белизной шейный платок подчеркивал смуглость его худого, свежевыбритого лица. Волосы его блестели, завиваясь там, где они касались воротника рубашки. Все это очень понравилось Кейт, и она вспыхнула, а отведя глаза в сторону, увидела, что Мерри с понимающим видом улыбается ей.

— Мистер Макнилл! — приветствовал его маркиз. — Идите сюда, я представлю вас своим родственникам.

Кит спокойно стоял, пока маркиз знакомил его с членами своей семьи, и Кейт ощутила совершенно недозволенную гордость за него. Конечно, никто здесь не мог с ним сравниться. Даже маркиз. Так и должно быть, напомнила она себе. Кит — солдат, маркиз — джентльмен.

Когда представления были закончены, дядюшка маркиза вернулся к леди Матильде, а маркиз извинился — ему нужно было дать дворецкому кое-какие последние указания — и оставил Кейт с Китом и Мерри.

— Миссис Блэкберн, я рад, что вы так хорошо выглядите. — Кит склонился к ее руке и коснулся губами ее пальцев, обтянутых перчаткой. Сердце у нее быстро забилось. Он считал себя человеком грубым и невежественным, но на самом деле был как сталь рядом с позолотой других, как прекрасная смертоносная сталь.

Кит поднял голову. Они смотрели друг на друга слишком долго.

— Но ведь, разумеется, здесь не нужно никаких представлений, — усмехнулась Мерри. — Проведя столько дней вместе в дороге, вы должны довольно хорошо знать миссис Блэкберн.

Кейт обдало жаром, а Кит равнодушно посмотрел на девушку:

— На что вы намекаете, мисс?

Его прямой вопрос сбил Мерри с толку. Предполагалось, что они с Китом от стыда погрузятся в мертвое молчание, поняла Кейт.

— Намекаю? — переспросила Мерри запинаясь. — О, конечно, ни на что. Только… миссис Блэкберн была замужем за офицером, не так ли? Может быть, поэтому ей так нравится общество солдат.

Кит ничего не ответил, но, сузив свои серо-зеленые глаза, задумчиво посмотрел на девицу. Грубость ее превосходила все границы. И Кейт с облегчением увидела, что маркиз вернулся и направляется к ним.

— Плохо, что Уоттерс не сможет к нам присоединиться, бедный негодник, — сказал маркиз, не заметив, что что-то не так.

— Кто такой Уоттерс? — поинтересовался Кит.

— Это тот, кого прислали вместо капитана Грина. Этот бедняга позволил себя убить, — ответила Мерри с видом пресыщенной и опытной особы, — когда не очень успешно попытался избавить нашу местность от преступности.

— Капитан Уоттерс, кажется, совершенно уверен, что у него все получится, — сказала Кейт.

— Вы с ним знакомы? — удивилась Мерри.

— Да, мы познакомились сегодня. С виду это очень опытный человек.

Девушка склонила голову набок, глядя на Кита с видом опытной кокетки, ее манерность была немного фамильярной и странно смущала.

— Совсем не такой опытный, как другие.

Она захлопала ресницами в весьма вульгарной манере.

— Вам не кажется, мисс, что он добьется своего? — спросил Кит.

— Я уверена, что он сделает попытку, — ответила она протяжно. — Но я предпочитаю верить тому, кто не имеет понятия о слове «попытка», а знает только слово «удача». Вы ведь такой человек, мистер Макнилл?

Кейт крепко прикусила щеку изнутри.

— Нет, мисс Бенни, — серьезно ответил Кит. — Я слишком хорошо знаком с неудачей.

— Неужели? Ба! А сейчас у вас положительно грозный вид. Вот разочарование! Я-то думала, что мы нашли истинного воина. Разве это не разочарование, миссис Блэкберн?

— Напротив, Кристиан Макнилл никоим образом меня не разочаровал, — спокойно ответила Кейт.

Девушка хихикнула, и Кит, вместо того чтобы принять похвалу с улыбкой, отвернулся с непроницаемым видом. Чувствуя, что ей дали своего рода отпор, Кейт почувствовала замешательство. Маркиз посмотрел на надменное лицо Кита, потом — на взволнованное лицо Кейт.

— Что, Мерри опять разводит поэзию по поводу контрабандистов? — Рядом с Кейт появился мистер Мердок, разрядив слишком напряженную атмосферу. — В детстве она была просто помешана на идее о короле-контрабандисте.

— Уверяю вас, я больше не помешана, — выпалила Мерри, внезапно превратившись из кокетки в обидчивого ребенка. — Но это еще не значит, что я не понимаю того, что уже известно каждому мужчине, женщине и ребенку в Клите: контрабандисты — сами себе закон, они не боятся никого и ничего.

— Ей-богу, Мерри, ты говоришь так, словно они вызывают у тебя восхищение, — укоризненно сказал маркиз. — Вспомни же, что они виноваты в смерти членов нашей семьи.

Лицо у Мерри съежилось, и стало понятно, что ее искушенный вид не более чем видимость.

— Забыть?! Как я могу забыть? — спросила она с такой глубоко прочувствованной болью, что Кейт забыла о своей антипатии. — Я никогда не смогу этого сделать.

Как тяжело, наверное, потерять свою единственную наперсницу, подумала Кейт. Только теперь она поняла, что девушка очень сносно разыгрывала роль Грейс: требовательная, легкомысленная, светская.

Маркиз тоже, кажется, понял глубину боли Мерри, потому что его возмущение улеглось.

— Ну-ну. Я знаю, что ты ничего плохого не имела в виду. И не волнуйся, Уоттерс постарается схватить этих негодяев.

— Конечно, постарается, — согласился мистер Мердок, похлопав девушку по руке.

Вместо того чтобы успокоиться, Мерри с горечью засмеялась:

— Да, конечно, постарается. Прошу прощения. Кажется, меня зовет леди Матильда.

— Со дня смерти Грейс она просто сама не своя, — пояснил маркиз, глядя ей вслед. — Она была единственным ребенком в замке, и ей слишком потакали, и признаюсь — я позволял ей везде бегать без присмотра.

— Но только не в Клит, — заявил мистер Мердок, кивая с важным видом.

— Что такое, дядя?

— Иногда по ночам она ездит верхом в сторону Клита. Видел ее вчера ночью в лунном свете, эта девушка скачет, как Диана.

— Почему же вы никогда не говорили мне об этом? — спросил маркиз.

Кейт посмотрела на Кита. Если он и был смущен, то виду не подавал. Ей стало не по себе, и она хотела было отойти, но маркиз остановил ее:

— Прошу вас, простите меня. Мы сами еще не пришли в себя.

— Что вполне понятно, — пробормотала она.

— Вы очень добры.

Она опустила глаза. Ничего подобного, просто она пытается понравиться этим людям настолько, чтобы они согласились помочь ей и ее сестрам. Кейт обняла бы самого дьявола, если бы этим можно было обеспечить мир и безопасность своей семье.

Поняв это, она вспыхнула и почувствовала, как напрягся Кит, стоявший позади нее. Что он подумает о ней? Он, который никогда не поступился бы ни каплей гордости ради каких-либо материальных ценностей?

Мистер Мердок откашлялся, брови у него изогнулись, как щупальца, он искал способ заполнить неловкое молчание. Он посмотрел на Кита, и лицо у него прояснилось.

— Вижу, в замке у нас теперь не один капитан, — сказал он. — Ведь на вас мундир девяносто пятого стрелкового полка, не так ли? Капитанский мундир. Я и не знал, что стрелки демобилизовались.

— Они не демобилизовались, сэр, — ответил Кит. — Я попросил об отпуске.

— Вот как, — лояльно проговорил маркиз. — Вы выполнили свой долг. Заслужили немного мира, сказал бы я. Полагаю, вы всегда можете вернуться обратно?

— Разумеется, — ответил Кит. — В наши дни всегда не хватает офицеров. Но сначала мне нужно уладить кое-какие личные дела, нужно вернуть старые долги. — Он улыбнулся, изобразив все так, будто эти долги — вещь простая и обыденная. Но Кейт знала, что это не так. Он намерен выследить человека из брошенного замка. Того, кто молча угрожал убить его. Поняв, в какое опасное положение он умышленно себя ставит, Кейт словно ощутила удар.

— Что-нибудь не в порядке, миссис Блэкберн? — заботливо осведомился маркиз.

— Когда вы уезжаете? — спросила она, не ответив на заботливый вопрос маркиза. Честно говоря, теперь она почти забыла о его присутствии. Все вокруг них — люди, комната — словно выцвело; Кейт не помнила, где она находится, ей было все равно. Пока они ехали, она забыла, что враг Кита где-то рядом. Легко было забыть о будущем, которое ждет его, так же как она на время забыла о своем собственном.

— Когда вы уезжаете? — повторила она. — Мне казалось, вы хотели остаться здесь на несколько дней?

Но если она и забыла, где они находятся, Кит этого не забыл. Он улыбнулся окружающим.

— Миссис Блэкберн опасается, что она застрянет здесь без кучера, — находчиво пояснил он, — и будет вынуждена злоупотребить вашим гостеприимством, если дороги закроются. Миссис Блэкберн — простите мне эту фамильярность, сударыня, — очень горда.

Маркиз, брови у которого сдвигались смущенно и сосредоточенно, успокоился.

— Ах! — вздохнул он. — Вы не должны думать, миссис Блэкберн, что ваше общество может нас обременить. Я бы сам закрыл дороги, лишь бы не лишиться вашего присутствия.

Кит весело улыбнулся маркизу — совсем как джентльмен, одобряющий любезность другого джентльмена. Он выиграл несколько минут, чтобы вернуть ей уверенность, но этих минут оказалось явно недостаточно. Страх наполнил ее сердце. Кейт не могла взглянуть на Кита. Она поднесла к вискам кончики пальцев.

— Я… Прошу меня извинить.

— Что случилось? — обеспокоенно спросил маркиз.

— О, ради Бога, не тревожьтесь! У меня иногда случаются внезапные головные боли.

— Но что мы можем сделать для вас?

Кит смотрел на нее с бесстрастным видом.

— К сожалению, ничего. Нужно немного отдохнуть в темноте, и все пройдет. Вы извините меня, если я не стану обедать?

— Ну конечно. Мерри, — обратился маркиз к своей подопечной, — проводите миссис Блэкберн в ее комнату.

— Нет, мне станет еще хуже, если я испорчу вам обед. Прошу вас.

— Ну, если таково ваше желание, — неуверенно сказал маркиз, жестом подзывая лакея.

Кейт, пожелав всем хорошо провести вечер, пошла вслед за молчаливым лакеем в свою комнату.

Все было бы терпимо, если бы не это чертово розовое платье. Вырез ворота подчеркивал стройную колонну шеи, открывал изящные очертания ключиц и слишком явно выставлял напоказ грудь цвета сливок. Если бы только он не знал, что чуть ниже края выреза была пометка, которую его губы оставили на ее белоснежной поверхности. Но он знал. Знал так же хорошо, как и то, что пометка эта исчезает так же неотвратимо, как и время, которое они провели вместе. Слава Богу! Это был ад, ад в приятном обществе, с превосходным хозяином и самым лучшим вином, которое ему довелось пить, но тем не менее — ад.

Ему стало легче, когда Кейт ушла, поскольку больше не нужно было притворяться, что он не замечает игры чувств на ее удивительно выразительном лице. Поскольку ему не нужно было притворяться, будто сердце не сжимается от страха, что она выдаст их близость и погубит себя. Поскольку ему не нужно было притворяться, что он не хочет, чтобы она именно так и поступила. Но как только дверь за ней закрылась, ему стало одиноко.

После ее ухода Кит заставил себя уделять внимание другим, решив, что не позволит ни одному своему поступку, жесту, ошибке или промаху в поведении выдать себя. Старик спорил с племянником о достоинствах наполеоновского режима, в то время как старая леди добавляла свое мнение, время от времени прося Кита что-то повторить. Один раз маркиз вышел из-за стола, чтобы пойти узнать, как себя чувствует Кейт, и Кит едва удержался, чтобы не заявить, что это его право. Он мрачно глядел в свой стакан. Ему казалось, что он не сможет долго выносить доброжелательность маркиза, ответное смущение Кейт и свое мучительное желание.

У него была цель, и он стойко держался за нее, как за спасательный круг. Он начнет в Клите с Каллума Ламонта. Если это ничего не даст, направится в Лондон к Рамзи Манро.

А что потом? Снова поступит в армию. Он может понадобиться своим подчиненным. Шла война, в которой нужно сражаться, и с каждой неделей он все сильнее сознавал, что его место там, что вместо него в войне участвует другой офицер, который, возможно, не обладает его опытом и умениями. И кроме того, его могут послать в Индию, а там он сможет выжечь из своей души воспоминания о Кейт или спасти империю, оказавшуюся в трудном положении.

Когда обед закончился, маркиз попросил его присоединиться к нему в соседней комнате. Кит, разумеется, согласился. Приходится терпеть такие вещи. Если владелец поместья желает позабавиться, то он готов составить ему компанию ради Кейт.

Маркиз провел его в соседнюю комнату, в то время как остальные уселись за карты.

— Вы играете в карты, капитан Макнилл?

— Никогда, сэр.

— Вот как? — удивленно спросил маркиз. — А я думал, что военные — закоренелые игроки.

— Только своими жизнями, сэр. У меня никогда не было ничего другого, что я мог бы потерять.

Взгляд маркиза стал резче.

— Подозреваю, капитан Макнилл, что вы куда более важная птица.

— Я всего лишь солдат, сэр. До этого я был ничем.

— Всего лишь солдат? — Маркиз направился к буфету и занялся графином и хрустальными бокалами. — Могу я предложить выпить?

Кит не понимал, что происходит.

— Благодарю вас.

Маркиз налил в два бокала немного бренди и подал один бокал Киту. Потом приподнял свой бокал, словно предлагал тост за него. Кит ответил тем же, и они молча выпили.

— Не присесть ли нам, Макнилл? Ну вот и славно. — И маркиз скрестил ноги, вытянув их перед собой. Его сапоги отливали чернотой, как перья баклана. — Долг в отношении миссис Блэкберн. Могу я узнать, при каких обстоятельствах он появился?

Ах вот в чем дело!

— Дело старое, сэр.

— Личное?

— Ее отец спас мне жизнь, а сам погиб. Я поклялся, что сделаю все, чтобы помочь его семье.

Маркиз выпрямился. Он наклонился вперед в кресле, с крайним удивлением глядя на Кита.

— Как?.. Вы — один из тех молодых людей, которых спас полковник Нэш? Грейс все нам об этом рассказала. Поразительно. И сколько времени вас продержали в заточении?

— Двадцать один месяц.

— Боже мой! — прошептал маркиз. — И это обещание — своего рода плата Нэшам за их потерю?

— Да.

— Ну, знаете, — пробормотал маркиз, — я могу только еще раз поблагодарить вас за то, что вы привезли ко мне миссис Блэкберн.

Кит прекрасно понял, как он должен это заявление расценивать. В этот момент он возненавидел маркиза за его утонченность и даже за доброту. А еще ему захотелось бросить маркизу вызов.

Но он ничем не выдал себя. Кит научился стойко держать удары. Никогда еще они не были так болезненны.

Сегодня же ночью он уедет.

Кит застал Джона за чисткой копыт Дорана. Молодой конюх поднял голову и поздоровался с Китом.

— Замечательная лошадь.

— Да. — Разговаривать Киту не хотелось.

— Ирландская?

— Да.

Джон опустил ногу Дорана и вытер руки о свой кожаный передник.

— Я не хотел быть любопытным, сэр.

— Прости, дружище. — Джон не был виноват в том, что этот вечер вышел за пределы того, что он мог вытерпеть. — У меня чертовски дурной характер. Доран — кавалерийская лошадь, я провел пять лет в Индии.

— Вы служили в кавалерии, сэр? — спросил Джон, обойдя Дорана и снова сев на корточки.

— Не я, а лошадь, — сказал Кит. — Я купил ее у офицера, который только что продал свой патент.

— Понятно, — рассеянно отозвался Джон.

Внезапно Кит принял решение.

— Как ты думаешь, Джон, что за человек маркиз?

Кучер поднял голову, удивленный таким прямым вопросом.

— Порядочный человек, сэр.

— Справедливый?

— Больше некуда, — с готовностью ответил Джон.

— Щедрый?

— Знаете, сэр, он настоящий шотландец, но ни один его арендатор никогда не будет нуждаться из-за его страсти к картам, и ни одна крыша в его поместье не будет протекать из-за того, что он одевается по последней моде. И в его конюшне нет ни одной лошади, которая могла бы сравниться с вашим Дораном, — сказал он лукаво, дружески похлопав коня. — Сколько он стоил, можно узнать?

— Целое состояние, — коротко ответил Кит. — Но как обходится маркиз с теми, кто навредит ему или его близким?

— Маркиз не из тех, с кем можно шутить, сэр.

— В каком смысле?

— Ну, он вызвал стражников, чтобы разобраться с теми, кто убил мистера и миссис Мердок, верно? И он дал клятву, что они окажутся на скамье подсудимых, и так он и сделает. Я еще ни разу не слышал, чтобы его светлость дали клятву и не выполнили ее.

Рука Кита, зарывшаяся в гриву Дорана, замерла.

— Так их убили?

Конюх провел рукой по лбу.

— Черт возьми, я думал, она вам все рассказала.

— Миссис Блэкберн?

— Нуда. Я сам ей рассказал и очень удивился, когда понял, что она еще ничего не знает.

Киту это не понравилось.

— Почему маркиз не написал миссис Блэкберн, что ее кузину убили?

— Я думал, он написал, — признался Джон. — Он писал ей несколько раз. Я знаю, потому что сам отдавал письма посыльному. И уж так удивился, узнав, что она едет сюда! И мне показалось, что маркиз тоже удивился. Но он — маркиз, а я — кучер, и не мне задавать вопросы господам. — Джон посмотрел на Кита, словно пытался понять, подходит ли тот под эту категорию. — Убийство не была тайной, — продолжал он. — Сдается мне, посыльный напился где-нибудь в трактире и потерял письмо маркиза..

Похоже, молодой конюх был прав.

— Это может объяснить, почему миссис Блэкберн проделала такой путь, верно? Она бы хорошенько подумала, прежде чем пускаться в такое путешествие, ежели бы знала, что здесь на свободе разгуливает убийца.

— Да. Она бы подумала, ясное дело, — согласился Кит осторожно. — Я удивился, что маркиз прислал за ней карету. Он-то должен был понимать, что кто-то дал ей дурной совет, предложив отправиться в такую поездку.

Джон пожал плечами:

— Поди разберись с этими женщинами. Может, она сообщила о своем решении, а он не захотел обидеть ее отказом.

Скорее, все именно так и было.

— Поскольку все обстоит так, как есть, то все хорошо, что хорошо кончается. Миссис Блэкберн здесь в целости и сохранности, а его светлость пустил стражников по следу негодяев.

Кит подумал, что это хорошо, что именно так и должен был поступить законопослушный человек. Сам он не таков. Если бы убитый оказался его родичем, он не стал бы утруждать себя, посылая за помощью, а выследил бы негодяев сам.

Маркиз на него не похож. Для Кейт это даже лучше. Пройдет немного времени, и маркиз сделает ей предложение, что бы там сама она ни думала. Ему было достаточно провести в обществе маркиза пару часов, чтобы понять, что, несмотря на очевидную слепоту Кейт в этом вопросе, маркиз Парнелл влюблен в нее сейчас и, вероятно, был немного влюблен и раньше. Время может только усилить это чувство, наполнив его страстью.

У Кита зудели кулаки — так он мечтал отдубасить маркиза.

Все инстинкты побуждали его объявить свои права на Кейт. Но он этого не сделает, должно же в нем быть что-то хорошее. Она стремится к безопасности и богатству. Ничего этого он предложить ей не может.

Эта короткая ночь будет единственным напоминанием о Кейт. В его мире она временный странник, ей в его мире не место, и Кит не мог отрицать то, что видели его глаза: маркиз богат, уважаем, не пренебрегает своими обязанностями, и Кейт ему нравится. Здесь ей будет хорошо. Здесь есть все, что ей требуется, а ему нужно убираться.

— Я вернусь и буду готов к отъезду через пару часов, — сказал он Джону.

Конюх грустно посмотрел на него:

— Вы можете вернуться через час, через два или через десять, но, если вам дорога ваша лошадь, вы не поедете на ней ни сегодня, ни завтра.

Кит замер.

— Что ты хочешь сказать?

— У нее между ступней и стрелкой застрял камешек, сэр. Вроде бы и пустяк, я его вынул, но остался кровоподтек, и я не советовал бы утруждать ее еще пару дней.

— Проклятие! — Молодой кучер съежился. Кит снова выругался, а потом зло рассмеялся. — Да почему же? Почему, черт побери?

— Сэр?

— День, ты сказал?

— Самое меньшее, а лучше два дня. Я бы не стал рисковать — лошадь может захромать.

— Я бы тоже не стал.

Кит вышел из конюшни и пошел обратно в замок, кляня судьбу: он не может прикоснуться к Кейт Блэкберн, но может ее видеть.

Так же когда-то было с Дугласом Стюартом.

Крепость Лемон, июль 1799 года

Тюремщик вошел в вонючую камеру и подождал, пока его глаза привыкнут к отсутствию света. Потом огляделся и заметил Данда, который сидел с безразличным видом, прислонившись к стене.

— Где твои дружки?

Кит выпрямился. На другом конце помещения он увидел Рамзи, его плечи опирались о стену так же небрежно, как если бы он находился в лондонском клубе среди джентльменов, в то время как Дуглас пробирался к двери через толпу.

Кит не спешил, не желая приближать следующие минуты. Они обязательно будут болезненными. Рэм тоже отодвинулся подальше. В темницу вошли еще с полдюжины тюремщиков. Эта неожиданная демонстрация силы не понравилась Киту.

— Вчера наша гильотина плохо работала! — с надрывом воскликнул старший надзиратель. — Но, — он поднял руку, словно для того, чтобы успокоить нетерпеливые жалобы, хотя никто не издал ни звука, — после нескольких часов работы мы думаем, что она исправлена. Конечно мы не будем знать этого наверняка, пока… — Он мерзко улыбнулся. — Поняли, да?

По толпе пробежал тихий, испуганный ропот.

— Итак, — он потер руки, — нам нужен доброволец, желательно шотландец. На самом деле мы настаиваем. И если один не захочет стать добровольцем, мы заберем всех.

Данд похолодел, сидя у стены. Рэм резко выпрямился, а Кит начал проталкиваться через толпу к Дугласу, который все еще шел к двери.

— Кто хочет стать добровольцем, чтобы помочь нам решить нашу небольшую проблему?

— Я хочу. — Голос Дугласа прозвучал для Кита как звон погребального колокола.

— А! Прекрасно…

— Нет! — Данд бросился вперед, но тюремщики были наготове, они сбили его с ног, а другие двое схватили Дугласа и вытолкнули его за дверь камеры. Кит прорвался сквозь толпу одновременно с Рэмом как раз в тот момент, когда дверь захлопнулась.

Кит бросился к крошечному оконцу высоко в стене, подпрыгнул и уцепился за прутья, чтобы посмотреть во двор. Через ноги жаждущих крови зрителей увидеть Дугласа было невозможно.

— Дуглас!

Тут он увидел его в конце двора, палач вывел его на эшафот, где прибита к помосту гильотина. Толпа глумилась и бесновалась вокруг. На глаза ему повязали черный платок и поставили на колени. На чем-то ярко сверкнуло солнце, и…

— Нет!

Глава 20

Как понравиться тому, кто в состоянии предложить помощь

Настало утро, и вместе с ним Кейт обнаружила, что вымышленная головная боль превратилась в настоящую. Она оделась, почти не думая о том, как выглядит, ее мысли были заняты Китом Макниллом. Он уезжает.

Неожиданно дверь в ее комнату отворилась, и вошла Мерри Бенни.

— Я пришла узнать, не нужно ли вам чего.

— Нет, — сказала Кейт. — Все в полном порядке, благодарю вас.

Взгляд ее упал на стопку платьев, принесенных Пегги, и она бросилась к ним через всю комнату.

— Это платья Грейс! — заявила она. — Я их возьму.

— Да, конечно. — Кейт пришлось напомнить себе о своей недавней симпатии к этой девушке. — Поскольку мои платья безнадежно испорчены, маркиз предложил мне носить эти, пока я здесь. Вы получите их, как только я уеду.

— Вот как. Я… — По крайней мере у Мерри хватило такта казаться смущенной. — Я не хотела показаться такой жадной. Просто у меня почти ничего не осталось от Грейс, так что я завидую всем, у кого есть ее вещи.

Она смерила взглядом наряд Кейт. Платье было из батиста в белую и лиловую полоску с маленькими рукавами-буфами и изящно вышитой лентой из темно-пурпурного атласа, повязанной под грудью.

— Грейс сама сделала этот пояс, — сказала Мерри. — Она прекрасно вышивала, могла взять самый обычный образец и через несколько часов превратить его в изысканную вещицу.

— Вы были очень близки с моей кузиной?

— Я считала ее своим лучшим другом, — тихо ответила Мерри.

— Вы, должно быть, очень скучаете по ней.

— Да. — Она огляделась. — Этот сундук прислала вам Грейс?

— Да.

— Вы не будете возражать, если я загляну в него? Из ее комнаты исчезли кое-какие вещи. Полагаю, она послала их вам. Мне бы хотелось получить их, они имеют ценность только для меня.

— Конечно, — ответила Кейт.

Мерри подняла крышку сундука и принялась опустошать его, тщательно рассматривая каждую вещь, прежде чем положить ее на пол. Учитывая тщательный осмотр, это заняло много времени, но постепенно у ног Мерри выросла целая груда вещей Грейс.

— Кейт, не желая смотреть на нее, ушла и села у окна. Ей не хотелось вторгаться в горе девушки, но и уходить из комнаты она тоже не собиралась. Наконец сундук опустел. Мерри с недовольным видом уставилась на него.

— Это все? — спросила она. — Еще кое-чего не хватает. Кейт кивнула в знак согласия:

— К сожалению, те же воры, что испортили мои платья, шарили в вещах Грейс. Было несколько книг, которые они порвали и которые я отдала маркизу, чтобы он посмотрел, нельзя ли их отреставрировать. Коробка с принадлежностями для вышивания здесь, но пяльцы сломаны. Несколько табакерок, часы и все пузырьки с лекарствами разбиты. Мерри нетерпеливо покачала головой:

— Нет, все эти вещи ничего не значат. Может быть, был рисунок пастелью или дневник Грейс?

— Никакого дневника не было. А это, — Кейт указала на папку с разрозненными акварелями, — единственные художественные вещи.

— А коробка с драгоценностями?

— Увы…

Мерри раздраженно посмотрела на нее, словно подозревала, что Кейт что-то утаила.

— Я знаю, что вы очень бедны. Грейс мне все рассказала. Кейт, собиравшаяся встать, замерла.

— Я не стала бы вас винить, если бы вы утаили что-то для себя. Вы этого заслуживаете, ведь вы единственная родственница Грейс. Но уверяю, что бы это ни было, для меня это значит гораздо больше, и я бы охотно вам заплатила.

— Ваши предположения беспочвенны.

Услышав холодный голос Кейт, Мерри умоляюще протянула к ней руки:

— Я вас обидела?

— Вы, кажется, удивлены, — ледяным тоном проговорила Кейт. — Возможно, вы привыкли к обвинениям в воровстве, меня же они обескураживают.

Мерри мучительно покраснела.

— Конечно, я не привыкла. — Губы ее задрожали. — Я так скучаю по ней. — В ее искренности не было никаких сомнений. — Она ушла, а я осталась.

Девушка не могла бы сказать ничего лучшего, чтобы вызвать сочувствие Кейт.

— Я понимаю, — сказала она, подходя к Мерри с протянутой рукой.

— Нет! — воскликнула та, отступая. — Вы не можете этого понять!

Кейт не обиделась. Она заметила, что настроение у этой девицы меняется постоянно: то она кажется растерянной и ранимой, то вдруг становится жесткой и агрессивной. Мерри очень напоминала Кейт, какой она была в тот год, когда потеряла и мужа, и отца.

Мерри хлопнула себя по щекам.

— Если бы я только могла прочесть ее последние слова! Узнать, думала ли она обо мне вообще!

— Вы уверены, что это вас утешило бы? — осторожно спросила Кейт.

— Наверное, от этого мне стало бы еще хуже, — прошептала Мерри, ломая руки. — Но мне необходимо знать, была ли она счастлива перед смертью. Вот это было бы утешением.

Между ними явно существовала некая связь. Обе потеряли дорогих людей, претерпевших насильственную преждевременную смерть. Если Грейс стала жертвой преступления, отец Кейт пошел на смерть добровольно. Вроде бы какая разница? Но все же разница была. И Кейт тоже хотелось бы знать, какое настроение было у отца перед смертью. Испытывал ли он себя таким образом, или его смерть произошла по воле обстоятельств, как утверждал Кит?

Жаль, что отец не оставил предсмертной записки, которая могла бы успокоить его семью. Им было бы легче, знай они, что он думал о них с радостью и, быть может, гордостью перед смертью. Но ее отец никогда не любил писать письма, а значит, она никогда ничего не узнает.

И Мерри тоже не узнает.

— Мне, право, очень жаль, мисс Мерри, но больше никаких писем от Грейс я не получала. Только то, в котором говорилось, что они с Чарлзом вскоре отправляются в Лондон. Она также спрашивала, не могу ли я подержать у себя ее вещи до их приезда.

— Вы сохранили это письмо? — спросила Мерри.

Кейт покачала головой:

— Нет, в нем было всего несколько строк.

Она обхватила себя руками и устремила невидящий взгляде окно. На дворе замка появился капитан Уоттерс. Его золотые эполеты сверкали в утреннем свете. Он оглядел двор и, увидев Кейт и Мерри, стоявших у верхнего окна, улыбнулся и низко поклонился.

— Если это может вас утешить, маркиз очень верит в капитана Уоттерса, — сказала Кейт. — Познакомившись с ним, я тоже почувствовала, что это такой человек, который не остановится, пока не добьется своего.

Мерри слегка покраснела:

— Он необыкновенный человек.

Капитан стражников явно покорил эту девушку.

— А я-то подумала, что только контрабандисты вызывают у вас восторг, — сказала Кейт, надеясь шуткой побороть ее грустное настроение. Так и случилось.

Мерри презрительно фыркнула:

— Мистер Мердок неверно меня понял. Я не восхищаюсь контрабандистами. Они невероятно низменны. — Она беззаботно махнула рукой. — Ах, когда-то я могла вообразить контрабандиста героем романа!

— Капитана Ламонта?

Мерри бросила на Кейт настороженный взгляд.

— В нем есть определенная грубая привлекательность, — призналась она. — И непонятная сила.

Кейт наклонила голову:

— Что вы имеете в виду?

— Существуют ведущие и ведомые. Первых мало, последних много. — Ее взгляд снова устремился на капитана Уоттерса, который шел по двору, ведя за собой четверых человек. — Вот как сейчас капитан.

— Добрый человек, — проговорила Кейт с одобрением. Мерри с жалостью посмотрела на нее:

— Не будьте наивной. Доброта не имеет к этому никакого отношения, миссис Блэкберн. Именно воля ведущего определяет движения ведомого. Большинство людей пойдут за самым сильным вожаком и будут жить по тем правилам, которые тот установит. — Она слегка вздохнула. — Доброта редко может выстоять перед силой.

— Вы озабочены тем, что Каллум Ламонт может оказаться слишком грозным врагом для капитана Уоттерса?

Мерри пожала плечами.

— Поскольку я знаю обоих, могу с уверенностью сказать, что капитан Уоттерс может привлечь для осуществления своей цели больше людей, чем мистер Ламонт, — сказала она. — Так что в соответствии с вашей философией в данном случае добрый должен победить, равно как и сильный.

Девушка следила за мужественной фигурой капитана Уоттерса с нескрываемым восхищением, и Кейт порадовалась за семейство Мердок. Очевидно, Мерри переживала новое увлечение.

— Кто-то должен верить, что капитан Уоттерс добьется любой поставленной перед собой цели, — пробормотала Мерри. Она оглянулась на Кейт, на лице у нее появилось лукавое выражение. — Судя по всему, ваш капитан Макнилл из того же теста.

— Понятия не имею, — отозвалась Кейт.

— Неужели? — Было ли в голосе Мерри легкое недоверие или просто презрение? — Впрочем, кажется, я слишком долго мешаю вам закончить туалет, — сказала она и, больше не добавив ни слова, торопливо вышла, а сбитая с толку Кейт смотрела на вещи Грейс, так и оставшиеся лежать на полу.

Наведя порядок в комнате, Кейт спустилась к завтраку. Маркиз уже сидел за столом. Он встал, чтобы усадить ее, осведомился о ее самочувствии и объяснил, что остальные члены его семьи встают поздно. Потом подозвал лакея, и вскоре тарелка, на которой громоздилась горка еды — копченая и соленая рыба, яйца, картофель и печенье, — стояла перед Кейт.

Она работала вилкой, а маркиз занимал ее, рассказывая замечательные анекдоты из истории своей семьи. Она всячески старалась внимательно слушать, но глаза ее то и дело устремлялись на дверь, ожидая появления Кита.

— Вы, миссис Блэкберн, вероятно, скучаете по сестрам. Кейт встрепенулась:

— Мои сестры? Да, ужасно. — По правде говоря, в эти дни она почти не вспоминала о сестрах. Она была полностью погружена в собственные дела. Но теперь вспомнила.

Как понравился бы этот замок Хелене! Понравились бы его красота и элегантность. В библиотеке она нашла бы любое количество собеседников, с которыми можно проводить долгие зимние месяцы. Со своей стороны Шарлотта не была бы так очарована. Уединенность ей показалась бы тяжелой — разве только она нашла бы достойного противника своему острому язычку и живому уму.

— Надеюсь, когда-нибудь они тоже смогут побывать у меня. Я знаю, как важна семья. Моя семья мне очень дорога. — На мгновение тень грусти пробежала по красивому лицу маркиза, но он смахнул ее. — Я потратил столько лет, приводя в порядок свое наследство, что, боюсь, пренебрегал личной жизнью. Думаю, пришло время изменить это.

Кейт ничего не ответила. Она думала о своих сестрах и не понимала, как могла она так долго не вспоминать о них.

Маркиз откашлялся, чтобы привлечь ее внимание.

— Мне кажется, пришло время моей семье выйти из траура, — сказал он, кладя на стол свою салфетку с видом человека, который только что принял решение.

— Милорд?

— Не можем же мы запереться в замке навсегда. Особенно здесь, на севере, где обычаи, связанные с трауром, не очень строги и исчезновение любого человека из нашего маленького общества тяжело переносится его друзьями и соседями. Если только вы не думаете, что мы еще не воздали должных почестей покойным.

— Я уверена, что воздали, — поспешила успокоить его Кейт.

Маркиз улыбнулся с нескрываемым облегчением:

— Вот и отлично. Дело в том, что мы приглашены через два дня на небольшой прием к Макферсонам. Я написал им и отказался, но теперь думаю, что все же мы могли бы пойти к ним. Мне бы не хотелось, чтобы вы сочли нас скучными.

— Прошу вас, милорд, не нужно меня развлекать.

— Разумеется. Но мне хочется, чтобы мы вам понравились.

— Мне нужно быть в особенно раздраженном состоянии, чтобы этого не произошло, сэр.

— Ну тогда, — сказал он, — мне хочется, чтобы мы вам очень понравились. Потому что я надеюсь, что вы останетесь у нас.

Кейт похолодела. Заметив ее смущение, он поспешно продолжал:

— По крайней мере до весны. Сейчас обратная дорога будет слишком трудна. Вы останетесь, не так ли? — Взгляду него был прямой и дружелюбный, в нем не было ни притворства, ни хитрости.

Кейт изумилась, поняв, что маркиз за ней ухаживает.

— Можно послать за вашими сестрами, чтобы они пожили с нами.

Боже! Он действительно за ней ухаживает! Кейт ждала, когда же ее сердце подпрыгнет от восторга, но почувствовала только усталость.

— Надеюсь, вы не считаете меня слишком нетерпеливым? — Он, разумеется, говорил не о вечеринке, и оба это понимали. — Скажите же, миссис Блэкберн, — обеспокоенно спросил маркиз, — вы считаете, что это слишком поспешно? Я часто вспоминал ваше очаровательное общество в Брайтоне, и я так рад… возобновить наше знакомство.

Кейт не знала, что и думать. Конечно, она понимала, что когда-то он испытывал к ней некоторую склонность, именно поэтому она набралась храбрости попросить у него финансовой помощи. Но Кейт никогда не думала, что его чувство так глубоко. И теперь он ждет от нее ответа.

Надо быть дурой, чтобы не поощрить его, но нужные слова застряли у нее в горле. И пришлось сделать усилие, чтобы выговорить их.

— В этом, милорд, я целиком полагаюсь на вас.

— Я очень рад. — Он радостно улыбнулся и снова откинулся назад. — Мы отправимся к Макферсонам. Эта вечеринка прекрасно подходит для нашего первого появления на людях — соберется всего лишь пять-шесть семей провести конец недели. Мы живем довольно далеко друг от друга, так что обычно, отправляясь в гости, мы проводим там некоторое время, — сказал он торопливо, словно Кейт могла увидеть будущее как постоянное наличие в доме гостей. — Четыре-пять дней.

— Да, милорд.

Он встал из-за стола.

— Я сразу пошлю передать, что наши обстоятельства переменились и что мы сочтем за честь принять их приглашение. Дядя Кервин обожает миссис Макферсон. Ее семью после восстания лишили титула, и он испытывает бесконечное наслаждение, величая ее графиней, а она — такое же наслаждение, слыша это. А леди Матильда будет в восторге, что ее опять приглашают в гости.

Кейт улыбнулась, чувствуя себе обманщицей и ненавидя за это чувство себя и Кита — за то, что он был тому причиной.

Ей не следует так нервничать. Это смешно. Она ведь не глупая героиня средневековой песни, которая будет вечно принадлежать одному мужчине, потому что провела ночь в его постели. Другие леди, и повыше рангом, имели любовников и выходили замуж и жили потом счастливо. Ей нужно стать такой же. Она будет вспоминать о Ките Макнилле и улыбаться, и если сейчас она готова расплакаться, значит, у нее скоро начнутся месячные, а не потому что она такая дура!

— Конечно.

— А сегодня могу я пригласить вас на верховую прогулку? У меня в конюшне есть смирная дамская лошадка. Можно поехать покататься вдоль утесов, виды там потрясающие. Выбор за вами. — Он поднял руки вверх ладонями и по-мальчишески очаровательно улыбнулся. — Что вы предпочитаете?

— Покататься — это очень мило.

— Я сию же минуту распоряжусь. Скажем, в час?

— Хорошо.

Маркиз вышел, чтобы дописать какие-то письма и освободить время для прогулки, а Кейт осталась в комнате, грустно глядя на фарфоровую тарелку, стоявшую перед ней. Тарелка была с золотым ободком, по обеим сторонам ее лежали серебряные ножи и вилки. Хрустальный бокал замер у ее верхнего края. Под ногами Кейт лежал толстый ковер. У двери стоял лакей, и поставлен сюда он был с одной целью — обеспечить ей всевозможные удобства. В камине пылал огонь, в комнате было тепло, блаженно тепло даже здесь, в самой северной части Шотландии в середине ноября.

«Чего ты хочешь, Кейт?»

Закрыв глаза, она увидела лицо своей матери, посеревшее от грусти, и руки Хелены с проступающими под кожей костяшками, с синими от холода основаниями ногтей и, наконец, Шарлотту — ее хорошенькое личико светилось необыкновенной радостью, она расцеловала сестер и прошептала: «Весь сезон, Кэтрин! Можешь себе представить, как щедры Уэлтоны? Я проведу в Лондоне весь сезон!»

Но Шарлотта не сможет провести сезон в Лондоне — если только маркиз не обеспечит этого. Кейт скривила губы от презрения к себе. Она не сделает сестер оправданием своих намерений. Хелена и Шарлотта — это только одна из причин, по которым она примет предложение маркиза, если он его сделает. Так собирается она принять его?

«Чего ты хочешь, Кейт?»

Она поднялась из-за стола, и лакей поспешил распахнуть перед ней дверь. Она вышла в просторный, хорошо освещенный вестибюль, прошла мимо многочисленных изображений предков Мердоков по направлению к библиотеке по ковру, такому толстому, что шаги ее были совершенно не слышны. Ей нужно подумать. «Чего ты хочешь, Кейт?»

Но вопрос, подумала она, нужно поставить иначе: чего она не хочет? Она не хочет голодать. Она не хочет мерзнуть. Она не хочет тревожиться за свое будущее и будущее сестер. Она не хочет жить в страхе. Она не хочет отчаиваться. Она не хочет жить в бедности.

Ну вот, она и ответила на свой вопрос.

Стиснув зубы, Кейт взялась за дверную ручку. Так же отчетливо, как и свои страхи, она видела свои желания.

Дверь библиотеки отворилась. На нее в упор смотрел Кит Макнилл.

Глава 21

Как сделать ответственный выбор

Кит не имел никакого права так привлекательно выглядеть, оставаясь оборванцем. Длинный дешевый шарф он обмотал вокруг шеи. Изношенная льняная рубашка выглядывала из-под старого плаща, исцарапанные сапоги потеряли первоначальный цвет. Но его руки… руки у Кита были красивые. Не розовые и мягкие, а грубые и мозолистые, с гибкими и сильными пальцами. Кейт заметила, что сейчас они были отмыты дочиста. Но где же его военный мундир?

— Почему вы не сказали мне, что получили чин капитана?

Он слегка усмехнулся:

— Случай не представился, да и вряд ли стоило упоминать об этом.

— Я думала, вы завербованный солдат.

— Я и был завербованным, и в качестве такового оказывался где надо и когда надо, или, лучше будет сказать, где не надо. Как бы то ни было, я выжил и заслужил свой боевой офицерский чин. — Кит склонил голову, с иронией поглядывая на нее. — А если бы я оставался завербованным, в таком случае почему я здесь, а не в своем полку? Дочери полковника следовало бы этим поинтересоваться.

Кейт смущенно отвела глаза.

— Я думала, что вы, возможно, дезертир.

— Очень милая оценка моего характера.

— Вы взяли на себя великий труд сообщить мне, что у вас несносный характер, поэтому вы не можете утверждать, будто я несправедлива.

— Задет. — Кит усмехнулся, и она от всей души пожалела об этом. Слишком он был хорош собой, слишком притягателен, когда вот так улыбался.

— И потом, — сердито продолжала Кейт, не глядя на него, потому что его вид вызывал у нее противоречивые чувства, — я не могла представить себе, что вы поступите в армию после всего, что с вами произошло.

— Я был пьян. — Никто не обвинил бы Макнилла в том, что он старается подсластить свою историю. — Я не сказочный герой, Кейт. Вы не должны видеть то, чего нет. Но я пришел не для того, чтобы признаваться в своих недостатках. Вам они достаточно хорошо известны.

— Неужели?

— Жадность. — Он поднял руку, словно хотел коснуться ее лица, но заколебался. — Вспыльчивость. Гордость. — Кит медленно отвел с ее лица прядь волос. — Нетерпимость к вышестоящим. — Она замерла, боясь, что он позволит себе еще большую вольность, и еще сильнее беспокоясь, что он этого не сделает. — Да, вы знаете, сколько ожиданий я обманул.

— Моих ожиданий вы никогда не обманывали, — тихо сказала Кейт, встретившись с ним взглядом.

Он коснулся уголка ее глаза и слегка провел пальцем по ресницам. Кейт повернула голову — чуть-чуть, но этого оказалось достаточно. Он провел пальцем вниз по ее щеке, вдоль подбородка.

— Я пришел сказать вам, что скоро уеду. Сердце гулко забилось у нее в груди. Нет!

— Когда? Не сегодня же?

— У меня нет никаких причин оставаться, и множество причин уехать, — мрачно сказал он.

Кейт покачала головой:

— Нет, не сегодня! Пожалуйста!

Он на мгновение закрыл глаза, и на его худом лице отразилась внутренняя борьба.

— Когда вы будете готовы отпустить меня?

Кейт не знала. В следующем месяце? Никогда? При мысли, что они больше не увидятся, что он отправится на розыски убийцы, у нее затряслись руки.

— Может быть… через несколько дней.

Кит не сводил с нее взгляда.

— Завтра, Кейт. Не просите большего, я вас умоляю. Он сделает все, о чем она попросит. Он поклялся. Он останется на столько, на сколько она попросит. Но Кейт не может привязать его к себе этой клятвой. Она не может просить его остаться и смотреть, как она поощряет маркиза.

— Завтра. — Голос у нее надломился, она закрыла глаза, не желая, чтобы он видел ее в слезах.

— А знаете, что я в первую очередь заметил в вас три года назад? — тихо спросил Кит. — Вашу храбрость, Кейт. Я привык уважать храбрость превыше всего и еще верность. Когда я увидел вас в тот первый раз, вы были точно факел — неистовая и доблестная.

Кейт презрительно фыркнула:

— Это была не храбрость, Кит. Это был страх.

— Я не знал вашего отца, Кейт, но, побывав в армии, я узнал его репутацию. Полковник Родерик Нэш был простым офицером и вдумчивым тактиком. Но кроме этого, он делал то, что должно, без колебаний. Вы такая же, Кейт. В вас есть эта храбрость.

— Вздор! — Она ничуть не похожа на отца.

Кит взял своими сильными пальцами ее за подбородок и шагнул ближе.

— Ваша мать уже умирала, старшая сестра еще не осознала, какая судьба вас ожидает, а ваша младшая все еще пыталась понять, что происходит. За один год у вас отобрали все. Все удобства, вся устойчивость жизни рухнула. Но вы понимали, что нужно сделать, и сделали это.

Он поднял ее лицо так, чтобы свет, проникавший через высокие окна, осветил его полностью.

— Как еще это назвать, если не храбростью? Ваш отец гордился бы вами.

Он ошибался — она трусиха. Она не может отказаться от богатства и удобств. Ни из гордости, ни ради любви. Не может.

Но она может украсть еще один момент, еще один поцелуй. Кейт смело положила руку ему на грудь. Сердце его гулко забилось под ее пальцами. Она придвинулась к нему, подол ее платья коснулся кончиков его сапог.

— Кит, — умоляюще пробормотала она.

— Сюда могут войти, — мрачно прошептал он.

— Мне все равно.

— Нет, — возразил он, — вам не должно быть все равно. Здесь вы в безопасности, Кейт. О вас хорошо заботятся. Вы будете жить так, как мечтали. Я видел, как капитан Уоттерс и его люди отправились сегодня утром в Клит. Он отыщет тех, кто виноват в смерти вашей кузины.

Кит не знал, что Чарлз связался с контрабандистами и именно поэтому его убили. Ему не нужно беспокоиться о ее безопасности. Она ведь не контрабандист и никого не предавала.

Кроме самой себя.

— Я небогата, — сказала Кейт, стремясь успокоить его, не нарушая доверия маркиза. — Я никуда не собираюсь ездить без сопровождения. Маркиз прекрасно осведомлен о положении дел в этих краях, и я уверена, что он примет меры предосторожности.

— А тот, кто был в замке на пустоши, охотился на меня, а не на вас, — подхватил он, вглядываясь в нее. — Без меня вы будете в большей безопасности, это факт. Я не могу остаться, Кейт.

«Все, чего ты хочешь, Кейт Блэкберн, — это находиться поблизости».

— Конечно, вы должны уехать.

Он протянул руку и, обхватив ее голову сзади, грубо прижал Кейт к себе. Она пылко припала к нему, открыв губы.

— Да поможет мне Бог, — хрипло прошептал он. — Не уйду без поцелуя.

И Кит впился в ее губы. Он вложил в этот поцелуй все желание, отчаяние и боль томления, переполнявшие его.

Кейт ответила на его страсть с не меньшим пылом, тоской и безнадежностью. На одно короткое мгновение он прижимался к ней так, словно вообще не хотел отпускать.

А потом отодвинулся.

— Мне нужно ехать.

Она не могла отпустить его, не узнав… не сказав ему… без надежды…

— Маркиз принял приглашение посетить его соседей завтра, — прошептала она. — Когда мы вернемся… Он просил меня остаться здесь.

Кит напрягся, но не сводил с нее взгляда.

— Я… Вы можете придумать какую-либо причину, по которой мне не стоит оставаться?

Пять ударов сердца. Вот сколько нужно времени, чтобы оно разбилось, отметила Кейт. Пять ударов сердца, во время которых надежда проснулась, расцвела, покрыла ее лицо радостным румянцем и…

— Нет, — сказал он. — Не могу.

…и умерла.

Глава 22

Как жить в соответствии со своими средствами

Лакей кашлянул, чтобы обратить на себя внимание, когда Кит проходил мимо, горничная робко улыбнулась ему. Он ничего не видел.

Кейт просила его со всей ясностью, какую допускало ее положение и гордость, чтобы он предъявил на нее какие-либо права. Дрожащей рукой Кит поднял дверной засов. Она никогда не узнает, что окончательно уничтожила его. Он эгоистичный грубиян, но не до такой степени. Он оставит ее со славным маркизом, где ее будущее и будущее ее сестер будет устроено. А в грядущие годы, когда он станет думать о ней, он будет довольствоваться мыслью, что некая леди подумывала, не пожертвовать ли ей ради него всем, что она ценит, — пусть это продолжалось очень недолго. С этим он сможет прожить.

Кит вышел на улицу. Зима отступила на полшага, ветерок был слабый и ласковый, небо бледное, и он пошел на конюшню. Там никого не было, кроме лошадей. Он нашел До-рана и провел рукой по его задней ноге. Никаких мест, которые отличались бы окраской от здоровых, он не увидел и, осторожно ощупывая ногу, не нашел никаких свидетельств, что Доран испытывает боль. Он уедет завтра.

Осторожный звук заставил Кита поднять голову как раз вовремя, чтобы заметить женскую фигуру, торопливо пробиравшуюся между денниками, сжимая ручку раздутого саквояжа. Это была Мерри Бенни, подопечная маркиза. Она дошла до конца прохода, опустила саквояж на землю и попыталась открыть дверь последнего стойла. Засов явно заело, и девушка сердито дергала на себя ручку.

— Разрешите мне, — сказал Кит.

Она вздрогнула, круто повернулась и схватилась рукой за горло.

— Вы меня испугали!

— Уверяю вас, я не имел таких намерений. Могу я чем-то помочь вам?

Мерри с подозрением посмотрела на него, и Кит почувствовал легкое раздражение. Ее добродетель не могла быть в большей безопасности, чем с ним.

— Итак?

Она резко повернулась и с раздражением указала на стойло, что означало, как решил Кит, что он может попробовать открыть его.

Почему бы и нет? Кит осмотрел дверь и нашел кусочек дерева, заклинивший петлю. Он подцепил его ножом, и дверь распахнулась, открывая пустойденник. Пустой, если не считать сложенной там горы саквояжей. Судя по виду, саквояжей новых, потому что кожа на них еще не успела потускнеть и бронзовые запоры сверкали. Странное место для хранения таких вещей.

Заметив его любопытный взгляд, Мерри надменно наклонила голову набок, словно вызывая его на вопрос. Но на самом деле ему было совершенно наплевать на нее и ее багаж. Он отошел в сторону, а она взяла саквояж и втащила его.

— Я… я собираюсь… в долгую поездку, — сказала Мерри, задыхаясь от усилий. — И нет никаких оснований для того, чтобы моя комната… была загромождена багажом… Это место гораздо лучше подходит для хранения.

— А как насчет совершенно неподходящих воров? — вежливо предположил Кит.

Мерри рассердилась и прикусила губу, явно решая, дать ли ему отпор, чего ей так сильно хотелось, или попытаться заставить его выполнять ее распоряжения — каковы бы они ни были. Она хотя бы отвлечет его, хотя и ненадолго, от Кейт.

Мерри попыталась кокетливо улыбнуться. Кит подумал, что ей это неплохо удалось, если бы… ему было до этого дело.

— Прошу вас, не рассказывайте маркизу.

— Не рассказывать маркизу о чем?

— О багаже. О моем… отъезде.

О ее бегстве. Все четко стало на свои места. Она собирается сбежать с кем-то, и Кит даже знал, с кем именно. Ее лицо не отличалось особенной выразительностью, но его жизнь часто зависела от умения распознать намерения человека, а эта девушка была так же фальшива, как пустой рукав попрошайки.

— Мердоки не поймут, он не такой, как они. — Она дрожала от плохо скрываемого волнения.

Значит, обожание, которое высказывала Мерри дюжему капитану Уоттерсу, было отвлекающим маневром, иначе она не употребила бы слова «как они». Капитан Уоттерс был одним из них. И никто не стал бы возражать против ее союза с капитаном военного подразделения. Нет, эта дуреха собралась бежать с Каллумом Ламонтом.

— Почему вы так смотрите? Я думала, вы способны меня понять в отличие от всех остальных.

Кит выгнул бровь, хотя ее выпад нанес ему существенный урон: ведь он вроде бы принадлежал к разряду таких, как Каллум Ламонт.

— Я так понял, вы хотите убежать с вором или контрабандистом? — Он помолчал. — Ведь вы именно это собираетесь сделать?

На мгновение Мерри удивилась, а потом пылко ответила:

— Это не ваше дело. Мы женаты.

— Женаты? — Ей все-таки удалось удивить его.

— Да, — надменно ответила она. — Мы в Шотландии. Здесь это просто делается.

— Я вам не верю.

Она пожала плечами:

— Мне все равно. Но можете спросить у кузнеца в Селвике.

— Вы дура.

— Ах, бросьте, капитан! Много лет англичане переходят нашу границу, чтобы обвенчаться здесь. И с какой стати шотландской женщине не воспользоваться одним из наших самых известных обычаев?

— Вам кажется, что побег — это очень романтично и безрассудно смело, — сказал Кит. — Это не так. Это низко и вульгарно, а дорога пустынна.

Мерри вызывающе вздернула подбородок:

— Но я буду не одна.

— Поначалу. — Он с жалостью посмотрел на нее. — Но как долго, по-вашему, он останется с вами? Месяц? Год? Пока не умрет в пьяной драке или в петле?

— Никто его не поймает. Он слишком умен, — заявила она опешившему Киту.

Господи, да она на самом деле верит в это! Он попробовал зайти с другой стороны:

— Может, и так. Но роман будет длиться, пока вы красивы. Как вам кажется, сколько это продлится? Трудная жизнь без роскоши и баловства, к которым вы привыкли, быстро старит женщин.

— Миссис Блэкберн не выглядит так, будто такая жизнь сильно потрепала ее, — лукаво возразила Мерри.

Выпад был неожиданным, и Кит посмотрел на нее с некоторым уважением. Котенок оказался кошкой с острыми когтями.

— Миссис Блэкберн — исключение, — сказал он. — И она достаточно умна, чтобы не поддаваться неосуществимым фантазиям, позволять им управлять своей жизнью.

— Какие строгости, капитан Макнилл! — промурлыкала Мерри. — Как вы сказали? У кого это хватило ума не позволить фантазиям управлять жизнью миссис Блэкберн? — Она придвинулась к нему поближе. — Могу поклясться, что это вы решили за нее.

Если у него и было побуждение предостеречь ее, Кит им не воспользовался. Он отвернулся, но она быстро протянула руку и схватила его за рукав.

— Я права, не так ли? Вы ее оставляете.

— Она не моя, поэтому я не могу ее оставить, — сказал он, напуская на себя спокойствие, которого совсем не чувствовал.

Мерри рассмеялась:

— Не больше, чем солнце принадлежит дню, а луна — ночи. Неужели вы думаете, что это не очевидно? Как вы смотрите на нее. Как она смотрит на вас.

— Вам показалось.

— Вы большой чертов дурень, — презрительно отвечала она. — Вы оставите ее здесь? Для него? А вы знаете, что бывает с тем, кого вот так отбрасывают? Любовь превращается в ненависть. А ненависть — бесплодие, на ней произрастают только горечь и отчаяние.

— Замолчите, — сказал Кит. Ее слова были точно смертельный яд.

Мерри придвинулась к нему.

— Вы хотите, чтобы она вас возненавидела? Потому что так и будет. Неужели это никогда не приходило вам в голову? Вы думали, что она поблагодарит вас за то, что вы ее бросили здесь? — Она покачала головой:

— Никогда! Кейт непременно вас возненавидит, возненавидит себя, возненавидит маркиза, потому что она всегда будет помнить, что это вы сделали такой выбор. Кейт не станет вспоминать о бедности, от которой, как вам кажется, вы ее избавили. Она будет думать о наслаждении и страсти, и каждая мысль будет окрашена ненавистью, потому что вы ее бросили! — Девушка просто выплевывала свои едкие слова. — Я не дам себя бросить. На это раз — нет.

Мерри круто повернулась и стала спиной к нему. Она глубоко вздохнула, а потом вздохнула еще раз, чтобы успокоиться. Когда она снова оглянулась, боевой задор уже оставил ее. Вид у нее был усталый, она явно была на грани срыва. Мерри ходила по лезвию ножа, боясь своего любовника и еще больше боясь не уехать с ним.

— А вы намерены рассказать маркизу? — прошептала она.

Кит изумленно посмотрел на нее:

— У меня нет выбора. Как я могу не рассказать ему, что его подопечная собирается бежать с возможным убийцей?

— Он никого не убивал, — заявила она. — Клянусь вам, что не он убил Чарлза и Грейс. Я точно знаю, что он не виновен в их смерти, потому что я знаю, кто виновен.

— Кто?

Мерри покачала головой:

— Не скажу, пока мы не окажемся подальше отсюда. Потом, клянусь, я напишу и все расскажу. Если вы разрешите мне уехать. Завтра, когда все остальные отправятся к Макферсонам, я останусь дома. После чего мы уедем, и никто нас больше никогда не увидит.

— Очень жаль.

Она в отчаянии скрипнула зубами.

— Говорю вам, он не убивал Грейс и Чарлза. Неужели я убежала бы с тем, кто убил моего самого близкого друга? Моего единственного друга? — Взгляд у нее был горячий, но разумный. Она искренне верила, что Ламонт не повинен в этом преступлении. — Мы женаты, и это не ваше дело.

Она, очевидно, была убеждена, что Ламонт не убивал Грейс. Может быть, она говорит правду? А если нет?.. Она убежит и тем самым навлечет меньше позора на семью Мер-док, в том числе и на Кейт. А если она замужем за Ламонтом, ни он, ни маркиз, ни кто-либо другой вообще ничего больше не могут для нее сделать.

— Ладно, — сказал Кит, понимая, что поступает против здравого смысла, но ведь здравый смысл в последнее время постоянно ему изменял.

— Еще! — проскрежетал Каллум Ламонт, поднимая свою кружку и потирая горло. Ему казалось, что его горло постоянно сжимают. Это было несправедливо. Особенно после того, как он когда-то спас жизнь этому ублюдку.

Каллум уныло уставился в пустую кружку. Неблагодарность — вот что это такое. Ладно, он научит его хорошим манерам, особенно если с ним не будет никого, кто защитит его с тыла. Эти волки-шотландцы, кажется, больше не бегают одной стаей. Неудивительно, если учесть, что их «братство» не выдержало проверки небольшим предательством.

Подумав об этом, он улыбнулся.

— Я сказал: еще!

Мег осторожно нагнулась, чтобы наполнить его кружку, а потом, быстро оглядевшись, положила ему на колени запечатанное письмо. Каллум сунул ей в руку монету — плату за то, что она служила курьером между ним и замком. Мег бросилась прочь, словно опасалась за свою добродетель, и Каллум почувствовал себя несколько обиженным.

Он никогда не набрасывался на женщин и не собирается этого делать. Ему не нужно силой затаскивать женщину к себе в постель. Женщины льнут к нему, как пчелы к меду, — зеркало вполне отчетливо объясняет причину этого. Но ему нет дела до Мег не только потому, что он избалован вниманием женщин, просто сердце его занято.

Каллум уже отдал его некоей леди, настоящей леди, прекрасной, как роза, и такой же колючей. Он ничего не имеет против парочки шипов, подумал он, и в памяти тут же всплыли вечера, когда она согревала его постель. Скоро они снова будут вместе.

Каллум Ламонт, незаконный ребенок, демон со скверным характером и убийца, любил злобно, но верно. Он был так же верен, как приливы и отливы, и так же неизменен.

Но мысли о прелестях Мерри не приблизят их обоих к богатству, поэтому он, вздохнув, сломал печать на письме и занялся делом.

Он внимательно вчитался в изящный почерк. Там было всего несколько слов, заставивших его удовлетворенно ухмыльнуться. Потом он скомкал лист бумаги, швырнул его в огонь и, глядя, как пламя поглощает его, рассмеялся.

Кто сказал, что работа и наслаждение никогда не соприкасаются?

Глава 23

Как научиться жить без средств

Кервин Мердок стоял рядом с грудой багажа, заполнившего коридор, леди Матильда о чем-то возбужденно болтала с Кейт, а маркиз отдавал последние указания дворецкому. Мисс Мерри с ними не ехала. Она сказала маркизу, что не станет сокращать свой траур по «дорогой Грейс» ни на час, а принуждать ее к этому было бы просто бессердечно.

Маркиз, явно застигнутый врасплох, оказался в ужасно затруднительном положении. От первого приглашения Макферсонов он отказался, а потом попросил возобновить его, чтобы он мог его принять. Теперь он должен изменить своему слову.

Леди Матильда, взволнованная тем, что ее новый выход в общество будет отменен, заметила, что девушка вполне может остаться одна в замке под охраной капитана Уоттерса и его команды, а также их собственных слуг, которых в замке более полусотни. Но понадобилось какое-то письмо, принесенное вестовым отряда стражников, чтобы убедить маркиза, что его подопечная спокойно может оставаться в замке.

Леди Матильда пробормотала себе под нос, мысленно озирая свой гардероб:

— Полдюжины дневных платьев? Недурно. Но только четыре послеобеденных. Надеюсь, этого хватит. Бог весть, в каком состоянии дымоходы у Макферсонов в эту зиму. Там может оказаться очень тепло и уютно, а могут быть сквозняки, как в кафедральном соборе. Нужно быть готовой и к тому и к другому, — говорила она Кейт. — А вам понадобится хорошая амазонка, миссис Блэкберн. Вы ведь ездите верхом? Нет? Жаль. Парнелл очень любит верховую езду. Но все равно, нет ничего дурного, если ты одет пристойно, а не как дикарь. — Она внимательно посмотрела на Кейт. — В последнем вас вряд ли можно обвинить. Вы нехорошо выглядите, дитя мое. Вы сможете выдержать поездку?

Кейт с признательностью улыбнулась Матильде. Нет, не сможет. Она не видела Кита со вчерашнего дня и с каждым мгновением все сильнее чувствовала его отсутствие.

Он все еще был здесь, где-то в замке, но вечером Кит не обедал вместе со всеми, и поэтому обед превратился для нее в тяжелое, мучительное испытание. Всякое проявление доброты, каждая приятная мелочь наводили ее на мысль, как велика и невыносима ее неблагодарность, и это мало способствовало хорошему настроению. Маркиз же, хотя и не знал источника ее апатии, заметил это. Он был на удивление заботлив. И Мерри, поскольку ее затея с трауром оказалась успешной, не только появилась за обеденным столом, но неожиданно держала себя совершенно очаровательно.

Все это время Кейт думала о том, где Кит, в котором часу он уедет, будет ли думать о ней, а если да, то как долго она будет занимать место в его сердце. Наконец она решила, что часть своего собственного сердца она потеряла и никогда уже не вернет обратно. Но… он никак не притязал на ее привязанность. Он просто передал ее маркизу.

Слава Богу, что хоть один из них способен мыслить здраво.

— Миссис Блэкберн! — обеспокоенно спросила леди Матильда, и Кейт поняла, что какое-то время разговаривает сама с собой.

— Прошу прощения. Что вы сказали? Признаюсь, я чувствую себя крайне усталой.

— А-а! — И леди Матильда погрозила Кейт пальцем. — Усталость часто переходит в болезнь. Этого вполне можно было ожидать. В конце концов, вы ехали сюда в открытом экипаже. Подумать только! — Ее серые глаза округлились от изумления перед таким подвигом. — Мне следовало предостеречь Джеймса от этого предприятия, но… но я эгоистичная старуха, — сказала она с раскаянием в голосе. — А ему так не терпелось представить вас. — И она замолчала, и румянец окрасил ее пергаментные щеки.

Кейт стало неловко, что леди Матильда явно одобряет ее появление, и она почувствовала себя низкой и виноватой и… Нет! Нужно прекратить эти никуда не ведущие мысли. Но как это сделать? И где? Под любопытными взглядами Макферсонов?

Ей просто нужно время. Все произошло слишком быстро. Она так же не предполагала, что станет любовницей Кита, как не думала, что маркиз ею заинтересуется. Разве удивительно, что она в замешательстве, что голова у нее идет кругом, мысли путаются, а сердце раз… сердце болит?

Она дочь солдата. Когда тебя обходят и обстреливают, нужно отступить и перегруппироваться.

— Боюсь, вы правы, леди Матильда, — сказала она, приняв решение. — Мое путешествие подействовало на меня сильнее, чем я думала. Лучше мне остаться здесь и полностью оправиться.

Леди Матильда грустно кивнула, не скрывая своего разочарования.

— Я сообщу маркизу, что мы остаемся.

— Ни в коем случае, — возразила Кейт. — Было бы неразумно идти на попятную перед самым отъездом. — И она не смогла не улыбнуться при виде надежды, промелькнувшей в глазах старой женщины. — Я сама поговорю с маркизом.

Через двадцать минут маркиз, Матильда и Кевин Мер-док стояли на пороге замка, готовые к отъезду. Кейт была рядом, прощаясь перед недолгой разлукой. Она сказала маркизу, что не только устала больше, чем ей казалось с самого начала, но еще и чувствует, что принесет больше пользы, утешая Мерри, все еще не покидавшую своих комнат.

Маркиз, конечно, согласился. Он уже собирался распорядиться заносить вещи обратно, когда Кейт попросила его не нарушать своих планов из-за нее. Она просила с такой ласковой серьезностью, что он никак не мог заподозрить, что ей нужны эти несколько дней, чтобы разобраться в своих мыслях. Он был джентльменом, и поэтому больше не возражал, а только взял ее за руку и почтительно поцеловал пальцы.

— Сомневаюсь, миссис Блэкберн, что кто-то еще будет сильнее, чем я, желать, чтобы время праздника пролетело быстрее, коль скоро я лишен вашего общества. — Это был действительно приятный комплимент, маркиз был красивым мужчиной. — Я бы не оставил вас здесь, даже со стражниками и слугами, не получи я только что сообщения от капитана Уоттерса, что он вот-вот арестует тех, кто повинен в нашем общем горе. Он находится довольно далеко отсюда.

— Я ничего не боюсь, — успокоила она маркиза.

— Я знаю, что с вами все будет хорошо. — Вид у него все еще был невеселый.

— Напрасно вы беспокоитесь, милорд.

— Я с нетерпением буду ждать того момента, когда смогу познакомить вас с моими друзьями, миссис Блэкберн.

— Вы очень добры, сэр.

Он помешкал, намереваясь еще что-то сказать, но Кейт растерянно топталась на месте. Джеймс Парнелл понял ее смущение и повернулся к родственникам:

— Вы готовы, мои дорогие?

Когда они усаживались в карету, какой-то всадник появился в конце подъездной аллеи — высокий худой человек на крупном чалом мерине. Ветер развевал его плащ, солнце блестело в волосах. Губы Кейт дрогнули в приветственной улыбке. Все-таки Кит вернулся!

Ее сердце трепетало одинаково от тревоги и предвкушения. Она ждала, замерев в открытых дверях. С такого расстояния она чувствовала на себе его взгляд, и взгляд этот был так же приятен, как тепло солнца на ее лице. Она сделала шаг вниз по лестнице, не понимая, чего Кит ждет, а потом сообразила: он и не собирается приближаться.

Кейт спустилась с площадки на первую ступеньку, словно притягиваемая магнитом. Внизу Джон убрал лесенку кареты, а Кит в сотне ярдов от нее поднял руку в прощальном приветствии.

Ее бросают. Но как ни странно, глядя на одинокую фигуру на ветру, Кейт подумала, что это она бросает. Тогда почему он все еще там, с поднятой рукой, словно ждет разрешения?

Кейт медленно подняла руку. Кит повернул лошадь. И вот уже он исчез за деревьями, а через десять минут отъехала и карета.

Ему разрешили уехать. Он снова принадлежит самому себе. А разве так не лучше? Разве не этого он добивался с самого начала?

И для Кейт так лучше. Она будет есть на золоте и пить из хрусталя. Сегодня вечером она оденется в шелка, и глаза ее будут сверкать точно черные алмазы, а кожа засияет, освещенная тысячью свечей. Она будет улыбаться, разгорячившись в танце, и лицо ее запылает, и маркиз не устоит, он подойдет и скажет ей, что она прекрасна. Но он никогда не узнает, как она на самом деле прекрасна, потому что никогда не увидит, как темнеют от страсти ее глаза, как кожа становится влажной, как волосы падают, разметавшись, на плечи… А может, и узнает.

Кит пришпорил Дорана, пустил его в галоп, словно мог убежать от своих мыслей, и крепкие длинные ноги мерина без усилий покрывали милю за милей. Ничто больше не удерживает здесь Кита. Он поблагодарил маркиза за его щедрость и еще раз был вынужден принять его благодарность за то, что он доставил сюда Кейт. Кит стоял, вежливо слушая планы маркиза представить ее на каком-то домашнем приеме и бормоча что-то уместное по поводу беспокойства маркиза из-за того, что Мерри остается дома.

Шум прибоя, смешанный с ветром, все равно не заглушил ее голоса: «Вы можете придумать какую-либо причину, почему мне не стоит оставаться здесь?»

Тысячи, но ни одной достаточно убедительной.

Он выполнил свое обязательство перед дочерью полковника Нэша и теперь волен следовать собственным наклонностям, расплатиться с последним долгом, найти предателя и убийцу Дугласа. А потом… Что потом?

Наверное, он вернется в полк. Он солдат, хороший тактик и на поле битвы знает все. Если повезет, через пару лет его сделают майором.

Но зачем? Для чего все это в конечном итоге? Чтобы прожить свою жизнь независимо? Ведь именно такое обещание он дал самому себе, после того как их предали в Лемоне.

Но он не такой и никогда таким не был. Не важно, выполнил он свой долг перед ней или нет, он всегда будет связан с Кейт Нэш Блэкберн узами более сильными, чем клятвы. Он любит ее. Он всегда будет…

— Стой!

Четверо вышли из-за валунов по обе стороны дороги, двое стали перед ним, и еще двое — сзади. В руках у них были копья. Один держал заряженный пистолет. Кит потянул назад поводья, схватился за рукоять палаша, висящего в ножнах у него на спине. Палаш со стальным шипением выскользнул наполовину из ножен, как вдруг Кит услышал сзади знакомый голос:

— Ты никогда ничему не учишься, да, приятель?

Кит повернулся, а Каллум Ламонт подошел, держа мушкет на уровне своего живота. Лицо его было безжалостным, а его спутников трясло от злобного возбуждения.

— После того как тебя обманули во Франции, нужно было быть поосторожнее с тем, кому доверяешься.

Уйти не удастся, но это еще не значит, что он станет лебезить.

— Ради Бога, Каллум, — протяжно сказал Кит, опуская палаш обратно в ножны. — Говори, приятель, отчетливее. Голос у тебя как у курицы, которой свернули шею.

Каллум сделал рукой резкое движение, и голова Кита наполнилась болью.

Глава 24

Как вести себя, чувствуя физические неудобства

Третье ведро снега, которое швырнули ему в лицо, оживило Кита. Он жадно ловил ртом воздух, дрожал, его рвало. От жгучей боли в руках и плечах боль от сломанных ребер казалась не такой сильной. Они перебросили веревку через крюк, вбитый в низкий потолок какой-то хижины, и связали его запястья вместе, а потом… потом Каллум хорошо позабавился, но так и не получил нужных ему сведений.

Он хорошо умел бить, этот Каллум. Лучше, чем мог ожидать Кит от сына шлюхи. Сквозь красную дымку боли, грозящей захлестнуть его, Кит подсчитывал повреждения: пара сломанных ребер, один глаз заплыл, выбит зуб, и два пальца на правой руке выпрямлены так симметрично, как никогда не предполагал Господь Бог.

— Я знаю, что ты явился за сокровищем, — сказал Каллум, расхаживая взад-вперед перед Китом. — Но ты его не получишь. Оно мое. Я уже убил один раз из-за него, теперь убью и тебя. Твой единственный выбор — хочешь ты умереть быстро или медленно. В любом случае ты скажешь мне, где оно спрятано.

— Я не знаю. — Кит уже говорил это раз десять, и каждый раз начинались побои. Скоро он вообще не будет отвечать.

— Знаешь. — Со злобным рычанием Каллум рванул Кита вверх за воротник рубашки, разорвав ткань на спине. Один из товарищей Каллума, стоявший сзади, присвистнул.

— Иисусе сладчайший, этот ублюдок заклеймен, — прошептал тот, кого называли Беном.

— Впечатляет? — хрипло усмехнулся Кит. — Может, вам понравится. Или, может, вы предпочтете попробовать хлыст? Каллуму всегда нравились трудные задачи.

— Это он о чем?

— Мы с Каллумом старые приятели, верно, Каллум? Он спас мне жизнь в тюрьме.

— Это правда? — спросил один из них.

Кит продолжал говорить, потому что, пока слушают, не бьют.

— Я хотел спросить тебя кое о чем, Каллум.

— Ты здесь, чтобы отвечать на вопросы, а не задавать их.

Кит не обратил на это внимания.

— Кто нас предал, Каллум? Меня, Рэма, Данда и Дугласа? Ты знаешь?

— Так я и думал! — злорадно крикнул Каллум, широко ухмыляясь. — Так я и думал, что ты никогда не догадаешься! Ха! Вот здорово! Просто отлично.

— Кто это был?

Каллум злобно ощерился. Он наклонился, придвинув голову к Киту:

— Скажи мне то, что я хочу узнать, и как только я добуду сокровище, я скажу тебе то, что хочешь узнать ты.

Кит скрипнул зубами.

— Я не знаю.

Каллум выпрямился, разочарованный.

— Лягушатники неплохо обработали его, а, ребята? Но держу пари, я сделаю не хуже.

Кит встретил его злобный взгляд сквозь туман боли. Будь он проклят, если дрогнет перед такими, как Каллум Ламонт.

— Ты уверен, что тебе это по плечу, Каллум? Голос у тебя что-то хриплый. Может, тебе нездоровится?

Каллум ударил Кита кулаком в подбородок, голова у него откинулась назад.

— К ночи станет ясно, как ты умеешь острить. Дай мне свои поводья, Бен.

— Может, не стоит, Каллум? — спросил Бен.

— Что?!

— Да просто в прошлый раз и так с трудом привели его в чувство, и, если ты будешь лупить слишком сильно, он не сможет сказать нам, где Мердок и его жена спрятали золото.

— Парень прав, — сказал Кит.

— Заткнись.

— А ты уверен, Каллум, что он знает? — спросил другой. — Мы тут с ним возимся, а он клянется, что ничего не знает. Вот я и думаю: может, он действительно не знает?

— Думаешь? — закричал Каллум. Он смерил каждого из своих товарищей гневным вызывающим взглядом. — Говорят, у всего есть начало.

Кит ждал, пытаясь собраться с силами. Он знал таких людей, обучал их, вел их, дрался рядом с ними. Они уважают только одно: силу. Теперь Каллум противопоставил свою волю воле Кита, и контрабандист хорошо понимал, что если ему не удастся вытянуть из Кита нужные сведения, это подорвет его авторитет.

Кит улыбнулся бы, не будь его лицо так изувечено. Каллум может бить его до тех пор, пока мозг не потечет, как желе, у него из костей, — он ничего не знает ни о каком сокровище.

— Почему ты думаешь, Каллум, что он вообще что-то знает? Она тебе сказала?

Она. Мерри.

— Я узнал об этом от нашего партнера. Он уже не раз доказывал, что ему известно гораздо больше любого из нас, разве не так?

— Да, — согласились приятели.

— Я думал, он во Франции, — сказал Бен.

— Уже нет. Он так же не хотел потерять свою часть добычи, которую мы взяли после последнего крушения, как и мы, ребята. Огромная сумма. Мы работали над этим: он — в замке, а я — здесь, в Клите.

В замке?

Теперь Каллум хвастался, пытаясь произвести впечатление на сообщников своим умом и незаменимостью своего партнера.

— Он узнал, что жена Мердока послала своей двоюродной сестре письмо, в котором написала, где спрятаны деньги, и что эта вдова и вот этот ее любовник едут прибрать его к рукам.

Кто-то схватил Кита за волосы и поднял его голову.

— Это правда, кэп? Ты приехал сюда украсть наше добро?

— Ваше? Вы мародеры. — Кит говорил, не скрывая презрения. Мародеры хуже пиратов, которые хотя бы встречаются со своими жертвами на равных. А эти ждут, когда штормом принесет судно, они пользуются фонарями и береговыми огнями, чтобы завлечь его на рифы, где море и прибой разнесут корабль на куски. Потом они собирают груз на берегу, убивают всех, кто уцелел, добравшись до берега, чтобы те ничего не могли рассказать. — Убийцы.

Косой удар пришелся Киту в висок. Голова его дернулась и обмякла.

— Где мое золото?!

— Если тебе нужно было письмо, которое Грейс Мердок написала миссис Блэкберн, почему ты просто не заставил свою жену украсть его, когда она обыскивала комнату миссис Блэкберн в трактире? — с презрением спросил он. — Почему? Потому что такого письма нет. Кстати, а где же прекрасная миссис Ламонт? За дверями, ждет в карете? Вот уж не ждал от нее такой брезгливости.

— Миссис Ламонт? — Каллум уставился на него.

— Удивляешься, что я знаю? — спросил Кит, надеясь собраться с мыслями за короткую передышку. — Я видел ее в конюшне, она прятала свои вещи, надеясь сбежать с тобой. Вот почему она осталась дома, так ведь?

Что-то было не так. Каллум отступил на шаг, быстро моргая, вид у него был ошарашенный. Потрясенный. И вдруг Кит понял.

— Она тебя подставила. — Он рассмеялся. — Нас обоих подставили.

— О чем он говорит?

— Заткнись.

Чувствуя нарастающую тревогу Каллума, тревогу, которая нависла над ним, точно вонь над торфяным болотом, Бен вышел вперед:

— Что он имеет в виду?

— Выгляни наружу, — велел Кит. — Может, стражники уже здесь? Нет, он немного подождет, чтобы сперва убедиться, что ты меня прикончил. У тебя еще есть время спастись, Каллум. Пользуйся им.

— Стражники!

— Молчать! — проревел Каллум.

— Я-то решил, она хочет сказать, что бежит с тобой, а она имела в виду капитана Уоттерса. Твоего партнера, — сказал Кит. — Мне следовало знать. В армии ничто не делается быстро, а замена убитого капитана произошла с необыкновенной быстротой. Уоттерс убил капитана Грина, да? А потом спрятался. Может быть, в этой самой хижине. Вот почему он велел тебе сначала привезти меня сюда, чтобы знать наверняка, куда прислать стражников.

— Каких стражников? — В голосе Бена послышалась паника.

Кит не обратил на это внимания, обдумывая все произошедшее.

— Он убивает Грина, надевает одежду и пояс убитого, скачет в замок и приводит туда солдат, женится на девушке, приобретает состояние, убивает свидетелей — и партнеров — и уезжает. Наглый ублюдок, но необычайно умный. — Он не стал скрывать своего восхищения.

Каллум подошел к Киту и ударил его кулаком в живот.

— Заткни свою дыру!

Кит задохнулся, пытаясь разогнать темноту, застилавшую ему глаза.

— Она уезжает с ним, Каллум, — прохрипел он. — Может, уже уехала. Подумай об этом! Она была с маркизом, когда тот получил сообщение, что в Клит приехала Кейт Блэкберн. В тот же день она отправилась в трактир и обыскала ее комнату, ища чего-то, что подсказало бы ей, где Грейс спрятала сокровище. И она это нашла. Неужели непонятно? Сокровище уже у них. Они задумали все это, чтобы избавиться от всех, кто знает, что она задумала убить Грейс, всех, кто знает, что капитана Уоттерса на деле не существует, всех, кто захочет получить часть этого сокровища. То есть тебя, Каллум! Дурак, они же нас подставили. Она уедет с Уоттерсом, или как там его зовут, и с сокровищем, а ты, я и все твои сообщники будут убиты, окруженные отрядом Грина…

Дверь быстро распахнулась, Каллум повернулся и увидел, как Бен выбежал из хижины.

— Бен! — крикнул он. — Вернись, черт побери! Он пытается спасти свою шкуру! Это все ложь!

— Это легко проверить! — отозвался Бен. — Ты сказал, что Мерри Бенни поехала к Макферсонам. Я съезжу в замок и посмотрю.

И он исчез прежде, чем Каллум успел его остановить.

— Чертов мерзавец! — взорвался Каллум.

Удар в живот, и у Кита подогнулись колени. Тяжесть повисшего на руках тела чуть не вывернула руки из суставов, но он притворился, что потерял сознание. Он висел долго, очень долго.

Остальные сообщники Каллума хранили молчание. Кит тайком наблюдал, как Каллум ругается, ходит взад-вперед, выливает себе в глотку полмеха вина и снова ходит. Минуты еле-еле тащились, люди были угрюмы и насторожены, Каллум метался по хижине, как зверь в клетке. На ходу он бормотал сам себе:

— Она знает, что я убью ее, если найду. Она меня любит. — А один раз он прокричал с надрывом, страхом и яростью:

— Она знает, как сильно я ее люблю!

С каждой минутой Кит все больше терял силы. Если Бен вскоре не вернется, он не сумеет сообразить, как воспользоваться суматохой, которая поднимется при появлении солдат. Наконец, когда боль стала почти невыносимой, он услышал стук лошадиных копыт. Каллум широко распахнул дверь и закричал:

— Я говорил тебе, что все это — куча вранья!

— Она в замке! — Задыхающийся Бен вошел в комнату. — Она там, больше того, я своими глазами видел, как она пакует эти свои мешки, о которых говорил вот этот. Она готовится сбежать, Каллум, и если ты не знал об этом…

— Прочь с дороги! — С яростным криком Каллум проложил себе путь плечом через кучку людей, стоявших у дверей, и выбежал в сгустившиеся сумерки, а потом послышался стук копыт.

— Как вы думаете, про стражников вот этот кэп тоже говорил правду? — спросил наконец один из них.

— Оставайся и узнаешь! — фыркнул Бен.

— А что же Каллум?

— А что Каллум? — бросил Бен в ответ. — Поехал разбираться со своей бабой. Ни за какие сокровища на свете не хотелось бы мне сейчас оказаться на месте этой шлюшки. Удивительно, на что способен человек, когда влюбится, — торжественно завершил он. — Он наверняка ее убьет, и если вдова попытается его остановить, он убьет и ее тоже.

У Кита перехватило дыхание. Ведь Кейт уехала к Макферсонам. Он сам видел, как она уезжала.

— Вдова? Она вроде бы с маркизом. Ты уверен, что она там? — спросил кто-то.

— Да. Сам видел, она стояла у окна, смотрела на море. «Господи! Уоттерс уже совершил убийство, чтобы сохранить в тайне свое участие. Если Кейт найдет его с Мерри…»

— Мне все это очень не нравится. Уходим отсюда и возвращаемся в Клит, — сказал Бен.

— А с ним как же?

— Его мы прикончим, перережем глотку.

Он не мог умереть. Он должен защитить Кейт, и его не остановят никакие действия — ни людей, ни Бога, ни немочь плоти и духа. Каждый мускул в нем напрягся. Кит ждал, голова его моталась из стороны в сторону, пока перед ним не появилась пара сапог.

Человек вздохнул, схватил Кита за волосы и задрал ему голову назад. Собрав оставшиеся силы, Кит выпрямился, с силой ударив человека коленом в пах. Нож убийцы зазвенел, упав на землю, от боли негодяй рухнул на колени, а Кит прыгнул ему на спину, сорвав с крюка веревку, связывавшую его руки.

Никто еще не успел пошевелиться, как он скатился на пол и схватил валявшийся нож. Бен потянулся к своему пистолету, и Кит бросил нож в него и пронзил ему горло. Остальные двое схватились за клинки, а Кит бросился к большому палашу, стоявшему в углу хижины.

— У него правая рука разбита! — крикнул кто-то. — Он ничего не сможет сделать! Убейте его!

Но Кит одинаково владел как правой, так и левой рукой. Взревев, он повернулся, стоя на коленях, и описал палашом смертоносную дугу. Не на той высоте, на какой они ждали, но низко, так что стальное лезвие, прорезав мускулы и сухожилия их бедер, раздробило кости, прежде чем Кит вскинул палаш. Бандиты закричали и схватились за свои ноги. Они рухнули на пол, и кровь текла у них между пальцев.

Больше они не представляли угрозы. Кит повернулся к тому, кого ударил коленом, и увидел, что негодяй пришел в себя настолько, что уже крадется к дверям. Кит повернул тяжелое лезвие острием к себе и обрушил рукоять ему на затылок, отчего тот рухнул лицом в грязь.

Кит с трудом поднялся, ногой отбросил в сторону их оружие и снова опустил палаш в ножны. В глазах у него то и дело темнело, руки дрожали. Он сорвал с себя рваную рубашку, зубами отодрал от нее полоску и крепко связал вместе сломанные пальцы. Ребрам придется подождать. Потом, рыча от боли, вернул на место кожаные ножны и вышел. Доран стоял, привязанный к коновязи. Седло они забрали, но уздечку оставили.

Стиснув зубы, Кит схватился за его гриву, вскарабкался на спину и сел верхом. Оглянулся. Один, может быть, двое мертвы, еще двое серьезно ранены. Бен прав: удивительно, на что способен человек, когда он влюблен.

Кит сжал каблуками бока Дорана и поскакал. Ему предстояло совершить очередные «ужасные» вещи.

Глава 25

Как важно крепко держаться своих принципов

Ясное небо затянуло ближе к вечеру. С моря задул ветер, принес с собой ледяную крупу, крупную, как стеклянные бусины. Они стучали в окна, скатывались с крыши. Темнеющее небо и усиливавшийся холод заставили слуг побыстрее закончить дела и разойтись по своим комнатам.

Кейт стояла у окна библиотеки и смотрела, как разбивается о берег прибой. Огонь громко трещал в камине, согревая всю комнату, а яркий свет свечей изгонял тени из самых дальних углов. Все в замке Парнелл подталкивало ее к тому, чтобы принять невероятную удачу, которую судьба подбросила ей на пути, и забыть Кита Макнилла. Ее тревожило, что она не может этого сделать. Она ведь считала себя женщиной практичной.

Как же ей теперь быть? Ей не нужна такая романтика, из-за которой семью оставляют без средств к существованию, и она считала совершенно непрактичным тосковать о каком-то шотландском наемнике. Должна ли она забыть уроки, которые были преподаны ей с такой необычайной убедительностью? К двадцати четырем годам она уже потеряла отца и мужа, потому что оба они были солдатами.

Гораздо разумнее будет выйти замуж за маркиза, стать недосягаемой для горестей и жить, оградив себя от трагедий. Только вот… только вот… что может быть трагичнее, чем потерять того, кого любишь? И какая разница, потеряла ты его потому, что он умер, или из-за собственного благоразумия?

Кейт раздраженно вздохнула и, отойдя от окна, уселась у огня. Однако в книге, с помощью которой она надеялась отвлечься, Кейт не нашла успокоения и через четверть часа отложила ее в сторону. Что ж, если ей не будет покоя, пока она не изведет себя думами о том, о чем думать нельзя, пусть так: она не выйдет за маркиза.

Это ведь было бы не правильно — и не потому, что она стала любовницей Кита. Все, что было у нее с Китом, было нехорошо. Нехорошо было лежать в объятиях другого. Она нахмурилась и подобрала под себя ноги.

Теперь она поняла тех солдатских жен, которые никогда не выходят замуж, получив весть, что их мужья пропали и, вероятно, погибли. Когда погиб Майкл, у нее было тело, которое она могла похоронить. Но Кейт поняла, что ничто не умерит боли от сознания того, что любимый тобой человек никогда больше не заговорит с тобой, что его глаза никогда больше не просияют при виде тебя. Невыносимо жить, тая слабую надежду на то, что однажды вопреки всему он появится в дверях и все опять будет хорошо.

Именно это она чувствовала теперь. Кит ни о чем ее не просил, ни на что не претендовал, и все же он завладел ее сердцем. Пока один из них не умрет, вряд ли она перестанет надеяться, что в один прекрасный день он вернется и скажет ей все то, о чем так красноречиво говорили его руки и взгляд.

Кейт закрыла глаза. Три с лишним года она жила, желая одного: снова почувствовать себя собой. Сколько раз она высказывала это желание! И вот она здесь, в доме, так похожем на тот, в котором она выросла, среди людей, так похожих на тех, которых она знала, когда была молодой леди, и все же она больше не ощущает себя ни Кэтрин Нэш, ни Кэтрин Блэкберн.

А это наводило на мысль: кем же она стала? Только в обществе Кита Макнилла и в объятиях Кита Макнилла Кейт не сомневалась в том, кто она. Неужели того человека, которого она так отчаянно пытается возродить в себе, больше не существует? И хочет ли она вообще повернуть время вспять?

Нет.

Нет. Ей нравилась женщина, в которую она превратилась. Ей не нужно то веселое, очаровательное, непоследовательное дитя, которое жило масляными кексами, обещаниями праздников и похвалами окружающих. Она сама себя может похвалить, ей не нужно быть никем другим.

И ни с кем другим, только с Китом.

Ну вот, как, оказывается, все просто.

Когда вернется маркиз, она скажет ему, что ценит его гостеприимство, но должна немедленно уехать, и, кстати, не может ли она рассчитывать, что он выделит ей и ее сестрам сумму, ну скажем, в две сотни фунтов в год? Кейт удивилась, что может посмеяться над собой. Удивилась и обрадовалась.

Она закутала плечи в шаль. Решение принято, и ждать больше нельзя. Нужно собираться. Нужно разыскать Кита, сказать ему, что она чувствует, чего хочет, и больше не вручать свою судьбу его чрезмерному чувству чести. А это значит, что она должна послать желтую розу. И Кейт поспешно вышла из библиотеки и направилась к черному ходу.

Неудивительно, что в коридорах никого не было, — слуги уже закончили свои дела. Кейт вздрогнула, не в состоянии побороть ощущение, что за ней наблюдают чьи-то враждебные глаза, и заторопилась по пустым коридорам. Она почувствовала невероятное облегчение, услышав чей-то голос.

Похоже, это голос Мерри. Кейт пошла на него, жалея, что еще не предложила девушке плечо, на котором та могла бы выплакаться, если ей действительно это необходимо.

Что-то отталкивало Кейт в той манере, с которой та превратила смерть Грейс в личную обиду, словно Грейс умерла только для того, чтобы причинить ей боль. Она едва успела тронуть дверь, как услышала мужской голос, сердитый и жесткий:

— ..думала, я такой дурак, что не смогу все узнать, да? Господи, как же ты могла? Ведь я любил тебя!

Кейт опустила руку. Это Каллум Ламонт, тот, о котором Мег сказала, что он распорол живот капитану стражников.

— Клянусь, во всем виноват Уоттерс, Каллум. Он заставил меня… Ой!

Сквозь закрытую дверь донесся звук удара, и Кейт с отвращением попятилась.

— Он ничего не сделал, только спутался с тобой! Вот как ты поступаешь с мужчинами, Мерри, — хрипло сказал Каллум. — Ты запутываешь их, пока они не перестают понимать, что делают. Я никогда не убивал женщин до Грейс Мердок и думал, не смогу этого сделать, но ты меня заставила.

— Она заслужила смерть! — Злой и грубый голос Мерри сорвался на крик. Колени у Кейт задрожали. Мерри организовала убийство Грейс?! — Она лгала мне! Она сказала, что мы всегда будем вместе и что мы уедем в Лондон и будем жить как принцессы. Только она… — И девушка захлебнулась рыданиями.

Мерри убила свою лучшую подругу, потому что та собиралась оставить ее. Осознав это, Кейт ужаснулась.

— Это она предала тебя, Каллум, предала нас. — Мерри снова обрела уверенность. — Я рассказывала тебе, как я следила за ней и Чарлзом в ту ночь, как я видела, что Чарлз застрелил твоих людей, пристрелил как собак. Когда они вернулись, я встретилась с Грейс и заставила ее все мне рассказать о богатом французском баркасе, который они потопили. Я все тебе рассказала, я была с тобой честна.

— Вряд ли ты с кем-нибудь была честной в своей жизни, Мерри Бенни.

— С тобой была. — Мерри хохотнула, решив, что Каллум снова ей поверит.

Кейт огляделась, надеясь увидеть кого-нибудь.

— Если бы не я, ты никогда не узнал бы о сокровище, Каллум.

— За какого же дурака ты меня держишь, Мерри? — Даже Кейт услышала в его голосе отчаянное желание поверить Мерри. — Я не вижу никакого сокровища. А ты? Или вы с Уоттерсом уже заполучили его?

— Нет! Клянусь! Мы не…

Она слишком поздно поняла свою ошибку.

— «Мы»? — Голос Каллума превратился в тихое шипение. — Что это за «мы», Мерри?

— Каллум, прошу тебя…

Послышался топот бегущих ног, яростный рев, задыхающийся крик. Кейт повернулась, зная, что нужно бежать и найти кого-то, зная, что она не успеет. Если она убежит, то подпишет смертный приговор Мерри.

— Проси-проси. Тебе это не поможет. Ты предала меня так же, как эта сука Грейс предала тебя. Грейс послала своей кузине что-то спрятанное в сундуке, что-то указывающее, где они укрыли сокровище, ведь так? И ты знала об этом с самого начала, только вот мне ничего не сказала. Нет, ты заставила меня рыскать по берегу: если бы я на него наткнулся, ты воспользовалась бы этим случаем. Но ты все время знала, что место тайника указано в вещах, которые едут к ее кузине. Это ведь ты, а не маркиз написала и попросила миссис Блэкберн приехать побыстрее и привезти с собой все, что прислала ей Грейс Мердок, какой бы мелочью это ни было. И это ты уничтожила его письма, в которых вдове сообщалось, что Чарлз и его жена убиты, потому что тебе не хотелось, чтобы она испугалась и отказалась от поездки. И тогда ты стала ждать. Ну, теперь ты добилась всего, чего хотела, а я хочу получить то, что мне причитается за грязную часть работы, и если ты переживешь этот день, это будет просто чудо. Так что не надо меня злить еще больше.

— У меня нет сокровища! — в отчаянии вскричала Мерри. Послышался удар, и Кейт поняла, что Мерри швырнули об стену.

Кейт закрыла глаза. Пусть бы уж эта глупая, жалкая девица сказала ему то, что он хочет узнать.

— Да знаешь, знаешь! И если хочешь выжить, ты мне скажешь, где оно.

— Я не знаю! Грейс солгала! — крикнула Мерри. — Она поклялась, что послала карту своей кузине, потому что они спрятали его в месте таком отдаленном, что без карты могут не найти. Особенно после того, как уедут примерно на год.

— На год?

— Да, потому что мы все собирались в Лондон, пока контрабандистов…

— Пока контрабандистов не переловят? — проревел Каллум.

— Да! Они собирались убить вас и вернуться позже, когда больше никого не останется из тех, кто знает, что Чарлз был замешан в ваши дела. Но не я! — торопливо добавила Мерри. — Грейс смеялась, когда все мне рассказывала, и твердила, что ее кузина ни за что не поймет, какая важная вещь у нее хранится. Но там не было ни карты, ни чего-то на нее похожего. Я все разорвала. Я осмотрела каждый шов, все. И в трактире, и здесь. Грейс врала!

В голосе ее не осталось ничего, кроме чистой ярости, потому что, как вдруг поняла Кейт, только ярость по отношению к мертвой женщине защищает Мерри от осознания того ужаса, который она совершила, — она убила свою лучшую подругу.

— Если ты не нашла золота, отчего же ты собиралась сбежать с Уоттерсом, пока я с товарищами сидел в хижине? Я все знаю, Мерри.

— Я не хотела уезжать с ним! Он меня заставил. Он сказал, что оставаться нет смысла, все пошло прахом и нужно бежать. Он с самого начала заставлял меня! — Голос у Мерри был неистово напряжен. — Он сказал, что расскажет тебе о нас, и я буду тебе не нужна, и никому вообще. Я ничего не знала о том, что он хочет устроить тебе ловушку…

— Я ничего не говорил про ловушку, — тихо прервал ее Каллум. — Я сказал только, что мы были в хижине.

Тогда Мерри зарыдала, то были рыдания бессильной ярости, а он ответил ей таким жестоким и надрывным смехом, что Кейт даже стало жаль его.

— В тебе ничего нет, кроме вранья и хитрости. Вот теперь я без сожаления избавлю мир от тебя.

— Я не хотела! — заныла Мерри, как недовольный ребенок, и Кейт не могла сказать, от чего она открещивается: от лжи, хитрости или убийства, на которое толкнула этого человека.

— Ты разрываешь мне сердце, Мерри. И я тоже разорву тебе сердце, если ты не скажешь, где золото.

Ее голос звучал приглушенно, словно она закрыла голову руками.

— Я не знаю.

— Тогда я убью тебя, потаскуха.

— Умоляю!

— Не трать напрасно свои последние вздохи, Мерри. Ты думаешь, что я этого не сделаю, да? — Он старался довести себя до ярости. Кейт слышала, как он ходит все быстрее и быстрее. — Ты использовала меня, ты предала меня. Ты отправлялась прямо из моей постели в его постель. Ведь так?

— Нет, — проскулила Мерри.

Кейт затаила дыхание. Мерри разъедала некая нравственная гниль, которую ничто никогда не очистит. Вмешиваться было бы глупо. Безрассудно. У нее две сестры. Она обязана беречь себя ради них. Сохранить их будущее, сохранив свою жизнь. И… и… ей нужно жить, чтобы снова увидеть Кита.

Шаги стихли.

— Ты кровожадная, лукавая шлюха с черной душой.

«Спасти Мерри нельзя, ради нее не стоит рисковать своей жизнью…»

— Не нужно, Каллум!

— Стойте!

Дверь распахнулась, и глазам Кейт предстала именно такая чудовищная сцена, какую рисовало ее воображение. Каллум стоял над Мерри, съежившейся у его ног. Ее руки были подняты, чтобы защититься от его ударов, губы распухли и кровоточили. Струйка крови текла по лбу и капала на платье. Ее широко раскрытые глаза устремились на открытую дверь с быстротой зайца, увидевшего, что западня открылась. Она вскочила на ноги и бросилась было вперед, но Каллум схватил ее, грубо завернув ей руку за спину. Она закричала, Кейт рванулась на шаг вперед, и хорошо смазанная дверь сама закрылась за ней.

— Ах, неужто это прекрасная вдовица? Входите, миссис Блэкберн.

— Отпустите ее.

— Ее? — Каллум посмотрел на Мерри, дрожавшую у него в руках, словно удивился, обнаружив ее там. — К сожалению, не могу подчиниться. Видите ли, она взяла у меня кое-что, и я не уйду без этого. — Эту угрозу он произнес уже спокойно. — Но вы, миссис Блэкберн, создали весьма тревожную ситуацию.

— Отпустите ее и уезжайте сейчас же, мистер Ламонт, пока у вас еще есть такая возможность. Капитан Уоттерс может вернуться в любой момент.

— О, в этом я не сомневаюсь! Честно говоря, я ничего не имею против того, чтобы перекинуться и с ним словечком.

Мерри начала бороться. Каллум небрежно нанес ей удар слева с силой, достаточной, чтобы сбить ее с ног, и теперь она беспомощно обмякла в его руке.

— Прекратите! — крикнула Кейт. — Вы ее убьете.

— Очень может быть. Поверьте, миссис Блэкберн, мир станет чище без этой гадюки.

— Вы не можете ее убить.

— О нет, могу!

Каллум схватил Мерри за густые светлые волосы и потянул вверх. Она закричала, вцепившись ногтями в его руку.

— Она, знаете ли, убила вашу кузину. Или все равно что убила.

— Это не имеет значения. Отпустите ее. Прошу вас.

Каллум прищурился:

— Почему вы ее любите?

— Я ее не люблю, это не имеет к ней никакого отношения. Это нужно мне.

Ламонт с любопытством смотрел на нее, сдерживая ярость.

— Если я позволю вам убить ее, не попытавшись остановить, значит, я не та, за кого себя принимаю. Вы можете это понять?

— Пока что я ничего не понял.

— Я не могу позволить вам убить ее.

— А как вы меня остановите?

— Предложу вам совершить обмен. Есть нечто, что вы очень хотите получить.

— И что же это такое? — Его взгляд с сомнением скользнул по ее худощавой фигуре, и Кейт едва не рассмеялась.

— Не себя — сокровище.

Все его внимание разом сосредоточилось на ней. Мерри перестала бороться, с изумлением глядя на Кейт.

— Вы не знаете, где оно! — прошептала Мерри. — Вы не можете этого знать. Она вам не сказала. Она считала вас ничтожеством.

— Она мне и не сказала. Я сама его обнаружила.

— Вы врете, — заявил Каллум.

— Хотите попробовать выяснить это? — спросила Кейт.

— Ладно. Где оно?

— Только когда Мерри выйдет из комнаты.

Каллум презрительно фыркнул.

— Послушайте, мистер Ламонт, зачем мне вам лгать? Я же знаю, что вы потребуете, чтобы я пошла с вами. Вы поступили бы глупо, не взяв меня с собой. Я знаю, что если увидите, что я вам солгала, вы меня убьете. Стала бы я отдавать свою жизнь взамен на жизнь этой убийцы и лгуньи, если бы не была абсолютно уверена, где лежит сокровище?

Он молчал, внимательно глядя на нее.

— Может, она действительно знает, — тихо сказала Мерри, пытаясь справиться с истерикой. — Ах ты, хитрая маленькая черная кошка! Ты все время это знала! Разве это не здорово, Каллум? Разве это не великолепно? — нервно захихикала она.

— Заткнись и дай мне подумать.

— Отпустите ее, мистер Ламонт. Мы с вами выйдем минуту спустя, и я покажу вам, где сокровище. Я даже дам вам карту, если хотите. Можете пойти со мной, только сначала отпустите ее.

Кейт не поняла, то ли он забыл о своем разбитом сердце, то ли решил выяснить свои отношения с Мерри позднее, только Каллум отпустил волосы Мерри и хлопнул ее ладонью по спине, отчего она пролетела через всю комнату.

— Убирайся, пока я не передумал!

Мерри не требовалось дальнейших поощрений. Она, спотыкаясь, прошла мимо Кейт, даже не взглянув на нее, распахнула дверь и бросилась прочь.

Она пришлет помощь, подумала Кейт. Она найдет дворецкого, и помощь подоспеет через несколько минут.

— Она не пришлет помощь, и не думайте. — Каллум, наверное, прочел ее мысли, потому что подошел к ней с выражением жалости на смуглом лице. — Она убила Грейс Мер-док, а вы знаете об этом, и она не хочет, чтобы кто-то еще узнал. Так что сейчас она прячется в своей комнате, надеясь, что, как только я найду сокровище, я вас убью и никто никогда не узнает, что она сделала.

Тошнотворная дрожь в желудке подтвердила Кейт, что от Мерри Бенни не будет никакой помощи.

— И вы пойдете на это? — спросила она.

— Нет, если увижу золото.

Кейт сглотнула. Каллум стал между нею и дверью. Ничего, что могло бы послужить оружием, поблизости не было. Через другую дверь убежать было нельзя. Даже если кто-то и услышит ее крик, это не помешает Ламонту убить ее прежде, чем они прибегут.

Положение было безнадежным.

Кейт отвернулась и закрыла глаза. Сколько ей осталось жить? Несколько минут? Она подумала о Ките, о том, каким она видела его в последний раз, — верхом на Доране, его длинные ноги были в исцарапанных кожаных сапогах, ветер раздувал плед на его широких плечах, волосы под утренним солнцем отливали красным золотом. Она подумала о последних словах, которые они произнесли, о своей гордости, о просьбе найти причину, по которой ей не стоило оставаться с маркизом. Позади нее с шумом распахнулась дверь, и она резко обернулась.

Вид у него был ужасающий. Кит напоминал человеческую жертву, сошедшую с алтаря, — изувеченную, но еще живую. Кровь текла по левой стороне его лица и пачкала воротник рваного мундира, кроме которого на его голой груди ничего не было. Грязная полоска ткани связывала пальцы его правой руки, но в левой он держал тяжелый палаш.

— Я нашел причину, — сказал Кит Макнилл.

Глава 26

Некоторые ситуации, в которых грубая сила имеет свои достоинства

Радость, охватившая Кейт, была как чистая холодная вода. Она уцелела, и теперь с ней ничего не случится.

— Макнилл, — не веря своим глазам, хмыкнул Каллум. — Ей-богу, не разберу, парень, живой ты или мертвый.

— Может, выяснишь? — осведомился Кит. Проклятый палаш был таким тяжелым, что то и дело покачивался в руке. Голова у него закружилась, пол вздыбился, и ему показалось, что сейчас он умрет. Но Кит улыбнулся, вспомнив, что умирал уже раз сто за свою короткую жизнь. Смерть его не пугала. — Уходите, Кейт.

Он не смотрел на нее, только прошел мимо на середину комнаты, не сводя глаз с Ламонта. Он был не из тех, кто недооценивает врага, а Ламонта обучал мастер — Рамзи Манро.

Кит не слишком преуспел в искусстве защиты. Его оружием всегда был тяжелый палаш, его стилем — преодоление сопротивления силой, а не ловкостью. Образ Рамзи Манро ожил в его памяти — элегантный, худощавый, двигавшийся, как переливающийся шелк. Да, Рамзи знал рапиру. Но сейчас не время для воспоминаний. Кит покачал головой, пытаясь сосредоточиться.

— Кейт? Вот оно как? — Рапира выскользнула из пояса Каллума. — К сожалению, Кейт придется остаться. Она знает, где лежит сокровище, или по крайней мере так утверждает. Значит, вы останетесь, Кейт, — продолжал Каллум. — Потому что я, возможно, оставлю вашего любовника здесь настолько живым, что вы сможете перевязать ему раны и спасти то, что от него останется. Но если вы уйдете, обещаю разрезать его на такое количество кусочков, что он истечет кровью за десять минут.

Кит заметил ее колебания.

— Он знает, что, если вы останетесь, мне придется отвлекаться на вас.

— А если вы уйдете, он умрет обязательно.

— Кейт, да не Позволит он вам ухаживать за мной, — в отчаянии сказал Кит. — Он заставит вас смотреть, пока вы не скажете ему, где находится это проклятое сокровище. Я все равно умру, а потом он убьет и вас тоже.

— Я не знаю, где сокровище.

— Что?! — взревел Каллум, поворачиваясь лицом к ней, и Кит понял с ужасом и мрачным восторгом, что она нарочно спровоцировала Каллума, чтобы дать ему преимущество.

И он им воспользовался.

Собрав остатки сил, Кит бросился вперед, вращая тяжелым палашом как топором. Но потеря крови и боль замедляли его движения. Палаш казался наковальней, неповоротливой и толстой. Каллум присел, избегнув лезвия, и бросился вперед, и сверкающий кончик его рапиры нацелился в лицо Кита, ища глаза.

Кит отпрянул, и Каллум проскочил вперед. Шаг, второй, третий быстро следовали один за другим, и они прошли так мимо Кейт. Кит уперся спиной в проклятую дверь и поднял свой палаш как щит, защищаясь от тонкой иглы, которая пронзала и колола с такой легкостью.

Каллум не был Рамзи Манро, но он знал сильные стороны своего оружия и знал, как ими воспользоваться. Кит надеялся, что его слабые стороны ему неизвестны. Каллум нанес удар и отвел рапиру, радуясь тонкой красной линии, появившейся на животе Кита, губы его скривила хищная усмешка. Еще один выпад, еще один порез — и еще одна рана открылась на предплечье Кита.

Из глаз сыпались искры, ребра вопили от мучительной боли каждый раз, когда он поворачивался, чтобы уклониться от смертоносной близости к сверкающей рапире Каллума. Его вывихнутые плечи скрипели в суставах, запястья почти ничего не чувствовали. Палаш с каждым мгновением становился все тяжелее, неуверенно встречая град ударов и ложных выпадов Каллума.

Кит шатался под этой бешеной атакой, едва сознавая укус стали всякий раз, когда она касалась его тела, понимая, что это дело времени. Единственное, чего ему хотелось сейчас, — это проложить себе дорогу до двери, чтобы Кейт могла скрыться. Но он едва мог защищаться, не говоря уже о том, чтобы пробиться на другой конец комнаты. Сколько минут прошло, с тех пор как он вошел сюда? Три? Четыре?

— Бегите. Ради меня, бегите теперь, Кейт!

Вдруг какая-то ваза с грохотом полетела сбоку, ударив Каллума между плечом и шеей, заставив его уклониться в сторону, но не свалив с ног. Кит прыгнул вперед, но Каллум уже схватил Кейт за руку, которую та протянула за второй вазой. Он круто повернулся, рывком поставив ее перед собой, держа ее за руки и используя как живой щит. Он толкал ее перед собой, выставив вперед рапиру.

Киту оставалось только ждать…

«Чего же ты медлишь, Кит?» И Рамзи презрительно рассмеялся, его рапира описала в воздухе изящную восьмерку. Эта кристально четкая картина появилась ниоткуда. Ему начало мерещиться от потери крови. Изящные брови Рамзи поднялись насмешливо, и он прошептал:» Ты намерен стоять здесь и ждать, когда я проткну тебя ?»

И вдруг Кит понял, что делать. Медленно он опустил кончик своего палаша на пол, открыл свою вторую руку и опустил ее сбоку жестом человека, признающего свое поражение.

— Нет! — закричала Кейт.

Каллум приблизил губы к ее уху:

— Столько слез из-за грязного шотландского солдата. Вряд ли он того стоит, милочка.

— По крайней мере по мне будут плакать, — сказал Кит, выжидая и глядя, как его слова отравляют победу, которую уже пробовал на вкус Каллум. — А это побольше того, что могла дать тебе Мерри. Не ее ли я видел с Уоттерсом, когда…

Каллум с ревом отшвырнул Кейт в сторону и прыгнул вперед, нанося прямой удар'. Кит шагнул на траекторию рапиры. Кончик ее пронзил ему плечо, и с бешеным криком он бросился вперед.

Только теперь Каллум понял. В отчаянии он сжал рукоятку своей рапиры, вонзенной в тело противника, пытаясь вытащить ее из этих ножен — человеческого тела. Это ему не удалось, а Кит схватил его за шейную косынку и с силой рванул его шею вниз, на острый край палаша.

— Подожди! — залепетал Каллум с ужасом. — Я спас тебе жизнь!

— А я уже один раз пощадил тебя, — ответил Кит холодно. — Мы в расчете.

— Если ты меня убьешь, ты никогда не узнаешь, кто предал…

Над ухом Кита прогремел пистолетный выстрел, и грудь Каллума стала красной вокруг зияющей дыры. Он рухнул на землю, тяжесть его мертвого тела вытащила рапиру из плеча Кита. Стоящая в дверях Мерри Бенни отбросила все еще дымящийся пистолет и бросилась бежать, удостоверившись, что Каллум Ламонт никогда уже не станет ей мстить.

Кит пошатнулся и упал. Кейт опустилась на колени рядом с ним и обхватила руками его лицо, отчаянно пытаясь найти в его глазах признаки жизни. Но он ничего не видел, он с трудом что-либо чувствовал.

— Кит! Останься со мной! Ты обещал, что сделаешь все, о чем я попрошу! Все! — Кейт всхлипывала, и он чувствовал, как сотрясается ее тело, и ему было больно, но, Боже мой, как это прекрасно, когда больно, потому что боль означает жизнь, а жизнь означает Кейт! — Боже, прошу тебя… — Голос ее надломился, и она яростно и прерывисто втянула в себя воздух, пристально глядя на него. — Ты должен остаться со мной, Кристиан Макнилл! Ты меня слышишь? Обещай мне!

Ей нужно было услышать его, и он проговорил:

— Да, мэм, как пожелаете.

Она вскочила и помчалась за помощью.

В двадцати милях к северу от Клита в тот же день, через несколько часов после того, как Кристиан Макнилл дрался за свою жизнь, капризный ветерок носился вдоль пустынной береговой линии и крутился позади монолитного валуна, загораживавшего маленький пляж. Там он тревожно теребил рукав мокрого платья. Его владелицу это больше не могло взволновать, потому что ее красивое лицо навечно застыло с удивленным выражением. Несколько прядей светлых волос плавали в крутящейся воде. Еще несколько минут — и она погрузится в воду.

На скале, выступающей над морем, капитан Уоттерс успокоил своего взволнованного коня, который смотрел вниз, на эту печальную картину. С легким раздраженным вздохом он снял с головы белый парик и перестал быть капитаном Уоттерсом.

Он проиграл. Макнилл уцелел. Кейт Блэкберн, чей отец спас всех из того адского места, была жива, и пьеса, которую он так старательно выстроил, чтобы уничтожить их обоих, не удалось.

Было бы гораздо легче, если бы он мог заставить себя просто прикончить их одного за другим. Случайная встреча в переулке, щепотка яда в кружке эля. Но разногласия, некогда разделившие их, оказались спасительными. Они развеялись, как мякина под ветром. Он сунул руку в карман, неторопливо достал оттуда тонкий перочинный нож и нажимал на пусковой механизм, пока лезвие не выскочило. Он задумчиво смотрел на блестящее лезвие.

Если один умрет, как скоро он отыщет следующего? Или очередная жертва услышит о смерти своего старого товарища, что-то заподозрит и насторожится?

Человек, сидевший верхом на лошади, знал, что кое-какая связь между ними все еще существует. Если умрет один, остальные об этом скоро узнают. Он не мог спокойно пребывать в Англии, в Лондоне — среди высшего света, к которому принадлежал, пока все они не умрут. Только они могли обнаружить его предательство и погубить то, чем увенчались долгие годы заговоров и планов.

Он повернул руку вверх ладонью и посмотрел на нее, изрезанную множеством маленьких шрамов. Много лет назад он понял, что боль помогает сосредоточиться. Он прижал кончик перочинного ножичка к большому пальцу и нажал на него, почувствовав четкий укол боли, когда лезвие задело тонкие нервные окончания. И тут же почувствовал, как напряжение спало.

Будут и другие возможности. Хотя теперь придется стать осторожнее. Спесь привела его к мелодраматическому эпизоду с крысой в руинах старого замка. Но все равно, стоило видеть мучительное разочарование и ярость на лице Макнилла, когда он вынужден был бежать с этой девушкой в Сент-Брайд.

Тревожиться прежде времени не стоит. Он и не тревожился. Ведь они вряд ли догадаются, что это именно он подкупил горничную Кэтрин Блэкберн, чтобы та бросила свою госпожу. Что же до розы, нашедшей дорогу к Макниллу и заставившей его стремительно броситься в Шотландию, кого они заподозрят, когда выяснят, что никто из сестер Кейт Блэкберн не посылал ее?

Было бы неумно так скоро снова наметить своей мишенью Макнилла. Он будет настороже. Нет, нужно заняться остальными. Один за другим все, кто знает либо подозревает, кто он такой на самом деле, должны быть уничтожены. Он не сомневался, что у него все получится. Кровь из пальца капнула на скалу. Очнувшись, он понял, что кончик ножа все еще торчит в пальце. Он неторопливо вытащил его и вытер палец о подседельник. Потом его внимание обратилось к мертвой девушке у кромки воды.

Прибой уже омывал ее колени и поднял одну обмякшую руку, ласково играя ею, так что казалось, будто она шаловливо зовет какую-то невидимую подругу. Волны лизали ее уши и омывали лицо и наконец перелились через грудь и, подняв Мерри Бенни на своих водяных руках, ласково унесли ее в море.

Стоявший высоко над морем человек благочестиво начертил в воздухе крест, а потом повернул лошадь к югу.

Глава 27

Как создать приятную обстановку

Кит выжил. Вопреки серьезнейшим опасениям и самым дурным предсказаниям он поправлялся. Правда, два дня и три ночи он плавал в собственном поту, защищаясь от невидимых врагов и увещевая воображаемых товарищей, но на третий день на снятых бинтах следов крови уже не оказалось, и все поняли, что он выкарабкивается.

К величайшему смущению Мердоков, Кейт настояла, чтобы Кита поместили в маленькую туалетную, примыкавшую к ее спальне, чтобы она могла услышать, если он позовет ее ночью. Она не отходила от его кровати.

Два раза заходил маркиз, в первый раз — чтобы узнать, не нужна ли Кейт какая-либо помощь, а во второй — чтобы посмотреть, как она ухаживает за Макниллом, и окончательно убедиться, что она никогда не станет маркизой Парнелл. На это потребовалось всего несколько минут. Третьего визита не последовало.

В замке скоро забыли об этом. Все были поглощены собственными заботами.

Как и предвидел Кит, Уоттерс послал стражников под командованием лейтенанта Макфила, чтобы разгромить банду Ламонта, засевшую в хижине, и затем совершить облаву в трактире в Клите. Под сеном на конюшне постоялого двора они нашли клети, наполненные вещами с потопленных судов.

Через несколько дней обнаружилось, что капитана Грина подстерег и убил таинственный партнер Ламонта, тот же человек, который потом изображал несуществующего капитана Уоттерса. Этого капитана Уоттерса больше никто никогда не видел. Он исчез, как и его жена Мерри.

Таким образом была поставлена под сомнение честь семьи, но Мердоки оказались людьми практичными, они указывали, что Мерри, хотя и являлась законной подопечной маркиза, не была им прямой родственницей. Они сделали все, что могли, чтобы перевоспитать ее. Если им это не удалось, это не их вина.

— Черт бы побрал вашу любимую швею! — заявил Кит. — Эти стежки чертовски болят.

Кейт отвела глаза, когда Кит раздраженно потянул за ворот своей ночной рубашки, выставив мускулистую смуглую грудь. Он почесал швы, которыми Пегги зашила самые тяжелые его раны.

— Полагаю, вы предпочли бы огромный шрам? — спросила она.

День клонился к вечеру. Кит только что пробудился после сна и увидел Кейт у своей кровати с вышиванием в руках. Открытый сундук Грейс стоял в ногах кровати.

Пока он поправлялся, Кейт развлекалась, рассказывая ему, «то вышивание — одно из тех немногих получаемых благородными девицами умений, которое не следует забывать в бедности. Теперь же она разглядывала каждый крошечный стежок, чтобы не смотреть на мускулистую грудь Кита.

— Вам, кажется, ужасно нравится приобретать шрамы. Кит склонил голову, глядя на нее из-под полуопущенных век.

— Только если вы находите их интересными.

От выражения его глаз Кейт вспыхнула, и, поскольку она чувствовала, что будет неумно, если он придет в излишнее возбуждение, не говоря уже о ней самой, она снова вернула разговор в безопасное русло.

— Особенное сожаление вызывает у меня эта история с Мерри Бенни, — сказала она, роясь в сундуке Грейс в поисках серебряных ножниц.

— Почему? — спросил Кит. — Потому что она не сможет жить в роскоши, которую предвкушала? Она убийца, сбежавшая со своим любовником, чтобы жить на его нечестные доходы.

— Мне ее жаль, — спокойно сказала Кейт, обрезая шелковую нитку. — Потому что она повинна в убийстве Грейс, а она любила ее. Нет, не смотрите на меня так. Любила. Вы не видели ее, когда она говорила, как она по ней скучает. Не всегда любовь бывает достойной и самоотверженной. Она может мучить и проклинать так же, как облагораживать и возвышать.

— Пожалуй. — Кит нахмурился, и Кейт поняла, что он думает о своих товарищах и предательстве, от которого они пострадали.

Пора. Она больше не может избегать того, о чем нужно сказать. Она отложила вышивание.

— Полагаю, поправившись, вы уедете.

Кит нахмурился еще больше:

— Но ведь я вряд ли могу здесь остаться?

— Я говорю не об этом.

— Тогда о чем?

— Куда вы поедете?

— Вернусь в армию. Последнее время я часто думал о том, что слишком долго пренебрегал своими обязанностями. Я хороший солдат, Кейт. Я хороший вожак. Я умею… различать. — Лицо у него потемнело, и Кейт с изумлением поняла, что он покраснел. Он ничего не сказал о поисках того, кто их предал. Кейт посмотрела на него пристальнее. — И потом, — сердито продолжал он, — если мне повезет, я могу продвинуться по службе.

— Понятно.

— Кейт… — Он глубоко вздохнул.

— Да?

— Ничего. — Кит на мгновение стиснул зубы. — А вы? Что будете делать вы?

— Не знаю. — Она пыталась говорить беззаботно, но сомневалась, что это ей удалось. — Наверное, вернусь в Йорк. Или в Лондон.

— Что? Почему? — Кит был ошеломлен.

— Ну, денег у меня мало — хотя я очень надеюсь на издание своей книги о том, как жить достойно, утратив состояние. Я думаю, что читатель у нее найдется…

— Да-да, — прервал ее Кит, — но почему вы заговорили о возвращении в Йорк?

— Как я сказала, — Кейт сурово посмотрела на него, запрещая ему прерывать себя, — денег у меня мало, и хотя я предполагаю, что можно навязать себя маркизу, мне очень неприятно делать это, потому что я… — она заколебалась, пытаясь выразиться поделикатнее, — потому что я уверена, что он питал определенные надежды касательно наших отношений, которые сама я считаю невозможным поощрять, о чем я ему и сообщила.

— Вы дали ему отставку?! — выпалил Кит.

Кейт приподнялась на своем месте. Мучительно было видеть, что ему больно, но он сердито махнул рукой, чтобы она села.

— Господи, — сказал он, — вы потратили столько дней, вбивая мне в голову свои представления о наилучшем будущем, и, насколько я могу судить, маркиз в состоянии обеспечить вам все это. Безопасность. Благополучие. Дом. Душевное спокойствие. Богатство. Или вы сошли с ума?

— Вряд ли у меня есть выбор, — возразила Кейт, защищаясь. — Я не могу выйти замуж и прожить всю жизнь, закрывая глаза каждый раз, когда он приближается ко мне, и притворяться, что… — Нет, она не отважится.

— В чем притворяться? — спросил этот негодяй.

— Ни в чем.

— Нет уж, прошу вас. Мне интересно. — Кит смотрел на нее, как огромный рыжевато-коричневый лев. — В чем притворяться?

Она подняла брови, словно изумляясь, что эту фразу необходимо завершить.

— Притворяться, будто я… будто меня здесь нет. А в чем еще мне притворяться?

Он не колебался ни одного мгновения.

— Что маркиз — это я.

— Вы явно льстите себе.

Кит выпрямился.

— Приходится. Приходится поверить, что вы видите во мне нечто большее, чем человека, желающего лишиться всего в своем стремлении к мести. Три года я думал, что единственное, чего я хочу, — это узнать, кто выдал нас французам, но вы научили меня мечтать об ином.

Кейт затаила дыхание, сердце ее билось в груди, как крылья пойманной птицы.

— И о чем же?

— О будущем, — сказал он, не отводя от нее взгляда. — Я всегда думал, что со мной что-то не правильно, и из-за этого я не смог увидеть того, кто нас предал, таким, какой он есть, а значит, я был соучастником в том, что нас схватили и посадили в тюрьму. Но я начал понимать, что семена предательства посеял не я. Я не потерпел провала. Был ли человек, которого я любил, достойным или нет, вопрос не в этом. Сердце любит, когда хочет. Оно не спрашивает разрешения. — Он смотрел на нее с таким выражением, что у нее дух захватило.

— Вы больше не станете его искать?

Лицо у него стало холодным и неумолимым.

— Этого я не могу обещать. Он угрожал вам. Когда-нибудь он за это заплатит, но не теперь. Но война не окончена, и я нужен. У меня нет времени на месть. Я начал верить, что существуют более важные вещи, за которые нужно сражаться. — Он смотрел на нее, и его душа выражалась в его глазах. — Вы понимаете? Вы согласны?

— Да. — Кейт почти не дышала. — Да, согласна.

— Вот как? — переспросил он с крайне раздосадованным видом.

— Прежде чем вы начали драться с Каллумом, — сказала Кейт, — когда вы вошли в ту комнату, вы сказали, что вернулись потому, что вспомнили причину, по которой мне не следует выходить за маркиза. Интересно, что вы имели в виду?

Кит, казалось, был в замешательстве.

— Да ничего, какой-то вздор. Я строил из себя героя.

— Это я заметила.

Он замер, рот его скривился в скептической усмешке, которую Кейт нашла почти неотразимой.

— Я спрашиваю вот почему, — продолжала она, вставая и направляясь медленно к его кровати. — За мгновение перед тем, как вы вломились в дверь, я думала о вас, вспоминала ваше лицо и пыталась вспомнить последние слова, которые вы мне сказали.

Услышав это, Кит быстро посмотрел на нее:

— Зачем вам было думать обо мне в такую минуту?

— Потому что я вас люблю.

В ответ он потянулся, взял Кейт за руку и притянул ее к своей забинтованной груди.

— Выходите за меня замуж, — хрипло и требовательно сказал он, покрывая поцелуями ее веки и уголки губ. — Когда-нибудь я переменюсь, Кейт. Если вы будете рядом, я смогу совершить что угодно. Понимаю, жизнь, которую я прошу вас вести, будет нелегкой. Но я клянусь, что посвящу себя тому, чтобы вы никогда не пожалели, что вышли за меня.

Он откинул волосы с ее лица. Взгляд его был напряженный и страстный.

— А если вы откажетесь, мне придется вас похитить. Вы меня любите, Кейт, Вы сами это сказали.

Она поняла с легким содроганием, что он говорит серьезно. Но… он не должен был так говорить.

— Да, — сказала она. — Да.

— Когда?

— Сегодня. Завтра. Но где? Я не могу просить…

— А я вам и не позволил бы. До Сент-Брайда два дня езды. Там есть горстка монахов, которые найдут большое утешение в мысли, что вы сделаете из меня честного человека.

Кейт рассмеялась, он улыбнулся, крепче обнял ее, и только тогда она заметила маленькое свежее пятнышко крови на его повязке. Он был полон жизни, такой крепкий, что забывалось, что он смертен. Кейт отпрянула и с ужасом посмотрела на него:

— Я сделала вам больно.

Он посмотрел вниз, увидел кровь и рассмеялся:

— Это? Не будьте смешной. Идите сюда. — И он протянул к ней руку.

— Нет, прошло всего только три дня. Я не хочу навредить вам.

— Я вас люблю, — неожиданно прошептал он с таким смущенным видом, что она улыбнулась, но потом резко покачала головой.

— Нет, — твердо сказала она. — Нет, ложитесь и отдыхайте. Будьте паинькой.

Она протянула руку за пяльцами с вышивкой, которые положила в сундук, и рука ее ухватилась за наскоро починенную обивку крышки, потянув уголок вниз. Она наклонилась, чтобы поправить ее, и заметила при этом, что золотые вышитые звезды были все разного размера, ненамного, но заметно, и что если ткань сложить, как она сделала сейчас, они выстраивались в линию…

Кейт выпрямилась. Эту обивку вышила Грейс. Грейс, которая вместе с Кейт проводила долгие летние ночи с отцом Кейт перед телескопом, и там у нее развился на всю жизнь интерес к астрономии. Грейс, среди вещей которой был телескоп. Грейс, которая поклялась Мерри, что она послала карту местонахождения сокровища. Так она и сделала, только карта была звездной.

Кейт медленно выпрямилась с торжествующей улыбкой на лице.

Кит купит патент. Он сможет купить десяток патентов, если ему того захочется, а Шарлотта получит свой сезон в Лондоне, а Хелена сможет оставить свое место у старой карги.

Есть еще война, на которой нужно драться. Есть люди, которые последуют за барабаном туда, куда ее величество пошлет их, потому что Кит Макнилл — солдат. А она, дочь солдата, вдова солдата, которая год назад ни за что не поверила бы, что она может ввериться душой и сердцем такому человеку, уже сделала это и ни на что другое не согласна.

— Кейт, что случилось? — спросил Кит. — Ты кажешься очень довольной собой. Иди ко мне.

Какая бы добыча ни таилась в какой-то пещере или еще где-то, все бледнело перед этим сокровищем.

Кейт направилась к нему.

Глава 28

Бракосочетание в лучших интересах

Монастырь Сент-Брайд, январь 1802 года

Невеста была красива, а жених суров и насторожен, его лицо воина расслаблялось только тогда, когда его взгляд падал на жену. Они вышли из маленькой часовни Сент-Брайда и увидели, что их шаги смягчает ковер из сухих розовых лепестков и что брат Фиделис сияет от удовольствия. Кейт была настолько тронута таким проявлением любви, что отошла от мужа и, став на цыпочки, поцеловала огромного монаха в круглую гладкую щеку.

— Розы прекрасны! — сказала она.

— Есть еще лаванда и мята, — пробубнил брат Мартин, проталкиваясь через небольшую толпу монахов, поздравлявших новобрачных.

— Ах! — сказала Кейт. — Кажется, я чувствую еще какой-то замечательный запах.

— Вряд ли вы будете счастливы, пока не поцелуете и меня! — сказал он ворчливо.

— Конечно, — глаза Кейт весело блеснули, — не буду. Он сопротивлялся, но несильно.

— Глупые, излишне любящие ничтожества — вот каковы в наши дни все молодые женщины, — с негодованием проворчал он, но поспешно вышел вперед.

— Вот, — сказала она, крепко чмокнув его в щеку.

— Ах! — Брат Мартин густо покраснел и быстро ретировался, на лице его была странная смесь удивления, неодобрения и удовольствия. Он повернулся к монахам:

— Нет никакой нужды в том, чтобы вы все потакали мирским причудам этой молодой леди. А когда отец настоятель завершит свои дела в ризнице…

— Отец настоятель завершил. — Настоятель Сент-Брайда, держа спину очень прямо, спускался по низкой лестнице. При виде цветочного ковра брови его поднялись. — Как… празднично. Брат Фиделис, полагаю?

— Да, отец настоятель.

— И я тоже, отец настоятель, — сказал брат Мартин.

— Я подумал, что есть повод пороскошествовать, раз уж этого молодого волка усмирила хорошенькая вдовушка, — пояснил брат Фиделис.

Все вокруг оживленно закивали.

— Молодой волк? — прошептала Кейт, повернувшись к Киту.

— Усмирила? — так же шепотом отозвался Кит, и оба улыбнулись.

— Вы намеревались что-то сказать, брат Мартин? — спросил настоятель спокойно.

— Только то, что не нужно нагружать новобрачного, — проговорил благочестиво брат Фиделис. Он имел в виду шотландский обычай нагружать молодого мешком с камнями и посылать его в деревню, где его друзья накладывали камни в мешок до тех пор, пока не являлась новобрачная и не освобождала его от ноши. Также не предполагался обряд укладывания молодой в постель, потому что традиция требовала, чтобы к ночи новобрачную готовили женщины в ее спальне.

Кейт не могла сказать, что очень огорчена. Она только радовалась, что троекратное оглашение произведено и они наконец обвенчаны, хотя кто в этих краях стал бы возражать против их венчания? Она спросила об этом отца настоятеля. В ответ последовало строгое, непреклонное молчание. Эти три последние недели казались бесконечными. Но завтра они уедут из Сент-Брайда мужем и женой, и сегодня ночью… Она лукаво посмотрела на Кита, и этот негодяй, словно прочтя ее мысли, улыбнулся — да, улыбка была волчья, и усмирен он вовсе не был. Кейт с ног до головы обдало жаркой волной, когда она увидела и поняла значение этой улыбки.

— Кейт! Кейт!

Она обернулась. Закрытый экипаж въехал на двор. Девушка с рыжеватыми волосами наполовину высунулась из окна и отчаянно махала кружевным платочком.

— Шарлотта! — воскликнула Кейт и, бросив мужа, устремилась к экипажу.

— Веди себя прилично, сядь на место! — услышала она голос Хелены, после чего дверца отворилась и появилась Хелена, воплощенное спокойствие и изящество. Ее красивое лицо озаряла приветливая улыбка, хотя сзади ее подталкивала маленькая машина в многослойном одеянии из серого бархата, отделанного норкой. Она уже простирала руки, чтобы обнять Кейт.

Обвив Кейт за шею, Шарлотта взвизгнула. Хелена, всегда сдержанная, ждала своей очереди, оглядываясь на толпу мужчин в бурых сутанах, старавшихся скрыть свое любопытство.

— Мы только что приехали! — сказала Шарлотта. — Мы едем от самого Лондона! Маркиз прислал свой экипаж за Хеленой и письмо, в котором рассказывал самые немыслимые вещи и просил нас сразу же приехать в замок Парнелл.

— Поэтому Хелена увезла меня от Уэлтонов — ты ведь не знаешь, мы были на полпути в Брайтон, и Хелена была ужасно расстроена — и мы отправились в замок Парнелл. Прибыв, мы узнали, что ты уехала сюда, в это аббатство, и выходишь замуж! — Шарлотта болтала, широко раскрыв глаза. — За того шотландца! И не за красивого, а за того устрашающего типа…

— Аминь.

Шарлотта круто повернулась и увидела «устрашающего типа», который смотрел на нее, вопросительно выгнув бровь. Она раскрыла рот. Он же улыбнулся — очаровательно, как показалось Кейт.

— Моя новая сестричка, — промурлыкал Кит. — Очень рад возобновлению знакомства. — Он слегка поклонился, а потом его взгляд устремился мимо вытаращившей глаза Шарлотты на Хелену, чье спокойствие не могли нарушить никакие странности ситуации.

— Мисс Хелена, весьма рад.

— Благодарю вас, сэр.

— Как видите, несмотря на «немыслимые вещи», о которых рассказывал маркиз, ваша сестрица находится в полном здравии. Как вы также можете видеть, честь и привилегия заботиться о том, чтобы она таковой и оставалась, теперь принадлежит мне. — Некоторое время он смотрел в вопрошающие глаза Хелены. — Так я и сделаю. Или умру, добиваясь этого.

— Ах, Боже мой! — прошептала Шарлотта, обмахивая рукой пылающие щеки. — Я начинаю понимать, почему ты вышла за него.

— Шарлотта! — пожурила Хелена. — Приличия!

— Почему? — Та оглянулась на монахов, а потом прошептала:

— Разве они что-нибудь знают о приличиях?

— До определенной степени, — отозвался спокойный голос. — Они оглянулись. Вперед вышел настоятель Таркин:

— А! Я вижу, приехали ваши родственницы.

«Откуда он узнал?» — удивилась Кейт, но любопытство сразу же сменилось радостью.

— Мы приготовили небольшое праздничное угощение для наших новобрачных. Быть может, вы захотите отложить отъезд и присоединитесь к нам в трапезной?

— Вы так добры! — воскликнула Кейт.

— Ах, давайте пойдем! — воскликнула Шарлотта. — Я умираю от голода. — Она взяла под руку Кейт, потом Хелену, и они пошли за братом Фиделисом, который, по-прежнему сияя и весело болтая, повел их к трапезной.

— Еще женщины. Почему бы нам не поменять наш устав на устав женского монастыря? — пробормотал позади них брат Мартин.

Кейт оглянулась на Кита. Он стоял рядом с настоятелем, наклонив голову к старику, вид у него был сосредоточенный. Но, увидев, что Кейт обернулась к нему, он улыбнулся и сказал:

— Занимай сестер, дорогая. Я скоро присоединюсь к вам. И он снова повернулся к настоятелю, и добродушное выражение исчезло с его лица.

— Где он?

— В часовне, — спокойно ответил настоятель. — Он видел, как вы венчались.

— Проклятие! Как он узнал?

— Я послал сообщение — розу. Он единственный, кто отозвался. По крайней мере насколько мне известно.

— Но почему вы послали розу? — спросил Кит, устремив взгляд на темный вход в часовню.

— Ты сказал, что хочешь знать, кто вас выдал. Я решил, что так ты можешь получить ответ.

— Я думал, что хочу этого. Но грехи прошлого больше не кажутся мне такими важными. Особенно если учесть, что это не мои грехи.

— Тогда, наверное, я совершил ошибку. Во всяком случае, иди. Как ты сказал, если это он был в разрушенном замке и хотел убить тебя, ты был бы мертв. Он не хотел, если это он выдал вас.

— Есть только один способ узнать это.

— Кит…

— Не беспокойтесь, отец настоятель. Я не хочу вызвать гнев моей жены, пролив сегодня кровь, — сказал Кит с мрачной улыбкой и, отойдя от настоятеля, направился в часовню.

В часовне было прохладно и темно, запах ладана еще витал в воздухе. Прошло некоторое время, прежде чем его глаза привыкли к темноте, как вдруг… кончик шпаги слегка прижался к его горлу сбоку.

— А они сказали мне здесь, что ты стал солдатом, — протяжно проговорил некогда знакомый голос. — Помоги, Боже, нашей стране, если это лучшее…

Кит отступил в сторону, опустил голову и одновременно поднял локоть, отбив шпагу. Через сотую долю секунды тонкий клинок снова оказался у его горла, но на этот раз кончик его собственного кинжала был прижат к животу противника.

— Задет, — тихо произнес Рамзи Манро, и его яркие синие глаза сверкнули.

— Ты плохо выглядишь, Рэм, — сказал Кит приветливо. — Уставшим.

Рамзи с извиняющимся видом пожал плечами:

— К сожалению, ты прав, Кит, мой мальчик. Но у тебя вид просто цветущий. Наверное, за это надо благодарить твою жену. Славная девочка, благословляю ваш союз.

— Значит ли это, что ты не собираешься меня убивать? Рэм поднял темную, похожую на крыло, бровь:

— Ну, сейчас это зависит от того, попытаешься ли ты убить меня. Согласен, это жалкая жизнь, но она — моя. — Он улыбнулся с той же изысканной обходительностью, которой обладал, еще будучи подростком.

Кит медленно убрал кинжал, упиравшийся Рэму в живот. Так же медленно Рэм отвел кончик своей шпаги.

— Скажи мне, Рэм. Я не стану тебя убивать, если ты это сделал, из любви, которую я испытывал к тебе в детстве, и из любви, которую, как я знаю, ты когда-то испытывал ко мне. Но мне необходимо знать: ты ли выдал нас французам?

Рэм наклонил голову набок. В темной часовне его лицо казалось красивым неземной красотой, точно у усталого воина-святого.

— Нет.

— Ладно. — Кит спрятал кинжал.

— Полагаю, это значит, что ты тоже невиновен. Кит фыркнул:

— Вряд ли, но именно в этом грехе я не виноват.

— Тогда это означает…

— Данд.

— Или Туссен.

Рэм задумчиво кивнул.

— На следующей неделе мы с Кейт сядем на пакетбот в Портсмуте. К концу месяца я буду на континенте со своим новым подразделением. У меня больше нет времени на поиски ответов.

— У меня масса свободного времени. — Рэм улыбнулся. Некоторое время мужчины смотрели друг другу в глаза. Что бы они там ни увидели, оба остались довольны.

— Если я тебе когда-нибудь понадоблюсь… — ворчливо сказал Кит. — Ты знаешь, как со мной связаться?

— Угу. — Неожиданно Рэм улыбнулся, лицо его смягчилось, и он снова стал похож на брата юности Кита. — Я скучал по тебе, Кит.

— А я по тебе.

— И хватит сантиментов, возвращайся к своей славной женушке, Кит Макнилл, — сказал Рэм, — пока она не нашла кого-нибудь получше.

Кит усмехнулся:

— К счастью, все мужчины в Сент-Брайде дали обет безбрачия.

— Отнюдь, — возразил Рэм. — К счастью для тебя, у меня есть склонность к прекрасным девам.

— К счастью для тебя, — спокойно поправил его Кит. Рамзи Манро хохотнул и снова исчез во мраке.

Монахи превратили маленький навес в розарии в брачный покой. Тонкие прозрачные занавески изо льна висели поперек передней стены и колыхались на легком ветерке. Из внутреннего помещения вынесли все, кроме мягкой пуховой перины, лежавшей на плиточном полу, на которой высоко громоздились пухлые подушки и лежали простыни, выбеленные на солнце. Единственный стол стоял рядом, на нем — кувшин, два бокала и тарелка с грудой сморщенных бурых груш, принесенных из погреба.

Последние лучи закатного солнца превратили стеклянную крышу в призму, рассыпавшую мириады разноцветных пятен по оранжерее. Запах земли смешивался с ароматом гвоздики, циннамона и прочими экзотическими пряностями, подмешанными к горячему вину в серебряном кувшине.

— Ни у одной новобрачной еще не было такого праздника, — счастливо пробормотала Кейт. Ее сестер отвели в апартаменты для гостей на другом конце монастыря, и она осталась с мужем наедине.

— Я мог бы устроить тебе праздник в более изысканной обстановке, — сказал Кит. — Мы могли бы купить замок, если хочешь.

Звездная карта не солгала. Как только Кит оправился настолько, что мог держаться в седле, они отправились на берег, ориентируясь по карте, и через несколько миль нашли место, где монолитная скала стояла как часовой, выдаваясь в бурлящий прибой. Там, в наполненной водой пещере, они и нашли сокровище. Даже после того как они выложили его перед маркизом, который был в этих краях судьей, часть, причитавшаяся нашедшему, оказалась целым состоянием. Они стали богатыми людьми.

Но, подумала Кейт, они ведь были богаты еще до того, как нашли сокровище. Она почувствовала, как Кит придвинулся к ней. Его рука обвила ее талию, и он прижал жену к своей мускулистой груди. Да, она была воистину королевой, если богатство сердца считать богатством.

— Я думал, эта последняя неделя просто доконает меня, так мне хотелось побыть с тобой, — прошептал Кит ей на ухо. Дыхание его было жаркое, голос точно мед. — Я так хотел тебя.

Он потеребил мочку ее уха, и сердце у нее подпрыгнуло.

— А любишь ли ты меня? — спросила она, прекрасно зная, какой будет ответ.

Необычайно ласково Кит обнял жену за шею, положил ее голову себе на плечо и заглянул ей в глаза. От выражения его серебристо-зеленых глаз Кейт окончательно растерялась.

— Тебе нужны слова? Или ты позволишь мне показать тебе? — торопливо прошептал он, находя губами ее губы.

— И то и другое, — чуть слышно ответила она.

— Как скажете, мэм. — И Кит подчинился.

1

Около ста килограммов. — Здесь и далее примеч. пер.

2

Игра слов: одно из значений слова «кит» — сумка.

3

Роза французская (лат.).

4

Роза мира (лат.).

5

Роза белая (лат.).

6

Роза полубелая (лат.).